Текст книги "Избранное"

Автор книги: Хьюго Клаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

Томас. О чем это вы?

Мать. Хватит ныть, Андреа. Уже поздно, а завтра утром Хилда возвращается домой.

Андреа. Вот и пусть говорит с Томасом завтра. Я могу хоть весь день просидеть в кино.

Мать. Хватит! (Бросает простыни на кровать.)

Андреа (кричит). Нет! (Срывает простыни, швыряет на пол, топчет их.)

Мать дает ей пощечину.

Томас. Мама!

Мать. Не лезь не в свое дело, Андреа. Здесь решаю я. Ты моложе меня, ты моя дочь, наконец, и будешь делать то, что я велю, что требуем мы, твои родители. Мы сами знаем, что лучше для Томаса, мы только и думаем о его благе.

Андреа. О своей пользе вы думаете.

Мать. О твоей и о нашей. (Берет из рук отца подушку, собирает простыни.) Отправляйся в папину комнату.

Томас подходит к сестре.

А ты останешься здесь, Томас.

Томас. Я боюсь. Я не останусь тут один.

Андреа (брату). Хочешь лечь с этой девкой в постель?

Отец. Андреа, где ты воспитывалась? Что за выражения!

Андреа. Так ты хочешь с ней спать или нет?

Томас. Я не знаю, я…

Андреа (крепко берет его за руку). Томми…

Мать. Ах, ну иди в папину комнату, детка, ну что ты упрямишься, можно подумать, решается вопрос жизни и смерти. Не драматизируй, пожалуйста.

Отец. Вот-вот.

В дверях появляется Хилда.

Хилда. Что случилось? Я услышала крик. Что произошло?

Мать. Ничего особенного, детка, просто небольшая перепалка. Такое случается и в самых лучших семьях, правда? (Смеется.)

Отец. Небольшой спор. (Смеется.)

Хилда. Здравствуй, Томас. Я тебя еще не видела сегодня.

Томас. Я зашел в комнату к Андреа.

Хилда. Зачем?

Томас. Просто так.

Мать. Они не могут друг без друга, эта парочка, просто до смешного доходит.

Андреа. Томас, сейчас все зависит от тебя.

Томас. Что?

Андреа. Все, что будет дальше.

Мать. Не слушай ее, мой мальчик.

Андреа. Ты хорошо знаешь, что будет дальше, хоть и не сознаешься себе в этом, но ты все понимаешь, Томас, я вижу это по твоим глазам, хотя ты и прячешь их от меня. Они же вываляли тебя в грязи, и тебе совестно, ты стыдишься этого.

Томас. Да…

Мать. Андреа, выйди из комнаты!

Андреа. Нет!

Хилда. Какая дерзость!

Андреа (рыдает, хотя и пытается справиться с собой). Томми, не делай этого.

Томас. Я должен делать то, что мама велит.

Андреа. Значит, ты и сам этого хочешь. Ты обманывал меня, ты не любишь меня. Ты лгал, ты хочешь…

Томас. Нет, я не обманывал тебя! (Хватает ее за руку.)

Андреа. Отпусти меня.

(Томас выпускает руку Андреа и поворачивается к матери.)

Ты хочешь знать, каково это – близость с женщиной. Ты ведь уже не мальчик, тебя сжигает любопытство, ты хочешь знать, что такое женщина, которая не приходится тебе ни матерью, ни сестрой. Твоя мать понимает это и строит на этом весь свой расчет. Она уверена, что…

Мать (кричит). Вон отсюда!

Отец. Немедленно!

Андреа (рыдает, уже не сдерживаясь). Вот увидишь, Томас, вот увидишь. (С силой хлопнув дверью, бежит вверх по лестнице. Томас идет за ней следом. Андреа опускается на ступеньки, закрыв лицо руками.)

Томас. Все не так, как ты думаешь, и вовсе я не из любопытства.

Андреа. Рассказывай!

Томас. Ну, если только самую малость…

Андреа. Вот видишь!

