Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц)

  – Возможно.

  – А вот теперь подумай, для чего могут понадобиться Боги? Чтобы людям было, на кого свалить свои ошибки? Или чтобы карать грешников и награждать праведников, причём в каждой вере под теми и другими понимается разное?

  – И всё-таки их отсутствие никто не доказал, – хмыкнул Моррест.

  – Верно. Ну что ж, возможно, это люди, некогда завоевавшие самую высшую категорию бессмертия. Или могущественные сущности, гарантирующие существование разных сторон бытия. Но не то, что под Богами подразумевают верхние. Именно поэтому бессмысленно полагаться на мнение жрецов: они знают н больше нас самих. А уж Господь Арлаф – вовсе ни с чем не сообразная теория. Посмотри, какой яркий, пёстрый, огромный, многообразный мир! И вы, и арлафиты мир с храмом сравнивали... А где вы видели храм – не сельскую часовню, а настоящий, большой храм – построенный одним-единственным человеком? С утварью, им же отлитой, с гобеленами, сотканными им же, с мозаикой, им же отлитой и выложенной, с золотым куполом, им же выстроенным? Будь мир создан одним существом, был бы он так же тесен и прост, как деревенская часовенка у погоста.

  – Ну, хорошо, а Берг-Алад ваш тогда кто?

  – Он тоже был человеком. Говорят, жил давным-давно, во время, когда правил Арангур Древний, а это ещё за восемьсот лет до Харвана. Он-то, а вовсе не Убийца, и был настоящим основателем Сколена. Но оставил после себя такой след в мире, что жив до сих пор. И ещё – его дух удостоился вечной юности. Он помогает тем, кто готов бороться за правое дело. Поможет и нам, схватившимся с Харванидами...

  "Слышала бы это Эвинна, – подумалось Морресту. – Прежняя Эвинна. Нынешняя, увидевшая Карда слишком близко, наверняка их бы не осудила".

  – Вот он, проход наверх, – произнёс Нотэй. – Только осторожнее поднимайтесь, там дальше пост со стражей.

  – Ах, со стражей, – презрительно протянул Олберт, а Колен только лязгнул мечом, на пару пальцев вытянув и снова вогнав его в ножны.

  – Не будь самонадеянным, – укорил его Нотэй. – Они следят за лазом круглосуточно, и пускают туда только рабов – засор в стояке устранять.

  "Неужто у государя Императора... то есть короля, есть и унитаз?! – с весёлой злостью подумал Моррест. Но, наверное, там просто нечто типа трубы, по которой отходы августейшей жизнедеятельности уносятся в городскую канализацию. – Кстати, а не попробовать ли..."

  – Не пролезешь там, – будто прочитав его мысли, произнёс десятник. – Труба толщиной в пядь. Вокруг неё в скале прорублена винтовая лестница, чтобы её можно было чистить.

  – Чистить?! – изумился Моррест. – Там же сотня копий в длину, не меньше

  – Ага. Кое-где до трубы прорублены лазы, а в самой трубе устроены дверцы, их открывают и чистят. Потом закрывают снова, и она не протекает.

  – А мы...

  – Вот по этой лестнице и пойдём. Надо только взломать железную дверь у входа в подземку... Мы пробить не смогли. О, а вот и она!

  Дверь? Скорее уж небольшие ворота. Никакой не привычный уже дуб, обитый железными полосами на заклёпках. Настоящий чугун (это сколько же этакий монстр весит, поразился Моррест). Петель не видно... Неужто двери раздвижные, как в купе? Есть, наверное, какие-нибудь катки, катающиеся в выдолбленной в полу колее. Створки плотно закрыты. Толщина, наверное, такая, что пробить можно только из пушки – и то не сразу. Моррест обнажил меч и постучал по створке рукоятью. Звук глухой – значит, толщина как у танковой брони. Да уж, по ней только из пушки палить. Хотя нет, даже из неё не выйдет: сквозь грязь проглянул знакомый фиолетовый отлив.

  – Давно они тут стоят?

  – Со времён Хостена Старого. Тогда ещё оставались мастера, способные работать с никарром – говорят, последних Харваниды казнили, чтобы секрет никому не достался... Только далеко на Севере, где этот металл добывали, кто-то мог остаться.

