Текст книги "Приговор"

Автор книги: Отохико Кага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 69 страниц)

6

В воскресенье я проснулся от чьего-то оклика и увидел консьержа, который вручил мне уведомление от хозяина дома. Хозяин требовал, чтобы до конца месяца я полностью ликвидировал задолженность по квартплате с февраля по июль. Я не имел ничего против, тем более что как раз собирался куда-нибудь переехать. К счастью, задаток был внесён за полгода вперёд, так что неприятных последствий можно было не опасаться.

Был третий час дня. Лил дождь. Он лил уже две недели подряд, матрасы и одеяла отсырели и стали тяжёлыми, всё вокруг было неприятно влажным – и пижама, и рубашки. По шторам проплывали тени зонтов. Под мостовой, идущей по склону холма, громче обычного шумели сточные воды: очевидно, ливень был изрядный. Если вода и дальше станет прибывать, уровень её резко поднимется и она непременно прорвётся где-нибудь в самом неподходящем месте. Если верить прогнозу погоды, дождь будет лить ещё целых три дня. Грязного белья скопилось более чем достаточно. А мне хотелось, чтобы всё было чистое, когда я буду уезжать отсюда.

Прошлой ночью я продулся в пух и прах. Моё поражение было таким быстрым и сокрушительным, что Ясима не только не обрадовался, а, наоборот, рассвирепел. «Эй ты, так нечестно! – завопил он. – С тобой играть – никакого интереса!» Не могу сказать, что это меня задело, но мне словно вожжа под хвост попала – я перевернул стол и выскочил на улицу. Зонт я забыл и шёл не обращая внимания на дождь. Дошёл до бара «Траумерай» и, поскольку Фукуда ещё не спал, потребовал, чтобы он открыл мне, и мы пили с ним вдвоём до самого рассвета. Фукуда признался, что собирается уволиться и устроиться в какой-нибудь отель в Атами. Ничего плохого о баре он сказать не может, просто надоело, он здесь уже полгода, а больше этого срока ещё нигде не выдерживал.

Я подумал, что сегодня воскресенье, а значит, Иинума, скорее всего, дома. Телефон был напротив, в дешёвой кондитерской; я постоял некоторое время у окна, глядя на хлеставшие по асфальту струи дождя, потом неожиданно для самого себя расхохотался и никуда не пошёл. Пункт 2 моего плана № 2, рассчитанный на Иинуму, показался мне смехотворным. Поступив на работу в банк, Иинума стал осторожен и мелочен, он уже не играл в маджонг так азартно, как в студенческие годы, нечего и надеяться, что его можно соблазнить спекуляциями на бирже.

Ужасно захотелось есть. Потряс банку с печеньем – пуста. Ни хлеба, ни сыра. Изучив содержимое кошелька, обнаружил, что у меня осталось всего две тысячи йен с небольшим – сумма, которой еле хватит на неделю, да и то только на еду. За последние двадцать дней я прокутил двести тысяч йен, полученные за ценные бумаги Цунэ. Когда я оставлял по пять тысяч йен чаевых женщинам из Ёсивары, они не столько даже радовались, сколько проявляли беспокойство – да в своём ли я уме? Наверное, у меня и в самом деле было тогда не всё в порядке с психикой: я был постоянно напряжён и взвинчен до предела. Неделей раньше мне вдруг захотелось бросить в галдящую толпу на Гиндзе все имеющиеся у меня деньги. Правда, к тому времени у меня в карманах оставалась уже весьма незначительная сумма.

К вечеру у меня окончательно подвело живот, и я отправился в студенческую забегаловку возле университета. Кроме меня, там не оказалось ни одного посетителя, один человек работал на кассе и на раздаче. Расплачиваясь, я с вожделением смотрел на лежавшие в ящике кассы деньги. Их было не так уж и много, но меня прельщала сама возможность украсть. Один шаг, и я стану преступником, грабителем, то есть перейду в иную человеческую категорию – разве это не прекрасно? Наверное, я бы уступил искушению, будь кассир послабее.

