Текст книги "Избранное"

Автор книги: Хьюго Клаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

Действие четвертое

Андреа спит все в той же позе. Слышится шум дождя. Шесть часов утра, бледный рассвет за окном. Звонки в дверь: три коротких, один долгий. Андреа вздрагивает, просыпается, бежит к двери. Возвращается с Томасом. Он вымок до нитки, выглядит измученным.

Андреа. Ой, ты весь мокрый. Гулял под дождем?

Т о м а с. Нет, сидел на скамейке.

Андреа (снимает халат). Ну-ка, накинь. Только сначала сними свитер.

Томас садится на кушетку, Андреа стаскивает с него туфли, подвигает свои тапочки.

Томас (дрожа). Я сидел там, в парке, было совсем безлюдно, одни только утки. Потом небо стало проясняться. Начали слетаться птицы. И я подумал: хорошо бы дождь промыл мою голову, просочился бы прямо в мозг и унес с собой все черные, страшные мысли, как ливень дочиста отмывает камни, – вот что я подумал. О, Андреа!

Андреа. Что у вас произошло с Хилдой?

Томас. Я смотрел на воду, по ней расходились круги от дождя. Утки спали, покачиваясь на воде, они ведь не мокнут из-за своего оперения. Одну маленькую уточку течением стало относить в сторону. Она уплывала, так и не проснувшись. А дождь все лил и лил. Я думал: хорошо бы и меня вот так же унесло дождем. Иногда мне кажется, Андреа, лучше бы меня вообще не было на свете.

Андреа. Так что же все-таки произошло у тебя с Хилдой?

Томас. Я испугался. А теперь мне уже не страшно. Все прошло.

Андреа. Что она сделала?

Томас. Она сказала: «Томас, ты не должен бояться». Почему она так сказала? Если бы она этого не говорила, если бы не напугала меня этими словами, может, я и не убежал бы. Но когда я взглянул на нее и она разделась…

Андреа. Совсем?

Томас. Да. Сперва она мне это сказала, а потом вдруг сбросила платье. Я думал, у нее под платьем рубашка и лифчик, как у тебя и у мамы, но оказалось, что на ней больше ничего нет. Когда я увидел ее, совсем голую, мне стало так жутко, что даже дыхание перехватило. Я так испугался, Андреа, а она подходит ко мне и протягивает руки, будто схватить хочет. Я стою ни жив ни мертв. Не знаю почему, меня вдруг обдало жаром, я хотел выбежать из комнаты, но она не пускала. Схватила меня за рукав и шепчет: «Ты любишь меня, Томас?» Она покраснела, вся зашлась и дышит мне прямо в лицо…

Андреа. А ты что?

Томас. Да ничего. У меня в тот момент сердце ушло в пятки, я подумал: вот сейчас она вцепится мне в лицо ногтями, а она подступала все ближе и ближе… и тогда я закричал.

ГІауза.

Андреа. И убежал в парк?

Томас. Нет. Я побежал к менееру Албану, но он спал, и слуга не позволил будить его. Наверно, из-за его почтенного возраста, да, Андреа?

Андреа. Но почему ты направился именно к нему?

Томас. Я думал, он посоветует мне, как быть. Менеер Албан старый, мудрый человек, он объездил весь мир. Я думал: он по-отечески выслушает меня, даст добрый совет, как мне быть… Но менеер Албан спал. Вот я и решил посидеть у пруда. Я подумал: хорошо бы иметь такой пруд у себя дома, и тут увидел Хилду. Она плавала в пруду вместе с утками, голая, а потом высунулась из воды, как жаба, и плюнула мне прямо в лицо. Я отвернулся, вдруг вижу: она уже сидит со мной рядышком, по-прежнему без одежды, и читает газеты. Увидела, что я смотрю на нее, швырнула газету в воду и хотела было схватить меня, но я припустил что есть силы. Добежал до ярмарочной площади и там, на остановившейся карусели, снова увидел ее, она хохотала, она издевалась над моей трусостью. А дождь все шел, и вдруг… я увидел ее на крыше, она вскарабкалась наверх по скользкой черепице, махала мне оттуда и кричала: «Неужели у тебя нет даже зонтика, принц Томас?» А потом принялась швырять в меня зонтики, бросила десять, нет, двадцать штук, они раскрывались и слетали вниз маленькими парашютиками… (Глубоко вздыхает.)

Андреа. А меня ты не видел в парке?

Томас. Нет. Ты разве шла за мной? Ты искала меня?

Андреа. Нет, но ведь ты раньше частенько встречал меня в городе, помнишь? Однажды встретил на Фелдстраат, я была укротительницей львов, вспомни.

