Текст книги "Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)"
Автор книги: Динна Астрани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 44 страниц)
Нану начали смешить ужимки Аграт-бат-Махлат. А кроме того, ей польстило, что девчонка сожалеет о том, что она не её дочь. Нана не считала себя хорошей матерью своим детям хотя бы потому, что не решалась к ним привязываться. Конечно, материнский долг ей не был чужд и она обеспечила бессмертием всех своих детей, а этого смогли добиться не все богини, даже те, кто своих смертных детей обожал. Но вот любви и общения со своими детьми она старалась избегать. Рождая их, она обычно отдавала их на воспитание их отцам или богам низших ступеней и встречалась с ними чаще всего только тогда, когда этого требовал сценарий судьбы.
Она боялась своей любви к детям, боялась страданий из-за этого. Да, она великая богиня, но даже это не даёт гарантии, что она сумеет оградить своё многочисленного потомство каменной крепостной стеной, защищающей от бед и невзгод, обложить ватой и шоколадом. Даже если бы ей судьбой был предназначен только один ребёнок. И одного ребёнка невозможно укрыть от страданий. Пример тому Деметра и её единственная горячо любимая дочь Персефона, за которую распорядились другие боги.
Нет, уж лучше не слишком любить своих детей.
Особенно Нана боялась привязаться к Эроту. Вечный малыш мог растревожить её сердце, вызвать волны нежности и желание опекать, баловать, сюсюкать. Она старательно избегала с ним встреч, а когда было необходимо с ним общаться – только из-за сценария судьбы, она старалась даже не смотреть в его детское личико, чтобы не умиляться щёчками и глазками. Просто взирала на кучерявую светло-позолоченную макушку или вовсе отводила глаза. Так лучше. А то мало ли какая судьба предназначена этому ребёнку, страдай потом.
Ведь было же, когда она ещё вынашивала Эрота, одна из мойр возьми да сболтни Зевсу, что будущий ребёнок Афродиты принесёт в мир много страданий. Зевс был обязан вынести решение умертвить мальчишку ещё при рождении. Вот тогда ей, Афродите, пришлось вызвать у себя преждевременные роды и сотворить иллюзию огромного живота, как будто беременность продолжалась. А младенца прятать в логове, где его выкармливали львицы. И посещать всего раз в день, чтобы не привлечь внимания, и поить амброзией в таком количестве, сколько ребёнок мог проглотить, натирать амброзией маленькое тело. А когда подошёл срок рожать и Зевс уже был готов расправиться с плодом её чрева, выяснилось, что мальчишка обрёл бессмертие и умертвить его невозможно. Младенца просто отдали на воспитание лесным нимфам и можно было теперь не слишком часто вспоминать о нём…
Но вот рыжие волосы Аграт-бат-Махлат уже начали мозолить глаза.
– Может, ты всё-таки скажешь, что это ты так внезапно заявилась сюда? – с нотками раздражения в голосе проговорила Нана. – Ведь это же не ради того, чтобы сказать мне, что ты хотела быть моей дочерью.
– А почему я не могу заявиться из-за этого? – девушка широко улыбнулась. – Может, я хотела попросить тебя удочерить меня. Разве ты никогда не хотела дочку?
– Нет.
– Как жаль! Я была бы самой преданной из твоих детей. Я умею служить родителям. Я такая.
– Мне не нужны твои услуги. Послушай… Ты влюбилась в какого-нибудь божка или смертного и хочешь взаимной любви? Тогда будь, пожалуйста, прямолинейнее, больше уважения вызовешь к себе.
– Я люблю только папочку. Даже сейчас, когда она стал таким страшным-страшным… Потерял человеческий облик. Тут на голове – несколько рогов, лицо, руки, тело – всё как у чудовища. Мне-то даже нравится, а вот он горюет.
– Охотно верю. Никто не любит платить за преступления. Ведь неспроста же он таким стал. Наказание, не так ли?
– Странно, что все боги действовали по сценарию судьбы, но наказание постигло только некоторых.
