Текст книги "Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)"

Автор книги: Динна Астрани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц)

– Ты надеялась попросить месопотамских богов спасти всех нас?

– Были такие мысли. Ведь мой отец Ану, верховный бог месопотамского пантеона не чужой вам, он и ваш прародитель. Надо ли говорить, что он также забытый всеми вами Уран? И всё же он мог бы посочувствовать богам Олимпа. Можно было бы сказать богам Ану: сегодня невидимый бог напал на соседей и если это не пресечь сегодня, то завтра ничего не останется от вас. А оказалось, некому было это сказать…

– Получается, ты не только не переходила на сторону невидимого бога, но ещё и помышляла о спасении олимпийцев. Ты сказала своё слово.

Из воздуха почти одновременно соткались четыре фигуры. Возле левого плеча Диониса появилась высокая стройная фигура женщины с длинном платье. У неё было красивое непроницаемо-строгое лицо и серьёзные серые глаза, в которых, казалось, никогда не появлялось смешинок. Рядом с ней возник бог-мужчина, совсем молодой, с озорным живым лицом с ямочками на щеках и его телосложение было скорее, стройным, чем атлетическим. По правой плечо бога вина, всё ещё восседающего в кресле, появился Аполлон, а рядом с ним – очень высокая девушка, поразительно похожая на него и в ней было больше юношеского, чем девичьего. У неё были широкие плечи и зауженный зад, крепкая шея и немного заострённые углы нижней челюсти.

Нана, отведя кубок ото лба, наконец, заметила новые лица, появившиеся в её комнате.

Сероглазая женщина пронзила её острым оценивающим взглядом.

– Приветствую тебя, Фемида, – произнесла Нана. – Ну, надо же! Я думала, что меня только допрашивают, а тут вовсю суд идёт! И судья тут присутствовал и куча свидетелей моей пьяной болтовни!

– Успокойся, Афродита, – ответила Фемида. – Вино Диониса подтвердило твою невиновность.

– Ну, надо же, меня судят! – воскликнула Нана и засмеялась. – Вынесли вердикт, что я ни в чём не виновата. Они знают, что такое вина, а что невиновность! Но вот я сейчас всё-всё скажу, что я думаю о вас. Я вам не верю! Если бы, допустим, Метиде понадобились ваши услуги, так ли устояли бы вы все, отказались бы или всё-таки побоялись падать в Тартар, а?

– Афродита, мы не собирались причинять тебе зла, – промолвил юноша с ямочками на щеках, – просто надо было кое-кого успокоить.

Нана повернула к нему лицо, начинающее краснеть от гнева:

– Гермес! Вы слишком стелитесь перед кое-кем. Я уверена, эта затея не Зевса. А по-моему, эту затейницу следует успокоить раз и навсегда. И пусть не прячется за Зевса. Увидите, я справлюсь с этим. Я скоро с этим разберусь. Я одна разберусь, если вы трусите! Только не сейчас. Я слишком зла на вас. Поэтому я не пойду к вам в ваш дворец из голубого мрамора. Вот отозлюсь – может быть только тогда…

– Но ведь ты же никогда не была злопамятна, Афродита, – заметила широкоплечая девушка.

– Вот поэтому мне нужно время, чтобы не натворить ничего сгоряча, Артемида. И не надо пользоваться тем, чем напоил меня Дионис. Не надо сейчас выслушивать меня. Допросили – и будет с вас. Убирайтесь.

Боги начали исчезать – один за другим. Дионис протянул было руку к бутыли с вином, но Нана проворно хлопнула его по руке:

– Оставь, это мне компенсация за проверку на вшивость. Вы мне плюнули в душу своим допросом! Вы мне больше не семья, поняли?! – бешено проорала она.

Дионис также поспешил исчезнуть.

Пошатываясь от хмеля, Нана вошла в уборную, совмещённую с душевой кабинкой и несколько раз спустила воду из сливного бочка. Надо было как-то восстановить внутреннее равновесие, хотя бы услышав шум воды. Да и на счётчике воды должны появиться какие-то цифры, чтобы меньше слышать дурацких вопросов от владелицы пансиона.