Томас. На этот раз я не встретил тебя. Всюду мне лезла на глаза только она, толстая, жирная старуха, она преследовала меня, она смеялась надо мной.

Андреа. Вот так и будет, когда ты женишься на ней.

Томас. Ну уж нет! Не будет этого! Я прямо так и скажу этой толстой бабе. Все уже позади, но я не желаю, чтобы все это снова повторилось. В противном случае я не женюсь на ней. Ибо, когда я женюсь, она будет во всем слушаться меня, да, только меня, Андреа.

Андреа. Конечно.

Томас. Она будет слушаться!

Андреа. Говори тише, не то нас могут услышать.

Томас. Ну и что?

Андреа. А вот что: я рада, что вы с Хилдой поженитесь.

Томас. А я нет.

Андреа. Ты тоже доволен, просто не хочешь в этом сознаться, знаешь, что мне это неприятно. Но ведь тебе самому хочется: жениться на Хилде, чтобы уехать отсюда, от мамы и от меня.

Томас. Кому? Мне?

Андреа. Ты ведь сказал об этом Хилде?

Томас. Э-э… да… но только чтобы она успокоилась. Но это неправда, послушай, ты же знаешь, как я умею выдумывать, я ведь могу такое сказать, чего мне вовсе и не хочется.

Андреа. Ты сам не знаешь, чего тебе хочется.

Томас. Нет, знаю. Я хочу всегда быть с тобой, Андреа, всегда.

Андреа (с горечью). Ты и Хилде наплел, что ты всегда будешь с ней?

Томас. Может быть. Не помню. Она так сказала?

Андреа. Да, и еще кое-что.

Томас. Ну, это просто хитрость, это сплошная выдумка, ловушка, которую я для нее готовлю. Потихоньку заманю ее, пусть поверит в самые нелепые небылицы и окончательно запутается в моих сетях, вот тут я… начну действовать. Это просто тактический прием.

Андреа. Никогда ты ни на что не решишься, Томас. Ты просто трусливый мальчишка, испуганный ребенок, который никогда ни на что не решится.

Томас. Почему ты мне это говоришь? Раньше ты никогда так со мной не говорила.

Андреа. Раньше – да!

Томас. Почему же ты сейчас так безжалостна, так груба? Почему ты так изменилась?

Андреа. Потому что все теперь не так, как прежде, Томас, когда мы с тобой жили, как двое детей, ты и я. Ты даже и не заметил, что все вдруг изменилось, но завтра или послезавтра, когда вы поженитесь… (Выжидательно замолкает.)

Томас. И что же?

Андреа. А ведь вы поженитесь, не так ли?

Томас. Так.

Андреа. Ты поймешь, в один прекрасный день ты сам почувствуешь, когда утром посмотришь на нее… подумаешь о себе и обо мне, вспомнишь о наших былых днях и поймешь, что никогда уже больше не будешь ребенком, что тебя прибило к другому берегу и теперь ты среди чужих, среди взрослых людей, живущих по иным законам. В большинстве своем это распущенные грязные люди – таких большинство. Вот тогда до тебя все и дойдет, Томас, но все это продлится недолго, ибо ты дорого заплатил, чтобы войти в их царство, ты, сам того не сознавая, замарал себя грязью, когда начал вторить их хору, когда позволил использовать себя, когда уверял кузину, что любишь ее.

Томас. Я люблю только тебя одну.

Андреа. Ты вовсе так не думаешь.

Томас. Правда.

Андреа (подходит к нему, гладит его по голому плечу под халатом). Сейчас уже не имеет значения, Томас, правда это или нет. Теперь это уже не важно для меня. Я надеялась, что все еще может повернуться иначе, я думала об этом, когда ты пришел. Я хотела попробовать начать все сначала. Но когда ты предстал передо мной: беспомощный, весь промокший, испуганный мальчишка, который мечется между двумя огнями…

Томас. О чем ты, Андреа? Я тебя не понимаю.

Андреа (.крепко прижимается к нему). Это уже не важно. Все это вздор. Помнишь, как мы рассказывали друг другу всякие истории, когда маленькими лежали в постели?

Томас. Однажды папа проснулся и пришел к нам в комнату, он притворился, будто сердится, и стал колотить по подушкам, лежавшим в ногах кровати, а мы вопили во все горло, делая вид, будто нам и вправду больно.

Андреа. Вот и теперь мы так же притворяемся, только больше не визжим. Нет! Ну а свадебное путешествие в Англию? Это тоже твоя выдумка?