  – Поэтому вы не могли проникнуть во дворец? – напрямую спросил Моррест.

  – Да!

  – А другие пути есть?

  – Во дворец? Нет, ближайший выход в Среднем городе, на Весёлой улице.

  – Что же вы нас сюда привели? – вспылил Бакт. – И этот, первый проводник...

  – Погоди, – усмехнулся Моррест, осматривая дверь. Одолжив у Олберта секиру, он внимательно простукивал дверь обухом, вслушиваясь в звон ударов. Дверь ведь не на петлях, так? Значит, убирается в пазы. Следовательно, на поверхности ничего выступать не может, замок врезан в дверь. Или может? А то ведь створки могут уехать в пазы целиком, вытаскивай их потом. Если там, скажем, засов и амбарный замок, какие умели делать в Старом Сколене – пиши пропало. Не помогут даже пятьдесят гранат, которые прихватили на всякий случай. Разве что в огромном каменном колодце загуляет эхо взрыва и, возможно, его услышат гвардейцы в караулке.

  – Нотэй, дверь была закрыта всегда?

  – Нет, Моррест-катэ, она открывается, когда чистят самый низ трубы. Где-то раз в пару лет. Приходит мастер из той же касты, что и ваш... хм... проводник, с ним два-три раба для грязных работ, их охраняют несколько солдат. Прорываться бессмысленно, выше такие же двери, и их никогда не открывают все вместе. Да там и посты, которые услышат шум схватки. По крайней мере, одна дверь, может, есть и ещё. Те, кто прорвался ко второй двери, вернулись ни с чем. Двери из никарра разрушить невозможно...

  Вторую половину речи Моррест просто пропустил мимо ушей, он всё так же простукивал дверь, надеясь услышать тонкое место, пустоту, какую-то неоднородную вставку. Он никогда прежде не занимался взломом дверей, весь опыт ограничивался прочитанными в прошлой жизни и основательно подзабытыми детективами. Но... Так, это что? Что это, я вас спрашиваю, катэси?!

  Глухое, почти не звенящее "Ду-ум" сменилось звонким и задорным, хоть и коротким "Дон-н-н". Ага, а что тут у нас такое нарисовано? Вообще-то вся поверхность покрыта узорами. Цветы, скрещённые стилизованные мечи, какие-то рельефные картинки – всё покрыто жирной чёрной грязью. Но вот это – точно надпись, правда, прочитать не получается: буквы, если это, конечно, не иероглифы, имеют мало общего с привычным уже сколенским письмом. Хотя... Вот этот значок похож на тот, который он видел в книге из таинственного металла. Как его? Никарр?

  – Нотэй, ты умеешь читать старое письмо? Ну, которое было до Харванидов?

  – Нет, откуда? Я и с нынешним-то...

  "Точно! Я и забыл, что в обоих Сколенах хорошо, если тысяча грамотных!"

  – Позвать Учеников Наместника?

  Из разговоров по дороге Моррест уже знал: Наместник – тот самый старец, с которым он беседовал, и которому сдал священную книгу. А Ученики – действительно ученики главы общины "Мясников". В будущем самый достойный из них станет новым Наместником. Для этого недостаточно учительского слова – нужны настоящие дела. "Мясников" не просто так назвали: их удел – защита мирных общинников, "пахарей" и уничтожение тех, кто казнит и преследует членов секты. "Террористы, значит" – усмехнулся Моррест.

  Ученик Фостад оказался крепким мужчиной лет сорока. По внимательному прищуру серых глаз, экономным, плавным и точным движениям, крепким мускулам, какие неспособна скрыть изгвазданная рубаха, сразу виден опытный боец. Как Рулав... Да нет, ещё серьёзнее, с таким Моррест трижды подумал бы, прежде чем связываться. Хотя всё равно бы связался: есть случаи, когда нельзя остаться в стороне.

  – Что тут?

  – Поднесите факел ближе... Теперь вижу. Ха, точно один из братьев делал, может, даже "мясник", а не "пахарь". Смотри-ка, если не знать, как смотреть, примешь за обычный узор. "Во имя трижды славного Берг-Алада, отомсти за нас!" – ловко придумано. А первые буквы слов – выделены. Ведь даже наши не сообразили, что говорить о местных? А ты догадался. Ну точно, пророчество – о тебе!

