Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

– Шериф, я вам уже объясняла, как работает система ордеров. Это ордер Ньюмана. – Сказала я.

– Да в курсе я. Вин вправе решать, как проводить казнь, пока он не слишком сильно ранен, чтобы делать свою работу, а в таком случае кто-то из вас возьмет ее на себя.

– Да. – Подтвердила я.

– Дюк, я думал, ты согласился, что отпечатки ног дают нам достаточно оснований для поиска других подозреваемых. – Заметил Ньюман.

– Я не соглашался с этим, Вин. Я просто не спорил.

– Вы и сами не хотите в него стрелять. – Сказала я.

– Стрелять в него – это не моя работа, Блейк.

– Она моя, но я не хочу убивать его, чтобы потом выяснить, что он не виноват. – Вмешался Ньюман.

– Часики тикают, Вин, и в какой-то момент у тебя просто не будет иного выбора.

– Если только мы не найдем других подозреваемых.

– А если не найдете?

– Тогда пусть забирают мой жетон. Я не казню Бобби, пока не буду уверен.

– Ньюман. – Встряла я.

– Нет, Блейк, это просто неправильно. Пиздец как неправильно. Я уже размышлял о том, что было бы, если бы я казнил не того, но я хотя бы не думал о том, что знаю подозреваемого. С Бобби я знаком, и я не хочу, чтобы его лицо преследовало меня в кошмарах.

Я надеялась, что он скажет что-то другое, но тут я увидела, как в его глазах мелькнуло что-то, похожее на слезы. Или, может, просто свет был такой. Так или иначе, Ньюман резко развернулся и протиснулся мимо Ледука. Я услышала, как хлопнула входная дверь в офис шерифа. Несколько секунд все молчали, а я размышляла, бежать мне за Ньюманом или позволить ему остаться наедине со своими мыслями.

Эдуард удивил меня своим предложением.

– Схожу проверю, как он там.

– Я же, вроде, его наставница. – Возразила я.

Он сжал мне плечо и улыбнулся.

– Считай, что это эстафета. Теперь моя очередь.

Трусостью ли это было – позволить Эдуарду разбираться с Ньюманом вместо меня? Нет, потому что я понятия не имела, как мне его успокаивать.

– Он не подходит для этой работы. – Заметил Олаф.

– Слишком мягкий. – Подтвердил Ледук.

– Нет. – Возразила я. – Дело не в мягкости. По крайней мере, не в том смысле, в каком вы о ней говорите. Ньюман не боится встать под пули, его не пугает охота на монстров, но то, что происходит сейчас – это совсем другое. – Я кивнула в сторону Бобби.

– В чем разница? – Спросил Олаф.

Я прокрутила в голове несколько ответов перед тем, как озвучить один из них.

– Мне было бы трудно убить того, кто не представляет для меня опасности.

Олаф кивнул.

– Почему?

Раньше я бы решила, что он просто доебывается до меня с тупыми вопросами, но сейчас я знала, что он действительно не понимает.

– Не уверена, что могу объяснить тебе это.

– Попробуй. Я хочу понять, почему для тебя это важно.

– Я подумаю и объясню тебе позже. Сейчас я правда не знаю, как это сделать.

Олаф поразмыслил над тем, что я сказала, и в конце концов кивнул.

– Я буду ждать этой дискуссии.

Ну хоть кто-то из нас будет ее ждать. Лично мне совершенно не хотелось объяснять, что значит иметь совесть, тому, у кого ее нет. Дома я пыталась провернуть это с Никки. Он был привязан ко мне метафизически, так что мог ощущать мои эмоции, из-за чего и вел себя так, будто у него они есть, но это было неправдой. Никки был социопатом, и даже если он чувствовал мои эмоции, он по-прежнему не понимал, как они работают. Все равно что дальтонику объяснять, что такое красный. С чего начать-то вообще?

Зазвонил телефон Фрэнки. Рико собирался отчитаться ей о своей охоте на оленя. Отлично. Может, теперь мы займемся полицейской работой, и мне хоть пять минут не придется объяснять про чувства социопатам или держать за ручку младших маршалов.

42

Я слышала, как Фрэнки переспросила:

– Ты уверен?

Потом она угукнула и повесила трубку. Лицо у нее было серьезным, но я слишком плохо ее знала, чтобы понять, хорошие у нее для нас новости или не очень.

