Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 45 страниц)

  Разумеется, всё понимают и победители. Они почти не препятствовали бегущим, несущим с собой тело короля дружинникам – зато всеми силами, и уже со всех сторон наваливались на алков. "Хорошо, если прямо тут не повернут оружие!" – зло подумал Авенат. Для дружинников, в отличие от короля, алки – тоже презренные южане, заслуживающие смерти...

  ...А потом был страшный удар в голову, хруст шлема, разноцветный фейерверк перед глазами от попавшего в шлем свинцового шара. И падение в кровавую снежную кашу, прямо под ноги дерущимся. Затоптать его не успели: молчавшая пушка рявкнула, в упор выплёвывая картечь. И не было для неё более подходящей цели, чем плотный, почти неподвижный строй пехотинцев в полусотне шагов. Отрыгнули свинец джезайлы, послали стрелы луки, обрушили на врага последние камни пращи...

  Едва отгремел последний залп, воины королевы со всех сторон бросились на уцелевших алков, которых вскоре разрезали на несколько последних островков в половодье наступления. На чём битва, как таковая, и кончилась. А путь Эвинны-Артси – только начинался, битва в Долине Тысячи Камней была в нём лишь первым шагом.

  Глава 16. Стронуть лавину

  Костёр жарко пылал, раздвигая ледяную мглу. Для такого дела, как погребение погибшего сына, королева не пожалела драгоценных на Севере сосновых брёвен. Тщательно просушенные, политые земляным маслом, пересыпанные добавляющим жара углём, они занялись сразу, жадно гложущее дерево и тело погибшего пламя взвилось в чёрное небо. После того, как зашла Магра, небо не осветилось новым светилом, поднявшимся вместо луны войны. Почти день по южному счёту надо всем Борэйном висела первозданная мгла, лишь блеск далёких звёзд не давал ей стать непроглядной. Чёрное время, сказал старый жрец картиров. Время, когда меняется судьба мира.

  Бледная, будто разом постаревшая лет на десять, королева Флавейн стояла рядом с огнём, не замечая жалящих когтей жара. Вот так, для кого победа, а для кого – крушение всех надежд, подумала Эвинна. Ей было не по себе, будто и на ней лежала какая-то доля вины за междоусобицу. Не кому другому, а ей усобица проложила дорогу на юг. Ей она почти две тысячи преданных воинов, всеобщее почитание и возможность говорить от имени борэйнских картиров. И не только их. Тут, на краю мира, к таким вещам, как победа в бою, относятся серьёзно.

  – Ваше величество, – обратилась Эвинна к королеве. – Не убивайтесь! Значит, так решили Боги. Не вы и не я, а Они писали его судьбу.

  – Что ты можешь об этом знать? – повернула постаревшее, безнадёжно уставшее лицо королева. – Когда ты будешь стоять у погребального костра своего сына... А впрочем, этого я бы не пожелала даже матери Авената.

  В отличие от Харайна, которому свинцовое ядро размозжило лоб, жутко изуродовав лицо, алк остался жив. Шлем теперь годился только в перековку – но голова под ним отделалась сотрясением и содранной на лысине кожей. Сначала алкского командира сочли мёртвым, и хотели бросить там же, где и алков – но он очень своевременно очнулся и застонал. И ещё более своевременно кто-то из ополченцев решил, что за вражеского предводителя можно получить выкуп. Они сказали своему вождю, Эгберту, а тот – королеве, Виридэйну и Эвинне. И как ни жаждала королева отомстить за всё, разум победил. Авенат лишь выполнял волю своего короля, а месть не поднимет с погребального костра сына.

  – Сделанного не вернёшь, ваше величество. Можно лишь сделать так, чтобы борэйны вновь не сошлись в битве с борэйнами.

  Она по праву носит титул, отметила Эвинна. Ничего общего с самодовольным, ограниченным, легко управляемым корольком. Даже удивительно, что у такой матери был такой сын. Королева преодолела безразличие и внимательно посмотрела в глаза Эвинне. Девушка выдержала взгляд, не опустив голову. Простолюдинке королева никогда бы такое не спустила – но эта непонятная девчонка, сумевшая превратить разгром в победу, заслужила внимание королевы.

