Текст книги "Запрещённый приём (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

Ньюман оставил свой телефон и мой – на всякий случай. Доктор убедил нас, что позволит опросить Джоселин, когда она очнется. Лучшего нам все равно не добиться, так что мы согласились и покинули больницу.

36

– Это было умно. – Заметил Олаф, когда мы направлялись к машине через парковку.

– Что? – Не поняла я.

Он посмотрел на меня.

– Не скромничай, Анита. Ты пошатнула гнев доктора и заставила его прислушаться к нам.

– Я был уверен, что ты просто подначивала его, потому что он тебе не нравится. – Удивился Ньюман.

– Я понятия не имела, к чему это приведет, но надеялась охладить его пыл. Иногда можно сбить человека с ног вербально – это как подножка. Он замрет на секунду или потеряет равновесие, и в этот момент ты можешь действовать.

– Ты была так же хороша в словесных играх, когда мы познакомились? – Поинтересовался Олаф.

– Нет, даже близко нет.

– Хорошо. Мне не нравится думать, что моя ненависть к женщинам ослепила меня, и я упустил из виду твои навыки.

– Ты ненавидишь женщин и вот так просто говоришь об этом женщине? – Удивился Ньюман.

– Я в курсе, как Отто относится к женщинам. – Сказала я.

– У нас нет секретов друг от друга. – Добавил Олаф и посмотрел на меня вниз.

Я встретила его взгляд и пожала плечами.

– Полагаю, что так.

– Я, кажется, что-то пропустил. – Заметил Ньюман.

– До хрена всего, но ничего из того, что поможет нам спасти Бобби, так что давай сосредоточимся на деле. – Ответила я.

Ньюман, казалось, заколебался, когда мы уже оказались рядом с джипом, и, наконец, покачал головой.

– Храните свои секреты. Сегодня я сделаю вид, что мне все равно. Просто помогите найти настоящего убийцу, чтобы мне не пришлось убивать Бобби.

– Это не будет убийством, Ньюман. – Возразила я.

– Блейк, если я пристрелю Бобби, зная, что он этого не делал, то неважно будет, значок на мне, ордер или что еще. Если я убью его, зная, что он невиновен, то это будет против моей морали, и сделает меня убийцей.

– Убийцы здесь не мы, Ньюман. А тот, кто подставил Бобби.

– Ты будешь способом убийства, но не убийцей. – Произнес Олаф.

Мы с Ньюманом уставились на него.

– Что? – Переспросил Ньюман.

– В офисе шерифа ты сказал, что убийца использует тебя, чтобы совершить преступление. В таком случае, ты будешь либо способом убийства, либо его орудием, которым убийца избавится от своей второй жертвы, но самого тебя это убийцей не сделает. – Ответил Олаф.

– Он прав. – Согласилась я.

– Я не стану орудием убийства Бобби.

– Тогда давайте выясним, кто виноват. – Предложила я.

– Как мы это сделаем? – Спросил Ньюман.

– Ну, это нам и предстоит узнать.

37

Шериф Ледук встретил нас в дверях своего офиса.

– Что за хрень вы мне здесь устроили? Почему мне звонит адвокат по имени Аманда Брукс и заявляет, что мы не можем казнить ее клиента?

– Мы в сомнительном положении, Дюк. Если Бобби будет просто сидеть в клетке, ему же понадобится законный представитель, разве нет? – Заметил Ньюман.

– Нет. – Возразил Дюк. – Он уже должен быть мертв, а мертвые парни не получают элитных адвокатов, которые с ними носятся. – Ледук ткнулся в лицо Ньюману, практически задевая его полями своей шляпы Медведя Смоки, как он уже это делал с помощником Рико.

