Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)

12

Я смотрела на кровать, на одной стороне которой было скомкано покрывало вместе с большей частью подушек. Простыни настолько сбились, что я понятия не имела, как вообще можно было лечь спать на такую постель, не расправив их перед этим. Они были в крови, но ее здесь было гораздо меньше, чем я видела на теле Бобби в камере.

– Следы остались там, где тело прикасалось к простыням, но спереди Бобби был перепачкан куда сильнее. Крови здесь должно быть больше. – Сказала я.

– Ты заметила, что у него одна нога была в крови ниже колена?

– Ага.

– И как же он умудрился забраться на кровать, оставив белье практически чистым?

– Он мог сесть на край и откинуться на спину. – Предположила я.

Ньюман покачал головой.

– Если он пользовался руками, чтобы передвинуться на кровати, то кровавых следов должно быть больше.

– И если он карабкался на кровать, то кровь на ногах тоже сильнее испачкала бы простыни.

– Именно.

– Как ты и подметил, следы странные.

– Я это понял сразу, но я не задумался о том, что отпечатки могут вообще не принадлежать Бобби. Мне следовало раньше понять, насколько здесь все неправильно.

– Не вини себя, Ньюман. Никто не может понять все сразу. Именно поэтому по обычным делам дают столько времени на расследование до суда.

– Но у нас речь не идет о суде, Блейк. Речь идет о казни.

– Пока не идет. – Поправила я.

– Я не хочу казнить Бобби, если он этого не делал.

– А я не хочу, чтобы кто-то казнил того, кого подставили.

– Люди обычно не подставляют кого-то, когда речь об убийстве. – Заметил Ньюман. – Такие вещи чаще происходят в каких-нибудь детективах. Убийцы обычно винят других людей, но редко подставляют кого-то конкретного.

– Но иногда они отводят с себя подозрение.

– Разве что в романах Агаты Кристи.

– Так ты согласен, что это подстава, или нет? – Спросила я, разглядывая его.

– Все так запутанно. В смысле, разве недостаточно было убить Рэя, после чего обнаружился Бобби, перемазанный в его крови?

– Преступления часто толкают людей на глупые поступки, а уж если речь идет об убийстве, то виновный нервничает и может перестараться.

– Но убийца должен понимать, что отпечатки стоп – это такая же индивидуальная штука, как и отпечатки пальцев. – Возразил Ньюман.

– Я почти уверена, что большинство людей не задумываются об этом. А может, убийца просто рассчитывает, что ты без лишних метаний казнишь Бобби, не особо анализируя это дело. Его смерть поставит точку. Перепачканный ковер кинут в стирку или просто выбросят. Комната вновь станет чистой, и все улики, фальшивые или настоящие, исчезнут.

– Когда я был копом, мы над уликами с места преступления тряслись, как над золотом. Все по пакетикам, все подписано – и так до суда. Если налажаешь, можешь лишиться значка. А теперь ничто из этого не имеет значения, важно только выследить и казнить убийцу.

– К тому времени, как нас вызывают на дело, Ньюман, морг обычно уже под завязку набит телами. Наша работа была создана для того, чтобы не пришлось думать, куда девать вампиров и оборотней, которые нарушили закон, потому что в тюрьму их сажать нельзя. Они просто воспользуются своей сверхъестественной силой, перекосят еще больше народа и сбегут.

– Я это знаю, Блейк. Это одна из причин, почему я решил стать маршалом. – Слова были адекватные, но по тону и выражению его лица я бы не сказала, что Ньюман чувствовал себя спокойно.

– Звучит так, словно ты подумываешь сменить карьеру еще раз. – Заметила я.

Он выглядел удивленным и молча пялился на меня какое-то время.

– Нет, просто этот случай… Убит всего один человек, это око за око, но мы с тобой оба уверены, что кто-то использует лазейки в законе и наши обязанности, как маршалов, чтобы совершить двойное убийство, потому что убийца знает: как только мы решим, что Бобби виновен, он покойник.

– Ага, для проебов и коррупции в судебной системе всегда найдется теплое местечко. – Сказала я.

Он вновь уставился на меня.