Когда взвинченные нервы немного успокоились, она вышла из уборной и увидела Эрешкигаль, стоявшую возле стола между креслами и державшую кубок с вином, которое так и не выпил Дионис. Нана даже не успела произнести «не пей», как бывшая хозяйка Большой Земли осушила этот кубок и с удовольствием крякнула:

– Вот это винцо, так винцо! Никогда ещё такого не пила!

Нана улыбнулась. Вот теперь истинная Эрешкигаль предстанет перед ней открытая, как никогда. Стоит послушать.

– Это вино самого Диониса, – ответила она. – В виноделии ему нет равных и не будет.

– Ты виделась с ним?

– И не только с ним. Всего пару минут назад их здесь было несколько персон.

Эрешкигаль горько усмехнулась.

– Ну, конечно, куда же обществу без тебя, – произнесла она. – Это ведь только без меня можно. Там, в Верхнем Мире только радовались, что я не хожу на их пиры. Наверно боялись, что я приведу с собой за компанию полчища демонов. Но другие боги – что с них взять, а ты-то, ты…

– Что – я?

– А то, что ты совсем забыла, что я твоя сестра по отцу! Я тоже дочь Ану, но ведь отец всегда любил только тебя! – из глаз Эрешкигаль полились слёзы. – И то, что я спуталась с этим Нергалом, это в какой-то степени и твоя вина…

– Ты думаешь, что это я заставила тебя влюбиться в Нергала?! Я что, опять должна оправдываться и доказывать свою невиновность?

– Да не в этом дело, не так уж я сильно его и любила, просто влечение тогда появилось и я, как дура, настояла на свадьбе и звала его к себе в Иркаллу на свою голову… А всё от одиночества!

– Ну, не одна ж ты там сидела у себя в подземелье. Всё-таки у тебя была целая куча демонов, да ещё души умерших, которые потешали тебя историями с поверхности…

– Это не то общество! – раздражённо махнула рукой Эрешкигаль. – Мне хотелось бесед с равными, с игигами. Вот ты тогда, когда тебя оживили и я тебя отпустила, сказав, чтобы ты прислала вместо себя замену, вот ты могла бы тогда и не спешить рваться куда-то из Иркаллы. Так нет же, подсунула мне вместо себя этого Думузи, а он только докучал мне тем, что по полгода каждый день рыдал и хныкал и его духовная сущность проливала слёзы и сопли… А ведь ты могла бы и остаться!

– С какой это радости мне было торчать под землёй?

– Ну, не из радости, а из родственного долга. Я ж твоя сестра. Могла бы побыть немного, я б тебя за это отпустила и без замены, потом, когда-нибудь… Мы бы сидели рядом: я – на троне, ты – на скамеечке у ног, поговорили бы, познали друг друга уже тогда…

– Ты – на троне, а я – у твоих ног? – возмутилась Нана. – Ну, спасибо! Великий стимул не уходить из царства смерти! – с иронией добавила она.

– Могла бы хоть в гости приходить.

– Я однажды пришла и оказалась трупом на шесте.

Эрешкигаль смущённо потёрла пальцем под носом:

– Понимаешь, ты так пристально рассматривала мой трон со всех сторон, а тут ещё Намтар и другие демоны мне начали нашёптывать, что ты хочешь меня с трона спихнуть и оттяпать у меня Иркаллу, как оттяпала таблицы судеб у Энки. Я ж всё слышала про тебя, как ты тогда хапала всё, что плохо лежит, да гребла под себя. Ну и вот… – она развела руками.

– Я рассматривала твой трон, потому что удивляло, как это можно сидеть на такой жёсткой каменюке, не намозолив себе пониже спины. Можно было бы материализовать себе трон и помягче.

– Я не неженка, как некоторые.

– Вот видишь, какие мы разные. О чём бы мы могли говорить – тогда?

Эрешкигаль снова зарыдала. И вдруг, развернувшись, подалась прочь, пройдя сквозь стену рядом с дверью. Нана поспешила за ней.

В общем коридоре нашлись свидетели их прохождения сквозь стену. Это был мужчина средних лет, числившийся в башмачниках, но имевших мало заказов, потому что работать он не любил, зато частенько был пьян и бездельничал в компании двух своих дружков-собутыльников. Вот и теперь эта троица сидела на полу коридора в пансионе, пред ними стояла бутылка водки и остатки от воблы. Они и увидели Эрешкигаль, вышедшую из стены, а следом за ней – госпожу Нану.

