Текст книги "Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)"

Автор книги: Динна Астрани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц)

– Тебе смешно, а ты не знаешь, сколько я горя хлебнула с этой невестушкой! – обиженно проговорила Гера. – Это просто ужасно: я ей – слово, она мне – десять! И самое обидное, что мой самый преданный сын Гефест теперь всё время становится на её сторону! А раньше, при тебе и при Аглае было не так! Он всегда был за меня!

” – Должен же был Гефест когда-нибудь поумнеть, – подумала Нана. – И Гера получить отпор.»

– Так и это ещё не всё! – продолжала Гера дрожащим плачущим голосом. – Оказалось, что эта Лакшми – богиня богатства. Поначалу я не придала этому значения, за богатством ведь смертные трясутся, а мы, боги, этих проблем не знаем. Оказалось, всё не так! Однажды я очень крепко поссорилась с невесткой, мы даже подрались. И что ты думаешь? После этого у меня ослабла способность материализации, сильно ослабла! Для меня теперь стоит колоссальных усилий сделать хоть конфету, если мне хочется сладкого! А уж если есть нужда в чём-то более серьёзном, так вовсе вынуждена просить о помощи других богов! Вот до чего дожила я, та, кто когда-то правила миром: ни власти, ни материального благополучия!

– Может, тебе стоит помириться с этой Лакшми? – развела руками Нана. – Я уверена, эта богиня быстро тебя простит, если ты искренне извинишься и признаешь свою неправоту…

– А с чего это ты решила, что неправа была я? – взвинтилась Гера и щёки её заалели, как до этого у Афины.

– Просто я тоже когда-то была твоей невесткой. Я-то знаю, как ты можешь раздуть целый скандал по мелочам.

– Между богами не может быть мелочей! Тем более, эта Лакшми сама заводится от всякой мелочи. Но с ней уже не решаются спорить, глядя на то, какие проблемы создала она мне!

” – Ага, нашла коса на камень, – злорадно подумала Нана, – наконец, получила отпор. Увидеть бы хоть краешком глаза эту Лакшми, что так славно проучила Геру, выразить бы ей своё уважение и благодарность.»

А Гера продолжала:

– Дааа, всё теперь пошло не так. В пору жить одной ностальгией по прошлому. Кстати, кое-кто тебя очень сильно вспоминает, – многозначительно добавила она.

– Кое-кто? А я думала, меня помнят все, – Нана улыбнусь уголком рта.

– Мы тебя не забыли, но мой сын Арес снова думает о том, как восстановить отношения с тобой. Не исключено, что вскоре он заявится к тебе в гости!

У Нана похолодело на сердце. Ей вспомнились дни до сумерек и смертный любовник – Адонис, влечение к которому у неё было весьма сильным. Не любовь, нет. Именно влечение. Он нравился ей даже больше олимпийских богов. И Арес не мог этого простить. Он мирился, что он не единственный мужчина у Афродиты, но он жаждал быть первым в её гареме, нравится больше других. Ярость его усугублялась ещё и тем, что в этом его обошёл какой-то смертный. Ну, ладно бы какой-то бог, более сильный и значительный, но человек нравился этой богине больше богов?!

И случилось то, что случилось: Адонис был убит диким вепрем, и этот вепрь был гораздо крупнее и расторопнее обычного вепря…

” – А что если Арес поймёт, как сильно я люблю Мохана? – Нану даже затрясло от страха. – Ясно, Мохану не жить. Но это невозможно. Зачем тогда жить мне самой? Я должна спасти, спасти!..»

====== Часть 30 ======

Гера потрясла её за плечо:

– Что с тобой, Афродита? Ты изменилась в лице, как будто увидела воскресшего Тифона!

– Просто вспомнилось кое-что. Страшный сон.

Она кое-как выпроводила Геру и Афину, пообещав им хорошенько подумать над возвращением в пантеон и как только они исчезли, она заметалась по комнате, как безумная, плача и сжимая голову.

Она послала мыслеформу Эрешкигаль, вызывая её и та появилась через несколько минут: в форточку запрыгнула большая чёрная кошка с жёлтыми глазами.

– Опять у тебя паника, – ворчливо промурлыкала она. – Может, валерьяночки тебе сбацать?

