Текст книги "Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)"
Автор книги: Динна Астрани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)
Пандемос.
Пандемос, демоны её возьми.
Нане вспомнились времена, начало, война с титанами. Она не умела воевать, но жаждала также внести свою долю в победу богов. И она нашла для этого средство: она предложила титанам, что перейдут на сторону Зевса изменить их безобразные внешности на лучшие. Как богиня красоты она обладала такими возможностями. На её предложение откликнулись, правда, по бОльшей части это были женщины, титаниды. Но это тоже было результатом. Потеряв многих женщины, титаны могли ослабнуть духом, а значит, и в борьбе.
Богиня Афродита тогда оказалась перегружена работой. Чтобы разгладить шершавую и бугристую кожу титанид и сделать её гладкой и мягкой приходилось подолгу водить по ней ладонями, по всему телу, не пропустив и миллиметра. И дело это было не одного дня. Чтобы превратить волосы дочерей Геи из подобия мочала в густой шёлк, требовалось расчёсывать их пальцами, чтобы проводить по каждому волоску, массировать кожу головы. Афродита препоручила это харитам, передав им часть своей энергии управления красотой. А сама принялась за более тонкое дело: лица. Для этого нужно было материализовать комок мягкой плотской энергии и вылепить из него маску, затем маску наложить на страшное безобразное лицо какой-нибудь титаниды и закрепить и ждать, когда маска сольётся с лицом воедино. Разумеется, маски должны были быть в виде красивого яркого лица с тонкими правильными чертами. Работа над такой маской была ювелирной, это нельзя было доверить харитам-помощницам. Это утомляло и Афродита, устав, как от таскания гор на плечах, делала лица для титанид хоть и красивые, но, так сказать, штампованные, имеющие незначительные отличия, потому что титанид устраивало и так, лишь бы поскорее стать хорошенькими, не ждать свои лица слишком долго.
– Мы же все тут сёстры, – говорили они, любуясь в зеркала на свои новые внешности, – это вполне естественно, что мы похожи друг на друга! – и смеялись.
Но одну титаниду Афродита отличила особенно. Её звали Диона и она очень понравилась богине красоты своим милым и добрым нравом. Афродита, обожавшая все существа, приятные в общении, сделала внешность титаниды настолько привлекательной, что на ту обратил внимание сам Зевс. И только позже богиня любви поняла, что на свою голову так выделила Диону.
От связи Дионы и Зевса на Олимпе появилась ещё одна богиня, которую сначала все звали просто Малышка. Это позже она заслужила кличку Пандемос.
Малышка росла какой-то не по возрасту и статусу бойкой и нахальной и от её дурного поведения доставалось всем, но особенно Афродите. Маленькая дрянная девчонка преследовала её, как оса: то тянула за волосы, то пыталась виснуть на её одежде, то запрыгивала на спину, прижимая горло и ещё много неприятных фокусов придумывало это существо. Афродита поначалу шутила по этому поводу, что взять с ребёнка. Но когда ребёнок начал подрастать, а ума не набирался и шутки у него были всё те же, это начало надоедать. Богиня любви начала покрикивать на неё, а когда это не помогало, даже отшвыривать в сторону или даже поколачивать. Это возымело действие и девчонка отстала от неё.
Но всё повторилось в подростковом возрасте этой Малышки, только оказалось всё ещё более сложно. Едва у девчонки появились первые задатки женственности – маленькие бугорки грудей и жиденькие первые волоски на лобке, она начала заявлять во всеуслышание:
– Я теперь девушка и красота моя превосходит красоту Афродиты. Отныне Афродита – это я!
И снова все смеялись над её словами. Никто не воспринял это всерьёз.
Становясь старше, она всё больше позорила свою мать, благородную Диону. Она красила лицо. Никто из богинь не пользовался декоративной косметикой, считая, что истинная красота лица должна быть естественной и неприлично пытаться усилить её искусственным путём. Каждая богиня рождается с достаточно красивым лицом, зачем же наносить на него краски, которые можно смыть? Но дочь Дионы так не считала и косметики, которую, к слову, создавала она сама, на её лице было сверх меры, краски на её лице как будто кричали.
