Текст книги "Приговор"

Автор книги: Отохико Кага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 69 страниц)

2

В коридорах медсанчасти было почему-то очень шумно. Сквозь нестройный гул множества голосов прорывались резкие выкрики громкоговорителя. Бейсбольный матч, что ли, передают? Дверь в аптеку была приоткрыта, старый и молодой фармацевты лениво прихлёбывали холодный чай. Молодой – большой любитель бейсбола – даже во время работы не расставался с портативным радиоприёмником, однако о каком бейсболе могла идти речь в такой снежный день? В смотровых, расположенных по обеим сторонам коридора, было темно и пусто. «Терапевт». «Отоларинголог». «Уролог». «Стоматолог». «Энцефалография». Только в кабинете энцефалографии горел свет. Войдя внутрь, Тикаки вспомнил, что сам забыл погасить его, – после обеда он разговаривал здесь с начальником зоны Фудзии. Это, в общем-то, ладно, но вот беспорядок в кабинете ему не понравился. Пластмассовый чехол энцефалографа был сдвинут в сторону, красные чернила вытекли из стержней регистрирующего устройства и разбрызгались по бумаге, словно кровавые следы преступления. Полка была забита энцефалограммами, не поместившиеся стали складывать в стоящую на полу картонную коробку, когда же заполнилась и она, их начали сваливать в кучу прямо на пол. На столе лежали стопкой ещё не расшифрованные энцефалограммы только что обследованных больных. Надо бы заняться ими. Главврач требует, чтобы ему как можно быстрее предоставляли отчёты по тем подсудимым, которые страдают эпилепсией. Время втиснуто в тесное пространство, так что возникает неприятное ощущение удушья. В этой тюрьме, где содержится более двух тысяч человек, он – единственный психиатр. Всеми случаями психических расстройств занимается он. Отдаёт работе все силы, иначе он просто не умеет, но число больных не уменьшается. Надо воспользоваться сегодняшним дежурством, чтобы расшифровать наконец хотя бы эти энцефалограммы. Прижимая к груди кипу бумажных рулонов, он вышел в коридор. Снова забыл погасить свет. Да ладно, ну его!

По ушам снова ударили кричащие голоса. Они доносились из окна. Тут Тикаки сообразил, что, скорее всего, у ворот собрались пикетчики. Когда он вошёл в ординаторскую, Сонэхара выжидательно уставился на него. Если попасться ему в лапы, дело гиблое. Тикаки быстро прошёл к своему столу и демонстративно вывалил на него груду рулонов с энцефалограммами. Бросив беглый взгляд на стол и удостоверившись, что новых направлений на осмотр нет, он хотел было снова выскочить в коридор, но его остановил старший надзиратель Ито.

– Доктор, подождите, пожалуйста.

– Что такое? – полуобернулся к нему Тикаки.

– Вы кажется, сегодня дежурите? Прошу вас снять пробу с пищи. Я нарочно вас дожидался. Вас не поймаешь.

– Но я занят… – Тикаки нетерпеливо отмахнулся и двинулся было дальше, но Ито обошёл его спереди и поставил перед ним деревянный ящик с едой. Делать нечего, пришлось идти в канцелярию. Там с ящика была снята крышка и перед ними появился ужин, приготовленный для заключённых. Рис по-фукагавски, политый супчиком из варёных с луком моллюсков асари, и два кусочка маринованной редьки. Сморщенные кусочки моллюсков и жареного лука напоминали трупы червей. Он взял палочки из коробки для медперсонала и, попробовав еду, скривился:

– Гадость какая!

– Наверное, потому, что уже остыло, – сказал Ито таким голосом, будто именно он, Тикаки, и виноват в том, что еда остыла, и протянул ему журнал регистрации результатов проверки.