– Мозг у меня должен быть трезвым, как никогда. Если можешь дать мне мудрый совет – дай. А глупости не говори.

Она в спешке рассказала подруге о визите Геры и Афины и выразила опасения, что Арес может убить Мохана.

– Ни у кого на Олимпе тогда не возникало сомнений, что тот вепрь, убивший Адониса и был Арес. Но смерть Адониса я пережила, а как я переживу, если не станет Мохана? Как мне его спасти? Как?

Глядя на страдания Наны, Эрешкигаль подумала, что можно их остановить, просто сказав ей, кто на самом деле Мохан. Но она дала обещание Вишну не раскрывать его перед Наной, он сделает это сам. Она послала Вишну мыслеформу с просьбой разрешить ей рассказать Нане, что Мохан не может быть убитым Аресом, но он ответил ей, что запрещает это и вскоре откроется сам. И Эрешкигаль только могла ответить:

– Я не знаю, как тебе помочь…

– А я знаю! – вскричала Нана. – Прежде боги часто обращали в деревья тех, кого пытались спасти от другого бога. Вот и я поступлю так же. Мне придётся превратить Мохана в дерево. Но – в маленькое. Например, в фикус. В горшке. Тогда я смогу бежать с ним… Куда-нибудь, где мой пантеон меня не найдёт. Если потребуется, я буду постоянно в бегах, но не позволю убить Мохана!

– Курица без головы, – пробормотала себе под нос Эрешкигаль, несколько раз лизнув чёрную лапу.

Глядя на метания Наны Мохан подумал: ” Она, кажется, сильно переживает. Может, она и заслужила, она огорчила меня ещё раньше, но я всё ещё люблю её и не могу видеть, как она мучается. Надо всё это разрешить. Видимо, и она меня любит, если мысли о том, что меня могут убить, вызвали у неё панику. Нужно покончить с этой игрой и прямо поговорить и выяснить всё.»

Он прошёл сквозь стену из своей комнаты в коридор, принял видимый образ и постучал в дверь в комнату Наны.

– Нана! Можно войти?

– Да.

Он шагнул в комнату.

– Мне показалось, ты кричала, Нана?

Она через силу улыбнулась.

– Да просто говорила по телефону. Садись, пожалуйста, – она указала на кресло. Мохан послушно опустился в кресло. – Я хотела угостить тебя пирожным, – как в бреду пробормотала она и, подойдя к буфету, в котором наспех материализовала несколько пирожных на тарелочке, вытащила их оттуда. Руки у неё дрожали и она едва сумела донести тарелку до стола и от внимания Мохана это не ускользнуло, но он не подал вида, что заметил это.

– Вот спасибо, сейчас попробую твои пирожные, – проговорил он, взяв с тарелки одно из пирожных и надкусывая его. Краем глаза она видел, как Нана зашла за его спину и тут же он спиной ощутил энергетические волны метаморфоз, которые обратили бы его в фикус в горшке, будь он смертным. Но он был богом и волны только скользили по его спине, растворяясь в никуда. Ему стало смешно и он перестал есть пирожное, боясь поперхнуться.

Волны усиливались, обращаясь в весьма мощную волну, но и они не могли ничего изменить во внешнем облике могущественного божества из Тримурти.

Вдруг Мохан услышал шум за своей спиной. Оглянувшись, он увидел Нану лежащей на ковре с закрытыми глазами.

– Нана! – он бросился к ней. Ему было уже не до смеха, он перепугался, поняв, что шутка зашла далеко. Он поднял её на руки, поднёс к кровати, уложил.

Он многое предпринял, чтобы привести её в чувства, но она так и лежала с закрытыми глазами, обмякшая.

Эрешкигаль-кошка перепрыгнула с подоконника на кровать и легла Нане на живот, но и это не помогло.

Мохан, отчаявшись, вызвал на подмогу Шиву – прямо из райской обители.

И только объединённая энергия трёх мощных божеств подействовала: длинные пушистые ресницы Наны затрепетали и она открыла глаза.

Лицо Мохана склонилось над её лицом. Его глаза, казалось, хотели утянуть её в свою бархатную ласкающую глубину, залюбить, занежить, оставить там навечно – и одновременно в них был всё тот же непонятный мягкий укор.