Томас. Но мы должны слушаться родителей, ты же знаешь, папа и мама желают нам только добра. Появится человек, который станет заботиться обо мне, ведь им это уже трудно, они так устали. Да и тебе самой тоже нужен такой человек. Мы не можем жить совсем одни на свете.

Андреа. Замолчи.

Томас. Ах! (Хочет подняться выше по лестнице.)

Андреа (пристально смотрит на него и жестом останавливает). Оставь меня в покое. Не думай обо мне. Мне сейчас никто не нужен.

Томас. Да?

Андреа. Я уезжаю.

Томас. В Англию?

Отец и мать, в комнате Андреа, прислушиваются к разговору на лестнице. Отец хочет вмешаться, но мать удерживает его. Хилда тоже прислушивается с деланнобезразличным видом.

Андреа. Да, в Англию.

Томас. Одна? Без меня? Ты не сделаешь этого. Мы же договорились.

Андреа. Ты останешься здесь, малыш, со своей кузиной. Она станет твоей невестой.

Томас. Но почему ты не можешь пожить с нами?

Андреа (злобная усмешка делает ее лицо некрасивым). Ха-ха. (Взбегает по ступенькам и скрывается в маленькой комнате наверху.)

Томас медленно спускается по лестнице и возвращается к родителям и кузине.

Мать. Что она сказала?

Томас (садится, нахохлившись). Ничего.

Отец. Жизнь, мой мальчик, есть борьба. Но понимаешь это лишь после того, как немало проживешь на свете. Ты никогда не думал об этом, потому что твои родители до сих пор все делали за тебя, оберегали тебя, потому что они…

Хилда. Вы правы, дядя, вы совершенно правы.

Томас (про себя). Она больше меня не любит.

Хилда. Кто? Я? Кто посмел это сказать?

Мать. Томас, иди почисти зубы.

Томас. Почему она посмеялась надо мной?

Отец. Но самое главное: никогда не давай взять над собой верх, как бы тебя ни скрутило. Жизнь – это борьба, и мир принадлежит тем, кто…

Мать. Паттини, я смертельно устала от твоих проповедей. Оставь мальчика в покое. Отправляйся чистить зубы, малыш. (Томас встает.) Ты видел, как отвратительно она себя вела?

Томас (с отсутствующим видом). Да, мама.

Мать. Темно уже. Ну-ка помоги мне, детка. (Подает Хилде простыню.)

Занавес.

Действие третье

Прошло несколько часов. Комната Андреа освещена, но закрыта полупрозрачной шторой, за которой движутся две смутно различимые тени. Андреа в домашнем халате, наброшенном на пижаму, прислушивается, стоя на лестнице. Слышится приглушенный шепот Томаса и Хилды, затем громкие возбужденные голоса, однако слов не разобрать. Раздается какой-то треск. Затем грохот опрокинутого стула. Слышатся удары, шум борьбы и крик Томаса: «Нет! Нет!» Он выскакивает из комнаты Андреа, взъерошенный, и вбегает в гостиную. Волосы его растрепаны, одежда в беспорядке, взгляд блуждает. Андреа быстро спускается по лестнице, берет его за руку. Ласково окликает его, но Томас вырывается и убегает. После некоторого колебания она спешит вслед за ним. Громко хлопает входная дверь, затем еще раз. Из спальни родителей выходит м а т ь в заношенном лиловом капоте. Из комнаты Андреа, приглаживая волосы, появляется кузина. Она на ходу застегивает цветастый, розовый с голубым, халат.

Мать. Что случилось? Что за шум?

Хилда (испуганно). Он убежал.

Мать. Томас? Куда? (Направляется к входной двери.)

Хилда. Андреа пошла за ним.

Мать. Где же они?

Хилда. Не знаю.

Мать. Как это?

Хилда. Да вот так. Просто взял и убежал. (Рыдает.) Не знаю, что я такого сделала, тетя! Я говорила с ним осторожно, по-хорошему, сказала, что он не должен меня бояться, а он вдруг как вскочит, словно ужаленный.

Мать. Ну, полно, не плачь. Успокойся. (Подходит к племяннице, гладит ее по плечу.)