Тикаки поставил свою печать в колонке дежурного врача. От забинтованной головы Ито резко пахло риванолом. Белый бинт, удаляясь, уплыл во тьму коридора. Да, ещё нужно доложить главврачу об Итимацу Сунаде. Сейчас половина пятого. После пятичасовой проверки все ключи передаются главному дежурному надзирателю, потом уже нельзя будет так же свободно, как днём, ходить по камерам и палатам. Надо бы ещё раз пройтись по всем больным. Посмотреть, появились ли новые симптомы у Оты с его синдромом Ганзера, узнать, как там Боку с его рвотой. Кстати, ведь он просил Танигути сделать Боку рентген желудка, интересно, каковы результаты? Сев за свой стол, Тикаки обратился к сидевшему рядом Танигути:

– Послушай-ка, как там насчёт Боку, что показал рентген?

– А, это… – Танигути поднял глаза от какой-то толстенной книги на иностранном языке. – Видишь ли, проводя просвечивание, я не заметил никаких отклонений, о чём тебе и сообщил. Но на снимках видна явная патология. Вот, взгляни сам! – Танигути включил устройство для просмотра снимков и поднёс к нему ещё мокрый снимок, висевший сбоку от его стола. – Видишь, здесь в области желудка имеется затемнение величиной с крупное куриное яйцо. Вот в нём-то всё и дело.

– Что, карцинома?

– Нет, думаю, улкус. Видишь, барий распределяется равномерно, потом, сосредотачиваясь в районе ниши, образует ореол, а вот здесь, в области большой кривизны, имеются изъязвления. В результате сокращений большой кривизны пища извергается из кардиальной части и выталкивается в пищевод. В результате возникают приступы рвоты.

– Вот в чём дело… – Тикаки, покопавшись в складках памяти, извлёк из одной из них динамику состояния Боку и, быстро пробежавшись по всем симптомам, попытался привести в соответствие два альтернативных диагноза – желудочная рвота и психогенная рвота.

– Психические факторы тоже нельзя игнорировать. Ведь у этого Боку в последнее время развился мутизм. Его состояние невозможно объяснить с чисто терапевтической точки зрения.

– Но только с психиатрической точки зрения его состояние объяснить тоже невозможно. – Танигути энергично задвигал своими широкими и густыми, как гусеницы, бровями.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Тикаки, – значит, истина где-то посередине – психосоматическое расстройство.

– Очень похоже на то. – Танигути пошевелил бровями.

– Ну и что мне теперь с ним делать? – Тикаки вдруг перестал смеяться, – Ежели у него язва, то это не моя область. К тому же у него общее истощение, этого тоже нельзя игнорировать.

– То есть ты настроен скорее пассивно! Да, я хотел тебя спросить, а то, что имеет отношение к психике, скажем, мутизм, ты берёшься вылечить?

– Как тебе сказать…

– Я, к примеру, берусь вылечить его язву. Так что, объединив усилия, мы могли бы и справиться.

– А ты согласен за него взяться?

– Да. Хочу попробовать одно средство.

– Вот как? Спасибо, – заметно приободрился Тикаки. «Теперь-то я смогу отстаивать свою точку зрения перед главврачом», – подумал он.

– Вы прям как два голубка, – сказал Сонэхара. – Так славно воркуете, что жаль разрушать вашу идиллию, но позволю себе сказать, что доктору Тикаки звонили. Из университета. Абукава, что ли. Просили сразу же позвонить.

– Профессор Абукава?

– А что, Абукава – профессор? Голос был женский. Может, секретарша?

– Спасибо. Сейчас позвоню. – Тикаки сразу понял, что звонила Тидзуру Натори с кафедры криминологии. Наверное, насчёт подсудимых, связанных с мафией, этой темой сейчас занимается профессор Абукава.

Тидзуру сразу же взяла трубку.

– Кажется, со мной хотел говорить господин профессор? – официальным тоном спросил Тикаки. Обычно они с Тидзуру обходились без особых Церемоний, но в присутствии Сонэхары он не мог себе этого позволить.

– Да, я сейчас передам ему трубку. – Тидзуру тоже говорила официальным тоном: наверняка на кафедре кто-то был.

– Алло, говорит Абукава.

– Это Тикаки. Вы мне звонили?