  – Хочешь сказать, нужно нажать первые буквы всех слов?

  – Не всех. Сказано "Трижды" – значит, только три слова. Самых важных.

  – Два понятно – Берг-Алад. Или оно считается единым целым?

  – Нет. А что третье, как думаете, Моррест-катэ?

  – Понятное дело, "отомсти". Попробуйте.

  Пальцы воина коснулись начальных букв слов "Входи" и обеих частей имени духа. Едва заметно, уступая огромному усилию, буквы чуть вдавились в стену. В этот же миг внутри что-то скрипнуло, звонко клацнуло, негромко зазвенело, видно упав на пол – и створки приоткрылись так, что между ними стало возможным просунуть ладонь. Моррест не ошибся с толщиной

  – Помогай!

  Моррест упёрся ногами в пол, налёг на другую створку. В полу показалась пыльная колея, в которой гудели, отодвигая тяжеленную, наверное, в тонну весом, створку, нержавеющие катки из того же металла. Показался широкий, толстый, несокрушимый на вид засов из того же дивного металла. Запирало его продетое в ушко и заклёпанное толстое железное кольцо. Грубая ковка, уродливые наросты рыжей ржавчины – "замок" казался на этой двери чужеродным, как цветы, поднявшиеся в разгар зимы. И всё-таки он ещё сохранял прочность. Как же тогда получилось открыть дверь?

  В этот момент засов кончился – он так и остался закреплён с одной стороны. А что это упало на пол? Так это же скобы, ещё миг назад прочно державшие засов! Наверное, изнутри они смотрелись несокрушимо, да таковыми и были, если не знать маленький секрет двери. Однако упрятанный в дверь, на первый взгляд монолитную и неприступную, хитрый механизм выкручивал болты – вон они, валяются в грязи.

  Выходит, уже Империя Харванидов утратила многие знания. И ведь каковы мастера: знали, что их не пощадят, казнят с семьями, истребляя под корень всю касту, чтоб никто не проболтался – но всё равно делали, маскировали надпись, зашифровывали в надписи своё единственное желание. Створки сработали из "вечного" металла, чтобы их не заменили, и надписи с узорами сохранились на века. А главное, сохранились потайные механизмы в дверях. И всё это – догадываясь о своей судьбе, надеясь лишь, что кто-то разгадает их секрет спустя века – и сможет, обманув охрану, проникнуть во дворец.

  Интересно, куда их вёл убитый почитателями Берг-Алада "сантехник"? Вряд ли он не знал о дверях. Значит, предал, и собирался завести в ловушку? Нет ответов, да и какой в них смысл? Важнее, что несокрушимая дверь осталась позади и колонна осторожно, стараясь не шуметь, взбирается по бесконечным выщербленным ступеням, мимо пованивающих канализацией проёмов в стене. Остались ещё одна или несколько дверей – но мастера наверняка припрятали свои секреты и в них.

  – Этьен, а давай ещё сыграем? Ну, давай! Десятнику ничего не скажем, да и что тут может случиться? Кому отсюда нападать, крысам?

  – Ладно. Что ставить-то будешь, сапоги или жену? Раба проиграл уже, и плащ тоже.

  – Меч поставлю...

  – Ну, и какой ты после этого гвардеец? Нет уж, давай так: проиграешь – будешь вместо меня год в наряд к третьей двери ходить. Ты... А это что за...

  Массивная дверь, которая – узнали, когда сюда пришли – неподвластна даже их винтовкам (свинцовые пули плющились, но не оставили даже выбоин), начисто глушила звуки на лестнице. Когда дверь закрывалась, шаги уходившего вниз немногочисленного отряда были почти не слышны. Однако это монотонное шарканье множества сапог, башмаков, опорок о ступени не спутаешь ни с чем, его не заглушат и створки.

  – Да кто там может идти? Сам же говорил, не доберётся сюда никто, Этьен! Давай ещё сыграем...