Впрочем, в этом существе как будто кричало всё: вульгарная безвкусная одежда, фасоны которой придумывала она сама, и такие же достойные одежды пошлые головные уборы и украшения вихляющаяся размашистая походка, резкий громкий голос, слова, которые она употребляла в общении, прямой наглый взгляд. От всего её существа прямо искрами рассыпалась агрессия, дерзость, напористость и назойливость.
Ещё не успев толком превратиться в полноценную девушку, она уже домогалась каждого мужчину, что попадался ей на пути, тянула руки, вешалась на шею, откровенно и бесстыдно звала к себе в опочивальню. И, окончательно обгадив свою репутацию, получила кличку Пандемос.
Эта кличка злила её, она упорно твердила, что истинная Афродита – она. И однажды подтвердила, что всерьёз верит в это.
Она начала проникать в храмы Афродиты и вносить в них свои коррективы. Она пробралась в меспотамскую вселенную и там, выдавая себя за Инанну, также поработала в храмах богини любви.
Так, с лёгкой руки Пандемос, Афродита стала покровительницей проституток и блуда. Узнав об этом, Афродита пришла в ярость и потребовала собрания богов на Олимпе. Она пребывала в таком бешенстве, что не говорила, а кричала, не подбирая выражений:
– Я – покровительница проституции?! Кто может засвидетельствовать, что я сама хоть раз поступила, как проститутка? Было ли такое, чтобы я просила плату у мужчины за то, что разделила с ним ложе? Было ли такое, чтобы я просила кого-нибудь об услуге и расплатилась с ним своим телом? А может, я когда-то призывала к этому других женщин и утверждала, что это правильно и хорошо? Если этого не было, тогда как получилось, что Пандемос превратила мои храмы в блядилище, а меня объявила покровительницей гнусного разврата, а не чистой любви и честного брака?!
Зевс пришёл в гнев и сослал Пандемос в ссылку, прочь с Олимпа, приказав ей всё исправить в храмах Афродиты так, как это было прежде, то есть, очистить доброе имя богини любви от поклонения ей, как богине блуда. Но это оказалось невозможно: смертные в обоих вселенных как-то слишком охотно начали воспринимать Афродиту как потакающую их тёмным низменным сторонам и не желали признать её не как богиню проституции и разврата. Пандемос навсегда испортила ей репутацию.
Пандемос не остановилась на этом. Она перебралась в палестинскую вселенную и там, заделавшись божеством у каких-то приморских жителей, звавших её Ашторет, всё же старалась изо всех сил, чтобы её отождествляли с Иштар, которой также являлась Афродита.
Вспоминать об этом было тягостно и Нана встряхнулась от дурных воспоминаний.
Поговорив ещё с Аполлоном обо всяких мелочах, они распрощались.
И осталось чувство неведомой угрозы. У Наны не было сомнений, что её подозревают в предательстве. И Аполлон был отправлен в разведку к ней. Почему именно Аполлон? Потому что он покровитель искусства и сам обладает множеством талантов, в том числе он отличный артист. И великолепно сыграл свою роль, разговаривая с богиней любви ровно и дружелюбно. А всё для того, чтобы заманить её в ловушку. Впрочем, ловушка теперь может возникнуть где угодно. Поэтому следует быть начеку. А лучше всего было обелиться. Но как? Как это сделать после той медвежьей услуги, что ей оказала Метида, позволив бежать её в другое измерение? Олимпийцы даже могли бы подумать, что она сговорилась с Метидой и её сыном заранее.
Стоило ли рассказывать об этом Эрешкигаль? Разве подруга защитить её, случись что-то нехорошее? Но, может, хоть предупредит, если что. Больше всего теперь Нане хотелось защиты.
Она и не подозревала, что теперь рядом с ней находилось невидимое божество, которое любило её и находилось рядом почти всегда, готовое её защищать.
Вишну, после того, как принял облик Эрешкигаль и вызвал Нану на откровенный разговор, вернулся к Шиве на Кайлас радостно-возбуждённым.