Нана пристально посмотрела в глаза Аграт-бат-Махлат:
– Это ведь его слова, не так ли? Ты послана им? Ему что-то от меня нужно. Моя помощь. Дай подумать, какая… Итак, ад перестал существовать, его бывший правитель выглядит чудовищем и не может показаться даже перед смертными. Он шляется по подземным переходам, сходя с ума от одиночества, а одиночество не может вынести никто, даже такой негодяй, как он. Ему бы хотелось на поверхность, в общество, где бы он блистал умом и… Красотой. Вот и всё. Он думает, богиня красоты вернёт ему былой прекрасный облик, забыв обиды. Узнаю его самоуверенность.
– Но ведь богиня красоты его простила?
– С какой стати?
– Наблюдая за тем, как Эрешкигаль стала твоей лучшей подругой и духовником, поневоле подумаешь, что тебе совсем неохота омрачать своё шоколадное существование чувством мести и обиды.
– Неохота. Ты права. Мне не нужны эти чувства и я не собираюсь вызывать их снова, встретившись с тем, кто когда-то их вызвал.
– Всего один раз. Всего одна встреча. Просто отдай ему его облик – и можешь забыть о его существовании. Пойми, он не отстанет. Что если он, невидимый, будет ходить за твоей спиной и ты постоянно будешь слышать его голос?
– Это угроза? – нахмурилась Нана. – Полагаешь, я стану это терпеть? Или он считает, что я с ним не справлюсь? Сила сейчас на моей стороне. Мне даже не придётся просить защиты у богов из Тримурти. Сама найду способ сделать его не очень счастливое существование ещё более несносным.
– А если бы я попросил у тебя прощения, мама? – вдруг услышала она приглушённый голос, как ей показалось, дрожащий от слёз.
– Этого следовало ожидать, – сквозь зубы проговорила она, – он всё это время торчал здесь!
– Мама, – плачущий голос уже звучал возле её самого уха, – я так виноват, так виноват… Я знаю, ты не забыла… Я любил тебя, но давно уж понял, что это был грех… Мама… Мамочка… Ты моя мама, я прошу у тебя прощения… Прощения… Сын просит прощения у матери…
– И я должна растрогаться? – холодно усмехнулась Нана.
– Я только хочу иметь мать… Которой раньше у меня не было…
– Я знаю, кого ты видел вместо матери.
– Это раньше. Но я принял такие муки… А мученику нужно только одно – тепло матери… Помоги мне, пожалуйста… Помоги… Мне нужно быть среди других существ… Я не хочу больше возвращаться в эту огромную подземную могилу… – голос всхлипнул и сделался выше. – Там темно, ужасно темно… Там глухо… Там холодно… И я с собой – наедине…
Нана задумалась на несколько минут. Затем произнесла:
– Хорошо. Ты будешь иметь возможность вернуться в общество. Я прощаю тебе то, что ты пытался тогда надругаться надо мной, своей матерью и спихнул меня в Тартар. Но ты расскажешь мне, где сейчас находится мой отец Ану. Ты должен знать. Ведь это ты с Невидимкой тогда вязал месопотамских богов и швырял в Тартар. В какую часть Тартара вы бросили его?
Послышался громкий вздох облегчения.
– Конечно, конечно, я всё скажу! – радостно прошептал голос. – На самом деле Ану не был сброшен в Тартар.
– Вот как?..
– Мы повязали его тогда, сковали цепями, как других. И тут он заявил, что если его сбросят в Тартар в цепях, то он будет ещё в силах отделить атмосферу от земли и развеять её в Космосе и всё живое погибнет. Бог решил его помиловать, но с условием, что Ану не будет дальше претендовать на божественный статус и будет жить среди простых людей, ничем не выдавая своей божественности, вот как вы с Эрешкигаль сейчас. И ещё Ану запретил сковывать цепями его дочерей Эрешкигаль и Инанну. Поскольку Эрешкигаль была Богу не нужна, а Инанна отказалась переходить на его сторону, Бог не мог и им тоже позволить просто тихо и мирно жить среди людей – слишком много могущественных богов было бы помиловано. И всё, что Ану смог добиться для дочерей, это то, чтобы они проспали в Тартаре до сумерек крепким сном, не страдая. Тебя-то усыпили легко, а вот Эрешкигаль плохо спала, плохо…
– Значит, отец где-то среди смертных? – проговорила Нана. – Значит, среди них надо его искать…
– Это не так просто. Для него было поставлено условие, что он не может испускать флюиды божественности, чтобы не привлекать к себе других мелких божков, случайно избежавших Тартара, а то вдруг это повлекло бы заговор.
