Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 42 страниц)

34

Ньюман сказал Олафу, что хочет спросить моего совета на тему того, как ему найти баланс между карьерой и отношениями со своей невестой. Он даже вбросил наводящий вопрос при всех, как будто это действительно была единственная причина, по которой он хотел переговорить со мной наедине.

– Я в том смысле, как вообще твои женихи мирятся с тем, что ты так много времени проводишь в зале каждую неделю?

– Они либо сами в это время где-то тренируются, либо делают это со мной.

– Вот так просто. – Удивился он. – Я еще пару вещей у тебя хотел спросить…

– Валяй. – Согласилась я.

– Джеффрис, ты не против поехать обратно с Ливингстоном и Кейтлин? Я бы хотел обсудить тему личной жизни по дороге в машине, чтобы к тому времени, как мы вернемся в офис шерифа, можно было сосредоточиться на работе.

Олаф насторожился и явно не был в восторге от этого предложения, но Ньюман просто изучал искренность, так что в итоге Олаф уехал вместе с копами, а я села в машину к Ньюману. Его улыбка казалась абсолютно нормальной до тех пор, пока их машина не исчезла из поля зрения. Как только это произошло, он тут же перестал улыбаться.

– О чем ты на самом деле хотел поговорить? – Поинтересовалась я.

– Я видел, как Джеффрис коснулся твоей ноги за завтраком.

– Я так и подумала.

– Ты велела ему убрать руку, он так и сделал.

– Ага.

– В обычной ситуации я бы на это забил. В смысле, ты ведь не моногамна, и ты вполне самостоятельно разрулила казус за завтраком.

– Я слышу «но». – Заметила я.

– Тебе не понравилось, что он к тебе прикоснулся. Каждый раз, когда я вижу вас вместе, между вами висит какое-то странное напряжение, которое становится все хуже и хуже с каждой новой встречей.

Ньюман был проницателен – так проницателен, что это могло выйти ему боком. Последнее, чего я хотела, так это чтобы он пошел разбираться с Олафом насчет меня.

– Как ты и сказал, Ньюман – я все сама разрулила.

– Я бы сказал, что ты с любым мужиком ситуацию разрулишь, но… Джеффрис – стремный сукин сын.

Я рассмеялась. Сама не знаю, почему.

– Что смешного? – Не понял Ньюман.

– Кажется, я раньше не слышала, чтобы ты матерился. – Ответила я.

– До маршальской службы я четыре года был копом. Меня мало что способно напугать, но Джеффрису это удается.

– Это радует, Ньюман. Я рада, что ты понимаешь, насколько он жуткий. К чему бы нас не привел этот разговор, пообещай мне одну вещь: ни при каких обстоятельствах не пытайся играть для меня белого рыцаря, когда речь заходит об Отто. Во-первых, ты подорвешь мою репутацию в его глазах, а я не могу себе позволить выглядеть слабой перед ним. Во-вторых, я понятия не имею, что он с тобой сделает, если решит, что ты встал у него на пути.

– Если бы речь не шла о вас двоих, я бы действительно переговорил с ним, как мужчина с мужчиной, о том, что такое поведение непрофессионально. – Сказал Ньюман.

– Но речь идет о нас двоих.

– Ага. – Он провел руками по прохладной гладкости пластикового руля, наблюдая за собственными движениями так, будто в них был какой-то особый смысл. Полагаю, он просто хотел дать себе время подумать. Я сидела рядом с ним в тишине, позволяя ему собраться с мыслями.

– Я был уверен, что ты будешь вести себя куда громче, если бы кто-то вот так потрогал тебя в общественном месте.

– Будь это кто угодно другой на этой планете, я бы наверняка выплеснула ему стакан воды прямо на колени, или закатила бы сцену, но я не хочу унижать Отто. Вот вообще не хочу загонять его в такое положение.

Ньюман вздрогнул так, будто хотел поглубже закутаться в свою куртку.

– И не загоняй, пожалуйста, потому что я чувствую, что обязан буду вступиться за тебя. А я совсем не хочу с ним драться.

– У меня все под контролем, Ньюман. А ты ни при каких обстоятельствах не пытайся защитить меня от Отто.

