Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

75

Место, в котором мы сняли номера, несло в себе все очарование сетевых гостиниц, то есть, вообще не было очаровательным, но здесь хотя бы было чисто. Каждое окно выходило на густой зеленый лес, полный вечнозеленых деревьев, которые упирались в окутанное облаками голубое небо – у нас в Миссури таких деревьев не было. Вид из окна компенсировал посредственность номера. Я могла представить, как просыпаюсь здесь, чтобы пойти в поход, понаблюдать за птицами и, следуя за запахом воды, найти ближайшее озеро. Так много возможностей, но ни одной из них я не собиралась воспользоваться. Когда ты путешествуешь, как маршал, то занимаешься только делами. Вид иногда красивый, порой даже чудесный, как сейчас, но это не имеет значения. Если только мне не предстоит выслеживать оборотня в лесу, все это я с таким же успехом могла бы наблюдать на большом экране телека под какую-нибудь нью-эйдж музыку.

– Анита. – Окликнул меня Эдуард со спины, и по тону я поняла, что это был не первый раз, когда он меня позвал.

– Прости, Эдуард. Что ты сказал?

Я отвернулась от окна и оглядела комнату. Смешно, что мы действительно намеревались обсудить то, зачем здесь собрались, как будто я реально когда-нибудь займусь сексом с Олафом. Но, поскольку он был оборотнем и мог почуять нашу ложь, нам следовало притвориться, что шанс на то, что мы с Олафом начнем встречаться, не был равносилен тому, что в аду пойдет снег.

Никки стоял привалившись к стене рядом со мной, чтобы у него был хороший обзор на комнату и окно. Мы находились на пятом этаже, но я сама видела, как оборотни забираются по стенам зданий куда выше этого. Эдуард сидел в углу королевских размеров кровати недалеко от Никки и меня. Эйнжел сидела рядом с ним, но она сняла туфли и забралась на постель с ногами, чтобы упереться спиной в изголовье кровати и подушки, которые она подложила себе сзади. Олаф расположился на краю диванчика, который стоял практически в ногах у кровати. Кастер стоял у двери, которая была смежной для наших номеров. Он привалился плечом к косяку почти так же, как это делала Эйнжел в офисе шерифа, выставив бедро. Интересно, он вообще понимал, что копирует ее? Учитывая, что речь шла о Кастере, я ни в чем не была уверена.

Миллиган привалился к другой двери, которая вела в коридор. Оба бывших «котика» не случайно заняли места у выходов. Кастер мог не осознавать, что копирует Эйнжел, но он следил за одной из дверей. Я знала, что Олаф прекрасно понимал, что между ним и выходами отсюда стоят двое этих парней. Если его это и напрягало, он не подал виду.

Итан с Пьереттой расположились на кровати. Итан занял угол, почти отзеркалив Эдуарда. Они оба хотели держать ноги на полу, чтобы при необходимости двигаться быстро и решительно. Пьеретта села у изголовья, почти как Эйнжел, но она прижималась спиной к нему, а не к вороху подушек. Единственную подушку она держала в руках так, будто обнимала саму себя. Эйнжел растянулась на кровати, довольная собой, а Пьеретта держалась зажато. Я видела ее в зале, на занятиях по рукопашному бою, во время работы охранником, но она никогда так не выглядела. Это была не она. Это было представление для Олафа, но она ошиблась с ролью. Олафу нравилось, когда женщины пугались его внезапно, а не когда они все время выглядели забитыми.

Если бы мне озвучили план заранее, я бы подсказала девчонкам, что им делать, но теперь уже слишком поздно. Было почти жаль, что этого не произошло, потому что при первой встрече Олаф продемонстрировал, что заинтересован в них, как серийный убийца. Теперь же он осматривал комнату, но его взгляд даже не цеплялся за этих двух женщин.