– А, Тикаки-кун. Помнишь, мы с тобой говорили о подсудимых, связанных с мафией? Так вот, мы получили официальное разрешение из управления исправительных учреждений при Министерстве юстиции. Я хотел бы сразу же наметить объекты для исследования. Я уже консультировался с начальником отдела социально-медицинского обслуживания, он сказал, что в вашей тюрьме имеется список всех подсудимых, связанных с мафиозными группировками. Все они якобы под контролем, и арестовано уже больше двухсот человек; так вот, не мог бы ты взять этот список в службе безопасности и на его основании составить список лиц, которые могли бы стать объектами для исследования? Недели тебе хватит? Хорошо бы из основного контингента методом случайной выборки отобрать процентов 25, ну скажем, пятьдесят человек. Что ты на это скажешь?

– Хорошо, я всё сделаю.

– Ты будешь завтра на семинаре по криминологии?

Тут только Тикаки и вспомнил об этом семинаре. Он уже около месяца не показывался на кафедре. Скорее всего, именно из-за завтрашнего семинара у него в голове и мелькала периодически смутная мысль: «Надо бы зайти в университет…»

– Собираюсь, – поспешно ответил он.

– Ну, тогда и обговорим детали. А пока, если можешь, займись списком. Я был бы тебе очень благодарен.

– Хорошо,

Абукава уже отсоединился, а Тикаки ещё некоторое время разглядывал телефонную трубку, вернее, ту её часть, где были маленькие отверстия, делавшие её похожей на окошко. За этим, словно забранным решёткой, окошком находится просторный мир, по которому своей лёгкой походкой свободно расхаживает Тидзуру Натори. Может, пригласить её завтра куда-нибудь в Синдзюку? Он полистал записную книжку. Туда он без особого порядка записывал всё подряд: намеченных для осмотра больных, предполагаемые повестки дня заседаний научного общества и семинаров… Вот, пятница. Ночное дежурство в тюрьме. Суббота: утром еженедельный обход всех больничных палат, с 14-ти до 15-ти – семинар по криминологии, выступление доцента Токийского университета медицины и стоматологии Офурубы, тема «Убийства с невыраженным мотивом, совершаемые больными, страдающими шизофренией в начальной стадии». Судя по подробной записи, он явно собирался идти на этот семинар. Под записью о семинаре он приписал: «Синдзюку». Вот и ладно, теперь можно идти в больницу.

– Извините, что отрываю вас от дел… – сказал Сонэхара, – но у меня для вас ещё одно сообщение. Вас разыскивал главврач.

– Опять? – Тикаки раздражённо топнул ногой.

– Да, опять, опять… – И Сонэхара стал считать, загибая пальцы. – Уже третий раз с утра, он прямо без вас жить не может. Но, откровенно говоря, вы у нас самый неуловимый. А я сижу целый день на одном месте, и чуть что – меня отряжают на поиски. – И Сонэхара захохотал, брызжа слюной сквозь дыру в передних зубах.

– Интересно, что на этот раз?

– Вот уж этого я не знаю. Вы бы лучше сами к нему сходили.

– Мне надо в больницу.

– Прямо сейчас? Сейчас у санитаров ужин, и попасть в больницу довольно трудно. Лучше отложите своих больных на завтра. Хотя бы самых тяжёлых. Да, кстати, о Боку. По-моему, его вообще лучше оставить в покое. Не умрёт. Хочет блевать, пусть блюёт. Ну истощение, ну и что, мы-то здесь при чём? – сказал Сонэхара, сверкая лысиной.

– Да, но… – задумался Тикаки. А ведь Сонэхара прав. Перед вечерней поверкой санитары обязаны вернуться в больницу. А после поверки, хотя это и не очень строго соблюдается, вход запирается, и, для того чтобы кого-то осмотреть, надо открывать сразу две двери – в больничный корпус и в палату, что весьма затруднительно.

– Ну и сколько их там, этих молодчиков? – спросил Томобэ у Таки.

– Да-да, я как раз тоже хотел спросить… – Сонэхара повернулся к Таки.

– Не знаю. Не считал. – И Таки выпустил из ноздрей две струйки дыма.

– Как это – не знаю, хотя бы примерно вы можете сказать? Вы же шли прямо через них. Мы должны знать хотя бы приблизительную численность вражеских сил.

– Сотня, что ли. Или нет, пожалуй, сотни три.