Томас. О да! Для тебя это, наверно, неожиданность. Хилда тебе и об этом наболтала? Так знай: это не выдумка, а это вполне серьезно: мы едем в Англию втроем.

Андреа. Хилда сказала, что вы едете вдвоем.

Томас. Я уже придумал, как все устроить, комар носа не подточит. Ты едешь за нами тайно, чтобы никто ни о чем не догадался, и вдруг в Лондоне, в зоопарке ты появляешься перед нами. Хилда выходит из себя. «Ты как здесь оказалась, Андреа? Как…»

Андреа (в ярости). Замолчи! Перестань говорить об Англии. Я не желаю больше слышать об этом. Все кончено! Кончено!

Томас. Но ведь ты сама мечтала о путешествии…

Андреа. Ах так? (Рыдает.)

Т о м а с. Не плачь. Успокойся, прошу тебя.

Андреа. Я-то думала, что мы с тобой заодно, что мы вдвоем стоим против всех – против папы с мамой, хромой тетки и кузины, против тех людей, что смеются над нами на улице. Но, оказывается, нет. Я одна, ты оставляешь меня одну. Но почему? Почему ты позволяешь распоряжаться собой как несмышленым ребенком?

Томас. Не знаю.

Андреа (тише и гораздо мягче, она все уже поняла). Да потому что ты и есть ребенок, и тебе хочется иметь машину с кожаными сиденьями, хочется вырядиться на свадьбу в новый американский костюм. И чтобы торжество состоялось непременно в городской ратуше. И еще хочется пригласить на нее менеера Албана. Ты на все готов, лишь бы покончить с такой жизнью. Ты стремишься к недостижимому. Тебе хочется все большего и большего. Сегодняшнего дня мало, тебе нужен завтрашний и послезавтрашний. И в этом ты ребенок. Я не виню тебя. Раньше я не замечала этого и подыгрывала тебе, сама того не сознавая. Но теперь все это уже не важно. Я люблю тебя.

Пауза.

Томас. Что ты будешь делать, когда мы уедем в свадебное путешествие?

Андреа. А когда я смогу выехать к вам?

Томас. Пока не знаю. Я еще не решил. Мама сказала, дней через четырнадцать.

Андреа. Так мама знает, что я должна поехать за вами вслед?

Томас. Она обещала разрешить это.

Андреа. И ты снова поверил ей? Она лжет так подло, так откровенно, а ты все попадаешься на удочку. Доверяешься ей, как слепой котенок.

Томас. Мне будет так грустно в Англии без тебя. Мама говорит, там все время идет дождь. Как только представлю себе, что поеду туда, в этот дождь, один, без тебя, мне кажется, я не выдержу.

Андреа. У меня колотится сердце, Томас!

Томас. Ты мне напишешь?

Андреа. Я вся пылаю, когда ты подходишь ко мне. Твои глаза словно круглые маленькие камешки.

Томас. А твои – два теплых карих огонька. Я вижу в них себя. Нет, не сейчас, сейчас темно, но я знаю, что всегда отражаюсь в твоих глазах.

Андреа. Да, твое отражение всегда там, а ты хочешь отобрать его у меня.

Томас. Ну что ты.

Андреа. Хочешь, хочешь. Не нужно говорить об этом. Скажи, что останешься со мной, и пусть эта Англия летит ко всем чертям, ну, скажи быстрее…

Томас. Пусть летит к чертям. Я забросаю ее бомбами, и она уйдет под воду, как огромный, толстый ломоть сыра, утыканный дырками от моих пулеметных очередей.

Оба смеются.

Андреа. Я люблю тебя, Томас, за то, что ты такой мягкий. Ты не похож на других мужчин с их бицепсами и желваками, с дубовой башкой, полной гнусностей.

Томас. Вот таких. (Делает отвратительную гримасу.)

Андреа (разглаживает его лицо). Ну вот, теперь ты снова прежний Томас. Ты похож на меня. Такой же, как я. И все-таки уходи поскорей, затеряйся среди этих людей. Ты сдаешься на их милость. Но так лучше для тебя, как говорит мама. Только… только от этого очень больно.

Томас. Послушай, я был в доме у менеера Албана. Господи, до чего же у него красиво. Вот он примет меня на работу, и я буду жить там. Повсюду ковры, светильники, книги, картины в позолоченных рамах. И два пианино. Если бы я не разволновался так, я бы не осмелился заявиться к нему. Слуга вначале не хотел меня пускать, но я оттолкнул его и вошел. «Я, – говорю, – Марио дель Монако, tenore robusto, позови своего хозяина». Он ни в какую. Не поверил мне, наверное?

Андреа. Конечно, поверил.

