Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 42 страниц)

Лорел К. Гамильтон
Запрещённый Приём

Лорел К. Гамильтон «Запрещённый Приём», 2020

Оригинальное название: Laurell K. Hamilton. «Sucker Punch», 2020

Перевод: Андрей surgeon96 Ледов

Бета-ридер: Андрей surgeon96 Ледов

Посвящается

Эта книга для всех вас, потому что вы дали мне понять, что мои воображаемые друзья – ваши друзья тоже, и, как все хорошие друзья, они поддерживают нас в трудные времена. Я счастлива поделиться с вами новыми приключениями. Надеюсь, вы сейчас в безопасности и у вас все хорошо, и что рано или поздно мы встретимся лично в реальном мире, но неважно, как далеко мы друг от друга сейчас, потому что в этот момент другие люди берут в руки эту самую книгу и читают те же строки, что и вы. Читатели никогда не будут одиноки, потому что всех нас объединяют истории, которыми мы делимся и наслаждаемся вместе.

1

Миниатюрный самолет приземлился во тьме на взлетно-посадочной полосе, которая показалась мне слишком маленькой. Когда самолет, наконец, зашел на посадку, я не смогла разжать пальцы на подлокотнике. Я вцепилась в него с такой силой, что, казалась, моя рука буквально срослась с ним, как будто это могло спасти меня, если самолет все-таки разобьется ко всем чертям. Пилот оглянулся на меня и оттопырил большие пальцы. Я уставилась на него в ответ, а мое сердце застряло в глотке. Я боюсь летать, а это путешествие в четырехместной Цессне было отнюдь не плавным, и ни черта не порадовало мою фобию.

Пилот снял наушники и сказал:

– Да ладно вам, разве так плохо было? – Он улыбнулся, когда произнес это. Я глянула на него в ответ, и улыбка его дрогнула. Я строила из себя крутую, но в моей голове, как мантра, повторялась только одна фраза: «Меня не стошнит, меня не стошнит». Я с каждым разом забиралась в самолеты все миниатюрнее и миниатюрнее, и каждый раз знала, что моя жизнь висит на волоске.

– Что ж, добро пожаловать в Хануман, штат Мичиган (реальный штат, но вымышленный городок – Лорел пояснила, что создает такие локации специально, потому что не хочет, чтобы всякое дерьмо творилось в реальных населенных пунктах; тем временем Хануман – это обезьяноподобное божество в индуизме, одно из воплощений Шивы – прим. переводчика), маршал Блейк. – В конце концов протянул пилот и открыл дверь самолета.

Отцепив руку от подлокотника, я в очередной раз задумалась, за каким хреном я вообще сюда приехала. Потому что это моя работа – так я считала. Я повторяла это себе, собирая свои сумки и пропихивая самую большую из них в дверной проем.

– В такой здоровенной сумке и труп перевозить можно. – Заметил пилот.

– Только если он с меня ростом или чуть меньше. Хотя, если порубить тело на куски, сюда почти любое поместится. – Ответила я, протискиваясь с остальными сумками наружу и спускаясь на взлетную полосу.

– Смешно. – Сказал пилот.

Я уставилась на него с пустым лицом и смотрела так до тех пор, пока он не спросил:

– А что там внутри на самом деле?

– Оружие. – Ответил за меня человек, который направлялся к нам в последних лучах заходящего солнца. У меня была буквально пара секунд, чтобы увидеть лес, и тьма обрушилась на нас, словно кто-то вдруг выключил свет. Ты понимаешь, в какой дыре оказался, если вокруг такой мрак даже за пределами леса. В тени деревьев было еще темнее.

Я улыбнулась маршалу Винстону Ньюману. Он был высоким и в нашу первую встречу – в нем было больше шести футов (больше 182 см. – прим. переводчика), но с тех пор он явно набрал массу. Он не был тощим, но я не могла понять, потолстел он или накачал мускулы. Мне нужно больше света, чтобы понять, налегал он на пончики или пропадал в тренажерном зале. Стрижка под ковбойской шляпой была все такой же короткой, но сама шляпа уже много чего повидала. Ее поля столько раз прижимали руками, что они почти идеальной линией очерчивали его лицо. Эта шляпа ему шла. Когда мы впервые встретились, она казалась подарком от человека, который совсем его не знает, либо пытается заставить его походить на ковбоя.

