Текст книги "Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам.(ЛП)"
Автор книги: Гарэт Д. Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 78 страниц)
– Я окажу тебе последнюю услугу, похороню тебя в моём доме.
– А затем я уйду, чтобы сражаться на этой войне по-своему.
Она наклонилась и легко поцеловала его в лоб. Его тело было холодным.
* * *
Комната была горячей, и не только от жара их тел. Всё казалось горячим – кровь, кожа, тело, душа.
Парлэйн лежал неподвижно, словно в медитации, нежно касаясь Рикайджи подле себя. Она тоже была неподвижна, безмолвна и неподвижна словно статуя.
Или труп.
Лишь её тепло уверяло его, что она была живой.
Они были последними. Всем, что мог предложить Отряд Хаоса. Он не знал – сколько времени прошло в этом странном, чужом месте, но это, несомненно, были месяцы, возможно – годы. Остальные были мертвы.
Все они были мертвы – от безумия, морр'дэчай, болезни, войны.
И всё же Парлэйн, самозваный и самокоронованный Лорд Широхиды всё ещё жил.
Он хотел бы знать, чем это было для великих воинов. Жить – сквозь одну битву к другой, в то время, как умирают твои друзья, родные, любимые. Шинген, как говорят, выиграл тридцать четыре битвы. Скольким пришлось умереть в них? Сколько из тех было его друзьями?
Было ли это ответом? Не любить, не верить?
Он провёл рукой по шее Рикайджи и почувствовал жар её кожи.
Что он сказал Примарху насчёт путей к смерти для воина?
"Я не боюсь безумия. Я буду приветствовать морр'дэчай, если буду опозорен так, чтобы заслужить его. Я вижу смерть на войне как честный и благородный финал для воина, а чтобы быть преданным – сперва кому-то надо верить, а я не верю никому."
Он считал так и сейчас, но легко говорить за себя. Труднее, гораздо труднее верить в то, что так же думают следующие за ним. Иннакен не был рождён воином. Он хотел только лечить. Считал ли он так же?
Голгофа воевала с тех пор как они прибыли, но это была война против врага, которого они не могли даже увидеть, кроме одной схватки. Те кто был здесь, послы от могучих и древних рас галактики, начинали сходить с ума и бредить смертью.
Парлэйн вспомнил Элоев. Они были прекрасными, изящными, величественными созданиями, купающимися в сиянии. Посол Элоев говорил с ним несколько часов о этике, философии и существовании после смерти. Он назвал взгляды Парлэйна 'очаровательными', со снисхождением, которое ничуть не выглядело оскорбительным.
Два дня спустя этот Элой впал в безумие и убил троих своих спутников, бредя о смерти, которую ранее он назвал не более чем превращением в нечто большее и высшее.
Парлэйн закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Никто, похоже, не знал что происходит, но кто-то должен над этим задуматься. Он не верил что всё это случилось само собой.
Он и Отряд были наняты, чтобы защищать Голгофу и тех кто был там, и они делали всё что могли. Парлэйн искренне верил в это, он был горд тем, что Отряд мог исполнить это лучше прочих. И они действительно справились лучше чем Рейнджеры, которые были здесь.
Рейнджеры Договора, называли они себя; они относились к Парлэйну и его товарищам с неприкрытым презрением. Парлэйн не имел с ними дела, за исключением нескольких наблюдений за их тренировками. Они были хороши, он не мог отрицать этого, но по большому счёту – он не думал, что они были достаточно хороши.
А теперь они все были мертвы. Последний убил себя два дня назад.
Они вдвоём были всем, что осталось для защиты Голгофы. Отряд сражался достойно, также достойно, как кто угодно другой. Но этого было недостаточно.
Они не могли сражаться с врагом, которого не могли увидеть.
Итак, они должны найти его.
Примарх что-то знал, он был уверен в этом. Он не верил что Примарх стоял за происходящим, но подозревал что он что-то знает. Смысла спрашивать его не было. Он не скажет ничего, что бы он ни знал....
Рикайджи неожиданно поцеловала его в плечо и он вздрогнул.
Да. Всё же его стоит спросить. Если есть хотя бы малейший шанс, хоть какой-то шанс вообще...
Чтобы спасти её он сделает что угодно, кроме жертвы своей честью.
Или её честью.
Он знал, что ей это не понравится.