– Ты так говоришь, словно в этом нет ничего особенного. Типа это нормально.

– Так и есть, Ньюман.

– Что в этом нормального?

– Я не сказала, что это нормально. Я сказала, что для этого всегда найдется место. Многие вещи, которые являются обыденными для большинства людей, нормальными не назовешь.

– Тогда я тебя не понял.

– Суть в том, что неважно, хорошо это, плохо или хрен пойми как. Важно, что мы делаем на нашей работе все, что можем.

– Сомневаюсь, что смогу убить Бобби Маршана. Я не думаю, что он виновен.

– Тогда давай найдем какого-нибудь криминалиста, который поможет нам распихать все улики по пакетикам, и зафиксируем тот факт, что дядя и тетя коварно спиздили ценное имущество, а еще сфотографируем следы, чтобы использовать их для доказательства невиновности Бобби или же того факта, что он нереально крутой лжец.

– Нереально крутой лжец?

– Если эти отпечатки ног принадлежат Бобби, то он очнулся в человеческой форме рядом с трупом своего дяди, вернулся к себе в комнату и притворился, что был в настолько глубокой отключке, что вы с шерифом обозначили его состояние как «без сознания». – Я показала пальцами кавычки в воздухе. – И в таком виде перетащили его в камеру в офисе шерифа. Такая игра попахивает Оскаром.

– Я тебе клянусь, Блейк, он был просто ледяным. Я видел, в каком состоянии находятся оборотни после возврата в человеческую форму. Они полностью в отключке. Ты можешь поджечь их дом, но они не очнутся, чтобы спасти свою шкуру.

– Знаю, я тоже это видела. – У себя в голове я подумала: хрен знает сколько лет уже не видела. Вокруг меня тусили достаточно сильные оборотни. Набрав определенный уровень силы, ты больше не валяешься в отключке после того, как перекинешься. Ты можешь чувствовать себя уставшим, но это не кома, в которую впадают неопытные оборотни. Или такие, как Бобби, который так и не прошел эту стадию. Он был по-настоящему слабым котенком. Неудивительно, что ему не хотелось тусить с другими леопардами. Никто не горит желанием видеть в своей группе слабаков.

– Я не думаю, что он притворялся. – Сказал Ньюман.

– А я тебе клянусь, что его эмоции там, в клетке, были настоящими, но если вскроется, что это его отпечатки, то он не просто соврал, но и обвел вокруг пальца нас обоих.

– Даже если он соврал и на самом деле убийца – это он, в чем я сомневаюсь, я не уверен, что смогу посмотреть ему в глаза и выстрелить.

– Ну, по крайней мере, ты честен.

– Тебе приходилось убивать того, кого ты знала лично?

Я кивнула.

– Это жесть.

– «Жесть». Это все, что ты можешь сказать?

– А что ты от меня хочешь услышать, Ньюман? Хочешь знать, преследуют ли меня их лица в ночных кошмарах? Хочешь, чтобы я рыдала тебе в плечо, повторяя, как заезженная пластинка: «О, горе мне»?

– Мне было бы легче справляться со своими кошмарами, если бы я знал, что ты тоже их видишь.

– Ну заебись теперь, Ньюман. Пошел ты на хрен.

– Почему ты злишься?

– Потому что я сюда не на сеанс терапии приехала. Я приехала помочь тебе спасти Бобби Маршана, если это в наших силах.

– Ну, это первый пункт в списке. – Согласился он.

– Ага, но если тебе нужна терапия, найди врача. Я уже говорила, что я своего нашла, и со многими проблемами разбираюсь – не только с рабочими. Нет ничего постыдного в том, чтобы получить помощь, если у тебя внутри что-то сломалось.

– Но при этом ты злишься на меня за желание довериться тебе?

– Нет, я злюсь на тебя за то, что ты дергаешь за хвост моих демонов, чтобы меньше бояться своих собственных. У тебя нет на это права.

– Гнев – это твоя стандартная эмоция? – Сердито спросил он.

– Да, потому что гнев дает мне силы двигаться до тех пор, пока работа не будет сделана. Печаль сил не дает. Скорбь не дает. Беспокойство тоже. Все эти плюшевые чувства, которые типа делают нас людьми или целостными личностями, или что там еще они делают, тупо выбивают тебя из седла во время реальной битвы.