У нас была вода и содовая – мы захватили их из магазина внизу, где кофемашина старалась изо всех сил, пытаясь сварить кофе. Она издавала тихие и печальные звуки, а запах был таким слабым, словно о нормальном кофе в этой гостинице никто не парился. Почти все взяли себе воду. У меня был Powerade (спортивный напиток, у нас продается в обычных супермаркетах – прим. переводчика), потому что на этом настоял Никки. Он также предложил мне протеиновый батончик, от которого я отказалась, но он посмотрел на меня красноречивым взглядом из числа тех, который важные друг другу люди дарили еще до возникновения письменности. Взгляд говорил о том, что я веду себя неразумно, и после того, что произошло в клубе, он был прав. Полезные батончики мне никогда не нравились, а вредные… если честно, вы можете просто слопать сладкий батончик и получить аналогичный эффект, но я взяла тот, что мне дали. Никки развернул обертку с одной стороны и протянул его мне. Теперь он знал, что я не засуну этот батончик в карман, чтобы напрочь забыть о его существовании. Никки слишком хорошо меня знал. Обертка утверждала, что это была вкусняшка с тройным шоколадом, но вкусняшкой она не была, хотя и ужасной тоже. Уж точно не такой ужасной, как очередная потеря контроля. Я откусила еще один кусочек от батончика и глотнула свой Powerade – это помогло. На вкус было как шоколадный торт и напитки из тех, которые разводят в воде на детских праздниках в честь дней рождения… ладно, не совсем так, но я посмотрела на Олафа, сидящего на диванчике, и представила, что потеряю контроль в тот момент, когда он окажется ближайшей ко мне закуской. Батончик я смолотила за считанные секунды.

Олаф глотнул воды и посмотрел на меня. Он как будто ждал, что я что-то скажу. Что я пропустила, пока пялилась в окно?

– Я извиняюсь, правда. Не в моем стиле вот так витать в облаках.

– Пей свой Powerade. – Напомнил Никки.

– Я плотно пообедала.

– Ты недостаточно сегодня ела, Анита.

– Да хватит уже надо мной трястись.

– Ты правда хочешь, чтобы Никки перестал трястись над твоим здоровьем и благополучием? – Спросил Итан.

До меня дошло, что именно я ляпнула.

– Прости, Никки. Я не в том смысле, что хочу, чтобы ты перестал обо мне заботиться. Если забота означает, что ты будешь надо мной трястись, то так тому и быть.

– Спасибо, Итан. – Поблагодарил его Никки.

– Ты на самом деле перестал бы трястись над Анитой, если бы Итан не вмешался? – Спросил Олаф.

– Это был прямой приказ, так что – да.

Олаф дернулся так, что про кого угодно другого я бы сказала, что он вздрогнул. Никогда не видела большого парня таким обеспокоенным.

– Я не могу поверить, что ты счастлив быть Невестой Аниты.

– Спроси ты меня об этом раньше, я бы сказал, что ни хрена я не буду счастлив, но сейчас мне так спокойно. Как я и говорил, я счастливее, чем когда-либо.

Олаф покачал головой.

– Не думаю, что буду счастлив быть чьим-то рабом.

– Он мне не раб. – Возразила я.

Олаф сосредоточил на мне свой тяжелый пещерный взгляд.

– Он вынужден подчиняться каждому твоему слову. У него нет личной воли. Твое счастье значит для него больше, чем свое собственное. Если это не рабство, то я не могу подобрать другого слова.

– Иногда, если любишь кого-то, их счастье становится для тебя важнее своего собственного. – Подал голос Эдуард.

– Тогда любовь – это просто еще один вид рабства.

– Это не так. – Возразила я.

– Это правда не так. – Согласился со мной Эдуард.

– Любовь чудесна. – Заметил Итан.

– Она может быть лучше, чем практически все, что угодно. – Послышался голос Миллигана со стороны стены.

– Лучше, чем находиться на поле боя вместе со своими боевыми товарищами? – Спросил Олаф.

Миллиган улыбнулся.

– Я сказал «практически».

– Была б здесь твоя жена, ты бы по-другому запел. – Подколол его Кастер.

Миллиган покачал головой.

– Нет, не запел бы. Она все понимает. Как раз поэтому мы и женаты уже десять лет.

– Мои поздравления. – Сказал Эдуард.

– Ага, Милли у нас в группе единственный старый женатик. – Подтвердил Кастер.

– Десять лет – это приличный срок для того, кто работал в спецслужбах. – Заметил Эдуард.

Миллиган улыбнулся и кивнул, принимая комплимент.

– Олаф, если для тебя любовь – это рабство, то почему мы вообще затеяли этот большой разговор? – Поинтересовалась я и глотнула свой Powerade. Хотелось бы мне чего повкуснее, но я все равно бы остановилась на каком-нибудь легком напитке.

