Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

– Ее мужчины для меня как семья. Натэниэл зовет меня своим братишкой-мужем – это что-то вроде сестренки-жены из полигамии. Если Анита захочет ребенка от кого-то из моих братьев, то моя семья, которую я люблю, просто станет больше.

Олаф припарковался перед полицейским отделением и выключил двигатель. Я уже потянулась к двери, когда он спросил:

– И ты любишь их так же, как любишь Аниту?

– Нет, в Аниту я влюблен. Кого-то из ее мужчин я люблю, как братьев, а кого-то – как друзей.

– А что ты скажешь о женщинах в вашей полигруппе, которые остались в Сент-Луисе?

Никки ухмыльнулся, оскалив зубы – как в напоминание о том, что в других формах они у него были острее.

– Большинство из них меня боится, так что – нет, никого их них я не люблю.

– А что насчет секса с ними?

– Та же фигня – они меня боятся. И никому из них не нравится грубый секс или бондаж, так зачем они мне?

– Даже Эйнжел и Петре?

«Блядь» подумала я.

– Их я тоже не люблю. – Ответил Никки.

– У тебя был с ними секс? – Уточнил Олаф.

Мне ужасно хотелось выбраться из машины, но я боялась, что разговор на этом не кончится, а я не хотела пропустить ответы Никки. Мне, наверное, и реакции Олафа будет полезно услышать, так что я осталась. Мать их.

– С Эйнжел был.

– И? – Поинтересовался Олаф.

– И Аните совершенно не нравится эта тема. – Сказал Никки.

– Это значит, что ты не станешь мне отвечать или что ты не можешь ответить?

– Это значит, что Анита должна дать мне добро на возможность тебе отвечать.

Я с тоской посмотрела на офис шерифа – он был здесь, прямо перед нами. Нас там ждут зацепки, которые мы должны изучить, но я знала, что Олаф не угомонится. Поскольку Эйнжел и Петра обе выступали в роли наживок, вопрос, вероятно, все-таки заслуживал ответа. Ебаный в рот.

– Эйнжел знает, кто я такой, какой я на самом деле? – Спросил Олаф.

Я обернулась и посмотрела на него.

– Знает.

– И все же она флиртовала со мной.

Я кивнула.

– Насколько грубый бондаж она предпочитает?

Мне пришлось приложить усилие, чтобы не скривиться и не покраснеть, но со вторым я провалилась. Это заставило Олафа улыбнуться, а я в ответ уставилась на него в упор. Я начинала злиться и радовалась этому. Гнев лучше смущения.

– Не такой грубый, как нравится тебе. – Мой голос был густым от гнева, а кожа дышала жаром.

Олаф расстегнул свои ремни безопасности, чтобы повернуться корпусом к Никки, который все еще сидел сзади.

– Но достаточно грубый, чтобы удовлетворить тебя?

– Если речь идет о групповушке с участием Аниты, то да.

Я только-только перестала краснеть, как вспыхнула вновь.

– Закрыли тему. – Отрезала я.

Олаф уставился на меня – его глаза скрывались за стеклами темных очков, но эту степень сосредоточенности и внимания я ощутила прямо на своей коже.

– Если мы собираемся встречаться, Адлер, я должен знать некоторые вещи.

– Он может спросить меня, когда тебя не будет рядом, Анита. – Предложил Никки.

– Нет уж. Думаю, если ты собираешься отвечать, то я должна знать, что именно ты ответишь.

– Даже если тебя это смущает?

– Даже так. – Сказала я, и внезапно почувствовала, что снова себя контролирую. Это была альтернативная форма храбрости, а я, блядь, буду храброй.

– Валяй, спрашивай. – Бросил Никки.

– С другими женщинами ты занимаешься сексом только в присутствии Аниты? – Поинтересовался Олаф.

– С Эйнжел – да.

– Что насчет Петры?

– Она из тех, кто меня боится и не любит грубостей.