Ньюман сделал шаг вперед и Дюк едва не запнулся, как будто Ньюман толкнул его, используя шляпу, как опору. Он прошел в дальний конец комнаты мимо шерифа, я последовала за ним. Ледук так злился на Ньюмана, что на меня вообще не обратил внимания. Я получила шанс осмотреть комнату. Ливингстон сидел в клиентском кресле у стола шерифа, а Олаф – в кресле у стола для его помощников. Кейтлин стояла в углу неподалеку от Олафа. У нее на лице застыло то дружелюбно-вальяжное выражение, которое иногда появляется у некоторых людей, когда они уверены, что их флирт идет успешно. Олаф смотрел на нее снизу вверх. Его лицо наверняка было довольным, иначе она бы так не радовалась.

Ньюман остановился у двери, разговаривая с шерифом. Поскольку ничего ужасного между Кейтлин и Олафом не происходило, я осталась рядом с Ньюманом, чтобы оказать ему поддержку в случае чего.

– Мне жаль, что тебя это огорчает, Дюк, но я должен был так поступить.

– Свою работу ты делать должен, Вин!

– Я был копом до того, как стал маршалом. И я все еще стараюсь быть копом.

– Ты и не прекращал им быть, Вин. – Сказал Дюк.

– Я все еще ношу жетон, но все остальное изменилось.

– Боже, ты слишком заморачиваешься.

Ньюман улыбнулся, но это была не слишком счастливая улыбка.

– Знаю. Отец говорит, что я всегда так делаю.

– Если ты осознаешь свою слабость, тебе следует поработать над тем, чтобы избавиться от нее. – Заметил Дюк.

– Я не думаю, что это слабость. Это просто часть меня.

– Ага, служитель закона, который заморачивается и колеблется, когда надо действовать.

– Я видела Ньюмана в полевых условиях. Он нормально справляется. – Вмешалась я.

Олаф встал, оборвав Кейтлин посреди очередной заигрывающей тирады.

– Ньюман не колеблется во время охоты.

– Высокая похвала от вас двоих. – Заметил Ливингстон.

– И вполне заслуженная. – Ответила я.

– Многие молодые маршалы тратят время на раздумья и моральные дилеммы, но в нужный момент он будет драться. – Сказал Олаф.

– Разве не всем нам следует задумываться о морали в контексте нашей работы? – Поинтересовалась Кейтлин.

– На вашей работе – возможно, но в нашем случае лучше ее не иметь.

– Кого не иметь? Морали?

– Да. – Ответил Олаф.

– Но вы же не можете взять и заткнуть свою совесть. – Возразила она.

Олаф улыбнулся ей, не пытаясь скрыть черную пустоту своих глаз. Она посмотрела на него и вздрогнула. Его улыбка стала шире, но глаза остались прежними: пустыми и черными, как у акулы.

– Это что, игра такая? – Спросила Кейтлин.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ты же притворяешься, да? Когда смотришь на меня этим мертвым взглядом, как психопат какой-нибудь.

Олаф вновь улыбнулся ей, и на этот раз его улыбка была настоящей – не той, которую он использовал для флирта. Такими улыбками он одаривал меня годами – улыбками, которые говорят о том, что он думает о тебе не только без одежды, но и без кожи, а еще, пожалуй, о том, что он не прочь откусить от тебя кусок – в буквальном смысле. Эта улыбка не имела никакого отношения к тому, что он верлев. Подобное дерьмо было типично для Олафа задолго до того, как он подхватил ликантропию.

Глаза Кейтлин расширились, а дыхание участилось. Ее страх висел в воздухе вокруг нее и был настолько силен, что казался почти осязаемым. Я вклинилась между ними, разрывая зрительный контакт, чтобы вывести Кейтлин из этой игры, потому что именно это и делал Олаф – он с ней играл.

– Мы поедем на место преступления. Надо проверить, как там дела. – Сказал Ливингстон.

Он не видел, как Олаф смотрел на Кейтлин. Олаф превосходно умел скрываться на открытой местности – во всех смыслах. Я легонько подтолкнула Кейтлин к нее куртке, которую уже приготовил для нее Ливингстон. Она шагнула вперед и взяла ее.

– Возможно, я сделаю для тебя исключение, Кейтлин. – Сказал вдруг Олаф.

– Какое исключение? – Спросила она, надевая куртку.