– Я предлагаю секс, а не любовь. Мы затеяли этот «большой разговор», как ты выразилась, потому что ты боишься заняться со мной сексом.

– И ты меня в этом обвиняешь?

– Нет, но я предлагаю тебе просто секс, а не тот, которым я занимаюсь обычно.

– Что еще за «просто секс»? – Переспросила я.

– Обычный ванильный секс.

– Нам надо прояснить термины. – Сказала я. – То, что для одного – обычная ванилька, для другого будет ухабистой горной дорогой с карамельной посыпкой.

Олаф нахмурился и пригубил свою бутилированную воду.

– Я не знаю, как на это отвечать.

– Некоторые мужчины называют ванилькой секс в миссионерской позе без прелюдии, которым занимаются во имя Господа и зачатия младенцев. – Пояснила Эйнжел.

Олаф поморщился, как будто вода вдруг стала мерзкой на вкус, но, очевидно, это была реакция на слова Эйнжел.

– Нет, нет, это не то, что я имел в виду.

– Вот почему я сказала, что нам надо прояснить термины. – Заметила я и прислонилась задницей к оконной раме, попивая свой почти вкусный спортивный напиток.

– Если наши понимания этих терминов настолько отличаются, то – да, нам действительно нужно обсудить, что означает «ванильный» секс.

– Почему ты так зациклен на ванильном сексе? – Поинтересовалась Эйнжел.

– Возможно, я выбрал не то слово.

Я покосилась на Эдуарда и приподняла брови, надеясь, что он поймет, что мне тут помощь нужна.

– Анита вообще-то не занимается ванильным сексом. – Сказал он.

– Чем она занимается? – Спросил Олаф.

В обычной ситуации я бы потребовала, чтобы Олаф не говорил обо мне так, словно меня здесь нет, но, если честно, я не хотела отвечать на этот вопрос. Я вообще не хотела обсуждать с ним свои сексуальные предпочтения.

– Ну, во-первых, несколько партнеров одновременно. – Начал Эдуард.

– Я знаю, что большинство ее мужчин предпочитает, чтобы в постели с ней находился еще один мужчина. – Голос Олафа звучал неодобрительно, почти с презрением.

– Звучит так, словно все мужики мечтают о том, чтобы, когда они в постели с женщиной, с ними был еще один мужик. – Заметила я.

– Ты хочешь сказать, что это твоя идея?

– Зависит от мужика. Иногда это идея Жан-Клода, иногда моя. Иногда Натэниэла.

– А иногда моя. – Добавил Никки с такой дерзкой улыбкой, что это был почти оскал.

– Ты способен просить о том, чего хочешь? – Уточнил Олаф.

– Ага.

Олаф посмотрел на меня.

– Как это возможно, если у него нет собственной воли?

– Я стараюсь давать Никки столько свободной воли, сколько могу. – Ответила я.

– Она чувствует вину за то, что подчинила меня навсегда. – Сказал Никки. – Так что она правда старается позволить мне оставаться собой.

– Ты социопат и наемник, который брал деньги за пытки и убийства людей. – Заметил Олаф. – Как Анита может позволять тебе оставаться самим собой?

– Я больше не занимаюсь пытками и убийствами за деньги.

– И ты не скучаешь по этому? – Спросил Олаф.

– Не так сильно, как я думал, что буду скучать.

– Чего тебе не хватает больше всего?

– Возможности драться в полную силу, без ограничений, и выбивать дерьмо из других парней.

– Ты же дома тренируешься с другими охранниками. – Возразила я.

Никки покачал головой.

– Это не то же самое, Анита.

– Когда ты говоришь, что хочешь выбить из кого-то дерьмо, ты же не имеешь в виду всякие там смешанные боевые искусства с правилами и рефери? – Уточнила я.

Он просто покачал головой.

– Он говорит о драке не на жизнь, а на смерть, Анита. – Пояснил Эдуард.

– Он говорит о том, чтобы забивать людей до смерти. – Сказал Олаф.

Я покосилась на него, но Никки заговорил вновь, и я повернулась к нему.

– Я говорю о той драке, когда все на кону. Когда, если я не выиграю, то меня убьют.

Я уставилась на него, изучая его лицо и пытаясь понять, серьезен ли он, а он, разумеется, был серьезен.