– Значит, у тебя не было с ней секса?

– Не было.

– Так, хватит, ладно? Нас там улики ждут, помните? – Сказала я и потянулась к дверной ручке.

– Еще один вопрос. – Попросил Олаф.

Я прижалась лбом к дверному стеклу.

– Какой? – Спросила я, и это прозвучало устало даже по моим меркам.

– Анита способна заниматься достаточно грубым сексом и бондажем, чтобы удовлетворять тебя, но понравится ли ей это настолько грубо, насколько нужно мне?

– Лично меня все устраивает. – Ответил Никки. – Наши кинки совпадают.

– Учитывая тот факт, что я смотрел твои видео, я удивлен, что Анита на такое пошла.

– Мои видео в основном про работу – про то, как быть пугающим, и заставлять людей верить угрозам моего бывшего прайда, либо это просто была реклама для наших потенциальных клиентов. Там то, что Анита не пережила бы без шрамов или чего похуже – это все для сбора информации, для дела. Вот что я имел в виду, когда говорил об определенной точке. После нее это уже просто работа.

Я сидела в машине и мысленно старалась добраться до той устойчивой части себя, которая была пустой и фонила, как белый шум, чтобы меня не парил тот факт, что мужчина, которого я люблю, говорит такие ужасные вещи. Я знала, кем был Никки, ну, или кем он был, когда мы познакомились. Я знала, что если бы не привязала его к себе, он бы, вероятно, до сих пор радостно пытал и убивал бы народ по всему миру вместе со своим прайдом наемников. Мне просто было тяжело слышать, что он говорит об этом, как ни в чем ни бывало. Внезапно я поняла, что была для Никки не Джимини Крикетом. Скорее я была для него дорогой в Дамаск (поворотный пункт в жизни – прим. переводчика).

– Я наслаждаюсь своими видео. – Заметил Олаф.

– Никто бы такого не пережил, так что – нет, Аните не нравится так грубо, как это нравится тебе. – Возразил Никки.

– Я бы хотел попробовать. – Произнес Олаф.

– Я не очень хорошо представляю, как нам протестировать твои сексуальные предпочтения, и при этом сохранить жизнь Аните. – Заметил Никки.

– Я бы хотел попробовать ванильную версию того, что мне нравится. Если такая существует. – Сказал Олаф.

Я уже больше не могла сидеть в своем тихом белошумном мирке.

– Аниту слишком огорчает этот разговор, я больше не могу его продолжать. – Заметил Никки.

– Нам надо идти в офис, сейчас же. – Выпалила я. Открыв дверь, я отстегнула ремни и даже поставила одну ногу на гравий, когда меня догнал глубокий голос Олафа:

– Я бы хотел получить твое разрешение на разговор с Никки, чтобы обсудить с ним детали и понять, насколько совпадают наши кинки.

– Не знаю, что тебе на это сказать. Мысль о том, что Никки вывалит на тебя столько личной информации обо мне, чертовски меня напрягает.

– Но если мы действительно собираемся встречаться и заниматься сексом, то чем больше информации друг о друге мы получим, тем лучше, разве не так?

Я оглянулась на него и мне пришлось сражаться со своим лицом, чтобы не показать свою панику. Олаф улыбнулся – широкой и счастливой улыбкой хищника.

– Не прячь от меня свой страх, Адлер. Ты ведь знаешь, я наслаждаюсь им.

Ну все, хватит. Я выбралась из машины и направилась к офису шерифа. Мне нужно больше людей вокруг. Я устала быть единственным не-социопатом среди окружающих.

55

Никому из Коалиции, в том числе и Никки, Ледук не позволил ознакомиться с новой уликой. Она касалась дел полиции, а никто из ребят полицейским не был. С этим мы спорить не могли, так что Ньюман посоветовал ребятам небольшую гостиницу у дороги.