С трудом дождавшись утра вторника, я позвонил Намикаве на работу. По дороге к телефону-автомату, который находился в университетской больнице, я размышлял, под каким предлогом лучше выманить у него деньги. Если продать акции, как в случае с Цунэ Цукамото, то наличные сразу не получишь. Я пришёл к выводу, что лучше всё же занять денег, но в последнюю минуту, когда уже набирал номер, меня осенила идея представить дело так, будто некий сотрудник министерства иностранных дел попросил меня дать ему взаймы тысячу долларов в пересчёте на йены. Намикава ответил, что долларов десять он ещё мог бы дать, и предложил позвонить дня через три.

Следующие два дня я жил как во сне. Утром в четверг снова позвонил Намикаве и стал вешать ему лапшу на уши, мол, в качестве залога могу отдать две с половиной тысячи акций страховой компании К. В конце концов он сказал, что готов ссудить мне тысячу сто долларов, то есть четыреста тысяч йен, и мы решили встретиться для совершения сделки в баре «Траумерай» в следующий понедельник. Судя по всему, Намикава не сомневался во мне, наверное, он получил хорошие комиссионные от продажи акций Цунэ Цукамото.

В небе висели низкие серые тучи, здание больницы устало кренилось на бок. Было обеденное время, и по улице тяжело, словно каторжники в кандалах, брели служащие со своими худосочными кошельками в карманах. Каждый выполнял какую-то работу, получал за неё жалованье, на которое содержал семью, позволяя себе время от времени пропустить стопку-другую… Эти люди, позволившие загнать себя в рамки столь скудного существования, представлялись мне загадочными существами. Влившись в их ряды, я вошёл в закусочную и, втягивая в себя лапшу, стал соображать, где раздобыть 400 тысяч йен. На вид Намикава был не таким уж силачом. Но недооценивать его тоже нельзя: он человек плотного телосложения, мускулистый, не зря же он говорил, что для него самое большое удовольствие – уехать в деревню и вволю покопаться в земле. Назначая ему свидание в баре «Траумерай», я рассчитывал на помощь Фукуды, но вряд ли мы и вдвоём с ним справимся. Может, позвать Ясиму? Вдруг в моём мозгу вспыхнула фраза, сказанная на днях Ясимой: «Можно ведь кого-нибудь замочить за деньги…» Может, и в самом деле убить Намикаву? Эта мысль неожиданно мне понравилась. Я почувствовал себя абсолютным диктатором, который, соблюдая инкогнито, затерялся в толпе подданных, и с лёгкой улыбкой окинул взглядом сидящих вокруг людей. Все эти люди, невозмутимо прихлёбывающие лапшу, и не подозревают, что перед ними будущий убийца. Мне захотелось заорать во весь голос, вскочить… Не сумев совладать с собой, я резко встал и швырнул на стол несколько мелких монет.

В тот миг я открыл в себе новые возможности. Более того, покопавшись в себе, я наконец понял, чего действительно хочу. Я вошёл в закусочную одним человеком, а вышел совершенно другим. Вошёл жалкий изгой, не совсем нормальный психически, но в общем совершенно безобидный, недавно открывший для себя, как приятно украсть. А вышла исключительная личность – убийца, человек совершенно иной веры убеждённый приверженец тьмы (или дьявола).