С тех пор, как Кайлас покинула его хозяйка, это место, свободный вход на которое было доступно лишь избранным, теперь как-то само собой сделалось чем-то вроде проходного двора из-за книги Судеб, которой по-очереди зачитывался весь пантеон. А затем тут же, на Кайласе, происходило обсуждение прочитанного.
Но не только интерес к книге Судеб стал причиной того, что богов на Кайласе стало собирать очень много. Всех волновали судьбы фибр, которые должны появиться, теперь избитой темой стали рассуждения как и в чём боги могли бы помогать фибрам друг друга, чтобы те прожили достойные судьбы, что повлияли бы на чреду грядущих смертей и рождений.
А Вишну, к тому же, даже больше, чем про грядущую судьбу своих фибр говорил про олимпийскую богиню любви, слишком близко к сердцу принимая видимость аморального облика той. Но однажды он явился на Кайлас и объявил:
– Я всё понял про неё. Мы поговорили по душам и она была со мной откровенна. Она – благороднейшее и добрейшее существо и все ошибки, сделанные ею – всего лишь влияние сценария судьбы, а сама она другая. Подумать только, какое сильное желанию любить, найти свою любовь! Она была готова к любым испытаниям ради любви! Что за чистая и светлая богиня! – он улыбнулся.
– Ты изменил о ней мнение? – спросил Шива.
– Совершенно. Но теперь мне бы хотелось пообщаться с ней в моём собственном облике. И понравиться ей.
– Разве это сложно для тебя?
– Да. Отчего-то я не решаюсь сделать это просто так. Надо придумать какой-то способ.
– Хорошо. Хочешь, я буду рядом с тобой для поддержки?
Вскоре два божества, облачившись в белые летние костюмы уже сидели за столиком в кафе под зонтиками, где обычно Нана покупала мороженое и ожидали её прихода.
Вот, наконец, вдали появились изящные очертания её фигуры.
– Я сделаю так, – прошептал Вишну, – сейчас она будет проходить мимо нас. Я вытяну ногу, она наступит на неё. Я сделаю вид, что мне сильно больно, я закричу и она посмотрит на меня. У нас будет повод разговориться.
Нана неслась, как бригантина, не замечая ничего вокруг, по-прежнему в своих мыслях – то выполняя работу для Молящихся Самим Себе, то борясь с внутренним страхом. Она, вроде бы, смотрела под ноги, но не заметила ногу мужчины, обутую в джинсовые мокасины, споткнулась об неё и едва не растянулась на асфальте. Могучие руки Вишну ловко подхватили её и она услышала:
– Пожалуйста, простите.
– Ничего страшного, – буркнула она, даже не взглянув на того, об чью ногу она споткнулась и кто не позволил ей упасть. Она просто зашагала дальше в поисках свободного столика.
Вишну с досадой потёр лоб:
– Кто бы мог подумать, что она споткнётся об мою ногу, а не наступит на неё! Честно говоря, я думал, что она начнёт ругаться.
– Я тоже, – сказал Шива.
– Я поступлю по другому. Я оденусь официантом и принесу ей заказ. Кажется, она попросила шоколадное мороженое. Я принесу ей фруктовое. Она возмутится, что заказ перепутали, вот тут и будет повод разговориться, – в руках Вишну материализовался поднос с вазочкой, наполненной мороженым и его лёгкий белый костюм преобразился в форму официанта. Он поднялся из-за столика и приблизился к столику Наны.
– Пожалуйста, примите заказ, – громко проговорил он, выставляя перед ней вазочку с мороженым. Та взяла ложечку и начала мороженое есть. Вишну с подносом не уходил, ожидая, когда она распознает подмену и начнётся скандал, но богиня смотрела перед собой отсутствующим взглядом и продолжала преспокойно поглощать то, что ей дали.
– Пожалуйста, простите, я перепутал ваш заказ, – Вишну упорно стремился привлечь её внимание. – Я принёс вам фруктовое мороженое вместо шоколадного.
– Ничего, сойдёт и это, – пробормотала Нана.
– Позвольте, я всё-таки принесу вам то, что вы заказали. Вам не придётся платить за фруктовое, ведь это была моя ошибка, – в руках Вишну вмиг материализовалась вазочка с шоколадным мороженым и он попытался поставить его перед Наной, но та упёрто витала в своём внутреннем мире и это начало нервировать бога из Тримурти. Рука его дрогнула и вазочка с шоколадным мороженым опрокинулась на платье Наны.