– Бог неба на земле среди смертных… Века…
– И не только он. Мы помиловали и бога Океана с его женой Тефидой на тех же условиях, что и Ану. Всё-таки хозяин такой большой воды. Тоже ведь мог бы поднять всю влагу в Космос. Не стали мы трогать и солярные божества. А эта тварь Геката наслала морок на циклопов и они не смогли заковать её в цепи. Бежала куда-то, пряталась все сумерки и гадила, как могла.
– Отлично. Значит Ану был в безопасности всё это время. Тогда я могу быть спокойна, что он не пропал в Хаосе и не томится где-нибудь в недосягаемых глубинах Тартара. Я найду его. Мне помогут.
– А мне помогут? – голос Света снова слёзно задрожал.
– Хорошо. Предстань передо мной, какой ты есть.
====== Часть 34 ======
И перед Наной соткалось из воздуха непонятное существо – безгранично уродливое, с множеством рогов, кроваво-красной кожей, лицом не человека, а какой-то омерзительной смеси козла, летучей мыши, динозавра и обезьяны. Оно было голым, только пах прикрыт кожаной набедренной повязкой. Нана не могла не сморщиться от ужаса и гадливости. И тут же сжалось сердце от боли: вот это существо, внутреннее уродство которого вылезло на его внешность, когда-то родила она сама. Это её сын, её ребёнок.
Она материализовала лежанку, приказав Свету лечь на неё. И заявила: он должен полностью вверить ей себя, если хочет, чтобы она помогла ему.
Он был послушен, полностью послушен.
Аграт-бат-Махлат стояла за спиной Наны, но та была уверена, что девчонка никак не сможет помешать ей выполнить задуманное. И была права.
Свет был погружён в крепкий сон без сновидений и его мать начала работу над ним, покрывая его своим энергетическим облаком…
Всё было закончено где-то через полтора часа.
Облако было снято.
Аграт-бат-Махлат, всё это время сидевшая в кресле в томительном ожидании, теперь тихо сжала ладонями побледневшие щёки…
Свет был пробуждён от сна заклинаниями матери.
Маленький горбун, ставший наполовину меньше своего изначального роста, протирал глаза от сна. И когда он закончил это делать, на его лице можно было отчётливо разглядеть огромное чёрное мохнатое родимое пятно, закрывавшее половину его невзрачного жалкого лица.
Аграт-бат-Махлат громко закричала.
– Что, что? – вскинулся Свет и, подскочив, ринулся к большому зеркалу, висевшему на стене. Увидев своё отражение, он завопил ещё громче, чем его дочь, его ноги подкосились и он осел на пол, жалобно скуля.
– Свет, – услышал он голос своей матери, – я могу простить тебя то, что ты пытался меня изнасиловать и спихнул меня в Тартар. Но ты предал богов и ещё от Эрешкигаль я слышала, какие зверства творил ты в эпоху сумерек, сколько чистых душ сгубил искушениями и лестью. Это простить невозможно. Я знаю, что красота – это великая сила, поэтому я не могу вернуть её тебе. Уверена, ты использовал бы её во зло и богам, и людям. Я избавила тебя от неестественного обличия и дала тебе внешность урода. Уроды живут среди людей, они не пугают никого, как чудовища, так что ты можешь выбраться из своей подземной могилы и жить в обществе. Тебе будет нелегко, но может, хоть страданиями ты очистишь свой внутренний мир от зла и грязи. И пусть тебе больше не придёт в голову попытаться кого-то изнасиловать. Я лишила тебя мужской силы до конца бессмертия. Так будет лучше и для тебя, и для окружающего мира.
– Н-но я ж-же рассказал тебе всё о твоём отце Ану, – прохрипел Свет, ложась на пол, как будто полностью обессилел.