Он потянулся к моей сумке, чтобы освободить мне ладонь, и мы могли бы обменяться рукопожатием, и я позволила ему сделать это. Для него я и сама бы сделала так же.

– Спасибо, что прилетели в последнюю минуту, Блейк.

– Спасибо за помощь с сумкой. – Сказала я, чуть не добавив «стажер», но он больше не был стажером. Он был новичком на этой работе, но так можно сказать про большинство маршалов из сверхъестественного отдела. Со старых времен осталось всего восемь ветеранов. Остальные были либо мертвы, либо хуже, чем мертвы, либо ушли в отставку.

– Спасибо за помощь, Джим. – Сказал Ньюман пилоту, который стоял рядом с самолетом и наблюдал за нами.

– Семья Маршан (в этой книге много персонажей с фамилиями французского происхождения, в которых ударение ставится на последний слог – прим. переводчика) живет здесь уже очень давно, а Бобби – мой друг, маршал Ньюман. Я ценю, что вы хотите дать ему шанс.

– Ты ведь понимаешь, что если Бобби Маршан действительно это сделал, мне придется ликвидировать его. – Заметил Ньюман.

– Если он реально убил старика Маршана, то он этого заслуживает, но Бобби был элурантропом со времен старшей школы. Он хорошо себя контролирует.

Я удивилась, что Джим знает политкорректный термин для обозначения кошачьей ликантропии. Простите, териантропии – это тоже политкорректный термин, поскольку он не имеет отношения к волкам, в отличие от ликантропии. Но я всю жизнь пользовалась старыми названиями, и мне было трудно привыкнуть к новым.

– Все так говорят. Спасибо еще раз, Джим. Мы с маршалом Блейк поедем в офис шерифа. – Ньюман направился к большому джипу, который стоял на траве неподалеку от взлетной полосы.

– Дюк – хороший парень, Ньюман. Он никогда ничего подобного не видел.

Ньюман бросил через плечо, направляясь в своему джипу:

– Я не ставлю под сомнение компетенцию шерифа Ледука, Джим.

– Это хорошо, но держи ухо востро с его помощником, Вагнером.

Ньюман остановился и посмотрел на пилота.

– А что не так с Вагнером?

– Он борзеет когда считает, что ему все сойдет с рук.

– Шериф в курсе? – Спросил Ньюман.

– Понятия не имею, но все в городе об этом знают.

– Спасибо за предупреждение, Джим.

– Без проблем. Надеюсь, вы с маршалом Блейк разберетесь с этим делом.

– Как и я, Джим, как и я. – Ответил Ньюман и открыл заднюю дверь автомобиля, чтобы сложить туда мои сумки с оружием.

У меня при себе был девятимиллиметровый Спрингфилд EMP во внутренней кобуре – рядом с маршальским значком, так что если бы я его засветила, окружающие сразу могли бы увидеть жетон. В карманах у меня были две запасные обоймы, откидной нож Эмерсона от Гербера, маленький фонарик, тонкий мужской кошелек и смартфон. Меня не парило, что я не могу в любой момент получить доступ к остальному своему арсеналу. Я обошла джип, открыла дверь и уселась на пассажирское сиденье. Когда у меня будет возможность, а добавлю пару ножей и переключатель EMP для своего Спрингфилда Ренжмастера сорок пятого калибра в набедренной кобуре. У меня была для этого кобура на поясе, но мне придется переложить его в набедренную, как и EMP, который отправится в кобуру на ремневом креплении по системе MOLLE на груди. Внутренняя кобура больше подходит для скрытого ношения оружия, когда ты не хочешь напугать гражданских. Но я работала по ордеру, и при таком количеств оружия о скрытом ношении можно было забыть.

– Вы знали, что помощник Вагнер имеет репутацию борзого парня? – Спросила я.

Ньюман уселся за руль своего джипа и покачал головой.