– Она ближе всего и там хорошие комнаты. По дороге есть мотель и несколько апартаментов, которые можно снять через Airbnb, но они похуже, и я не могу гарантировать, что там будут свободные места.

Ледук неохотно согласился и даже позвонил хозяину гостиницы, поскольку знал его лично, как и всех местных. Там было два свободных номера, которые можно было заказать на ночь, и еще один, который освободится завтра. Никки забронировал все три, а Эйнжел позвонила в мотель. Однако из соображений безопасности «котики» не хотели, чтобы мы разделялись.

– Почему тебя это не беспокоит? – Спросил Олаф у Никки.

– Я этой ночью буду там же, где Анита, так что ее спина прикрыта.

В какой-то момент я волновалась о том, кто будет охранять двух других девушек. Пьеретта сама была телохранителем – она предложила себя в качестве наживки потому, что никто не сомневался в том, что она в состоянии справиться с Олафом. Мои кишки, стянувшиеся тугим узлом, не были в этом уверены. Поскольку Эйнжел не подходила под профиль его жертв, насчет нее я переживала меньше, но как только Никки уверил всех присутствующих, что останется со мной, когда я лягу спать, они прекратили спорить насчет безопасности и уехали проверять номера в гостинице. В местном мотеле комнат было достаточно, так что искать другие места для ночлега необходимости у нас не было. Никто не стал целовать меня на прощание, потому что Ледук не спускал с нас глаз, ожидая очередного перегиба с публичным проявлением чувств. Итан и Эйнжел заставили меня пообещать им, что я позвоню или отпишусь, как только мы изучим улики.

– Если нас здесь не будет, мы не сможем помочь тебе с Бобби. – Сказала Эйнжел.

– Я знаю, обещаю, что сообщу вам, когда мы закончим. – Ответила я, и я действительно собиралась это сделать.

Ледук не показал нам улику до тех пор, пока ребята не уехали. Он ввел код, чтобы разблокировать смартфон, и продемонстрировал нам чертовы улики против Бобби: фотографии спящей Джоселин, снятые с такого угла, как будто кто-то смотрит на нее сверху вниз и находится в непосредственной близости. Никому из нас Ледук не позволил прикоснуться к телефону, чтобы не добавлять лишних отпечатков пальцев. Я не могла с этим спорить, но шериф вел себя так, словно эта улика будет действительно представлена, как доказательство, в суде. Каждым снимок был гвоздем, заколоченным в гроб Бобби, и подчеркивал, насколько он был одержим своей сводной сестрой. Там даже было селфи, которое снял Бобби – он улыбался в камеру, а Джоселин рядом с ним явно спала. Фотографии выглядели так, словно Бобби в течение месяца пробирался в комнату Джоселин, пока она спала, а может, и того дольше. На телефоне также было видео, где завернувшийся в простыни и одеяла Бобби болтал в камеру, лежа на сбитой постели своей сестры.

– Что он говорит? – Поинтересовалась я.

– А это важно? – Переспросил Ледук.

Вероятно, он был прав, но…

– Мы собираемся убить его, так что, думаю, это важно.

Ледук не стал спорить и просто включил звук.

– Мы только что занимались любовью, это было восхитительно. Я так люблю ее! – Лицо Бобби переполняли эмоции, вполне соответствующие его словам. Его голос вдруг стал выше. – Ничем. Ничем, просто болтаю сам с собой, Джоши. Да, знаю, я странный. Я так счастлив, что ты любишь меня. – Он рассмеялся и сел, отчего наполовину забытый телефон стал снимать все под каким-то странным углом. Бобби был обнажен как минимум по пояс, а Джоселин находилась в пределах слышимости. – Как пожелаешь, Джоши. – Добавил он, и видео оборвалось.

– Какие еще вам нужны доказательства того, что он помешан на своей собственной сестре? – Поинтересовался Ледук.

Ньюман казался бледным.

– Откуда у вас телефон? – Спросила я.

