Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

  – Солдат! Ко мне! – скомандовал стоящему у дверей безмолвному часовому комендант. – Отрезать ему голову, насадить на списанное копьё и установить перед воротами! Исполнять!

  Часовой не двинулся с места. Всё так же стоял, держа алебарду наперевес, меч оставался в ножнах.

  – Ты что, оглох?! Давай разделывай это мясо!

  – Я не мясник, катэ!

  – Тебя как зовут, ублюдок?! Какому десятнику приказать всыпать тебе две сотни палок?

  – Узнаешь у Богов, – невозмутимо ответил воин. В тот же миг алебарда взвилась, метя в голову капитана.

  Старый воин, впервые обнаживший меч ещё до Кровавых Топей, подобного не ожидал – но успел пригнуться, пропуская тяжёлое оружие над головой. Сейчас, сейчас инерция удара развернёт мятежника боком, и можно будет пустить в ход собственный меч, предохранительный ремешок в гарде перед переговорами был предусмотрительно развязан. То есть выглядело это как узел, но если резко потянуть за рукоять, ремешок развяжется сам. И длинная, но неуклюжая алебарда из преимущества станет помехой...

  Он не учёл только одного.

  У откованных до Великой Ночи алебард имелось лишь остриё и одностороннее лезвие секиры. В те времена не было такой конницы, как алкские рыцари, и даже хвалёные вояки Оллога были лишь неслаженным ополчением профессионалов-одиночек. Но после Кровавых Топей старых алебард уже не хватало, чтобы противостоять рыцарям. В Верхнем Сколене придумали приваривать с обратной стороны обуха крюк, как у багра. Теперь можно стянуть рыцарей с краю строя на землю, а уж там пустить в ход цепы, кинжалы, копья – всё, что имеется под рукой. Нельзя сказать, что рыцари несли такие уж большие потери, но и в безопасности себя больше не чувствовали.

  ...Киос не успел по-настоящему широко размахнуться, зато его и не развернуло к противнику боком. Изо всех сил он дёрнул алебарду обратно, и оружие рванулось назад, неумолимо приближаясь крюком к лицу командира роты. Этот-то отточенный крюк и стал последним, что увидел правым глазом капитан. С мерзким хрустом железо вошло в глазницу, выдернулось, выплеснув за собой фонтан красных и белёсых брызг.

  – С-свинья, – прохрипел, падая на колени и пытаясь зажать рану, капитан. Меч, уже вынесенный из ножен, бессильно зазвенел о каменный пол.

  – Это вы, знатные, свиньи! – откладывая алебарду и подбирая капитанский меч, произнёс Киос. Подойдя к командиру роты, он занёс меч над головой умирающего. – Подставить всех хотели, твари...

  Удар получился бесхитростным, как у какого-нибудь дровосека, и столь же сокрушительным: жутковатым мячом голова коменданта отлетела в сторону и покатилась по полу, оставляя кровавую дорожку. Не оглядываясь на два трупа, ставшие единственным результатом переговоров, Киос распахнул дверь и метнулся к казарме.

  – Пора, Этьен! – на бегу крикнул он, надеясь, что предводитель заговора уже проснулся, разбуженный тревогой. Таиться больше не имело смысла.

  Из казармы выскакивали полуодетые, ещё сонные солдаты. Где-то на втором этаже раздался звон мечей, крики, ставни узкого окна распахнулись, и оттуда вывалился хрипящий от боли десятник. Всё-таки высота не столь уж велика, он вскочил...

  В этот момент из окна высунулся ствол джезайла, на его конце расцвёл пышный огненный цветок, и поднявшийся на ноги десятник рухнул, как от удара оглоблей.

  – Где капитан, Киос? – поинтересовался высунувшийся из окна Этьен.

  – Готов!

  – Молодец! Поднимай своих – и бегом к арсеналу! А мы откроем ворота: похоже, ребятки Огга пошли на приступ...