Нана и Эрешкигаль давно перестали перестраховываться, скрывая перед смертными свои божественные способности и возможности. Смертные стали другими, теперь они верят науке, а не богам, так что найдут любое объяснение увиденным чудесам. Не стоило опасаться, что они поймут, что живут под одной крышей с богами и боги запросто ходят по их городу.

Трое пьяных мужчин удивлённо уставились на девушек, вышедших из стены и поняли, что белая горячка началась раньше, чем они ожидали. И это подтвердилось, когда эти же девушки снова исчезли за стеной, но уже наружной.

Оказавшись вне стен пансиона, Эрешкигаль прошла несколько шагов, плюхнулась в сухую сорную траву и залилась слезами:

– Я знаю, ты меня не любишь!!!

Нана приблизилась к ней и попыталась помочь ей подняться:

– Да люблю я тебя… Уже люблю… Немножко…

– Ну, конечно, а полноценной сестринской любви я недостойна!

– Что-то ты совсем расквасилась, сестра, прямо квашня квашнёй. Не надо было тебе пить это вино. Видишь, что из тебя попёрло.

– А что это было за вино? – Эрешкигаль подняла заплаканное лицо.

– Ну, понимаешь… Это вино правды. Тот, кто его выпьет, тот станет понятным не только для самого себя, но и для окружающих. То есть, начнёт выгребать наружу то, что не сказал бы вслух, вот как ты сейчас. А я хотела сказать, чтобы ты это не пила, но ты же торопишься влить в себя всё, что пахнет спиртным! – возбуждённо выговорила Нана. – И нечего тут снова обижаться!

– Да ладно, в общем то, что я тебе тут наговорила, снялось с языка… Но неплохо бы теперь выпить мировую, а? Не материализовать ли нам ящик шампанского, фрукты и хорошую колбаску, не пристроиться ли нам на той лавочке?

– Пожалуй, это то, что нам сейчас нужнее всего. До «белочки», подруга.

====== Часть 19 ======

Эрешкигаль поднялась с земли, опершись на руку Наны и обе подруги зашагали к ближайшей скамейке, на ходу материализуя небольшой ящик с шампанским и вазу с ананасами, виноградом и персиками.

Невидимый Вишну, ходивший по пятам за ними, наполнялся возмущением. Две великие богини вели себя, словно демоницы, наполняя себя вином сверх меры. И, конечно, это была вина, скорее, Эрешкигаль, чем Наны! Эта Эрешкигаль так долго находилась среди демонов, что многому от них научилась.

Едва Нана и Эрешкигаль присели на скамейку по обе стороны от ящика с шампанским и вазой с фруктами, как Вишну схватил ящик за край и сбросил его на землю. Бутылки со звоном разлетелись в разные стороны, разбиваясь и разливая пенистую жидкость.

– Что-то мы как-то неправильно поставили ящик, что он свалился, – предположила Эрешкигаль, точь-в-точь как смертные находя объяснение непонятному, – давай-ка сбацаем другой…

Нана выставила ладонь перед собой и покачала ею.

– Нет, – произнесла она.

– Что значит «нет»?

– Это знак, Кигаль. Мы слишком много пьём.

– Знак от кого? Это мы, боги, даём знаки смертным, кто мог дать знак нам, богам?

– Ты же теперь знаешь, что есть кто-то выше богов.

– Сущее? – усмехнулась Эрешкигаль. – По-моему, оно уделяет слишком много внимания нашим скромным персонам.

– Поблагодарим его за это! – засмеялась Нана и, поднявшись со скамьи, зашагала в сторону моря.

Большим плюсом обшарпанному бедному пансиону было то, что он находился буквально в двух шагах от моря. Ночами, в тишине можно было услышать, как шумят волны. Добраться до места, где было доступно посмотреть на море, можно было всего лишь пройдя мимо нескольких таких же обшарпанных зданий в три-четыре этажа и оказаться возле летнего кафе под зонтиками, окружённого пальмами. А перед кафе тянулась кирпичная перегородка, когда-то оштукатуренная, но теперь штукатурка на ней держалась только в нескольких местах, как заплатки. Но это было не важно, потому что за этой перегородкой плескалось море. Нана любила стоять возле этой древней кирпичной перегородки подолгу смотреть на море. Тут обычно её страх перед будущим сменялся воспоминаниями о прошлом, которое теперь казалось таким счастливым.