Желудок у меня внутри завязался узлом при мысли, что Ньюман в манере галантного рыцаря попытается договориться с Олафом. Я не хотела, чтобы он погиб, защищая мою честь. Если ее кто и будет защищать, так это я сама.

– Хочешь сказать, если он перегнет палку, я должен буду просто оставить вас разбираться с этим самостоятельно? Я знаю, что ты – крепкий орешек, Блейк, ты одна из самых крепких людей, с которыми я знаком, но… я не смогу оставить тебя с ним наедине, если буду знать, что он может… навредить тебе.

– Я это ценю, Ньюман, правда. Но я не хочу, чтобы ты пострадал, или еще чего похуже, потому что встал на пути краша Олафа в меня.

– Ты так это называешь – краш? Это звучит, будто вы с ним в старшей школе, и он хочет пригласить тебя на дискотеку. Что бы ни хотел от тебя Джеффрис, это явно не что-то настолько невинное.

Ньюман посмотрел на меня, и что-то в его карих глазах было частично от боли, частично от опыта от столкновения с по-настоящему стремным дерьмом. Он, может, и не повидал столько всего, сколько я повидала, но он хлебнул своего лиха. Это было видно по глазам. Возможно, он позволил мне это увидеть, а может, просто не мог этого скрыть в тот момент. Так или иначе, я это оценила. На нашей работе ты не выставляешь свою боль напоказ перед кем попало.

– Ты прав. Вообще ничего невинного. – Ответила я, после чего рассказала ему ту ложь, которую создали мы с Эдуардом, чтобы оградить меня от Олафа.

– Так Форрестер – не твой бойфренд?

– Нет, но мы представили все так, чтобы Отто так думал, потому что Теда он уважает. Большинство копов заметили, что между нами тремя что-то не так, но мы решили, что они могут думать насчет меня и Теда что хотят, потому что мы не можем раскрыть им правду об Отто. Даже представлять не хочу, что он сделает, если узнает, что мы с Тедом наврали о своем романе

– Почему ты просто не могла сказать ему свое твердое «нет»? – Спросил Ньюман.

Отличный это был вопрос, вот только я понятия не имела, как на него ответить, не выдавая секрет Олафа. Это было как спалить настоящую личность Джокера, если бы только у него такая была. И меня бы это устроило, вот только Олаф, как и всякий хороший злодей, удостоверился, что если его секрет всплывет наружу, тоже самое произойдет с секретом Эдуарда. Одно дело – поджечь задницу Олафу, и совсем другое – спалить до тла жизнь, которую Эдуард построил с Донной и детьми.

– Все сложно. – Ответила я, и даже для меня это был слабый ответ.

– Ты уже говорила ему «нет», не так ли? – Уточнил Ньюман.

– Говорила.

– Я был уверен, что если какая женщина и способно твердо сказать «нет», так это ты.

– Я тоже так думала.

Если так смотреть на эту ситуацию, то она меня бесила еще больше. Я ненавидела Олафа за то, что он манипуляциями заставил меня встречаться с ним. Ну, или заставил меня манипулировать им, чтобы создать иллюзию, что я стану с ним встречаться.

– Что ты от меня скрываешь, Блейк? – В очередной раз Ньюман оказался слишком проницательным для своей собственной безопасности.

– Ладно, я буду настолько честна, насколько могу. Я не хочу убивать Отто только потому, что это избавит меня от его ухаживаний.

– Ты серьезно думаешь, что до этого дойдет?

Я пожала плечами.

– Может дойти.

– Господи, Блейк. Просто сообщи о нем в вышестоящие инстанции. Они ему скажут, чтобы он отвалил.

– Ты же работал копом, да?

– Ага.

– Как много на твою память погибло женщин, которые вышли из суда, постановившего, чтобы от них отъебались?

Ньюман вновь уставился на руль своей машины.

– Больше, чем я хотел бы помнить.

В этой фразе было столько чувств, что за ней будто бы тянулся шлейф призраков прошлого – все те люди, которых он не смог спасти. Это тяжелый урок для любого копа: ты просто не можешь спасти всех.

– Я решила, что я – большой и взрослый маршал, и могу разобраться с Отто самостоятельно.

– Но ты позволяла Форрестеру тебе помочь. – Возразил Ньюман и вновь посмотрел на меня. Гнев все еще горел в его глазах.