– Свет. Послушай меня. Оставаться с такой злой и грязной сущностью, как у тебя, уносить её в череду смертей и рождений, весьма опасно для тебя самого. Всё возвращается, все наши деяния. В прошлом красота породила твою гордыню, а гордыня – все остальные грехи. Если тогда красота испортила тебя, возможно, теперь она погубит тебя окончательно. Сейчас не время тешить свою гордыню. Настало время каяться, Свет, каяться!
– Сжалься надо мной! Я не могу предстать перед обществом таким уродом, как не мог этого в облике чудовища. Мать! Мать моя! Пожалей меня!
– Если я тебя сейчас пожалею, то погублю. Жаль, ты этого никак не можешь понять. Уходи, Свет. Уходи по-хорошему. Наши пути должны разойтись. Давай расстанемся мирно.
Обезумевшие глаза Света наполовину вылезли из глазниц:
– Значит, ты ничего не изменишь? Значит, ты не сжалишься?
– Уходи, Свет.
Несчастный горбун ещё долго умолял мать о жалости, но та была непреклонна, как в своё время Фемида, осудившая Прометея на суровое наказание.
Наконец, Свет понял, что не смягчит сердца Инанны и с плачем опустился под землю – снова в тёмную подземную могилу, Аграт-бат-Махлат последовала за ним.
Едва Свет покинул Нану, как перед ней возникла фигура Эрешкигаль.
– Признаться, я думала, ты сдашься и вернёшь ему красоту, – промолвила бывшая владычица подземного мира. – Тут и камень бы дрогнул.
– Камень бы дрогнул, но мать дрогнуть не должна, – ответила Нана. – Особенно когда то, что она породило, превратилось в нечто, лишённое сердца и рассудка. И я больше не хочу говорить об этом. Меня сейчас больше волнует мой отец. Я так поняла, что ты хоть и находилась в жилище Мохана, но всё слышала?
– Ну ещё бы я пропустила такое событие.
– В таком случае, есть идеи, как нам отыскать нашего отца?
Эрешкигаль скрестила руки на груди:
– Ого, а я думала, это твой отец, – усмехнулась она.
– Ты тоже произошла от его семени.
– Да, подземные демоны, воспитавшие меня, знали время, когда семя Ану случайно упало в Иркаллу и тогда появилась я, рождённая от энергии тьмы, как ты от энергии морской пены. Отец очень долгое время даже не знал о моём происхождении.
– Но узнал же. И всё-таки похлопотал не только за меня, но и за тебя, когда нас сбрасывали в Тартар. Представь себе, что если бы он этого не сделал, тебе пришлось бы пролежать прикованной цепями к каменной глыбе.
– Считаешь это поводом помогать тебе в поисках Ану? Что ж, ты права, я как бы на самом деле должна ему. Вот только идей у меня нет, как отыскать среди миллиардов мыслящих существ одно особенное существо, не испускающего божественные флюиды.
– Тогда отец сам отыщет нас. Я дам ему знак!
– Ээээээ? – Эрешкигаль вопросительно приподняла правую бровь.
Нана улыбнулась:
– Мне придётся вспомнить, что я богиня любви и активно заняться своим делом. Кстати, это поможет мне как-то отвлечься, чтобы совсем не высохнуть от тоски по Мохану. Я пошлю в этот мир любовь. Много-много любви, как никогда. Всё пропитается энергией любви. В мире появится столько влюблённых пар, сколько не было ни в эпоху до сумерек, ни, уж конечно, в эпоху сумерек. Это будет настолько необычное явление, что отец, где бы он ни находился, не сможет его не заметить. И всё поймёт. Я знаю, он поймёт. Это будет очевидно, что самая сильная богиня любви вернулась из сна в Тартаре в этот мир! И Уран-Ану отыщет нас, мы-то не блокировали свои флюиды божественности.
Эрешкигаль развела руки в разные стороны:
– Остроумненько… Не придерёшься.
– В таком случае, иди-ка снова поймай какую-нибудь неприкаянную душу, чтобы она тебя развлекала болтовнёй или покатайся в гробу, а я останусь одна и займусь делами богини любви, чтобы даром время не терять! – Нана приблизилась к кровати и села на неё.