– Это же совсем разные вещи. С такими данными невозможно правильно оценить обстановку. Если их сто, то с ними справится и здешняя охрана, а ежели их триста, то нужно будет вызывать специальный отряд быстрого реагирования.

– Охране с ними не справиться.

– Значит, их триста. Ну и ну, похоже, пока не появится отряд быстрого реагирования, мы отсюда не выйдем.

– О чём это вы? – спросил Тикаки у Сонэхары. Но тот только закрыл глаза и затряс головой. Томобэ, откинувшись, повернулся на стуле и выглянул из-за спины Сонэхары.

– Студенты организовали пикет и осадили ворота. Охранники стали их гнать, но тут же были взяты в кольцо и жестоко избиты, после чего, перепугавшись, быстренько закрыли ворота, так что теперь неприятель войти не может, но и мы тоже не можем выйти.

– Ну почему? Можем, – сказал Сонэхара. – Если будем такими же храбрыми, как доктор Таки. Доктор случайно оказался за воротами, не знаю, куда уж он там ходил, возможно, китайская лапша, которую он ел на обед, уже успела перевариться, и он вышел подкрепиться в забегаловку у ворот. Так вот, он спокойно прошёл через ряды пикетчиков, попросил, чтобы ему открыли ворота, и благополучно вернулся в отделение. И сейчас я пытаюсь выведать секрет, как ему это удалось. Ну же, доктор, что вы сказали, когда приблизились к неприятельским шеренгам?

– Ничего не сказал.

– Значит, вы приблизились к ним молча, враги расступились и освободили вам дорогу. Так? Я бы наверняка бросился наутёк, если бы ко мне вдруг подошёл какой-нибудь седовласый дедушка-хиппи.

– Какие пикетчики? – снова спросил Тикаки у Сонэхары. Но тот почему-то опять сделал вид, что не расслышал.

– Они требуют, чтобы их невинно осуждённых товарищей выпустили на свободу, – сказал Томобэ, снова высовываясь из-за Сонэхары.

– Знаете, тут в нулевой зоне есть некто Симпэй Коно?

– Не знаю, – покачал головой Тикаки.

– А, я думал, вы его знаете, ведь вы часто бываете в нулевой зоне. Так вот, есть там такой. Коно его зовут. Он является членом какой-то там партии, и однажды ради того, чтобы пополнить партийную казну, порешил стариков-супругов. И теперь его сотоварищи пришли сюда протестовать. Давеча я видел краем глаза, как эти студенты в шлемах и в масках забрасывали тюрьму комьями снега. А с нашей стороны полицейские особой охраны швыряли эти комья обратно. Можно было подумать, что они просто решили поиграть в снежки. Незабываемое зрелище!

– И что же, ты, конечно, пересчитал врагов? – это опять Сонэхара.

– Нет, было слишком темно. Сегодня вообще темень непроглядная, хотя ещё даже солнце не зашло. А от ртутных ламп никакого толка. Они хорошо освещают то, что внутри, и, возможно, хороши для предотвращения побегов, но никак не рассчитаны на пикетчиков, подступающих извне.

– Глупо, если из-за этих типов мы не сможем уйти домой. У меня есть планы на сегодняшний вечер. Если немедленно не придёт подкрепление, мы окажемся в ловушке, – сказал Сонэхара, поглаживая свою лысую голову.

Тут вдруг Тикаки впервые заметил, что в ординаторской уже возникла та совершенно особая расслабляющая атмосфера, которая всегда бывает перед концом рабочего дня. Сонэхара, Томобэ, Таки уже сбросили белые халаты и облачились в костюмы, перед каждым на столе лежала сумка, все были готовы к тому, чтобы, как только прозвонит звонок, возвещающий о конце смены, немедленно разойтись по домам. В соседней фельдшерской тоже все были в полной готовности: одни курили, другие от нечего делать листали журналы. Эта атмосфера расслабленности возникает примерно часа за два до окончания работы и уже через час захватывает всю медсанчасть. Правда, некоторые ещё сидят, склонившись над столами, сосредоточенно всматриваются в медицинские карты, но на самом деле и они вовсе не так уж поглощены работой, просто убивают время. Настроения работать нет ни у кого, вся более или менее трудоёмкая работа оставляется на завтра.