Хилда (всхлипывает, уткнувшись лицом в шею тетушки). Честное слово, ничего дурного я не сделала, тетя, я же обещала вам.

Мать. Я тебе верю, детка. Томас порой ведет себя очень странно.

Хилда (всхлипывая). Да, да…

Мать. Когда это с ним случается, только Андреа может найти и утихомирить его. Он слушается одну ее.

Хилда. Я так испугалась, тетя, когда он стал кричать и звать ее.

Мать (подводит Хилду к кушетке, сама останавливается рядом, Хилда понемногу успокаивается). Надо бы мальчика положить в больницу, глядишь, и прошли бы все его чудачества. Ты знаешь, что однажды он уже побывал в лечебнице?

Хилда (утирая слезы). Нет.

Мать. Как-то ночью он поджег квартиру доктора Бонди и перебил стекла у булочника. Сказал потом, что оба они смеялись над ним. Соседи со всей округи собрались и отправили в полицейский участок петицию – требовали изолировать его.

Хилда. Люди злые, тетя.

Мать. Нам велели отвезти его в Винтерен, в Приют детей Марии, для несовершеннолетних… которые… ну, в общем, их там содержат. Был летний день, я как сейчас помню, один из самых тяжелых дней в моей жизни, такая жара тоща стояла, мы шли через поле по проселочной дороге – приют со всех сторон окружен полями, – старшие дети копались на грядках, Томас вдруг бросился бежать и стал кричать, да так, что весь покрылся испариной. Он радовался, что наконец-то идет в школу, он смеялся, ликовал. Но потом пришло время нам уходить. Две сестры крепко держали его, а Томас все оглядывался на нас. Мы уже стояли в дверях, и вдруг он все понял и расплакался. О Хилда, у меня сердце разрывалось. Он так бился в руках у сестер, что пришлось позвать на помощь двоих дюжих санитаров.

Хилда. О боже!

Мать. Но все это было ни к чему, на той же неделе он сбежал. Два месяца мы прятали его дома, потом я обошла соседей, всех до единого, обещала, что Томас будет тише воды. Оплатила убытки доктору и булочнику. Я боялась отправлять его назад, потому что тоща его поместили бы в лечебницу в Оостфелде, ну там, где содержатся… настоящие… Соседи постепенно привыкли к чудачествам Томаса, никто больше не смеялся над ним, уж на знаю почему. Он и ведет себя нормально, если только его не раздражать, тоща он становится прямо бешеным.

Хилда. Но я ничего такого не делала, тетя.

Мать. Да я не про то.

Хилда. Я ему говорю так ласково: «Томас, я тебе хоть немножечко нравлюсь?» А он ничего не ответил, только посмотрел в сторону, странно так посмотрел, словно бы разом забыл обо мне, и вдруг как закричит, будто увидел кошмар, и… убежал.

Мать. Случается, он бежит из дому, мы к этому уже привыкли. Раньше он уходил и не появлялся три или четыре ночи, один раз нам даже позвонили из полиции Антверпена, чтобы мы приехали за ним. Но он же никому не причиняет зла. А может быть, ты, сама того не желая, сказала ему что-нибудь обидное? С этим мальчиком ничего не знаешь наверняка. Расскажи-ка мне все еще раз.

Хилда. Да мне нечего больше рассказывать, тетя. Я сидела на своей постели, он на своей, потом я подошла и села с ним рядом. Без всяких дурных мыслей, как вы понимаете. Взяла его за руку, сказала, что у него красивые руки. Это ведь так и есть, тетя? У него руки музыканта, как у дяди Генри. Я погладила его по руке и тихонечко спросила, чтобы не испугать: «Я тебе хоть немножечко нравлюсь?» Потом я… (нервничает)… вот и все. А он вдруг вскочил и убежал.

Мать. А что за шум я слышала?

Хилда. Он уронил стул, я встала, чтобы подобрать мое новое плиссированное платье, которое упало на пол, потом подняла голову, но он уже исчез и…

Раздаются три коротких звонка в дверь.

Может, это он?