– Не слышал даже. Насколько мне известно, другой информации об этом нет.

– Как хорошо вы знаете пилота?

– Достаточно, чтобы вытащить его из постели в воскресенье и отправить за вами в аэропорт.

– Вы знали, что он – заинтересованное лицо, потому что дружит с Бобби Маршаном?

– Знал.

– Здесь теперь ваша домашняя база?

– Да.

– Так себе место для маршала. Вы его сами выбрали или просто кого-то достали?

Он широко улыбнулся и вывел джип на взлетную полосу, словно мы тоже были самолетом, который собирался оторваться от земли. Я вдруг поняла, что вокруг нас почти не было мощеных дорог. Автомобиль проехал мимо сарайчика с флюгером, и на этом все. Мы были посреди гребаного захолустья.

– Я сам его выбрал.

Я уставилась на него, и он рассмеялся.

– Не надо на меня так смотреть, Блейк. Я в курсе, что это не самое лучшее место для построения карьеры, но я встретил женщину во время одного из расследований, и это, вроде как, заставило меня пересмотреть свои приоритеты.

Я ухмыльнулась.

– И она здешняя, я поняла.

– Ага.

– Значит, вы поставили свою карьеру на алтарь любви всей своей жизни посреди гребаного черт знает где в Мичигане?

– Нет, но я решил, что быстрый взлет по карьерной лестнице не так важен, как отношения с женщиной, с которой я хочу прожить вместе до конца своих дней.

Я развела руками.

– Эй, я не кидаю камни в чужой огород, когда речь заходит о личной жизни, Ньюман. У меня в Сент-Луисе дом набит под завязку. Что, кстати, напомнило мне о том, что я обещала отписаться, когда приземлюсь.

Он рассмеялся. Это был хороший смех. Значит, здесь все не так паршиво. Ситуация была хреновой, но он все еще мог смеяться. Иногда сцены преступления заставляют тебя забыть о том, что такое смех.

– Приятно знать, что я не единственный, кто должен отписываться своим домашним. Некоторые маршалы стыдят меня за это.

– В жопу их, если только их отношения не такие же клевые, как наши. – Сказала я.

Он вновь рассмеялся. Я рефлекторно улыбнулась, печатая в телефоне. Метафизически я была привязана ко всем, кого люблю, так что мне достаточно было сбросить щиты, чтобы связаться как минимум с некоторыми из них ментально, либо позволить им самим дотянуться до меня. В чрезвычайной ситуации они могли пробиться сквозь мои щиты, но меня немного подбешивало, когда это происходило во время драки, так что мы договорились, что я буду звонить и писать, как это делают самые обыкновенные Джо и Джилл. Да и полиция постоянно прикапывалась к тому, что я встречаюсь со сверхъестественными, как теперь называли вампиров, верживотных и других существ, которые не были просто людьми. Раньше я бы сказала «обычными» людьми, но за это слово я тоже огребала (здесь употребляется слово straight, что в английском означает гетеросексуальную ориентацию – прим. переводчика). Разрываясь между рекомендациями по лексике для моей работы и подгоранием задниц у гражданских от тех слов, которые я обычно использовала, я все чаще задумывалась о том, чтобы заменить все термины в своей речи на матерные, и посмотреть, как им такое понравится. Даже если это опять кого-то оскорбит, я готова рискнуть.

Я несколько раз стерла то, что написала, и в итоге остановилась на следующем варианте: «Приземлилась нормально. Люблю. Уже скучаю.». Звучало так себе, но это была правда. Да и, в конце концов, я же вспомнила, что надо отписаться. У меня паршиво получается поддерживать контакт, когда я на выездной работе. У Мики Кэллахана, одного из моих женихов, была та же проблема, а он постоянно куда-то летал. Наши общие возлюбленные недавно устроили нам разнос, чтобы донести, что нам следует стараться получше.