Я хотела спросить: «Кого ты потерял? Чью смерть ты вспоминаешь и винишь себя?», но не стала. Со временем учишься не озвучивать некоторые вопросы, даже если очень хочешь их задать.

– Тед – мой наставник, а я – твой. Я не могу повесить такую ответственность на своего ученика. У меня и так проблем хватает, чтобы еще о тебе беспокоиться, Ньюман. Я хочу быть уверена, что ты отведешь свою невесту к алтарю, целый и невредимый.

– Намекаешь, что Джеффрис меня бы убил?

– А ты думаешь, он бы этого не сделал?

– Он, конечно. опасен, но я думал, он из тех, кто сперва насилует, а потом убивает.

Больших трудов мне стоило совладать с лицом, потому что Ньюман оказался куда ближе к правде, чем мне бы того хотелось.

– Ну, знаешь, как говорят – сперва грабь, потом поджигай.

– Не обращай это все в шутку, Блейк.

– А я не знаю, что еще мне делать, Ньюман. Ты предложил помощь. Я отказалась. Если ты продолжишь мне помогать, то взвалишь на себя мои обязанности. Сделаешь меня беззащитной жертвой, которая нуждается в спасении, а это не так.

– Если бы Джеффрис был по мужикам, то я бы точно хотел, чтобы ты помогла мне прикрыть мою задницу, Блейк.

Формулировка была смешной, но мне удалось сохранить серьезную мину.

– Я это ценю, Ньюман, но я – женщина, и с таким дерьмом я научилась справляться еще в пубертате.

– Паршиво тебе жилось, Блейк.

– Правда вообще паршивая штука. А теперь, если ты не хочешь объяснять Джеффрису, какого черта мы тут так долго торчали, заводи машину и поехали уже.

Он завел тачку, но не спешил переключать передачу.

– Не нравится мне все это, Блейк.

– Мне тоже, но у нас тут расследование убийства и жизнь, которую мы должны спасти. Сожалеть обо всяком дерьме будем после.

Ньюман переключил передачу.

– Ладно. Каков наш следующий шаг?

– Думаю, пора поговорить с тем единственным человеком, который был в доме в ночь убийства.

– С Джоселин Маршан? – Он выехал с парковки на единственную дорогу, которая вела в город.

– Ага.

– В доме должен был быть кто-то помимо нее и Бобби, потому что никому из них отпечатки не подходят. – Заметил Ньюман.

– Хорошо, давай опросим того единственного человека, который, насколько нам известно, был в доме в момент убийства.

– Мы ведь можем просто взять и сделать это сейчас? – Уточнил он.

– В смысле, оставив Отто за бортом? – Спросила я.

– Почему бы и нет.

– Во-первых, его хорошо иметь под боком в драке, и он на месте убийства заметит такие вещи, которых не увидит никто другой. Если бы он не был хорош в своей работе, я бы не стала мириться с другим дерьмом.

– Значит, по-твоему, он будет полезен.

– Да. Хотелось бы, чтобы было иначе, но я правда так считаю.

– Ну, ты – моя наставница, так что поехали подхватим большого жуткого ублюдка и наведаемся в больницу.

– Проклятье, Ньюман, звучишь совсем как я.

Он рассмеялся. Мой телефон пиликнул, потому что пришло новое сообщение. Оно было от Никии: «Приземлились. Доберемся до тебя как только арендуем тачку.». Он добавив эмоджи – сердечко и фиолетовый улыбающийся смайлик с рожками. Эмоджи дьявола заставил меня улыбнуться, потому что это было чертовски в стиле Никки. Сообщение от Натэниэла было бы длиннее, с кучей эмоджи и гифок. Мика просто добавил бы кучу сердечек. А Жан-Клод в принципе не был фанатом текстовых сообщений.

Я пялилась в экран своего телефона и гадала, кого еще взял с собой Никки – по его сообщению было ясно, что он не один. Я знала, что с ним не будет ни Мики, ни Натэниэла, ни Жан-Клода, потому что Мике я написала, что нам тут нужны мускулы. Никки был верльвом – достаточно крупным и тренированным, чтобы выстоять против Олафа, если потребуется. Я доверяла ему и Мике – они в состоянии собрать подходящую группу поддержки.