  – Что ты предлагаешь?

  – Ваше величество – из старого борэйнского рода, который правил одной из частей острова задолго до Харванидов, так?

  – Это знает каждый. Меня и выдали замуж за Харайна-старшего потому, что полагали... достойной престола. Это был залог верности старых родов Харванидам.

  – Ты любила его?

  – Какое это имеет значение?! Особенно – теперь, когда династия пресеклась? – Чуть остыв, Флавейн добавила: – Нет, конечно. Мне было тринадцать, я мало понимала, что значит... быть женой и матерью. Но в таких родах, как мой, почти никогда не выходят замуж по любви. В общем, как и все. Но мы говорили о том, как предотвратить усобицу, а не о моей жизни. Впрочем, тебя это пока не коснулось...

  "Ошибаетесь, ваше величество, – подумала Эвинна. – По крайней мере, ваш муж мог хотя бы сделать наследника. В отличие от Карда..."

  – Итак, вы из древнего рода Ингигерд. Но и род Виридэйна не хуже Эгберта, Ромуальда, Сигиберта, вдобавок, он хороший командир

  Королева нахмурилась. Воспоминания о вожде предателей были не из приятных. Сразу после битвы Эвинна предлагала атаковать их, пока они не ждут удара. Но вожди к согласию не пришли, и, как оказалось, к лучшему. Ближе к восходу луны Самани, залившей всё вокруг изумрудным сиянием, его притащили, закованного в кандалы и избитого, сами же ахташи. Далеко не все старейшины обрадовались предательству, да и воины жаждали смыть позор... Как бывший вождь ахташей умолял его пощадить!

  Эвинне было всё равно, королева меньше всего жаждала новой крови – если уж казнить, то алка. Но большинство вождей племёни кланов высказались за казнь, и в особенности ахташи. От Мооса Эвинна знала, почему: перед битвой вожди клялись за свои племена перед Богиней, что не побегут с поля боя – и один из них клятву нарушил. Карой ему и его роду станет проклятие Богини. Но, поскольку он ещё и вождь, за измену ответит всё племя. Только одно могло очистить тех, на кого пала скверна и дурная слава – принесение предателя в жертву и изгнание его рода. Так и сделали; и теперь дородный Сигиберт, с перерезанным горлом и выпущенной кровью, как жертвенное животное, догорал в ногах у покойника.

  – И что? Королева-то я!

  – А то, что вождь дружины давно овдовел и до сих пор не женился. Нет и детей, которые могли бы претендовать на наследство. А как он на вас смотрит, как оберегает, как бился за вас в первых рядах, нельзя не видеть. Думаю, он бы стоил короны, даже если бы был простолюдином, но он равен вам по знатности рода. И он достаточно молод, чтобы подарить стране наследника.

  Королева жарко покраснела, будто предлагали ей не честный брак, а невесть что. Вот бы такую скромность Эльферу и Карду, подумала Эвинна.

  – В моём роду не принято женщине делать предложение мужчинам, – произнесла королева. Строгая, решительная правительница, после смерти мужа твёрдой рукой правившая королевством, возвращалась на место заплаканной вдовы. – Это позор.

  – Никто не просит его делать вас. Я говорила с Виридэйном, сразу после боя. Считайте это его предложением, о котором будет заявлено в положенный срок, как велит обычай, а меня – просто свахой. Просто подумайте над ним, не отвергайте с ходу...

  Увидев, что королева, поглощённая мыслями, её не слушает, Эвинна умолкла. Что ж, её величеству тоже надо подумать. Мгновенно такие вещи не решаются – если, конечно, у королевы есть что-то в голове, а у неё есть. Эвинна вспомнила, как говорила о том же самом с Виридэйном, и грузный, закованной в доспехи башней возвышавшийся над её головой воевода смущался, будто мальчишка. Украшенное порезами и запёкшимися кровавыми брызгами лицо не изменилось, но что-то во взгляде подсказало Эвинне: она угадала верно. Что ж, если решатся, пара будет хорошая. По крайней мере, вдвоём они удержат страну, и за тыл можно не беспокоиться. Виридэйн извлёк уроки из битвы – и к лету алков, если они тут высадятся, будет ждать неприятный сюрприз. Впрочем, Эвинна надеялась, что им станет не до Борэйна...