  Огг и Этьен встретились посреди крепостного двора. Прошло не больше получаса, а двор изменился неузнаваемо. Его покрыли тлеющие обломки, доски от разбитой взрывом гранаты телеги, брошенное оружие, которое, впрочем, уже собирали, особое внимание уделяя джезайлам и патронташам с пороховницами. Тела оставшихся верными непонятно кому солдат, а так же солдат-мятежников лежали густо, хоть и не сплошным ковром, и непросто было понять, кто дрался на чьей стороне.

  Хоть и были растеряны катэси офицеры, но вояками они оказались лучше, чем подчинённые. Да и почти полная сотня солдат отказалась поддержать мятеж. Джезайлы с запасом пуль и пороха оказались у них под рукой, и ещё неизвестно, как бы всё обернулось, если б полусотне Киоса не удалось захватить арсенал. А уж когда повстанцы Огга, пробравшись через развалины и ворвавшись в открытые ворота, завязали бой во дворе, исход штурма оказался предрешён. Вопрос лишь во времени и потерях.

  Видимо, это поняли и окружённые. Выпрыгивали из окон офицерской казармы, где только что укрепились, валом валили из распахнутой двери... А навстречу им уже бежали соединённые силы повстанцев извне и мятежных солдат. Столкнулись в смертельной, безумной круговерти схватки: одни стремились вырваться из военного городка, вторые – навалиться со всех сторон и раздавить дерзко сопротивляющееся каре. Шли в ход уже не мечи и джезайлы, а ножи, кастеты, кулаки, чуть ли не ногти и зубы...

  Командиров – всех сотников и пятидесятников, и почти всех десятников – пришлось перебить. Здорово досталось той сотне, что не примкнула к восстанию – но там многие вовремя бросили оружие, и почти половина бывших соратников повстанцев, побитая и лишённая мечей, сейчас растаскивала мёртвые тела. Оба вождя недовольно хмурились: два отряда вместе потеряли не меньше сотни человек.

  – Жаль, Катберта не сберегли, – когда Этьен закончил короткий доклад, произнёс Огг. – Он сам напросился говорить с комендантом, думал, сумеет предотвратить это...

  – Мой человек там присутствовал, – виновато произнёс вожак солдат. – Да не успел помешать. Только и смог отомстить. Ладно, надо решать, что делать.

  – Как что? Принимай под начало обе сотни, полусотню оставь тут, а остальные пойдут со мной. Надо помочь Гестану, его парни сейчас воюют с алками... Это ещё кто?

  Через заваленный трупами крепостной дворик перебирался молодой парень в кожаной куртке с нашитыми на неё железными пластинами. Вооружён он был закинутым на плечо длинным копьём, зато без шлема и щита. Огг грозно надвинулся на бойца, умудрившегося разом нарушить все предписания устава.

  – Я от Гестана, – парень явно ещё не отдышался от быстрого бега по городским улицам. – Военный городок мы заняли, но он пуст... Гонец от Морреста сообщает, что дворец взят, а Кард убит.

  – Выходит, столица наша, – устало прошептал Огг, и только сейчас осознал, как он устал за эту сумасшедшую ночь.

  – Выходит, что так, – кивнул Этьен. – Только, боюсь, это лишь начало.

Глава 8. Другая война

  Аллук встретил Амори холодным зимним дождём. Здесь, в самой южной точке Сэрхирга, зима была сущим наказанием, чем-то вроде начала месяца Улитки в Верхнем Сколене, но с непрерывными дождями и штормящим морем. Хорошо хоть, добротные корабли алкского флота способны выдержать любые шторма. Моряки не любят выходить в море с месяца Улитки по месяц Секиры, но от большой нужды – могут.

  Впрочем, как ни странно, с погодой им повезло. Всего два настоящих шторма, и оба раза флот в этот раз оказался неподалёку от спокойной гавани. Первый раз – возле Хэйгара, и на сей раз пираты не рискнули сражаться. Напротив, похоже, в Сколене разочаровались и они, и когда Амори предложил забыть былое, его войско стало больше на три восьмёрки кораблей и полтысячи отчаянных сорвиголов.