Смартфон завибрировал, потому что пришел первый ответ. Я даже не удивилась, что он был от Натэниэла Грейсона, одного из моих женихов, потому что он был одним из инициаторов этого разноса. Ответ был следующий: «Спасибо, что написала. Я знаю, что ты не понимаешь, зачем мне это нужно. Люблю тебя. Мне приятно знать, что ты скучаешь. Жду твоего завтрашнего звонка или что ты вернешься домой еще до него.». Вот так любовная записка и превратилась в нытье. Мы все условились, что я отпишусь, когда самолет приземлится, и что я буду звонить раз в день, если у меня будет возможность, или хотя бы писать. Натэниэл напомнил мне, что я согласилась на все это, и превратил милое сообщение и телефонный звонок в прямую обязанность, что меня выморозило. Другие сообщения прилетели быстрее молнии, потому что в общем чате состояли восемь человек, не считая меня. Я, откровенно говоря, удивилась, что кто-то из моих возлюбленных требовал к себе больше внимания в разлуке, а кто-то довольствовался тем, что есть. Одни ответили в общем чате, другие написали в личку. Я ответила каждому, но только два сообщения заставили меня улыбнуться. От Жан-Клода: «Je t’aime, ma petite» и от Никки Мердока: «Я знаю, что ты меня любишь. Тебе не надо написывать мне, чтобы доказать это.».

– Я в курсе, что меня это не касается, но как много народу ждет вашего сообщения, когда вы в отъезде? – Поинтересовался Ньюман.

– Достаточно. – Ответила я и вздохнула. Я прокрутила всю переписку и поняла, что не знала, кому должна позвонить утром, если по-прежнему буду в Мичигане. Я понятия не имела, сколько еще здесь пробуду, пока не узнаю больше об этом деле. Я убрала телефон.

– Вы меня сюда вызвали не для того, чтобы личную жизнь обсуждать. Что там с делом?

Ньюман улыбнулся и ответил:

– Шериф Ледук попросил, чтобы я вас с ним познакомил до того, как мы осмотрим место преступления. Оно в той же стороне, что и офиса шерифа, но подальше, так что мы не слишком собьемся с курса. Черт, да вы ведь и Бобби Маршана увидите. Может, придумаете вопросы получше тех, что задал я.

– Вы были воплощением своей фамилии, Ньюман (newman переводится как «новичок» – прим. переводчика), когда я вас встретила, но прошло уже несколько лет. Вы хорошо справляетесь с работой.

– Вы следили за тем, как я справляюсь? – Поинтересовался он, отвлекаясь от темной ночной дороги. Фары прорезали нам дорогу сквозь безлунную ночь.

– Я слежу за новичками, с которыми когда-то работала.

– А я слежу за карьерой маршалов, на которых хочу равняться, когда вырасту. – Ответил он.

Я рассмеялась.

– Если вы еще подрастете, мне понадобится лестница, чтобы пожать вам руку.

Он засмеялся вместе со мной, после чего мы несколько минут ехали в приятной дружеской тишине.

– Ну и темень. – Заметила я.

– Облака сегодня плотные, но они рассеятся. Будут видны звезды – так ярко, как я ни разу не видел ни в пустыне, ни над океаном.

– Дело не только в облаках, Ньюман. Прошлой ночью было новолуние, и сегодня будет ненамного светлее. Если Бобби Маршан уже много лет верлеопард… простите, элурантроп, то он не должен был перекинуться, когда до полной луны еще так далеко.

– Эта одна из тех вещей, которые заставляют меня задуматься о том, чтобы отозвать ордер. И не переживайте, я сам с трудом запоминаю все эти новые словечки. К тому же, мы знаем, что Бобби Маршан – леопард, так что нам не нужны общие термины. Тем более, когда мы одни.

– Отлично. Приятно знать. Меня бесит эта новая лексика. Ордер уже у вас на руках?

– Да, судья прислал его шерифу по электронной почте. Он был подписан через DocuSign спустя пару часов после обнаружения тела.

– Помню времена, когда получить ордер по факсу считалось высокими технологиями. – Заметила я.

– Ага, сейчас они везде. Быстрые и эффективные. Может, даже слишком эффективные.

– Сколько у нас времени по ордеру? – Спросила я.

– Примерно шестьдесят часов от изначальных семидесяти двух. Мне следовало позвать вас раньше.