  – Тихо! – рявкнул Этьен. – А ну-ка быстро наверх, предупредить смену, и пусть на всякий случай ещё кого-нибудь пришлют. Мало ли... К бо...

  Видимо, на внутренней двери мастера совсем расхрабрились. От нажатия заветных букв – надпись у всех трёх дверей была одна и та же – створки просто выломились из пазов, и с грохотом рухнули на пол. Прямо по ним, на ходу вырывая из ножен мечи, хлынула людская река. Этьен успел выдернуть из ножен меч – но, пригвождённый к стене брошенным кем-то копьём, так и повис, оглашая караулку жутковатыми воплями, под ним медленно росла кровавая лужа.

  Напарник, жаждавший отыграться, прожил чуть дольше: бросивший ржавую железяку "Мясник Берг-Алада" промазал, она лишь прогремела по столу и смахнула на пол миску с объедками. Он даже успел со звоном скрестить меч с чернобородым, здоровенным, как вставший на дыбы медведь, но явно ещё совсем молодым рыцарем. Тот легко, даже как-то изящно отклонил меч в сторону и вскрыл гвардейцу горло. В соседней комнате, где отдыхали отстоявшие стражу гвардейцы, гулко хлопнул разрыв гранаты, дверь дёрнуло ударной волной, забарабанили по стенам осколки, потянуло кислой пороховой гарью. Колен одним могучим ударом снёс дверь с петель и, дождавшись, пока ещё один повстанец разрядит в полную смога комнату джезайл, ворвался внутрь. Смазанное в клочьях густого дыма движение, взблеск меча, чей-то вскрик, ещё вскрик...

  – Так не воюют, Моррест-катэ, – раздался густой бас Бакта. – Моррест, они – воины, они даже не главные враги... Мы же не эти... "Мясники"...

  – Да, они не алки. Они хуже – когда сюда пришли алки, они даже не обнажили мечи. И в Лакхни да на Вассетском тракте я их что-то не видел. А теперь служат Карду и пьянствуют в одних кабаках с алками. Врага можно и пощадить, но предателя... И потом, нам же не нужна преждевременная тревога – иначе Кард сможет сбежать. Вперёд! Бакт, твоя рота берёт казарму гвардии, сотня "Мясников" идёт к императорской спальне, вторая – со мной в тронный зал!

  Сверкающая железом живая река растекалась по дворцу, и там, где она встречалась с островками сопротивления, звенели мечи, гремели выстрелы, гулко хлопали взрывающиеся гранаты.

  Некое подобие организованного сопротивления Моррест встретил лишь в парадной галерее, по которой каждый день гвардейцы парадным строем проходили на построение. Здесь как раз проходила смена караула, и разводящий – пузатый, похожий на пивную бочку офицер с длинными, как у обезьяны, руками – лениво распекал помятого, в постоянно сползающем на лицо шлеме, худосочного солдатика, ещё недавно сладко посапывавшего на посту и проснувшегося, только когда алебарда с лязгом упала на пол. Командир и подчинённые стоили друг друга – оба расхристанные, будто после многодневного запоя, физиономии в сизой щетине, под глазами набрякли синюшные алкогольные мешки. Нечто подобное Моррест уже видел, когда гостил во дворце, как посол – но с тех пор всё зашло ещё дальше.

  – И если ты... ублюдок пьяной старой шлюхи, ещё раз ..., то я тебя ..., и твою маму ..., и после этого императорский сортир языком вылизать заставлю! – возмущался "отец-командир". В этот момент проштрафившийся гвардеец достал из-за широкого пояса сделанную из тыквенной кожуры флягу. Офицер замолчал, надолго припав к горлышку. А когда вернул солдату почти опустевшую фляжку, начальственный гнев иссяк, как хмельное.

  – Ладно, будем считать, я ничего не видел. И никто, ведь верно? Но если в следующий раз, ..., приползёшь на пост пьяным... Э, а вы откуда?

  – От верблюда! – Непонятно выразился Моррест, и его бойцы строем, внаглую шагавшие по дворцу, бросились на врага, на бегу обнажая мечи.

  – Что за... – Никогда ещё на императорский дворец не нападали, а от яда и кинжала гвардия не защита – поэтому и сотник гвардейцев, тот самый пузатый обезьян, сразу не сообразил отдать нужную команду. – К бою! – заорал он, как раз в момент, когда вынесенные из ножен клинки повстанцев поразили первых гвардейцев.