– У нас здесь нет реальной битвы. – Сказал он.

– Да насрать. Мы боремся за жизнь Бобби. Это битва между добром и злом, Ньюман. Мы с тобой на стороне добра, и мы должны победить.

Гнев вытек из него, взгляд смягчился – я даже не могла толком понять это выражение его лица.

– Ты по-прежнему веришь, что мы на стороне добра, даже после всех тех смертей, которые ты причинила?

– Да, верю.

– Даже в те моменты, когда тебя на коленях умоляют не убивать и молят о спасении? – Спросил он, и его глаза наполнились ужасом.

Не было у нас времени на этот разговор, но и игнорировать эту тему тоже нельзя. Я вдруг поняла, что Ньюман позвал меня сюда не только для того, чтобы я спасла Бобби. Мать его.

– Это паршивые моменты. – Ответила я наконец.

– Чудовища не должны молить о пощаде и сожалеть о содеянном. – Сказал Ньюман. Его лицо еще хранило отпечаток ужаса того момента, когда он начал задумываться о том, не монстр ли он сам. Я свой такой момент помнила. Я до сих пор ловлю эти блядские моменты.

– Все хотят жить, Ньюман. Даже чудовища.

Он нахмурился и посмотрел на меня. Плохие воспоминания в его глазах начали гаснуть. Вместо них там появилось твердое намерение учиться, слушать, становиться лучше. Именно поэтому он был отличным маршалом.

– Одна вампирша, перемазанная кровью своих жертв, умоляла меня пощадить ее. Она не была виновата. Ее мастер заставил ее это сделать. – Сказала я.

– Правда? Ее реально заставили?

– Может, и правда, а может вампиры-преступники похожи на обычных преступников. Никогда это не их вина. Ты ведь работал копом пару лет. Ты хоть раз арестовывал человека, который был уверен в своей виновности и считал, что заслуживает наказания?

Он задумался на секунду, потом покачал головой.

– Нет, они либо не были виновны в том, что произошло, либо вообще этого не делали. Часто винили жертв. «Я бы не стал бить ее, если бы она просто отдала мне свой кошелек». «Я бы не зарезала своего мужа, если бы он не изменял мне». И мое любимое: «Я уже бил ее раньше, и она не умерла». Он повторял это, как попугай, будто речь шла о самозащите. Как будто он на самом деле верил, что она умерла ему назло, просто чтобы засадить его в тюрьму. И это при том, что он долбанул ее головой об край металлического стола. Ее мозги буквально вытекли из черепа в том месте, куда пришелся удар. Но ни хрена это не было его виной, что тупая сука умерла. – Ньюман злился, он буквально выплюнул последние слова. Праведная злость на каждодневное зло.

– А теперь представь, что бы сказал этот кусок дерьма, если бы у тебя было законное право направить на него ствол и пристрелить его.

Его гнев словно углубился когда он ответил мне.

– Он бы сказал: «Почему вы меня убиваете? Что я сделал? Я не виноват, что эта сука сдохла!».

– Пойми, неважно, вампиры это или оборотни – перемена сущности не меняет их личности. Тот, кто был мелочным и злобным до своей смерти, останется мелочным и злобным после нее.

– А как насчет добропорядочных граждан, которые встают на сторону зла после того, как становятся вампирами? – Поинтересовался он.

– Ну, знаешь, как говорят? Власть развращает. А абсолютная власть развращает абсолютно.

– Ага.

– Думаю, многие люди ведут себя хорошо только потому, что уверены, что у них нет выбора. Дай им сверхъестественную силу, способность контролировать людей одним взглядом, и они больше не станут играть в хороших парней. Теперь они могут получить все, что захотят. Конечно, если они проживут достаточно долго, чтобы вообще задуматься о таких вещах. Новообращенные как правило не фанаты серьезных размышлений.

– Они похожи на бешеных зверей. Убивают все, что видят. – Произнес Ньюман, и у него в глазах опять застыло эхо пережитого ужаса.

