Текст книги "Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)"

Автор книги: Динна Астрани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

– А седьмое кресло? – послышался чей-то возглас из-за одного из пиршественный столов. – Может, это место для бога, воплощающего такое благо, как здоровье?

– Здоровье очень важно для смертных, – ответил Гермес, – но не секрет, что каждый из богов способен лечить то или иное у человека. Да и здоровье современного человека возможно поправить наукой медицины, а науки это по части мудрого Энки. Только я хочу напомнить кое о чем…

Он сделал небольшую паузу, обвел загадочным взглядом присутствующих богов и снова улыбнувшись, продолжил:

– И ещё есть одна сила, правящая миром. Это – сила любви. Она облегчит нам задачу с покорением этого мира. По счастью, в нашем новом пантеоне есть боги любви и всем известно, что сильнейшая из них – Афродита, – Гермес расторопно сошел с возвышения, приблизился к Нане, сидевшей за одним из пиршественный столов, взял ее за руку, поднял с седалища и повел на возвышение.

И когда они оба оказались там, указал рукой на пустующее кресло в самой середине между кресел трёх и трёх богов:

– Займи свое место, Афродита.

Нана посмотрела на него расширенными глазами:

– Как это все неожиданно! Почему не предупредили меня, что вы затеяли?!

– Чтобы ты не успела отказаться, – тихо проговорил Гермес. – Мы знаем, что ты никогда не жаждала этого, но так нужно…

– Полагаешь, я не могу отказаться здесь и сейчас?

– Дочь моя, – услышала она голос Урана-Ану, поднявшегося со своего кресла и приблизившегося к ней, – ты сильнее других богов по части любви и это не исправить. Займи это кресло, это требуется для всеобщего блага.

Нана колебалась, не решаясь опуститься в кресло. Если она сделает это, назад пути уже не будет.

– Нана, ты и меня не послушаешь? – ласково проговорил Мохан, но глубокие черные глаза его источали укор. – Воссядь, вот здесь, рядом со мной! – он поднялся со своего кресла и взял Нану за руку, Уран-Ану – за другую, оба они подвели ее к пустующему креслу и она покорно села в него.

Боги зааплодировали и заулыбались.

Неожиданно всеобщих одобрительный шум прервал громовержущий бас Нергала прямо подскочившего со своего седалища:

– Что?! Бабу?.. Бабу на царство? Я для того явился в ваш пантеон, чтобы оказаться под властью женщины?

Нана, кресло которой находилось посередине между ее мужем и отцом, да ещё другими двумя и двумя богами, в самом деле производила впечатление возглавляющей их.

– Нергал, здесь нет царей, – напомнил Гермес. – И почему под властью женщины? Мы, все семеро, здесь равны.

– К тому же, что ты имеешь против власти женщины, Нергал? – добавил Шива. – Вот, например, мой третий глаз видел другие планеты и на одной из них многие пантеоны возглавляют женщины-богини. И от этого нет ничего дурного. Боги этой планеты так же сильны, как и наши события их также ярки и насыщены, не уступают нашим.

– Я не знаю ничего и знать не хочу об этих мирах, – тяжело дыша, заговорил Нергал, – но если бы только я услышал намек, что здесь будет заправлять женщина, я бы не пришел под этот купол! Там, где женщина у власти, не может быть порядка. Какая бы умная и сильная она ни была. Там, где женщина распоряжается, нечего делать мужчинам, ибо женщина постарается превратить сильного волевого, полного достоинства мужчину в ничто. Потому что женщины боятся мужчин, причина этому то, что мужчина всегда и во всем сильнее женщины. Если женщина завладеет властью, она не избавится от страха, что мужчина может власть отнять, поэтому приложит все старания, всю свою хитрость, все свои возможности держащего власть существа, чтобы низвести в ничто как можно больше мужчин. Я был там, в голубом дворце, среди других богов, но не остался там только потому, что мужчины – Кронос и Посейдон допустили, чтобы женщина стала им соперницей в борьбе за трон – эта Гера!

Нана взглянула на Афину, сидевшую за столом рядом с Нергалом, пытаясь угадать, что думает та о словах своего мужа, но лицо той напоминало каменную маску. Удивляло только то, насколько боги оказались не теми, кем их считали до сумерек. Вот поди ж ты: свирепая воительница, покровительница наук, гордая, независимая – она ли терпит дерзкие речи этого зарвавшегося бога-мужлана? А может, она с ним ещё и согласна?!

– Но здесь дела обстоят ещё хуже, – продолжал Нергал, – потому что вы усадили на трон Инанну! Для чего вам это нужно? Она не умеет отвечать за свои поступки, не хочет принимать важные решения, ей лень думать. Я-то отлично знаю её. И она знала саму себя, поэтому прежде у нее хватало благоразумия не рваться к власти, хоть она и умела манипулировать своим отцом Ану. Она и сейчас осознает, что власть – это не для нее, но вы упорно затащили ее на трон, навязали ей его, хотя даже она понимает, что это ошибка!

От Нергала можно было ожидать что угодно, любой грубости и бесцеремонности, но эта его речь неожиданно взбесила Нану. Он отзывается о ней, как о слабоумной?! И это после того, как ее оценили такие боги, как Тримурти, ее отец, Энки, Гермес? Да кто он такой, чтобы считать себя более знающим, чем они?

– Послушайте меня! – Нергал уже обращался к богам в пиршественный зале. – Все вы согласились объединиться в пантеон Шести богов. А теперь этот пантеон будет носить название семи богов?

– Да, непременно, – отозвался Гермес, – но ведь семь – это более сакральное число, чем шесть.