Почему я задумал убийство? Выдвигались разные предположения относительно того, что со мной произошло в тот четверг. Особенно много споров было вокруг мотива преступления. Именно это было в центре внимания на суде, именно это пытались установить в ходе изнурительных допросов. Но в конечном итоге ухватились за то, что лежало на поверхности, и дальше никто не пошёл. Показательными в этом смысле были вступительное слово прокурора и особое мнение судьи, высказанное на заключительном заседании суда. И то и другое сводилось к следующему: «Подсудимый, растратив на кутежи и собственные нужды полученные от Цунэ Цукамото ценные бумаги и наличные деньги, не мог вернуть деньги вышеозначенной особе, и, не имея средств к существованию, оказался в жизненном тупике, в результате чего 23 июля такого-то года замыслил убить вышеуказанного Намикаву с целью ограбления». То есть убил я из-за денег. Этого я и не отрицаю. Правда, для начала я, желая вернуть Цунэ Цукамото обманом выманенные деньги, просил Намикаву дать мне взаймы тысячу долларов. Я говорил об этом и в полиции, и на суде, да и сейчас утверждаю, что так оно и было, я действительно намеревался это сделать. Однако не стану отрицать и другого – сидя в закусочной, я уже не думал об ограблении как о главной своей цели. В тот момент главным для меня было убить, и через убийство обрести власть и силу. Если бы я банально хотел денег, то, уж поверьте, я бы просто исчез, прихватив с собой наличные и ценные бумаги Цунэ. Если за двадцать дней я истратил двести тысяч йен, четырёхсот тысяч мне бы хватило ещё на сорок, но какой в этом смысл? Теперь я могу сказать, почему я это сделал. Вовсе не ради денег. Вернее, не только из-за них. Мной овладело желание самоутвердиться и найти себе оптимальное применение, потому-то я и решился на такую крайность. Я был уверен, что убийство поможет мне окончательно порвать со своим прошлым. Стоя на перекрёстке и глядя на машины и снующих вокруг людей, я упивался своей решимостью, чувствуя, как перед ней тускнеет и меркнет весь окружающий мир. «Как, в сущности, ничтожен этот мир, – думал я. – Он абсолютно лишён реальности, единственная реальность, прочная и живая, полная горячей, неуёмной, бьющей через край жизненной силы, – это „моё" убийство».

Вечером я отправился в «Траумерай». Фукуда, жаривший за стойкой картофель, спросил: «У тебя что, какие-то приятные новости?» «Да, более чем», – улыбнулся я и, желая затушить полыхающее в груди пламя, осушил подряд несколько бокалов. «Кусумото-сан, что это с вами сегодня?» – выглянула из-за двери хозяйка. Я всё больше пьянел, и пот катился с меня градом. Я всегда отличался потливостью, а сегодня было особенно душно. Не удовлетворившись вентилятором, я подошёл к окну, чтобы остудить разгорячённое лицо. На улице лило как из ведра. Кто-то начал ныть – мол, сколько можно, когда, наконец, кончатся эти дожди? «А по мне, так пусть льёт, – крикнул я в ответ. – Хорошо освежает!» И тут же от слов перейдя к делу, вышел на улицу прямо под дождь, потолкался в толпе зонтов перед станцией Симбаси и, промокнув до нитки, вернулся в бар. Успел краем уха услышать, как кто-то, кажется хозяйка, сказал: «Ну и надрался же он сегодня!», и погрузился в сон.

А проснулся оттого, что мне в глаза бил ослепительно яркий свет. Передо мной в шторах зияла щель; формой напоминавшая меч. «Наверное, на улице солнце», – подумал я. Уже перевалило за полдень. Я потянулся, и ноги соскользнули куда-то вниз. Тут я сообразил, что лежу на диване. Надел ботинки. Слышалось чьё-то посапывание. Наверное, кто-то спал на тахте в конце комнаты. Я открыл окно, и в комнату ворвался зной; за окном сверкал и грохотал город. Ко мне подошёл Фукуда с заплывшими со сна глазами. «Вот, пожалуйста, дожди и кончились», – сказал я.

Мы открыли окна и с той и с другой стороны, но всё равно не ощущалось ни малейшего дуновения; вода из крана текла тёплая. Позавтракали кофе с тостами, и Фукуда, обнажённый до пояса, принялся за уборку. Несмотря на худощавость, на его руках и плечах бугрились мускулы, так что вид у него был внушительный. Я заколебался, посвящать его в свой план или нет. Вообще-то Фукуда не был болтлив. Во всяком случае, он никогда не раскрывал рта без особой надобности. Его лицо с узкими глазками и тонкими бровями издалека казалось приветливым, но на самом деле оно просто ничего не выражало, невозможно было сказать, о чём он думает.

– Ты будешь здесь в понедельник в это же время?

– А что?

– Да так, нужно встретиться с одним человеком. Тут до вечера никого, кроме тебя, не будет?

– Никого.

– Он принесёт четыреста тысяч йен. Как ты? Сумеем мы вдвоём с ним справиться?

– Как это справиться – прикончить, что ли?

– Да, нет, – поспешил уточнить я, – просто оглушить, чтобы вырубился.

– Это ты сам придумал?