Из спальни родителей выходит отец, у него сонный вид. Андреа, стараясь не привлекать внимания, подходит к шкафчику, достает коробочку с пилюлями и быстро прячет ее в карман пижамы.

Отец. Вот ты где, блудный сын.

Входит мать. Она уже вполне проснулась и с подозрением наблюдает за Томасом и Андреа.

Отец. Где ты пропадал, Томас?

Мать. Отец обращается к тебе.

Томас. Я ходил к менееру Албану.

Отец (окончательно стряхнув с себя сон). Постой, ты хочешь сказать, что среди ночи осмелился побеспокоить почтенного человека?

Томас. Он не принял меня. Его не стали будить.

Отец. Ты что, и вправду был у него?

Томас. Ну да, и самого менеера Лауверса, секретаря, видел.

Отец. А он там что делал ночью? Неужели старик при смерти?

Томас. Нет. Знаешь, папа, что сказал менеер Лауверс? «Так это ты, – говорит, – сын великого Паттини?»

Отец (недоверчиво). Так и сказал?

Томас. Именно. «Великий Паттини», его слова. Представляешь? «Вот что, молодой человек, – сказал он, – передайте своему отцу, этому великому мастеру, мой самый сердечный привет».

Отец. И тебе было приятно, что он так высоко оценил твоего отца?

Томас. Конечно, папа.

Мать. Может, хватит нести чушь? Я уже по горло сыта вашими лживыми, лицемерными байками. Ты, Паттини, вечно начинаешь первый. Сядь лучше, ты меня раздражаешь. Все, шутки кончились. И зарубите себе на носу. Твоему безделью и красивым сказкам, Андреа, твоему, Томас, вранью и нелепым выходкам пришел конец. Сотню раз я говорила вам, но на сей раз это серьезно. И окончательно. Вы оба – молчи, Томас, – едва не лишили нас единственного шанса вернуться к настоящей жизни. Сейчас мы почти у цели: никогда больше у нас с папой не хватит сил снова вытащить вас отсюда. Для начала (обращается к Андреа) ты отправишься к тете Люсии. Сегодня же. Воздух Кемпена пойдет тебе на пользу, а уж тетя постарается, чтобы тебе там было хорошо.

Томас. Я поеду с ней.

Мать. Не заводи опять ту же песню. Ты остаешься здесь.

Томас. Нет!

Мать. Томас Паттейн…

Томас. Меня зовут Паттини.

Мать. Тебя зовут Томас Паттейн, и это так же верно, как то, что имя твоего отца Генри, а вернее, Рик Паттейн.

Отец. Для чего тебе понадобилось снова напоминать об этом?

Мать. Понадобилось. Вы сейчас снова начнете громоздить одну ложь на другую, приукрашивать действительность и городить чепуху по поводу самой обыкновенной, вульгарной фамилии Паттейн…

Отец. М-м, да…

Мать. Итак, Андреа, мы все обсудили с твоим отцом, и он согласился, что ты должна уехать…

Андреа (покорно). Знаю, в Кемпен[196]196
  Кемпен, или Кемпенская пустошь – равнина на границе провинций Лимбург и Антверпен.


[Закрыть]. Кемпен – это, кажется, в Англии, а в общем, мне все равно где, лишь бы подальше отсюда.

Мать. Через три недели ты вернешься. Обещаю тебе.

Андреа. Твои обещания… Да ты лжешь больше, чем все мы, вместе взятые, мама. Хорошо, я уеду, далеко и надолго, как ты хочешь.

Мать (пристально вглядывается в ее лицо). Я рада, что ты наконец-то проявила благоразумие.

Андреа. Это не благоразумие. Просто я устала, смертельно устала от твоей лжи, от твоих интриг.

Мать (с трудом сдерживаясь). Отлично. Я позвоню тете Маргарите. Ты еще успеешь на дневной поезд.

Отец. А что, есть дневные поезда на Антверпен?

Мать. В час дня.

Пауза.

Андреа. Пойду собираться… Поможешь мне, Томас?

Мать. Я сама помогу тебе.

Андреа. Боишься, что Хилда проснется и снова застанет нас вместе? Боишься, что она снова поднимет крик и пригрозит пожаловаться матери? Не бойся. Мне уже немного осталось, совсем немного.

Мать. Что это ты вдруг сразу засобиралась?

Андреа. Мне нечего больше… делать… здесь. (Переводит взгляд на отца.) Ты будешь скучать без меня, папа?

Отец. Конечно, детка, ты словно солнышко в нашем доме.