Мать. Да. Кажется. (Уходит, ее голос доносится из коридора: «А где же Томас?» Возвращается вместе с Андреа.) Где он? Ждет на улице? Ты велела ему подождать там?

Андреа (растерянно). Он так мчался. Я его никогда таким не видела. Летел по улице, словно загнанный олень. Я кричала ему, но он меня не слышал. За углом на ходу вскочил в трамвай.

Мать. Какой номер?

Андреа. Седьмой, что идет до Хлебного рынка.

Хилда. Какой ужас.

Андреа (устремляется к ней). Что между вами произошло?

Хилда. Ничего.

Андреа. Нет, ты все-таки расскажи мне.

Хилда. Тетя, я совершенно без сил, просто выжатый лимон. Никогда я так не уставала. Пусть Андреа оставит меня в покое. Я ведь все рассказала, правда? Я не сделала ничего дурного…

Андреа. Чем вы занимались перед тем, как ложиться спать, Хилда? Вы говорили обо мне?

Хилда. Ты же подслушивала! Значит, должна сама все знать.

Андреа. О чем вы говорили?

Хилда. Да так, о пустяках.

Андреа. О таких пустяках, что он выскочил как ошпаренный?

Хилда. Если тебе интересно, спроси у него сама.

Мать. Не заводись, Андреа. Иди спать.

Андреа. Если она мне сейчас же не ответит, я пойду к ее матери.

Хилда. Не посмеешь!

Мать. Андреа!

Андреа. Так что ты нашептывала ему на ушко так тихо, чтобы я не слыхала?

Хилда (вызывающе). Да, я говорила о тебе, Андреа, о том, что хватит с него и тебя, и той жизни, какую он здесь ведет. Он должен вырваться отсюда. И еще кое о чем, чего я тебе не скажу. Он ничего не видит и не слышит, он забывает обо всем, говоря о тебе, ты же это знаешь; я задала ему несколько вопросов относительно вас обоих, и он мне ответил.

Андреа. И он сказал тебе, что хочет вырваться отсюда?

Хилда. Да!

Андреа (настойчиво). Убежать от родителей?

Хилда. И от тебя. Убежать из этого дома, где существуешь ты, из этой удушающей, затхлой атмосферы, в которой ты живешь.

Андреа (почти умоляюще). Как он это сказал? Он сердился или был расстроен?

Хилда. Нет, он успокоился, как только услышал, что мы отправимся путешествовать по Англии. В наше свадебное путешествие.

Андреа. Так вы едете…

Хилда. А ты будто не знаешь! Плетешь потихоньку в уголке свою паутину и ничего на знаешь. Не ты ли все время подслушивала, шпионила за нами и подсматривала из своего угла?

Андреа. А… о чем ты спрашивала его?

Хилда. Этого я тебе не скажу.

Андреа. Почему вы потом замолчали и наступила тишина?

Хилда. М-м…

Андреа. Ты поцеловала его?

Хилда. Да.

Андреа. И он позволил тебе это?

Хилда. Он поцеловал меня так, как муж целует свою жену.

Андреа. Ты лжешь! Лжешь!

Хилда. Он обнял меня за плечи, целовал меня в шею, а его пальцы скользили по моим волосам, по затылку, спускались все ниже.

Андреа (едва не плачет). Неправда!

Хилда (продолжает о чем-то своем, словно в забытьи). «Любимая», – сказал он и сжал меня в объятьях. Собачья преданность светилась в его глазах. Он сказал, что всю жизнь будет рядом со мной и никогда не оставит меня.

Мать. Кто? Томас?

Хилда (умолкает, сбросив охватившее ее оцепенение). Да, конечно, Томас. А потом вдруг убежал. Вот и все.

Андреа. Ты о чем-то умалчиваешь. Почему он закричал?

Мать. Хватит, Андреа! Твоя кузина все уже мне рассказала, она устала. Сейчас мы ляжем спать. И Томас скоро вернется.

Андреа. Они подрались.

Хилда. Неправда. Он поцеловал меня. Он страстно целовал меня. Мы чуть не упали и опрокинули стул.

Мать. Между вами действительно вышла ссора, Хилда?