– Я дралась не на жизнь, а на смерть, зная, что, если проиграю, то меня убьют. Удовольствие ниже среднего.

– Я знаю, что для тебя это так, и если на кону будет стоять твоя жизнь или жизнь кого-то из тех, кем мы дорожим, то это и для меня не будет весело.

– Но ты все равно скучаешь по этому, если речь только о тебе? – Уточнила я.

Никки кивнул.

– Я понял, о чем он. – Сказал Эдуард.

– Ладно, тогда поясни мне. – Попросила я.

– Это та же штука, которая заставляет меня мечтать о проверке на прочность в схватке против самых здоровенных и жутких монстров, которых я только могу найти.

– Это способ узнать, кто круче. – Поняла я.

Эдуард кивнул. Я перевела взгляд со своего лучшего друга на одного из любовей всей моей жизни, и снова повернулась к Эдуарду. Потом я посмотрела на Олафа.

– И ты тоже понимаешь, о чем они говорят?

– Понимаю.

Я покосилась на Итана. Он вскинул руки.

– На меня не смотри, это не моя трава.

Я посмотрела на двух «котиков», которые все еще охраняли свои двери.

– А как насчет вас, ребята?

Кастер покачал головой.

– Мне нравится проверять себя на прочность, но не так, и я бы никогда не хотел драться с Никки всерьез.

Миллиган расхохотался.

– Поддерживаю, к тому же, я не один из твоих любовников. Я и на работе-то не слишком корячусь, так что и на другие вопросы мне отвечать смысла нет, если они вообще меня касались. Так или иначе, мне нечего сказать.

– Ты прав. Это личное. Извини. У меня порой проблемы с границами.

– Ты встречалась почти со всеми, кто есть в этой комнате. – Сказала Эйнжел.

– Ты не спросила нас. – Голос Пьеретты был тихим, но достаточно твердым, чтобы заполнить комнату.

– О чем не спросила? – Не поняла я.

– Чего нам не хватает в связи с тобой.

– Не думаю, что Эйнжел скучает по тем вещам, которых не хватает ребятам, но если я ошибаюсь, то прошу, говорите.

– Тот факт, что ты спросила об этом только у мужчин, попахивает сексизмом. – Заявила Эйнжел. – Но я не горю желанием драться на смерть на кулаках или на каком-нибудь оружии. Я буду драться, если придется, и тебе известно, что я тренируюсь, потому что мы все это делаем, но мне это не доставляет такого удовольствия, как всем вам. Для меня это просто не интересно.

– Ты – социальный работник и психолог. На такой работе обычно не орудуют кулаками. – Сказала я.

– Ты бы удивилась, если бы знала, как обстоят дела, но это и вполовину не так опасно, как на твоей работе.

– Значит, у тебя нет того, по чему ты скучаешь?

– Я скучаю по Нью-Йорку, несмотря на дикие цены на жилье и зарплаты. Сперва мне категорически не нравилось, что пришлось отказаться от старой жизни, но мне правда нравится работать с Микой и Коалицией. Думаю, мы гораздо больше помогаем людям по всей стране, чем я могла бы помочь как социальный работник.

– Мне жаль, что тебе пришлось оставить позади свою жизнь в Нью-Йорке. – Сказала я. – Хочешь туда вернуться? В смысле, я поняла, что тебе нравится работать с Коалицией, но я хочу, чтобы ты была счастлива, так что…

Эйнжел соскользнула с кровати, подошла ко мне и прижала пальцы к моим губам, чтобы я замолчала.

– Как раз поэтому мы тебя и любим – потому что ты правда искренне хочешь, чтобы мы все были счастливы в человеческом и в сверхъестественном смысле, насколько это вообще возможно. – Она убрала свои пальцы и нежно поцеловала меня. Это было фактически мимолетное прикосновение губ.

– Она не желает нам счастья ценой своего дискомфорта. – Подала голос Пьеретта.

Эйнжел отодвинулась, чтобы я могла увидеть другую женщину. Пьеретта больше не хваталась за подушку, скорее просто держала ее у себя на коленях.

– Я ведь тебе говорила, что ты скоро сможешь выезжать за пределы страны.