  Что тут началось, со злобной радостью отметил Моррест, в первых рядах работая мечом! Первоначально гвардейцев было даже больше, чем "Мясников" в группе, которая вместе с Моррестом шла к пиршественному залу. И ширина галереи вполне позволяла им использовать численное превосходство. Вот только не меньше трети гвардейцев сразу же бросились на колени и взмолились о пощаде, или побежали к казарме, как будто там можно было отсидеться при штурме дворца. Ещё столько же попытались обнажить мечи, но те не шли из ножен – в панике вояки забыли развязать предохранительные ремешки, а у сделанных ещё в Старом Сколене мечей они оказались на диво прочными. Кто-то замахнулся алебардой, но в панике маленько не рассчитал, и ненароком смахнул голову своему. Кто-то потерял время, пряча фляжку с выпивкой – наверное, решил, что это какая-то инспекция. Были и такие, кто уже налакались, и теперь не могли понять, что это за суета такая. Тех, кто смог обнажить оружие и оказать хоть какое-то сопротивление, оказалось не больше полутора дюжин.

  И вот эти алкаши в помпезных плащах и доспехах, но с давно не точенным и не чищеным оружием – императорская гвардия? Лучшее, а сейчас почти единственное, что осталось от непобедимых сколенских легионов? "Н-дя, каков правитель, таковы и вояки!" – думал Моррест, стремительно орудуя мечом.

  Рослый, но рыхлый и неуклюжий мужик с испещрённым оспинами лицом, вопя что-то матерное, бросается на него с поднятым мечом. Уже то, как он держит меч, показывает: похоже, мужик давным-давно забил на боевую подготовку. Выпад... Надо же, отбил! Ещё выпад, ещё, незаметно выхватываем дагу, как показывал Олберт – и со всей дури в пах, чтобы с одного удара вбить до самой крестовины. И ещё удар, и ещё – чем больше, тем лучше, не получишь мечом в спину от недобитка. Так, ещё один, этот вроде меч держит правильно... Ну, всё верно, десятник. По земным меркам – сержант, фундамент любого войска. Отбил... Ответный выпад, его лучше отклонить в сторону... А вот один из потайных приёмов Воинов Правды, который Эльфер дал Эвинне, а Эвинна – ему, не знает. Собственно, ничего хитрого: демонстративный выпад мечом в левой руке, затем проворот на пятке и удар противнику в правый же бок: любой нормальный человек от правой руки врага ждёт удар в левую часть тела. Ага, получилось: с отчаянным воплем смертельно раненый рухнул под ноги дерущимся.

  Теперь ненадолго разорвать дистанцию: он не просто рубака, а командир. Ага, Колен катается по полу с каким-то на диво ловким здоровяком, оба пытаются достать друг друга ножами. Выбрав момент, Моррест коротким выпадом поразил гвардейца в спину. Тут вам не дуэль, ребятки. А вокруг стихал лязг мечей и нарастал топот: почти не уменьшившиеся в числе бойцы, зная свой манёвр, уже бежали к заветному залу.

  Моррест оглядел побоище. Лужи крови и дерьма на мраморе, распростёртые на полу изуродованные тела, и густой, забористый смрад, в котором смешались железистый запах крови, тухловатый пороховой дым, приторное зловоние вспоротых брюшин, неистребимое после перехода по подземельям амбрэ канализации. Он смотрел и сам себе удивлялся. Землянина, гостя из мирного и гуманного века, должно бы стошнить, а то и вовсе прийти милостивый обморок. Но ничего подобного: только ярость на недотёп-гвардейцев, задерживающих движение, да кровожадная радость, что удалось пройти без потерь – разве что парочка легко раненых. И совсем не жалко этих несчастных, что полегли, как бараны на бойне. У них был выбор – пьянствовать да развратничать в свободное время или махать тяжёлым учебным мечом на внутреннем дворе дворца? Был. Могли сообразить, что рождён воином и дворянином – будь готов к бою всегда? Могли. А предпочли сладкую жизнь. Ну, и за что боролись, на то напоролись. Когда-то Морреста ужасала хладнокровная жестокость хоть алков, хоть кетадринов. Но теперь северные воины ему ближе и понятнее этих пьяниц.