– Ты только что улыбалась, а теперь снова стала серьезной. Все в порядке? – Спросил Ньюман.

– Да. Никки с ребятами только что приземлились в ближайшем крупном аэропорту. Доберутся до нас, как только получат тачку.

– Дюк с цепи сорвется от таких новостей.

– Скажешь ему, что мне нужен перепихон.

– Будет еще хуже. – Улыбнулся Ньюман.

– Тогда скажи, что мне нужно больше териантропов, чтобы контролировать Бобби.

– А вот это уже рабочий вариант. – Ньюман посмотрел на меня, сощурившись. – Ты ведь не просто помощи от Коалиции хотела. Ты хотела, чтобы здесь было больше твоих людей. Чтобы они встали между тобой и Джеффрисом.

– В этом ты прав, но вспомни, что я просила тебя пригласить Коалицию еще до того, как Отто сюда приехал.

– Я помню, но речь все равно идет о группе поддержки, которая поможет тебе справиться с Джеффрисом.

– Тед сюда наверняка раньше прибудет, но в целом ты прав.

– В обычной ситуации меня бы это оскорбило или я бы воспринял это, как увертку, но нам и правда не помешают дополнительные ликантропы-териантропы между тобой и Джеффрисом.

Я согласилась. Ньюман переключил передачу и мы отправились забирать Олафа.

35

Мы припарковались возле больницы и получили хорошие новости от судьи – он согласился продлить ордер на восемь часов. Нам удалось этого добиться благодаря отпечаткам, которые сняла Кейтлин, но времени нам дали в обрез, потому что других подозреваемых, имена которых можно было вписать в ордер, у нас не было. Когда время истечет, Бобби Маршану придется умереть. Других поблажек нам не дадут, так что надо поскорее найти улики и разобраться с этим делом. Ньюман передал Бобби имя адвоката по рекомендации Мики. Если мы ничего не сможем сделать, вмешается другая ветвь власти, и у нее получится отсрочить неизбежное.

Джоселин Маршан лежала в своей белоснежной больничной койке, как чернокожая Спящая Красавица. Я видела ее детские снимки в доме и знала, что когда-нибудь она вырастет в красивую молодую женщину, но даже они не передавали ее красоты. Она выглядела в точности как клон своей матери. В смысле, я знала, что они похожи, но теперь, когда я увидела ее вживую, их сходство казалось мне почти жутким, а может, ее красота просто была настолько ошеломительной. Идеальная кожа без малейших следов макияжа, который мог бы скрыть изъяны, но, насколько я могла судить, никаких изъянов на ней не было. Идеальные локоны обрамляли ее лицо. Мои кудри никогда бы так не легли. Только если бы кто-то запарился и приструнил бы каждую прядку узким утюжком для укладки волос, пока они все не превратились бы в идеально пружинистые завитки. На снимках ее волосы были черными, но в реальности оказались скорее красновато-коричневыми. Цвет смотрелся натурально – вы такого не добьетесь без услуг профессионального колориста, если ваши волосы изначально были черными. Понятия не имею, как она умудрилась избавиться от всей черноты и получила такой удивительный, почти темно-рыжий оттенок. Ресницы лежали на щеках Джоселин темным кружевом – таким же темным, как изящные дуги ее бровей.

Олаф наклонился между мной и Ньюманом, и прошептал так, чтобы мы оба слышали:

– Она не спит.

– Откуда ты знаешь? – Шепнул в ответ Ньюман.

Мой взгляд скользнул с лица на ее тело, и я поняла, что она симулирует тот размеренный и глубокий темп дыхания, характерный для спящих людей. Пульс у нее на шее бился так, словно она куда-то бежала. Она нервничала, возможно, даже была напугана. Почему?

– Пульс и темп дыхания не те. – Пояснила я Ньюману.

Он кивнул и сказал в полный голос:

– Джоселин, я прошу прощения, но нам надо с тобой поговорить.

Она попыталась и дальше притворяться спящей, но пульс на ее шее забился еще сильнее – он походил на бабочку, запертую в ловушку под кожей, отчаянно бьющую крыльями в попытке сбежать. Ее грудь перестала вздыматься так размеренно, как раньше.

– Джоселин, ты не можешь просто делать вид, что нас здесь нет. Мне правда жаль, но нам надо поговорить. – Произнес Ньюман.