  "Надеюсь, они не подведут, – думал Амори, ступая на покачивающийся трап. – Главное – чтобы припасов до столицы хватило, потом Барген изготовит, только, конечно, ближе к весне. Столицу надо брать тем, что есть..."

  Амори вспомнил, как набирал армию этим летом. Обычно-то всё наоборот: осенью и зимой вербуют наёмников и натаскивают их биться в строю, а весной – летом воюют. Но именно поэтому мятежники будут удивлены, увидев под своей столицей всю армию в месяце Корабля. Ещё они наверняка удивятся, что алки оставили почти без прикрытия Халгскую и Белхалгскую земли: никогда прежде так не бывало... Наверное, они полагают, что раньше лета ответного удара не будет... Интересно, какое лицо будет у Морреста, когда он поймёт, как ошибся? Хотя там у них, может, и не Моррест главный.

  – Ваше величество прибыли исключительно вовремя, – толстый посланец нового герцога встретил флотилию на пристани. Для высоких гостей герцог отрядил целую кавалькаду расфуфыренных придворных. Ещё бы, всё герцогское войско после прошлогоднего похода не превышает тысячи воинов – паршивеньких воинов, между прочим, – а с кораблей выгружаются десять полновесных полков. Конечно, полки свежие, набранные только летом и не испытанные ещё в бою – но на наследничка Фрамида хватит. – Мы как раз готовим пир в честь боевого братства с алками и вашего величества.

  – Что ж, – так же церемонно ответил Амори, слушая, как вслед за ним и телохранителями в трап ударили сотни подкованных сапог – начала разгружаться пехота. Сверкали начищенные шлемы и наконечники копий, сочно хлопали на сыром ветру знамёна, сапоги слитно били в подмёрзшую грязь, казалось, будто движутся не сотни людей, а одно многорукое и многоногое чудовище. Амори строго всматривался в ряды воинов, стремясь вычленить малейшую неровность шеренг, нечёткость шага, разговоры в строю. Но нет, ветераны прежних кампаний постарались на славу: за полгода люди, никогда прежде не имевшие дела с армией и оружием, стали солдатами. Не идеальными, конечно, каждый наёмник из рыцарей стоит двоих-троих рекрутов – но уже не двадцати-тридцати, как вначале. А ведь их можно набрать не в три, а в двадцать раз больше, чем рыцарей! Хватило бы оружия...

  Амори вспомнил, как вербовал эти новые полки. У алков, в отличие от сколенцев, и в прошлые-то времена воевали только воины по рождению, а остальные находились под их защитой. После Великой Ночи, казалось, настал звёздный час рыцарей и наёмников, от остальных толку в бою чуть. Малочисленные, но прекрасно вооружённые армии из настоящих псов войны легко били хоть племенные ополчения, хоть поредевшие полки скурвившейся Империи.

  Но даже самый прочный клинок, разрубив слишком много голов и шлемов, имеет свойство тупиться. Гибли дети знатнейших родов, которые шутя покупали полный доспех и боевых коней, гибли и младшие братья, которым оставалось лишь два пути: в наёмники и на большую дорогу. Каждое лето, пытаясь восполнить потери, вербовщики сбивались с ног, жалование росло – но число воинов падало, более того, в некоторых ротах появились дезертиры.

  Прошлогодняя "победа" оказалась самой кровавой. И случилось неизбежное: новый коннетабль Семмер ван Алкин честно сказал: на следующий набор людей может не хватить. Даже с немногими рыцарями халгов и белхалгов, и даже с северными наёмниками. Старым Императорам было проще – в легионы брали и мужиков, и горожан, и уж там натаскивали биться в строю. Но какой рыцарь будет выполнять команды бегом, ходить на еду и оправку строем, одеваться в одинаковый для всех форменный плащ и биться одинаковым оружием – кстати, и худшим, чем сделанное на заказ и передающееся из поколения в поколение? Хотя сейчас и легионерское оружие, откованное до Великой Ночи, кажется верхом совершенства. То есть казалось до появления мастера Михалиса.