Вот и сейчас она направилась к этому месту, чтобы снова разворошить память, где она могла отдохнуть хоть короткое время от внутреннего ада.

Вишну снова неотступно следовал за ней. Он был расстроен сначала недружелюбной встречей с Дионисом, потом судилищем, что устроили олимпийцы над Наной, потом мерзким поведением Наны, готовой снова предаться пьянству. Он пребывал в состоянии невидимости, но это была временная невидимость, а не облако, дающее невидимость длительную. Временную невидимость приходилось продлевать каждые полтора часа, а у Вишну это совершенно вылетело из головы. И тело его из невидимого начало становиться полупрозрачным, заставляя проходящих мимо смертных удивляться этому явлению и искать этому научные объяснения. А потом и вовсе обрело обычный вид, но бог из Тримурти не заметил этого.

Он стоял в десяти шагах от Наны и видел её спину, облачённую в лёгкое, как облако, кремовое платье, на которое ниспадали спирали светлых сверкающих позолоченных волос. Плечи её иногда вздрагивали и сутулились, затем снова выпрямлялись, как у королевы.

И вдруг произошло неожиданное. Она развернулась к нему лицом и увидела его. И замерла, не отводя глаз…

Все до одной мысли – и воспоминания и горечь страха перед будущим вмиг улетучились из головы Наны. Перед ней стоял молодой мужчина, огромного роста, могучий, великолепно сложённый, в белом льняном костюме. Но Нану больше поразило его лицо. Оно было очень смуглым и совершенным в своей красоте. Густые чёрные брови изящно изгибались и в них присутствовала какая-то очаровательная лукавинка; огромные, глубокие, как космос, чёрные бархатные умные глаза смотрели ласково и пронзительно; нос крупный мужской, но тонко выточенный, чуть изогнутый, с трепетными ноздрями; высокие скулы; чувственный рот с «жемчужинкой» на верхней губе. Чёрные волнистые волосы спадали до плеч. Он не отрывал от неё глубокого взгляда, как будто пытался проникнуть в неё.

И ещё – от мужчины исходили флюиды влюблённости в неё, Нану…

И что-то произошло во внутреннем мире Наны. Сладко заныло в груди, под ложечкой и в животе и с каждой минутой сладость становилось невыносимой. Затем появился огонь и сердце ощутило его всей полнотой. Мозг богини, из котрого хмель от вина уже было очистился от морского бриза, вновь как будто опьянел. Она ослабла и ей показалось, что она становится другой субстанцией – воском, из которого можно лепить, что угодно…

Никогда прежде она не испытывала такого, но было ясно – пришла любовь. Не лёгкая страсть, не влечение, как это было раньше, а именно любовь. Долгожданная, званая, прошеная долгими веками. И это сейчас, после такой тяжкой полосы горя и тоски! Нана не могла поверить. Происходящее снова показалось ей сном, но сном невероятно счастливым. Только бы не проснуться!

Она глупо и растеряно улыбнулась, глядя на лицо Вишну и он вдруг понял, что она его видит. Он вспомнил, что не продлил невидимость. И богиня смотрит на него. Но не этого ли он хотел до сих пор? Он улыбнулся в ответ и медленно сделал несколько шагов, отделявших его от неё.

Она смотрела на него восхищённо, восторженно, и откровенно влюблённо, без всякой попытки скрыть свои чувства. И когда он подошёл к неё вплотную, она вдруг качнулась и потеряла сознание. Он подхватил её и она обмякла на его руках.

Он поднял её на руки, поднёс к ближайшему столику и посадил на стул.

К ним уже бежал официант с пузырьком с нашатырным спиртом.

Нана очнулась, огляделась кругом и всё колыхалось перед её глазами и плыло. Чётким было только лицо смуглого красавца, склонившееся над ней.

– Вам уже лучше? – спросил он. Голос его был такой же бархатный, как его взгляд.

– Мне и не было плохо, – улыбнулась Нана.

– Но вы потеряли сознание.