– Блондинки. Возможно, мне стоит попробовать блондинку хотя бы один раз.

Сказав это, он перевел взгляд на меня. Я знала, о каком «попробовать» он говорит. Мысль о том, что он сотрет с нее весь этот ум, опыт и красоту посредством пыток свернула в узел мой желудок. Внутри меня поднялся страх. Я боялась его и тех вещей, которые его заводили. Его желания были настолько ужасными, что не существовало безопасного способа сублимировать их, не было никакой возможности превратить их во что-то нормальное. Я видела, как его истинное лицо проклюнулось наружу и нацелилось на другую женщину, чтобы получить от нее ту же реакцию, какую он когда-то получал от меня – я видела это и ненавидела его за это. Ненавидела за то, что с ним всегда так сложно, и что кто-то вроде него был полезен в нашей работе – что он был так же хорош в ней, как и я. Что можно сказать обо мне, если с кем-то вроде Олафа я примерно равна по навыкам, и если у меня на счету больше легальных убийство, чем у него? Ничего хорошего.

Ньюман позади нас благодарил Ливингстона за помощь. Если бы не Кейтлин, никто кроме меня не увидел бы, насколько сильно соскользнула с Олафа его маска. Он обожал снимать ее вот так, внезапно, чтобы ошарашить, но только если не охотился на тебя в этот момент. Если ты просто добыча, он будет прятаться в высокой траве, как лев, который поджидает антилопу, и бросится в атаку только когда она подойдет достаточно близко. Кейтлин получила мое старое место в меню Олафа. При таком раскладе он больше напоминал гепарда, который разгуливает по саванне без прикрытия. Антилопа не знает, когда он бросится в атаку, и на нее ли он вообще нацелился. Я же этой блядской антилопой не была.

Я очень много работала над тем, чтобы держать под контролем своих внутренних зверей, но в этот момент я хотела, чтобы Олаф вспомнил, что я больше не еда. Да, он большой и сильный, но это еще не делает его королем.

Я подумала о своей львице, а может, это она подумала обо мне. Не так, как это делает человек, но в своем собственном стиле она понимала меня и мой мир куда лучше всех моих прочих зверей. У нас с ней коммуникация была налажена, в отличие от тех, кто просто пытался прогрызть себе путь наружу через мое тело. Она и раньше давала мне сигналы, позволяя понять, чего хочет, но на этот раз мы с ней были солидарны: пошел ты на хрен, царь зверей, нам обоим известно, кто приносит еду (в дикой природе пищу для прайда добывают львицы, а не львы – прим. переводчика).

Олаф принюхался и повернулся ко мне.

– Я ощущаю… твой новый парфюм, Анита.

Он сказал не то, что собирался сказать, и таким образом сохранил наш секрет. Да, все присутствующие знали, что мы с ним – носители ликантропии, но это не то же самое, как сказать, что, дескать, львом запахло. Только другие ликантропы, вернее, териантропы, могли учуять запах зверя, который поднимался к поверхности чужого тела.

– Я надела его специально для тебя. – Сказала я, понизив голос на октаву.

– Что происходит? – Встряла Кейтлин, переводя взгляд с Олафа на меня и обратно.

Ливингстон потер ладони друг о дружку так, словно замерз, но я не сомневалась в том, что мурашки у него на коже бегали от того, что он почувствовал силу. Он заметил ее, когда я была в клетке с Бобби, но тогда мы были куда ближе к тому, чтобы один из нас перекинулся. Если Ливингстон мог почувствовать то, что происходит сейчас, то как экстрасенс он круче, чем я думала.

– Помощь нужна, маршалы? – Поинтересовался он.

– Нет. – Ответила я. – Спасибо за беспокойство. У нас все под контролем. – Я говорила это, не отрывая взгляд от Олафа.

– Ты уверена? – Спросил Олаф, тоже понизив голос.

– Уверена. – Ответила я.