Андреа. Ты хочешь сказать, тебе будет не хватать меня? Вряд ли. Может быть, поначалу – возможно, но потом ты снова займешься своим концертом, который не можешь закончить вот уже десять лет. Ни на что другое ты, к сожалению, не способен, дорогой папочка, да ты и не пытаешься заняться ничем другим. И все же… наступит день… я уверена… когда ты закончишь свой концерт, папа…

Отец. Ты в самом деле так думаешь, детка?

Андреа (печально улыбается). Я уверена. (Обращается к матери.) А ты будешь по мне скучать?

Мать. Разумеется, Андреа… но я не вижу иного выхода, тебе нужно уехать.

Андреа. Ты права, мама. Я наговорила тебе столько грубостей. И хотя все это правда, чистая правда, прости меня. (Окидывает мать долгим взглядом.) А тебе лучше зачесывать волосы набок, мама, это молодит тебя. Ты очень красивая женщина для своих лет. Я этого как-то не замечала раньше. (Выбегает из гостиной и поднимается в свою комнату.)

Все удивленно оглядываются.

Мать. Что это с ней?

Отец. Она верит, что я закончу свой концерт. Раньше ни слова не говорила об этом, а тут вдруг…

Мать приглаживает и поправляет волосы.

Томас. Можно я тоже пойду?

Мать. Да, помоги ей собраться, только побыстрее.

Томас бежит в комнату Андреа. Она стоит прямо перед ним.

Андреа. Ну вот, я уезжаю, Томми.

Томас. Да, но ведь всего на неделю.

Андреа. Может быть, и дольше. Намного дольше.

Томас. Что ты такое говоришь?

Андреа. Как знать, Томас… Представь себе: вдруг со мной что-нибудь случится, ну, например, я попаду под трамвай.

Томас. В Кемпене нет трамваев, это же совсем пустынное место: сплошной песок, заросли вереска и дюны, дюны…

Андреа. Там, должно быть, очень тоскливо.

Т о м а с. Как бы я хотел поехать с тобой в Кемпен!

Андреа. Знаю, Томми.

Томас. Ты не веришь мне?

Андреа. Запомни, что ты должен сделать. Когда придешь в зоопарк в Лондоне, подойди к серой обезьянке, посмотри ей ласково в глаза, возьми ее лапку в свои руки и скажи: «Здравствуй, Андреа, здравствуй, милая Андреа».

Томас. Хочешь, я поцелую ее?

Андреа. Нет, этого не надо.

Томас. Я тебе пошлю открытку с этой обезьянкой. Цветную. Я каждый день буду посылать тебе по открытке с новой картинкой, пока у тебя в Кемпене не соберется весь лондонский зоопарк.

Андреа. Ты будешь думать обо мне?

Т о м а с. Каждый день.

Андреа. Не забудешь меня, когда пройдет время? Ты не забудешь мое лицо, мой голос, все что я говорила тебе?

Томас. Нет. А ты меня?

Андреа. Я унесу твое отражение в своих глазах.

Томас. Мама говорит, у тебя недобрые глаза, потому что у тебя недобрая душа. Но это неправда.

Андреа. Она права, я очень злая.

Томас. Ты маленькая пантера с острыми зубками, неистовая маленькая пантера. Ты готова наброситься на каждого и растерзать на клочки.

Андреа. Я? Да нет, я всего лишь усталая, укрощенная пантера. Нет, не укрощенная, а посаженная за решетку. Еще немного – и пантера перестанет шевелиться. Еще немного – и она погибнет, но никому не позволит прикоснуться к себе. Только одному тебе, Томас. Ты один целовал меня. Ты сжимал мою руку в темноте. Если бы я могла сегодня вечером еще раз подержать тебя за руку.

Томас. Знаешь что? Давай назначим определенный час, скажем, ровно в полночь, когда ты будешь говорить со мной, где б ты ни была, и я услышу тебя. Я отвечу тебе в Лондоне, а ты в Кемпене услышишь меня. Так, словно нас соединил невидимый телефон.

Андреа. Но в Лондоне с тобой рядом будет твоя жена. Она услышит нас.

Томас. Я буду говорить тихо-тихо, зарывшись в подушку.

Андреа. И что же ты скажешь?

Томас. Ты услышишь это в Кемпене.

Андреа. Уже сегодня?

Томас. Да, в полночь.

Андреа. Томас… скажи мне это сейчас…

Томас. Нет, тебе будет неинтересно. Лучше в полночь.