  – А теперь, Артси-каттхая, прошу меня оставить, – произнесла королева.

  – Ваше величество, у меня есть ещё одна просьба, – произнесла Эвинна. – Созовите совет вождей прежде, чем наступит Рассвет.

  – Такие вещи не делаются во тьме, Артси. Боги должны видеть и слышать людские слова, они удалились ко сну до Рассвета. Долгая Ночь – время сна Богов, время лжи и крови.

  "А то я не знала! – в сердцах подумала Эвинна. – Конечно, раз Боги спят, так и самим спать нужно... Впрочем, есть у меня кое-что и на этот случай – даром, что ли, вы считаете меня посланницей Богов?!"

  Ещё в те времена, когда только-только осваивалась в новом теле и новом краю, Эвинна-Артси хорошенько покопалась в памяти прежней хозяйки тела – и теперь знала назубок все поверья, связанные с Долгой Ночью. А натренированный в теологических диспутах у Воинов Правды ум подсказывал нужные аргументы.

  – Надеюсь, каттхая, вы не забыли, Кто меня послал и дал силы победить? – напомнила она. Причём произнесла фразу на чистом сколенском, который тут, в самом дальнем обитаемом краю, был языком книжников и правящей династии. Простой девчонке-картирке знать это наречие совершенно не по чину. На миг стало совестно за обман боевых товарищей. Но что делать, если никак иначе их не расшевелить? А время идёт, и там, в Сколене, быть может, уходят водой в песок последние месяцы спокойствия. Вряд ли ей удастся много навоевать с одними картирами. – Победа была одержана именно в Долгую ночь. Боги следят за нами и сейчас. Если вы не верите, считайте Их глазами меня.

  – Конечно, Артси, – величаво кивнула королева. – Совет не собирается во тьме, это наш обычай, а обычаи должны почитаться. Но можно обратиться к вождям на пиру, если они решат, задуманное тобой осуществится. Боги уже помогли нам одержать верх над южанами. Но куда собираешься повести людей ты, не на новые ли испытания? Вожди едва ли за тобой пойдут, и нужно ли? Ты могла бы остаться с нами и жить припеваючи, как и твои картиры. Если вам нужна земля, мы заставим потесниться ахташей, раз они виноваты. Вот и будет место, где осесть. А я обещаю найти тебе хорошего мужа, как и ты нашла мне. И Эгберт всегда вас поддержит...

  Эвинна удержалась от того, чтобы не хмыкнуть. Сразу после битвы, когда на поле битвы ещё собирали убитых, она вспомнила, как вызвала вождя рипуариев на поединок. Эгберт как раз оказался поблизости.

  – Спросите его, готов ли он ответить за оскорбление, засвидетельствованное Флавейн-каттхаей? – спросила Эвинна стоящих рядом воинов: древнее правило запрещало обращаться к тому, с кем собираешься биться, напрямую. И прибавила сакраментальное: – Как велит обычай.

  Эгберт свирепо засопел, чем бы ни кончился поединок с женщиной, славы его клану это не добавит. Но и нарушение клятвы... Самое же интересное, сталкивались сразу два, одинаково священных обычая. Один требовал принять вызов на поединок вопреки всему, и войти в Круг Судьбы, из которого выйдет лишь кто-то один. Уж если даже нечестивые южане не осмеливались его нарушать, борэйну такое бы и в голову не пришло. Но картиры под её руководством ударили в тыл алкам – и тем спасли всё войско, самого Эгберта и мужчин его племени в том числе. А того, кто спас тебя в бою, следует почитать, как отца, и нет позорнее преступления, чем поднять на него меч. Вот и как теперь выкручиваться? Кстати, и исход такого поединка вовсе не очевиден: повидав девчонку в бою, Эгберт не был уверен, что вышел бы из него победителем. Но, может быть, именно смерть в Круге Судьбы нанесла бы наименьший урон чести вождя рипуариев?