– Не совсем, – сказал я, сообразив, что Фукуда дружен с Ясимой. – Это идея Ясимы. Денежки поделим на троих. Получится примерно по сто тридцать тысяч на брата.

– А если нас поймают?

– Не поймают: мы его стукнем по башке посильнее, он вырубится и не сможет сказать, кто это с ним сделал.

– Надо подумать.

– Что ж, подумай. Но я могу хотя бы встретиться с ним здесь? Если что, скажем, ты выходил и ничего не знал. Денежки получишь и в этом случае. Только тогда тебе будет причитаться тридцать тысяч.

– Да, но тридцать это тебе не сто тридцать.

– Уж это точно. Так что подумай хорошенько.

Фукуда занялся уборкой. Я понял, что на него рассчитывать не стоит. А раз так, значит, надо во что бы то ни стало заручиться поддержкой Ясимы. Я вышел на улицу. Пройдя между больницей и банком, оказался на проспекте, где в белёсом свете палящего солнца тяжело шевелилась толпа. Сообразив, что, закончив уборку, Фукуда непременно свяжется с Ясимой и потребует разъяснений, я решил опередить его и двинулся на станцию к телефону-автомату. Ясима оказался дома; он собирался поехать в Токио, сходить в кино или ещё куда, но потом передумал, решив, что в такую жару лучше искупаться. Я настоял, чтобы он всё-таки приехал – мол, есть одно дельце, – и мы встретились в кафе на Юракутё. Там совсем недавно установили кондиционер, поэтому было прохладно и многолюдно – прекрасные условия для того, чтобы посекретничать. Ясима согласился сразу же, как только я изложил ему суть дела.

– Выгодное дельце. Но если мы его только вырубим, можно запросто попасться. Как только к нему вернётся память, он побежит в полицию. К тому же бить по голове нельзя, будет слишком много крови. Проще и безопаснее – задушить.

– Задушить? Чем?

– Крепким шнурком. Чем-нибудь вроде телефонного провода.

– Ты имеешь в виду – совсем его прикончить?

Ясима поднял правую руку и отставленным большим пальцем провёл себе по горлу. Тут подошёл официант, и мы, переглянувшись, улыбнулись друг другу, словно призывая хранить нашу общую тайну. Кафе стало заполняться, и мы вышли на улицу. Жаркие солнечные лучи ударили в лицо. Очень быстро я покрылся потом. Мы пошли в парк, решив, что в такую жару там вряд ли может быть многолюдно. Цикады трещали, как масло на сковородке. Кое-где под деревьями виднелись парочки; скамейки, стоящие на солнцепёке, пустовали. Мы отважно сели, хотя ощущение было такое, будто наши зады оказались на раскалённой плите.

– Так или иначе, перво-наперво надо наметить конкретный план, – начал Ясима, поглаживая пятернёй по своему выпирающему животику, – а потом потихоньку перейдём к его осуществлению.

– Проблема в том, что Фукуда отнёсся к этому без энтузиазма, – озабоченно сказал я.

– Вот сволочь! Как бы он не сдрейфил, а то ещё проговорится, – неожиданно встревожился Ясима.

– Ну, пока волноваться нечего. Если даже он пойдёт в полицию и настучит на нас, у него нет никаких доказательств. Ему никто не поверит, подумают – сумасшедший.

– Пожалуй, ты прав, – улыбнулся Ясима, пощипывая себя за двойной подбородок. – Ну да ладно, во всяком случае, следует предварительно всё отрепетировать. Говоришь, вы договорились встретиться в понедельник во второй половине дня? Тогда проведём генеральную репетицию в воскресенье днём. Тем более что по воскресеньям «Траумерай» закрыт.

– Проблема опять же в Фукуде. Попасть в бар в воскресенье без него мы не сможем.

– Ладно. Попробую его уломать. Этот негодяй должен мне пятьдесят тысяч. Деньги-то ему нужны. Сколько там, четыреста тысяч? Если поделить на троих, получится по сто тридцать тысяч каждому. Неплохая сумма. Куда потом закатимся?

Стерев тыльной стороной реки пот со лба, Ясима, словно боксируя, помахал перед собой кулаками.