– Что сказал Рико? – Поинтересовалась я.

Она покачала головой.

– Олень ведь был на том дереве, где я его оставил? – Спросил Бобби из своей клетки.

– Нет, Бобби. Мне жаль, но Рико не нашел оленя на дереве.

– Он смотрел из окна моей спальни? Там ветка очень удобно изгибается – я всегда по ней выбираюсь наружу.

– Рико сказал, что проверил все деревья рядом с домом, и ни на одном из них не обнаружил трупов животных.

– Быть этого не может. Я же помню охоту. Я помню, как замедлялось сердце оленя под моими челюстями. Я все еще чувствую, как он сопротивляется, пытаясь вырваться из моих когтей, помню его шерсть у себя во рту. Ощущения слишком живые, это не может быть просто сон.

Дюк выступил вперед.

– Иногда мы помним вещи такими, какими хотим их видеть, а не такими, какие они есть, сынок. Мне жаль.

– Это еще что значит? Что ты хочешь сказать, Дюк? – Руки Бобби, которыми он крепко сжимал прутья решетки, покрылись пятнами.

– Ты уверен, Бобби, что помнишь оленя, а не что-то другое под своими когтями и клыками?

Бобби вскинул голову – его голубые глаза округлились так, словно он увидел или вспомнил что-то действительно ужасное. Он затряс головой.

– Нет, нет, я бы заметил разницу между оленем и… дядей Рэем.

– Если воспоминания нас шокируют, мы можем переписать их в своей голове так, что ложь заменит правду. Вы сами об этом говорили. – Произнес Дюк, обращаясь ко мне.

– Я помню, что я говорила.

– Ты корректируешь свои воспоминания таким образом? – Поинтересовался Олаф.

– Нет, но многие так поступают.

– Я – нет. – Сказал он.

Бобби отстранился от прутьев решетки, все еще качая головой.

– Нет, я сейчас действительно вспоминаю то, что было. Я никогда не вспоминаю то, чего не было.

– Ты уже причинял кому-нибудь вред в такой форме? – Спросил Дюк.

Бобби покачал головой.

– Нет, мой наставник, который поддерживал меня, был со мной с самой первой полной луны.

– Почему ты перекинулся в новолунье? Даже молодые териантропы лучше себя контролируют, когда до полной луны так далеко. – Сказала я.

Может, если я буду задавать ему резонные вопросы, мне удастся стереть с его лица все те эмоции, которые буквально переполняли его с головы до ног. Я уже сталкивалась с оборотнями в тот момент, когда они осознавали, что случайно убили того, кто им дорог. Ничего приятного в этом нет, а их состояние очень походило на то, как вел себя Бобби сейчас. Он моргнул и уставился на меня так, словно никак не мог вернуться к реальности из своих мыслей.

– Что?

– Почему ты перекинулся, хотя до полной луны было далеко? – Повторил мой вопрос Олаф.

– Она попросила. – Сказал Бобби, и тут же замолчал, как будто на самом деле не собирался отвечать на этот вопрос.

– Кто попросил?

Бобби покачал головой.

– Кто – она? – Спросил Олаф.

Бобби вновь покачал головой, сжимая губы в плотную линию, как будто пытался запечатать их, чтобы случайно не сболтнуть лишнего. Он защищал кого-то, и вряд ли себя.

– Ты вспомнил, как разодрал на части Рэя, Бобби. – Вмешался Дюк.

– Нет, это был олень!

– Ты ведь в этом не уверен, не так ли, Бобби? – Не сдавался Дюк.

Бобби нахмурился.

– Я уверен.

– Хватит, Дюк. – Раздался голос Вагнера из соседней клетки.

– Ты уже в моем черном списке, Трой. Не нарывайся.

– Нет, Дюк, ты всегда так поступал с Бобби, со мной и с другими ребятами. Ты мог подбодрить нас перед игрой, а мог унизить за то, что сам считал неправильным, но у нас речь сейчас не о том, что кто-то швырнул мяч в окно мисс Банни, Дюк. Речь идет о жизни Бобби. Не подставляй его.

– Надо было отправить тебя с городскими, когда они уезжали, Трой.