Моя львица направилась вперед по длинной тропинке внутри меня – каждый шаг она печатала так, будто подкрадывалась к газели на водопое. «Мы не сможем подкрасться к нему незамеченными» подумала я. Моя львица посмотрела на меня своими янтарными глазами, и я поняла, что она задумала: Олаф не ожидал, что мы будем с ним драться. Мы подкрадывались к нему на открытой местности – так, как это делают гепарды.

– Если вы оба так считаете. – Сказал Ливингстон и повернулся к своим коллегам. – Дюк, Ньюман, как насчет проводить нас до машины?

– Вы идите. – Ответил Ньюман. – Мне тут кое-что перепроверить надо с моими коллегами-маршалами.

Дюк начал протестовать, но Ливингстон положил руку ему на плечо и начал втирать что-то про шансы на победу у местной спортивной команды в этом году. Этого хватило, чтобы отвлечь Дюка и вывести его за дверь.

– Тебе стоит присоединиться к ним, Ньюман. – Произнес Олаф.

– Мне и здесь хорошо.

Я колебалась. С одной стороны, я не хочу оставаться один на один с Олафом чаще, чем требуется, а с другой – я не была уверена, что хочу подвергать риску жизнь Ньюмана. Львица уставилась на меня своими золотыми глазами и подумала, сказала, транслировала мне в голову: Ньюман – наш львенок, большой и взрослый львенок, но мы все равно хотим его защитить. Она была права. Я относилась к Ньюману, как к ребенку, а он им не был. Мое замешательство было непонятно моей львице, и она начала пятиться обратно во тьму, но оставила мне одну мысль: она хотела самца, но не того, который стал бы убивать ее львят. Она не сказала мне об этом буквально, но суть ее послания была именно такой.

Я стояла, чувствуя, как ощущение моей львицы и ее запах постепенно испаряются вокруг меня. Но даже так я поняла, что она хотела мне донести.

– Ступай с остальными, Ньюман.

– Блейк, ты уверена?

– Да. – Ответила я. Я была необычайно спокойна и смотрела на Олафа.

Он все еще сидел на своем месте. Даже терпкий запах моей львицы в воздухе не был воспринят им, как угроза. Ни ее, ни меня он не считал за угрозу.

– Ты ее слышал. – Сказал Олаф.

– Я не с тобой разговариваю. – Возразил Ньюман.

– Иди, Ньюман. – Бросила ему я. – Нам просто нужно немного поболтать наедине. Это займет всего пару минут.

– Хорошо бы. Я не могу вечно отвлекать Дюка.

Я почувствовала, как он двинулся с места, и услышала, как захлопнулась за ним дверь, но все это время я смотрела на Олафа.

– Куда ушла твоя львица, Анита?

– Она все еще здесь и у нее есть для тебя послание. Вернее, у нас обеих.

Его губы растянулись в высокомерной улыбке. Он и так всегда был самым большим мальчиком на полях саванны своей жизни, а теперь он был верльвом. Они тоже чертовски высокомерны, потому что обычно у себя в саванне они – самые крупные и опасные хищники. Я задумалась, повлиял бы на его характер другой внутренний зверь – скажем, волк или леопард, но мы никогда этого не узнаем. Исполнитель для этой роли уже выбран, и это был лев.

Его улыбка начала гаснуть. Думаю, я пялилась на него слишком долго. Он не очень понимал. что я делаю, а его волновало, что я делаю. Это была брешь в его доспехах – так же, как моей брешью был мой страх перед ним.

– Какое послание, Анита?

– Ты ей нравишься. Она считает, что ты достаточно силен, чтобы стать львом моего зова и ее королем.

Его высокомерная улыбка вернулась.

– Твоя львица умна.

– Она не поняла, почему я просто не прыгнула к тебе в объятия еще во Флориде, но сейчас понимает. Мы не станем парой королю, который убивает львят. Лучше уж вообще без короля.

– Львят? У тебя нет детей.

– Кейтлин – наш львенок. Или подруга-львица. И нам не нравится, что ты играешь с ней в кошки-мышки.

– Я просто шутил. Тебе известно, что мне не нравятся блондинки.

– Ты и со мной так шутил когда-то.