Вечером мы отправились в «Траумерай». Там было полно народа, поговорить наедине не представлялось возможным, но Ясиме, улучив момент, удалось затащить Фукуду в оркестровую, которая находилась на третьем этаже. Вернувшись оттуда, он сказал:

– Порядок! Он готов на всё.

Тут заиграл оркестр, и я пригласил какую-то девицу танцевать. Пока мы танцевали, появилась хозяйка и сунула мне записку. Вернувшись в нашу кабинку, я развернул её. Там было написано, что я задолжал уже за два месяца и не могу ли я погасить хотя бы часть долга.

– Вообще-то эта кабинка как раз то, что надо, – с видом знатока сказал Ясима и театральным жестом взмахнул кухонным ножом.

– Можно посадить его вот здесь, отсюда стойка как на ладони, и ты (тут он мотнул головой в сторону Фукуды) станешь отвлекать его внимание, ну примешься колоть лёд, что ли. А тем временем ты (он мотнул головой в мою сторону) выйдешь из уборной и сзади накинешь на него удавку.

– Подходяще, – сказал я. – Эта кабинка ближе других к входу, так что всё будет выглядеть вполне естественно. К тому же он, как и полотно гостю, окажется на почётном месте.

В воскресенье во второй половине дня мы втроём собрались всё в том же «Траумерае», чтобы окончательно обсудить предстоящую «работу».

– Ну а ты-то сам что будешь делать? – спросил у Ясимы лениво развалившийся на диване Фукуда. Он был в пижаме и шлёпанцах.

– Я? Ну, я… – Ясима, легко неся своё грузное тело, прошёлся от стойки до оркестровой площадки, потом от уборной до кабинки. – Пожалуй, мне лучше вообще не показываться ему на глаза. Он будет настороже, если увидит, что нас трое. Лучше я спрячусь. А если ты (кивок в мою сторону) не справишься, тут я и выскочу.

– А что, он такой здоровый? – спросил Фукуда. Зевая, он вытащил сигарету и прикурил.

– Трудно сказать, – пожал я плечами. – Средней упитанности и среднего роста. Силачом не выглядит. А там, кто знает. Мужчина всё-таки

Я старался не думать о Намикаве как об отдельной человеческой личности, предпочитая анализировать нечто абстрактное, определяемое местоимением «он». «Он» – необходимый «материал» для нашей «работы», не более.

– Ну, я-то ведь с вами! – И Ясима потёр торчащие из коротких рукавов рубашки руки, больше похожие на толстые ляжки. У него был пятый дан по дзюдо, и он очень им гордился.

– И где ты собираешься прятаться? – Фукуда ловко выпустил из ноздрей колечко дыма и сдул его.

– В этом-то и загвоздка, – заявил Ясима и снова озабоченно зашагал по комнате. – Сразу и не сообразишь.

– Такому здоровенному, как ты, здесь не спрятаться. – И Фукуда снова попытался выпустить колечко дыма, но на этот раз безуспешно. – А впрочем, пойдите-ка сюда, – лениво бросил он и, медленно, шаркая шлёпанцами, стал подниматься вверх по винтовой лестнице в углу бара. Мы с Ясимой последовали за ним. Он привёл нас к маленькому чуланчику рядом с оркестровой.

– То что надо. – Войдя в чуланчик, Ясима прикрыл за собой дверцу, но тут же выскочил с криком: «Ну и духота! Помереть можно!»

– Давай лучше проверим, – сказал Фукуда, – сколько секунд тебе потребуется, чтобы добежать отсюда до кабинки.

– Засекайте время!

Ясима со всех ног кинулся вниз по винтовой лестнице. Металлическая конструкция угрожающе содрогнулась под его тяжестью. Пятнадцать секунд.

– Вот это скорость! – восхитился я. – Если что, за пятнадцать секунд ты вполне успеешь прийти на помощь.

Вытерев пот с лица, Ясима приоткрыл окно, но тут же захлопнул его, словно испугавшись шума машин.

– Завтра надо заранее закрыть окно. Как бы кто-нибудь с улицы не услышал его голос, – сказал Ясима.