Андреа. Мне сейчас не до игр, Томми. У меня нет времени. Ты слышал, мама сказала: «Игры кончились». Да я и сама уже не могу больше… Скажи мне все сейчас, я так хочу услышать… Томми, я хочу, чтобы со мной, когда меня здесь не будет, осталось хоть что-нибудь твое… я смогу думать о тебе… шепни мне на ухо все, что ты сказал бы ночью в подушку…

Внизу в гостиной родители слышат щелчок входной двери.

Мать. Что это? Почтовый ящик?

Отец. Неужели? Нам письмо?

Мать (идет взглянуть, возвращается с письмом). Это Томасу. (Вскрывает конверт, читает.) Он должен явиться.

Отец. Куда? На военную службу?

Мать. Нет, в Общество.

Отец (берет у нее письмо, читает). Томас! Томас!

Андреа (в своей комнате). Не отвечай. Я ухожу, Томми. Мне страшно, так страшно, как не было никогда. Но иначе нельзя. Не хочу больше видеть, как ты меняешься у меня на глазах. Скоро я совсем не узнаю тебя. Я мечтала жить с тобой вместе в домике, затерявшемся среди полей и лесов, где нас никто бы не смог отыскать. Мы лежали бы рядышком, уткнувшись в траву, и слушали ветер, и птиц, и далекое ржание лошади – нашего Буруна. Ах, Томми, я уже не вижу тебя. Знаешь, почему? Просто я осталась одна, ты уже не со мной. Жить вот так, жить совсем одной и знать, что ты где-то там, в Англии, стал чужим, незнакомым мне мужчиной, так жить я не хочу. Ты моя обезьянка, моя обезьянка, которая так похожа на меня. Я никому ничего не скажу. Даже не крикну. Пообещай только, что и ты ничего не расскажешь о нас. Кто бы тебя ни расспрашивал, не говори ничего, тверди только одно: «Андреа была моя сестричка, моя подружка».

Мать (зовет снизу). Томас!

Андреа. Тихо! Молчи! Дай мне насмотреться на тебя. Ну, скорее, скажи мне что-нибудь.

Томас. Я не знаю что. Ты такая странная сегодня. Может, ты больна и у тебя жар? Что с тобой? Мне ничего в голову не приходит, когда ты как смотришь на меня. (Кладет руку ей на лоб.) Да ты вся горишь.

Андреа лихорадочно сжимает его руку, проводит ею по своему лицу.

Мать (снизу). Томас, тебе письмо от менеера Албана.

Томас (обрадованно). О!

Андреа (удерживает его). Подожди. (Быстро целует его в щеку.) Не уходи. Погоди еще немного. Не оставляй меня одну.

Томас (высвобождается). Я сейчас вернусь. Я сейчас. (Сбегает по лестнице.)

Отец. Грандиозные новости, мой мальчик! Послушай. Садись. (Читает вслух, торжественно и сбивчиво.) «Менеер, в связи с тем, что Вы предложили свою кандидатуру на имеющуюся у нас должность водителя, просим Вас явиться в понедельник, десятого марта, имея при себе документы, в помещение нашего Общества по адресу: Лакенстраат, восемьдесят два».

Томас (все еще не веря, разглядывает письмо, читает про себя, потом кричит). Неужели? Ура! (Выкрикивает, пританцовывая.) Я шофер, мама! (Бежит к лестнице.) Андреа! Андреа! Я шофер! Шофер у менеера Албана!

Андреа (появляется в дверях). Я рада за тебя, Томас.

Томас возвращается в гостиную.

Я рада, ты слышишь, Томми? (Возвращается в свою комнатку. Причесывается, подкрашивается перед зеркалом.)

В гостиной Томас надевает пальто.

Мать. Куда ты надумал бежать, Томас?

Томас. К менееру Албану, разумеется.

Мать. Ты что, опять взбесился?

Томас. Я должен поблагодарить его.

Мать. Никуда ты не пойдешь.

Томас. Он уже давно встал. Он встает около девяти, Лауверс сказал.

Мать. За что благодарить-то? Места ты еще не получил, тебя только приглашают, чтобы посмотреть, подходишь ты им или нет. Туда в понедельник явится не один десяток таких, как ты.

Томас. Тем более я должен сбегать к нему, предупредить. Я хочу, чтобы в понедельник он с порога узнал меня и представил всем: «Вот Томас Паттини, именно тот человек, который мне нужен, лучший шофер нашего города».

Отец. Незачем надоедать ему.

Томас. Но я должен пойти туда. Я сказал, что зайду снова в девять утра. Он ждет меня. И потом, я хотел бы выяснить, сколько мне будут платить. Как я должен работать. Какой костюм у меня будет.

Мать. Но, Томас, нам теперь все это ни к чему. Тебя ждет совсем другое.

Томас (убегает). Я должен повидаться с ним.

