Текст книги "Беспечные (СИ)"

Автор книги: Ник Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 53 страниц)

На следующем перекрестке они свернули налево и пошли уже точно в сторону Леса.

Часть 4

Глава 21. Солнышко

На следующий день, позднее утро.

Я снова всё проспал и даже услышал, как Настенька ушла на свою неизменную утреннюю тренировку. А раз заняться мне было особо нечем, то я решил продолжить валяться в постели.

Правда, занятие это оказалось отнюдь не безмятежным – в голову лезли всякие безрадостные мысли, а самая настойчивая из них орала: «Пора валить!» С ней я был абсолютно согласен по более чем одной причине.

Учить я бравых и неблагодарных дремирских воинов больше ничему не собирался. Да, я им честно показал часть того, что умел, и рассказал, как с этим бороться, но я не был настолько наивен, чтобы заблуждаться в их полной лояльности ко мне. Сегодня «ты нас потренируй», а завтра «сдохни, чужеземец!» О таких случаях я был изрядно наслышан, чтобы не считать их просто слухами.

Кроме тренировок, дел у меня здесь больше не было. Вот даже сегодня я уже не знал, чем себя занять. Разве что поискать где-то завалявшуюся книженцию, почитать.

Я, наконец, согласился со своей громко орущей мыслью и наорал на неё в ответ: «Да валю я, валю! Отстань уже от меня!» Мысль отстала, и я переключился на ещё менее жизнерадостную: «Что делать с Настенькой?» Понятное дело, что её надо брать с собой, но я хотел сделать это правильно, а не как обычно…

С каждой минутой мне думать лёжа удавалось всё труднее и труднее, и я сел на кровати, свесив ноги на пол.

Если я раньше переживал, что свихнусь от раздвоения личности, то теперь у меня было растроение. Моё ленивое «я» лежало на диване, закинув ноги на подлокотник, а руки под голову, и периодически меланхолично говорило:

– Забей. Просто бери её с собой и вали.

Моя Совесть «его» игнорировала и молча прожигала во мне дыру взглядом, чтобы я снова не «забил».

Я же ходил по своей мысленной комнате между ними и безуспешно пытался что-то придумать, но ничего не придумывалось, и я понял, что просить всё равно придётся.

Я спихнул своё ленивое «я» с мысленного дивана, уселся на его место и, наконец, остался в своей голове один. Осталось решить – «кого» просить.

Я в упор не мог себе представить, что я подойду к Яромиру и скажу: «Прошу, скажите мне, а из какого Рода моя бабушка и можно ли я буду называть себя „Марк из Рода…“?»

Мне проще было пережить ещё одно магическое истощение со всеми сопутствующими «соплями», чем такой позор выговорить. Язык бы не повернулся.

Значит, снова надо идти искать свою бабушку. Может, хоть она мне сможет имя дать? А если нет? Буду думать дальше по ходу дела…

Не знаю, сколько я так просидел: с четверть часа, полчаса, час… Но всё же пришёл к выводу, что мне пора валить уже завтра, причём одному, если я хочу сначала добыть себе имя, а потом увести Настеньку с собой с новым именем. Ну, или со старым. Как повезёт. Бродить с ней по свету в поисках своего имени даже мне было бы стыдно.

Решить-то я решил, вот только оставалось самое сложное: уйти так, чтобы Настенька поверила на этот раз, что я не сбегаю от неё и обязательно вернусь.

Я встал и подошёл к окну. До полудня оставалось ещё около часа, а значит, она уже скоро должна будет вернуться. Первой моей мыслью было, конечно же, свалить из дома до вечера, чтобы перенести этот разговор на потом, но я соскреб по всем сусекам всю свою отсутствующую силу воли и все же пошёл умываться, завтракать и дожидаться…

Несмотря на все мои старания, после тренировки мне с Настенькой поговорить не удалось – она лишь переоделась и умчалась в неизвестном направлении со словами: «Меня мама просила ей помочь. Буду занята до вечера!» Я даже не успел спросить, могу ли я им тоже чем-нибудь помочь, как за ней закрылась дверь.

«Ну ладно», – отпустил я свою силу воли погулять и отправился гулять вслед за ней по Священному Лесу.