– Ты сегодня вечером куда-нибудь идёшь? – спросил Томобэ, обращаясь к Сонэхаре.

– А что?

– Ну, ты сказал, что у тебя на вечер какие-то планы.

– А-а-а… Да, пожалуй, иду.

– Здорово! Может, и мне с тобой пойти?

Томобэ многозначительно улыбнулся. Ходили слухи, что Сонэхара по вечерам обычно принаряжается и, распространяя вокруг себя аромат духов, куда-то исчезает. Поговаривали, что он до тридцати пяти лет остался холостяком не просто так, а потому, что любит мальчиков, а вечерами как раз выходит на охоту.

Тут Танигути, до сих пор погружённый в чтение и не обращавший ни на кого внимания, поднял свои толстые брови и уставился на Сонэхару.

– А когда вы по вечерам куда-то идёте, вы пользуетесь духами собственного изготовления?

– Да как вам сказать… – неопределённо усмехнулся Сонэхара.

– Я всё хотел вас спросить. – Танигути говорил глубоким, из самого нутра, басом. – Мне интересно, какова ваша истинная цель? Для чего вам все эти новые духи? Ведь, я слышал, их у вас уже больше тысячи?

– Истинная цель? – Сонэхара скривился, отчего его лицо стало похожим на уродливую маску.

– Да, цель. Для чего вы их делаете? Для того, чтобы просто наслаждаться ароматом? Для того, чтобы продавать? Или же для того, чтобы пользоваться ими самому?

– Да ну вас! – нарочно громко выкрикнул Сонэхара. – Никакой такой цели у меня нет.

– Но ведь духи существуют для того, чтобы их нюхать. С этим вы согласны?

– Да, конечно, но их можно ещё и коллекционировать, это тоже приятно. – На лице Сонэхары появилась ироническая улыбка.

– У некоторых ведь страсть такая – собирать что ни попадя, что-то вроде мании. Да за примером и ходить далеко не надо. Правда, доктор Таки?

Таки сделал вид, что ничего не слышит, и Сонэхара подмигнул Томобэ. Все знали, что Таки просто одержим страстью к собирательству, причём собирает всё подряд. Некоторое время он коллекционировал стереоскопические фотографии мировых достопримечательностей, некоторые он показывал и Тикаки. Таки квартировал по соседству с Сонэхарой, поэтому тот часто бывал у него и веселил всех рассказами об увиденном в его квартире. По его словам, коридор до потолка забит газетами, за последние десять лет, если не больше, Таки не выбросил ни одной, более того, он не выбросил ни одного рекламного листка, какие обычно всовывают в газеты, помимо этого он собирает и многое другое: марки, спичечные коробки, штопоры, подставки для стаканов, трамвайные билеты и пр. Впрочем, сам Таки никогда не показывал никому своих коллекций, поэтому поручиться за то, что Сонэхара говорит правду, тоже было нельзя.

– Доктор Таки, – продолжал Сонэхара, – вот вы коллекционируете всякую всячину с какой-то определённой целью? Если бы, скажем, вы поставили перед собой цель – прочесть все ваши газеты, на это ушла бы уйма времени, да и само по себе это достаточно бессмысленно. Значит, вы получаете удовольствие от самого процесса собирания.

– Вовсе нет, собирание тут ни при чём. Просто лень выбрасывать, – сказал Таки, закуривая третью сигарету.

– Ну, в это трудно поверить. Легче поверить, что может быть лень собирать, выбросить-то куда проще.

– Э нет, выбрасывать вовсе не так просто, как кажется, – вставил своё слово Томобэ. – Вот я живу в многоквартирном доме, так у нас что-нибудь выбросить – целое дело. Стоит зазеваться, как тут же зарастаешь вещами.

– Ну конечно, выбрасывать очень даже не просто, – подтвердил Таки.

– Тогда ещё один вопрос. Вот у вас есть стеклянные шарики, они что, тоже скопились сами собой только потому, что вам их лень выбрасывать?

– Да, именно поэтому.

– Ну уж в это я никогда не поверю! – Сонэхара сильным толчком крутанул своё кресло.