– Ах, простите! – воскликнул он. – Позвольте, я почищу вам платье. Обещаю, на нём не останется и следа от мороженого. Я такой неуклюжий!
– Ничего, не заморачивайтесь, – Нана опустила голову, вместо того, чтобы посмотреть на недотёпу-официанта и тремя небрежными движениями смахнула с платья следы от мороженого.
– Я принесу вам другое мороженое.
– Спасибо, мне уже не хочется, – Нана раскрыла плетёную сумку, вытащила денежную бумажку и положила на стол. Затем поднялась и двинулась восвояси. Вишну было поспешил за ней:
– Но я испортил вам платье…
– Это не самое страшное, что может случиться, – с досадой отмахнулась Нана, всё так же не поворачивая лица, – потому что самое страшное уже случилось.
И, как ветер, понеслась своей дорогой.
Вишну с горькой улыбкой смотрел ей вслед. Сбросив с себя оранжевый фартук официанта и такого же цвета пилотку, он вновь вернулся за столик, где ожидал его Шива.
– Ничего не понимаю! – Вишну недоумённо развёл руками. – Я подал ей повод рассердиться на меня и заговорить со мной, а она сочла меня пустым местом. Почему она такая странная, эта олимпийская богиня?
– Другая вселенная, – прокомментировал Шива.
====== Часть 17 ======
С тех пор Вишну больше не пытался разговориться с Наной. Он превратился в невидимую тень и ходил за ней повсюду. Она, как и прежде, долгими часами бродила по городу, то отправлялась на дикие пустынные пляжи, то оказывалась в каком-нибудь лесу. Иногда из-под очков у неё начинали струиться обильные слёзы и кончик её маленького носа краснел и разбухал. Вишну был свидетелем её встречи с Аполлоном и после этой встречи уловил флюиды чувства опасности, исходившие от Наны. Он также присутствовал при возлияниях её с Эрешкигаль, когда обе богини начинали плакать навзрыд и трястись от страха перед грядущим концом жизни.
– Просто сердце болит, глядя на её страдания! – жаловался Вишну другим богам своего пантеона. Она вся как ребёнок и такое обрушилось на неё. Она столько плачет! Ну, почему она не позволяет утешить себя, почему не смотрит ни на кого? Я бы мог побеседовать с ней, я бы излечил её от этой боли, я бы всё объяснил ей, что цепь смертей и рождений это ещё не конец всему. Это тоже жизнь, только другая. И ведь есть же возможность когда-нибудь снова стать богами. Да, мы сейчас плохо понимаем этих странных богов Молящихся Самим Себе, но во всём же можно разобраться. Ведь у меня же нет ужаса смерти. Вот только за неё больно, что она совсем измучилась. Совсем ничего не видит и не слышит, настолько горе поглотило её. Как же хочется пожалеть её, прижать к груди!
– Ты жалеешь только эту богиню, – проговорил Шива, – а между тем, её подруга страдает не меньше.
– Эта подруга, по-моему, ещё в силах как-то развлекаться и потешаться, хоть и довольно диким способом.
– В том-то и дело, что диким. Безумными выходками зачастую пытаются подавить внутреннее горе. Она катается в гробу по городу, поражая этим окружающих, скорее всего стремясь побороть свой страх перед смертью. А вчера я видел сам, как она попыталась втащить этот гроб в набитый людьми автобус, вероятно, этим создать скандальную ситуацию, чтобы только не остаться наедине со своим ужасом. Какой-то негодяй вышвырнул из автобуса её гроб, а потом вытолкал её саму. Я пришёл в ярость и чуть было не испепелил этого мерзавца третьим глазом, еле сдержался, чтобы не сделать это. Вот так обращение с женщиной!
– Согласен, Эрешкигаль так же несчастна, как и Афродита-Инанна.
– А может и больше. Подумай сам, раньше эта Афродита-Инанна была одной из самых счастливых богинь. Потому что и богам не чужды проблемы, у всех разные судьбы. Ей выпала судьба относительно лёгкая.