– Что ты ценишь больше? – неожиданно спросил он. – Твою честь или твою жизнь?
– Ты болезненно любопытен. – заметила она.
– Я размышлял.
– Да, я заметила. Честь – всего лишь слово, Парлэйн. Это то, что может быть дано тебе другими, или же отобрано ими, а потеряв – её можно возвратить. Ты не можешь вернуть себе жизнь, когда она отобрана.
– Значит – твоя жизнь? – спросил он, чуть разочарованный. Возможно в ней всё же осталась натура жрицы.
– Если бы я думала так – была бы я здесь? Есть вещи важнее, чем жизнь. Я лишь не верю что честь – одна из них.
– Почему ты покинула касту жрецов? – спросил он.
Она поцеловала его, и поцелуй был совсем не нежным. – Иногда ты бываешь таким тугодумом. – сказала она с совершенно честным лицом. – А я не могу оставить себе несколько секретов?
– Как пожелаешь.
– Почему ты стал тем кто ты есть? – спросила она его. – Ты мог бы управлять гильдией, или командовать рейнджерами, или стоять в Сером Совете. Ты не проклят и мало кто будет думать о твоей внешности или имени, когда они узнают твои таланты. Так почему?
– Потому что я никогда не хотел быть ничем иным.
– Я хотела. Прежде.
– Что ты хотела сделать?
– Изменить мир. Изменить галактику. Потом я поняла что никогда не смогу сделать это в храме или монастыре.
– И ты можешь сделать это здесь?
– Да. С тобой. Я могу изменить тебя.
– Что?
– Ты живёшь. Ты знаешь радость. Ты знаешь любовь. Ты знаешь цель. У меня было... предчувствие. Я знала это, с тех пор, как в первый раз увидела тебя, когда Катренн познакомила нас. Тогда я поняла две вещи. Первая – что с лёгким толчком в верном направлении ты можешь сделать всё, что я когда-либо мечтала исполнить.
– А вторая?
– Что я люблю тебя.
– Моя леди. – прошептал он.
– Нет. Я не чья-то леди. Я твой спутник. Я буду защищать твою спину в бою и знаю что ты будешь защищать мою. Я отдам свою жизнь в твои руки и полностью доверю её тебе, и знаю что ты можешь сделать так же со мной. Катренн никогда и ни с кем не найдёт этого, и потому мне жаль её.
"Ты лжёшь умело, Парлэйн Проклятый. Всё правда, за исключением последних слов. В этом ты похож на своего отца."
"А я не верю никому."
Он крепко обнял её.
* * *
Планы II.
Г'Кар: – Как развивается твой план? Одной военной мощи может быть недостаточно.
Марраго: – Она будет не одна. Нас миллиарды. Мы чересчур хорошо знаем, как тяжело удержать целый мир рабов, которые не желают быть рабами. Они восстанут.
Г'Кар: – Цена будет ужасной.
Марраго: – Какова цена свободы? Ты научил нас этому.
Г'Кар: – А какова цена твоей жизни?
Марраго: – Я? Я стою столько, сколько я могу добиться для своего народа. Пойми это, и не пытайся меня судить. Я играл свою роль, приводя ситуацию к тому, что мы имеем сейчас. Я не приму упрёков за это...
Г'Кар: – С моей стороны будет лицемерием упрекать кого-либо. В чём угодно.
Марраго: – Я делал то, что считал верным, и я не изменил бы ничего, даже если бы и мог. Но... был кое-кто, кого я мог спасти. Я подвёл её. Я страшно подвёл её. Я помню кое-что, что когда-то мне рассказывали. Несколько лет назад. Один из моих агентов слышал, как юный нарнский мятежник сказал это своей леди. "Тот, кто спасает одну душу...Э
Г'Кар: – Спасает весь мир.
Марраго: – Я подвёл одну душу. Я, как только смогу, постараюсь спасти целый мир, но моя душа потеряна. Я приму любую помощь, которую ты сможешь предложить. Я увижу чем всё закончится. Но когда это будет закончено, когда всё будет сделано... Тогда я лягу и умру.
Г'Кар: – Я буду горевать по тебе.
Марраго: – Я не буду. Я ни о чём больше не буду горевать.
* * *
Куломани: – Сколько?
Вижак: – С тех пор, как пал мой мир. Он помог мне сбежать. А ты?