– И я благодарна тебе и Жан-Клоду за это, но мне не хватает того, чем мы занимались, когда путешествовали. Ты не позволишь нам делать то, что нужно, чтобы все вампиры и оборотни боялись нас, как в прежние времена. Жан-Клод старается быть хорошим королем и честным правителем, и он не позволит нам заниматься тем, что необходимо, чтобы наши угрозы звучали серьезно.

– Пьеретта. – Предостерег ее Итан, протянув руку в ее сторону.

– Я знаю, что порчу наш план, но он все равно не работает. Я выполнила свою роль, но переиграла со страхом. Ему нравится ломать своих жертв, а не начинать с тех, кто уже сломан.

– Ты была неправильной наживкой. – Подтвердил Олаф. – Как и она.

– Я была серьезна, когда говорила о том, что если бы можно было как-то гарантировать мою безопасность, я бы определенно трахнула тебя как минимум один раз. – Заметила Эйнжел.

Я уставилась на нее. Думаю, на лице у меня был написан шок или недоверие.

– Да ладно тебе, Анита, он же горяч. Не будь ты так напугана тем, что можешь оказаться в его меню, ты бы уже давно завалила его на обе лопатки.

– Я так не думаю.

– Я предлагал Аните секс без включения в меню, хотя «меню» – не совсем верное слово. – Сказал Олаф. – Меня не возбуждает каннибализм.

– Приятно знать. – Заметила я.

– Мне оскорбиться, что ты не сделал аналогичного предложения для меня? – Поинтересовалась Эйнжел.

– Анита для меня – Та Женщина, единственная, с кем я хочу быть больше одного раза. Только для нее мне хочется искать пути удовлетворения моих желаний, которые не привели бы к ее уничтожению.

– Она и остальные рассказали нам, что ты желаешь выйти с ней на охоту на монстров, чтобы терзать и убивать их вместе в качестве прелюдии. – Подала голос Пьеретта.

– Да. – Подтвердил он.

– Я скучаю по тому, как выслеживала вампиров, которые нарушают наши законы. Мне не хватает пыток и того, как я делала из них трофеи. Я скучаю по тем ужасным вещам, которые совершала во имя тех, кому я служу.

Пьеретта выпрямлялась с каждым словом. К концу ее речи подушка полетела на пол, а сама она сидела спокойно, собранно и уверенно – так, как я никогда не видела прежде. Это все по-настоящему или только игра? Кто здесь, блядь, настоящая Пьеретта? Сделайте, пожалуйста, шаг вперед.

– Такая приманка подходит мне больше, но я не поверю этой лжи, как не поверил и прежней. – Сказал Олаф.

Пьеретта посмотрела на него.

– Насчет этого я не лгала.

– Ты хороша в том, чтобы скрывать себя. Твое дыхание, пульс – ничто не меняется, но твой запах – да. Не имеет значения, как хорошо ты себя контролируешь – это уже не в твоей власти. Даже один из величайших павших Арлекинов не способен контролировать свой запах. Твоя кожа горчит ложью.

– То, что я из Арлекина, всего лишь твоя догадка.

– Ты постоянно пытаешься назвать Аниту своей королевой. Так поступали бы лишь телохранители старой королевы вампиров.

– Но если я из них, то я – выдающийся шпион и ассасин. Я бы охотилась с тобой на чудовищ, Олаф, и у меня гораздо меньше моральных принципов, чем у Аниты.

– Думаю, как только ты останешься со мной наедине, ты попытаешься убить меня. После ты бы сказала, что это я напал на тебя, и тебе пришлось защищаться. Как храбро с твоей стороны, как трагично для меня.

– Я признаю, что изначальный план был таков, но, как и сказала Эйнжел, ты оказался куда более притягательным, чем я ожидала.

– Ты пытаешься отвлечь меня, но меня не так легко сбить с пути к моей цели. – Олаф повернулся к Эдуарду, как будто женщина, с которой он только что разговаривал, попросту перестала для него существовать. – Ты спал с Анитой и другими ее девушками одновременно?

– Нет.

– Я не стану задавать следующий вопрос. Он оскорбителен.

– Он не оскорбителен. Это просто вопрос. – Успокоил его Эдуард.

– Ты хочешь сказать, что делил ее в постели с другим мужчиной?

– Обычно мы занимаемся сексом во время выездной работы, так что таких проблем нет.

Мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы мое лицо оставалось пустым и не выдало той огромной лжи, которую он только что ляпнул. Хотелось бы, чтобы на мне все еще были мои солнечные очки – тогда глаза бы меня не выдали, но, к счастью для нас, все внимание Олафа было сосредоточено на Эдуарде.

– Значит, она – твоя рабочая жена? – Уточнил Олаф.

– Она моя напарница. Донна моя жена.

– У меня не было намерения оскорбить кого-то из них. Я просто пытаюсь понять.

– Тебе не мои отношения с Анитой нужно понять. Гораздо важнее разобраться в ее отношениях с другими.

– Почему это важнее? – Спросил Олаф.

– Потому что мы с тобой никогда не сможем мирно поделить Аниту в постели, но я считаю, что ради ее безопасности тебе следует найти тех мужчин, с которыми ты бы согласился это делать.

– Я не понимаю.

– Единственный расклад, при котором я бы доверил тебе Аниту в романтическом смысле, это если бы в одной комнате с вами находились мужчины, которые, по моему мнению, способны дать тебе отпор – хотя бы на время, чтобы она успела убежать.

– Я все еще не понимаю.

А я вот начала понимать, и это было одновременно гениально и жутко, но в этом весь Эдуард – так у него мозг и работает.

– Он хочет сказать, что я бы никогда не смогла почувствовать себя в безопасности наедине с тобой, но если с нами будет кто-то из моих любовников, то в случае форс-мажора у меня появится шанс отбиться.

Олаф даже не попытался скрыть отвращение, которое появилось на его лице.

– Единственное, что мне нравится делать с другими мужчинами, это пытать или побеждать их. Мне нравится причинять боль. Это просто приятнее делать с женщиной.

– Другой вариант, на который я готов согласиться, это если ты позволишь заковать себя, пока Анита будет сверху. – Сказал Эдуард.

– Нет, я никому не стану подчиняться.

– Тогда как нам уберечь ее?

– Моего слова тебе недостаточно?

– Не в этом случае, Олаф. Я знал, что этот день придет, и я старался придумать способ хотя бы частично удовлетворить твои потребности без риска для жизни Аниты.

Он снова врал, а Олаф этого не заметил. Либо язык тела Эдуарда был настолько хорош, что чуйки верльва оказалось недостаточно, либо Олаф был настолько расстроен, что не мог ничего почувствовать. Возможно, и то, и другое.

– Что насчет ardeur’а? Что насчет способности Аниты питаться желанием? – Спросил Олаф.

– А что насчет нее? – Переспросила я.

– Если она будет кормиться на мне, смогу ли я причинить ей боль в процессе?

– Ты же вроде говорил, что ты никому не еда. – Напомнила я.

– Это просто вопрос, Анита. Я пытаюсь понять, какие у нас есть варианты.

– Я могу на него ответить. – Подал голос Никки. – Как только ardeur выпущен, все запреты летят к чертям. Для Аниты это означает, что она может заниматься более грубым сексом, чем обычно.

– Я спросил в машине, когда мы трое были одни, занимаетесь ли вы с Анитой бондажем. Ты избежал ответа на этот вопрос.

– Мне было неловко, ясно? – Возмутилась я. – И мне все еще неловко, но если нам правда надо на него ответить, то да, мы с Никки занимаемся бондажем.

– Ты доминируешь над ним?

– Нет, он мой верхний.

– Он твой доминант?

Я покачала головой.

– Я свитч, а это означает, что в подземелье (специально оборудованное место для БДСМ-сессий – прим. переводчика) мне нравится быть как сверху, так и снизу. Я могу быть нижней, но никогда не подчиняюсь полностью.

– Она одна из самых своевольных нижних, что я встречал. – Подтвердил Никки.

Я пиздец как хотела слиться из этого разговора, но раз уж мы до него дошли, я буду вести себя как взрослая.

– Я не могу представить себе обстоятельства, при которых я бы захотела, чтобы меня связали и оставили наедине с Олафом, позволив ему быть моим верхним. Я должна полностью доверять тому, кому позволяю подобное, а я не знаю, смогу ли я вообще хоть когда-нибудь довериться тебе до такой степени, Олаф.

– Даже если я позволю тебе выпустить на меня ardeur?

Я посмотрела на Никки.