Отец (кричит вслед ему). Позвони ему сначала!

Наверху Андреа, закончив приводить себя в порядок, надела платье. Вынимает коробочку с таблетками, читает надпись на этикетке и высыпает все содержимое в стакан с водой. Улыбается своему отражению в зеркале. Залпом выпивает таблетки и ложится на кровать.

Он скоро вернется. Мальчик прямо голову потерял от радости.

Мать мелет кофе.

Похоже, Маделейн, после бесконечной череды неудач и нищеты нам наконец улыбнулось счастье. Боюсь сглазить, но я думаю, теперь все устроится, и мы обретем покой.

Мать. Томас должен еще многому научиться. Все не так-то просто.

Отец. Какая удача, что Андреа сама поняла: для того чтобы добиться чего-нибудь в жизни, Томас должен освободиться от ее пут. Мать. Эта Хилда своего добьется.

Отец. Надеюсь, он будет счастлив с ней.

Мать (перестает молоть кофе). Что это?

Слышится тихий стон. У Андреа, судя по всему, что-то не вышло, таблетки не оказали мгновенного действия. Она корчится от боли, вскакивает, держась за живот.

Андреа. Томас… я ничего не скажу… я не закричу… Томми!

В гостиной.

Отец. Андреа разговаривает сама с собой. Раньше с ней такого не случалось.

Мать. Там у нее Хилда? (Останавливается в дверях.)

Оба прислушиваются. В комнате наверху Андреа выпрямляется, лицо ее искажено от боли, начинается рвота, она судорожно хватает воздух ртом, словно рыба, выброшенная из воды, у нее вырываются бессвязные слова, наконец она громко кричит, но голос у нее срывается: «Том…» Крик переходит в рыдания. Андреа падает на колени, обхватив живот руками.

Не заболела ли она… (Быстро поднимается по лестнице, отец остается стоять посреди гостиной).

Отец. Что там такое?

Наверху мать опускается на колени перед лежащей Андреа, кричит.

Мать. Андреа! Андреа! (Озирается.) Она приняла таблетки. Все сразу. О! О! Молока! Скорее принеси молока, нужно, чтобы ее вырвало.

Отец. А где взять молоко?

Мать. В шкафу. Скорее! (Она тихо стонет над неподвижным телом Андреа.)

Отец ищет молоко, бегает по комнате, заглядывает повсюду, даже в спальню.

Отец (кричит). Молока нет!

Мать. Ну так пойди принеси.

Отец. Куда идти?

Мать. К молочнице. Андреа, ответь мне, открой глаза.

Отец. У меня… у меня нет денег.

Мать. Да быстрее же!

Отец появляется в дверях, оторопевший.

Она умерла. Моя маленькая, дорогая Андреа. Она умерла. Почему? Почему?

Отец поднимается наверх.

Ну открой же глаза, девочка моя, открой глаза. Только не умирай, прошу тебя, только не умирай.

Отец. Она умерла.

Мать (начинает рыдать, громко причитает. Она словно забыла обо всем, что раньше сдерживало ее. Она тормошит Андреа за руку, согревает ее пальцы своим дыханием). Не умирай, пожалуйста, не умирай, дорогая.

Отец стоит рядом, с трудом осознавая происходящее. Из комнаты Ацдреа выходит полусонная Хилда, направляется к лестнице.

Хилда. Что такое? Случилось что-нибудь?

Мать вытирает слезы и спускается вниз. Она словно вдруг постарела и разом надломилась. Берет Хилду за руку, уводит в гостиную. Наверху отец пытается перенести Андреа на постель, но это ему не удается. Она полулежит, прислонившись спиной к кровати, он держит дочь за руку, гладит по волосам.

Вы плачете, тетя?

Мать (пытается улыбнуться, смахивает слезы). Да нет, сейчас пройдет…

Хилда. Все-таки что случилось? Что-нибудь с Томасом? Мать. Нет… С Томасом все в порядке… он пошел по делу, это Андреа… уехала.

Хилда. А разве она не наверху?

Мать. Наверху? Нет… она ушла… навсегда… оставила этот дом… ушла от нас, не сказав ни слова. Вот потому-то я и плачу… это так ужасно, так больно, когда твой ребенок уходит от тебя, словно ты причинила ему зло, покидает тебя несправедливо жестоко, с ненавистью к тебе… моя девочка ушла, ничего не сказав, ничего не объяснив…

Хилда. Но ведь вы же сами хотели этого, тетя.

Мать. Этого я не хотела.

Хилда. Ведь вы настаивали на том, чтобы она оборвала все это, я сама слышала.