– Ты вскружил мне голову, прекрасный смертный, – ответила Нана. Привыкнув за века ко всеобщему мужскому восхищению и к массовому вожделению её, к тому, что ею очаровываются, даже когда она не применяет свои способности управлять энергией любви, она никогда не заморачивалась играми в сдержанную даму, старательно скрывающую подлинные чувства, чтобы притвориться скромной. И Афродита, и Инанна всегда были прямолинейны, когда ими овладевало какое-то временное влечение к мужчине и если это и дало осечку, то всего один раз, с тем странным парнем Гильгамешем. Но это вовсе не означало, что это могло перерасти в закономерность. Это у неё-то, у богини любви!

– Спасибо за похвалу, что я прекрасный, – ответил Вишну, подумав: «Она считает меня смертным? Как забавно. Пожалуй, стоит поддержать эту игру, любопытно, как она станет обращаться со мной, думая, что я смертный.»

– Конечно, ты очень красив, – ответила Нана. – Как твоё имя?

Вишну открыл было рот, но, подумав несколько секунд, ответил:

– Меня зовут Мохан, что означает «зачарованный».

– Красивое имя и подходит тебе.

– А как твоё имя, прекрасная дева? – поддерживая её манеру общения, ответил он.

– Зови меня Наной. Так звал меня мой отец, – она на секунду возвела глаза к небу. – Просто Нана.

Знакомство состоялось и далее следовало как-то ухаживать за девушкой, но вот тут-то и вышла заминка. Этого Вишну делать никогда не приходилось и он не интересовался, как это происходит у других. Когда-то давно, когда богиня Лакшми вышла из вод океана, который пахтали боги, она просто объявила, что станет его, Вишну, женой и он, восхищённый и охваченный благоговением перед этим женским божеством, счёл кощунственным отказаться жениться на ней. И далее, когда он проходил земные воплощения с этой богиней, также не приходилось играть роль ухажёра. Других женщин в его жизни не было, кроме этой бывшей жены, и теперь стоило поломать голову, как бы продолжить беседу с другой богиней, из-за которой, к тому же, он изрядно поглупел.

– Может, хотите что-нибудь выпить? – неловко пробормотал он фразу, которую, как он слышал, произносят смертные, когда пытаются продлить знакомство с дамой. – Я угощу вас вином.

– Спасибо, мне сейчас не хочется вина, – Нана смотрела на него дерзко-влюблёнными глазами, не отводя их ни на секунду. – Боюсь распугать бабочек.

– Бабочек? Каких бабочек?

– Которые сейчас порхают во мне и я в восторге от их щекотки.

– В вас порхают бабочки?

– Так говорят, когда становится очень хорошо и радостно.

– Ах, вот в чём дело! – засмеялся Вишну. – А я поначалу не понял, о чём вы. Я такой глупый!

– У вас умные глаза. Не думаю, что вы глупый.

– В самом деле? – улыбнулся Вишну. – Вот уж никогда об этом не думал…

– Мне кажется, вы способны думать о чём-то более серьёзном. Не так ли?

– Приходилось это делать. А может скажете всё-таки, почему вы потеряли сознание? – спросил он.

– От счастья, что переполнило меня сегодня, – ответила Нана. – У меня сегодня много потрясающих событий. Сначала меня перестали обвинять в том, что я не делала, а потом у меня сбылось то, что я ждала очень долгое время.

– Вы говорите загадками.

– А в женщине и должно быть много загадок, – улыбнулась Нана.

И тут Вишну ощутил, как волны энергии Наны пытаются проникнуть в его мозг и разбиваются о другую энергетическую преграду. Богиня приняла его за смертного и, конечно, пыталась прочесть его мысли, ей было любопытно, что думал о ней этот мужчина. Вишну мысленно засмеялся: «Интересно, что она подумает теперь, когда ей не удастся узнать мои мысли? Догадается ли она, что я тоже божество, если мои мысли ей не доступны?»

– Но сами женщины, похоже, не очень любят загадки, – он приподнял вверх свои изогнутые с лукавинкой брови.

– Должна же быть разница между мужчиной и женщиной.