Куломани: – Со Дня Мёртвых. Смотреть на призраки прошлого и понимать, в каких руинах лежит настоящее... Это способствует ясности зрения. Что ты будешь делать теперь?
Вижак: – Мы собираем армии. Столько сколько можем. Время отбивать потерянное.
Куломани: – Тебе нужна помощь?
Вижак: – Ты искалечен. Чем ты можешь нам помочь?
Куломани: – О, моё тело искалечено. Но разум работает отлично. Думаю, ты убедишься что я могу помочь.
Вижак: – Таан погиб. Он умер достойно?
Куломани: – Да.
Вижак: Хорошо
* * *
Декстер: – Что теперь?
Талия: – Не знаю
Декстер: – Да.
Декстер: – Хорошо. А то я боялся, что только я этого не знаю.
* * *
Хакстур: – Мы отправляемся на войну. Прежде мы уже убивали наших Богов. На этот раз мы закончим свой священный поход
Морейл: – Кому вы служите?
Хакстур: – Маррэйну... Он говорит, что мы должны служить лишь себе. Он неправ. Мы служим ему. Мы сражаемся, когда он направляет нас.
Морейл: – Нам всем нужно кому-то служить, да. Он достоин?
Хакстур: – Он стоял подле Зондара. Он принёс Святому Зарвину понимание. Он свят для нас.
Морейл: – Он друг Приносящего Хаос?
Хакстур: – Ваш Приносящий Хаос привёл его к нам.
Морейл: – Значит, он достоин. Мы ждём приказов Приносящего Хаос. Мы все. Мы – з'шайлил, заркхеба, викххеран. Наши боги ушли – остался лишь Он. Если Он прикажет нам, мы будем сражаться рядом с вами. Мы вместе убьём ваших Богов.
* * *
Г'Лорн: – Наш мир погиб.
На'Тод: – Да.
Г'Лорн: – Это наша ошибка. Мы это сделали.
На'Тод: – Не говори ерунды. Мы не сделали ничего. Всё это сделали они.
Г'Лорн: – Тогда мы сделаем с ними то, что они сделали с нами.
На'Тод: – Точно.
* * *
Марраго: – Девочка. Ребёнок, девочка, которая была с тобой. Где она?
Г'Кар: – Уверен, она где-то здесь и в безопасности.
Марраго: – Ты очень спокоен.
Г'Кар: – Скажем так: я верю, что вселенная не позволит ей погибнуть до того, как она исполнит своё предназначение.
Марраго: – А что, если вселенной нет до этого дела?
Г'Кар: – Тогда до этого точно есть дело Истоку Душ.
* * *
Где-то в ином месте VII.
– Знаешь, ночной покер теперь уже не тот, что прежде.
Джек не сказал ничего, намереваясь, как обычно, предоставить боссу возможность поворчать. Впрочем, он был склонен согласиться. Ночной покер был не тот, что раньше. Они всё ещё собирались время от времени, но их было только трое, а всем известно, что для хорошей партии в покер нужно, как минимум, четверо.
– Давай-давай, ещё раз объясни откуда взялась та дилерская фишка. – хмуро пробормотал Зак.
– Да ведь Чет... – машинально начал Джек, и тут же осёкся когда понял, о чём он говорит. Он тоже вздохнул.
Никто из них не знал достоверно – что же случилось с Декстером. Он уже несколько месяцев вёл себя странно, забыл про покерные ночи и совсем не появлялся в секторе. Джулия говорила, что её мать уже довольно давно не слышала вестей о нём, и что он не отвечает на её сообщения.
А затем разнеслись новости о том, что он разыскивается за убийство. Какой-то важной шишки из МПЭ, хотя детали были несколько туманны. Его и его сообщницу, "блондинку среднего роста" разыскивала Внутренняя Безопасность. Его пост в Сенате был аннулирован, его квартиру обыскивали, его друзей допрашивали.
Джека допрашивали три раза, по несколько часов подряд. Он не знал – куда или почему исчез Декс, и не знал ничего про ту шишку из МПЭ. Он знал кое-что, что, возможно, могло бы помочь вычислить Декса, но он ничего не сказал. Это было первым правилом любой службы безопасности, особенно в таких местах как Яма.
Никогда не закладывай своих.
Джек был таким же. И Джулия. Все они. Никто в 301-м ничего не сказал.