– Вам решать, что делать с Вагнером, но мы сейчас не обычное дело расследуем, шериф. Если вы заставите Бобби признаться, он не доживет до суда. Один из нас просто выведет его наружу и пристрелит. – Сказала я.

– Вин и так должен был это сделать когда мы еще только осматривали тело Рэя.

Я уставилась на Ледука и очень внимательно посмотрела в его карие глаза. Он встретил мой серьезный взгляд своим скучающим. Бьюсь об заклад, это была его версия пустого коповского лица. У всех офицеров есть свои варианты этой штуки, если они уже давно на службе. Мы это лицо используем, чтобы скрыть то, о чем думаем. Некоторые выглядят скучающими, другие – незаинтересованными, растерянными или даже слегка дружелюбными, но у всех есть своя версия этой маски, за которой можно спрятаться. Она нужна нам для того, чтобы подозреваемый не понял, о чем мы думаем, или чтобы другие копы не прочли нас, когда мы что-то скрываем. Иногда единственное, что ты хочешь спрятать, это страх или отвращение к преступлению, ведь показать такие вещи значит проявить слабость. Но иногда мы скрываем то, что превращает нас в плохих копов, и мы не хотим спалиться перед хорошими.

Я всматривалась в глаза Ледука, пытаясь понять, для чего он натянул свою маску. Я не подозреваемая, но Бобби – да, а Ледук уже показал всю палитру своих эмоций перед ним и перед нами, маршалами. Как-то поздновато было скрываться за маской.

Бобби сел на койку в своей камере и уронил лицо в ладони. Он что-то бормотал, чего я никак не могла разобрать.

– Прости, Бобби, я не расслышала. – Сказала я.

Он поднял глаза на меня.

– Я помню оленя. Он должен быть на дереве.

– Может, Рико его не заметил? – Предположила Фрэнки.

– Хватит уже этой чуши с охотой на мертвых оленей. – Вмешался Дюк. – Рико знает, как выглядит олень, а среди моих помощников он вообще лучший стрелок.

– Среди нас только он вас побил, Дюк. – Подтвердила Фрэнки.

– Ты и сама нам на пятки наступаешь, Фрэнки. Я возьму тебя на стрельбище, когда вся эта заваруха уляжется.

– Спасибо, Дюк. – Улыбнулась она. Она была довольна, как довольна всякая девочка, которую заметил папочка и сказал, что гордится ею. На своих начальников вы так не смотрите. Может, поэтому Дюк и его офицеры обращаются друг к другу по имени? Они были скорее как семья, чем коллеги. Я видала подобные случаи в местечковых отделениях полиции, но никогда – на таком уровне близости.

– Кто просил тебя перекинуться в леопарда? – Спросил Олаф. Я удивилась, что он всерьез увлечен допросом, во время которого никому не надо угрожать. Обычно он не был в восторге от такого формата общения с подозреваемыми.

Бобби в который раз за сегодня покачал головой.

– Я не должен был говорить это. Я не хотел.

– Бобби, просто признайся уже, и все закончится. – Сказал Дюк.

– Мы тут до правды докопаться пытаемся, шериф. Или вам все равно, кто на самом деле убил Рэя Маршана? – Спросила я.

– Мы его нашли с ног до головы в крови на месте преступления, Блейк. Только вы с Вином все усложняете.

– Если все так очевидно, почему было не пристрелить его, пока он без сознания, а, Дюк? Если вы так уверены, что он убил своего дядю, то вы могли с уверенностью пристрелить его прямо на месте преступления. Никто бы и не пикнул по этому поводу. В отчете вы могли написать что угодно. Это ваш город. Для своих помощников вы как отец. Если все так очевидно, почему вы не выбрали самое простое решение, а, Дюк?

Он попытался посмотреть мне в глаза своим скучающим коповским взглядом, но не выдержал и отвернулся. Какие бы мысли и чувства не занимали его сейчас, он не был уверен, что у него получится скрыть их от меня. Значит, его серьезно так колбасило. Вопрос – почему?

– Стрелять в того, кто лежит без сознания, еще менее спортивно, чем стрелять в того, кто сидит в клетке. – Наконец выдавил он.

– Вы просто не смогли это сделать. – Сказала я.