Если уж где-то бесцельно прохлаждаться, то лучше уж там. Бесплатной магии много не бывает. Правда, я уже давно начал сомневаться, всё ли в Дремире бесплатно – даже для своих. В других местах всё намного проще: весь обмен товарами и услугами производится через деньги, и всегда знаешь, кому, сколько и за что должен. А тут… Например, я понятия не имею, откуда в нашем доме берётся еда. Ни огорода здесь нет, ни курятника, ни коровника… А еда есть – и каждый день. Может, конечно, у Настеньки есть какая-то сказочная скатерть-самобранка для муки, яиц, молока, свежих овощей и всего прочего… Но что-то я в этом очень сомневаюсь, а спросить всё время забываю. В общем, как-то меня в последнее время не покидает чувство, что уже кому-то что-то должен, только без понятия – кому, что, за что и сколько.

До Священного Леса я дошёл без приключений. Там ещё побродил по лесным тропам и между ними часа два, а потом всё же пристроился под деревом на магическую подзарядку.

Странная у них всё же здесь магия. Мне порой кажется, что она тебе заодно и мозги прочищает. Через полчаса бездельничанья под деревом и просчитывания моего маршрута в Эвенну меня вдруг осенило, что мне надо попросить у Настеньки собрать мне еды в дорогу. Причём дней так на шесть, если идти через Пожарище сразу на юг. Уходить я собрался пешком, а тут же кругом пустоши и пустыни… Мда… Похоже, завтра уйти у меня не выйдет. По крайней мере, раньше обеда в лучшем случае.

Не особо воодушевленный своим новым открытием, я всё же просидел ещё полчаса под деревом и пошёл выбираться из леса, чтобы успеть перехватить Настеньку до вечерней тренировки. Хотя и тут я не был уверен, стоит ли её расстраивать до тренировки.

Когда я пришёл домой, до её тренировки оставался ещё час, но ни её, ни её доспеха не было. Я вздохнул и пошёл собираться в дорогу. Правда, и тут меня ждал облом: до меня дошло, что сейчас лето и собирать мне особо ничего не надо, блин! Сменную одежду мне дадут в Мирте на постоялом дворе, если я им отдам свою постирать, а до этого переодеваться бесполезно – всё равно зайдешь в город видавшим виды путешественником. Еды у меня нет. Остаётся разве что воды во флягу налить. Налил и пошёл отлёживать бока теперь на лавке в гостиной, чтобы не пропустить приход этой неуловимой особы.

Настенька пришла домой только затемно, и тут меня осенило в третий раз за сегодня: раз на улице уже ночь, то говорить теперь мне придётся честно, юлить и отшучиваться уже не смогу… Но и всю правду я сказать не мог…

С мыслью «Как всё сложно-то!» я сел на лавке, как только услышал, как за Настенькой закрылась дверь, и встал, как только она зашла в гостиную.

Выглядела она очень уставшей, и я решил начать серьезный разговор с простого – обнял.

– Устала? – спросил я.

– Ага.

– Помочь разоружиться?

– Ага.

Я поснимал с неё все ее железяки и, подхватив на руки, отнёс к лавке и усадил себе на колени. Она закинула ножки на лавку и, устроившись на мне поудобнее, тихо сказала:

– Извини. Что-то у меня нет сил готовить ужин.

– Нестрашно, – искренне ответил я. – Я не голоден. Хочешь, я для тебя что-то приготовлю, если ты будешь мной руководить? А то я даже печь топить не умею.

– Есть у меня тоже сил нет, – вздохнула она.

– Отнести тебя в кровать?

– Угу.

«Похоже, все разговоры откладываются до завтра», – мысленно вздохнул я и понес её в спальню.

Но не успел я её положить на кровать, как меня тут же схватили за рукав.

– Не уходи, – попросила Настенька. – Побудешь со мной?

– Я и не собирался, – улыбнулся я и присел рядом, поглаживая её по волосам.

«В смысле, собирался, конечно, но точно не сейчас. В одиночестве за сегодня я уже достаточно насиделся».

– Мне кажется, ты скоро уйдешь, – тихо сказала она и неуверенно добавила. – Ты же возьмёшь меня с собой, правда?

– Проницательная ты моя, – добродушно улыбнулся я. – Возьму, но не сейчас. Сейчас мне надо уйти одному, но я обязательно вернусь сюда, домой…

«Марк, скажи уже это!!!» – опять орала на меня Совесть.