Хилда. Нет, конечно, тетя. Я ведь уже вам рассказала.

Андреа. Она разделась перед ним.

Мать. Андреа, как ты смеешь даже думать о таких вещах? Все, что произошло, а вернее, все, чего не произошло, – это по твоей вине. Ты сбивала мальчика с толку, рассказывая ему сказки о том, что вы убежите из дому вдвоем и будете жить в Англии. Ты во всем виновата. Из-за твоего вранья, из-за твоих злобных наговоров на нас, его родителей, и будущую жену у Томаса снова начались припадки. Неужели тебе не совестно? Ты знаешь, насколько он впечатлителен, бедный мальчик, и играешь на его чувствах. У меня сердце замирало, когда я видела, как это невинное дитя запутывается в твоих сетях. Я предупреждала тебя. Я тебе говорила: оставь мальчика в покое.

Андреа (кричит). Да я здесь единственный человек, кто вообще думает о нем. Если кто и виноват в его болезни, так это только ты, мама.

Мать. Болезни? Вы только послушайте.

Андреа. Да, да, именно в болезни. Или, может быть, он абсолютно здоров? Ты и это хочешь скрыть, спрятать истину за ширмой лицемерных слов и красивых выдумок? Стыдишься своего больного сына?

Мать. Андреа!

Андреа. А эта, его будущая жена, разве не стоит предупредить ее и научить, как с ним управляться, как она должна ухаживать за своим женихом? Ибо, дорогая Хилда, с этого дня ему станет хуже. Знай же, дорогая невестка, что за этим припадком последуют другие и мама хорошо это знает. Я не права, мама?

Хилда. Что она говорит, тетя?

Мать. Чепуха, детка. Она бесится оттого, что брат не послушался ее, когда она звала его на улице. Впервые в жизни ее любимый братец наплевал на нее.

Андреа (срывается на крик). А любит он меня! Меня! Одну меня! Она ему не нужна! Он плевал на нее, на эту старуху которая надумала залучить мальчика к себе в постель.

Хилда. О, тетя!

Мать (кричит). Ты… ты бешеная кошка! Это тебя надо было запереть в психлечебницу, посадить за решетку! Да, да, тебя, змею подколодную, тебя, похотливую, грязную девку! И это моя дочь!

Сосед наверху стучит палкой в потолок. На минуту воцаряется тишина. Мать и дочь переводят дух. Короткое перемирие. Когда Андреа начинает говорить, голос у нее срывается. Она откашливается и продолжает, теперь голос ее звучит тише и пронзительнее.

Андреа. Вы с папой оскорбляете меня. Это так называемое счастье, которое вы уготовили Томасу, – самая настоящая низость и подлость, и знайте: вы от этого счастливее не станете. А меня вы ненавидите, потому что я мешаю вам закатить пышную свадьбу с колоколами и органом в церкви: невеста вся в белом, а Томас тыкается между вами, как теленок. Вы ненавидите меня, потому что я не позволю вам высосать из него все соки, не позволю вам медленно убивать его, не дам ему истечь кровью в окружении счастливых и довольных родных. (Тихим, проникновенным голосом.) Ты видишь, мама, я не прошу, чтобы ты любила меня, да и какая уж тут любовь, я только об одном прошу… ну пожалуйста, иначе случится непоправимое, ты ведь все понимаешь, мама, не настолько же ты слепа и бесчувственна.

Мать. Иди к себе в комнату, ложись спать.

Хилда. Я не желаю больше выслушивать подобные вещи, тетя. Как она смеет говорить мне это в лицо! Никогда в жизни меня так не оскорбляли. Я хочу уйти отсюда, тетя, я хочу поскорее вернуться домой, к маме, я расскажу ей все. О, такого я не ожидала…

Мать (грубо, обращаясь к Андреа). А ну, быстро в свою комнату, ты…

Андреа (уходит, но в дверях останавливается и кричит). Убирайся восвояси, беги к своей мамочке, там твое место. Две старухи! Пусть на тебе женится какой-нибудь деревенский увалень – молочник или кто-нибудь из твоих слуг, кому работать надоело. Давай, давай, беги за ним, пока не поздно. (Стремительно взбегает по ступенькам и скрывается в своей комнатке.)