– Нет, не смог. Только не так. – Дюк поднял глаза и позволил мне увидеть свою ярость, свое замешательство. Дело было не только в том, что два парня, замешанные в этой истории, воспринимали его, как второго тренера со времен школьной скамьи. Это были чувства Дюка к ним. Господи, они и правда напоминали семью. Чем бы ни закончилась эта история, она уже серьезно прошлась по их отношениям.

Дюк повернул свои разгневанные глаза к заключенному, которого он знал со школы.

– Но если Бобби вырос в мужчину, который превратился в монстра и разорвал Рэя на части, расплескав по комнате его кровь и кишки, я бы в него выстрелил.

– Я клянусь – все, что я помню, это олень. – Сказал Бобби.

– Твой контроль должен быть лучше в новолуние. – Произнес Олаф.

– Так и есть.

– Тогда зачем ты перекинулся? – Олаф подошел ближе к решетке и внимательно посмотрел на Бобби – так внимательно, как он никогда ни на кого не смотрел, кроме своих целей и жертв.

– Я… я хотел перекинуться.

– Зачем?

– Я… не могу сказать. – Бобби стрельнул глазами на шерифа.

– Дюк, нам не помешает немного приватности. – Заметила я.

– Как я уже сказал Форрестеру, вы меня из моей собственной тюрьмы не выпрете, особенно когда речь идет о допросе моего заключенного.

Со стороны двери я почувствовала какое-то движение. Ньюман заглянул в помещение и произнес:

– Но он не твой заключенный, Дюк, а мой. Ты сам сказал, что это моя проблема, и мне ее решать.

– Тебе его казнить, но пока он сидит в моей тюрьме – он мой заключенный.

– Здесь есть комната для допросов.

– Она не предназначена для допроса оборотня.

– Вы нам разрешили охранять его в ванной. – Напомнила я.

– Это другое. Если вы не собираетесь его убивать, то заставлять его сидеть по уши в крови и хрен знает, в чем еще – это что-то про жестокое обращение или типа того. – Буркнул Дюк.

– Если он попытается перекинуться и сбежать, я его пристрелю. Все как ты и хотел. – Заметил Ньюман.

– И как много народу пострадает, умрет или заразится прежде, чем ты его прищучишь?

Забавно, что для Дюка смерть была предпочтительнее заражения ликантропией. Я несколько раз была одной ногой в могиле прежде, чем подхватила ее. Она явно не хуже смерти.

– Я и так носитель, так что не надо переживать за чистоту моей крови. – Сказала я.

– Я тоже носитель. – Добавил Олаф.

– Будь я азартным человеком, Дюк, я бы поставил свои деньги на маршала Джеффриса против слетевшего с катушек Бобби. – Протянул Эдуард, улыбаясь по-тедовски. Он пропустил вперед Ньюмана, так что сам войти в помещение не мог – здесь было слишком тесно для всех присутствующих. Очевидно, Эдуард сделал это нарочно.

– А на свою подружку не ставите? – Поинтересовался Ледук.

Тедовская улыбка чуть поугасла в глазах Эдуарда, когда он ответил:

– Если вы о маршале Блейк, то мы с ней всегда позволяем Отто первому разобраться со сверхъестественными ребятами своими руками. После того, как он над ними поработает, мы с Анитой подключаемся к веселью и доводим дело до конца.

– Вы никогда не давали мне убивать голыми руками. – Буркнул Олаф, и это прозвучало обиженно. Он подыграл, потому что мы и правда не давали ему драться с подозреваемыми врукопашную.

– Знаю. Портим тебе все веселье. – Протянул Эдуард или, может, Тед протянул. Даже я не всегда могла понять.

– У меня тут группа поддержки из трех лучших маршалов в сверхъестественном отделе, Дюк. Думаю, мы сможем удержать Бобби в переговорной. – Сказал Ньюман.

Он и бровью не повел на тему того, чтобы позволить Олафу разобраться с Бобби голыми руками в случае чего. Я задумалась, что еще сказал ему Эдуард снаружи. У них явно был какой-то план. Поскольку у меня его не было, я просто порадовалась, что хоть у кого-то он есть. Особенно если этот кто-то – Эдуард.