– Видишь, Нана, любить смертного не совсем удобно, – тихо проговорил он и в голосе его также звучала та же ласковая укоризна.

Прозрение, наконец, посетило её.

– Ты – бог, – пробормотала она. – Я подумала, что смертные, что так обустроили этот мир, вплоть до того, что им немножко стал доступен даже выход в космос, стали больше походить на богов… Не все, конечно, но кто-то из них вполне может сойти за бога – красотой, умом, утончённостью… Но мне всё-таки следовало разглядеть в тебе бога – в самом начале… Кто же ты, из какого пантеона, прекрасный бог?

– Я Вишну из Тримурти, ну, тот самый урод, у которого живот, как бочонок с пивом, тонкие кривые ноги, тройной подбородок и плешь на голове, – в глазах Мохана заиграли смешинки.

– Понятно. Ты был невидимым и слушал все мои разговоры. Но ведь это некрасиво – подслушивать…

– Ты тоже была не в меру любопытна, даже превзошла в этом меня – ты пыталась прочесть мои мысли.

– Зачем же ты сразу не сказал, что ты – бог? Зачем допускал, чтобы я была в заблуждении и считала тебя смертным? Ведь это ложь.

– Поначалу я просто подумал, как бы ты любила меня, если бы считала смертным. Это была игра, не ложь. А кроме того, я постоянно давал тебе знаки, чтобы ты догадалась, что я не из простых.

– Но ты их не умела считывать, а я сразу догадалась, – промурлыкала Эрешкигаль-кошка, всё ещё сидевшая на животе Наны и вылизывавшая себя.

– Допустим. Но ведь я страдала, что переживу тебя, что не смогу дать тебе бессмертие… Ты заставил меня страдать. Это было жестоко.

– А то, что ты собиралась превратить меня в фикус, не было жестоко? – Мохан пытался говорить строго, но глаза его выдавали, что он едва сдерживает смех. – Подумай сама, легко ли быть живым фикусом: полная неподвижность, сильнейший стресс от непривычного состояния, ужас от непонятного и полная зависимость от того, кто держит в руках горшок, в который ты посажен!

– Я же думала, что так спасу тебя от смерти! Если бы я знала, что ты бог, я бы не пришла в такой ужас от мысли, что Арес может тебя убить! Если бы я знала, что ты не смертный, я бы спокойна была!

– А я-то думал, милая, что тебе удобно со смертным. Ведь смертный может стать твоей самой интересной игрушкой! Можно подстроить его под свои удобства. Захочешь – усыпишь его, чтобы отправиться по своим делам в ночь, захочешь каких-то действий – внушишь ему, что так надо делать, он даже будет плясать, как медведь в цирке. Удобства и забавы – это лучшее, что может быть. Так она говорила, Эрешкигаль, когда предлагала тебе завести смертного любовника? – брови Мохана сурово сошлись на переносице, но казалось, что он сейчас не сдержится и покатится от смеха по полу.

– Но я имела в виду, что это Эрешкигаль может так поступать со своим любовником, а не я с тобой, – ответила Нана. – Ты никогда не был для меня просто игрушкой. Ты же наверняка слышал и другие наши разговоры с Эрешкигаль, как ты мне дорог.

– Угу… А кто рылся в моих извилинах? Кто пытался меня усыпить? Разве это не отношение ко мне, как к игрушке?

– Каждая женщина хочет знать мысли своего возлюбленного, как и мужчина не прочь узнать, что думает его любимая. Насчёт усыпить, я только хотела, как лучше, зачем тебе волноваться, что я выхожу ночью по делам…

– Она хотела, как лучше! – всплеснул руками Мохан. – Она так решила за нас двоих. Так знай, милая, бог-возлюбленный не так удобен, как возлюленный-смертный. Со мной нужно считаться. У жены не может и не должно быть никаких тайных дел от мужа – если они равны, а не так, что муж – твоя игрушка. Но на тайну собственных мыслей мы оба имеем права. Если я захочу, я скажу тебе, что я думаю. Не захочу – ты не сможешь это прочитать в моей голове. Ты не будешь мне внушить поступать так-то и так-то. Попросить – да. Но не навязать, не внушить силой божественной энергии, как мы иногда делаем это смертными. Я не буду твоей марионеткой. Но я люблю тебя, как любит бог. Ты же знаешь, смертные не могут любить так сильно, как боги. Если тебе нужна моя любовь, а не удобный мужчина, то, Нана, мы можем продолжить наши взаимоотношения и вступить в брак.