– И к тебе, – всё же выговорил я.

Вроде даже не так ужасно сопливо звучит… Но на второй такой подвиг меня точно не хватит!

– Иди, конечно… – спокойно ответила Настенька.

«Что значит „конечно“⁈ – возмутился я её простому ответу. – Я столько над этим ломал голову, а она взяла так просто и согласилась!»

Тем временем Настенька закончила свою мысль:

– Ты меня уже украл, куда я теперь денусь.

Настенька вздохнула, а потом резко села на кровати и, посмотрев на меня, строго проговорила:

– Но учти: я нетерпеливая! Пять лет ждать не буду!

«Какие ещё пять лет⁈ – мысленно возмутился я. – Я так долго не проживу, если с этим сейчас не разберусь!»

– Через месяц я точно за себя не ручаюсь! – грозно подытожила она.

– Понял, солнышко, – улыбнулся я и крепко её обнял. – У меня есть месяц.

Настенька снова вздохнула, но всё же обняла меня в ответ.

«Наверное, это значит, что я прощен и всё же можно уходить?» – с сомнением подумал я и погладил её по спине.

– Только у меня к тебе будет просьба, – прошептал ей на ушко я.

– Что ещё за просьба? – отстранилась от меня Настенька и недоверчиво посмотрела.

– Соберешь мне еды в дорогу? – улыбаясь, спросил я. – Дней на шесть.

– Ещё чего! – возмутилась она и, перестав меня обнимать, скрестила руки под грудью.

– На пять? – начал торговаться я, продолжая заискивающе улыбаться.

– Не-а, – Настенька показала мне язык и гордо отвернулась.

– На четыре? – не сдавался я.

– Хмпф, – лишь послышалось в ответ, и она даже на меня не посмотрела.

– Ну держись! – грозно пригрозил я ей и пошёл щекотать…

Через пять минут она от меня всё же сбежала, но на еду так и не согласилась. Догнать я её всё же попытался, но она заперлась в уборной и сказала, что не выйдет, пока я не пообещаю её больше не щекотать. Пообщаться я такого не мог, поэтому с горя ушёл спать – и без девушки, и без еды.

Не успел я уснуть, как меня бесцеремонно разбудили, затормошив за плечо и приговаривая на ухо:

– Просыпайся-просыпайся… Ты так просто от меня не отделаешься.

Я приоткрыл один глаз, понял, что ещё не утро и закрыл его обратно. Не люблю, когда меня будят посреди ночи. Но этот злостный нарушитель моего спокойствия на этом не остановился и всё продолжал меня тормошить… Но я тоже не собирался так просто расставаться со своим сном: сначала отмахнулся, потом отполз от края кровати, потом перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой, потом… Я так и не понял, как это произошло, но в моих объятьях оказалось нечто тёплое, приятное на ощупь и обнажённое, и спать тут же расхотелось.

– Что-то ты совсем не умеешь уговаривать, – тихо сказала Настенька, надо мной склонившись, и меня поцеловала.

«Это теперь так называется?» – промелькнуло у меня в голове, и я пошёл исправлять свою недальновидную ошибку…

Когда я проснулся утром, солнце уже было высоко и светило в окно, а мне было хорошо и безмятежно. Я глянул на Настеньку, до сих пор меня обнимающую и почему-то не сбежавшую на свою утреннюю тренировку, и снова подумал, что она – моё ласковое солнышко. С ней было так тепло и уютно, что никак иначе и не назовёшь. Мне даже показалось, будто она немного светится в лучах утреннего солнца.

«Если это был её коварный план, чтобы мне уходить расхотелось, – лениво подумал я, – то он однозначно сработал».

Уходить мне сейчас действительно никуда не хотелось, и все части моего «я» в кои-то веки были со мной солидарны.

Провалялся я так недолго – не удержался и полез обниматься, чем девушку, естественно, и разбудил. Но она вновь от меня не сбежала…

К полудню оказалось, что я был достаточно убедителен, и мне согласились напечь пирожков в дорогу, но при условии, что я никуда не ухожу до завтра. Согласился я незамедлительно, и через несколько часов заветные магические пирожки были готовы.

Под предлогом, что нам теперь нечем заняться, пока пирожки остывают, меня потащили гулять по Яренке и Лесу.