  – Командир, путь к тронному залу – открыт, – пробасил Олберт, закончивший досматривать пространство за колоннами. – Прикажете идти?

  – Идём, – распорядился Моррест. – Бегом – к тронному!

  "То-то местный царь-батюшка поздним гостям удивится!" – про себя подумал он.

  Тёплые губки служанки скользили по той части тела, которую бывший Император считал самой важной. Вообще-то её важность никто не отрицает – по крайней мере, от этой штуки зависит, будут ли у очередного Харванида наследники, или за разгорится очередная война за огрызок Империи. И всё-таки...

  – Но всё-таки долг правителя требует иногда...

  Олодреф, тысячник гвардии и по совместительству большой любитель мальчиков. Тысячником он продолжал считаться лишь формально: после всех войн и оккупаций в гвардии осталось хорошо, если триста человек, и те по большей части пьют не просыхая – но других-то нет! Все, кто хоть что-нибудь стоили, ушли: кто к повстанцам на север, кто к алкам, кто просто подался на большую дорогу или тоже пьянствует, но в родном имении. Остались те, кто родовые имения проиграл, деньги пропил, оружие уже не первый год ржавеет в ножнах, и податься некуда.

  – Ты о чём? – брюзгливо спросил Кард, пинком отпихивая служанку. Понятливая девица отползла за стол, и, пока Кард не видит, сплюнула, а потом запила из недопитой каким-то рыцарем чаши с вином. Олодреф проводил её равнодушным взглядом: он не знал, почему, но с девками у него никогда не получалось.

  – Ваше величество, уже полгода вы не платите гвардейцам жалование...

  – Я же говорил, в казне нет денег. Налоги ещё не доставлены! А старые деньги ушли на выплату алкам за освобождение от Эвинны!

  – Как... за освобождение? – опешил Олодреф.

  – Обыкновенно. Вы же только пить да к служанкам под юбки лезть можете!

  – Ваше величество, других воинов у вас всё равно нет. И не будет.

  – Верно. Но верно и то, что никто другой твоих, так сказать, воинов на службу не примет. Так что подождите. Уже с налогов этого года мне должны оставить половину. К месяцу Корабля за три месяца я вам заплачу... Это ещё что такое?!

  Гонец, ворвавшийся в пиршественный зал, был взмылен и напуган. Форменный плащ разорван, запачкан сажей и кровью, сочащаяся кровью царапина пробороздила щёку. Изрубленный щит, по всему судя, он уже выбросил. Вообще парень выглядел так, будто только что вырвался из ада уличных боёв. Или не "будто"? Но с кем можно воевать тут, в столице? Мятежники-то в Верхнем Сколене, и то значительно севернее Макебал!

  – Ты кто вообще такой? – медленно зверея, бросил Олодреф в затихший зал. – Ты какого Ирлифа в таком виде к самому королю явился?! Да ты знаешь, сучий потрох, что за такое полагается...

  – Ваше величество, беда! – задыхаясь, выпалил гонец. – В городе мятеж, он начался ещё до полуночи – первые нападения на солдат были в Час Ласточки... Ваше величество, комендант посылал тысячнику Олодрефу письмо...

  Олодреф всё-таки не выдержал, подбежал к гонцу и могучим ударом в челюсть опрокинул его на пол, сапог несколько раз ударил скорчившегося человека.

  – Да вы там что, охренели, что ли? – проревел тысячник. – Какой ещё мятеж?! Почему не доложили мне?!

  – Сир тысячник, гонца отправляли сразу после начала мятежа, но его не приняли. Комендант приказал найти его величество... Он просит разрешения отойти во дворец, у нас слишком мало сил, чтобы удержать Средний город!