Ледук еще немного повозмущался, но Ньюман был непреклонен. Эдуард держал Бобби на мушке, пока мы с Ньюманом заковывали его в специальные кандалы для сверхъестественных граждан – они сомкнулись на его запястьях и лодыжках. Между ними были цепи, так что Бобби не мог передвигаться свободно. Мы вывели его из комнаты с клетками, где явно должно было помещаться больше двух камер, и провели в сторону двери, за которой, как я раньше думала, скрывался туалет. По размерам комната и правда напоминала уборную, но другой переговорной у нас не было, так что мы все протиснулись внутрь и закрыли за собой дверь. Я тут же словила приступ клаустрофобии. Ага, вот настолько там было тесно.

43

Стол посреди переговорной занимал почти всю комнату. Здесь было два стула. На один из них мы посадили Бобби, и стало очевидно, что пройти вглубь комнаты, обойдя стул за спинкой, было практически невозможно. Я едва протиснулась, вжимаясь в стену по дороге. Ньюман занял второй стул и сел напротив Бобби, оставив нам решать, где встать. Выбора особо не было.

Эдуард встал в углу позади Ньюмана, чтобы видеть лицо Бобби, а нам с Олафом осталось понять, как протиснуться во второй свободный угол, откуда можно было наблюдать за нашим узником. При других обстоятельствах я бы решила, что Олаф пользуется случаем и пытается прижаться ко мне, но проблема была в том, что мы просто оба хотели занять один и тот же угол. Эдуард разрешил ситуацию так, словно мы были детьми, а он – взрослым.

– Анита со мной. – Сказал он, дав мне понять, чтобы я встала рядом с ним. Олаф справился с перемещением достаточно изящно, но даже ему было нелегко протиснуться за спинку стула, на котором сидел Бобби. Это было одно из самых неловких телодвижений, которые я вообще у него видела. Наконец, он занял ближайший к двери угол, отзеркалив меня.

Ньюман искренне улыбнулся Бобби и сказал:

– Бобби, мне нужно знать все о той ночи, когда погиб твой дядя.

– Я уже говорил с тобой до того, как прибыли другие маршалы, Вин. Я рассказал все, что вспомнил.

– Бобби, ты же понимаешь, что это было не все.

– Думаешь, я это сделал? – В голосе Бобби сквозило больше эмоций, чем прежде – не сказать, что он был зол, но там явно что-то было.

– Нет, но я думаю, что если ты не расскажешь нам все сейчас, то через пару часов это уже не будет иметь никакого значения. У меня осталось всего восемь часов на то, чтобы закрыть этот ордер. Когда время истечет, выбора у меня уже не будет, Бобби. Ты это понимаешь?

– Я не думаю, что ты сможешь убить меня, Вин.

– Возможно, ты и прав, но в таком случае мне придется передать ордер другому маршалу. Даже если я сдам свой жетон, это дело просто перейдет в другие руки. Мой отказ выполнять предписание не спасет твою жизнь, Бобби, потому что если я этого не сделаю, в этой комнате есть другие маршалы, которые справятся с этой задачей.

Бобби посмотрел на Эдуарда, на меня, а потом повернулся, чтобы увидеть Олафа. После он снова посмотрел на меня.

– Я не думаю, что ты сможешь сделать это, Анита.

– Может, я и не смогу, но Тед сможет, и Отто тоже. И, сказать по чести, я взбешусь, если после того, как я спасла твою шкуру, все пойдет насмарку только потому, что ты не захотел рассказать нам всю правду.

Он застыл. Может, я была слишком резка с ним – я этого не хотела, но я ведь сказала все как есть.

– Почему ты перекинулся в новолунье? – Спросил Олаф.

– Я хотел это сделать. – Бобби уткнулся взглядом в стол.

– Кто та женщина, которая попросила тебя перекинуться? – Поинтересовался Ньюман.

Бобби покачал головой.

– Ты все еще пытаешься совершить суицид руками копов? – Спросила я.

Бобби поднял глаза и вновь застыл, или, может, он был в замешательстве. Я недостаточно хорошо его знала, чтобы судить.

– Я не…

– Брехня. Я чуть коньки не отбросила, спасая твою задницу, когда ты решил перекинуться и нарваться на пулю.

Он вновь опустил глаза и промямлил:

– Простите. Я не очень хорошо соображал в тот момент.

– А сейчас ты хорошо соображаешь, Бобби? – Уточнил Ньюман.

– Да, хорошо.