Мать запирает дверь в гостиной.

Хилда. О, тетя, тетя!

Мать. Не расстраивайся, детка, больше это никогда не повторится, обещаю тебе, что ты в первый и в последний раз в моем доме слышишь такие ужасные вещи.

Хилда. О, ничего подобного я даже представить себе не могла. Я так хорошо думала обо всех вас и не предполагала, что стану причиной раздора в вашем доме, что Томас сбежит от меня, как от прокаженной, что меня обвинят… Я хочу уйти отсюда, тетя, и как можно скорее.

Мать. Подожди, детка, подожди. (Опускается на кушетку.) Послушай, Хилда, я больше не могу от тебя это скрывать: я солгала тебе. На нашей семье лежит проклятье.

Хилда. Я это поняла.

Мать. Я сама хотела бы уехать подальше отсюда, снять небольшой домик где-нибудь в деревне, с садиком и лужайкой, где так приятно посидеть вечерком. Но ничего не выйдет. Ведь мы не платим за жилье, Генри может жить в этом доме по милости Музыкального общества до конца своих дней. И потом, в деревне мое пособие по безработице будет намного меньше. Вот и приходится, как последним нищим, жить в городе, где нас знавали в лучшие времена. Мы могли быть счастливы, если бы примирились со своей судьбой, удовольствовались тем, что имеем, но ничего не выходит, по правде говоря, я и сама не знаю, почему. Иной раз я спрашиваю себя: «Почему мы несчастливы?» Потому что мы носим в себе все свои несчастья, Хилда, потому что мы притягиваем беду. Как все люди наделены определенным цветом волос, так мы наделены несчастьями, думаю я иногда.

Хилда. Ну что вы, тетя.

Мать. Ты еще слишком молода, детка, тебе этого не понять.

Хилда. Как же это? Ведь у вас была такая благополучная семья.

Мать. Да и раньше было то же самое, просто мы не осознавали этого. Однако все было именно так.

Хилда. Ах!

Мать. И вот мы сидим здесь взаперти, и нет у нас никакого выхода. Мы ведь даже носа на улицу не высовываем, один Томас время от времени убегает куда-то, словно дикий олень. Мы ни с кем не решаемся заговорить на улице. Над нами все издеваются, нас высмеивают.

Хилда. Но это совсем не так, тетя. Я знаю многих людей, которые уважают вас. Я уверена, у вас есть друзья, о которых вы даже не подозреваете.

Мать (язвительно смеется). Вот-вот, не подозреваем. Прежде, в самом начале нашей семейной жизни, старые друзья Генри нередко бывали у нас в доме. Где они теперь? А мои подружки по пансиону? В те годы я была задорная, веселая девушка, меня звали повсюду. У меня было прозвище Маковка, потому что я всегда носила красные платья. Посмотрел бы кто-нибудь сейчас на эту Маковку. Куда-то они все пропали, прежние знакомые, один за другим. Все нас стыдятся и избегают, наша бедность колет им глаза. Не с кем даже поболтать о пустяках, о которых любят болтать женщины, совершенно не с кем. Сижу здесь, как овчарка на цепи, и караулю двух мужчин, которых по-настоящему и мужчинами-то не назовешь, и дочь-развратницу. Вот так уходят годы. Ах, Хилда…

Тем временем Андреа погасила свет у себя в комнате и спустилась по лестнице. Она, пытается открыть дверь в гостиную, дергает за ручку.

Андреа. Откройте!

Мать. Посиди там, ты здесь ничего не забыла.

Андреа (громче). Открой, мама.

Мать (еще громче). Нечего тебе здесь делать. Лучше не показывайся.

Андреа (барабанит кулаками в дверь). Открой! Открой! Открой!

Сосед наверху снова стучит в потолок. Мать отпирает дверь, и Андреа врывается в гостиную. Внезапно смешавшись, садится.

Андреа (жалобным тоном). Я не могу заснуть.