– То есть, ты женишься на мне?

– Да. Если ты любишь меня, не как игрушку, и готова воспринимать, как равноценного.

Глаза Наны также начали смеяться.

– Была у меня игрушка, да сплыла, – пошутила она. – Зато не надо спасать тебя от Ареса и носиться по всем вселенным с фикусом в горшке.

Мохан, наконец, расхохотался:

– Любимая, ну, что это тебе пришло в голову превратить меня именно в фикус? Неужели нет горшочного растения покомпактнее?

– Я не могла думать об этом. Я была в панике.

Вишну взял одной рукой кошку, сидевшую на её животе и вынес за дверь.

Кошка, подняв хвост трубой, гордо прошлась по коридору, скользнула сквозь стену, вышла на крыльцо, на щербатые ступени которого поднимался небритый мужчина с большим животом, нёсший ящик с пивом. Увидев кошку с жёлтыми глазами, просочившуюся сквозь стены, он зажмурился, а когда открыл глаза перед ним на ступенях уже сидела красивая пышнотелая девушка в розовой в цветочек бандане, широких зелёных шальварах и жёлтой блузке, курившая трубку. Глаза её были подозрительно-жёлтыми, как у кошки, что только что прошла сквозь стену.

– Ну, что уставился? – проворчала она. – Не видел владычицу подземного царства? А я вот тебя отлично помню, как ты у меня в Иркалле жрал лепёшки, что тебе приносили на могилу, и ни с кем не делился, даже со своей старухой. Тогда с тебя толку не было и сейчас нет. Пиво ящиками хлещешь, а госпоже Елене уж за полгода за жильё задолжал!

Мужчина охнул и выронил ящик себе под ноги и стеклянные бутылки с пивом посыпались из него. Девушка выпустила дым из ноздрей и любитель пива, завопив благим матом, пустился наутёк.

А тем временем Мохан покрывал лицо всё ещё лежащей на подушках Наны поцелуями и она отвечала ему.

– Я покину тебя на несколько дней, – говорил он, – чтобы всё подготовить для нашей свадьбы в раю в нашем пантеоне. Я выстрою совершенно новый дворец необычной красоты и мы проживём в нём остаток нашего бессмертия. И ещё всё устрою для брачной церемонии. Ты же не будешь скучать это время?

– Уверена, ты хочешь услышать: не надейся. Так вот, не надейся! – улыбнулась она.

– Как так получается, Нана, что я так часто слышу от тебя то, что хочу услышать? – засмеялся Мохан. – Уж не научилась ли ты считывать мои мысли, любимая?

– Нет. Наверно, это потому что мы созданы друг для друга и у нас единая сущность.

Они снова поцеловались.

– Ты пахнешь молоком, Мохан.

– Я ведь родился из молочного океана. И в этом тоже наша схожесть: ведь ты тоже как из молока. Глядя на тебя я то и дело вспоминаю сливки и сливочное масло, которые люблю больше всего из пищи.

– Мохан. Ты знаешь… К сожалению, в моих храмах, со сливками и сливочным маслом сравнивали женщин…

– И что с того? Мало ли что надумают смертные. Они сочинили и про меня больше небылиц, чем было на самом деле.

– А уж что насочиняли про меня! – горько усмехнулась Нана. – Скажи, Мохан, почему ты ни разу не пожелал остаться у меня ночевать, если знал обо мне всё? Ты относился ко мне бережно, как будто я – невинная девушка.

– Именно так мужчина и должен относиться к той, кого по-настоящему любит – как к невинной, независимо ни от чего. Нет истинной любви без уважения.

– Почему ты назвался Моханом, когда мы знакомились? Ведь это ты меня очаровал.

– Но ты меня очаровала раньше и я пришёл тебе отомстить, отплатить той же монетой, – глаза Мохана весело засияли и он игриво ущипнул её за обе щеки. – Я хоть и не бог любви, но любовь хотя бы к себе умею вызвать у других. Что скажешь, если ты тоже очарованная?