К моему удивлению, даже вечером Настенька не сбежала на свою тренировку, а вместо этого помогала мне собирать походную сумку. А когда нашла в боковом кармане бережно сложенную свою вышитую салфетку, так ещё и запрыгала от радости и повисла у меня на шее…

Сумку мы всё же собрали, но виснуть на мне от этого не перестали. Я всё не мог понять, это она меня так уговаривает не уходить или прощается, как навсегда? Потом всё же решил остановиться на более жизнерадостной мысли и подумал, что это она мне так хочет сказать, чтобы я возвращался побыстрее, потому что с ней хорошо.

Спать я пошёл пораньше, чтобы утром выйти на рассвете, но, как всегда в таких случаях, сон не шёл. Настенька лежала рядом и поглаживала меня по груди.

– Может, мне для тебя всё же попросить коня? – тихо спросила она.

– Я лучше пешком, – ответил я, а про себя подумал: «Не люблю просить».

– А с тобой точно нельзя? – грустно спросила Настенька. – Я тебе не помешаю, честно.

– Извини, нельзя. Не в этот раз.

– Я буду по тебе скучать, – совсем тихо сказала она.

– Я тоже, – тихо признался я и покрепче прижал её к себе.

«Вроде бы не дрожит и не всхлипывает. Уже неплохо», – на этой мысли я окончательно загрустил, но всё же менять своё решение не собирался.

Вскоре она всё же уснула, а я ещё промучился несколько часов, но тоже заснул.

Проснулся я до рассвета и тихо встал. Тихо оделся и тихо ушёл. Не знаю, спала ли в это время Настенька, но она меня не окликнула, а прощаться я не хотел. Не люблю я долгие слёзные прощания и проводы. Что угодно, но только не это. Это совсем уж выше всех моих душевных сил вместе взятых.

Часть 4

Глава 22. Имя

Бабушка мне говорила, что собирается в Орден Ниев в Эвенне. Туда я и направился.

В Орден я добрался за две недели, но бабушки на месте не оказалось, Рэда – тоже. Когда я сказал, что они мне срочно нужны, Кирилл мне любезно поведал, что одна уехала к графине Дэйнере в Гердану, а другой – к графу Неррону в его Летающую Крепость в Весталии.

В тот же миг я проклял весь мир за то, что в нём нет средств более быстрого передвижения, чем грифоны, и связи, чем письма. Видимо, это настолько красноречиво отразилось на моём лице, что мне тут же сообщили, что сегодня же могут с ними связаться и передать им, по какому делу я их разыскиваю. Пусть я и не хотел, чтобы кто-либо знал, по какому делу я их разыскиваю, но идея мне понравилась.

«Почтовые грифоны через горы сейчас не летают, – начал размышлять я прямо на месте. – Значит, границу с Весталией мне надо будет пересекать по земле, и если в Гарте не окажется свободного грифона, то до Герданы я буду добираться недели две и ещё полнедели на грифоне обратно до Яренки – в месяц не уложусь».

Для меня сейчас один день опоздания был подобен смерти. И ладно бы, если бы моей. Со своей смертью я бы ещё как-то попробовал договориться, а вот как отвести неосязаемую смерть от другого человека – не знал. Несмотря на то, что Настенькины припадки больше не повторялись после того, как мы вернулись из Иномирья, я всё же не был уверен до конца, что её Душа не захочет снова куда-то сбежать, а сердце – окончательно разбиться.

«Значит, остаётся Рэд, – безрадостно подвёл я итог своим умозаключениям. – К нему ближе, я точно успею в срок».

Пусть эта мысль меня и не радовала, но с ней всё же пришлось смириться, а что ещё хуже – пришлось заочно записать Рэда в свою «семью», чтобы не пришлось просить «чужого» человека. Мне всё же проще было смириться с тем, что он – забивший на меня отец, чем просить помощи у незнакомца.

Я попросил, чтобы передали Рэду, чтобы он меня дождался у графа Неррона в Крепости, что я буду там через неделю-полторы.

До Гарты я добрался за несколько дней, но по закону подлости грифона там не оказалось. Мне снова пришлось тащиться через пустыню пешком, а всё потому, что верблюдов я терпеть не мог. Лошади ещё ладно, но верблюды меня раздражали одним своим видом.