” – В чём дело, почему я не могу понять, о чём он думает? – Нана ощутила лёгкую досаду. – Не могла же я утратить способность считывать мысли смертных. Наверно, это последствие после вина Диониса. Хоть хмель и прошёл, а способности притупились. Наверняка это временно. Потом я непременно буду читать мысли этого смертного. Я хочу продлить наше знакомство. Я просто схожу с ума от него! Такого со мной не было ещё никогда, ни с одним мужчиной!»

– Вы предлагали угостить меня вином, но я бы сейчас с удовольствием съела бы мороженое, – произнесла она.

– Какое?

– Выберите сами. Мне будет приятно, какое бы вы ни выбрали.

– Шоколадное?

– Как вы точно угадали, что я люблю именно шоколадное.

Вишну подозвал официанта и заказал вазочку с шоколадным мороженым и чашку чая с лаймом для себя.

– Как странно, я до сих пор даже не задавалась вопросом, что это такое – шоколад, – задумчиво произнесла Нана.

– Это пища из какао-бобов.

– Какао-бобы? Ах, да, я слышала, это было создано богами, живущими за владениями Океана… Пантеоном бога Кетцалькоатля… Эта истинная пища богов! – проговорила Нана. Потом опомнилась: её речи могли показаться «смертному» странными.

Но Мохан даже не бросил на неё недоумённого взгляда, а спокойно ответил:

– Многое когда-то было доступно только богам, а теперь почти всё есть у людей.

– Раньше бы я сказала, что это возмутительно, но теперь, глядя на тебя, я начинаю думать иначе, – улыбнулась Нана.

– Как же?

– Что такой человек, как ты, достоин пищи богов.

– Разве ты хорошо меня знаешь?

– Я могу быстро изучить любого.

– Каким образом?

Нана замялась и принялась поедать подтаявшее мороженое из вазочки.

Вишну молча смотрел на неё, подперев ладонью щеку и прихлёбывая чай. Он не мог поверить в происходящее: наконец, он заговорил с этой богиней, рядом с которой он находился долгие дни, а она казалась недоступной, как пространство за пределами всех вселенных, как постижение Хаоса. И ему нравилось всё, что она говорила, как поступала. ” – В ней так мало притворства, – размышлял он, – она не боится говорить прямо и честно. Да и бояться ей нечего, если её мысли чисты. Просто говорит всё, как видит и думает. И не играет чужую роль. Что может быть печальнее женщины-актрисы, которая настолько привыкла жить ролями, что не может из них выйти, даже когда этого не требует профессия и она находится за пределами театра? Как же, должно быть, надрывается она и боится показать себя истинную, потому что ей есть что скрывать, что-то неправильное происходит с её внутренним миром. Но ведь ты, богиня Нана, выложишь мне свой мир на мою ладонь, хоть и считаешь меня смертным. Мы поиграем немного, а после наши дороги сольются в одну, наши две разные вселенные перемешаются, как мёд и сливки, и тогда даже смерть не сможет отделить одного от другого.»

Между тем, с Наной творилось что-то невероятное. Не зная прежде чувства настоящей любви, она никак не могла с ним справиться, оно бушевало в ней, требовало действий и событий. Это пугало, богине любви стало не по себе от себя самой, стало страшно показаться полной дурой или даже сумасшедшей перед красавцем-“смертным», привлекательностью равному богам. Она теряла контроль даже над своими руками, которые предательски дрожали, едва держали ложку и мазали около рта шоколадным мороженым, роняли его куски на платье. Это оказалось только половина беды. Она поняла, что сейчас снова потеряет сознание и свалится под стол и это уже будет не трагично, а смешно, а что может быть хуже, чем показать себя с комичной стороны? Нет, ей надо сейчас побыть одной и переварить это чувство, то щекочущее бабочками в животе, то бьющее в голову, как крепкое вино. Она потом снова встретится с этим смертным. Она заставит его прийти к ней, завладеет его чувствами. Или она не богиня любви?

====== Часть 20 ======

– Простите, я должна идти, – пробормотала она.

– Можно мне проводить вас? Вы, кажется, едва держитесь на ногах.

– Конечно, – ответила Нана, подумав, что смертному красавцу следует показать дорогу к её жилью, иначе как он разыщет её?

Они поднялись из-за столика и Нана взяла Мохана под руку. И с удивлением заметила, что он повернул в нужную сторону и двинулся туда, куда надо – к её жилищу.

– Создаётся впечатление, что вы знаете, где я живу, – пробормотала она.