Я почувствовала какое-то движение у двери позади нас, и мы с Олафом обернулись, чтобы увидеть медсестру, которая вошла в палату. Никаких движений, которые я могла бы отследить сознательно, не произошло. Я могла биться об заклад, что почувствовала что-то, но, может, я просто заметила, что Олаф среагировал на сестру, и тоже обернулась. Пофиг. Мы с ним уставились на женщину, которая вошла в палату.

Она была заметно выше шести футов (больше 182 см. – прим. переводчика). Я знала только одну настолько же высокую женщину – это была Клодия у нас дома, в Сент-Луисе. Клодия всерьез занималась с железом, так что она была самой физически внушительной среди знакомых мне женщин. Медсестра была в хорошей форме, но она была худой, как и большинство людей ее роста. Мне на ум пришло сравнение с ивой. Ее блекло-каштановые волосы были подстрижены очень коротко и обрамляли лицо без каких-либо признаков макияжа. Скулы у нее были высокие, а широкий рот создавал иллюзию, что ее карие глаза были меньше, чем на самом деле. На ней был розовый халат с котятами, как будто этот детский рисунок мог спрятать размеры ее тела и помогал ей притворяться миниатюрной. Или, может, она просто любит котят.

– Прошу прощения, но она все еще на успокоительных. – Сказала сестра.

– Она симулирует свой сон. – Возразил Олаф.

– Вот именно. – Поддакнула я.

– Нам правда надо переговорить с Джоселин. Мне жаль, что это не может подождать. – Извинился Ньюман.

– Я позову лечащего врача. – Ответила медсестра таким тоном, будто собиралась наябедничать нашим родителям. Можно подумать, доктор сможет убедить нас, что Джоселин на самом деле спит, раз медсестре этого сделать не удалось. Она вышла из палаты, чтобы найти врача.

– Привет, Джоселин. Я – маршал Анита Блейк. Это – маршал Отто Джеффрис. Нам правда надо поговорить с тобой.

Ньюман наклонился к кровати и произнес:

– Джоселин, прости. Я знаю, ты через многое прошла, но я должен с тобой поговорить.

Ее глаза были закрыты, когда она ответила:

– Оставьте меня.

– Я бы очень хотел это сделать, но у нас тут вопрос жизни и смерти. – Возразил Ньюман.

Джоселин распахнула глаза. Они были карие, что смотрелось куда органичнее на ее лице, чем на лице ее матери, глаза у которой были зелеными. Пока Джоселин не открыла глаза, я и не осознавала, насколько хорошо знаю лицо ее матери. Она постоянно мелькала в таблоидах, пока я росла – в супермаркетах, во всяких шоу про сплетни из жизни знаменитостей, которые обожала моя мачеха Джудит. Передо мной как будто оказался старый друг с чужими глазами.

– О чем ты, Вин? Никто больше не должен был умереть, умер только… папа. – На последнем слове в ее глазах мелькнуло столько боли, что на это было трудно смотреть, а я ведь только что ее встретила. Ньюману наверняка было еще тяжелее.

– Нет, больше никто не умер, и я очень постараюсь, чтобы так оно и было. – Сказал Ньюман.

– О чем ты? – Не поняла Джоселин.

Говорила она с придыханием, а ее голос звучал куда моложе, чем она на самом деле была. Или я просто надеялась услышать глубокий контральто ее матери на этом знакомом лице? Эта мысль мне не нравилась, но, учитывая мою реакцию на то, что у них разный цвет глаз, я не могла исключать такой вариант. Меня бесило, что я подсознательно пытаюсь нацепить на нее образ ее матери, как маску, которую она якобы обязана носить – если я буду держать в голове эту мысль, возможно, я перестану это делать. Не знаю, был ли в этом хоть какой-то смысл, но я сама прожила большую часть жизни, будучи призраком своей собственной матери. Если не принимать во внимание бледность кожи, которая досталась мне от отца, я тоже выглядела, как клон моей мамы.

– Нам надо кое-что спросить у тебя о том, что произошло, Джоселин. – Сказал Ньюман.

– Я уже говорила с полицией.

– Я знаю, но меня там не было, когда тебя опрашивали, так что мне нужно, чтобы ты рассказала о том, что случилось, мне… нам. – Добавил он, глянув через спину на нас с Олафом.