– Хелен Граймс, повариха Маршанов, принесла его вместе со своими свидетельскими показаниями о сталкинге. – Ответил Ледук.

– Она в переговорной – ждет, чтобы повторить нам четверым свои слова. – Добавил Эдуард.

– Сперва проиграйте видео еще раз. – Попросил Олаф.

– Вы достаточно видели и все слышали. – Возразил Ледук.

– Я слышал все, но вы – нет.

– О чем вы говорите?

– Мой слух превосходит ваш. На записи присутствует еще один голос.

– Я, конечно, постарше буду, но у меня со слухом все в порядке. – Парировал шериф.

– У Отто слух лучше, чем у любого человека. – Сказала я.

– В смысле, потому, что он – верживотное?

– Да.

– Давайте прослушаем видео еще раз на полной громкости. – Предложил Эдуард.

Ледук вздохнул так, словно мы все его чертовски заколебали, но сделал то, о чем просил Эдуард. Видео заиграло вновь – громкость была такая, что била по ушам. Любовные речи Бобби звучали хуже, почти как бред сумасшедшего, и в конце я вдруг услышала женский голос.

– Проиграйте еще раз. – Попросила я.

Эдуард наклонился так близко к телефону, что почти коснулся его ухом.

– Анита. – Это было все, что он сказал, но я подошла к смартфону и тоже склонилась поближе к динамику, вслушиваясь, и поняла, что на записи действительно присутствовал женский голос. Я не была уверена на сто процентов, что он принадлежал Джоселин Маршан, но я разобрала то, что сказала женщина: «Чем ты там занимаешься?».

– Ничем. Ничем, просто болтаю сам с собой, Джоши. – Ответил Бобби.

Женщина, вероятно, Джоселин, заговорила вновь:

– Какой же ты странный, Бобби. Порой я не понимаю, почему вообще тебя люблю. – Она рассмеялась, и я знала, что это был сексуальный смех – вернее, смех после секса. Я услышала, как где-то за кадром зашумела вода. – Иди сюда, присоединяйся ко мне в душе, чудила. – Она вновь издала этот обольстительный смешок.

– Как пожелаешь, Джоши.

– Ньюман или Дюк, идите сюда. – Позвал Эдуард.

Ньюман пустил шерифа вперед. Дюк нахмурился еще до того, как закончил слушать запись. Он выпрямился, не проронив ни слова.

– Это что за херня такая? – Тихо спросил он.

Ньюман тоже прослушал запись и выглядел так, будто у него гора с плеч свалилась.

– Бьюсь об заклад, что это был голос Джоселин.

– Да я сам об него побиться готов. – Добавил Дюк.

– Тогда она врет. – Сказала я.

– Нет, она не просто врет. Она подставила Бобби. – Заметил Эдуард.

– Зачем ей это? – Спросил Ньюман.

– Будь это обычное дело, без сверхъестественного элемента, что бы вы подумали? – Поинтересовался Эдуард.

– Деньги. – Ответил Ледук.

Мы все уставились на него.

– Если бы Рэй был заколот, застрелен или убит еще каким-то образом, мы бы в первую очередь предположили, что дело в деньгах. – Пояснил он.

– А юристы нам скажут, кто получит больше всего выгоды от смертей Рэя и Бобби? – Спросил Ньюман.

– Формально, думаю, нам понадобится ордер, но я знаю адвокатов Рэя. Я тренировал их сыновей.

– Нам надо выяснить, что меняет смерть Бобби, если он умрет вслед за Рэем. – Заметил Ньюман.

Ледук кивнул.

– Я постараюсь это выяснить. Поверить не могу, что Джоши могла сотворить что-то настолько… хладнокровное.

– Мы пойдем поговорим с поварихой, а потом еще раз побеседуем с Бобби. – Сказала я.

– Этого может быть недостаточно, чтобы еще раз отсрочить ликвидацию, Анита. – Произнес Ньюман.

– Я в курсе.