Эти стеклянные шарики арестанты забавы ради вшивают себе в крайнюю плоть. Иногда доктору Таки приходится удалять их, при этом извлечённые шарики он складывает в большие банки, стоящие у него в операционной. Этих шариков у него накопилось уже несколько сотен – большие и маленькие, самых разнообразных расцветок. Они невольно привлекают внимание всех, кто заходит в операционную.

С улицы донёсся громкий мужской голос, вещавший что-то в громкоговоритель. Толпа взорвалась криками.

– Вот свиньи! – Сонэхара попытался открыть окно с южной стороны, там, где ворота. Но из окна была видна только бетонная стена, освещённая ртутными лампами. Зато крики были слышны превосходно. В тюрьме усилили звук радио, стараясь перекрыть громкоговоритель. – Похоже, отряды быстрого реагирования ещё не прибыли. Так мы никогда отсюда не выйдем.

– Закрой окно, холодно, – скривился Томобэ. По его загоревшему лицу – недавно он ездил кататься на лыжах – побежали мелкие морщинки. Томобэ был заядлым спортсменом, и, хотя ему было хорошо за пятьдесят, выглядел он значительно моложе: волосы у него до сих пор были чёрные, густые, к тому же ещё и длинные, как у юноши.

– С западной стороны уже расчистилось. Завтра будет хорошая погода, – сказал Сонэхара, глядя в окно. – Вот только холодно. За но всё заледенеет. Весна наверняка будет поздней. – Закрыв окно, он ловко скользнул по узкому проходу между столами и подошёл к Тикаки.

– Ну что вы опять задумались, доктор? Все спешили в больницу, а теперь уселись и ни с места…

– Решил больницу оставить на завтра.

– А главврач?

– Если у него есть ко мне дело, он сам меня позовёт.

– Ну и молодёжь пошла – ничего не боятся! Представляю, как бы я распсиховался, узнав, что меня ищет главный. Хорошо, если бы не описался от страха. А ему всё нипочём.

– Да не в этом дело, – сказал Тикаки. На него вдруг навалилось тупое безразличие: пальцем пошевелить и то было лень. Только что он озабоченно бегал туда-сюда, стараясь переделать как можно больше дел, и вдруг время словно остановилось – всё на свете стало казаться ему бессмысленным и неинтересным. В последние дни такие перепады в настроении бывали у него довольно часто. Как у бегуна на беговой дорожке – стоит ему остановиться, им сразу же овладевает апатия, он опускается на землю и уже не находит в себе сил сделать вперёд ни шага. Или когда к тебе вплотную подступает «потусторонняя» тьма, тогда тоже ощущаешь нечто подобное. Да, примерно такое же неприятное чувство овладело им часа три тому назад, когда он шагал по широкому коридору. Ему вдруг вспомнился приговорённый к смертной казни Такэо Кусумото с его навязчивым ощущением падения. Его нынешнее состояние было в чём-то сродни этим приступам «падения», этому ощущению полёта вниз, ко дну небытия.

– Доктор Тикаки, – раздался голос главврача. Обернувшись, он увидел доктора Титибу, который подавал ему знаки глазами, словно нарисованными на его круглом лице тонкой кисточкой и придававшими ему сходство с деревянной куклой-кокэси.

– Удачи! – напутственно шепнул Сонэхара.

Когда фигура главного скрылась за дверью, Тикаки втянул голову в плечи и поднялся, смерив Сонэхару сердитым взглядом.

– Я как раз собирался к вам идти, – сказал Тикаки, почтительно склонив голову.

– Ничего, ничего, простите, что я всё время отрываю вас от дел. просто хотел спросить, что там с Сунадой. Эй, а что это у вас с пальцем?

– С пальцем? – Забытая было боль вдруг ожила снова. Бинт был тёмно-красным от засохшей крови. Тикаки почему-то вспомнил, как стремительно надвинулся на него череп Сунады, когда тот впился в его руку зубами. В ушах зазвучал голос Сюкити Андо: «У вас, доктор, кажется палец поранен? Вон кровь проступает. Больно, небось?» Сунада завтра умрёт. Останутся только следы его зубов на пальце, самого же его уже не будет. Следы зубов покойника, смертная боль, смерть есть боль, эта боль есть смерть.