Мать. Отправляйся к себе. И ты еще смеешь показываться здесь? Немедленно извинись перед своей кузиной и передо мной. Андреа. Я посижу здесь, дождусь Томаса.

Мать. С какой стати? Нам с Хилдой надо поговорить. Убирайся. Андреа. Я не могу там больше быть одна. Я не вынесу этого. Посижу здесь, а вы ложитесь спать.

Мать. А кто тебе сказал, что Томас сегодня вернется? Андреа. Он сел в седьмой трамвай. В последний или предпоследний. Доедет до конечной остановки и вернется назад.

Мать. Ты так думаешь? Плохо же ты знаешь нашего Томаса. Хилда. Я так измучилась, тетя! Я хочу прилечь.

Мать. Это лучшее, что мы можем сделать. Пусть все твои печали перейдут ко мне, а ты иди к себе и как следует выспись… Хилда. Я не могу спать, тетя. Я глаз не сомкну. Буду думать… Мать. У меня где-то были таблетки. Постой-ка. (Пошарив в ящике, вынимает коробочку с лекарствами.) Вот они. Успокаивающие. «Успокаивают нервную систему, способствуют глубокому сну». Хилда (обращаясь к Андреа). Ты будешь ждать Томаса? Андреа. Да.

Хилда. Откуда ты знаешь, что он придет сегодня?

Андреа. Знаю.

Мать. Прими одну, самое большее полторы, и заснешь сном младенца. (Тише.) Завтра поговорим обо всем, вот увидишь, все уладится.

Мать и Хилда уходят в комнату Андреа. Мать задергивает штору и откидывает одеяло. Хилда приносит стакан воды и прямо в халате забирается в постель. Мать склоняется над ней, подает ей стакан с водой. Поправляет одеяло.

Мать. Мы подружились, верно? А это уже немало. Выпей-ка. Хилда кладет в рот таблетку и запивает ее водой.

Хилда. Пахнет анисом…

Мать. Да.

Хилда отдает ей стакан, устраивается в постели поудобнее. Сейчас она похожа на ребенка. Мать гладит ее по волосам.

Хилда. Можно мне попросить вас кое о чем, тетя?

Мать. Да, конечно…

Хилда. Поцелуйте меня на ночь, пожалуйста.

Мать целует ее в щеку.

Вот теперь мне хорошо. Спокойно.

Мать. Спи, детка. Доброй ночи.

Хилда. Доброй ночи, тетя.

Мать (входя в гостиную). Андреа, ты вела себя по-свински.

Андреа молча обходит вокруг стола.

Ты решила расстроить этот брак, потому что увидела, как прекрасно Томас и Хилда поладят между собой. И брак этот наверняка был бы счастливым.

Андреа. Тебя никто не слышит, передо мной можешь не притворяться. Томаса и его кузину невозможно даже рядом поставить, это совершенно чужие люди. И вообще этот брак нужен только для одного…

Мать… чтобы заполучить денежки тети Мириам? Ты это хочешь сказать? Ошибаешься. Ты судишь обо всем со своей колокольни. Ты просто маленькое ничтожество, которое о жизни ничего знать не знает. Именно поэтому ты считаешь естественное стремление выбиться в люди…

Андреа. Выбиться в люди?

Мать. Да, да, речь идет именно об этом. О том, чтобы вытащить всех нас, и тебя, между прочим, тоже, из этой беспросветной трясины и заложить прочный фундамент будущего благополучия. Вот к чему я стремлюсь. И я запрещаю тебе говорить всякие гадости, слышишь? Или ты все никак не возьмешь в толк, что есть люди, которые желают другим добра, а не озабочены, как ты, лишь собственной персоной и своими противоестественными прихотями?

Андреа. Да как ты смеешь…

Мать. Я знаю, что говорю, и ты все отлично понимаешь. На прошлой неделе тебя приглашал в кино Ян Вандриессе, а два месяца назад к твоему папе приходил свататься Мюллер, но ты всех прогнала. С чего бы это? Почему ты никуда не ходишь? Почему огрызаешься, как собака, когда мужчины заговаривают с тобой на улице? Я знаю почему. И это противоестественно. Я говорю о твоих отношениях с Томасом, я вижу, как вы с каждым днем заходите все дальше.