– Мы не можем казнить Бобби, если у нас есть улика, которая указывает на участие в сговоре об убийстве третьих лиц. – Сказал Ледук.

– Сговоре? – Переспросила я.

– Если Джоши в ту ночь уехала со своими подругами, то не она убила Рэя. Если и Бобби этого не делал, значит, в деле замешан кто-то третий. Ей нужен сообщник, так что мы имеем дело со сговором.

– Если только у нее самой не было возможности свалить из клуба на определенное время. – Сказала я.

– Нам надо поговорить с танцовщицей, которая была с ней в ту ночь. – Добавил Ньюман.

– Подождите. – Вмешался Ледук. – Я верю тому, что слышал на записи – что она вовлечена, но она бы не смогла сотворить такое с Рэем. Человеческие руки и ногти просто не способны на такое.

– Дюк прав. – Согласился Ньюман.

– Нам нужно увидеть тело и место преступления. – Сказал Эдуард.

– Надо найти орудие убийства, которое объяснило бы нанесенные повреждения. – Добавила я.

– Если бы я использовал что-то для совершения убийства, я бы уже давно это выбросил. – Заметил Ньюман.

– Что вам нужно, что помочь Бобби? – Спросил Дюк.

– Неопровержимые доказательства, и как можно скорее. – Ответил Ньюман.

– Я займусь денежным следом. – Сказал шериф.

– Мы поговорим с Хелен Граймс. – Добавила я.

– Она могла быть сообщницей? – Поинтересовался Олаф.

– Мы это выясним. – Ответила я.

– Да. – Согласился он. – Выясним.

И он улыбнулся – хищно, предвкушающе. Он надеялся, что мы будем пытать повариху, чтобы выжать из нее правду. Пару минут назад я не была уверена в том, что стала бы помогать ему пытать кого-либо, но если у меня тут стоит выбор между насилием над женщиной, которую я в жизни не видела, и убийством Бобби, то я знаю, что выберу. Бесит, что временами дорога в ад действительно оказывается вымощена благими намерениями.

56

Хелен Граймс, повариха Маршанов, сидела за столиком в переговорной. Она была в теле – не в смысле широка в кости, а в том смысле, что она явно ела больше, чем было нужно. Черты ее лица были грубоватыми, а кожа – дряблой, но к этому я придраться не могла. Горе творит такое с лицами людей всех возрастов. В обычной ситуации она могла выглядеть лет на десять моложе, но сегодня ситуация обычной не была. Женщина выглядела настолько потрясенной, что Олаф встал в самый дальний угол комнаты, чтобы находиться как можно дальше от нее, а ведь его об этом даже никто не просил. Другой угол занял Эдуард, оставив нас с Ньюманом поближе к ней.

Хелен сжимала свой стакан воды, который ей принесли. В ее руке была скомканная салфетка.

– Однажды ночью я поймала Бобби в дверях у комнаты Джоселин. У него нашлось какое-то оправдание, но не слишком правдоподобное. Это был первый звоночек, что между ними происходит что-то неладное.

– Что ты там делала так поздно, Хелен? – Спросил Ньюман.

– Мистер Рэй уехал из города по делам, он попросил меня остаться на ночь – на случай, если детям что-то понадобится.

– Я думал, что Кармайкл проживает на территории особняка. – Заметил Ньюман.

Хелен иронично хмыкнула.

– Кармайкл почти все время ночевал у своей новой подружки. Так что я периодически оставалась на ночь в одной из гостевых комнат, но в тот раз мистер Рэй настоял на том, чтобы я ночевала в доме. Думаю, он уже начал подозревать, что что-то не так. – В конце фразы ее голос надломился, а плечи сгорбились, как будто она собиралась упасть в свой стакан с водой.

– Может, хотите кофе? – Предложила я. Вдруг заряд кофеина поможет ей собраться. Мне он всегда помогает.

Она покачала головой, но выдавила слабую улыбку. Ее глаза покраснели от всех тех слез, которые она выплакала.