  Мастер-то и подсказал неплохую идею незадолго до гибели. Он рассказал, как набираются армии в его мире: чем-то это напоминало легионную систему, но куда масштабнее. Что и говори, остроумно: призывать всех мужчин с определённого возраста, а потом распускать по домам и в случае чего возвращать в армию уже более-менее обученных. Этих можно погонять пару месяцев – и они будут вполне пристойно биться в строю. Да, один на один они уступят прирождённому воину, но война не поединок.

  Михалис в простоте душевной предлагал ввести нечто подобное. Чудак! Он ещё понимал, почему не согласятся рыцари. Правда, понимал как-то приземлённо, будто только к еде всё и сводится, и нет на свете законов Богов: "Кто на что сел, тот тем и башляет". Но почему против новшеств должны быть жрецы, да и сами простолюдины, для которых, вроде бы, это шанс пробиться наверх – попросту отказывался понимать.

  А всё просто: если Боги указали каждому его место в жизни, не людям менять Их порядок. Взять, к примеру, земледельца. Земля не смогла бы плодоносить, если б не добрые (и не очень, куда ж без них) духи, населяющие землю, реки, ручьи, деревья, облака... Но вот беда, они не выносят тех, у кого на руках кровь. Потому-то и убийц общинники изгоняют или отдают на суд помещику, но не казнят сами – чтобы не ушли духи плодородия. А воин отправляет на суд Богов десятки врагов, куда там дураку, по пьяни проломившему голову соседу! Да если он, вернувшись домой, снова станет пахать землю, духи плодородия разбегутся на много миль окрест! А если таких будут тысячи, по всей стране... Причём воину по рождению проще – он может прокормиться охотой, а что делать земледельцу? С ремесленниками, купцами, отчасти даже жрецами всё немного по-другому, но принцип тот же. Потому и нельзя переступать границы каст.

  Удивительно, но мастер Михалис об этом не знал. Это что же получается, у них там нет духов плодородия? Он немного рассказывал о странной вере жителей своего королевства – у них, как ни странно, почитают одного-единственного (и в то же время троичного – вот ведь как завернули!) Бога. Н-да, надо как-нибудь рассказать кому-то из высших жрецов – интересно, что они скажут?

  А как же сколенцы, спросил он тогда. В имперских легионах служили самые разные люди, не только воинских каст. Королю было что возразить: на самом деле новый способ набирать войска принесли Харваниды, а до того сколенцы жили, как и алки. И главное: если жизнь сколенцев была угодна Богам, почему Они сокрушили Империю, а возвысили алков? Амори наверняка выдал бы мастеру три несокрушимых аргумента – но он подозревал, что чудной оружейник ими не удовлетворится. Да и сколенцы старались без крайней нужды не созывать ополчение: она настала, когда Оллог практически уничтожил регулярную армию. А отставные солдаты землю получали на севере, поближе к границам – именно чтобы не прогневать духов центральных провинций. Нарушили это правило лишь после Северных Походов. В аккурат накануне Великой Ночи...

  И хотя война затягивалась, сражения обескровливали малочисленное алкское рыцарство, незнатных война не касалась. Король не спешил вручать оружие лавочникам, ремесленникам и тем паче крестьянам. Но после Тольфара...

  Тольфарская резня стала последней каплей. После восьмидневной бойни в этом проклятущем городишке у короля алкского – даже с союзниками – осталось лишь две тысячи бойцов, из которых едва ли не половина были ранены и обморожены. Никогда раньше алкам не приходилось воевать зимой. Хорошо ещё, зима выдалась мягкая, с ранней и дружной весной. Эмбра так и не замёрзла, после взятия Ирлифова города армия, погрузившись на баржи, отбыла в Новый Энгольд на отдых. Когда кончилась распутица, то, что от неё осталось, было выведено за Вараг – причём Лакхни, которую прошлый раз пришлось брать большой кровью, восстановленный на комендантской должности толстый хомяк сдал, так и не обнажив меча. Вот если бы Эвинна была такой! Впрочем, тогда сколенцев возглавил бы кто-то другой, к примеру, тот же Тород...