У ворот Крепости я появился с однозначным намерением брать её в осаду, если меня мгновенно не пустят внутрь. Припёрся-то я к графу без приглашения. Но, к моему изумлению и разочарованию, брать её в осаду не пришлось: меня пустили без вопросов, лишь успел я назвать своё имя, да ещё и сами рассказали, где искать Рэда О’Ния. Более того, даже сопровождать меня никого не назначили.

На улицах Крепости было как-то уж слишком пустынно. Пока я искал нужный дом, я так никого и не встретил и бросил безуспешные попытки понять происходящее. В общем, я решил, что до меня Крепость каким-то загадочным образом взял в осаду Рэд, и теперь он тут главный. Иначе всё это я объяснить не мог.

Рэд нашелся на постоялом дворе на центральной площади Крепости, отчего моя теория о том, что он тут главный, немного пошатнулась, но, стоя перед дверью в его комнату, я думал уже отнюдь не об этом.

«Теперь главное, чтобы меня мой язык не подвёл, – вдруг засомневался я сам в себе. – Точнее, самообладание. Прошлый раз Яромир уж слишком легко меня „раздел“ при всём Совете».

Беззвучно выдохнув, я всё же взял себя в руки и постучал в дверь.

– Входите, – безлико послышалось с той стороны.

«Ну всё, Марк», – сказало моё ленивое «я», встало с мысленного дивана и бросило меня одного.

«Что „всё“?» – съязвил я ему в ответ.

«Назад дороги нет, – эхом прозвучало оно у меня в голове и закончило с сарказмом: – Только не разрыдайся опять… И не ухмыляйся как обычно».

– Здоров, Рэд, – сказал я, заходя в комнату, как ни в чём ни бывало. – Можно задать вопрос?

– Задавай, – безэмоционально ответил Рэд.

Он стоял рядом с окном, засунув руки в карманы штанов и опершись спиной на стену, а смотрел на меня равнодушно. Слишком уж как-то равнодушно.

– Можешь сказать имя Рода моей бабушки? – серьёзно спросил я.

– Род Ве́реса, – всё так же равнодушно ответил Рэд.

– А её не выгнали из Рода? – с сомнением спросил я.

– Нет.

– А тебя? – я решил всё же уточнить, прежде чем окончательно «потеряю лицо» со своей следующей просьбой.

– Тоже нет.

При других обстоятельствах я бы даже удивлённо спросил: «Что-о-о⁈ Даже за союз с чужеземкой⁈» Сейчас мне было не до этого.

– Значит, я тоже могу быть частью Рода Вереса? – продолжал уточнять я.

– Ты и так часть Рода Вереса, – спокойно ответил Рэд.

Ходить вокруг да около не имело больше смысла, и я, решившись, спокойно спросил:

– Рэд, можешь мне выдать какое-то дремирское имя, и я уйду?

Спросить-то спросил, но ноги предательски начали подкашиваться.

– Рэд не может. Отец может, – спокойно ответил Рэд, но его взгляд стал таким тяжелым, безгранично тяжелым, в нём было столько тоски, что, как ни странно, меня это обратно твёрдо поставило на ноги.

– Что мне для этого надо сделать, Рэд? – равнодушно спросил я.

– Позволь мне тебя обнять? – с тоской в голосе попросил Рэд.

– Обнимай, – я смог ответить равнодушно.

«Где-то я это уже слышал? Во сне, что ли?»

Я так и остался стоять посреди комнаты, а Рэд подошёл ко мне и меня по-отцовски обнял.

«Как сына», – вспомнил я разговор из сна.

Хиляком я себя никогда не считал, но хруст своих костей услышал явно, а когда он ослабил хватку, то я почувствовал дрожь его рук. Тогда я впервые подумал, что, может, он от меня не сбежал, как от своей жизненной ошибки? Может, он и не хотел бросать нас с матерью, а просто «не так» получилось? Подумать-то подумал, но оставил эти мысли при себе и виду не подал.

– Так, Рэд, – по-дружески похлопал я его по спине. – Ты меня обнял. Теперь давай имя, и я пойду.

Рэд отстранился и, посмотрев на меня с язвительной ухмылкой, сказал:

– Назови меня отцом и получишь имя.

– Ещё чего! – неподдельно возмутился я.

– Ну, раз тебе не нужно имя, то иди, – равнодушно ответил Рэд и пошёл обратно к окну.