  – Каттхае нужен поединок? – спросил у тех же воинов Эгберт, подхватывая "игру". – Если так, то я готов. Пусть позовут жреца, чтобы он назвал время и место...

  – Постойте! – раздался знакомый голос. Королева шла по лагерю с Виридэйном, старый воин деловито раздавал распоряжения, а она... Она просто согласно кивала головой: не женское дело командовать воинами и распределять после битвы трофеи. Разве что позаботиться о раненых – но на это есть простолюдинки. Вот и теперь королева и её воевода оказались рядом. "Как всегда, вовремя!" – раздражённо подумала Эвинна. Ей воевать с вождём рипуариев, явно поумневшим после битвы, хотелось не больше его самого. Но отказаться от поединка – значит оставить оскорбление без ответа, и, в отличие от Эгберта, у неё возможностей достойно отступить нет. Северяне такую слабину не простят... – Прежде, чем выйдете на бой, вам придётся меня услышать.

  "И что же ваше величество скажет? – гадала Эвинна. Она надеялась, королева проявит благоразумие и не станет призывать к кровопролитию. – Впрочем, у Флавейн голова не для красоты, так что надежда есть... Неохота убивать этого парня, а ведь придётся!"

  – Перед битвой, – обстоятельно начала королева. Двое воинов притащили захваченный в лагере Авената лёгкий плетёный стул – не дело королеве вершить суд стоя. – Перед битвой Эгберт оскорбил Артси, усомнившись в её доблести и доблести её людей. Артси предложила уладить дело судом Богов после битвы, дабы не пострадала честь её народа. Она и сейчас имеет право вызвать его на поединок, и он не сможет отказаться. Но в то же время Артси своим ударом помогла всем, и в том числе Эгберту, вырваться из западни. Тем самым, по обычаю, она стала как бы матерью Эгберта, что делает невозможным поединок. В то же время и Боги, сохранив вождю жизнь, уже явили Свою волю.

  Эвинна начала понимать, к чему клонит королева, и улыбнулась. Да, вот кому бы быть сколенской императрицей. Она бы нашла на Амори управу, причём безо всякой войны. Просто сделала бы так, что для Амори стал бы выгоднее союз с Империей. Что ж она так с сыном-то ошиблась?

  – Таким образом, поединок в Круге Судьбы не может дать ничего нового. Боги повелевают им обоим оставить вражду, а Эгберту – служить Артси так, как он служил мне, быть для неё братом, защитником и карающим мечом в её руках. А Эвинне – быть ему советчицей, на правах старшей родственницы и предводительницы. Что же до подчинённых им племён, картиры в случае войны должны отныне выступать на стороне рипуариев, и наоборот. Я сказала.

  Эвинна слушала, не скрывая своего восхищения. Нет, если дойдёт до поединка, она не сомневалась, что победит. Просто потому, что иначе всё просто теряет смысл. Но смерти северного храбреца хотела меньше всего. А королева одним махом решила проблему. И Эгберт удовлетворённо вздохнул, коротким кивком выразив одобрение. Ему тоже не улыбалось поднять меч на ту, кто спасла всё его племя.

  – Если Артси-каттхая согласна простить обиду, я готов признать её старшинство и вернуть долг кровью. Пусть Боги и королева будут свидетелями моей клятвы.

  Эвинна счастливо улыбнулась – и кивнула:

  – Что ж, Эгберт-катэ, я поведу твоих людей на новые земли.

  "Ах так, королева? Ты догадываешься, если не знаешь, о чём я буду говорить. И думаешь, что вожди откажутся меня слушать, даже Эгберт? Я найду на них управу".

  – Прекрасно, – закончила разговор Эвинна. – Пир так пир.