Джеку лишь хотелось бы знать что происходит. Люди допрашивавшие его были... да, странными, если не сказать большего. Он был уверен, что видел кого-то, прячущегося в тенях, кого-то, кто был... просто неправильным. Он увидел его мельком и это напомнило ему того странного типа, которого они арестовали. Руку Света.
Сектор 301 с тех пор был каким-то чужим, словно с потерей его защитника не осталось ничего, чтобы остановить пробирающиеся в него тёмные силы. Джек огляделся вокруг, поёжился и выругал себя за то, что позволил воображению так далеко себя увести. Он слишком много читал фантастики в детстве.
Но когда его и Зака вызвали посреди ночи по сбивчивому донесению, которое поступило от подвыпившего нищего – легко было немного напугаться.
В этой части Ямы было темно. Здесь всегда было темно, будь то день или ночь, но сейчас там, казалось, было темнее обычного. В "старые добрые деньки" коррупции, шоколада и азартных игр они бы никогда сюда не пришли. После того как они слегка встряхнулись и стали хоть что-то делать, после смерти и возрождения Благословенной Деленн (даже такой полный атеист, как Джек, чувствовал бегущий по позвоночнику холодок, глядя на её храм) – они стали несколько усердней. Не то чтобы в этой области Ямы было что делать. Несколько нищих, самые последние среди последних, те, кому действительно было некуда идти, сумасшедшие, совершенно неспособные работать...
Неудивительно, что никто из них не любил соваться в этот район. Как правило их заставлял сам Декстер, увещеваниями насчёт того, чтобы держаться вместе, общих нужд, обновления и тому подобного. Не будь его рядом, всё легко могло бы пойти по-старому.
– Здесь? – спросил Зак, оглядываясь по сторонам.
Джек шагнул вперёд и запах обрушился на него. Он отшатнулся, едва не закашлявшись. Тут воняло сразу всей мерзостью, что он мог себе представить – рвотой, дерьмом и полусырым мясом. Он закашлялся, сплюнул и отчаянно замахал перед лицом рукой.
– О да. – проговорил Зак, крепко зажимая нос. – Фамефафельное мефтефко.
Они вдвоём прошли дальше по тёмной улочке. По обе её стороны стояли склады, строения которые не использовались даже в лучшие из времён. Они были слишком малы, слишком далеко от всего подходящего или слишком скверно построены.
Запах становился всё хуже с каждым сделанным ими шагом, а воздух вместе с этим становился всё плотнее и жарче. В своё время им обоим довелось повидать места преступлений, некоторые из них были весьма мерзкими, но ещё ничто и никогда не вызывало такого ощущения: сочетание вони, привкуса на языке и... чувства.
А в конце улочки свет их фонарей высветил это, разбросанное по земле.
Раньше это, должно быть, было человеческим телом, но теперь это было просто кучей частей. Джеку было трудно поверить, что тело здесь только одно. Тут было достаточно... ошмётков... на пару десятков. Он вздрогнул когда увидел то, что, похоже, было сердцем. Он надеялся что это не так, потому что сердцу, вырванному из груди, не полагается так биться...
– Господи боже. – пробормотал Зак, отпуская нос. Это ничего не изменило. Они могли бы скинуть сюда двадцатикилотонную серную бомбу и так и не избавиться от вони.
– Господи, мать твою, боже!
У Джека было несколько личных излюбленных ругательств, но он не мог выдавить ни одного. Он не смел открыть рта из страха, что что-то может попасть ему в глотку. Или что его вырвет.
– Что за тварь могла...?
Зак осёкся и наклонил голову, словно прислушиваясь.
– Ты это слышишь?
– Слышу что? – переспросил Джек. Он не мог услышать ничего, кроме его собственного колотящегося сердца. Оно звучало как-то отстранённо, и ему казалось что оно в любой миг может выскочить у него из груди.
– Этот звук. Звучит, словно...
Он вскинул голову и Джек последовал его примеру, повинуясь всемирному закону: никто не может увидеть кого-то, смотрящего вверх и удержаться от желания взглянуть на то, что же он там высматривает.
Они могли увидеть это даже сквозь потолок Купола.
Медленно, очень медленно в небе начинало биться сердце.
* * *
Всё стало огнём и кровью. Крики умирающих наполняли воздух. Валялись изуродованные и растерзанные тела.