Мне захотелось ему врезать, что я и сделал. Рэд увернулся…

Опомнился я только тогда, когда разнёс всю комнату и сломал об него последний стул. Атаковать мне было больше нечем, а ему хоть бы что! От всего увернулся и до сих пор ухмыляется. Старпёр хренов!

«Я, конечно, могу зарядить в него молнией, – начал размышлять я, но тут же сам себя наругал за эту мысль: – Но кто ж в отца молнии-то запускает? – а потом сам же от неё и офигел: – Отца⁈»

Я так и не понял, когда я успел мысленно сдаться, пришлось сдаваться реально:

– Твоя взяла, отец, – я выдохнул и отбросил обломок ножки стула в сторону. – Давай уже имя, и я пойду!

Отец по-доброму усмехнулся:

– Что, девушка заждалась? Дремирская, небось?

– Ну, – ляпнул я, а потом опомнился: – С чего вдруг?

– А чего бы ты ещё ко мне за именем пришёл? – отец уже улыбался во всю. – Видимо, «бабушка» слишком далеко опять оказалась.

– Отец, не перегибай, – холодно сказал я. – Я уйду.

Не знаю, что он увидел в моем взгляде, но тут же серьёзно ответил:

– Виноват.

– Принял, – ответил я и, как говорится, «сделал личико попроще».

Тут я понял, что устал во всех смыслах этого слова, и уселся на пол посреди комнаты, скрестив ноги перед собой. Тяжело выдохнул, подпер голову рукой и посмотрел на отца снизу вверх:

– Ну, рассказывай, какой мне там Обряд надо пройти?

Отец уселся так же напротив, но расслабленно-ровно, и спросил:

– Тебе имя надо или Обряд?

– Имя, конечно.

– Х-м-м, – ненадолго задумался он. – Вставай.

– Зачем?

– Чтобы хоть выглядело со стороны поприличнее, – усмехнулся он.

– Да кто нас тут видит? – не сдавался я. Мне лень было вставать.

– Они, – отец сделался серьёзным и указал пальцем наверх. – Предки наши нас видят.

Пришлось встать.

Отец положил мне правую руку на плечо и торжественно проговорил:

– Я нарекаю тебя, сын, Белоя́ром из Рода Вереса.

Мне, конечно, было всё равно, какое имя он для меня придумает, но это уже ни в какие ворота не лезло!!!

– Каким местом я «белый»⁈ – я удивился и возмутился одновременно. – У нас в семье беловолосые только вы с бабушкой!!!

– Ну… – невозмутимо пожал плечами отец. – Поседеешь когда-нибудь, вот и «побелеешь».

– Ты это серьёзно⁈ – моему возмущению не было предела.

– Серьёзно или нет, – снова заулыбался отец, – иди уже, а мне надо идти к графу Неррону на поклон и выпрашивать новую комнату.

«Ага, скажешь тоже: выпрашивать! – продолжал уже мысленно возмущаться я. – Когда надо выпрашивать, всю Крепость в заложниках не держат!»

Я вышел и хлопнул дверью.

Отец мой, конечно, оказался крут, но бли-и-ин…

«Что ж мне так с именами по жизни не везёт⁈ То Марконий, то Белояр!!! Вот как мне с этим жить теперь⁈ Ладно жить… Мне же это теперь вслух надо будет произнести как минимум один раз!!!»

Я вышел на улицу и, запрокинув голову, уставился в бездонное синее небо.

«Я знаю, вы меня видите!», – продолжал возмущённо думать я и, разведя руки в стороны, заорал на всю Крепость:

– За что-о-о!!!

«За что Вы так со мной, Предки⁈»

Никакая мне звезда с неба не подмигнула и посланием не разразилась, и я пошёл на выход. В смысле, к самой высокой башне. Никто меня не остановил ни по дороге к ней, ни в самой башне, да и не остановил бы… И я поднялся на подъемнике на самый верх.

На горизонте темнела окраина Пожарища.

«Хоть какая-то польза от этой Крепости есть – видно далеко!» – подумал я, а вслух громко сказал, чеканя каждое слово:

Мне туда и поскорей…

Я указал пальцем на тёмное пятно на горизонте.

Коль не хочешь здесь смертей!