– Не совсем. Если ты помнишь, ей пришлось побывать мёртвой, кстати, по милости этой её подружки, которую ты защищаешь.
– Не так уж долго она и побыла мёртвой. И в долгу не осталась: пока висела на крючке заставила Эрешкигаль мучиться от родовых схваток и рожать непонятных существ. Наверно и сама поняла, что рассчиталась тогда, поэтому они и стали теперь подругами.
– Да, незлопамятны обе.
– Но ты только подумай, какой тяжёлый сценарий судьбы достался Эрешкигаль! Всё время божественности просидеть под землёй без солнца, при свете подземных огней, пусть даже в роскошном дворце, но не видеть деревьев и неба, не участвовать в пирах богов! Да это ещё не всё. Захотела любви – получила себе до самых сумерек в мужья этого тирана Нергала. Подумать только, как он притеснял её! А ведь какая богиня! Она одна умела управлять миллионами душ умерших, держать их в Иркалле, чтобы они не вырвались в средний мир, чтобы привидения не стали проблемой для живых. Опять же, имела управу на полчища демонов, не позволяя им уж слишком вредить смертным. Она держала на своих плечах порядок месопотамской вселенной, да и других вселенных тоже! Ведь привидения способны переходить из вселенной во вселенную. А она не допускала. Вот какая это великая богиня. Так нет же, этот Нергал, вместо того, чтобы быть ей благодарным за любовь, постоянно был недоволен её силой и талантами. Его оскорбляло, что такие способности и могущество у женщины. Он сделал всё, чтобы унизить её, подмять под свою власть. Сначала он заразил чумой всех демонов, что подчинялись ей. И не избавлял от болезни, пока они не присягнули служить только ему и не слушать Эрешкигаль. Потом запретил ей проявлять хоть какую-то силу или власть. И её довёл до такого состояния, что она боялась сказать ему лишнее слово. И кончилось всё это плохо. Он управлял демонами, как законченный тиран и это надоело им. И поэтому когда появился новый возможный лидер для них, а это был месопотамский божок, которого звали Сын Утренней Звезды, они с удовольствием перешли на его сторону.
– Сын Утренней Звезды? – переспросил Вишну. – Но утренняя звезда в том пантеоне посвящена Инанне…
– Да, да, это её сын. В книге Судеб я всё подробно указал о его происхождении. Сын смертного, долгое время ничего из себя не представлял. Но вот у него раскрылся талант: дар убеждения. Он научился угадывать тайные желания других и сулить исполнить их. И этим заставлять подчиняться себе. Он – весьма сильный искуситель. Вот и демонам он пообещал то, что они хотели больше всего, то есть безграничную свободу и безнаказанность. Правда, когда демоны стали подчиняться ему, посул он выполнил. Демоны тогда так разошлись, что смертным стало трудно выживать. Это и послужило причиной, что смертные захотели себе нового бога, сочтя старых богов слабыми. А всему виной Нергал. Перегнул палку. Если бы демоны по-прежнему служили Эрешкигаль, этого бы не случилось.
– Тебе симпатична эта богиня.
– Я к тому, что нашему пантеону пригодились бы обе эти богини. Инанна, как богиня любви, сильнее нашего бога любви Камы. Эрешкигаль очень много может. Нам нужны сильные боги, чтобы сотрудничать, когда нам придётся устраивать судьбы наших фибр.
– Согласен, что обе богини нам нужны.
– Так может, если эта Инанна-Афродита сейчас не в себе и с ней невозможно заговорить, ты попытался бы познакомиться с Эрешкигаль, а после привести её в наш пантеон для сотрудничества?
– Почему бы тебе самому не сделать это, Шива?
Шива смущённо потёр пальцем под носом:
– Ты же знаешь, я по своей природе суровый аскет и не очень умею разговаривать с женщинами так, как надо.
– Поговори с ней не как с женщиной, а как с деловым партнёром.
– Нет, Вишну, у тебя это лучше получится. Ты по своей природе мягче и галантнее.