– Вы правы, я, кажется, выдал себя! – засмеялся Мохан. – Я знаю, где вы живёте.

– Неужели вы следили за мной?

– Признаюсь честно, раз уж всё равно вы всё поняли: да, я наблюдал за вами какое-то время. Вы понравились мне. Зачем скрывать, ведь вы и сами понимаете, что нравитесь многим.

– Почему же вы не сделали ни одной попытки познакомиться со мной?

– Я делал более одной попытки, но вы упорно не замечали меня, как не замечали вообще ничего. Вы как будто ушли в себя и окружающий мир стал для вас безразличен.

– Да, в самом деле, было такое. Но теперь всё прошло.

– У вас произошла какая-то беда?

– Вы не представляете, какая. Можно сказать, она непоправима.

– Как известно, можно поправить всё, кроме смерти. А смерти нет.

– Это как же? – усмехнулась Нана. – Вы бессмертны?

– Все бессмертны.

– Вот как? Вы никогда не видели кладбища?

– Кладбище – всего лишь место отхода плотских оболочек. Но сущность каждого, кто мыслит, бессмертна. Потеряв оболочку, она просто окажется в другом месте, но не перестанет быть.

– Однако, потерять оболочку тоже весьма страшно. Даже животные этого бояться. Видели, как зверь убегает от охотника, спасая свою жизнь?

– Есть большая разница между животным и мыслящим существом. В ком есть разум, разумом и жить должен, а не звериными инстинктами.

– И разум способен преодолеть ужас перед смертью?

– Если им старательно пользоваться.

– Да, вы правы, сущность бессмертна, хоть у бога, хоть у человека… Но что если после смерти, возродившись снова, ты окажешься в худшем положении, чем сейчас? Если новое воплощение будет полно унижений, лишений, горя и бед?

– Возможно, это всего лишь уроки, а не беда.

– То есть, следует чему-то научиться через страдания?

– И стать сильнее, чем в самом начале.

” – Надо же, какого разума и духовной высоты достигли эти смертные, пока мы валялись в Тартаре! – подумала Нана. – Этот парень разложил мне всё по полочкам, решил задачу, которая казалась мне неразрешимой. Ведь он всё правильно говорит и у меня как будто камень с души свалился!»

– Знаете, мне с вами так легко, – проговорила она. – От вас веет спокойствием и мудрой уверенностью. Вы утешили меня. Это именно то, что мне сейчас было нужнее всего.

Мохан улыбнулся.

– Значит, вы больше не страдаете?

– Нет. Я впервые за долгое время вздохнула спокойно.

– И вы больше не станете погружаться в себя, не замечая ничего?

– Вас я точно замечу теперь, если вы случайно появитесь возле меня.

– Хорошо! – засмеялся Мохан. – Я непременно появлюсь.

Они приближались к крыльцу пансиона. Нана, привыкшая к настырности мужчин, вожделевших её, ожидала, что Мохан начнёт напрашиваться в гости и была не прочь принять его, но он распрощался с ней и зашагал прочь. Нана долго смотрела ему в спину: он должен по ней скучать и желать увидеться с ней вновь. ” – Он даже не намекнул, что хотел бы войти ко мне, – подумала она. – Но ведь не может быть, чтобы он не хотел меня. Я не могу ошибиться, он влюблён в меня. Может, он слишком меня уважает, чтобы сразу рваться в гости, да ещё и попытаться залезть в мою постель?»

Она вошла в коридор пансиона, затем – в свою комнату. И не могла видеть, когда Мохан, скрывшись из её поля зрения, снова обрёл невидимость и поспешил вернуться в её жилище.

Оказавшись в своём жилище, Нана убрала со стола бутыль с вином Диониса в буфет и упала на кровать. Чувства всё ещё распирали её, она ощущала в себе сильную потребность хоть кому-нибудь рассказать о них, чтобы снова не лишиться сознания. ” – Куда пропала эта Эрешкигаль? – Нана немного разозлилась. – То суётся на мою территорию, когда вздумается, то её нет на месте, когда могла бы мне оказать какую-то помощь.»