  Это был пир, но не в честь победы. В бою погиб король – и проводить его в путь к престолу Богов без достойной тризны было бы позором и для победителей, и для побеждённых. Вот почтят память пусть недостойного, но Харванида – тогда станут пировать во славу Богов и в честь победы. Впрочем, и тризна ещё только началась. Меньше, чем через две недели, они по домам не разъедутся. Пару недель можно подождать. Даже нужно: когда воинам надоест ничегонеделание, они скорее решатся на авантюру.

  Столы ломились от яств. По большей части птица и рыбные блюда: земля на Севере сама по себе не прокормит. Но был и зажаренный целиком поросёнок, которого деловито кромсали ножи вождей, и ароматный, ещё тёплый хлеб, и местная замена алкскому красному – мягкая на вкус, но валящая с ног не хуже кетадринской бражки медовуха. Алки и дружинники Харайна оставили полные продовольствия подвалы. "Небось упражнялись до упаду, пока эти пьянствовали, – с неприязнью подумала, впервые увидев это изобилие, Эвинна. – Интересно, как Авенат смог их заставить?"

  Теперь все эти запасы, способные прокормить немаленькую армию в течение года, исчезали в ненасытных утробах дружинников. Ополченцев, конечно, на королевские пиры не допускали, но и из столицы выпускать не спешили, и каждый день их содержания влетал в копеечку, а ведь на Борэйне хлеб – просто сокровище.

  Эвинна шагала меж заставленными снедью столами. Дружинники провожали её точёную фигуру жадными взглядами, в которых сквозило извечное мужское желание, и тут же вновь принимались за еду и выпивку. Под этими взгядами Эвинна чувствовала себя особенно неуютно, вспоминались горы фодиров и кетадринов, где с ней, тогда просто рабыней, каждый мог сделать что угодно. И делали, делали... Если у неё получится, им придётся пройти через те земли. Через края, населённые безжалостными воинами. И либо принять их на службу, а потом вести на юг, либо стереть с лица земли их крепости и их самих. И тот, и другой варианты порождали кучу проблем.

  Но сидеть на месте нельзя. Ещё неделя пиров, и войско станет неуправляемой толпой пьяниц. Если Амори не отвлечь, рано или поздно на острове высадится полк алков с несколькими пушками. И что тогда? Но даже если Амори решит сосредоточиться на Сколене, это будет лишь отсрочкой. Отсрочкой для борэйнов и катастрофой для былых соратников. Есть только один путь спасения от алкской напасти.

  Но для этого надо вывести их из бесконечного запоя.

  Обращали на неё внимание немногие. Гораздо больше дружинников смотрели на поставленный в центре зала в качестве сцены огромный стол, на котором изгибалась в танце юная босоногая танцовщица, вокруг стола сидели музыканты.

  И она, и музыканты, отметила Эвинна, из картиров. Племя Хэвисс, клан Гастак, род Мадхо, судя по расцветке рубашек. Тогда, в ущелье, они воевали не хуже других, и для них Эвинна, то есть Артси, по-прежнему оставалась вождём. На звуки музыки новое тело Артси встрепенулось, захотелось выйти рядом с танцовщицей, встроиться в танец: именно сейчас в групповом варианте нужно выходить тем, кто будет для подтанцовки... Эвинна даже потрясла головой, заставляя себя не слушать музыку. И всё-таки слова звучали – задорные, весёлые, полные двусмысленностей и острот. Дружинники слушали, притопывая в такт песне, иные в меру способностей подпевали плясунье, то и дело зал взрывался хохотом.

  – Спустись, дитя, – произнесла Эвинна, когда подошла к импровизированному оркестру вплотную. – Мне нужно говорить.

  Дружинники проводили спустившуюся плясунью нетрезвыми взглядами. В их глазах ясно читалось недовольство прерванным представлением. Но Эвинна уже взобралась наверх, и звонкий девичий голосок Артси разнёсся под старинными сводами.

   – Порой опоздать с помощью – хуже, чем предать, – начала она. – Вы видели, как сгорает в светильниках жир? Вроде бы медленно и незаметно, но неостановимо. И пока мы тут пируем, празднуя победу, король Амори, уж будьте уверены, без дела не сидит. Он и его союзники готовят новые полки. И один из них, как Авенат говорил королю Харайну, будет здесь уже летом. Мы едва справились с одной ротой алков, но что будет, если тут появится полк, в котором три или четыре роты? И сотня всадников при нескольких пушках?