– Благодарю, но от кофе меня только больше трясет, а нервы у меня сейчас и так на пределе.

– Тогда, может, чего покрепче? – Спросил из своего угла Эдуард.

Хелен посмотрела на него, и ее улыбка стала решительнее.

– Я бы не возражала против чего-нибудь покрепче.

Эдуард подарил ей одну из своих лучших тэдовских улыбок – яркую и обнадеживающую. Этого хватило, чтобы она еще чуть-чуть успокоилась.

– Есть предпочтения, маленькая леди? – Поинтересовался он.

Она рассмеялась, от чего я чуть не подпрыгнула, потому что ее реакция застала меня врасплох.

– Давненько меня так не называли.

Эдуард ухмыльнулся ей, вложив в этот жест все свое очарование старины Тэда. Цвет лица Хелен вдруг показался более здоровым, глаза стали ярче – я даже заметила, что они были ореховыми с таким большим количеством зеленого в карем, что ей наверняка пришлось упомянуть об этом в своем водительском удостоверении. Она буквально хихикнула в сторону Эдуарда, но выражение ее лица не было глупым. Это был проблеск молодой женщины из тех дней, когда она вполне могла соответствовать своему имени. Елена (Хелен – латинский вариант Елены – прим. переводчика) была красавицей, чье похищение спровоцировало Троянскую войну – едва ли можно было дотянуть до такого уровня, но похожая искра внезапно промелькнула в Хелен Граймс. Может, здесь важно не то, насколько ты молод, а то, насколько ты счастлив.

– Что ж, в таком случае, местным мужчинам следует стыдиться, Хелен. Я могу вас так называть?

Судя по ее лицу, он мог называть ее как угодно, и ей бы все равно это понравилось, но вслух она сказала:

– «Хелен» меня устраивает, маршал.

– Тед. Меня Тедом звать. – Он кивнул ей, коснувшись пальцами своей шляпы. По-моему, это был уже перебор, но Хелен и это проглотила.

– У вас есть какие-то особые предпочтения в крепких напитках, чтобы я знал, что принести, Хелен?

Эдуард двинулся вперед, и я отодвинулась, пропуская его к столу, чтобы он оказался напротив нее. Она улыбнулась ему, становясь краше с каждой минутой. Я понятия не имела, что легкий флирт способен подбодрить свидетеля – вот почему я до сих пор учусь у Эдуарда каким-то новым фишкам.

Хелен почти жеманничала с ним, рассказывая, что предпочитает скотч, а не виски. Я редко пью, так что не понимаю ни того, ни другого. К тому моменту, как Эдуард отправился выполнять ее заказ, Хелен уже сидела прямо, а ее лицо выглядело здоровее.

Ньюман улыбнулся ей и сказал:

– Я бы хотел дождаться твоего напитка, Хелен, но нам необходимо узнать правду до того, как время Бобби истечет.

Ее лицо помрачнело, она начала горбиться, но внезапно выпрямилась и заставила себя посмотреть Ньюману в лицо.

– Я не одобряю того, что вам придется убить Бобби, но, думаю, зверь в нем стал слишком силен.

– Что вы имеете в виду… Хелен? – Спросила я, используя обращение по имени, как будто это могло заставить ее чувствовать себя лучше. Только потом я поняла, что надо было предложить ей звать меня по имени, но она не стала об этом спрашивать, так что я решила забить.

Ее лицо было мрачным, когда она уставилась на меня. Она так крепко сжала свои руки, что они покрылись пятнами.

– Сперва он начал вертеться вокруг Джоселин, своей собственной сестры, а потом потерял контроль и убил своего дядю. Бобби был хорошим человеком, но он не был достаточно силен, чтобы сопротивляться животным порывам.

– В какой момент Бобби перестал быть хорошим человеком, Хелен? – Спросил Ньюман.

Она застыла.

– Я не сказала, что он плохой. Чудовище в нем – вот что плохое.