– Это Сунада меня укусил. Ничего страшного.

– Вот негодяй! Впрочем, от него всего можно ожидать! Рану надо как следует обработать. В слюне много микробов. Ну а сам-то он что?

– Возбуждение спало. Но устойчивым его состояние, конечно, не назовёшь.

– Но вы говорите, что на данный момент он вполне нормален психически?

– Да.

– Какое лекарство вы ему давали?

– Никакого.

– Вот как? – Главврач недоумённо склонил голову. – Предпочитаете метод вербального внушения?

– Да нет, при чём здесь вербальное внушение, – поморщился Тикаки, он не любил этот термин, который в устах терапевтов всегда звучал бранным словом. – Я просто постарался понять его, насколько это было в моих силах.

– Ну что ж, вот и прекрасно. Ведь ему осталось жить только до завтрашнего утра. Хорошо, если вам удастся до конца продержать его в стабильном состоянии. Больше ничего и не требуется.

– До завтрашнего утра? – Тикаки ощутил себя машиной, у которой на скате вдруг отказали тормоза. – Мне кажется, у людей в положении Сунады не может быть по-настоящему стабильного состояния. То, что он буянит, совершенно естественно, вот если бы он сохранял полное спокойствие, это как раз было бы ненормально. Лучшее, что мы можем для него сделать, позволить ему по своему усмотрению распорядиться тем временем, которое у него осталось. Ему нельзя помочь ни лекарствами, ни внушением, любые медицинские методы в его случае бессильны. По-моему, было бы величайшей самонадеянностью со стороны врача считать, что он может что-то сделать для человека, который находится на пороге смерти.

Тут Тикаки стало трудно дышать, и он замолчал, с трудом удержавшись от соблазна и дальше катиться вниз по наклонной плоскости. Его собеседник молча вобрал в себя всё сказанное, и на его лице, похожем на резиновую маску, не отразилось ничего, ни малейшей эмоции.

– Послушайте, доктор. – Главврач налил себе в чашку холодного чая из чайника и медленно выпил его. – Всё, что вы говорите, совершенно верно. Но с другой стороны, можно ведь повернуть и немного по-другому: все люди когда-нибудь должны умереть. И все люди нуждаются во врачебной помощи. И даже Сунада, пока он ещё жив, вправе рассчитывать на помощь врача. И долг врача – оказывать ему эту помощь. Разве не так?

– Не совсем, – раздражённо ответил Тикаки. – Сунада умрёт не когда-нибудь, а именно завтра. И в данном случае медицина помочь не может, она бессильна.

– Но облегчить-то его муки она может. Ведь что произошло на самом деле: Сунада, желая избавиться от страха смерти, попросил у вас снотворное, вы сочли возможным помочь ему и выписали рецепт.

– Я выписал рецепт вовсе не потому, что он просил, а потому, что как врач счёл это целесообразным.

– Но вы ведь при этом рассчитывали ему помочь, то есть исходили из того, что медицина способна улучшить его состояние?

– На том этапе, да, – с досадой признался Тикаки. – Но потом, встретившись с Сунадой и поговорив с ним, я понял, что поступил неправильно. Как психиатр я ничем не могу помочь этому человеку, это не в моих силах и не в моей власти. Единственное, что я могу, – попробовать понять его, поговорить с ним на равных – как один слабый человек с другим слабым человеком.

– Несмотря на то, что он вас укусил?

– Это в каком смысле?

– А в том, что он укусил вас из ненависти. И вы на него рассердились, или я не прав? И все же вы считаете, что способны понять друг друга, как один слабый человек другого слабого человека?