– Я не хочу ни с кем обсуждать это снова. И вообще никогда. Все кончено. Папа… папа мертв, и Бобби тоже. Все, кроме меня, мертвы. – Произнесла она. В ее глазах блеснули слезы, а пальцы зарылись глубоко в простыни, как будто она пыталась удержаться за что-нибудь.

– В том-то и дело, Джоселин. Бобби не мертв.

Она уставилась на Ньюмана – ее глаза расширились и слезы потекли по щекам.

– Он убил нашего отца. Ты должен был казнить его за то, что он сделал с папой.

– Если он действительно это сделал, я так и поступлю. Но пока я не буду уверен, я не стану совершать непоправимого – я хочу знать точно, виновен Бобби или нет.

– О чем ты говоришь? Это сделал он. Я нашла тело. Я видела, что его… – Джоселин провела рукой в воздухе, как будто пыталась продрать его своими пальцами. – Что его когти сделали с моим отцом… с нашим отцом! Как он мог так поступить с папой? Как вообще кто-то мог сделать это со своим собственным отцом? – Она задыхалась, глаза ее были расширены, а пульс метался, как сумасшедший. Казалось, ее вот-вот накроет паническая атака.

Я ждала, что Ньюман отступит, но он этого не сделал. Он задал ей тот вопрос, который мы и планировали задать.

– Бобби сказал, что был с тобой тем вечером, и что ты оставила его в комнате в тот момент, когда он должен был отключиться после трансформации. Это правда, Джоселин?

– Я не была с ним. Что за ужасы ты говоришь! Он же мой брат.

Ньюман отстранился – физически и вербально.

– Ну конечно же нет. Я имел ввиду, что ты видела, как он отключился у себя в спальне.

– Нет, разумеется, нет! Я увидела его кровавые следы в коридоре, а потом то, что он сделал с папой! Вот что я видела! – Она села и стала размахивать руками, грозясь опрокинуть капельницу.

Низкорослая медсестра с темными волосами вошла в палату и принялась мягко успокаивать Джоселин, а также говорить нам, чтобы мы ушли. Одной рукой она пыталась помешать Джоселин свалить капельницу, другой – помочь ей лечь обратно.

Темноволосый мужчина в белом халате поверх делового костюма вошел в палату. У него за спиной была та сестра, которую мы увидели первой. Очевидно, она нашла доктора.

– Вы не имеете права запугивать моих пациентов. – Сказал он и отодвинул нас от кровати, чтобы помочь медсестре успокоить Джоселин.

– Мы не запугивали ее. – Возразил Ньюман. Голос его прозвучал твердо и уверенно, но, поскольку Джоселин кричала, ни врач, ни медсестра его, вероятно, не услышали.

Высокая медсестра успокаивала Джоселин теми мягкими движениями, какими пытаются унять своенравного ребенка. Возможно, мы и спровоцировали эксцесс, но сейчас все немного вышло из-под контроля, так что врачи подготовили еще одну иглу и лекарство, чтобы ввести его в капельницу. Как только мы позволили высокой медсестре выпроводить нас из палаты, Джоселин успокоилась. На бейдже сестры было написано «Патриция». Она не походила на Патрицию – слишком атлетичная и властная. Может, Пат или Патти?

Мы прошли вглубь коридора – достаточно, чтобы оказаться за пределами слышимости, и собрались вместе, как игроки футбольной команды перед матчем. Надо понять, что это за фигня сейчас была в палате, и что нам теперь делать дальше.

– Я не подразумевал, что у них с Бобби что-то было. – Заметил Ньюман.

– Она переигрывала, тебе так не кажется? Или она всегда такая гиперчувствительная? – Спросила я.

– Я бы не сказал. Она даже на нервную никогда не была похожа. Обычно она очень спокойная, собранная и уверенная в себе.

– Наверное, любой бы сорвался с катушек, если бы обнаружил труп своего родителя. – Сказала я.

– Под срыванием с катушек ты имеешь ввиду истерику? – Уточнил Олаф.

– Ага. – Ответила я и кивнула, как будто самого ответа было недостаточно.

– Она не была в истерике.

Мы с Ньюманом переглянулись.