Парлэйн шёл среди них, со смертью во взгляде. Его мундир был порван, а тело покрыто порезами, царапинами и рубцами. Денн'бок был в крови, и том что служило кровью Изначальным.
Случилось затишье, и оно было долгим. Он и Рикайджи начали думать что всё закончилось. Они даже мечтали, что им удастся выжить.
Затем, по их счёту – три дня назад, всё началось заново. Хуже чем прежде. Более жестоко и безумно. Те кто мог бежать – бежали, но и тогда безумие следовало за ними. Корабль Тамиакинов разрушил сам себя возле самой станции, когда того, кто был внутри, настигло безумие. Он сомневался в том, что на Голгофе остался кто-то, кого не коснулось безумие.
Нет, здесь всё же были такие.
Если точно, их было трое.
Он сам.
Примарх.
И творец всего этого.
Он направлялся к покоям ворлонского посла с решимостью и бесстрашием живого мертвеца. Он узнал смерть, он узнал боль и он узнал страх. Он считал, что в конце концов безумие коснулось и его, хоть и в меньшей степени.
Он хотел убить двоих и только двоих, Бесцельная резня не для него. Нет, ему нужен точный и холодный расчёт единственной схватки.
Он найдёт ворлонца и уничтожит его.
А потом он убьёт себя.
Кровь Рикайджи осталась на его руках, её предсмертная гримаса всё ещё стояла перед ним. Она попыталась бороться с безумием, и ей это удавалось долго, достаточно долго, чтобы просить его о морр'дэчай. Достаточно долго, чтобы просить его позволить ей умереть с честью, а не в безумии. Он никогда прежде не видел в ней такого страха. Никогда. И не знал, видела ли она такой же страх в его глазах.
Она опустилась на колени пред ним, и прочертила отметины на лице. Он поднял клинок, желая чтобы это был настоящий дэчай; впрочем – обычай и честь были теми же.
А потом её глаза стали черны как полночь и она бросилась на него, целясь в лицо скрюченными пальцами.
Она отбила ему руку, сломала по крайней мере два ребра и пыталась выцарапать ему глаза, но в конце концов проиграла.
Она умерла не с честью, не с достоинством – ни с чем, кроме слепоты и безумия.
Он отомстит за неё. Это самое меньшее, что он может сделать.
Он добрался до двери ворлонца и нашёл её уже открытой, криво висящей в проёме.
Свет наполнял комнату, но это не было настоящим светом, больше это было похоже на светящуюся тьму. Он отбрасывал тени на освещённые места, но не освещал теней. Он шептал о безумии, о видениях хаоса, смерти и ужаса.
Неподвижный и безмолвный, посередине комнаты застыл ворлонец, в его настоящем облике, масса яркой энергии, щупальца плывущие в тёмном воздухе. А точно в центре её, легко паря в воздухе, ждало существо, какого Парлэйн никогда не видел прежде.
Оно было страшным. Злым. Чудовищным. Парлэйн провёл последние месяцы среди Изначальных, с богами и чудовищами, и всё же он никогда ещё не видел и не знал подобного.
<смерть>
До того как минбарцы старины поднялись к звёздам, или даже научились летать, они со страхом рассказывали о демонах, бесах и тварях, что прячутся в тенях ночи. Должно быть, они представляли себе именно это.
<смерть>
Парлэйн смотрел на него и вспоминал выжженные залы Широхиды, безмолвные статуи её прежних хозяев. Никто из них не знал страха, не знает его и он.
<смерть>
Он стиснул зубы и медленно провёл рукой по тонкому шраму морр'дэчай на лице.
<смерть>
– Да. – сказал он.
<смерть>
– Смерть.
<смерть>
Позади твари стояло зеркало, такое большое, что оно занимало почти половину комнаты. Оно не отражало ничего, и больше было похоже на дверь в иной мир, который лежал у подножия высокой башни, под чёрным, пульсирующим небом.
<смерть>
Чудовище двинулось, управляя ворлонцем, двигая светящееся тело, словно обычную марионетку.
<смерть>
– Смерть! – зарычал Парлэйн, бросаясь в атаку.
* * *
Планы III.
Зал был огромным, невероятно огромным. У него не существовало границ, он простирался до горизонта во всех направлениях. И в нём сияли миллионы огоньков, усеивавших пол, стены и небо над ними. Л'Нир шагнула вперёд и обернулась, чтобы увидеть что дверь исчезла.