– Ты ревнуешь?

Я вздохнула и подумала, как объяснить ему это.

– Слушай, Мориарти, если я и правда твоя Адлер, то ты должен понимать, что мне не нравится, когда ты угрожаешь другим женщинам. Так тебе не завоевать мое сердце, и ты об этом знаешь.

Он нахмурился.

– Значит, теперь я не могу даже подначивать других женщин? Я перестал делать с ними другие вещи, потому что ты этого не одобряешь. Ты понятия не имеешь, чего мне стоило отказаться от… этих вещей.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Могу себе представить. И я правда ценю, что ты пытаешься вести себя хорошо.

Олаф поднялся с места и он был зол. Я понятия не имела, чем его разозлила, но жар наполнил комнату, будто кто-то врубил термостат на полную мощность. Энергия его зверя танцевала на моей коже. Боже, как же он был силен. Моя львица встрепенулась, моргнула в мою сторону янтарными глазами. Если мы сможем приручить его, он будет хорош, но она, наконец, поняла, что с ним не так – он был убийцей львят, и ей это тоже не нравилось.

– Я не ребенок, чтобы мне указывали, как себя вести!

– Я не это имела ввиду.

– Именно это ты и имела ввиду. Все твои мужчины – подкаблучники, но меня тебе не приручить. Даже тебе не по силам сделать это. – Олаф шагнул на меня, сжимая руки в кулаки по бокам своего тела.

Мне хотелось отступить назад. Места для маневра у меня не было, но он был так зол… Я втянула воздух, словно пытаясь уловить этот запах, и почувствовала его. Его зверь был теплым, а его гнев был горяч. Жар, который приятно будет выпить жадными глотками. У меня буквально заныло в желудке от близости такого лакомства. Все, что мне нужно было сделать, это коснуться его – коснуться, чтобы напитаться этой яростью.

Я обняла себя за плечи, не доверяя своему телу на таком расстоянии от Олафа, потому что если что и сорвет с меня амплуа потенциальной подружки серийного убийцы, так это ярлык пищи на нем самом.

Я решила, что попробую сказать ему правду.

– Ты здесь не единственный, кто пытается не множить свои жертвы, Олаф. – Мы были одни, так что я могла называть его так.

Он сделал еще один шаг – на этот раз медленно. Я должна была испугаться, но я знала, что он не убьет меня сейчас. Он столько всего хотел со мной сделать – быстрая смерть его точно не устроит.

– Я так старался с тобой, Анита. Больше, чем с кем-либо.

– Я это знаю, и я пытаюсь делать для тебя то же самое.

– Что это значит? – Спросил он, буквально рыкнув на меня.

Львица внутри меня подобралась, готовая к прыжку, но кому от этого будет хуже – мне или Олафу?

– Это значит, что я питаюсь не только сексом, и я очень стараюсь не покормиться на тебе.

– Я знаю, что ты пытаешься избежать секса со мной.

Блеск. Он просто взял и проигнорировал все, кроме секса. Впрочем, этого следовало ожидать.

– Это не то, что я сейчас сказала, Олаф.

– Это правда.

– Да, потому что ты не можешь дать мне гарантию, что тебя устроит просто секс. Разве тебя самого не парит, что если мы с тобой займемся сексом, ты можешь не удержаться и слетишь с катушек? Захочешь перейти, так сказать, на следующий уровень пиздеца?

– Я уже говорил тебе, Анита, что вещи, которые я хочу делать с тобой, требуют, чтобы ты была цела и невредима. Я хочу не одной ночи с тобой, но многих ночей, и ради этого я готов искать другие пути.

Его гнев начал угасать. Этого оказалось достаточно, чтобы сосущее чувство голода внутри меня наконец отъебалось. Я ведь недавно ела обычную пищу. И я кормила ardeur перед тем, как выехала из дома. У меня не должно было возникнуть проблем с голодом так рано. Сейчас я могла не кормиться сутки без каких-либо побочных эффектов. Так почему же его гнев казался мне таким соблазнительным?