– Да, новообращенным нужен мастер. Есть такое правило: если ты обратил кого-то, ты должен присматривать за новичком до тех пор, пока он не научится себя контролировать и нормально функционировать в обществе. Если ты это правило нарушишь, тебя выследят другие мастера и удостоверятся в том, что больше ты такой херни творить не будешь. Ну, или раньше выслеживали, потому что сейчас такие вещи контролирует полиция.

– Иногда я жалею, что времена изменились. – Тихо сказал он.

– Сама иногда жалею.

– Правда?

Я кивнула.

– Ты бы не планировала выйти за Жан-Клода, если бы времена были прежними. – Заметил Ньюман.

– Это да. – Сказала я, улыбаясь и вспоминая своего высокого, бледнокожего и восхитительного жениха.

Ньюман улыбнулся мне в ответ, так что, наверное, хватит нам уже держаться за ручки. Пора возвращаться к делу.

– Ты еще закалываешь вампиров в моргах? – Поинтересовался он.

– Нет. Если они прикованы цепями и спят, это слишком просто. Легкую работу я оставляю молодым маршалам.

– Но это не слишком просто, когда на дворе ночь и тебя молят о пощаде.

Я мысленно сосчитала до десяти, потому что уже была готова вновь разозлиться. Моей стандартной эмоцией был гнев – с тех пор, как умерла моя мать, а может и до того. Мне тогда было всего восемь.

– Тогда отказывайся от закалываний в моргах и передай всем новым маршалам, что они не обязаны делать это под покровом ночи.

– Не знал, что у нас есть выбор.

– Мы – эксперты по вампирам. Просто скажи местным копам, что слишком опасно закалывать вампира, когда он бодрствует. Ты же не хочешь, чтобы он кого-нибудь загипнотизировал. А как старший маршал ты вообще можешь сказать, что всю легкую работу оставляешь новичкам.

– Попробую в следующий раз. – Его лицо было серьезным, но головой он не думал.

– Слушай, когда все это кончится, я с радостью поболтаю с тобой за чашечкой кофе. Расскажу о всяких фишках, которые выучила за эти годы – о фишках, которые помогают тебе не охреневать от ужаса, ну или держать его на достаточно низком уровне, чтобы продолжать работать. Но сейчас у нас есть дела поважнее. Ты нужен Бобби, Ньюман. И мне нужен – здесь и сейчас, в трезвом уме, а не по горло в старых кошмарах. Ты это потянешь?

Он кивнул, глубоко вдохнул и резко выдохнул.

– Ты права. Мы должны попытаться выиграть время для Бобби. Поболтаем за чашкой кофе потом. – Гнев в его глазах поутих, сменившись почти дружелюбным выражением, когда он посмотрел на меня. – Пойдем проверим, не прибыли ли еще местные криминалисты.

Голос у него был нейтральный, почти без эмоций, за вычетом отблесков ушедшего гнева. Если бы я не думала, что он это превратно истолкует, я бы похлопала его по спине и сказал что-нибудь в духе: «Ты ж мой умничка». Мужчины подавляют свои чувства, потому что вопросы жизни и смерти важнее любых эмоций. Если ты уже сдох, какая тебе разница? Это была одна из тех позиций, которую я разделяла. Я научу Ньюмана выживать. А весь этот эмоциональный багаж, набранный по дороге выживания, пусть кто-нибудь другой сортирует.

13

В гостиной особняка Маршанов мы с Ньюманом были вместе с городскими копами и шерифом Ледуком. Дело явно шло к ссоре. Комната была просто огромной – примерно как три обычные квартиры, которые я когда-то снимала. Обставлена она была элегантной мебелью, обитой шелковистой парчой в розовых, кремовых и нежно-мятных тонах. На полу лежал темно-бордовый ковер со светлым витиеватым рисунком на цветочный мотив. Стены украшали написанные маслом картины, и я готова была биться об заклад, что все безделушки в этой комнате действительно старинные. Ощущение было такое, словно мы на съемочное площадке какого-то фильма, а не в гостиной реального дома. Возможно, это был зал для приемов. Здесь были стулья, две кушетки и двухместный диван, но никто из присутствующих не спешил садиться. Думаю, мы все боялись повредить мебель.