– Мммм-дааа… Может и мне как-то шокировать человечество в глобальном масштабе, чтобы наш папка догадался, что и Эрешкигаль, за которую он так мило похлопотал, тоже уже не в Тартаре? Я могла бы, например, одарить временной видимостью миллионы привидений, они бы заявились к тем, кто знает, что они умерли, то-то было бы шуму! – Эрешкигаль громко расхохоталась.
– Кто бы мог подумать, что у бывшей владычицы мёртвого царства окажется такое желание шуметь! – также засмеялась Нана. – Тебе мало того шока, который наступает у тех, кто видит тебя мчащейся по автостраде в гробу на колёсиках? Или проходящей сквозь стены? Кстати, когда ты превращаешься в кошку или какую-нибудь птицу, ты мало заботишься о конспирации. Ты уже несколько раз делала это на глазах у смертных и одна женщина даже потеряла сознание, увидев это!
– Пусть смертные почтут за честь: боги, в существовании которых они почти разуверились, наконец, начали досыта потчевать их чудесами!
Поговорив, Эрешкигаль отправилась по своим делам, а Нана, улегшись на подушки спиной, подняла ладони вверх и прикрыла глаза. Мысленно она представила пояс – розовый с золотой и обвила им свою талию. Она ощутила его физически…
Сеанс продлился несколько часов, потому что задумка была серьёзная: массовая любовь смертных, на всех материках и островах, сотни миллионов влюблённых пар – это сенсация, на которую богиня не решалась прежде.
Задумка была столь грандиозной, что требовала серьёзного труда. Ежедневного. По многу часов. Но заняться чем-то было даже приятнее, это помогало частично унять тоску по Мохану, но полностью не могло избавить от мыслей и желания, чтобы он поскорее вернулся. Время летело быстрее и на душе становилось всё легче.
И, благодаря усилиям Инанны-Афродиты в мире на самом деле что-то менялось – даже в атмосфере. Появился какой-то мягкий и сладкий пьянящий дух. И всё чаще на улицах города, где нашла себе приют богиня любви, можно было встретить мужчин и женщин, идущих парами, держащихся за руки.
И то же происходило и в других городах.
Иногда Нана, в перерывах между работами с энергией любви, выходя на крыльцо, видела госпожу Елену сидящей на скамеечке, окружённой сорной травой, в обществе полноватого розовощёкого мужчины, владельца сувенирной лавочки, находившейся в двух шагах от пансиона. Госпожа Елена сильно изменилась за последние дни и к лучшему. Она теперь чаще мыла голову, а не так, как раньше: где-то раз в две-три недели. Чистоплотность пошла ей на пользу, от неё стало лучше пахнуть. У неё в гардеробе появились дешёвые, но новые блузки, она ходила в туфлях на каблуке. И от неё, и от её дружка-лавочника исходили флюиды влюблённости, хотя прежде казалось, что замшелая унылая госпожа Елена и любовь вещи, ну, совершенно несовместимые.
Тучный гусекрад, влюблённый в Эрешкигаль, докучал ей, почти сутки околачиваясь возле пансиона, заглядывая в окна. Он оказался наглым и бесцеремонным существом, не желавшим тайно и со скромной обречённостью стардать от безответной любви. Он преследовал предмет своей любви, даже не подозревая, что ходит по краю пропасти, докучая опасной и грозной богине. Он залавливал её на крыльце, говорил какую-то несуразицу своим низким хриплым голосом, дышал на неё чесноком, глупо и не к месту хохотал, пытался взять под руку, назойливо предлагая то пойти с ним в ресторан, то к нему в гости. Поначалу Эрешкигаль открыто высмеивала его, но он даже не оскорблялся и становился ещё настырнее и нахальнее.
Эрешкигаль ощущала, как на неё накатывают волны искушения превратить противного поклонника в жабу. Но позже нашла другой выход, переместив его в пространстве на другой материк.
Уличное кафе также заполнялось влюблёнными парами.
Казалось, весь мир пропах любовью, как запахом роз.