– Скажу спасибо, что очаровал. Я-то не могла это сделать с собой. Вот так бы и осталась с холодным и пустым сердцем до конца бессмертия, если б не твои чары.

– Но теперь мы будем вместе во всех воплощениях, ты согласна?

– Конечно. И не вздумай снять свои чары с меня. Твои чары сильны, но я сильнее, потому что богиня любви и ни за что не отпущу тебя. Ни за что и никогда.

– Не волнуйся, не буду искать свободы от любви.

Лицо Мохана, находившееся всё это время над лицом Наны, снова опустилось и последовали долгие поцелуи.

– Как ты узнал о моём существовании?

– Из книги Судеб, которую создал другой бог из Тримурти – Шива. Это очень мудрый бог, он владеет третьим глазом и способен созерцать то, чего не всегда могут увидеть другие боги. В его книге собраны сведенья о богах всех вселенных и пантеонов.

– Знания и сведенья – это то, что нам всем сейчас нужно. Вот бы мне знать сейчас, где находится мой отец Уран-Ану! Я спрашиваю о нём каждый раз у Молящихся, когда они являются ко мне, но они отвечают, что именно на этот вопрос не могут ответить. И в пантеоне олимпийцев его нет. А мне бы хотелось, чтобы он присутствовал на нашей свадьбе!

– Думаю, Шива мог бы помочь тебе в этом деле. Но для этого его надо задобрить. После того, как я улажу все дела в раю, я ещё до свадьбы отведу тебя на Кайлас, чтобы ты могла почитать его книгу Судеб. Он очень ценит тех, кто проявляет интерес к его книге. Да она и стоит времени и внимания. Ведь там, на живой картинке, я впервые увидел тебя и ты приковала к себе мой взгляд и мысли и уже не давала покоя моему сердцу.

– Я уже люблю эту книгу, если она стала причиной моего счастья. И появится надежда на помощь Шивы, я узнаю, где мой отец. Знаешь, некоторые смертные называли меня дочерью Зевса. Но это их ввела в заблуждение Пандемос. На самом деле я считаю своё происхождение выше, чем от Зевса. Мой отец – небо, а небо это и есть небо, это атмосфера над планетой, без которой не было бы ничего живого и красивого, на этом огромном камне, называемом Землёй. Отец-Небо правил олимпийским пантеоном до тех пор, пока у него не отняли власть. Но он основал другой пантеон – месопотамский и там уж он был правителем и я при нём была настоящей принцессой. Он помогал мне во всём и я всегда ощущала надёжный тыл, как я защищена и даже то, что мне многое позволено и многое мне сойдёт с рук… – Нана озорно улыбнулась.

– Тебе не хватало защиты после того, как ты выбралась из Тартара? Можешь не сомневаться, я буду защищать тебя. Но вот насчёт того, что многое позволено… – Мохан также улыбнулся. – Скажи, дорогая, не тревожат ли тебя мысли о предстоящей свадьбе? Может, ты волнуешься, что жизнь твоя изменится?

– Ничуть не волнуюсь! – засмеялась Нана. – Само собой, что жизнь моя изменится, но ведь к лучшему, несомненно. Наконец, я смогу утонуть в любви, как в этом новом сладком лакомстве, о котором я, хоть это и смешно, узнала только от смертных – в шоколаде!

– Любимая, а разве ты не знаешь, что шоколад на самом деле очень горький?

– Откуда же мне знать? Ты, без сомнения, знаешь больше меня, ты же не спал в эпоху сумерек. Так ты говоришь, шоколад горький?

– Да, какао-бобы очень горьки сами по себе. Только после того, как их обрабатывают и соединяют с сахаром, получается прекрасное лакомство.

– Я слышала от смертных, что шоколад связывают с любовью! – Нана сладко потянулась. – Вот это верно подмечено. Не даром он так понравился мне, богине любви!

Лицо Мохана посерьёзнело. Он он отстранился от Наны, выпрямился на крае кровати, повернул лицо к возлюбленной.

– Нана, – проговорил он, – я знаю, что прежде ты относилась к мужчинам, даже к богам, не только к смертным, как к игрушкам. Ты брала только сладкое, горечь принимать ты не хотела. Но ведь как богиня любви ты должна знать, что выстраивание взаимоотношений – это труд, нелёгкий труд. Может быть и больно и горько, тут надо найти в себе силы не отказаться от любви и суметь за неё побороться.