– Я не позволю запихнуть одного из моих людей в клетку с верживотным, которое подозревается в убийстве. – Громко произнес капитан городской полиции Дэйв Ливингстон. Он пока не перешел на крик, но с каждой фразой становился все более напористым.

Ужасно хотелось сказать ему: «А вы, часом, не капитан Ливингстон будете?». Родители назвали его Дэвидом, в честь Дэвида Ливингстона – известного миссионера и исследователя, хотя его фамилия произносилась немного иначе. Она звучала как «Ливингстоун», но это все равно звучит очень похоже, так что он наверняка слышал в свой адрес миллион шуток на эту тему. Эта мысль помогала мне держать язык за зубами.

Ничего сложного не было в том, чтобы взять отпечатки ног Бобби Маршана и сравнить их с отпечатками других обитателей дома. По крайней мере, половина этой задачи была проста. Команда криминалистов, которая приехала из города, с удовольствием собрала бы все улики в доме, но нам нужны были улики с тела Бобби. Как минимум нужно было снять отпечатки его стоп, а значит, кому-то из сотрудников придется войти в клетку, либо надо будет вывести Бобби наружу.

– Я не стану подвергать кого-либо опасности, выпуская монстра из клетки. – Заявил Ледук. Он тоже почти кричал.

– Ну да, конечно, а как рисковать моими людьми, отправляя их в клетку с оборотнем, так возражений нет. – Сказал Ливингстон.

Он возвышался над шерифом не только из-за разницы в росте, хотя и был выше на пару дюймов. К тому моменту, как Дюк покинул армию, Ливингстон все еще служил. Он был крупным и подтянутым, а если бы короткий ежик его волос не был по большей части седым, я бы решила, что он моложе, чем есть, лет на десять. Как только он снял шляпу и я заметила волосы, мне в глаза бросились и мимические морщины в уголках его серых глаз, и четко очерченные носогубные складки. Этот мужчина явно не бросал слов на ветер, и все, что было сказано им за эти годы, отпечаталось на его лице. Рот у него был шире, чем казался, потому что от злости он все плотнее и плотнее сжимал губы. Всегда было странно наблюдать, как это происходит на лицах расстроенных или разъяренных людей.

Я позволила шерифу и капитану разбираться между собой, поскольку их точки зрения были одинаково бесполезны для нас, и никак не помогли бы нам заработать дополнительное время на выполнение ордера. Пока я не пойму, как нам добиться того, чего мы хотим, я позволю им орать друг на друга, сколько влезет – главное, чтобы меня не втягивали. Любой, кто влез бы в их дискуссию, огреб бы сразу от обоих. Я не хотела ссориться ни с кем из них, пока у меня не будет для этого серьезного повода. Но Ньюман был моложе меня во многих смыслах, и он все еще верил, что может спасти мир, если только мир ему это позволит.

– Мы с маршалом Блейк будем в камере и при оружии. – Сказал он. – Если Бобби попытается напасть, мы ему помешаем.

Ливингстон развернулся к нему, радуясь появлению новой мишени для своей ярости.

– Почему вы еще не закрыли ордер, маршал Ньюман? Если бы вы сделали свою работу, нам бы не пришлось сейчас говорить об этом.

Ледук подошел к Ливингстону.

– Я уже один раз спас задницу Блейк от этого чертового верлеопарда.

– Все было не так. – Возразил Ньюман.

– Дюк мне уже рассказал, что он со своей помощницей пытался вытащить вас из клетки, но в этот момент оборотень схватил Блейк. Ей повезло остаться в живых. Проклятье, да ей повезло, что она вообще не пострадала. А теперь вы хотите, чтобы я пустил кого-то из своих людей в клетку к этой твари. Нет. Просто нет.

Интересно, Ледук вообще сам верил в эту героическую интерпретацию произошедшего, или он просто соврал, чтобы выставить себя в лучшем свете? Если он реально в это верил, то мы в заднице, потому что именно такая версия и останется в отчетах. Если же он сознательно наврал, то я могу это использовать, и получу шанс наладить отношения с Ливингстоном.