Андреа. Замолчи!

Мать. Ты сама боишься этого. Я же знаю тебя, ты даже заикнуться об этом вслух боишься, только бы все было шито-крыто.

Андреа. Прекрати!

Мать. Уехать отсюда – лучшее, что ты можешь сделать. Я так решила сегодня вечером и завтра же поговорю с отцом. Можешь отправляться в отпуск. Ты ведь мечтала распрощаться с нами – ну вот и пожалуйста! Но только ты поедешь одна. Денег я для тебя найду, если нужно будет, стану побираться, воровать, ни перед чем не остановлюсь, но отсюда ты уедешь. Пока не знаю куда, но уедешь непременно. Хотя бы месяца на три.

Андреа (кричит). Чтобы вы обстряпали все свои грязные делишки!

Мать. Да, пока мы не сыграем эту свадьбу и Томас не будет хорошо пристроен.

Андреа (тихо). Но это же подлость, мама.

Мать. Разумеется. (Подсаживается к столу.) Разумеется, это подлость. Ты ведь не способна оценить это иначе (тихо, сдержанно), я больше не желаю видеть этой грязи в своем доме, заруби себе на носу. То, что происходит между тобой и Томасом, не имеет названия, настолько это ненормально, настолько грязно, противоестественно! И у тебя хватает нахальства невинно таращить глаза, хоть ты и сознаешь, какой это ужас, какой страшный грех, но самое скверное, что ты не в силах положить этому конец.

Андреа. Но между мной и Томасом ничего нет.

Мать. Не лги.

Андреа. Так что же мне делать?

Мать. Уезжай немедленно, и все кончится само собой.

Андреа. А потом?

М а т ь. Когда ты снова увидишь его, он уже будет не тот, уверяю тебя, общество Хилды благотворно повлияет на него. Да и ты сама вырвешься из нечистой, затхлой атмосферы этого дома и почувствуешь себя по-другому. И ты и Томас скоро забудете про все эти глупости.

Андреа. Хорошо, пусть будет так.

Мать. Когда ты поймешь, от чего я спасла вас, в какую трясину вы проваливаетесь, в какое ядовитое…

Андреа. Хватит!

Мать, (смешавшись). Я иду спать. (Прячет коробочку с таблетками в ящик стола.)

Андреа. Я буду ждать его здесь.

Мать. Поверь, мне тоже нелегко, Андреа. Мне кажется иногда, что все это выше моих сил, что еще немного, и я не выдержу.

Андреа отворачивается.

Ведь я поступаю так для его блага. Я люблю Томаса, ради него я готова на все. Сейчас нужно только одно – разрубить все одним махом. Нож мгновенно рассекает нежную, мягкую плоть. Не думай, что мне это дается легко. Но так нужно. Это вовсе не западня, как ты считаешь, это единственно возможный выход.

Андреа. Как нож рассекает… да…

Мать. Нам с папой не так уж много осталось. Мы рано состарились.

Андреа. Иди спать.

Мать (с нажимом). Это единственный выход.

Андреа. Возможно.

Мать. А ты что, хотела бы продолжать такую жизнь?

Андреа. Нет. (Колеблется.) Больше всего я бы хотела… Нет. Ничего. Я подожду его здесь.

Мать. Не говори Томасу, что ты уезжаешь. Я сама ему скажу. Разбуди меня, как только он появится. Ее не надо будить. (Кивает в сторону комнаты, где спит Хилда.) Разбуди только меня. И немедленно. (Останавливается в дверях, долгим взглядом окидывает дочь, сидящую за столом.) Так чего бы тебе хотелось?

Андреа. Я же сказала: ничего. Так, глупость (пытается говорить беззаботным тоном), как и все, что приходит мне в голову.

Мать. Покойной ночи. (Уходит в свою спальню.)

Андреа (уронив голову на руки, смотрит прямо перед собой, потом жалобно зовет). Томми, Томми!

Занавес.