– Похоже, хоть я и богиня любви, но знаю о ней мало. Я редко кого наделяла настоящей сильной любовью. Когда адепты приходили в мой храм, молились и приносили жертвы, я помогала с удачным браком, но крепкую любовь давала редко. Признаюсь, это было из зависти. Я рассуждала: как же это я, богиня любви, никак не найду свою великую любовь, а смертные получат это? Но даже если я и посылала людям любовь, я редко наблюдала любовные истории. Мне было скучно и грустно, что эти истории не обо мне.

– Значит, нам, богам, придётся любви учиться?

– Я согласна. Конечно, я не могу сказать, что я совсем игнорировала любовь между людьми. У меня были любимцы, которых я особенно выделяла и они навсегда останутся живы в моей памяти. Для них я даже оживляла каменные статуи. Знаешь, однажды меня впечатлила одна пара чуть ли не больше, чем все мои другие избранные. Их звали Орфей и Эвридика. У них была большая красивая любовь, но так недолго… Это было такое горе: девушку укусила змея и всё закончилось смертью. Надо же, ведь не всегда умирают от укусов змей, можно яд отсосать, есть и лекарства от этого. А тут – умерла. Горячо любима, юна, счастлива и из этого счастья вырвала её смерть, нелепая смерть, которой можно было бы и избежать… А её муж… Обычно смертные, потеряв партнёра, молились в моих храмах, чтобы поскорее избавиться от любви к умершему, получить облегчение, забыть быстрее и снова жить, найти нового спутника жизни. А вот Орфей не молился. Более того, он не побоялся отправиться прямо в преисподнюю, чтобы вернуть свою возлюбленную к жизни! Можешь себе вообразить, Мохан? Ведь он очень рисковал. Аид мог сильно разгневаться и наказать весьма сурово. А Орфей так любил, что не побоялся и ведь почти победил… Нет, я даже не могу пересказать, что хоть Аид и согласился отпустить душу его жены, у бедняги так ничего не получилось… – голос Наны задрожал, на глазах выступили слёзы. – Лучше прочти об этом в книге Шивы. Я же могу только сказать, что, похоронив жену, Орфей так и не женился… Любил даже умершую и был верен ей. Как он умер сам – тоже не хочу и вспоминать, больно. Хочу только сказать, – Нана нервно хохотнула, – что я тогда тоже позавидовала этой Эвридике… Подумать только, я, бессмертная богиня любви, позавидовала смертной, ушедшей в царство теней в расцвете лет, потому что эта смертная соприкоснулась с великой любовью, хоть на короткий срок, а я нет! Хотя, почему на короткий? В Элизиуме эта счастливица снова воссоединилась со своим любящим мужем и они уже были неразлучны. Я… Я ведь даже иногда сходила в Элизиум… Чтобы тайком понаблюдать счастье этой пары, умершей для мира живых… – из глаз Наны заструились слёзы.

====== Часть 31 ======

Мохан посмотрел на неё взглядом, полным любви и принялся вытирать её слёзы.

– Но теперь-то у тебя есть такая любовь. Зачем же ты плачешь? Когда у тебя текут слёзы, мне кажется, что это по моему сердцу течёт раскалённый металл. Я люблю тебя и ты любишь меня. Разве ты менее счастлива, чем эта Эвридика?

– Я счастлива, но иногда… Что-то как будто пронзает мне грудь… Ведь мы тоже станем смертными, Мохан… Что если мир, куда мы уйдём… Вот так оторвёт нас друг от друга… Как Орфея и Эвридику?..

– Любимая, ты боишься смерти и разлуки, потому что кое-что постоянно сбрасываешь со счетов. Когда к тебе приходят Молящиеся Самим Себе ты внимательно слушаешь их? Разве нам не доступен Высший Мир, где для любящих уже нет разлук?

– Я слушаю, но мне не понятен их мир и он сильно пугает меня. Я не чувствую, что там можно обрести защиту, мне кажется, там можно только обрести опасность.