– Тогда расскажи о той женщине, которую ты упомянул.

– Это неважно.

– Оставь нам решать, важно это или нет.

– Я обещал, что никому не скажу, пока мы оба не будем готовы.

– Что ты обещал никому не говорить? – Мягко спросил Ньюман.

– Я дал слово.

Олаф заговорил из своего угла:

– Ты умрешь, чтобы защитить этот секрет?

– Все совсем не так.

– Зачем ты перекинулся в одну из тех немногих ночей, когда практически ничто не могло заставить тебя сделать это? – Спросила я.

Бобби облизал губы и сглотнул. Я вдруг поняла, что не видела, чтобы он ел или пил с тех самых пор, как мы здесь. Наверное, кто-то другой должен был позаботиться об этом, но мне-то откуда знать? Я не спец в том, как содержать пленников. Мертвые тела не нужно кормить.

Эдуард, кажется, подумал о том же, потому что он сказал:

– Хочешь промочить горло, приятель?

– Было бы неплохо. Спасибо. – Сказал Бобби.

Нам опять пришлось маневрировать, но Эдуарду, наконец, удалось добраться до двери и открыть ее, не задев стол. Он осторожно прикрыл ее за собой.

Бобби был слишком расслаблен. Он должен был бояться, но он не боялся. Я вдруг поняла, что вне клетки ему было гораздо спокойнее. Мы сделали ошибку, когда вывели его наружу? Конечно, мы всегда можем вернуть его в камеру и допросить там, но сейчас нам надо либо расслабить его, чтобы он перестал скрывать правду, либо напугать или вывести на эмоции, чтобы он заговорил.

Ньюман пытался разговорить его, но он делал это не слишком настойчиво, и в этот момент вернулся Эдуард с содовой. Мы молча ждали, пока Бобби откроет банку и сделает пару глотков. Он вдруг рассмеялся и сказал:

– Вы все так пялитесь на меня. Я ничего интересного не делаю.

– Через семь часов… – Я нарочито уставилась на свои часы. – Вернее, через шесть часов и сорок минут ты умрешь, потому что не хочешь рассказать нам всю правду о той ночи.

– Я не скрываю ничего из того, что поможет вам меня спасти.

– Откуда ты знаешь? – Спросил Эдуард.

– В смысле?

– Откуда ты знаешь, что мы не найдем подсказку в той информации, которую ты скрываешь?

Бобби задумался, попивая свою содовую.

– Мы – копы, Бобби. – Произнес Ньюман. – Это наша работа – находить смысл в деталях. Ты не знаешь, что может сыграть ключевую роль в твоем спасении.

– Ты ведь не был полицейским, да? – Спросила я.

– Вы меня спрашиваете? – Уточнил Бобби.

– Все остальные в этой комнате – офицеры полиции, так что – да, тебя.

– Простите, вы правы. Просто вопросы сыпятся на меня со всех сторон, я немного растерялся.

Я взяла эту мысль на заметку для будущих допросов и спросила:

– Словом, ты не знаешь, как устроена работа полицейских?

– Нет, не знаю.

– Тогда, может, хватит решать за нас, что нам поможет разобраться в этом деле, а что – нет? Просто расскажи, что ты знаешь, а мы будем делать ту часть нашей работы, которая касается расследования.

– Я думал, что расследование – это и есть ваша работа. – Он улыбнулся, как будто я сказала ему что-то приятное.

– Это только ее часть. – Возразила я.

– А что еще?

– Ликвидация людей. – Ответила я.

– Убийство людей. – Добавил Эдуард.

– Убийства. – Сказал Олаф.

Бобби оглядел комнату, чтобы посмотреть на каждого из нас.

– Вы пытаетесь напугать меня.

– Если это заставит тебя говорить – да, пытаемся, но я надеялась, что этот вариант мы оставим на крайний случай. Мы просто говорим тебе правду. – Сказала я.

Бобби повернулся к Ньюману – единственному маршалу в этой комнате, который ничего не сказал об этой самой правде.

– А ты разве не хочешь меня напугать?

– Нет, я хочу спасти тебя и понять, кто убил Рэя и подставил тебя, потому что если это так, то убийца представляет опасность для всех жителей этого города.

– Я не знаю, кто убил дядю Рэя. Знаю только, что я его не убивал.