  Эта победа, неотличимая от поражения, и стала последней каплей. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы убедить всех в необходимости такого шага. Король и сейчас ухмылялся в бороду, вспоминая, как уговаривал дородного, не злоупотребляющего аскезой жреца. Алки, мол, искони все были аристократами, убеждал он – потому-то их и ненавидели с особой силой сколенцы, некоторые из которых, хоть и считают себя дворянами, по сути всё те же смерды. Вот Боги и покарали их, послав сначала Оллога, а когда его не хватило, Великую Ночь. Кстати, так учил его самого, ещё в детстве, старый и суровый жрец Алка Морского, которого отец приставил к Амори наставником. Отец надеялся, что жрец вырастит его преданным защитником Империи. Но именно наставник умело, будто Амори пришёл к этой мысли сам, вложил в голову мысль о превосходстве алков над сколенцами, о том, что он сперва алк, а потом Харванид. Чем, если задуматься, и предопределил всё, что происходит с тех пор.

  Старика схоронили через два года после Кровавых топей. И теперь сам Амори использовал аргументы наставника, чтобы пробить стену предрассудков. После того, чего добилась Эвинна, сомнений быть не может. Настала пора вступить в битву за свою Империю всему народу алков. И пусть нас со сколенцами рассудят Боги. Раз и навсегда.

  Амори вошёл в просторный, но без претензий, дворец правителя аллаков. При Империи тут была резиденция наместника парганы Аллук. Парганы, даже не субы! А ведь аллаки не алхагги, отдельный народ, поклоняющийся морской богине Аликке, супруге Алка Морского! Хотя, если честно, самый южный народ Империи всегда был ни рыба, ни мясо – гнулся под того, у кого сейчас сила, поддерживал любого, кто мог дать две простые вещи: порядок и мир на как можно большей территории. Их искони кормило море, как и алков, да и в торговле...

  Как торговцы они всегда были единственными соперниками алков – но о том, как ослабить их торгашей, будем думать потом. Теперь сила явственно клонилась на сторону алков – и аллаки безропотно впустили в свою столицу флот алков. И их правитель, формально оставшийся имперским наместником, а по сути – хитрым и прижимистым, но трусоватым и угодливым деревенским старейшиной, вьюном увивался вокруг гостя. Больше всего ему хотелось, чтобы Амори признал за ним должность субардара. Он даже не понимает, что ломится в открытые ворота, подумал король, и это надо использовать. Слупить с "субардара аллаков" как можно больше за то, что итак его.

  Амори шёл, осматривая небогатую обстановку дворца. Тут нет никого богаче наместника – но по алкским меркам он не более чем разбогатевший лавочник. А уж по сколенским... Да и его воинство – семьсот раскормленных, ленивых, как осенние мухи, стражников, что как-то резко пропали с улиц Аллука, стоило алкам высадиться в порту – тоже не вдохновляло. Каков правитель, такова и дружина. "Вот у меня – другое дело! – с гордостью подумал король. – Молодец к молодцу, и не скажешь, что вчерашние крестьяне!" Оглянулся на давних, испытанных соратников.

  По правую руку, презрительно кривя обезображенное давним шрамом лицо, вышагивал старый рубака – коннетабль сухопутных войск Тибальд ван Лахагг. По левую вразвалочку, будто по палубе корабля посреди волнующегося моря – флотоводец Шевард ван Вест. Два года назад ему довелось ненадолго возглавить внешнюю разведку – как раз тогда начальника разведки Олберта ван Васси на охоте потрепал медведь. Ничего, справился, хоть и не без огрехов. Вот и сам Олберт. Сразу видно, аристократ из старых, что были ещё до Харванидов. Лицо тонкое, умное, аккуратные щёточки усов, даже волосы не спадают на спину пышной копной до плеч, а аккуратно расчёсаны на пробор. И борода по бокам завита косичками, по устаревшей ещё до Великой Ночи моде. Аристократ старого розлива, что тут сказать.