И однажды, когда Нана, сидя в кресле, проводила очередной сеанс работы с энергиями любви, дверь в её жилище растворилась и в неё вошёл мужчина лет двадцати пяти. Он был высок ростом, немного полноват, но при этом всё-таки хорошо сложён и одет в светлые простые широкие одежды. Его волосы, точь-в-точь как у Наны – очень светлые с позолотой, свисали до плеч пышным кудрями, но брови и ресницы, так же, как у неё, были тёмными. И такого же цвета, как и у Наны, были его глаза – небесно-голубые. Любой, увидевший со стороны этого мужчину, не мог бы не обнаружить их общего с Наной сильного сходства.
– Нана, – произнёс он.
====== Часть 35 ======
Богиня любви распахнула глаза, которые, обычно, во время сеанса у неё были сомкнуты, и они засветились у неё от радости:
– Отец! – она поднялась с кресла, приблизилась к мужчине и они обнялись.
Вскоре они сидели на свежематериализованном диванчике на двоих и вели беседу.
– Я знала, отец, что ты поймёшь мой знак, что я уже не в Тартаре.
– Что ж, знак был простой и понятный, – улыбнулся Уран-Ану. – Признаться, я думал, что боги будут выпущены из Тартара гораздо раньше, – лицо его снова стало серьёзным и между провей пролегла складка.
– А что, была такая возможность?
– Была. Мне, конечно, пришлось куковать века среди смертных на грешной земле, но это не отменило того, что я – бог неба и не блокировало моих знаний того, что на небе происходит. Дело в том, что сын Метиды, слишком много взявший на себя, не выдержал этого груза. В самом деле, взвалить только на свои плечи всё, что раньше было поделено между другими богами, пытаться проконтролировать всё – ноша непосильна даже для такого мощного божества, как он. Даааа, это действительно был бог богов… Имя, что дала ему мать, на самом деле подходило ему. Но как бы велики ни были силы, видимо, требовалось и их рассчитывать. Это же не шутка: в одиночку править огромным круглым камнем, на котором, как тараканы, множатся адепты… Боги обычно не стареют, а этот состарился. Я сам видел его через свечение неба: ветхий дед, заросший седой бородой, с безумными глазами. А потом ему и амброзия не помогла. Все мы, конечно, умрём, говорили мне Молящиеся о нашем конце, но, может, у нас есть ещё века, но вот он даже до конца сумерек не дотянул.
– Умер? – взволнованно спросила Нана и сердце её застучало. – То есть, получается, ты был свидетелем, как умирает бог и знаешь, как наверняка умрём все мы? Как это было? Он стал трупом? Как смертные?
– Да нет, нет, не пугайся, – усмехнулся Уран-Ану, – просто засосало старика в Хаос – и все дела. Ну, а миллиарды его адептов до сих пор держат его за живого и боятся, как в старые добрые для него времена. Я уж думал, что Власти, Силы и Крылатые Творения подадутся в Тартар, освобождать богов, чтоб было кому служить, да нет, разбрелись, кто куда. Правда, Крылатые по старой привычке всё ещё опекают смертных, но их становится всё меньше и меньше, они ведь тоже подпитывались амброзией, а источники этого напитка иссякли после исчезновения того деда. Признаться, я пытался разговаривать с Властями и Силами, были мысли, а вдруг можно снова войти в одну и ту же воду и снова стать прежним богом неба, руководящим самым сильным небесным войском… Но войско, видимо, навсегда разочаровалось в старых богах.
– То есть, получается, если сын Метиды ушёл до конца сумерек, а боги находились в Тартаре долгое время, мир оставался без богов? Как странно, кто же поддерживал этот мир? Кто отвечал за дожди и ветры, за урожаи? Например, если боги плодородия не благословят почву, она не родит. А люди до сих пор занимаются земледелием и, вроде, питаться стали даже лучше прежнего.
– Признаться, когда старика утянуло в Хаос, я тоже думал, что человечество начнёт вымирать от голода. Честно говоря, это даже давало мне некоторую надежду, что небесному войску всё-таки придётся встать под моё руководство и освободить богов в Тартаре. Не могли же они допустить, чтобы человечество сгинуло медленно и мучительно. Но после ухода сына Метиды остался такой могучий запас жизненной энергии, что по сей день питает всё живущее на земле. Почва родит, деревья растут, люди и животные плодятся.