– Мне всё же хотелось бы сначала найти повод хотя бы заговорить с Инанной-Афродитой. Ты знаешь, один раз, когда она вместе этой своей подружкой в очередной раз выпили вина, она выговорилась, что её олимпийский пантеон, как ей подумалось, считает, что она перед сумерками перешла на сторону врагов и теперь олимпийцы, возможно, пожелают ей отомстить. Как думаешь, у этих её подозрений могут быть основания?
– Попробую выяснить это с помощью третьего глаза, но потребуется время.
Однако, многое стало ясно уже через несколько часов.
Вишну, как всегда невидимый, находился в комнате Наны, сидя прямо напротив неё в кресле, не сводя взгляда с богини, которая просто сидела, глядя перед собой в пустоту – так несколько часов. Время от времени из её глаз вытекало несколько слёз, она смахивала их и снова уходила в себя, вероятно, во внутренний ад, не отпускавший её.
Внезапно Вишну ощутил странные беспокойные вибрации, где-то даже не за дверью комнаты, а у входа в пансион. Вскочив, он пронёсся сквозь стены и в считанные секунды оказался на крыльце, на щербатые ступени которого поднимался молодой человек, очень красивый лицом, огромный ростом, идеально сложённый, в кожаной куртке. Кудри его были черны, как смола, глаза напоминали зелёные виноградины. В руках он держал огромную бутыль вместимостью не менее пяти литров и в ней булькала какая-то жидкость. ” – Он не из простых, – подумал Вишну. – Да, смертные, порою, тоже бывают схожи с богами, но я-то давно научился отличать одно от другого.»
Он снял с себя невидимость и предстал перед удивлённым молодым человеком – ещё выше и крупнее того ростом, ещё плечистее, вперив в него огромные разъярённые глаза с грозным неумолимым взглядом льва Нирисимхи. Да, молодой человек удивился его появлению, но не очень, не так, как мог бы оказаться поражённым простой смертный, когда перед ним из воздуха вдруг соткалась могучая фигура прекрасного мужчины. Это только подтверждало, что на полуразвалившемся крыльце обшарпанного пансиона встретились два бога.
– Кто ты? – спросил зеленоглазый юноша, не сводя пристального взгляда с Вишну.
– Прежде, чем спрашивать моё имя, тебе не мешало бы представиться самому! – прорычал тот в ответ.
– Меня зовут Дионис, я из олимпийского пантеона. И ты явно не один из нас…
– Ты прав, я из пантеона Тримурти и я сам один из Тримурти, имя моё Вишну.
– Доводилось мне быть в этой вселенной, слышал я про многоруких богов. Ответь мне ещё на один вопрос, великий многорукий бог, владыка вселенной, почему перегородил мне путь или это только показалось мне?
– Ничего не показалось тебе, Дионис, бог вина. Я на самом деле перегородил тебе путь, потому что он лежит к этой богине, которая в последнее время пребывает в слезах и беспокойстве. Ведь я не знаю твоей цели, что нужно тебе от этой богини.
Дионис помялся. С богом из Тримурти были шутки плохи, это не боги-братья с Олимпа, отвечать ему дерзко или требовать что-то означало серьёзные проблемы. Поэтому стоило действовать разумом и мудростью, а не силами, что были неравны.
– Послушай, многорукий бог, чем я вызвал твоё раздражение, какое зло ты видишь во мне, не позволяя предстать перед Афродитой? Мы с ней из одного пантеона, из одной семьи, почему я не могу нанести ей визит?
– Но ведь это же не простой визит, не так ли? – Вишну зловеще усмехнулся. – Из одной семьи, ты сказал? А семья, кажется, не доверяет одному из своих членов, подозревая в чём-то нехорошем, не так ли?
– И очень хочет выяснить истину… – Дионис погладил горлышко бутылки.
– И что произойдёт, если истина вам не понравится? Что вы намерены сделать с этой девочкой?
Дионис покривил рот, затем наклонил голову.
– Когда-то Зевс приковал Прометея к каменной глыбе цепями и опустил в Тартар… – пробормотал он.
– Прометея? Могучего титана, сильного, мужественного, выносливого, упрямого, как тысячи ослов? И это самое можно сотворить с нежной слабой беспомощной девочкой? Кто из вас решится на это? Кто схватит её за руки и за ноги, оденет кандалы и начнёт прибивать к камню?! У кого поднимется рука на это? И можно ли это вообразить вообще?