– Тебя просто пугает непонятное. Но это лишь иллюзия непонятного. Просто нужно собрать знания – и страх пройдёт. Просто верь мне и слушай меня. Ты же будешь мне послушной женой?

– Не сомневайся, – Нана потянула носом и слёзы перестали струиться из её глаз. – Слушаться тебя будет для меня всё равно, что есть сладости.

– Шоколад? – улыбнулся Мохан.

– Кроме шоколада есть много других сладких вещей.

– Ах, сладкоежка! – захохотал Мохан, снова наклоняясь к её лицу и покрывая его поцелуями. Нана обхватила руками его могучую шею и принялась отвечать на поцелуи.

Затем Мохан, перепрыгнув через неё, устроился рядом с ней на кровати, облокотившись на подушки.

– А этот ваш Аид не чужд милосердия, если посочувствовал этому Орфею, – задумчиво произнёс он.

– Аида совсем незаслуженно ненавидели и боялись смертные, – ответила Нана. – И изображали его уродливым злобным стариком на картинах. На самом деле он был молод и красив, как большинство из богов. Да и благороден. Поэтому и создал Элизиум для людей с чистой душой, чтобы они не мучились незаслуженно в непроглядной тьме без света и радости, где было место только грешникам. Да и не вечно держал он души у себя в плену, многие рождались снова в мире людей. Он был хорошим. Правда, меня смутил тогда этот его поступок с Персефоной, мне показалось это не очень правильно, её похищение, без добровольного согласия. Мне было жаль девушку, она так любила жизнь, природу, а тут обречена жить под землёй… Ну, я тогда подсластила, как могла её горькую долю и помогла ей полюбить Аида. Ведь исправить-то уже ничего было нельзя. Всё равно одну треть года ей сидеть в царстве мёртвы. А с мужчиной, к которому питаешь нежные чувства, это легче. Аид и Персефона были мне за это благодарны. Они были моими хорошими друзьями. А теперь и не знаю, где они…

– Познаю твои светлые стороны. Ты посочувствовала несчастной девушке и помогла, как могла, значит, у тебя доброе сердце.

– Ох, тут бы и камень посочувствовал. Бедняжка, тяжёлая судьба, ох, тяжёлая. Разрываться между двумя мирами, тосковать то по мужу, то по солнцу и матери, это будет погорше шоколада без сахара… Так что не слишком я облегчила ей участь. Разве что немножко. Хотя мне в пору думать сейчас о себе самой. Мы расстанемся с тобой всего на несколько дней, а я уже скучаю.

– И я скучаю. Взять, разве и тебя с собой в рай, хоть тебе, наверно, поначалу будет там непривычно? Я буду занят и не смогу уделять тебе достаточно времени, но мы будем, по крайней мере, в одном пространстве.

– Мохан, возьми меня с собой!

– Хорошо, любимая, ты отправишься со мной. Я тебя отлично устрою до нашей свадьбы. Ты можешь пожить до нашей свадьбы во дворце Бхудеви, она наверняка будет рада обществу богини любви, ведь ты ей не чужая, она прародительница и вашего пантеона…

Нана дёрнулась всем телом и глаза её возбуждённо округлились:

– Во дворец к Бхудеви? То есть, к Гее? Нет, нет, только не к ней! Я предпочту ночевать под открытым небом, чем под её крышей!

– Ты её не любишь?

– А разве ты ещё ничего не знаешь из книги Судьбы о которой ты мне говорил?

– Я не всё успел прочесть, ведь я всё время посвящал тебе. Я много дней находился в состоянии невидимости, наблюдая за тобой, ждал удобного случая для знакомства. Когда же мне было время читать?

– Хорошо, тогда я расскажу тебе сама. Она была женой моего отца Урана…

– Об этом я слышал, что она была женой бога неба, которого у нас звали Дьяусом, но в нашем пантеоне он появлялся редко.