  Воины заинтересовались, отметила Эвинна. Небось, каждого хоть раз посещали подобные мысли. И хоть на Борэйне искони принято решать все споры в одной битве, а то и поединке, все уже убедились, что алки – совсем, совсем другие. "Ну что ж, я знаю, что делать, сейчас узнаете и вы".

  – Наш обычай не позволяет давать новую битву после проигранной, как и добивать побеждённых. Но у алков свой обычай, и наш им не интересен. Амори пожелает отомстить за поражение, обратить вас в своих рабов. Для него преступник – каждый, поднявший оружие против его солдат. Он не остановится.

  Ну, а теперь... Самое главное, ради чего она ввязалась в борэйнские дела. Без чего победа в Долине Тысячи Камней – лишь пустая трата времени.

  – Единственный способ не дать врагу прийти в наш дом – выйти навстречу. Борэйны уже ходили за море, чтобы помочь южным союзникам бороться со сколенским Императором. – "А ведь с точки зрения борэйнов они и правда южане, – подумала Эвинна. – Интересно, считают ли крамцы и прочие борэйнов "людьми в шкурах"?" Мысль мелькнула и исчезла, вытесненная более насущными. – Пора вновь переправиться за море: алки собираются сделать то, что делал сколенский Император, только среди южан этого никто не понимает. За морем, мы добудем славу своим родам и богатство – себе. Бездомные получат землю, более щедрую, чем наша. Борэйн никогда больше не будет зависеть от заморского хлеба. А алки убедятся в том, что нас не покорить – как когда-то убедились сколенцы. Я поведу картиров на завоевание земли – той, которую они могли бы назвать своей. А вам предлагаю выбор – присоединиться к нам и разделить славу победы, или остаться тут и дожидаться алков в гости. Выбирайте.

  Повисла тишина. Здесь не было ополченцев, которые хотят вернуться домой, к привычной жизни, к жёнам и детям. Только дружинники племён и королевы, бывшие воины Харайна и Сигиберта. Для них война – единственное достойное мужчины занятие, можно сказать, и образ жизни. Их легче подвигнуть на поход, если дать понять, что ожидается добыча, а уж если пошла речь о новых землях...

  Собственно, на это Эвинна и рассчитывала: встретить понимание у ополченцев было бы труднее. Если ополченцы и пойдут дальше, то только вслед за вождями и их дружинами. Присоединятся и не участвовавшие в смуте племена. Три, а то и шесть тысячи бойцов помогут картирам закрепиться на северном берегу Сэрхирга, к ним будут подходить материковые картиры, готовые драться за своё королевство, изгои из старых племён, жадные до войны вожди – победоносная армия со щедрым вождём должна расти, как снежный ком. А потом вся эта силища, может десять тысяч, а может, и двадцать, должна двинуться дальше. Куда – Эвинна пока не решила, но вариантов не так уж много. Пожалуй, лишь два, и оба имеют как достоинства, так и недостатки.

  – И самое главное: Боги благословят смелых, трусов же и домоседов проклянут.

  "Ведь жрецы всегда поддерживают того, кто сильнее!" – мысленно закончила она.

  – Да зачем нам за море-то идти?! – прорвал тишину первый голос.

  И понеслось! Казалось, от гвалта трясутся сами стены пиршественной залы.

  – Ага! Ищи дураков!

  – Да кто пойдёт-то с картирами?!

  – Ну, я бы пошёл...

  – А с кем воевать-то придётся? Алки же дальше...

  – Если будет добыча, я пойду, и мой клан тоже. Плевать на алков.

  – А девочки на Юге хорошенькие?

  – Там не только девочки, Ирвен, мечи там тоже острые.

  – Нам своей земли хватает!

  – Да кто сказал-то, что алки ещё придут?!