  – Нет, ну ты посмотри, комендант ему приказал! – брызгая слюной, орал Олодреф. – Совсем охренел ублюдок! А я приказываю закрыть ворота дворца, лучникам – никого не пускать на Дворцовую гору! Свяжитесь с алками, Ирлиф вас поимей, а коменданту скажите: всякого, кто станет отступать ко дворцу, застрелят лучники! Ваше величество, они хотят спасти свои шкуры, укрывшись за вашей спиной, но этого не будет. Они или отобьют натиск врага, или погибнут, как подобает воинам. Эй, там, музыканты! Можно продолжать пир, и позовите танцовщиц! Так, а этой дуре, что посмела плеваться после государя, сотню плетей всыпать, прямо здесь! – Олодреф обернулся к Императору. – Ваше величество, гора неприступна, а алки нас вскоре выручат. Больше они нас не побеспокоят.

  Как раз в этот миг ворота, ведущие в государеву опочивальню, распахнулись, и в зал хлынули незнакомые солдаты, разномастно одетые и вооружённые, но настроенные более чем решительно. Отчаянно завизжала и исчезла в одном из служебных помещений едва вышедшая на помост танцовщица, испуганно заозиралась растянутая на столе и обнажённая, но так и не подвергшаяся наказанию рабыня: несостоявшийся палач уже лежал в луже крови, когда кто-то из мятежников разрядил в него сверкающую трубку. Зал наполнился тухловатой пороховой гарью, запахом крови – и жуткой, достойной городской канализации вонью.

  – Ты же говорил, что двери несокрушимы! – обиженно воскликнул Кард, видя, что Олодреф собирается бежать.

  Тысячник не ответил. Кто-то из ворвавшихся в зал бойцов вскинул странную металлическую трубку – Кард видел такие у алков – оглушительно грохнуло, и грузный тысячник, будто споткнувшись, повалился лицом в разлитое вино. В щёгольской рубахе между лопаток появилась небольшая, меньше, чем от выдернутой стрелы, дырка, из которой, стремительно пропитывая рубаху, выбивалась кровь. Олодреф был ещё жив – он хрипел, пуская ртом кровавые пузыри, пытался ползти по грязному полу. Больше на него никто не обращал внимания.

  А в пиршественном зале творилось нечто невообразимое. Звенели мечи, на голые стены, с которых алки аккуратно сняли древние гобелены и трофейное оружие, щедро брызгали вино и кровь. Кто-то пытался убежать – но дверь в тронный зал, так и не открывшуюся, похоже, подпёрли изнутри. Мечи яростно сверкали в свете факелов, собирая кровавую жатву, и летело более страшное для бездоспешных оружие – кое-как заточенные, ржавые, покрытые жирной чёрной грязью, кривые, и потому бившие совершенно непредсказуемо, железные прутья. Они пронзали неприкрытые кольчугами тела, и каждая рана, даже совсем лёгкая, гарантировала заражение и смерть...

  Бой закончился так же быстро, как начался, в разгромленный зал вернулась тишина. Моррест устало присел на уцелевший стул, окинув равнодушным взглядом королевские яства. Когда-то он уже был здесь – в день горького триумфа, когда было объявлено об императорской свадьбе. Свадьба вышла непристойно поспешной: ни помолвки, ни приличествующих случаю обрядов и жертвоприношений Богам, ни составленного на обоих супругов гороскопа. Но жрецам заплатили – и они закрыли глаза на все нарушения. В том числе на невероятную разницу в кастах «молодых». Ещё никогда в истории Харванид не женился на крестьянке. Да ещё бывшей рабыне...

  Из этого брака ничего не вышло – точнее, ничего хорошего. Разве что та чудесная и безумная ночь с Эвинной, когда выяснилось, что Император неспособен исполнить супружеский долг. Зато именно этот брак, отняв у неё свободу выбора, открыл дорогу катастрофе, обесценил все победы, и, в конечном итоге, добил Империю. Нельзя класть здоровые овощи в одну корзину с гнилыми – гниль перекинется и на них. Так и вышло: не потерпев поражение в битве, огромное повстанческое войско рассыпалось само собой.

  "Ничего, любимая, теперь всё будет иначе!" – подумал Моррест, он так и не выучился думать о ней, как о мёртвой. Соизмерял каждый поступок с её делами и словами, старался понять, будет ли она довольна тем, что он делает. Наверняка даже теперь наивно верящая в Империю девочка не одобрила бы то, что они совершили. Даже когда погрязший в безделье и распутстве правитель предал всё, что мог. Но выбора уже нет. Если не свергнуть Карда, его свергнет Амори, и столица достанется алкам в целости и сохранности. Отсюда легко снабжать армию в Верхнем Сколене, благо, рек там хватает. Если не отнять у Карда трон, всё, что успела сделать Эвинна, окажется под угрозой.