– Мы же сами только что видели, как она вела себя так, словно у нее истерика. – Сказал Ньюман.

– Видели – да, но ее эмоции не соответствовали тому, что мы видели.

– Ну-ка поясни. – Попросила я.

– Когда Ньюман начал задавать ей вопросы, она испугалась.

– Как ты это понял? – Спросил Ньюман.

– По запаху.

Ньюман недоуменно моргнул, но не стал докапываться. Молодец.

– Она пережила жуткие вещи. Разве вспоминать о таком не было бы страшно?

Олаф покачал головой.

– Пик ее страха пришелся на первую половину твоего вопроса.

– В смысле, на «Бобби сказал, что был с тобой тем вечером»? – Уточнила я.

Олаф кивнул.

– Она казалась возмущенной. – Заметил Ньюман.

– Она вела себя так, будто возмущена этим, но ее истинной эмоцией был страх.

– Я могу понять отвращение, возмущение, злость, но почему страх? – Спросила я.

– Может, потому, что это связано с убийством? – Предположил Ньюман.

– Я бы поверил в это, но ее эмоции шли вразрез с той болью и печалью, которые она демонстрировала. – Возразил Олаф.

– В смысле? – Не поняла я.

– Я почуял страх, она была в панике, а потом эти эмоции просто исчезли. Она была спокойна, когда кричала на нас.

– Хочешь сказать, это все был спектакль? – Уточнила я.

– Я хочу сказать, что она пахла не так, как себя вела. Я выяснил, что люди могут контролировать большую часть своего тела, но не свой запах.

– А у всех эмоций есть запах? – Поинтересовался Ньюман.

– Нет, либо мне таковые пока не известны. Я по-прежнему относительно неопытный оборотень. Анита может спросить об этом у своих женихов. Они живут с этим гораздо дольше меня.

Я оценила, что Олаф осознавал более высокий уровень опыта Мики и Натэниэла. Тот Олаф, которого я встретила много лет назад, был слишком неуверен в себе, слишком озлоблен, чтобы признать хоть малейшую слабость. Или, может, он просто не мог признать слабость перед женщиной. Так или иначе, это был прогресс.

– Спрошу у них, когда мы поговорим в следующий раз.

Ньюман шагнул к Олафу, так что я шагнула к ним обоим.

– Хочешь сказать, Джоселин притворялась, что страдает сильнее, чем на самом деле?

– Так и есть.

Ньюман уставился на меня.

– Думаешь, она лгала о чем-то еще, помимо собственных эмоций?

– Ты всего один вопрос ей задал, Ньюман. Всего один. Потом она забилась в истерике, и допрос был окончен. Врач нас к ней больше не пустит. – Ответила я.

– Я могу получить судебное предписание для допроса.

– Это займет время. – Возразила я.

– Нам всего восемь часов добавили. Я не хочу тратить их на препирательства с судьей. К тому же, если Джоселин опять закатит истерику, с постановлением суда или без него, мы все равно не сможем ее опросить.

– Согласна.

Из-за угла вышел доктор, и мне не нужно было быть оборотнем, чтобы понять, что он взбешен. Это было ясно по его лицу и телу.

– Как вы посмели явиться в мою больницу и угрожать моей пациентке?

– Мы ей не угрожали. – Возразил Ньюман.

Доктор вскинул руку, прерывая любые возражения.

– Сестра Браймли все слышала. Поэтому она и позвала меня.

– Сестра Браймли – высокая такая, Патриция? – Уточнила я.

– Да.

– Она правда сказала, что мы угрожали Джоселин?

– Сестра сказала, что вы запугали ее и довели до истерики. Не знаю, что за гестаповские методы вы, ребята из сверхъестественного отдела, обычно используете, но я не позволю вам запугивать пациентов этой больницы. Нам опять пришлось дать ей успокоительное.

– Я вам клянусь, что мы задали ей только один вопрос. – Сказал Ньюман.

– Мне нужны ваши фамилии. Я подам жалобу вашему начальству. – Доктор вынул своей телефон – очевидно, чтобы записать наши имена.

– За что же? – Поинтересовалась я.

– За то, что угрожали моей пациентке. Она и так через многое прошла.

– Я клянусь, мы ей не угрожали. – Повторил Ньюман.