Не знаю, к «кому» я обращался, но этот «кто-то», видимо, решил, что я действительно угоню Крепость и посажу её на голову Яренке, лишь бы снова не тащиться через пустыню. Через мгновение я уже стоял на песке в шаге от границы с Пожарищем. А ещё через шаг я бежал в сторону поселения, распространяя вокруг себя самые недоброжелательные намерения, на которые только был способен. Сейчас это было легко!

Рэд О’Ний Эренский… Радимир из Рода Вереса

Песня Души Белояра по мнению отца: Neuromonakh Feofan – Я готов

https://youtu.be/tKInxguP1o0?si=qqAnj7aL0i2V0r_U

Часть 4

Глава 23. Связь

Через полчаса надо мной закружили грифоны.

«Нахрен мне грифон⁈» – мысленно возмутился я и, всё же остановившись, заорал в небо:

– Коня мне!

Не дожидаясь ответа на свой приказ, я побежал дальше, но убежал недалеко. Один из них спикировал передо мной и преградил путь. Не успел я вскинуть руку, чтобы изжарить грифона вместе с наездником, как его наездник поднял руки в примирительном жесте, а я заметил, что и грифон разглядывает меня скорее с интересом, чем хочет сожрать.

Я опустил руку. Наездник снял маску.

– Залазь, – усмехнулся Мирияр и показал себе за спину.

Я на него скептически посмотрел.

– Залазь и не морочь голову! – возмутился он. – Какого, нахрен, коня⁈ Может, тебе ещё и карету с пажами подать?

Я представил, как я – не-прекрасный принц – приезжаю за Настенькой в Дремир на карете с пажами, и заржал в голос. А когда я наконец успокоился, то понял, что теперь я успеваю, даже если буду идти отсюда в Яренку пешком, и выдохнул.

– Я смотрю, ты по мне соскучился, раз у порога встречаешь, – съехидничал я, подходя к Мирияру и залезая в пассажирское седло.

– Рос по тебе соскучился, – отмазался он. – Подбросить? Или ты всё же спешишь?

– Давай. Уже не спешу, – меланхолично ответил я и надел маску.

Весь мой гнев куда-то улетучился, а на смену ему пришла удручённая опустошенность.

«Зачем ты так со мной, отец? – думал я, откинувшись на невысокую спинку седла, сложив руки на груди и запрокинув голову к небу. – Мало тебе было, что ты нас бросил, так ещё и имя мне дал, чтобы мне хотелось выть от тоски каждый раз, как я о нём буду вспоминать или произносить вслух? Чем я перед тобой так провинился? Ведь я о тебе даже не знал все эти годы, да и не особо думал. А если и думал, то не проклинал, а лишь хотел знать „почему“… Зачем ты надо мной поиздевался, когда я, наступив на свою гордости, пришёл к тебе за помощью?..»

Небо, естественно, ответ на этот вопрос не знало, не знал и я. А ещё раз спрашивать об этом у отца я не собирался. Мне и видеть его расхотелось окончательно.

«Вниз хоть глянь», – всплыло у меня в голове, но на этот раз я даже не удивился, что со мной вдруг заговорил грифон, а просто исполнил его приказ – глянул вниз и замер от удивления.

Мы подлетали к высоченному дереву, которое было раза в два выше всех деревьев, когда-либо виденных мною в жизни, а вокруг него на сотни шагов расстилался зелёный покров, в одном месте протянувшийся до бирюзово-зелёного озера. Того самого, куда мы с Мирияром ходили воду выливать месяц назад.

«Вот это да!» – ошарашенно уставился я на сказочный лес, вмиг позабыв все свои горести и печали.

Грифон накренился влево, и мы начали плавно снижаться… Не успел он приземлиться на дорогу, как я тут же спрыгнул с него и как завороженный побрёл к дереву, даже не замечая, что вместо кучи бурелома, что всегда преграждала нам путь в этом месте, теперь была широкая зелёная тропа.

– Тебя подождать? – донеслось мне вслед.

– Нет! – ответил я, не оборачиваясь. – Благодарю!

По хлопкам крыльев я понял, что меня оставили наедине с этим чудом природы, и окончательно расслабился – улыбнулся.