– Если бы да кабы, Ньюман. Сконцентрируемся на том, что мы можем сделать здесь и сейчас. Сомнения в себе делу не помогут – только энергию сожрут и время.

Он глянул на меня и вновь посмотрел на дорогу.

– Может и так, но сейчас нам будет трудно добиться продления ордера.

– Да, учитывая, что вместо стандартных сорока восьми часов нам дали семьдесят два. Они точно не захотят накинуть дополнительные, ведь речь сейчас не об охоте в реальном времени. Подозреваемый уже пойман. Нам вряд ли дадут больше часов, а если вы не пристрелите его в положенные сроки, это расценят как уклонение от исполнения обязанностей маршала, что поставит крест на вашей карьере.

– Лучше уж на моей карьере, чем на жизни невинного человека.

– Вы сказали, что сомневаетесь в его вине, но у нас не было времени обсудить детали по телефону.

– Вы нужны были мне здесь как можно скорее, чтобы разобраться, что не так с этим делом.

– Я удивлена, что первый же полицейский, который обнаружил Бобби, не пристрелил его на месте. Чистый выстрел, закрытое дело.

– Если бы его нашли в крови рядом с телом его дяди, то наверняка так бы и вышло, но его обнаружили в спальне – он лежал там в отключке. Я не уверен, что он вообще попал бы под подозрение, если бы не был с головы до ног перемазан кровью.

– Я видела снимки с места преступления, которые вы мне прислали. На первый взгляд кажется, что жертву задрали когтями. Почему местным копам не повесить вину на единственного верлеопарда, который жил в одном доме с убитым? Я ничего не хочу сказать, но так именно рассуждают полицейские.

– Как и сказал Джим, Бобби – местный паренек. Его все любили. Он не напивался в хлам, не устраивал заварушек, да и семья у него достаточно богатая, чтобы покрыть нанесенный ущерб в случае чего.

– Большинство ликантропов осторожны с вещами, которые могут ослабить контроль над их внутренним зверем. Это касается и выпивки, и наркотиков, и даже ярких эмоций. – Сказала я.

Ньюман кивнул.

– Значит, Бобби был осторожен и держал себя в руках.

– Образцовый гражданин. – Заметила я.

– Так и есть. Я знаю, что у вас скорее всего не было возможности открыть файлы, не засветив их перед гражданскими, но вы видели снимки с места преступления?

– Ага.

– Заметили что-нибудь необычное?

– Укусов нет. Если бы тут был замешан леопард, он был точно укусил жертву разок-другой.

– Семья сказала, что мистер Маршан принимал сильные обезболивающие из-за старых травм и артрита. Теоретически, верлеопард мог почуять запах лекарств в теле и не захотеть его есть.

– Возможно. У меня есть друзья, которых я могу спросить об этом позже, но мне нужен перечень лекарств и дозировки.

– Я все записал. Я дам вам список.

– Я знаю, что яды используются при охоте на львов и других крупных кошек – они все равно кусают приманку. Химикаты также используют против крыс, мышей, кротов. Кошки съедают отравленную приманку и умирают. Я не уверена, что в случае с верлеопардом дела обстоят иначе.

– Бобби обнаружили в его постели, продрогшим, голым и с головы до ног в крови, но кровать была чистой.

– В смысле, простыни не были заляпаны кровью? Только его тело?

– Ага.

– А кровавые отпечатки рук и колен? Они должны были остаться, когда он залезал на кровать.

– Нет, их не было.

– Ну не прилетел же он туда на крыльях ночи. Даже вампиры в большинстве своем так не умеют. – Сказала я.

– Я знаю. Его тело также было слишком сильно испачканным для того, что с ним произошло. Его дядю убил кто-то в животной форме, и в таком случае шкура убийцы должна была пропитаться кровью, но Бобби перекинулся обратно в человека, что должно было смыть с него большую часть следов преступления.

– Кровавые отпечатки ног вели со сцены преступления в его спальню?

– Да, но они тоже какие-то странные.

– В смысле?