  Вот и "тронный зал". По сути, всего-навсего приёмная среднего чиновника в родном Алкрифе. Массивный, добротный стол, выцветшие от времени гобелены, бронзовые, без изысков, коптящие светильники, промозглый воздух, врывающийся в открытые окна. Зимы тут действительно тёплые – хотя раньше, конечно, были ещё теплее. Тогда и снег тут почти никогда не видели.

  – Прошу всех садиться, – бесхитростно пригласил гостей к столу аллак. – Прежде, чем начнём совещаться, прошу, откушайте наши угощения.

  Амори принял приглашение: издавна на всём Сэрхирге нет лучшего способа убедить хозяина в мирных намерениях, чем поесть и выпить под его кровом. Удивительно, сколько раз нарушали закон гостеприимства и гости, и хозяева, а ведь не переводятся доверчивые... Но вино и правда оказалось бесподобным: пожалуй, даже лучше алкского красного. Надо узнать, что за вино, и объявить на него государственную монополию.

  – Не будем откладывать, – начал король совещание, чисто символически отведав выставленных на столе, по большей части рыбных, яств. – Дела не ждут.

  Вождь аллаков поморщился – здесь не принято сразу начинать разговор о делах – но ничего не сказал. Слишком уж важный гость.

  – Итак, господа, для чего мы вообще тут, и о чём пойдёт речь, все знают. Вкратце – мы собираемся нанести удар мятежникам с запада – оттуда, откуда они не ждут. Сначала мы разгромим алхаггов. Ага, сир Альваро, – увидев, как вскинулся вождь аллаков, усмехнулся Амори. – Вы тоже настрадались от их грабежей. Ничего, мы их так проучим, что им ещё долго будет неповадно играть в войнушку. Обещаю: у каждого аллака будет по десять рабов-алхаггов. Затем – Старый Энгольд. Вы знаете, что там случилось в месяце Улитки. В Энгольде правят люди, запятнавшие себя кровью жрецов и Харванидов. Преступники, ещё более страшные, чем Эвинна, вот чернь им и рукоплещет. Наш долг перед Богами и людьми – покарать убийц священной особы так, чтобы их участь заставила содрогнуться самого Ирлифа...

  "Кард иного и не заслуживал, – подумал король. – Но каков Моррест! Я и то не ожидал, что он так хорошо сделает дело! Убил Карда, вместе с другими бандитами сел в столице Императоров. Лучшего повода для войны, чем осквернение трона Харванидов, и не сыскать! И Эльфер обещал помощь – но об этом не должна знать даже моя подушка!"

  – Но долго держать в тайне армию таких размеров, – продолжал Амори. "Сейчас вас огорошу!" – мелькнуло в голове. – Невозможно. Любой дезертир или попавший в плен раззява (не все в войске прирождённые воины) может погубить всё. Приказываю: не ждать весны, а ударить сейчас, чтобы к началу месяца Корабля подойти к Старому Энгольду. Понимаю ваше удивление: никто, кроме Оллога, не воевал зимой. Но вспомните, каких успехов добился северянин, действуя неожиданно и смело! Нам хватает и тёплой одежды, и зима – не Великая Ночь. Зимой ни одна река, озеро или болото не будут преградой... кроме, разве что, Алхаггии, но мостов там хватает, а больших рек нет. Возможно, нам вообще не придётся воевать: мы упадём им как снег на голову! А мороз ничем не хуже жары и дождей. Так что выступаем не позже, чем через три дня.

  "Ага, испугались! Как вы плевались, когда впервые использовали пушки и джезайлы, а теперь не представляете без них войну! И к зимним кампаниям привыкнете. Авенат доносит, на Борэйне даже в Долгую Ночь воюют, не просто зимой, и ничего!" Король обвёл растерянных соратников торжествующим взглядом – и продолжил:

  – Второе. Многие знают, что Старый Энгольд – отличная крепость. Но пусть вас это не пугает. У меня четырнадцать полков – а пятнадцатый сформируем из ваших, сир Альваро, подданных. Ещё полк дал герцог Нового Энгольда и два – балгры с белхаггами. Восемнадцать полков при полутора тысячах рыцарей. Но даже не это главное. У нас полное превосходство по части вооружения: двадцать пять пушек, из них восемь – дальнобойных и крупнокалиберных, на железном корабле. Спокойнее, Альваро-катэ, вы ещё увидите, как он ходит по морю. Более тысячи стрелков с джезайлами, из которых я создал отдельный полк. Увы, всех вооружить новым оружием мы пока не можем. Вот ещё лет, хотя бы, через пять... Жрецы говорят, знамения самые благоприятные. С нами в поход против отступников и мятежников пойдут сами Боги – и кто устоит против Их силы? Думаю, на всю Алхаггию и Нижний Сколен нам хватит и пяти полков.