Мы снова стали репетировать, причём Ясима играл роль Намикавы. Фукуда стал за стойкой, мы с Ясимой вошли в бар. Я сел напротив Ясимы, а спустя некоторое время вышел в уборную. Фукуда принёс прохладительные напитки. Выйдя из уборной, я подошёл к Ясиме сзади и принялся душить его проводом от тостера, а он руководил мной, показывая, как правильнее это делать. Можно было подумать, что на его счёту уже не одно убийство. Следуя его указаниям, я изо всех сил стягивал провод. Лицо у Ясимы побагровело, он стал задыхаться. Фукуда захохотал. Услышав его пронзительный и такой неожиданный – до сих пор я никогда не слышал, чтобы он смеялся, – смех, я вдруг обессилел, руки у меня опустились, и некоторое время я стоял неподвижно, тупо глядя перед собой. В тот момент, когда Ясима начал задыхаться, я испытал явное удовольствие. Наслаждение захлестнуло всё моё существо, как будто я насиловал женщину, и мне было досадно, что пришлось остановиться на полпути. Что ж, стоит довести дело до конца хотя бы ради того, чтобы испытать его ещё раз.

– Кстати… – задумчиво сказал Фукуда. – Что мы будем делать, если кто-нибудь вдруг войдёт?

Я тоже этого опасался. На входной двери помимо замка был ещё и засов. Если бы, войдя, я мгновенно задвинул засов, проблема была бы решена, но будет ли у меня на это время?

– В дневное время в это здание никто не заходит, – сказал Ясима.

Первый этаж занимала аптека, на втором и третьем располагался бар. До его открытия, то есть до шести часов, здесь нечего делать, вряд ли кто-нибудь захочет подняться сюда.

– А хозяйка бывает здесь днём? – спросил я, и Фукуда отрицательно покачал головой.

– Ладно, может, удастся задвинуть засов, – сказал я и попробовал это сделать по возможности бесшумно, но всё равно звук получился довольно громкий.

– Включи-ка радио, – попросил я Фукуду. Увеличив громкость приёмника, мы добились того, что стук закрывающегося засова перестал быть слышен. Радио вообще было очень кстати: оно могло заглушить и все остальные звуки. – И ещё одно. Куда мы его денем, когда всё будет кончено?

– Да, это вопрос. – Лицо Ясимы неожиданно посуровело.

Все замолчали. Как ни странно, раньше мы не задумывались о том, что будем делать с трупом. Всю свою работу мы сводили к убийству и ограблению, о трупе же и речи не заходило. Прокурору показалось странным, что при скрупулёзной разработанности плана убийства план сокрытия трупа оказался таким бездарным, и он донимал меня вопросами, пытаясь установить причину. Он даже подозревал, что у нас был какой-то хитроумный план, который просто не удалось осуществить. Но на самом деле ничего такого не было. Фукуда предложил свой вариант, и мы тут же с ним согласись. Предложение же его состояло в том, чтобы положить труп в большой чемодан и спрятать его на чердаке над площадкой для оркестра.

– И вам не пришло в голову, что летом в такую жару труп сразу же начнёт разлагаться, испуская зловоние? – спросил прокурор.

– Нет, не пришло, – ответил я.

– Может быть, вы хотели потом вынести чемодан из бара и куда-нибудь выбросить труп?

– Нет.

– Значит, подсудимый утверждает, что у него не было намерения прятать труп?

– Не было.

– Зачем же вы тогда покупали чемодан?

– Мы думали, что если положить труп в чемодан, то пройдёт неделя или даже полторы, прежде чем его обнаружат. Нам показалось, что этого вполне хватит.

– Для чего хватит?

– Для того, чтобы убежать. Нет, не знаю, как лучше сказать… Для того, чтобы успеть самоуничтожиться.

– Самоуничтожиться? Вы имеете в виду – покончить с собой?

– Может быть. Во всяком случае – получить наслаждение.

– Судья, подсудимый не желает отвечать серьёзно.

– Принято. Обвиняемому делается замечание. Отвечайте серьёзно.

– Слушаюсь. Но я отвечаю вполне серьёзно. Уничтожиться – значило тогда для меня получить наслаждение. Потому что уничтожение было связано с возвращением своего «я».

– Господин прокурор, вас удовлетворяет такой ответ?