  – Моррест-катэ, мы нашли Карда!

  Голос "мясника" звенит от злой радости. Они так долго и напрасно мечтали, что смогут добраться до потомка завоевателя Харвана – и безумная мечта осуществилась. Вот и смотрят почитатели Берг-Алада на Морреста, как на мессию. Есть с чего.

  "И этот дрожащий ублюдок – считай, полубог?" – ехидная, и ещё недавно просто кощунственная мысль заставила Морреста усмехнуться. Кард и правда выглядел неважно: бледное лицо с синяками под глазами – следами бесконечных пьянок, левый глаз вообще заплыл от молодецкого удара, из царапины над бровью сочится кровь. Роскошная горностаевая мантия изгваздана в грязи, объедках, вине, ещё какой-то липкой дряни. А искусно расшитые облегающие штаны из дорогой, прочной ткани неряшливо намокли, и мокрое пятно ползёт всё ниже. Наверное, сейчас бы запахло, как в клозете, не будь явившиеся из канализации воители ещё более "ароматными".

  – О, Кард ван Валигар, Император сколенцев, собственной персоной, – усмехнулся Моррест. И этого Эвинна бы тоже не одобрила: нельзя злорадствовать над поверженным врагом, сказала бы она. Убей – или прости. Да и старый Моррест, тот, каким он был ещё до плена, даже до войны, наверняка пустил бы в сердце толику жалости. Нынешний – нет. Нельзя? А почему это нельзя? Пусть выродок узнает, что принесло другим его предательство. Хоть отчасти... – Счастлив видеть божественного Императора, верным слугой которого является Амори Харванид... И другие наместники, до кучи...

  Кард едва ли смог бы узнать лицо – чумазый от подземной грязи и кровавых брызг, взмыленный, разгорячённый боем... Неописуемо страшный именно тем, что непонятно, чего от него ждать, вояка, в нём не признаешь молодцеватого соратника Эвинны, которого однажды, по императорскому приказу, пустили на женскую половину дворца. Но голос... Когда-то он презирал этого низкорожденного, завидовал, ненавидел – и одновременно боялся. Потом, когда тот, вроде бы на глазах у всех, умер под пыткой, и лучшие дворцовые врачи засвидетельствовали смерть, постарался забыть удачливого соперника, сделавшего то, на что сам оказался неспособен.

  Неужто мертвец воскрес – и теперь пришёл требовать виру с убийцы? Помнится, когда-то давно он слышал подобную историю. В детстве, ещё до Великой Ночи, когда усталая нянька рассказывала малолетнему Харваниду (никто тогда и представить не мог, что однажды он станет Императором – а потом отречётся от титула) на ночь страшные сказки. Мол, будешь плохо себя вести, придёт невинно осуждённый, восставший из могилы, и потребует за неправосудную казнь твою душу.

  Выходит, то была не сказка – и мертвец явился за ним даже из ледяного Ирлифова царства? От одной такой мысли впору потерять голову, если б не потерял ещё раньше. А если эти воины, играючи перебившие пьяниц-гвардейцев, тоже... Что ни говори, у павших в Тольфаре к нему немалый счёт, и если б только у них. И те, кто были на Вассетском тракте, да и сама Эвинна... Как бы не вернулась и она. Снова смотреть на её красоту – и сознавать своё бессилие и ничтожество, о которых и не скажешь никому: все сразу догадаются, что это – проклятье Богов за предательство... Эта мысль прихлопнула, как муху, остатки самообладания. Он пускал в штаны и не замечал.

  – О чём задумался, Кард? – почти ласково спросил Моррест. – Что, страшненько? Есть, с чего. Вот знаешь, уродец, не могу придумать, как тебя казнить. Всё, что в голову приходит, как-то слишком слабо для тебя. Нет, за то, что ты меня приказал пытать, я тебя прощаю...