Я шёл по шелковистой зелёной траве среди пёстрых цветов и невысоких кустарников, огибал обгоревшие остовы деревьев, поросшие молодыми побегами, но всё не мог оторвать свой взгляд от Роса. Теперь бы понадобилось четверо таких, как я, чтобы обхватить его ствол, а его пышная зеленая крона огромным шаром закрывала полнеба передо мной. Правда, его нижние ветви были до сих пор на высоте моего роста. Мне почему-то вспомнилось моё детство и то, как я любил лазить по деревьям. Самым любимым из них тогда был как раз орех с его толстыми ветками, до которых всегда легко было дотянуться или допрыгнуть с земли. Мне даже захотелось прямо сейчас залезть на дерево передо мной и посидеть среди листвы, опершись спиной на ствол. Но такими глупостями я заниматься не стал и, подойдя к Росу, приложил ладони к стволу, закрыв глаза.

– Здравствуй, Рос, – лишь успел сказать я, как оказался на небольшой зелёной поляне, окаймленной со всех сторон невысокими деревьями, а передо мной стоял молодой босой парень в серо-коричневой одежде и с зелёными листья в русых волосах.

– Здравствуй, – ответил он, радостно улыбаясь, а потом внимательно на меня посмотрел и с интересом спросил: – И как мне тебя нынче величать?

– В смысле? – не понял я.

– Имя Родовое мне своё скажешь? – продолжал улыбаться он.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

– Я вижу связь. Твою связь с Родом. Раньше её не было, а сейчас она есть, но ты её отвергаешь. Мне захотелось узнать почему, вот я и позвал тебя, чтобы спросить.

– Белояр я, – ответил я, и голос мой дрогнул, но я задавил в себе это малодушие и продолжил: – Белояр из Рода Вереса. А ты, как я понял, Ростислав?

– Он самый. И чем тебе твой Род не угодил? – продолжал бесцеремонно допытываться Рос, а я задумался: «Действительно, чем?»

На что сам себе и ответил: «Не угодил мне лишь отец, а вот быть в Роду своего деда я сочту за честь, кем бы он ни был. Хотя… где это видано, чтобы отцы „угождали“ сыновьям? А значит, это всего лишь моя глупая детская обида…»

– Род у меня годный, – честно признался я. Чего уж мне перед деревом лицемерить? – А вот на имя, что дал мне отец, я обиделся. Не к лицу оно мне.

– Отчего же? – удивился Рос.

Я посмотрел на него, как на идиота, а он продолжал смотреть на меня с непониманием.

Вдруг он замер и закрыл глаза, будто общаясь с кем-то ещё, а потом вновь на меня посмотрел и сказал:

– Идём.

Не дожидаясь ответа, он прошёл мимо меня, и мне пришлось следовать за ним, ведь как самостоятельно выбраться с его поляны я не знал, а беспочвенных надежд на то, что кто-то там меня вдруг оттолкнет от дерева, чтобы оборвать связь, я не питал.

С лесной поляны мы сошли на тропу и вскоре оказались у небольшого озерца.

– Смотри, – сказал он мне, остановившись на зелёном берегу у самой кромки воды.

– На что смотре… – уж было спросил я, останавливаясь рядом и пытаясь разглядеть что-то в водной толще, как увидел своё отражение и оторопел…

Моя кожа была намного светлее, а волосы были прямые и белые, как и у бабушки. Я даже дотронулся до своего лица, чтобы убедиться, что я смотрю на своё отражение.

– И давно я так выгляжу? – неуверенно спросил я, когда ко мне вернулся дар речи.

– Всегда так выглядел, – пожал плечами Рос.

Тут я вспомнил, что Настенька в Иномирье обмолвилась, что я там тоже был с белыми волосами, но тогда я этому не придал значения, а сейчас всё же решил уточнить:

– То есть ты видишь нас с Мирияром как «души», а не как «тела»?

– Как древо – я тебя не вижу, – ответил Рос, – но ощущаю через касание, запахи и так далее. А вот как Душа древа, я могу видеть твою Душу и общаться с ней напрямую. Поэтому я тебя видел таким с того самого мгновения, как ты ко мне впервые прикоснулся.

– Занятно, – усмехнулся я. – Значит, отец надо мной не издевался.

На этой мысли я понял, что отвергать я его больше не могу: «Ну оступился человек, бывает. Мне повезло – Настенька из Дремира, ему – нет. Но это не моё дело, а его. А раз моя душа всё же дремирская, то свою чужеземную рожу я как-то переживу».