– Скажи-ка, ardeur делает тебя более безопасным любовником?

– Именно ardeur превратил меня в твою Невесту, так что – да.

– Она кормит его и нас, но никто из нас не превратился в Невесту. – Заметила Эйнжел.

– И у нее есть Невесты, с которыми она никогда не занималась сексом. – Добавила Пьеретта.

– Думаю, я создаю Невест в отчаянной ситуации. Это как последний козырь в рукаве.

– И ты никогда не пыталась создать Невесту, если в этом не было острой необходимости? – Спросила она.

– Нет.

– Значит, Анита может покормить на мне ardeur и при этом не обратить меня в Невесту? – Уточнил Олаф.

– Думаю, да. – Ответила Пьеретта.

– Только если я буду чувствовать себя в безопасности, но, как я уже и сказала, я не могу представить, чтобы мне было безопасно с тобой при таком раскладе.

Олаф посмотрел на Никки.

– Если бы в тот первый раз, когда ты ее трахнул, она бы не выпустила ardeur, ты бы навредил ей?

– Нет, я вполне могу наслаждаться сексом и без боли.

– Как и я, но я спросил тебя не об этом.

– Было ли это нежнее, чем если бы я сделал это сам, без ее магии? – Уточнил Никки.

– Именно об этом я и спросил. – Подтвердил Олаф.

– Это было нежнее.

– И все же удовлетворительно?

– С ardeur’ом ты как в горячке. Каждое прикосновение ярче обычного.

Все в комнате кивнули, кроме Эдуарда и «котиков». Эдуард вовремя спохватился и пояснил:

– Я не даю ей на себе кормиться.

– Почему нет? – Спросил Олаф.

– Потому что я не еда, даже для нее.

Олаф кивнул, как будто это что-то для него значило. Я ни за какие коврижки не собиралась заниматься с ним сексом, но вслух я этого не сказала, потому что мы тут пытались не доводить до греха. Но это было как метаться на дороге между тачкой и поездом. Если ты не уберешься подальше, тебя рано или поздно собьют.

– Как нежность может быть для тебя удовлетворительна, Никки? – Спросил Олаф.

– Первый раз был нежным, иногда мы по-прежнему делаем это нежно, но наш бондаж проходит про принципам RACK.

– Мне не знаком этот термин. – Сказал Олаф.

– Кинк на осознанный риск по договоренности. – Пояснил Никки.

– Мне больше нравится термин «игры на грани». – Заметила я. – Но этот, пожалуй, лучше передает суть.

Я еле сдержалась, чтобы не поежиться, потому что очень долго работала над собой, чтобы принять тот факт, что я до такой степени наслаждаюсь грубым сексом и бондажем. Меня по-прежнему не слишком радовал этот аспект моей ориентации, но во время терапии я прорабатывала принятие себя во всех областях, а это была часть меня. Свою сексуальную ориентацию ты не выбираешь. Ты можешь выбрать не поддаваться ей, но тебя все равно будут заводить такие штуки. Потребность не исчезает только потому, что ты не удовлетворяешь ее или избегаешь этого.

– Анита занимается этим с кем-то еще? – Спросил Олаф.

Эйнжел с улыбкой вскинула руку.

– Я был верхним у Эйнжел и Аниты вместе с Натэниэлом. – Пояснил Никки.

– Я правда не хочу вдаваться в детали перед всеми, кто здесь присутствует. – Сказала я, пытаясь не вспыхнуть до кончиков ушей, но эта штука непроизвольная, так что я проигрывала.

Никки послал мне улыбку.

– Тебя так смущает то, чем ты наслаждаешься в подземелье.

Я кивнула.

– Ага. Жесть как смущает.

– Я был уверен, что Натэниэл – убежденный сабмиссив (подчиненный, противоположность доминанту – прим. переводчика). – Удивился Олаф. – Даже что он – шлюха боли.

– Он может ею быть. – Согласились мы с Никки в один голос и переглянулись с улыбками.

– Ты хочешь сказать, что у тебя был секс с Натэниэлом? – Уточнил Олаф.

– Думаю, это он тебе, Никки. – Предположила я. – Он в курсе, что я с Натэниэлом.

– А может и мне. – Сказала Эйнжел.

– Я предполагал, что ты занимаешься сексом с мужчинами в Сент-Луисе. – Заметил Олаф.