– Вы сказали в прошедшем времени: «Бобби был хорошим человеком». – Заметила я.

– В какой момент ты решила, что Бобби больше не хороший человек, Хелен? – Мягко спросил Ньюман.

– Я проснулась среди ночи, чтобы сходить в туалет, и увидела свет в комнате Джоселин. Дверь была приоткрыта. Я подошла ближе, и оттуда вышел Бобби – на нем ничего не было, кроме белья. В руке он держал своей телефон. Я тогда подумала, что это странно.

– Что он сказал, когда увидел тебя, Хелен? – Спросил Ньюман.

– Сказал, что ему показалось, будто бы он забыл свои наушники в комнате Джоселин. Что у него бессонница, и он собирался послушать музыку, но не хотел будить сестру.

– Вы ему поверили? – Уточнила я.

– Нет… наверное… я не знаю. – Она вытерла свои слезы промокшей салфеткой. Ньюман достал из кармана пачку таких же и протянул ей. Мне бы и в голову не пришло пихать салфетки в карманы своих военных штанов. Я взяла себе эту идею на заметку.

– Спасибо. – Поблагодарила его Хелен, вытирая нос и глаза.

Мы ждали, когда она возьмет себя в руки. Иногда тебе не надо, чтобы свидетели держали себя в руках, потому что срыв может вытащить из них информацию, но Хелен сама хотела нам все рассказать. Она явилась в полицию, чтобы рассказать свою версию произошедшего, и принесла новую улику. Она ничего не собиралась от нас скрывать.

– Что случилось потом? – Аккуратно спросил Ньюман. Мягкость ему давалась лучше, чем мне.

– Я спросила у Джоселин, не находила ли она у себя в комнате наушники Бобби. Если бы она ответила «да», я бы успокоилась и забыла об этой ситуации. Они же родственники. Есть вполне невинные причины, по которым вещи кочуют из комнаты в комнату, но она понятия не имела, о чем я говорю, так что я ей рассказала, что видела. – Хелен с трудом сглотнула и сделала глубокий вдох, как будто собиралась рассказать нечто ужасное. – Джоселин сорвалась и разрыдалась у меня на руках. Как-то раз она проснулась, а Бобби лежал рядом с ней, в ее постели, и он постоянно заходил к ней, когда она переодевалась или принимала душ, так что после этого она старалась запирать дверь в свою комнату, но в ту ночь, когда я его увидела, она забыла это сделать. Я ответила, что она должна рассказать об этом своему отчиму, мистеру Рэю, что он должен знать. Я попыталась узнать у нее, не сделал ли Бобби чего похуже, и она окончательно сорвалась. – Хелен вновь начала плакать.

– Что, по ее словам, сделал Бобби? – Уточнила я, стараясь, чтобы мой голос звучал так же мягко, как и у Ньюмана.

Хелен мотнула головой так сильно, что короткие локоны вокруг ее лица покачнулись.

– Она так расклеилась, что даже не могла говорить, но по ее реакции я поняла, что он действительно что-то сделал. Я сказала, что если он к ней прикоснулся, она должна пойти в полицию, и ей стало еще хуже. Я пообещала, что пойду вместе с ней, что она не должна проходить через это в одиночку, но она отказалась идти в полицию. Сказала, что если я пойду туда без нее, она соврет и скажет, что я все придумала. Она не хотела, чтобы кто-то узнал, а если вовлечь в это дело полицию, то начнутся суды и адвокаты. Ей было стыдно, она сказала, что и сама виновата тоже. Я не смогла переубедить ее в этом, как и уговорить обратиться в полицию, так что я попросила ее рассказать все отчиму. Я предложила пойти с ней, для моральной поддержки, но она хотела сделать это сама. Она была такой храброй.

Хелен подняла голову и уставилась на меня с почти сияющим лицом, как будто смелость Джоселин в ее воспоминаниях была каким-то невероятным поступком. Я позволила этому ощущению сестринства наполнить ее глаза еще большей зеленью.