– Поверь, я этого тоже не хочу, – промолвил бог вина, вскинув голову. – Очень не хочу. Если сейчас я войду к Афродите, то только с попыткой всё уладить. Я очень надеюсь, что у меня всё получится.
– Я должен тебе поверить? – глаза Вишну сделались, как чёрные ямы. – Кажется, у меня нет выхода. Хорошо, я дам тебе попытку. Но учти: я, невидимый, буду присутствовать рядом. Если я пойму, что ты обманул меня, беда будет не только у тебя, расплачиваться будет весь твой пантеон. У вас больше нет сил, мой пантеон до сих пор могуществен и я там до сих пор правлю. Я один могу создать большие проблемы, но если всё же у меня не хватит сил, то мне есть кому помочь. Я вам не дам эту богиню. Не дам вам на расправу. Так что если у тебя злой умысел, подумай хорошенько, стоит ли его осуществлять.
Вишну снова обрёл невидимость и посторонился, давая Дионису дорогу. «Спаси её, если что, – послал Дионис телепатическую мыслеформу в мозг Вишну, – если она ответит не так, как положено. Её будут слушать ещё четыре невидимых божества, моего свидетельства недостаточно.»
Дионис, совсем как смертный, постучал в дверь комнаты Афродиты и вошёл, получив на это разрешение. Обменявшись приветствиями с богиней, он устроился в кресле напротив неё и поставил на стол огромную бутыль. Материализовал пару золотых кубков.
====== Часть 18 ======
– Как же я соскучилась по твоему вину, Дионис, – усмехнулась Афродита. – А то пьёшь всякую дрянь и не обретаешь внутреннего равновесия. Есть же большая разница перед самыми лучшими винами смертных и твоим вином, которому нет подобного. Я ведь помню его волшебство. Особенно хорошо мне запомнилось то вино, которое ты творил с задумкой, чтобы оно делало всех покладистыми и сговорчивыми, даже самых сильных богов. Помнишь, я как-то попросила у тебя бочонок такого вина и перекатила его в месопотамскую вселенную? Я потом много рассказывала, как мудрый Энки, напившись этого вина в хлам, согласился подарить мне таблицы судеб, эта история так забавляла всех. А ещё это вино даже заставило Гефеста прийти на Олимп и освободить Геру из кресла-ловушки, что он приготовил для неё. Ну, все на всё соглашались, испив твоего вина и все шли туда, куда ты их вёл. Вот какое чудесное вино! Уж не оно ли в этой бутыли, Дионис?
– Нет, богиня, это другое вино. Новинка, так сказать.
– Любопытно.
– Истина есть в каждом спиртном напитке, даже в самой распоследней бормотухе. Опьянение – это самопознание. Но это вино, – Дионис пощёлкал пальцем по бутылке, – способно познать и другого. Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но не всегда. Иногда и в состоянии опьянения можно оставаться скрытным. А вот это вино делает любого открытым сверх меры.
– Тогда я это вино пить не буду. Лучше ни тебе, ни кому другому не знать, что я думаю про вас, про всех.
– Выпей, – увещательным тоном проговорил Дионис, – так будет лучше. Моё вино решало многие проблемы.
– Главная моя проблема – это вы все. Вы как будто перестали понимать простые вещи. Значит, вы все настолько мужественные, что отказались бы от интересного предложения Метиды и полетели бы на дно Тартара только из солидарности друг другу? Вам не хотелось провести сумерки на поверхности, а не в кромешной тьме? Или вам завидно, что пока вы томились там, у меня почти ничего не изменилось в судьбе: любовники, пиры, правда, в узком кругу с Метидой, её невидимым сыночком и моим сынком, слава, оргии, удовольствия? Этого вы не можете мне простить?