– Я не знаю, но отпечатки явно крупнее размера ботинок Бобби. Если бы речь шла об убийстве человека человеком, мы бы провели экспертизу, чтобы собрать улики и подтвердить или опровергнуть мои догадки, но поскольку мы имеем дело с убийством человека сверхъестественным существом, никто не станет проводить экспертизу, если только я не докажу ее целесообразность.

– Такими темпами Бобби Маршан будет мертв задолго до того, как нам одобрят экспертизу. – Сказала я.

– Я знаю, и у нас тут слишком маленький городок, чтобы можно было обратиться к кому-то с таким вопросом. Шерифу придется вызвать копов из города, чтобы нам предоставили экспертов, а он не видит в этом нужды. – Голос Ньюмана звучал абсолютно безрадостно.

– Ордер уже выписан, наша задача его выполнить.

– Я это знаю, Блейк. Я знаю, что единственное, что увеличит количество часов на выполнение ордера, это побег Бобби. Тогда нам придется охотиться на него.

– Это не даст нам дополнительных часов, Ньюман. Если подозреваемый сбежал, у нас есть все время на свете, чтобы выследить его и убить.

– Он закован и сидит в камере. Ему не сбежать, поэтому я вас и позвал. Я не против ликвидировать Бобби Маршана, если он реально слетел с катушек и убил своего дядю. Раз он настолько опасен, это будет к лучшему, но я не хочу выбить ему мозги, а потом обнаружить, что отпечатки не совпадают, что следы говорят о том, что мы ошиблись, что… С этим делом что-то не так, Блейк.

– Как раз поэтому я и прилетела на самом маленьком самолете, который я когда-либо видела. Чтобы помочь разобраться, убийца Бобби или нет.

– Ордер дает мне право звать подкрепление, если я сочту его присутствие необходимым. – Заметил Ньюман.

– Ордер дает вам право ангажировать людей, чьи навыки могут оказаться полезными и поспособствуют выполнению предписанного в нужные сроки с минимальными потерями.

– Я знаю, обычно речь идет о том, чтобы позвать лучших охотников и следопытов для поиска и поимки монстра, но я надеялся, что формулировка здесь достаточно пространная, чтобы я мог вызвать того, кто поможет мне убедиться, что Бобби Маршан не лишится жизни, если не заслуживает этого.

– Это похвально, Ньюман.

– Вы спасли мне жизнь в нашу первую встречу, а сейчас пролетели из другого штата, чтобы помочь мне спасти жизнь. Зовите меня Вин.

– Никогда не слышала такого сокращения от «Винстона».

– Меня звали Винстоном до шестого класса, потом я резко начал расти. К концу седьмого я уже был в баскетбольной команде.

– Выигрывающей баскетбольной команде, я полагаю. – Сказала я, улыбаясь и качая головой (игра слов: win в имени «Винстон» переводится как «победа», «выигрыш» – прим. переводчика).

– Да, все стали звать меня Вином, и мне это нравилось больше. – Ответил он, ухмыляясь.

– Ладно, Вин. Если я правильно помню, ты и сам бросился мне на помощь когда-то, но я прилетела не для того, чтобы спасать чью-то жизнь. Я, может, и спасу ее, но если мы осмотрим улики и поймем, что Бобби Маршан действительно виновен, нам нужно будет ликвидировать его.

Его улыбка исчезла без следа, и когда пролетающие мимо огни фар чужой машины скользнули по его лицу, он показался мне усталым и постаревшим.

– Я знаю. Если он виновен, я выполню свой долг. Но я хочу быть уверен в том, что убийство Бобби Маршана – это мой долг.

Я была согласна с Ньюманом, но я также знала, что как только ордер появился, очень трудно уклониться от его выполнения. Это убийство, вероятно, было самым ужасным в этом маленьком городе за последние годы, если не за все время его существования. Местные хотели, чтобы убийца был пойман и наказан. Они хотели снова почувствовать себя в безопасности. У нас было буквально несколько часов, чтобы выяснить, достаточно ли оснований для отзыва ордера, или хотя бы для того, чтобы повременить с ликвидацией до обнаружения достаточного количества улик.