– Ты не знаешь, рассказала ли она Рэю? – Уточнил Ньюман.

– Тем утром она пришла на кухню и обняла меня – сказала, что мистер Рэй ей поверил, и что вечером он собирается поговорить с Бобби. Она была такой счастливой. Я сказала, что могу остаться на ночь, но она ответила, что уже запланировала поездку с подругами, и что мистер Рэй хочет поговорить с Бобби наедине.

Я покосилась на Ньюмана и поймала его взгляд. Интересно, мы об одном и том же думаем – что все это звучит чертовски складно? Если бы Олаф не услышал на записи голос Джоселин, если бы мы сами, склонившись над телефоном, не услышали, как она соблазняет Бобби, мы бы действительно поверили в историю Хелен. Этого было бы достаточно, чтобы один из нас вошел в клетку и оборвал жизнь Бобби.

– Мне следовало пойти к шерифу и рассказать ему, что Бобби приставал к своей сестре. Я должна была сделать это, даже если бы Джоселин возненавидела меня, или если бы меня уволили. Если бы я это сделала, возможно, мистер Рэй все еще был бы жив. – Плач Хелен усилился, она сгорбилась и задрожала.

Мы попыталась убедить ее, что она не виновата, когда наконец вернулся Эдуард с ее напитком. Я отошла в сторонку и встала рядом с Олафом, чтобы Эдуарду было, где развернуть свою добродушную магию Тэда. Во мне уже не осталось ничего добродушного – по крайней мере в рамках этого дела.

Значит, Джоселин солгала нам про свой роман с братом, потому что ей было стыдно. Это не означает, что именно она убила своего дядю. Рэй Маршан вполне мог расценить их отношения, как инцест, и велеть Бобби порвать с ней. Ничего из того, что мы узнали, включая тот факт, что Джоселин врала, не помогло нам спасти Бобби от обвинений в убийстве. Нам нужен еще один подозреваемый по этому делу, а также достаточно улик, чтобы убедить судью – в противном случае нам придется убить Бобби.

Я поймала себя на внезапном порыве прислониться головой к руке Олафа, потому что до плеча я бы все равно не достала – мне просто хотелось к кому-нибудь прикоснуться. Для ликантропов это был один из способов успокоиться, а я несла в себе достаточно зверей, чтобы просто хотеть привалиться к кому-нибудь на минутку и прочистить голову. Олаф будто бы прочел мои мысли, потому что он сократил и без того маленькую дистанцию между нами, и его рука прижалась к моему плечу. Да, я знала, что это был Олаф – стремный сукин сын, но вот я стою, прислонившись головой к его руке, позволяя весу своего тела немного отдохнуть на нем. Это было приятно – успокаивало, как щенячья куча, на которую я привыкла рассчитывать дома, в своей полигруппе. Мне казалось, это работает потому, что мы были связаны метафизически, но, может, дело просто в физической близости – как у бродячих собак, которые жмутся друг к другу ради комфорта.

Как бы там ни было, это помогло мне прочистить голову. Ледук сказал, что Хелен Граймс принесла телефон Бобби, потому чтобы была уверена, что это подтвердит правдивость слов Джоселин, или типа того. Но откуда она узнала, что было в телефоне? Почему она вообще была уверена, что его стоит нести в полицию?

Это были хорошие вопросы, о которых нам следовало подумать раньше. Я прекратила спорить сама с собой на тему того, чтобы было приятно, а что – так себе идеей, и просто привалилась к Олафу, позволяя своему лицу ощутить то, что я уже и так чувствовала затылком – рокот его энергии: его льва к моей львице. Это не пробудило наших зверей, ничего плохого не произошло – это просто было, и на тот момент именно в этом я и нуждалась. Если бы он только забил на свои приколы серийного убийцы, то, может, мы могли бы пообниматься.