  Эвинна слушала разноголосый гвалт, и вспоминала слова, сказанные в Стиглоновом царстве для праведников. Каждый сам по себе и сам за себя. Почему-то только алки готовы встать друг за друга горой, выполнить приказ своего короля без лишней болтовни. Не потому ли и смогли за несколько лет овладеть третью Сэрхирга? Она невольно поймала себя на том, что понимает Авената в его презрении к "дикарям". Да, расшевелить это болото будет непросто.

  Тем временем голоса смолкли резко, как по команде; столь же резко, будто за спиной раздалось змеиное шипение, Эвинна обернулась. Семенящей походкой в пиршественный зал вошёл тот, кому, казалось бы, нет места среди буйных дружинников и вождей. Дряхлый, высушенный временем, худой как палка старец с горящими глазами прирождённого проповедника, опирающийся на выточенный из китовой кости массивный посох. Одет старик просто, почти по-нищенски – отчего же притихли кичащиеся знатностью и богатством племенные вожди?

  – Харсаг! – понеслось по рядам. – Сам Харсаг пожаловал... Сейчас скажет...

  Эвинна с неудовольствием взглянула на старика. В качестве союзника ему бы цены не было – но едва ли тот пришёл, чтобы её поддержать. Да и взгляд – два сердитых уголька под кустами выбеленных временем бровей – убеждал в обратном. Увы, и приказать старику молчать Эвинна не могла. И вовсе не потому, что это разбило бы образ божьей избранницы.

  Если и был на Борэйне кто-то, кого побаивались и короли, и – в старые времена – законоговорители острова, так это он. Верховный жрец богини Борэйн, повелевавший, если верить легендам, непонятными и очень опасными силами, которые получал от самой богини смерти. Его магическую силу некто не видел, но хватало и обыкновенной земной власти. Наверное, выступи он в самом начале на стороне королевы или короля, его слова бы хватило, чтобы противники сложили оружие без боя, да ещё выдали вождей на суд и расправу. Но тогда жрец Харсаг ван Истувег предпочёл смотреть на смуту со стороны. А теперь почтил пирующих своим вниманием... для чего?

  Говорят, вспомнила Эвинна обронённую кем-то фразу, он родился в тот же год и в тот же день, что и сколенский Арангур Третий, и вся его молодость пришлась на Северные походы. Так это или нет, сказать сложно. Зато доподлинно известно, что именно он был душой сопротивления Сколенской Империи по всему Северу. А последний раз он покинул свою обитель, чтобы благословить на войну со сколенцами принца Ольвара. Зачем же теперь покинул свою обитель этот осколок прошлой эпохи?

  – Я долго не желал вмешиваться, в конце концов, людские войны не задевают Богиню, – начал он, сразу завладев вниманием людей. Эвинна поморщилась: её лишь милостиво соглашались слушать, а жрецу внимали, затаив дыхание. – Великая Борэйн так и так получит всех – и победителей, и побеждённых. Но, как когда уходил в бой Ольвар, сейчас особый случай. Знайте – Богиня явилась мне и сказала: пойди и проследи, чтобы древние традиции не попирались, и каждый обладал своим, не посягая на чужое. Эта женщина, – указал он на Эвинну-Артси, всё так же стоящую на столе, – заявляет, что она избранница Богов. Она это доказала, вырвав из рук алкских псов победу.

  Жрец перевёл дыхание, всё-таки когда тебе почти девяносто, непросто долго говорить, а уж странствовать по скованной лютой зимой земле в разгар Долгой ночи... Но сила воли и уверенность, исходящие от жреца, внушали уважение. Такой был бы незаменимым союзником, с сожалением подумала Эвинна. Если б не шёл обманчиво-торной дорожкой Эльфера. С каждым мгновением старый жрец всё больше напоминал перешедшего на алкскую службу учителя.

  "А ведь ему и самому непросто!" – вдруг сообразила Эвинна. Прямо назвать её ведьмой, смущающей людей, он мог в самом начале, до Долины Тысячи Камней – но не сейчас. В глазах северян победа над сильным врагом невозможна без милости Богов. А уж превращение разгрома в победу... Скажи он, что эта победа одержана вопреки богине – и, во-первых, придётся признать правоту побеждённых, поссорившись с победителями. А во-вторых, что ещё важнее – то, что победу можно одержать вопреки Богине. Ну, и какая она после этого Богиня? "Так что же ты скажешь, старик?" – ломала голову Эвинна.