"Сюда редко приходят гости."
Она вздрогнула и испуганно огляделась вокруг.
– Вы повсюду, верно? – проговорила она. – Вы... вы Исток Душ.
"Мы Исток Душ. Оба."
– О... – она прошла чуть дальше, а затем остановилась, разглядывая небольшой огонёк у её ног. Присев, она коснулась его и по её руке пробежал электрический разряд. Она вскрикнула и отскочила.
На мгновение она увидела нечто – длинное бескостное создание со множеством щупалец. Оно было зелёным, более тёмным снизу, с глубоко сидящими глазами. Л'Нир увидела в его глазах незаурядный разум.
"Оно жило двадцать тысяч лет назад. Они были простой, но мудрой расой. Они летали между звёзд, разыскивая нечто непознаваемое. С годами их становилось всё меньше, пока их не стало совсем."
– Это печально.
"Мы сохранили четверых из них. Один был воином, который погиб, сражаясь с кораблями другой вымершей расы. Двое были поэтами, один из них погиб, столкнувшись с астероидом, другой умер на планете, истерзанной землетрясениями и огнём. Этот был пророком, который направлял их поиски больше столетия, пока он не умер, оставшись одиноким и покинутым, когда они выбрали иной путь."
– Они все мертвы?
"Уже более восемнадцати тысяч лет. Не думаю, что ты найдёшь кого-то, кто вспомнит их, кроме нас. Даже виндризи никогда их не знали."
– Вы помните всё?
"Всё это стало частью нас. Это наше проклятье."
– За что?
"Гордыня."
– Я не понимаю.
"Тебе не понять этого места. Это не твоё предназначение."
– Вы знаете моё предназначение? – она поёжилась, несмотря на то, что тут не было холодно. Она даже и не знала, что у неё есть цель в жизни. Она знала так мало...
"Мы знаем ответ на любой когда-либо заданный вопрос, кроме одного."
– Вы можете ответить на несколько моих вопросов?
"Да, но не на бесконечное их число. У всего есть цена."
Л'Нир помедлила, глубоко задумавшись.
– Должно быть, вы хотели что-то мне сказать. – наконец, проговорила она. – Или мне не позволили бы войти. И это же Собор, а я была на Голгофе, когда нашла это место.
"Мы во многих местах. Расстояние всего лишь первая иллюзия."
– А другие?... – спросила она, слишком поздно спохватившись, чтобы промолчать.
"Их множество. Время, любовь, смертность, цель, амбиции, смерть и мечты – часть этих иллюзий."
– Это был один вопрос, верно?
"Да."
– А какова цена этих вопросов? Или это само по себе ещё один вопрос?
"Да."
– Я растеряна.
"Теряются многие. Понимание никогда не бывает легко искать, а тем более – найти."
– Но вы сказали, что искать понимание – не моя цель.
"Нет."
Она вздохнула.
– Какова цена вопроса?
"Однажды ты обретёшь огромную власть. Ты обретёшь влияние на твою расу и на многие прочие. Ты обретёшь мудрость, ум, честь и славу. За тобой последуют многие. Мы просим чтобы за каждый вопрос, на который мы ответим, ты послала одного из них разыскивать нас."
– Что вы сделаете с ними? Отвечайте, или я не соглашаюсь на эту цену.
"Предложим им то, чего они желают, или то, что, как им кажется, они желают. Вот и всё.
– Я пошлю только тех, кто спросит у меня дорогу к вам. Я не собираюсь никому ничего приказывать.
"Ты сможешь приказывать и это, и большее."
– Это не значит, что я должна приказывать.
"Прекрасно. Мы принимаем твои условия. Задавай свои вопросы."
– У меня их только два. Не моё предназначение искать понимание. Так каково моё предназначение?
"Вдохновлять на поиск понимания других. Тебе не будет нужды искать его самой. Понимание само найдёт тебя."
– О. Думаю это неплохо. Или это скверная штука?
"Это не скверная штука. Это неплохо."
– Так. Ещё один вопрос?
"Да."
– Есть один вопрос, на который вы не знаете ответа?
"Да."
– Что это за вопрос?
Исток ответил.
– О. – Она какое-то время размышляла над ответом.
– О. – пробормотала она снова.
И тогда она поняла. И рассмеялась.
* * *
Парлэйн никогда не рассказывал об этом бое после.