Дионис поморщился и почесал пальцем скулу:
– Знаешь, когда мы попали в Тартар, я думал: что этой Метиде могло понадобилось от Афродиты, кроме услуг богини любви? А потом смекнул, что её мальчишка наверняка не смог овладеть энергией этого чувства, дающего такую власть над миром… Оставить мир без сладости любви это сильно обеднить его и обречь держать всё на кромешном страхе. И ведь всё так и было. Когда мы выбрались из Тартара и немного пришли в себя, я подключил силу ясновиденья и познания и мы ещё кое с кем из богов поинтересовались историей и статистикой этого мира. И знаешь, что выходит? Сразу после сумерек в этом мире значительно уменьшились случаи взаимной любви и невзаимной тоже – просто в разы. Ухудшилось и качество браков. Да и хороший секс стал сходить на нет, вместо него начались перепады от мерзких извращений до бессмысленного целибата. Правда, странно? И куда только смотрела богиня любви?
– А если ей предложили стать ангелом вместо божественности? Не жирно, конечно, но всё лучше, чем валяться в Тартаре.
Дионис разлил вино по кубкам. Протянул кубок Нане:
– Пей. Доверься мне.
Та приняла кубок и залпом осушила его. Краем глаза заметила, что Дионис только пригубил из своего кубка. Что ж, будь что будет. Не стоит больше бояться ловушек. Они давно могли бы просто прийти за ней, если бы у них не было веских оснований этого не делать. Нет другого выхода, как довериться богу вина.
– Многие согласились с моими доводами, также заглянув в статистику и историю, – продолжал Дионис, – но кое-кто упорно не хочет верить фактам и жаждет крови…
– Я догадываюсь, кто, – усмехнулась Нана.
– Так вот, это активная и беспокойная особа и умеет влиять на умы. Нет, конечно, не дошло бы до такой дикости, чтобы все дружно заорали во всю глотку, чтобы поступить с Афродитой как с каким-то серьёзным преступником. Все не все, но даже среди просветлённых богов найдутся те, что не знают никакой меры в своих поступках.
– Я всё поняла, – Нана протянула кубок и Дионис снова наполнил его вином. – Знаешь, я не верю, что не дошло бы до дикости. Я вообще не доверяю всем вам. Там, где правит Гера, невозможно жить в комфорте и доверии. Ты знаешь, какую пикантную, но точную поговорку придумали смертные: рыба тухнет с головы. Это я не про Зевса, нет. Он умел держать порядок, – Нана сделала несколько глотков из кубка, – но вот Гера, оказавшаяся второй головой по воле судьбы, трясла весь Олимп, потому что сама не знала покоя. Дионис, я старше тебя, я помню те времена, когда на престоле восседала Метида. Мудрая жена устроит и дом и мир правильно и хорошо. Между Метидой и Герой слишком большая разница.
– Так тебе хотелось, чтобы Метида снова правила миром?
– Хотелось. Чтобы она правила не только смертными. Ещё и богами. Чтобы она вернулась на олимпийский престол, но это было невозможно из-за того проклятого предсказания… Дионис, ведь ты добиваешься ответа, перешла ли я на сторону великого Невидимки? – она хохотнула. – А что, тут тоже есть невидимки? – она оглянулась кругом. – Наверняка невидимо присутствуют свидетели? Аааа, я всё поняла… Вино, приневоливающее развязать язык… Ну, отлично. Они всё слышат. Мне сейчас хочется высказать всё, что на сердце. Очень хочется. Нет, я не перешла на сторону Невидимки. У меня было много причин для этого. Они не хотели дать мне божественный статус. Да ещё и мой сын из месопотамского пантеона заявил, что хочет жениться на мне. Мой сын – жениться на мне! Представляешь?! Более того, он изорвал на мне одежду и чуть было не изнасиловал меня. И эти парни с крылышками… Они даже не вступились за меня! Вот это и послужило основной причиной того, что я не предала вас… Дионис… Я на самом деле хочу быть предельно честной… Если бы не эти две причины… Точнее, если бы не одна эта последняя причина, я не знаю, как бы я поступила… Я не герой… Я не способна принести себя в жертву ради идеи… Но когда я переходила в месопотамский пантеон, я думала, что всё можно исправить, что одна вселенная может помочь другой, что одни боги не должны оставлять в беде других богов… Но кто же знал, что беда оказалась одна на всех? – Нана зарыдала, прижав кубок ко лбу.