  – А зачем тогда остальные? – удивлённо спросил Альваро.

  – Потому что и алхагги, и Старый Энгольд – лишь поросята от свиноматки, – усмехнулся король. "Удачное сравнение, надо Эленбейну идейку подкинуть!" – А свинья – Верхний Сколен. Там мятежники сидят крепче всего, там их больше всего, они безраздельно правят больше трёх лет. Оттуда родом была Эвинна, там она начала свою разрушительную работу. Оттуда по миру ползёт крамола, непочтение к жрецам и Богам, ненависть к Харванидам. Пора напомнить, что удел раба и смерда – не приказывать, а повиноваться, что Боги покарали Сколен именно за гордыню. Напомним! А теперь слушаю вас, катэси, как это сделать, чтобы потерять меньше воинов и уничтожить как можно больше мятежников.

  Шевард, Тибальд, Олберт один за другим докладывали о проделанной, действительно огромной работе. Это не королевское, а их дело – выяснить, чем располагает враг, а потом подготовить ещё более мощную армию, способную раздавить любого врага алков и не разорить их самих. Они не столько докладывают о предстоящей кампании, сколько рассказывают о своих достижениях. Что ж, заслужили. Этим можно гордиться. За одно лето превратить двенадцать тысяч вчерашних крестьян в пристойных – да что там, совсем неплохих! – воинов... Такое удавалось только Эвинне, да и то, как выясняется, не всех и не до конца. "Будь у меня этакая силища два года назад, – подумал король. – Я бы не остановился на Вассетском тракте! И ещё тем летом приступил бы к усмирению Верхнего Сколена, избавившись от Эвинны и Морреста уже тогда. Ну, ничего, и теперь неплохо получится. Главное – теперь более чем достаточно поводов для радикальных мер. Пора об этом сказать прямо и откровенно. И именно сейчас, чтобы отложилось в головах.

  – Вы говорили, Тибальд, правильные вещи, – начал король, когда подчинённые закончили доклады. – Но не учитываете одного. Характера противника. Мятежников недостаточно разгромить, потерпев поражение, они примутся убивать нас исподтишка, резать спящих, вредить везде, где можно. Тогда не то что двадцати – ста тысяч не хватит, чтобы держать в повиновении весь Сколен и всю Алхаггию. И про Север не забудьте: им всё равно, кого грабить. Надо сделать так, чтобы восставать стало некому.

  Амори сделал эффектную паузу, чтобы дать остальным возможность уместить в головах сказанное. Ага, дошло. Даже верные, испытанные соратники сбледнули с лица.

  – Сколенцы никогда не смирятся с тем, что у них теперь есть хозяева, – продолжал король, и голос налился металлом. Каждое слово он чеканил, будто высекал заговорные руны на клинке. – Они пойдут и против людей, и против Богов, лишь бы не признавать поражение. Сколько было слов про священную особу Императора, помните? И они убили Карда, как только он признал меня равным. Мы победили их Императоров при Кровавых топях, и Император Валигар признал наши права на Верхний Сколен. И что же? Какие-то сколенские навозные черви признали себя вправе оспаривать решение Харванидов! Для них нет ничего святого, нет авторитетов, перед которыми можно склониться. Они признают только силу. Безжалостную и откровенную, способную стереть их в порошок.