– Тогда расскажи нам, что ты знаешь, Бобби, пожалуйста. Если тебя казнят за это преступление, то дело будет закрыто, и тот, кто совершил двойное убийство, будет разгуливать на свободе. И он сможет убить вновь.

– Двойной убийство? Но ведь умер только дядя Рэй, разве не так? – Бобби был напуган – он переживал за других людей.

Я бы заставила его расколоться и рассказать нам, кого он прикрывает, но это было дело Ньюмана, а он моего мнения не спрашивал.

– Вторая жертва – это ты, Бобби.

– Но я жив, Вин. Я же здесь.

– Ненадолго, Бобби, особенно если ты нам не поможешь.

Эмоции Бобби пронеслись по его лицу, как облака в ветреный день – слишком быстро, чтобы я могла прочитать их, но тенью они пробежали по нему, пока он боролся с собой. То, что он прятал, было для него чертовски важно, и в этом были замешаны чувства.

– Трой – один из самых больших сплетников в городе. Я не мог говорить при нем. И я все еще не чувствую, что могу. Я же дал слово.

– Бобби, здесь только мы. Я клянусь – все, что ты скажешь, не выйдет за пределы этой комнаты, если только не приведет нас к убийце. – Сказал Ньюман.

Бобби посмотрел на него, а потом на всех нас – по очереди.

– Обещаете?

Мы пообещали. Он был таким честным, что я морально готовилась к клятве на мизинчиках.

– Мы с Джоселин выросли вместе. Ее мама вышла за дядю Рэя когда Джоселин было пять, а мне – восемь.

Ничего предосудительного в этой информации не было, но я уже была почти уверена, что знаю, кто эта женщина, которая просила его перекинуться.

– Каждый месяц после заражения она наблюдала меня в леопардовой форме. Я знаю, что ты видел мои фотографии с семьей, где я в обеих формах, Вин. Не уверен насчет остальных.

– Я тоже видела. Тогда я поняла, что твой леопард по размеру почти такой же, как самый обыкновенный. – Сказала я.

– Тогда вы знаете, что я был как домашний пес. Джоши часто наблюдала меня в моей животной форме, но никогда не видела, как я перекидываюсь. Я всегда делал это тайком, как если бы переодевался. Однажды она захотела увидеть переход полностью. – Он посмотрел на Олафа. – Как вы и сказали, лучше всего я себя контролирую в новолуние, так что мы решили провернуть это именно в такую ночь.

– Провернуть что? – Уточнила я. Если он ответит: «Убийство», я выбешусь, но и порадуюсь одновременно. Выбешусь, потому что чуть не сдохла, защищая убийцу, и порадуюсь, потому что мы разгадаем это преступление.

Бобби посмотрел на меня.

– Эм… сделать так, чтобы она увидела, как я перекидываюсь.

Олаф подошел к стулу Бобби, склонился над ним и произнес:

– Ты лжешь.

Бобби покосился на него и тут же отвел взгляд.

– Я не лгу. Это правда.

– Тогда почему твой пульс участился? Твое тело говорит о том, что ты что-то скрываешь. – Олаф склонился ближе – так, что его тело почти накрыло голову Бобби, как крыша, которая внезапно начала падать.

– Это правда. – Настаивал Бобби.

– Даже если это правда, то не вся. – Сказал Олаф – его лицо почти касалось щеки Бобби.

– Вин, пусть он отвалит.

– Я ему не начальник. – Возразил Ньюман.

Бобби покосился на Вина. Он был напуган и старался сидеть прямо, в то время как Олаф почти касался его своим телом. С того момента, как мы оказались в переговорной, Бобби впервые понял, что он не в безопасности, что с ним может случиться что-то плохое, и не факт, что Ньюман придет ему на выручку. Хорошо. Может, теперь он прекратит вилять и расскажет нам все как есть.

Олаф почти обернулся вокруг тела Бобби и задал следующий вопрос:

– Почему твоя сестра хотела увидеть, как ты перекидываешься?

– Она мне не сестра. – Парировал Бобби и выпрямился так резко, что если бы Олаф не отстранился, то получил бы удар в лицо затылком нашего узника. Почему Бобби так странно отреагировал на этот вопрос?

– Вы выросли вместе. – Сказала я.