Она посмотрела на него и вскинула брови.

– Ну не со всеми же. Даже у меня есть свой предел.

– Да уж, и у меня. – Поддакнула я.

Эйнжел ухмыльнулась в мою сторону, полная довольного ехидства.

– Мы просто не можем спать со всеми.

Я покачала головой.

– Я знаю, что не могу.

– Никки, ты занимаешься сексом с Натэниэлом? – Спросил Олаф.

– Я его не трахаю. Мы с ним можем быть верхними и трахать Аниту, а иногда и Эйнжел за компанию.

– Это недавнее нововведение. – Добавила я, осознавая, что это по-прежнему меня смущает. Я вздохнула. Мне когда-нибудь будет комфортно с собой в тех вещах, от которых я получаю удовольствие в постели и в подземелье?

– Я не думал, что Анита станет для кого-либо нижней или сабмиссивом. – Произнес Олаф.

– Если честно, я тоже. – Сказала я, стараясь ни с кем не встречаться глазами.

– Только с Никки?

Я покосилась на Олафа, а потом снова опустила взгляд в некую размытую точку посреди комнаты.

– Нет, не только с ним.

– С кем еще?

– Как этот разговор поможет нам прояснить ситуацию с Олафом? – Не выдержала я.

– Ты ведь понимаешь, что я бы не стал поднимать такие вопросы, если бы не считал их полезными. – Заметил Эдуард.

Я посмотрела ему в глаза.

– Из всех присутствующих в этой комнате я только ради тебя на них и отвечаю.

– Я знаю, спасибо. – Ответил он.

– Ради Эдуарда, но не ради Никки. – Произнес Олаф.

Я бросила взгляд в сторону Никки, и он сказал:

– Я для нее верхний в подземелье, но за пределами спальни приказам Эдуарда она подчиняется лучше, чем моим.

Подбор слов мне не понравился, но спорить с этим было трудно, так что я решила забить.

– Какой там был вопрос? – Спросила я.

– Кто еще над тобой доминирует, кто у тебя верхний?

– В смысле, кроме Никки?

– Да.

– Это правда имеет значение?

– Возможно, что не имеет, но как много помимо Никки?

– Эдуард. – Позвала я, косясь на него.

– Пожалуйста, ответь ему, Анита. – Попросил он меня.

– Ладно. – Я подсчитала в уме. – Двое.

– Я насчитал больше. – Возразил Никки.

Я нахмурилась.

– Ашер и Ричард, все.

– Жан-Клод иногда присоединяется к вам с Ричардом или к вам с Ашером, так что он тоже считается.

– Ладно, трое.

Никки посмотрел на меня так, как будто я что-то упускаю.

– Что? – Не поняла я.

– Я была с тобой, когда ты занималась сексом с другими партнерами, и ты не особо-то занимаешься вальникой. – Сказала Эйнжел.

– Занимаюсь. – Возразила я на полном серьезе.

– Не так часто. – Заметила она.

Я пожала плечами.

– Не знаю, что на это сказать.

– То, что происходит у нас, вероятно, ближе всего к ванильному сексу для Аниты. – Произнес Эдуард.

Опять же, Олаф понятия не имел, что Эдуард врет напропалую. Но как только он это сказал, я едва не поежилась от смущения, что, вероятно, и скрыло запах лжи. Я была так смущена, что это перекрывало всю верльвиную чуйку Олафа.

– Аните нравится достаточно грубый секс, чтобы делать меня счастливым. – Заметил Никки.

– Значит, когда я предложил ей обычный ванильный секс, это было не то, что ее интересует? – Уточнил Олаф.

– Обычно нет. – Согласился Никки.

– Грубый секс с играми на грани мне нужен не каждую ночь. – Возразила я.

– Нет, не каждую. – Сказал Никки. – Как раз поэтому я не единственный твой любовник. В твоей жизни есть другие люди для удовлетворения тех нужд, которые мне не подходят.

– Это одна их самых крутых вещей в полиамории. – Заметила я.

– Полностью согласна. – Поддакнула Эйнжел. – В смысле, иногда мне нравится грубо, но не так, как это нравится Аните.

– Эдуард, мне нужна твоя помощь, чтобы провести здесь некую черту, потому что я заебалась углубляться в детали перед такой толпой.