После аэропорта Ханумана офис шерифа показался мне довольно просторным. В холле было достаточно свободно, чтобы уместились два стола с возможностью впихнуть третий, если постараться не задеть кофеварку. В дальней стене располагалась дверь. Что-то мне подсказывало, что если здесь и есть камера для заключенных, то она именно там, но ты никогда не знаешь, что еще может скрываться в таком маленьком помещении.

Шериф Ледук был как минимум пять футов и восемь дюймов ростом (172 см. – прим. переводчика), потому что моя голова не доставала до линии его плеч, но вес, который сосредоточился на его талии, создавал впечатление, что он куда ниже. Ему приходилось опускать свой ремень под живот, так что брюки держались скорее на бедрах, чем на талии. Не нужно пахать в тренажерке, как это делает SWAT, но возможность бежать в среднем темпе без риска получить сердечный приступ – это минимальное требование для полицейского. Я сомневалась, что Ледук способен вытянуть этот минимум.

Он улыбнулся и предложил мне рукопожатие, которым мы обменялись так, словно уже были в одной команде. Мне это понравилась и я надеялась, что это чувство было искренним.

– Зовите меня Дюк. Все так зовут.

У себя в голове я подумала: «Тебя зовут Дюк Ледук?», но озвучивать свои мысли не стала. Я не хотела подкалывать его. Учусь понемногу.

– А меня на работе обычно зовут «Блейк». – Сказала я, улыбнувшись. Я не хотела, чтобы он звал меня Анитой. На работе я оставляла свое имя для друзей, или хотя бы для тех, кого знаю лично. Обращение по фамилии помогает держать дистанцию, актуальную для любой женщины в мужской профессии.

– Что ж, Анита… Я могу называть вас Анитой? – Улыбнулся он.

Я хотела спросить, зовет ли он Ньюмана по имени, но не стала. Шериф Дюк Ледук вел себя дружелюбно, и меня это радовало. Он нам понадобится, если мы хотим отсрочить ордер. Я могу пожертвовать своим именем ради этого.

– Конечно. – Ответила я и постаралась, чтобы моя улыбка не походила на оскал.

Ньюман тоже улыбался, но казался вполне искренним. Мы все вели себя чертовски прилично – так, как будто четырнадцать часов назад они не нашли труп истерзанного местного жителя. Наша обходительность казалась почти печальной, словно мы собрались здесь вовсе не потому, что в городе произошло убийство.

– Как там держится Бобби? – Спросил Ньюман. Улыбки всех присутствующих тут же угасли.

Ледук – я не могла думать о нем, как о «Дюке», – покачал головой. Если только вы не Джон Уэйн, вы не можете называть себя так (Джон Уэйн – американский актер, «король вестерна», носил кличку Duke, что переводится как «герцог» – прим. переводчика). Свет упал на него, и он вдруг показался мне ужасно усталым.

– Думаю, если бы мы не приковали его к койке в камере, он бы наложил на себя руки.

– Когда я его опрашивал, он не был в суицидальном настроении. – Сказал Ньюман.

Шериф пожал своими большими плечами, и в этом движении промелькнул размер его тела и, возможно, атлетическое прошлое.

– Полагаю, он начинает верить, что действительно сделал это. Рэй был ему как отец – единственный отец, которого Бобби когда-либо знал. Как бы вы себя чувствовали, если бы проснулись и поняли, что натворили?

– Вы сказали «проснулись», но, насколько мне известно, Бобби Маршан обычно отключается после того, как перекидывается из животной формы в человеческую. – Заметила я.

– Это типично для всех ликантропов… то есть, териантропов. Тот факт, что после перемены оборотни несколько часов лежат в отключке, это наше единственное преимущество в ситуации, когда они начинают убивать людей.

– Не все оборотни отключаются после перемены. – Сказала я.

– Слава богу, Бобби не из их числа. Иначе мы бы до сих пор искали его в лесу.

– Он много времени проводил на природе, как человек? – Спросила я.

Ледук кивнул.

– Он вырос в походах с Рэем. Они обожали выбираться на природу, и часто делали это – еще до того, как Бобби подхватил ликантропию. Парень хорошо знает местные леса.

– Насколько серьезно желание Бобби наложить на себя руки, Дюк? – Поинтересовался Ньюман.