Бобби уставился на меня, и он был зол.

– Это не значит, что мы – брат и сестра. Формально дядя Рэй не удочерял Джоши – только меня, так что даже с точки зрения закона мы с ней не родственники.

– Все в городе зовут ее «Джоселин Маршан». – Заметил Ньюман.

– Мы – Маршаны, но когда я и Джоши были маленькими, мы даже не знали, что у нее другая фамилия.

До меня вдруг дошло. Мысль была дикой, но гнев Бобби и то, как он защищался – у всего этого были совсем другие корни.

– Когда вы начали заниматься сексом друг с другом?

– Блейк! – Возмутился Ньюман.

В тот же момент Бобби подал голос:

– Все совсем не так.

– Так вы с Джоселин не занимались сексом друг с другом? – Спросила я.

В этот раз Ньюман ничего не сказал. Он очень старался сохранять свое пустое коповское лицо, потому что в голове у него в этот момент творился полный бардак.

– Мы любим друг друга. – Произнес Бобби.

– И как давно вы друг друга любите? – Поинтересовалась я.

– У меня был краш в нее еще с тех самых пор, как мы были подростками, но она видела во мне только брата, так что я молчал. Я думал, что проблема во мне. В смысле, вы правы – мы с ней выросли вместе, но я не чувствовал себя как ее брат. И если она видела себя исключительно моей сестрой, я мог бы смириться с этим.

– Что заставило тебя передумать?

– Она сказала, что у нее есть чувства ко мне, и тогда я признался ей в своих.

– И что было потом? – Спросила я, потому что, очевидно, эта тема была для Ньюмана слишком деликатной, и он доверил опрос мне.

– Мы не могли встречаться по-настоящему – люди видели в нас родственников. Мы планировали рассказать обо всем дяде Рэю, после чего могли бы переехать в большой город, где нас никто не знает. Ничего плохого мы не делали, но Джоселин не хотела, чтобы нам пришлось объяснять это людям, с которыми мы выросли. Ее это волновало больше, чем меня.

– Если бы она согласилась, ты бы рассказал всем? – Спросила я.

Он кивнул.

– Я люблю ее. Я был влюблен в нее долгие годы. Когда-то я был помолвлен, но потом понял, что Джоши – моя первая любовь, и я все еще люблю ее, так что было бы нечестно жениться на той, кого я не люблю.

– Благородно. – Заметил Олаф. – Многие мужчины просто женились бы и постарались забыть о той, с кем не могут иметь отношений.

– Я не чувствовал себя благородно. Мне казалось, что если она найдет себе кого-то другого и выйдет замуж, я смогу отпустить ее, но она так никого и не нашла. В какой-то момент мы просто поняли, что были созданы друг для друга.

– Но вы должны были это скрывать. – Напомнила я.

Бобби покачал головой.

– Она знала, что мы не были настоящими родственниками, но для жителей города мы ими были, так что она заставила меня поклясться, что я никому не скажу, что мы влюблены.

– Или что вы – любовники. – Добавила я.

Он кивнул.

– Это тоже.

Я начала понимать, почему Джоселин так истерила в больнице. Она пыталась скрыть свой роман с мужчиной, который рос с ней, как брат. Закон допускает такие отношения, но если бы они ее не парили, она бы не заставила Бобби поклясться, что он будет держать их в тайне.

– Почему она захотела увидеть твою трансформацию полностью? – Спросила я. Может, если я буду задавать вопросы по делу, на которые мы действительно ищем ответы, я смогу переключиться с этой темы. Считается ли это инцестом, если они не кровные родственники? В смысле, технически и с точки зрения закона – нет, но если вы выросли вместе, то это как-то… неправильно что ли.

– Я сделал ей предложение, а она сказала, что не может ответить, пока не увидит, как я перекидываюсь. Ее устраивало, что я – верлеопард и ее брат, но она не была уверена насчет того, как будет чувствовать себя рядом со мной, если я буду ей мужем.

– Что случилось той ночью, Бобби? – Спросила я.

Он рассказал мне почти то же самое, что уже рассказывал Ньюману. В семь вечера они сели ужинать вместе с дядей Рэем – как обычно, потом вся прислуга покинула особняк, включая Кармайкла, который жил в небольшом домике на семейных владениях.