– Маршалы, вы мне не сказали, что подозреваемый на вас напал. – Сказала Кейтлин. Она была криминалистом и вызвалась добровольно помочь нам с этим делом. Кейтлин была всего на пару дюймов выше меня – пять футов и пять дюймов, может, пять и шесть (165 или 167 см. – прим. переводчика), так что мы с ней были самые маленькие в этой комнате. Ее прямые светлые волосы были затянуты в тугой и высокий конский хвост, который подпрыгивал в воздухе, когда она говорила. Наверное, если бы она не жестикулировала так активно, хвост оставался бы на месте, но она была такой экспрессивной, что волосы прыгали вслед за всеми ее движениями.

– Он ни на кого не нападал. – Произнес Ньюман.

– Я видел, как он начал перекидываться. – Заметил шериф.

– Вы видели, как поменялись его глаза. – Я решила вмешаться в эту дискуссию. Попробую воззвать к логике, но не могу сказать, что у меня на нее большие надежды сегодня.

– И что он начал перекидываться прямо в клетке вы мне тоже не сказали. – Заметила Кейтлин.

– Глаза у оборотней меняются под наплывом эмоций. – Сказала я. – Мало кто остался бы спокойным, узнав, что его обвиняют в убийстве собственного отца.

– Он убил своего дядю, не отца. – Возразил Ливингстон.

– Он вырос с дядей. – Ответила я.

– Родители Бобби погибли в автокатастрофе, когда он был совсем маленьким, и Рэй заменил ему отца. – Пояснил Ньюман.

– Мне известна история этой семьи. Вы можете называть его по имени сколько хотите – это не гуманизирует его в моих глазах, потому что от человека в нем только половина. Другая его часть – это жестокий зверь. – Парировал Ливингстон.

– С точки зрения закона, он – человек. Я не хочу убивать человека, который ни в чем не виноват. – Сказал Ньюман.

– Оставьте эту драму для других времен, маршал. Это животное уже убило одного человека, а теперь еще и атаковало вашего коллегу-маршала. Как много людей должно погибнуть прежде, чем вы займетесь, наконец, своими прямыми обязанностями? – Поинтересовался Ливингстон.

– Бобби Маршан на меня не нападал. – Вмешалась я.

– Я там был, Блейк. Я все видел. – Сказал Ледук.

– Вы на нас обоих ствол навели, шериф.

– Я целился в монстра.

– Тогда почему Ньюману пришлось взять вас на мушку, чтобы спасти меня от вашей пули?

– Вы с ним оба охреневшие.

– Даже ваша помощница просила вас успокоиться и опустить оружие.

– Я чертовски сожалею о том, что сделал Бобби, но я не позволю вам с Ньюманом порочить мою репутацию, чтобы избежать его казни. Бобби должен заплатить за то, что он натворил.

Я задумалась, встала бы на сторону правды помощница Энтони, если бы она здесь присутствовала, или начала бы поддакивать своему боссу. Я-то домой уеду, а ей здесь еще жить. Так или иначе, Ньюман был уверен, что она скажет правду, потому что он выдал:

– Позовите сюда помощницу Энтони. Она подтвердит, что в камере Бобби ни на кого не нападал.

Я порадовалась, что он не ляпнул какую-нибудь глупость – например, что Энтони может подтвердить, что Ледук тыкал в меня пушкой, и я реально была в опасности. Если она выступит в защиту Бобби, а не в мою, все будет в порядке. Нам просто нужно, чтобы Кейтлин со своим бойким блондинистым хвостиком сделала свою работу и собрала все необходимые улики с тела Бобби.

– У него глаза были, как у кошки. Я не хотел стоять и смотреть, как он сделает с Блейк то, что уже сделал с Рэем. – Заявил Ледук.

– Подозреваемый был у меня под контролем, пока вы не навели на меня ствол.

– Блейк, он начал перекидываться. Вы не видели тела Рэя, а я видел. Выбирая между этим и тем, чтобы схватить пулю, я предпочту последнее.

– Я была в опасности не из-за Бобби, Ледук, а из-за вас.