– Вы заблуждаетесь, – рассмеялся Тикаки. – Я не рассердился. Отнюдь. Наоборот, я благодарен Сунаде за то, что он укусил меня. Это помогло мне понять, что смерть и боль – явления одного порядка. Думаю, что об этом хорошо известно всем приговорённым к смертной казни, – сказал Тикаки и кивнул, вспомнив слова Андо: «А до того, как вы его поранили, вы думали о боли?» – Прописывать в таких случаях болеутоляющее – значит ограничиваться полумерами. Куда лучше – попытаться разделить с человеком его боль. В этом отношении все на свете врачи отличаются поразительной толстокожестью. И я вдруг осознал это. Поэтому и не стал уговаривать его отказаться от передачи своего трупа, мне показалось это бестактным. Ведь это единственная мечта, которая связывает его с миром. И ради её осуществления он готов принять боль, которая есть смерть.

– Вы ставите меня в ужасное положение, – сказал главврач и скрестил на груди короткие руки. – Надеюсь, нам удастся избежать конфликта с университетом. Что ж, ничего не поделаешь. Я сам напишу письмо заведующему кафедры анатомии университета Т. Попробую объяснить ему происхождение ран на теле трупа. Хотя это довольно сложно.

– Пожалуй, – сказал Тикаки, сделав вид, будто не заметил упрёка в голосе главврача, и перешёл к следующему вопросу.

– Ещё я хотел поговорить о Боку. В результате рентгеновского обследования у него обнаружена язва желудка. И позывы к рвоте связаны, скорее всего, с этим. Психосоматическое явление.

– Значит, у него язва?

– Да, это выяснилось после рентгеновского обследования, сделанного доктором Танигути.

– Если его рвота связана с язвенной болезнью, значит, состояние уже достаточно тяжёлое. Может, всё-таки стоит перевести его в обычную городскую больницу, приостановив отбывание наказания?

– Нет, – решительно ответил Тикаки. – Как-нибудь справимся сами. Я как раз сегодня консультировался с Танигути, он согласен заниматься его телом, ну а я займусь душой. Во всяком случае, мы решили попробовать.

– Вот как? – Лицо главврача по-прежнему ничего не выражало. – А обычное обследование вы провели? Результаты анализов крови и мочи уже есть?

– Нет, они будут дня через четыре, не раньше.

– А, вот, оказывается, почему вы отложили решение на четыре дня! Насколько я помню, вы говорили, что дадите заключение только после того, как у вас на руках будут результаты всех анализов?

– Да, – ответил Тикаки, подумав, что главврач таки подловил его.

– Самое важное для нас – поддержание жизни подсудимого. В подобных случаях надо уметь жертвовать своей репутацией врача.

– Дело не в репутации, – вспылил Тикаки. У него снова возникло ощущение, что он заскользил вниз по скату. – Просто мы оба, и Танигути и я, уверены, что сумеем вылечить Боку. Во-первых, здесь для этого есть все условия, а во-вторых, самому Боку будет лучше, если его лечением займёмся именно мы.

– Ну что вам сказать? – На лице главврача проступила неприятная улыбка. – По-моему, вы немного запутались, доктор. Судя по всему, вы полагаете, что в таких случаях мы прежде всего должны считаться с желаниями Боку. Должны понять его. Должны, так же как в случае с Сунадой, попытаться разделить его боль, так ведь? Мне показалось, что вы придерживаетесь именно такого мнения. Кореец, которого зовут Тайёку Боку, хочет сбежать из японской тюрьмы. Прежде всего потому, что он вообще не признаёт японских законов как таковых. Желание примитивное и вполне очевидное. Результат – рвота то ли психогенного, то ли психосоматического характера. И как к этому должен отнестись врач? Разве не вы только что говорили – надо прежде всего постараться понять больного и разделить его боль?

– Да. – Тикаки почувствовал, что его загнали в тупик. Главврач опровергал все его доводы, оперируя его же собственными словами. Прекрасная стратегия – как только противник пускает в ход новое оружие, сразу же перехватывать его и поворачивать против него самого. Необходимо немедленно перестроиться и изменить тактику. Однако первый шаг требовал величайшей осторожности, поскольку любой новый приём будет моментально использован противником.

Шум за окном усилился. Опять забубнил громкоговоритель. Тикаки понял, почему в комнате так холодно. Дует из приоткрытого окна. Главврач, не вставая с места, изогнулся и открыл окно пошире. Это был какой-то другой громкоговоритель, гораздо более мощный и чем студенческий, и чем внутритюремный.