Но это было сделано, в конце концов.
Это было забавным. Он встретился лицом к лицу с противником, которого не встречал никто. Ни Маррэйн, ни Парлонн, ни Вален, ни его мать, или Шинген, или даже первые герои легенд.
Он совершил то, чего не совершал и не совершит никто.
Он, в одиночку, победил Смерть.
Ворлонец был мёртв, другая тварь бежала по ту сторону зеркала, само зеркало было разбито.
Рикайджи была отомщена.
Задача была выполнена.
Он опустился на колени, и крепче сжал денн'бок.
Он исполнил свою задачу, закончил свою миссию, отомстил за своих друзей
Он был готов умереть.
– Смерть. – глухо прошептал он
– На твоём месте я бы этого не делал. – произнёс древний голос. Примарх подошёл к нему подбирая полы длинной мантии. – Тебе не пришло время умирать.
– Не время? Мои друзья мертвы. Моя возлюбленная мертва. Скажи мне, что у меня есть такого, ради чего стоит жить?
Примарх улыбнулся, кривой, горькой, понимающей улыбкой. Улыбкой того, кто знает ответы на все вопросы, кроме одного.
– Твоя племянница. – ответил он.
* * *
– Итак. Ты здесь.
– Когда-то я поклялся тебя убить. Ты знаешь это? Это было давным-давно, и мы оба тогда были другими, но клятву, которая была дана однажды, нельзя отменить, неважно была ли она дана в гневе или нет.
– Всё это время и силы я потратил на тебя, и ради чего? Чтобы ты выбросил свою жизнь на ветер. О, твоя жизнь имела значение, верно, но она должна была быть куда большим! Ты мог вдохновлять их так, как никогда не смог бы я. Всё что я могу – это вселять страх и трепет. Может быть, ещё немного уважения. А ты мог бы покорить их сердца.
– Что ж, теперь это всё неважно, не так ли?
– Мёртвый.
– Я завидую тебе. Спишь и видишь сны в том твоём месте, где не падают тени. Какое ты имеешь право покоиться с миром, когда я покоя не знаю? Как не знает его и Деленн. Ты её бросил, ты её оттолкнул, а она всё же цепляется за тебя.
– Иногда я тебя ненавижу.
– Почти что всегда.
– Всё это время пропало даром. Все эти усилия. Чего ещё я мог добиться, не будь я занят тобой? Мог бы я спасти Нарн? Мог бы я спасти Катс?
– Нет. Эта дорога ведёт к безумию.
– У меня есть много качеств, но безумие в их число не входит.
– Хотел бы я знать – что сказать. Я могу рассказать им правду, но смогу ли заставить их поверить? Ты – мог бы.
– Вот почему ты был мне нужен.
– Будь ты проклят. Ты ведь предпочёл умереть, верно? Что угодно – лишь бы не работать со мной.
– Теперь ты свободен. Мои поздравления. Свободен от ворлонцев. Свободен от меня. Свободен от всех тех призраков – мёртвой жены, мёртвой дочери и мёртвых друзей. Даже твоя душа свободна...
– Что?
– Нет!
– НЕТ!
– Будь ты проклят, Шеридан! Где она?
– Где твоя душа?
– О...
– О, нет.
* * *
Его злой и яростный вопль услышали все в Соборе и Голгофе. Это был крик бессильного гнева, необузданной ярости, злости того, кто всё время тщательно отбирал детали, лишь для того, чтобы обнаружить что одна из тех деталей у него похищена.
Душа Шеридана была у ворлонцев.
Синовал вскинул руки и глаза к небесам, ярость кипела на его лице.
А потом он остановился и посмотрел сквозь камень, видения, небо и землю.
И он увидел приближавшихся.
Он оглянулся на бездушное тело Шеридана, и отвернулся от него в последний раз; тени вновь окутали его. Складки пространств и пределы бесконечности открылись, и он шагнул в башню Собора, на вершине вселенной, где всё сущее лежало перед ним.
Да, он был прав. Ему не привиделось.
Они прибыли.
Все они. Не просто один или двое – но все.
Он мрачно усмехнулся. Ворлонцы сделали свою ошибку, вторую их ошибку, куда большую чем первая. Они убили Старейшего, и сделав – это они призвали в игру всех игроков. Из теней, из туманов, из-за границ равнодушия...
Изначальные прибыли к Голгофе.