Нана усмехнулась:
– Неплохо. Не знай смертные, что боги им уже не нужны, они бы и не поклонялись этой иллюзии: якобы ещё живому сыну Метиды.
– После его ухода на земле хорошо похозяйничал мой внучек и твой сынок Свет…
– Да, – с досадой поморщилась Нана. – Эрешкигаль много рассказывала мне о его делишках.
– Значит, моя другая дочь Эрешкигаль тоже на свободе?
– Да, и, как это ни странно, она стала моей лучшей подругой. Она уболтала меня, что сейчас глупо вспоминать старые обиды и сводить счёт и вот результат: богиня смерти и богиня любви вместе неразлей-вода.
Уран-Ану задумчиво произнёс:
– Несомненно, это к лучшему. Вы сёстры, а сёстрам лучше жить в мире и прощать друг друга. Тем более, вы дочери одного отца, но вы не рождены этой… Вы рождены от меня и от энергий: ты – от энергии моря, она – от энергии подземной тьмы, но не земли. Если бы Эрешкигаль была рождена именно той, чьё имя я и не произношу, я бы не признал её своей дочерью тоже. Где она сейчас?
– Наверняка развлекается, как может. Но если ты хочешь её увидеть, то это будет нетрудно: она всегда приходит сюда, в это жилище, видимо, не может без меня жить.
– Приятна такая привязанность сестёр, которые прежде враждовали. Значит, нас в этом мире будет трое…
– Отец, другие боги тоже освобождены из Тартара. Они даже кучкуются где-то в отдалённых местах и что-то там строят, причём, вместе с богами других пантеонов. Но я там ещё не была. Я ничего не слышала о богах месопотамского пантеона, а вот в олимпийском сменилась власть и у власти там женщина, – Нана засмеялась.
– И кто же это?
– О! Многие богини грезили о том, чтобы стать главой какого-нибудь пантеона, но сбылась эта безумная мечта у Фемиды.
– Вот как, – прищурил голубые глаза Уран-Ану. – Так вот в чём причина того, что ты не торопишься в компанию этих богов.
– Точно так. Не знаю, во что это всё может вылиться.
– Однако, две одинокие богини – ты и Эрешкигаль, ну, теперь ещё и один старый евнух, это не сила.
Нана загадочно улыбнулась:
– А пантеон многоруких богов, которых даже не решился коснуться сын Метида, это сила?
– Без сомнения, но не наша.
– Как знать. Времена изменились, отец. Если раньше мы, боги, жили обособленно и все пантеоны держались особняком, не считая некоторых богов, который действовали в нескольких пантеонах, то теперь наступило время слиться вселенным и стать единым целым.
– Это как?
– Просто боги других вселенных, оказавшись свободным от власти судьбы, решили, что они сами могут выбирать себе жён и мужей. И даже супруг из другого пантеона предпочтительней, чем из собственного. Это как у смертных: они ведь не вступают в брак с сёстрами и братьями, а ищут партнёра из другой семьи. Так теперь и с богами. Вот, например, у Гефеста опять новая жена: богиня из пантеона многоруких. Вот и я собираюсь замуж за бога из Тримурти, – Нана широко улыбнулась и щёки её ярко зарумянились.
– Тримурти? Знаю таких богов, бывал я в их пантеоне, хотя и не часто. Я бог неба и у них, но Бхудеви явно пользуется бОльшей популярностью, чем я. Не могу сказать, что я от этого в восторге. Но кто из троих богов твой жених? Надеюсь, не все трое? – пошутил Уран-Ану.
– Нет! – засмеялась Нана. – Из всех троих мне нужен только один и имя его – Вишну.
– Стало быть, он больше не женат на Лакшми? Ведь он давал клятву иметь только одну жену.
– Лакшми стала женой Гефеста. Что же ты скажешь о моём выборе, отец? Ты одобришь и благословишь?