  Не угадала.

  – Она исполнила повеление Богини, разгромив короля, предавшегося врагам, и самих южан. Но теперь она не хочет вспоминать, что удел женщины – не воевать. Её удел – рожать детей, поддерживать семейный уют, быть верной мужу, который должен оградить её ото всех невзгод. Её удел – выйти замуж. На худой конец, она может быть танцовщицей, как то дитя, которое она согнала отсюда. Но, отведавшая хмельного напитка победы, она не в силах вернуться в прежнее состояние и жить, как все. Ей хочется сохранить всеобщее почтение и власть, прежде всего, над картирами. Она поманила их несбыточной мечтой, пообещав снять наложенное Богиней проклятие. Но только Ей дано переменить Её решение. И ещё – Отцу Богов, коему поклоняются южане. Так знайте: Богиня не благословляла её на новый поход, хоть прямо и не запретила. Пусть она испытает свою судьбу, если так хочет, и пусть за ней идут картиры, если готовы ей повиноваться. А вы, первые мужи королевства, следите за её действиями, и так вы узнаете окончательное решение Богини: дарует Она победу картирам или нет.

  Эвинна слушала дребезжащий, но исполненный скрытой силы старческий голос – и чувствовала, как в груди поднимается боевая ярость. Старикашка поддержал победителей, объявив им, что они действовали от имени Богини. Он даже не стал запрещать этот поход, от имени Борэйн грозясь всевозможными карами. Он умён и понимает, как сладок запретный плод. Ни да, ни нет, но так, чтобы люди поняли как "нет". Жрец не стал испытывать на прочность и верность картиров, которые тоже "отведали хмельного напитка победы", и могли пойти за ней вопреки проклятиям. Но остальным недвусмысленно посоветовал подождать, чья возьмёт.

  И что бы ни случилось, он будет хозяином положения. Потерпи Эвинна поражение за морем, и он возопит, что Боги покарали отступницу. А если каким-то чудом, с одними едва обученными картирами, разобьёт за морем всех врагов – получится, что он не запретил поход, когда мог – значит, дал ей шанс победить, а Богиня вынесла, наконец, Своё решение. Зато теперь для Эвинны отрезан и третий путь, которым, впрочем, она и не собиралась идти: остаться на острове, став теневой правительницей картиров. Останется только подчиниться племенным обычаям, а они не оставляют женщине выбора. И хорошо, если на неё положит глаз молодой и красивый Эгберт, а не старикашка Ромуальд. А картиры вряд ли забудут, как она поманила их мечтой обрести землю – и струсила, отыграв назад.

  – Это всё, что велела передать вам Богиня, – горделиво подняв голову, сообщил жрец. – Она не запретила Эвинне действовать по своему усмотрению, но и не поддержала её начинания. Выбирайте: идти за неизвестной женщиной, или подождать, пока Богиня изречёт свою волю?

  А это уже явный шантаж и намёк на нехорошее. Для прирождённых воинов и глав кланов с племенами нет ничего позорнее подчинения обычной девчонке, да ещё простолюдинке, да ещё из необходимых, но слегка презираемых картиров. Совсем не то же, что действовать по благословению Богини. Во-вторых, он намекнул, что любой, кто пойдёт за ней, действует на свой страх и риск. И может в итоге оказаться против самой Богини. Какой же борэйн на это пойдёт?

  Жрец замолчал. Устало, как человек, хорошо сделавший трудную работу, опёрся на посох – и по-стариковски осторожно присел на выточенный из пористого камня стул. Подобострастно кланяясь, подбежала рабыня с серебряным кубком, полным медовухи. Но жрец лишь слегка пригубил: для таких, как он, уже не существовало большинства мирских соблазнов. Кроме, разумеется, соблазна власти и превосходства разума.