– И я очень стараюсь помочь тебе в этом, но я еще и на гневе питаюсь, Олаф. Ты понимаешь, что это значит для нас с тобой?

Он нахмурился.

– Что значит ты питаешься на гневе?

– Это значит, что я могу питаться эмоциями.

Он нахмурился сильнее.

– Я не понимаю.

– Ты когда-нибудь сражался с вампиром, который питается страхом?

Он кивнул

– Вот что-то типа того, только я не страхом питаюсь, а гневом.

– Значит, если я сейчас разозлюсь, это искусит тебя?

– Да.

– Но ты не хочешь кормиться от меня.

– Нет, по крайней мере, не так.

– Как давно ты кормишься на гневе?

– Пару лет.

– Эту способность ты делишь с Жан-Клодом?

– Нет.

– Тогда откуда она у тебя?

– Возможно я позаимствовала ее у другого мастера-вампира, но есть вероятность, что это лично моя тема. Мы эту способность не афишируем, так что я стараюсь не палиться.

– Почему? Она настолько ужасна?

– Когда она только появилась, я могла случайно стереть память человеку, от которого напиталась. Трудно объяснить окружающим такие штуки.

– А сейчас? – Спросил он.

– Сейчас это просто ослабляет того, на ком я кормлюсь. И его гнев проходит полностью. Я буквально высасываю эмоции.

– Вампиры, которые питаются страхом, пугают своих жертв и множат страх для дальнейшего питания.

Я кивнула.

– Да. Один парень бесился от того, что я делаю, и его гнев только рос. Я высосала его настолько, что он на ногах стоять не мог.

– Ты это сделала нарочно?

– В первый раз – нет, но в последний – да.

– Почему?

– Он сексуально домогался одной из наших охранниц, а потом, даже когда я напомнила ему, кто я такая, повел себя неуважительно уже со мной.

– Это произошло с одним из твоих телохранителей?

Я кивнула.

– Тебе следовало показать ему, где его место, Анита.

– Я так и сделала, но это не наш с тобой случай. Если я покормлюсь на твоем гневе, это будет неуважительно к тебе, и даже более того. Знаешь, я думаю, мы с тобой похожи. У нас с тобой гнев – это стандартная эмоция.

– Я не уверен, что понимаю, что значит «стандартная эмоция».

– Если я не знаю, что мне чувствовать, я чувствую гнев. У меня внутри целая яма гнева – она там с тех пор, как умерла моя мать. Думаю, у тебя внутри тоже есть что-то такое.

– Хочешь сказать, я – маленький мальчик, обиженный на весь мир?

– Я, блядь, только что поделилась с тобой тем фактом, что смерть моей матери переебала мне всю жизнь еще в детстве, а ты пытаешься найти в этом оскорбление. – Моя ярость начала подниматься внутри – так же, как она это делала всегда.

– Я этого не хотел. – Возразил он.

– Тогда хватит обижаться, когда никто не пытался тебя обидеть. Я пытаюсь объяснить, что в нас обоих сидит хренова туча ярости. Это вроде как основа нашей личности.

– Вероятно. – Ответил он задумчиво, как будто в самом деле пытался меня понять.

– Если это действительно так, то я, нажравшись твоего гнева, буквально пожру твою душу. Я этого делать не хочу.

Олаф посмотрел на меня очень внимательно, и я почти видела, как крутятся шестеренки у него в голове, пока он пытается понять, что я хочу ему донести.

– Думаю, ты все усложняешь, Анита.

– Так и есть, но это не значит, что я ошибаюсь.

– Ты могла сохранить эту способность в тайне от меня, и использовать ее, если бы я напал на тебя по-настоящему. Это была бы хорошая защита.

– Я об этом думала, но мы же типа пытаемся не доводить до греха?

– Верно. – Согласился он.

– У меня не всегда получается контролировать эту штуку. Я уже лучше с ней справляюсь, но она чаще других моих способностей выходит из-под контроля, и твой гнев сейчас пахнет для меня чертовски вкусно.

– Шериф часто злится. Почему ты не покормилась на нем?