– Ну, разве могу я воспротивиться тому, чтобы супругом моей дочери стал сам Вишну, бог – воплощение самой добродетели. Конечно, я благословлю ваш союз. И, конечно, всё к лучшему, что пантеоны, наконец, избавились от своих границ и браки между богами разных вселенных не стали чем-то необычным. Я одобряю всякое уничтожение границ. Я – Небо, а разве на небе бывают границы? Разве атмосферу можно расчертить или возвести на ней стены? Разве вот раи были разные, принадлежали разным вселенным. Наверно, именно поэтому там происходило столько неправильного. Небо против границ для всего возвышенного!
– О да, границы требуются только для того, чтобы оградиться от врагов. А богам сейчас не время враждовать.
– Однако, я не всех готов простить, – промолвил Уран-Ану и голубые глаза его сделались жёсткими.
– Ты о Гее?
– И ещё о Кроносе и других восставших против меня титанов. Всю эпоху сценария судьбы и сумерек они провели в Тартаре, закованными в цепи. А я уверен, что Молящиеся освободили и их, не только богов.
Лицо Наны помрачнело.
– И они злы, очень злы, – проговорила она.
– Этого мы знать не можем. Может, полны озлобления и жажды мщения, может, сломлены и подавлены. В любом случае, от них неизвестно, что ждать, поэтому нам, богам, не стоит быть одинокими. Не нужно переоценивать свои силы.
– Мы не будем одиноки. В пантеоне Тримурти ты – бог Дьяус, мы с Эрешкигаль тоже примкнём к этому пантеону. А вот стоит ли связываться с олимпийским пантеоном… Что-то удерживает меня от того, чтобы примкнуть к ним снова.
– Что ж, это благоразумно. Давай разложим всё по полочкам. Олимпийцами теперь правит Фемида. Сомневаюсь, что другие боги от этого в восторге. Она чем-то напоминала волчицу. Она отлично справлялась со своими обязанностями, она отлично присматривала за тем, чтобы законы Зевса были сильны в нашей вселенной. Но… Если она сама начнёт выдумывать свои законы, то это будут волчьи законы. Понравятся ли они олимпийцам? Не думаю. По логике, им ничего не стоит поступить очень просто: разбрестись по миру, рассыпаться, как горох и избегать встреч с новоявленной правительницей и игнорировать её решения.
– Не похоже на то, судя по тому, как Дионис устроил мне проверку с вином правды, напоив меня и выспрашивая, уж не предала я пантеон в начале сумерек, не перешла ли на сторону Метиды и её сына. Ясно, что не Дионис это всё затеял. Но раз его заставили и он подчинился, значит, они все ещё околачиваются возле Фемиды и имеют основания её слушаться.
– Конечно, эта волчица достаточно умна, чтобы держать власть ещё чем-то, кроме своего статуса. Даже когда всем правил Зевс, а ты помнишь его волю и силу, когда он владел армией Сил и Властей, боги, которые оказались бы, ну, очень недовольны им, могли бы просто уйти в другую вселенную. Потому что как бы ни был силён и могуществен Зевс, всё равно у многих божеств имеется и своя собственная сила. Я – бог неба, я потерял власть в олимпийском пантеоне, но я основал месопотамский пантеон, но даже если бы я это не сделал, бог грозы и молний, пусть даже боевых, не мог бы соперничать с богом атмосферы. Он даже ничего не мог поделать с Деметрой, когда она самовольно покинула Олимп и обрекла человечество на голод. Так что мешает теперь богам, пусть даже не таким сильным самодостаточным и востребованным, как Деметра или Геката или Гермес оставить даже не Зевса, а Фемиду? Сделать это хотя бы ради куража? Ведь что-то же держит их около неё.
– Думаешь, она сумела убедить некоторых Властей и Сил перейти под её начало?
– Я не знаю. Не знаю, в чём её сила. Только это что-то большее, чем звание царицы богов.
– Можно было бы спросить у кого-нибудь из богов. Хотя бы у Диониса. Мы всегда были в хороших отношениях. Или у Гермеса.
– Хорошо. Только я сделаю это сам.
– Меня уже раздирает любопытство.
– Это более серьёзный вопрос, чем просто удовлетворение любопытства.
– Уверена, нам нечего бояться. Я ничего не боюсь с тех пор, как в моей жизни появился Мохан – так представился мне Вишну, когда мы познакомились с ним.