  Приказываю: когда мы пойдём через вражеские земли, вперёд должны быть высланы конные разъезды, чтобы входит уничтожать деревни. Любая попытка сопротивления, как с оружием в руках, так и любое неповиновение, должна караться смертью. Деревни и города, возле которых был убит хотя бы один алк, уничтожать со всем населением. Покорившихся без сопротивления мужчин до тридцати лет, женщин и детей младше десяти лет считать рабами королевства. Они должны быть собраны в караваны, направлены в тыл и проданы на рабских рынках Алкрифа, Аллука и Нового Энгольда. Некоторые могут быть поселены на земле и обложены данью, но так, чтобы рядом жили представители других племён и не на исконной земле их народов – чтобы они не могли сговориться, и общались с соседями только на их языке.

  Амори снова замолчал. Подчинённые и союзники уставились на него ошалелыми взглядами. Они и не предполагали, что воевать можно так. Но именно по таким правилам воюют, к примеру, фодиры и кетадрины. Дело только в масштабе войны и её скорости. То, что северяне не могут проделать за несколько веков, алкам предстоит осуществить в несколько лет. И не будет ни сколенцев, ни хеодритов, ни алхаггов, ни борэйнов – никого, кто посмеет бросить алкам вызов. А потом придёт черёд северян...

  – Это о низших кастах. Что касается знатных сословий, – продолжал король. – В случае любого сопротивления, либо невыдачи мятежных смердов – поступать с ними точно так же. В другом случае – переселять на другую землю, населённую другими народами, с условием, что мужчины этих родов будут служить у нас простыми наёмниками, и прилюдно говорить только по-алкски. Жрецы должны служить Богам, как и прежде, с условием, что будут молиться за наше здравие и благополучие алков. В случае сопротивления оружием или словом, поступать с ними, как с остальными.

  Амори перевёл дух. Ну, а теперь – самое главное, чтобы ложная стыдливость не заставила их пощадить врага.

  – Надеюсь, все понимают, что это приказ, и его неисполнение повлечёт кару? Зато в случае успеха каждый алк и аллак, даже самый бедный и несчастный, и его потомки, будут навсегда обеспечены рабами. И, наоборот, если дадим Сколенской Империи восстать из мёртвых – сами станем их рабами, как это уже было три века подряд. Это – не обычная война, катэси. Всегда помните это.

  "Скорее, первая из необычных, – поправил себя Амори. – Ведь и на Севере придётся проделать то же самое!"

  – А теперь – прошу наших уважаемых союзников присоединиться к смотру войск. Надеюсь, наши полки развеют ваши сомнения.

  – Цельсь! – слышал Моррест усталый, хриплый и злой голос сотника. Недавно ставший сотником Дагоберт ван Восс старался изо всех сил, вон, уже и голос сорвал. Новобранцы из никогда не бравших в руки оружие, изнеженных столичных жителей оказались те ещё. – Отставить! Эсташ, ты свой ... так держи, а орудие – не как хочешь, а как надо! Ещё раз! Вытряхнуть всё ... из ствола!

  Моррест усмехнулся в бороду – привык уже к ней, а поначалу мешалась неимоверно. Ничего, зато теперь он ровным счётом ничем не отличается от остальных – крестьян и горожан из бывшего сердца Империи, готовящихся заслонить собой родину. А ведь по парню и не скажешь, что ему едва сравнялось шестнадцать. Сотником паренька, одного из немногих королевских солдат, оставшихся на службе после падения столицы, его назначили по настоянию Гестана. По словам старого соратника, Дагоберт ван Восс был в той роте, что первой встретилась с алками в прошлом году. Рота заняла оборону и полегла в полном составе, но гонец – этот вот парнишка – успел предупредить Торода, и враг не смог ворваться в столицу с ходу. Значит, именно он тогда сохранил жизнь и Тороду, и Эвинне, дал им возможность под прикрытием стен подготовить прорыв и уйти к Тольфару. Парень был в городе до самого его падения, потом попал в плен, но сразу бежал – и вернулся в столицу, чтобы поступить на службу к вернувшемуся из-под города бывшему Императору. Но про делишки Карда знал, как никто – оттого и перешёл на сторону повстанцев одним из первых, вместе с этими... заговорщиками.