– Господин судья, я не совсем понимаю, о чём идёт речь. – Прокурор был возмущён. – При чём тут возвращение своего «я»?

На самом деле ясно было одно – в то воскресенье, обсуждая подробности нашей будущей «работы» с Ясимой и Фукудой, я, сам того не сознавая, испытывал такое удовольствие, будто разрабатывал план какого-то увлекательного, полного удивительных приключений путешествия. Думаю, мне удалось заразить Ясиму с Фукудой той светлой и страстной надеждой, которая окрылила меня в тот момент, когда, сидя в закусочной, я замыслил это убийство. Все мы с энтузиазмом участвовали в его обсуждении, даже молчун Фукуда спешил высказать своё мнение.

Потом мы с Ясимой отправились в ближайший магазин, чтобы узнать насчёт чемодана. Это был специализированный магазин, где торговали всякими вещами для туристов. Нам приглянулся большой чемодан, предназначенный для авиаперелетов: в него вполне мог поместиться человек. «Давай купим его», – сказал Ясима, и мы уточнили, будет ли магазин работать завтра, в понедельник.

Потом мы поехали в Асакусу посмотреть на стриптиз. Тамошние девицы меня разбередили, и я предложил поехать в Ёсивару, но Ясима заявил, что в такую ответственную ночь, как сегодня, лучше этого не делать, что после ночи с женщиной всегда слабеешь и можно наломать дров… Он был настроен необычайно серьёзно, правда, потом я вспомнил что у него заметно дрожал голос. В магазине электротоваров мы купили пять метров телефонного провода, и он тщательно проверил его толщину и прочность. Однако, когда надо было получать покупку, скомандовал: «Бери ты», а сам даже не дотронулся до провода, опасаясь, что на нём останутся его отпечатки. Он был до крайности молчалив, и я повёл его выпить. Правда, денег у меня не было, платить пришлось ему. Сакэ оказалось дрянным, и мы совсем не пьянели, более того, мысли о завтрашнем дне не выходили у нас из головы, а поскольку мы не могли при всех об этом говорить, то больше молчали. В конце концов, решив пораньше вернуться домой и лечь спать, спустились в метро и доехали до Симбаси. Здесь мы расстались, договорившись встретиться завтра в десять утра в «Траумерае». После того как электричка Ясимы отошла, мне вдруг захотелось увидеть Мино, и я сел в следующую электричку. Толком и не объяснишь, почему я это сделал. Но желание владеть её телом стало почти непереносимым. В электричке выпитое разом ударило мне в голову, и я заснул. Каким-то чудом проснулся прямо перед Дзуси. Старуха, идущая передо мной по платформе, была поразительно похожа на мать. У турникета заглянул ей в лицо – ничего общего. «Может, взять такси и махнуть в Хаяму?» – подумал я, но тут же прогнал эту мысль как совершенно абсурдную.

Почти все магазины торгового квартала уже закрылись, но кафе, в котором мы часто встречались с Мино, оказалось открытым. Это было небольшое кафе при европейской кондитерской, столики стояли в глубине, за прилавком. Там сидело несколько человек, одна из женщин показалась мне похожей на Мино, я стал напряжённо вглядываться, но видно было плохо, в конце концов я решил войти и обнаружил, что это не она. Сев за наш обычный столик, я увидел на противоположной стене большой плакат.

Школа фортепьянной игры Мияваки

Новейшие методы обучения. Подготовка первоклассных исполнителей.

Принимаются дети с четырёх лет, школьники начальных классов.

Подготовка к экзаменам в музыкальные школы.

Подготовка воспитателей для детских садов (фортепиано).

Оборудованы специальные комнаты для самостоятельных занятий.

Преподают – лучшие специалисты, в том числе преподаватели консерватории.

Директор школы Мино Мияваки

На афише – фотография довольно большого здания, позволяющего предположить, что, помимо Цунэ Цукамото, у Мино был и другой спонсор. У меня не было никаких доказательств, но я почему-то сразу поверил, что это очень богатый мужчина, что он женится на Мино, что Мино для меня окончательно потеряна. Возвращаясь на станцию, я думал о том, что теперь у меня нет другого пути – остаётся завтра же приступить к осуществлению своего последнего плана.