– Вы трое маячили над ее кроватью. Вполне достаточно для угрозы. – Парировал доктор. Он уже был готов записывать. – Назовитесь.

– Мы не маячили над ее кроватью. – Возразила я.

Доктор указал на Олафа своим телефоном.

– Как он может не маячить? Вам нельзя было оставаться с ней наедине!

– Вы утверждаете, что человек определенного роста будет для вас угрожающим только потому, что он высокий? – Уточнила я.

– Нет, но он – да.

Это, конечно, была правда, но этот доктор так меня выбесил…

– Вы утверждаете, что чей-то физический облик сам по себе – что-то, что человек не в силах изменить, как цвет кожи, например, вас пугает? – Поинтересовалась я.

Доктор нахмурился, размышляя над тем, что я сказала.

– Я ничего не сказал про цвет кожи. И вообще, он – белый.

– У вас проблемы с тем, что он – белый?

– Разумеется нет.

– Хотите сказать, у вас были бы с ним проблемы, не будь он белым?

– Ну конечно же нет! – Возмутился доктор.

– Блейк… – Мягко начал Ньюман. Думаю, он хотел, чтобы я отъебалась от доктора.

Врач тут же напечатал что-то у себя в телефоне.

– Маршал Блейк, как ваше имя?

– Анита. – Ответила я.

Доктор покачал головой.

– Нет, он сказал, что его зовут Блейк.

– Нет, я разговаривал с маршалом Блейк. Я – маршал Вин Ньюман.

– Можете, пожалуйста, повторить свое имя?

Ньюман повторил. Доктор повернулся ко мне.

– Вы – маршал Анита кто?

– Блейк. Маршал Анита Блейк, а вы – доктор кто? – Поинтересовалась я.

Он записал мое имя и ответил.

– Доктор Джеймесон.

– Доктор Джеймесон кто? – Не сдавалась я.

– Корбин Джеймесон. Какая разница, как меня зовут?

– Просто хочу убедиться, что ваше имя будет в списке смертников, как и наше. Вместе веселее, знаете ли.

Он прекратил печатать и посмотрел на меня – серьезно так посмотрел, как будто действительно захотел рассмотреть меня.

– О чем это вы?

– Объясни ему, зачем мы здесь, Ньюман. – Сказала я.

Ньюман вкратце изложил, что у нас на носу дедлайн, и что когда сроки выйдут, нам придется казнить Бобби Маршана, но мы уверены, что он не виноват.

– Вот почему мы здесь, доктор Джеймесон. Нам нужно собрать достаточно информации и улик по этому делу, чтобы точно не пришлось казнить невиновного. Джоселин Маршан – единственный живой свидетель, помимо обвиняемого. Мы не можем быть уверены в том, что его слова не имеют двойного дна, так что мы пришли сюда.

– Вы все – просто убийцы со значками. – Сказал доктор Джеймесон.

– Иногда мне тоже так кажется, но в этот раз я пытаюсь спасти жизнь. Вы поможете мне спасти жизнь, доктор Джеймесон? – Спросил Ньюман.

Доктор уставился на нас и смотрел дольше, чем, на мой взгляд, требовалось, но мы и так уже нарывались. Я должна держать язык за зубами. Думаю, мы все старались казаться искренними и безобидными. Некоторые из нас в этом преуспели, но Олаф старался больше всех.

– Мне и ваше имя нужно. – Произнес доктор, изучая Олафа.

– Я – Отто Джеффрис. Маршал Отто Джеффрис.

Доктор Джеймесон записал его имя и сунул телефон в карман своего халата. Он еще раз взглянул на нас, изучая каждого по отдельности – долго и основательно. Он как будто прикидывал, чего мы стоим, или, может, ему просто казалось, что если он будет долго на нас пялиться, мы рассыпемся под его железным взглядом. Хотя бы двое из нас смотрели на него очень спокойно. А вот у Ньюмана сегодня были проблемы с его пустым коповским лицом.

– Ну хорошо. Если вы оставите мне телефон, по которому с вами можно связаться, я сообщу, когда мисс Маршан придет в норму и сможет поговорить с вами. Но только в присутствии меня и как минимум еще одной медсестры. Это понятно? – Он вновь подарил нам суровый взгляд. Его интерны, наверное, в ужасе от него разбегались, но мы трое стояли спокойно.