– Я думала об этом, но его гнев меня почему-то не прельщает. Неаппетитный он какой-то.

– А мой гнев для тебя аппетитный?

– Да. Я же только что сказала.

Он улыбнулся.

– Да. Ты сказала, что он пахнет вкусно.

Я закатила глаза.

– Может, мне стоило использовать другое слово, но смысл был передан верно.

– Мне нравится, что ты считаешь мою ярость вкусной, Анита. – Он сделал еще один шаг в мою сторону, но это не был резкий или разгневанный шаг. Это было почти мягкое движение, с которым он потянулся ко мне.

Я хотела отойти, но отступать не хотела. Да и он пока ничего плохого не сделал. Часть меня орала: «Беги! Беги, черт побери!», но я не могла убегать вечно. Мы либо придем с ним к консенсусу, либо я его убью. Если у нас и был какой-то третий вариант, то я о нем не знала.

Олаф почти дотронулся до моего лица, но замешкался.

– Могу я коснуться твоего лица?

Если бы он просто меня потрогал, я бы возмутилась, что он ни хрена не слушал, когда я говорила с ним за завтраком, но он спросил моего разрешения.

– Конечно. – Ответила я. Мой голос не был так уверен в том, что я сказала, и прозвучать твердо мне не удалось.

Его огромная рука коснулась моей щеки в таком нежном жесте, какого я и ожидать от него не могла. Олаф смотрел на меня сверху вниз. Мы изучали друг друга, и было только одно слово, которое могло бы описать происходящее. Я призналась самой себе, что между нами было сексуальное напряжение, и где-то очень глубоко внутри мелькнула мысль: «Как жаль, что он так поломан». Я не знала, что он думал обо мне в этот момент, но вряд ли это было что-то ужасное, потому что он спросил:

– Могу я тебя поцеловать?

– Я обычно не целуюсь до первого свидания. – Сказала я, пытаясь шутить, но мое дыхание сбилось. Шутка перестает быть смешной, если ты не можешь правильно ее подать. Я слишком сильно замешкалась с ответом.

– Могу я тебя поцеловать? – Повторил он свой вопрос.

Я не знала, что сказать. Логичнее было согласиться, безопаснее – отказаться. Может, где-то здесь был зарыт и третий вариант. Так или иначе, я уже не могла контролировать свой пульс. Его ладонь на моей щеке была такой огромной, что покрывала и мою шею, но само прикосновение было нежным. Он играл по правилам, которые я ему озвучила. А я всегда считала, что усилия должны вознаграждаться.

Так что я прошептала:

– Да.

Олаф наклонился ко мне. У меня в памяти всплыли те два раза, когда мы целовались с ним раньше. В обоих случаях мы извлекали сердце вампиру, отрубали ему голову и были по локоть в крови. Насилие и кровь возбуждали Олафа. Как я могла позволить ему поцеловать себя после такого? Но именно это я и сделала. Его ладонь на моем лице, в мягчайшем из прикосновений, и мой пульс, подскочивший в глотку так, что я не столько почувствовала его губы, сколько ощутила свое собственное сердцебиение у себя на языке.

Он отстранился и шепнул:

– А сейчас ты меня боишься. Почему?

Мне пришлось сглотнуть прежде, чем я смогла ответить, потому что во рту пересохло.

– Я вспомнила, как мы целовались с тобой до этого.

Он улыбнулся, и эта улыбка наполнила счастьем темные провалы его глаз.

– Как и я.

Я отступила на шаг и меня чуть не пришибло дверью, которая распахнулась за моей спиной.

– Вы идете, Блейк? – Поинтересовался Ледук, уставившись на нас с Олафом.

Я кивнула.

– Ага. Как раз не помешает свежий воздух.

Я протиснулась мимо него и встала у крыльца под прохладным ветерком, делая глубочайший из вдохов.

– Ты в порядке? – Спросил Ньюман.

Не знаю, что бы я ответила, но в этот момент арендованный внедорожник остановился у подъезда, и оттуда вышел Эдуард.