– Охрененная благодарность, конечно. – Фыркнул он. Шериф был на удивление спокоен, как будто не сомневался в том, что Энтони встанет на его сторону.

– Зови сюда свою помощницу. Поговорим с ней и закончим этот спор. – Сказал Ливингстон.

– Помощница Энтони сейчас с нашей подозреваемой. – Возразил Ледук.

– Я отправлю туда одну из своих сотрудниц.

– Мы тупо теряем время. – Сказал Ледук.

– Ага, почему бы нам просто не застрелить подозреваемого, а потом обнаружить, что он невиновен? – Встряла я. Пора мне уже научиться сдерживать свой сарказм, но от старых привычек трудно избавиться.

– Я встретил Бобби когда он состоял в юношеской лиге по американскому футболу. Мы были знакомы всю его жизнь. Я не хочу, чтобы он умер подобным образом, но он, как выяснилось, слишком опасен, чтобы жить среди людей. Он профукал это право, совершив убийство. Здесь все очевидно, маршалы. Если бы я знал, что он может просто оставаться за решеткой до конца своих дней, я бы согласился на такой вариант, но закон предусматривает в его случае только одну меру, и это казнь. Если другого способа наказать его и защитить других людей нет, мы должны это сделать. Вы двое должны выполнить свою чертову работу.

– Я не думал, что ты так хорошо знаешь Бобби. – Голос Ньюмана прозвучал почти внезапно в наступившей тишине.

– Он был ровесником моего сына. Я часто видел его с другими мальчишками того же возраста.

Ледук говорил о своем сыне в прошедшем времени. Он не назвал его по имени, просто – «мой сын», как будто если произнести его вслух, оно причинит слишком много боли, сделает ситуацию слишком реальной. Если его сын дружил с Бобби, когда был маленьким, то шерифу наверняка тяжело было видеть, как взрослеет Бобби, в то время как его собственный ребенок уже никогда не вырастет. А тот факт, что Бобби убил человека, который оплачивал лечение его дочери, окончательно разбередил старые раны. Неудивительно, что Ледук был взвинчен. Не будь он шерифом, я бы посоветовала ему отстраниться от дела, но у нас тут и так копов раз, два и обчелся.

Я понятия не имела, чем разрядить повисшую в комнате тишину. Я знала только, что сама буду держать рот на замке. Мы недостаточно хорошо знакомы с Ледуком, чтобы я могла вмешаться в разговор на такую деликатную тему. Настойчивый стук в двойные двери прервал затянувшуюся паузу.

– Войдите. – Чуть грубовато бросил Ливингстон. Вряд ли я одна обрадовалась тому, что нас прервали.

– Вы мне писали, сэр. – Женщина в полицейской форме вошла в комнату.

– Да, смени помощницу Фрэнки Энтони и пришли ее сюда.

– Будет сделано, сэр. – Ответила она и прикрыла за собой дверь куда мягче, чем постучала в нее.

– Значит, ты мне не веришь. – Заметил Ледук.

– Я этого не говорил. – Возразил Ливингстон.

– Ты мне тут очную ставку с моей помощницей решил устроить. Да пошел ты, Дэйв. Мы слишком давно знакомы, чтобы ты ставил под сомнение мои слова.

– Я не в твоих словах сомневаюсь.

– А в чем ты сомневаешься?

– Некоторые дела даются нам тяжелее других, Дюк. – Ответил он. До меня вдруг дошло, что это грубоватое рявканье было у Ливингстона аналогом добродушного тона.

– Думаешь, я не смогу с этим справиться? По-твоему, я размяк?

– Нет, Дюк, я никогда так не думал.

– Тогда что за херня, Дэйв? Фрэнки встанет на мою сторону, а что потом? Твое сердечко будет обливаться кровью над судьбой бедного верлеопарда?

– Ты знаешь, что я не такой.

– Думал, что знаю.

Я поняла, что Ливингстон осознал, насколько сильно Дюк может быть вовлечен в это дело эмоционально. Если бы я не боялась, что меня спалят, я бы скрестила пальцы и помолилась, чтобы Ливингстон встал на нашу сторону и помощница Фрэнки не прокинула нас через колено, чтобы остаться на хорошем счету у своего босса.