Поглощённая любовью, Нана забыла прикрыть за собой дверь, оставив широкую щель, в которую просунулась кучерявая чёрная голова госпожи Елены, владелицы пансиона. Она с любопытством оглядела жилище и остановила вопрошающий взгляд на отдыхающей на кровати постоялице.

Раньше Нана не потерпела бы такое бесцеремонное внедрение в своё жилище смертной, пусть та даже хозяйка этого жилища, просто сделала бы так, чтобы дверь захлопнулась, стукнув по лбу не в меру любопытную женщину. Но бабочки в животе сделали богиню любви необычно доброй и снисходительной к слабостям людей.

– Что, госпожа Елена, мне пора платить вам за жильё?

– Нет, госпожа Нана, ещё два дня. Просто я вот смотрю, вы дверь забыли закрыть.

– Заходите. Садитесь в кресло, если хотите. Я заплачу вам уже сегодня на месяц вперёд. Ведь денежки всегда лучше получить раньше, не так ли? – Нана поднялась с кровати, приблизилась к буфету, выдвинула шкафчик и принялась отсчитывать купюры.

Госпожа Елена вползла в её комнату, приблизилась к креслу и села в него, удивлённо-вопрошающе поглаживая подлокотники из чистого золота. Нана пристроилась напротив и, положив деньги на стол, подтолкнула их хозяйке пансиона.

– Какие красивые подлокотники у вас, госпожа Нана, вот сейчас делать-то стали мебель, прямо как настоящее золото! – затараторила госпожа Елена. – И мебель-то вся у вас какая роскошная, прямо не верится, что такая мебель может находится в таком клоповнике, как мой пансион! И вообще, госпожа Нана, я ведь давно хотела с вами поговорить по душам, признаться, этого все хотят, уж больно вы таинственная особа…

Нана откинулась на спинку кресла и снисходительно улыбнулась:

– По душам? Что ж, пользуйтесь сегодняшним днём, я сегодня как отрытая книга. Я могу рассказать о себе всё, что угодно. Хотя мне больше всего хочется поведать о том, что я влюбилась. Да, да, влюбилась так, как не влюблялась никогда! Я потеряла сознание, увидев его лицо. Его имя Мохан, что означает «зачарованный». Но это не правильное имя, хоть и очень красивое. Он сам способен очаровать, кого угодно. Если бы он был богом, я решила бы, что он бог любви. Я непеременно хочу видеть его снова и снова. Я не знаю, как доживу до завтра, я не знаю, как успокоить себя, чтобы не падать в обморок через каждых два шага, видя его. Хоть это и приятно – любить до потери сознания. Просто не хочется выглядеть странной и смешной. Хотя все влюблённые кажутся странными.

Вишну в состоянии невидимости, пристроившись у правого подлокотника кресла Наны, очень внимательно слушал, ловил каждое слово. ” – Значит, ты мне уже призналась в любви, – подумал он, – теперь очередь за мной. Если любовь пришла и к тебе, значит, слиться нашим дорогам! Завтра я непременно устрою такую игру, что ты узнаешь о моих чувствах.»

– А вы были когда-нибудь влюблены? – спросила Нана госпожу Елену.

Та жалко засмеялась:

– Да что вы, госпожа Нана, до того ли мне было. Я всю жизнь зарабатывала на хлеб насущный, вот, получила в наследство от дяди эту развалюху, а теперь одна забота, как выскрести у постояльцев хоть какие-то деньги, да вот сыновья-оболтусы на моей шее, ни работать, ни учиться не хотят. Денежки только вы одна исправно платите.

” – А не прочитать ли мне мысли этой смертной? – подумала Нана. – Не разучилась ли я это делать?»

Чтение чужих мыслей было делом не всегда приятным, роясь в чужих извилинах, можно было нарваться на довольно неприятную и нелестную для себя информацию. Но было необходимо проверить силу своих способностей. Нана настроилась и мысли госпожи Елены потекли быстрой беспокойной рекой: ” В кого это влюбилась госпожа Нана? Уж не в того ли красавчика, что проводил её до крыльца? Или в того, в кожаной куртке, что принёс огромную бутыль? Или в того и в другого? Или в одного меньше, а в другого больше? Странная, ох, странная эта госпожа Нана… Но платит исправно. Странная, прямо как эта девушка с разноцветными волосами, что заглядывала к ней в окно, а потом шла следом, до самого моря…»