Мать. Но не так же. (Снова плачет.) Не так же, этого я не хотела. Что мне теперь делать? Что мне делать?

Хилда. Я не знаю.

Мать. Одевайся, Хилда, поезжайте с Томасом к вам домой, представь его своей матери. Уходите поскорее. Как только он придет. Немедленно. Быстро. Не теряй времени. Хватай свое счастье обеими руками, прижми его к себе покрепче, чтобы оно не ускользнуло, как вода сквозь пальцы, чтобы не утекло, как вода… Ах, как мне пережить все это… О боже…

Хилда. Куда же она уехала?

Мать. Думаю… в Англию.

Хилда. А как она туда доберется?

Мать. О, она сообразительная девочка, она всегда была такой сообразительной, такой ловкой, моя доченька. К тому же она такая красавица, такая умница, правда немного своевольная, но хорошая, очень хорошая девочка. Принарядилась, подкрасилась, надела свое платье с голубым пояском и черные лодочки… и ничего не сказала нам. Как всегда, промолчала, не разжала губ…

Хилда. Что я должна сказать маме?

Мать (резко). Что хочешь!

Хилда. A-а. (Молчание.) А она поймет?

Мать. Конечно, на то она и мать. Любит же она своего ребенка. (Плачет, сама того не замечая.)

Хилда. Сделать вам кофе, тетя? (Взяв кофемолку, уходит.)

Оставшись одна, мать поднимается и подходит к лестнице, но в это время раздается звонок в дверь: три коротких, один длинный. Томас входит вместе с X и л д о й.

Мать. О, Томас.

Томас. Он был дома, он еще лежал в постели, я знаю, но не принял меня. Меня оскорбил его слуга, мама. «Тебе что здесь, голубятня, Паттини?» – спрашивает, а я так нехорошо на него посмотрел и говорю: «А вы, менеер камердинер, вообще находитесь здесь только для того, чтобы служить нам, менееру Албану и мне, вот и помолчите». Он прямо обалдел, мама! И отвечает: «Мы немедленно сообщим вам, когда менеер председатель сможет принять вас». О, я так счастлив, мама, так счастлив. (Обнимает ее.) А ты не рада? Тебе не кажется, что это замечательно? (Идет к лестнице.) Андреа!

Мать. Ее… нет.

Томас. Не может быть, она там, наверху. (Хочет выйти, но мать встает и преграждает ему путь.)

Мать. Там ее нет.

Томас. Нет?

Мать. Она… неожиданно уехала.

Томас. Как, уже? Пока меня не было? Да я же уходил всего на три минуты. И на улице я ее не встретил. Не может быть!

Мать. Она пошла другой дорогой – к вокзалу.

Томас. К вокзалу…

Хилда. Она уехала в Англию.

Мать. Взяла с собой все вещи, два чемодана.

Томас. Уехала, как только я вышел за дверь? Сбежала, как воровка? Только бы не видеть меня? Нет. Это неправда, мама! Скажи скорее, что это неправда. Вы шутите, вы решили посмеяться надо мной. Ну скажи.

Мать. Нет, правда. Она уехала.

Томас (кричит). Андреа! (Стоя в дверях, выглядывает на лестницу.) Андреа, ты там? Не отвечает. Ее здесь нет. Но я должен увидеть ее. Это вы прогнали ее, вы, две злобные старухи. Она собиралась поехать следом за мной, ты же помнишь, мама? Почему же она поехала одна? Когда уходит поезд в Англию? Ну, говори, когда?

Мать. Сейчас уходит. Останься дома, не ходи туда, ты уже не догонишь ее.

Томас. Я успею.

Мать. Ты не найдешь ее…

Хилда. Она уже в поезде, Томас.

Томас. Андреа! (Убегает. Громко хлопает входная дверь.)

Мать. Убежал.

Хилда. Может, он еще застанет ее?

Мать. Нет.

Хилда. А вдруг она опоздала на поезд?

Мать. Нет.

Хилда. Я принесу кофе. (Убегает и возвращается с кофейником. Разливает кофе по чашкам. Пьет. Мать не притрагивается к своей чашке.) Когда мы поженимся с Томасом, он сможет по утрам нежиться в постели, а я буду подавать ему кофе с бисквитами. Если, конечно, он захочет… Мне все еще не верится. Сейчас он, наверное, едва проснувшись, тут же вскакивает с постели, верно, тетя? Томас такой беспокойный, все время куда-то исчезает, мечется, как обезьянка в клетке. Но я думаю, что с годами это пройдет и он отвыкнет от своих фокусов. Как вы полагаете, тетя, он догонит ее?