– Он был также и её сыном. Тогда было начало времён и первые боги смутно понимали, что правильно, а что нет и полюбить собственную мать и жениться на ней казалось нормой. Но Гея, так подло интриговавшая против Урана, до сих пор пытается преподнести всё так, как будто он был насильником. Только я знаю, что было всё по-другому. Отец делился со мной многим, потому что только я верила ему. Гея не противилась, когда он входил к ней. Ни разу не сказала, что ей отвратительны его ласки, его постель. Может, ей тоже нравилось, но она решила выставить грешником только моего отца. А может, терпела, потому что уже тогда замыслила худое. Но она всё время коварно молчала и ни на что, совсем ни на что не жаловалась. Говорят, если женщина не жалуется, это ещё не значит, что она всем довольна. Но бог у бога не может считывать мысли и отец не обязан был угадывать её настроение, если она помалкивала. Это она подговорила Кроноса оскопить отца…

– Да, это я знаю. Это стало причиной твоего рождения.

– Если мне суждено было родиться, то семя Урана могло бы просто упасть в море и взбить пену, это могло произойти не из-за того, что отца искалечили. Не должна я быть обязана своим рождением интригам Геи. Я счастлива, что родилась из чистых морских волн, а не Гея меня родила!

– Но, тем не менее, всё-таки ты произошла от неё.

– По крайней мере, я не побывала в её грязной утробе. Правда, мой отец вышел оттуда, но Небо ничто не может запачкать. Грязь она и дела её грязны. Спроси, против кого она не плела интриги? Против мужа, против сына Кроноса, против внука Зевса – все отведали горечи её коварства. И ведь до сих пор я не могу понять, как это ей всё сошло с рук. Однажды я не удержалась и спросила Зевса, почему он не сбросил её, скованную цепями, в Тартар, хотя бы за то, что она породила чудовище Тифона, доставившего нам столько проблем? Зевс отговорился, что, якобы, он простил её в благодарность за совет его матери Рее, как спасти его, маленького Зевса от Кроноса. Но я точно знаю, что это отговорка. Она знает способ, как владеть умами – вот в чём дело.

– В самом деле, в самом деле, – задумчиво произнёс Мохан, – она производит впечатление тихой тёплой скромной женщины-матери, обиженной многими, но сама она как будто не причинила зла никому.

– Поистине, коварство её безгранично.

– Буду иметь это в виду, любимая. Хорошо, я не буду просить её поселить тебя в её дворце, теперь я и сам ей не доверяю. Я найду тебе место у других богинь. Например, у Савитри и Гаятри.

– Савитри и Гаятри? Кто эти богини, чему покровительствуют?

– Это весьма значительные богини. Обе они были жёнами Брахмы, он также, как и я, один из Тримурти.

– У него было две жены? Как это ужасно! У людей бывают гаремы, но у бога должна быть только одна жена.

– Да, пожалуй, я тоже всегда думал, что это наверняка нелегко, иметь более одной жены. Но Брахме показалось это выходом. Видишь ли, его первая жена Савитри, которую также называют Сарасвати, всегда была очень упрямой и строптивой. Однажды она так взбесила Брахму, что он решил ей назло привести вторую жену и так получилось, что и я и ещё кое-кто из богов впутался в это дело. Брахма решил, что его второй женой должна стать обычная смертная, да ещё и из простого народа. Но… Надо сказать, что судьба не избирает обычных в великие. Эту девушку звали Гаятри, она была из семьи пастухов. И кто бы мог подумать, что когда она стала богиней, в ней откроются потрясающие способности!

– У смертной – способности? У нас тоже были боги, у которых один из родителей был из смертных, и они сумели стать великими, но чтобы полностью происшедшая от смертных…

– Я же говорю, что судьба не избирает обычных в великие. Что-то было заложено в эту Гаятри самой судьбой в самом начале, когда она была обычной пастушкой. И реализовалось уже в богине.

– Да что же это реализовалось в ней?

– Когда Савитри узнала о вторичной женитьбе Брахмы, она пришла в такую ярость, что начала сыпать проклятья, в том числе досталось и нам всем, за то, что мы помогли Брахме во вторичной женитьбе. А Гаятри сумела смягчить эти проклятья. Ты представляешь? Проклятья самой Сарасвати, одной из самых могучих богинь нашего пантеона сумела смягчить!

– В самом деле, это очень, очень удивительно! Но как же ты, Мохан, мог участвовать в этом: найти Брахме вторую жену! – нахмурилась Нана. – Богу полагается только одна жена, вторая жена – это плохо, это означает заставить ревновать обоих женщин, сделать их несчастными! Это был жестокий поступок.