– Сложно сказать. Достаточно серьезно, чтобы я об этом рассказал. За ним сейчас присматривает Фрэнки, так что лучше у нее спросить, как он там. В эмоциях у него полный бардак. Минуту назад он кажется нормальным, а потом начинает бормотать что-то, и ты понятия не имеешь, что он может ляпнуть. Сказал, что если это он убил дядю Рэя, то заслуживает смерти. Много раз это повторил.

– Это не совсем речи суицидника. – Сказала я.

– По моему опыту ребята, которые говорят, что заслуживают смерти, не слишком долго ждут, чтобы наложить на себя руки. Они могут не преуспеть в этом. Это может быть просто крик о помощи, но иногда этот крик заглушить невозможно. Он становится перманентным.

– Перманентное решение для временной проблемы. Я о суициде.

Ледук уставился на меня, сощурившись.

– Иногда. Но Рэй отдал концы насовсем, и Бобби ничего с этим не сделает. И сказать ничего не сможет, чтобы это изменить. Для него эмоции по поводу произошедшего отнюдь не временная штука. Они разрывают его изнутри.

– Прошу прощения за свою формулировку, шериф. Вы правы. Полагаю, вы чаще имеете дело с самоубийцами, чем я.

– Чаще, чем вы могли бы представить в таком маленьком городке. – Заметил он, и внезапно показался поношенным. Не усталым, а буквально поношенным. Он поправил ремень, будто пытался подтянуть его туда, где ему следовало быть. Это казалось привычным движением, которое больше не срабатывало – как когда ты пытаешься убрать волосы с лица, а стрижка у тебя уже короткая.

– Кто бы ни умер пока я исполняю свои обязанности, он умрет не по причине суицида. – Сказала я.

– Моей первой формой была армейская. Я принимал участие в боях. Думал, что там было паршиво, но иногда я скучаю по этому. Это лучше, чем умирать в маленьком городке на болоте. – Дюк показался мне задумчивым, слишком честным для разговора с человеком, которого видел первый раз в жизни.

– Дюк, ты в порядке? – Спросил его Ньюман.

Это против мужских правил – спрашивать о таких вещах, но когда разговор заходит о суициде, и с чьих-то губ слетают такие горькие слова, ты нарушаешь эти правила. Большинство из тех, кто носит форму, рано или поздно понимают, что мы не можем придерживаться кодекса крутых парней, когда кому-то из нас плохо. Слишком много людей мы так потеряли, слишком много мужчин и женщин. Каждый день в Америке двадцать два ветерана кончают жизнь самоубийством, и это не только солдаты, которые едва вернулись домой со стажировки. У ночных кошмаров и депрессии нет сроков давности. При таком количестве смертей очевидно, что нам давно пора говорить друг с другом о чувствах чаще, чем мы это делаем.

Я все еще была рада, что Ньюман не стал форсировать эту тему. Я слишком мало знала Дюка, чтобы вести с ним задушевные беседы.

Он покачал головой.

– Я знал Рэя больше тридцати лет. Я был здесь, когда его сестра и ее муж умерли, оставив Бобби сиротой. Мальчишке было два-три года, а у Рэя никогда не было времени на своих собственных детей. После колледжа он с головой окунулся в карьеру, но поменял свою жизнь ради того, чтобы стать отцом этому маленькому мальчику. Он продал компанию, потому что не мог быть генеральным директором и отцом одновременно. Он мне так и сказал однажды. Продал свою компанию в очень удачный момент и заработал на этом столько денег, сколько прежде не видел, но к моменту аварии все пошло насмарку. Он понятия не имел, что так случится. Мальчишку он любил, как родного, а теперь он мертв. Мертв плохой смертью. Последний раз я такую смерть видел лет десять назад – это было нападение медведя. Рэй не должен был так умереть, а теперь умереть предстоит и Бобби.

Шериф вновь покачал головой. Его глаза чуть поблескивали, когда он снял шляпу и сказал:

– Я отвезу вас на место преступления.

– Дюк, я знаю дорогу. – Мягко произнес Ньюман.