– Пусть так, – ответил Нергал, – пусть пантеоном правят семь богов, а не шесть, возможно, это и к лучшему. Но возьмите седьмым правящим богом бога-мужчину! Вам нужен кто-то, кто олицетворял бы любовь? Почему бы не предложить это Каме, богу любви?

– Как бог любви я слабее Инанны-Афродиты и я вовсе не жажду кресла старосты, – отозвался Кама. – И что за речи, Нергал? Инанна-Афродита – великая богиня, с чего это ты решил, что она не справится с возложенной на нее ролью? А может, ты завидуешь, Нергал?

В тигриных зелёных глазах Нергала заискрилось бешенство.

– Я завидую бабе? – прорычал он. – Значит, вот как оценили здесь мои слова? Да мужчины ли вы, что соглашаетесь с этим – бабой на троне?

Среди пирующих загудели сразу несколько голосов и один из них вырвался и пронесся над столами:

– А что, Инанна-Афродита так красива, что неплохо, чтобы она нами правила!

Пирующие грохнули дружным весёлым хохотом. Мрачным оставалось лишь лицо Нергала. Он вышел из-за стола и направился прямо к возвышению и взошел на него. И заговорил с Наной, встав напротив ее кресла:

– Инанна, не сиди на этом месте, что предназначено для мужчины. Трон – это запретное седалище для женщины. Когда царь сидит на троне, его жена обязана находиться там, где ее даже не видно. Или стоять рядом с троном мужа. Или сидеть на ступени пониже его. Но не на троне. Образумься, Инанна.

====== Часть 99 ======

Нане показалось, что внутри её живота пробежала огненная лава, так разозлили её слова Нергала. Как он смеет ей указывать? Да, она не жаждала власти, но и подчиняться словам самодура-мужлана она тоже не собиралась.

Ей очень захотелось высказать своё возмущение, но она сумела воздержаться от этого невероятным усилием воли. Никакие чувства раздражения не отразились на её лице.

Она поднялась со своего кресла, обошла огромную фигуру Нергала, и приблизилась к самому краю возвышения. Подняла вверх ладонь, прося о внимании пирующих.

– Хорошо, – проговорила она. – Я не просила себе кресло старосты и не буду цепляться за него любой ценой. Если, по словам Нергала, мужчины не желают видеть в должности старосты женщину, считая, что это унизит их, пусть выскажутся. Если большинство мужчин окажется против моего восседания в кресле старосты, я оставлю его.

– Ты учтёшь только мнение мужчин? – возмутилась Лакшми. – А мнение женщин-богинь уже ничего не значит? Мало того, что из семи богов-правителей шестеро – мужчины, и всего одна женщина? Значит, даже единственная женщина среди старост это тоже много? – глаза ее гневно сверкнули. – Если Инанну-Афродиту выживут с кресла на возвышении, я уйду из объединённого пантеона и Гефест уйдет со мной! Или здесь собирается верховодить Нергал?

Нергал бросил на нее презрительный взгляд и обратился к пиршественному залу:

– Ваше слово, боги-мужчины, сейчас решит все! Выскажитесь хотя бы большинство!

– Да брось ты, – отозвался позади него Индра, державший кубок с вином. Вино это было доставлено на пир богов объединённого пантеона самим Дионисом, который хоть и не решался ещё перейти на сторону Семи полностью, но не отказался попировать с ними. Его вино решились отведать даже боги Тримурти, считавшие прежде вино напитком демонов. Уж если это пили сами Вишну и Шива, то такого напитка не следовало гнушаться!

Нергал развернулся лицом к царю богов Тримурти. Индра был непривычно добродушен, глаза его весело поблескивали.

– Что ты имеешь против того, чтобы такая красивая богиня сидела высоко и все видели ее? – тон его был наполнен шутливыми вибрациями. – Или ты слишком устойчив к женской красоте, Нергал, и она не радует твоего сердца?

Брови Нергала сурово сошлись на переносице:

– Это все намного серьезнее, чем вы думаете!

Он метнулся к длинному столу, за которым находился бог солнца и его пантеон:

– Уту-Шамаш! Ты видишь, что происходит. Мы все решили стать членами пантеона Шести, поверив его правителям. Но кто же мог подумать, что они вдруг навяжут бабу над нами! Полагаешь, это справедливо? Полагаешь, они считаются с другими богами? Скажи ты свое слово, уверен, боги-мужчины твоего пантеона поддержат тебя!

Бог солнца лучезарно улыбнулся:

– По-моему, ты сгущаешь краски, пытаясь представить происходящее в мрачных тонах. Что плохого может сделать одна женщина, если шестеро мужчин всегда могут ее поправить? Вот если бы нами управляли шестеро женщин и один мужчина, то, пожалуй, это бы меня напугало! – он засмеялся и весь пиршественный зал подхватил его смех, забавляясь этой шуткой.

Не было смешно лишь Нергалу. Он обвел суровым взглядом богов-мужчин пантеона Амона и что-то подсказало ему, что здесь он не найдет себе поддержки. Боги Амона смотрели на Нергала как-то снисходительно, с улыбкой, как на существо, которое на самом деле творит из мухи слона, впадая в панику по пустякам и пытаясь заразить ею других.

Нергал ощутил себя униженным, но уняться, отойти в сторону было не в его силах.

Он приблизился к длинному столу, который занимал Аид и вся его свита из подземных богов. Аид, прежде всего суровый, с осуждающим выражением глаз, теперь выглядел непривычно довольным. Наконец, он вырвался из подземелья и пировал с другими богами на поверхности земли! Разве не этого ему хотелось всегда? Правда, цена этому слишком высока: его освободили от вечного заточения эти страшные сумерки богов, после которых последовали ещё более ужасные новости, что не вечно богам жить и быть богами, но… Зато последние века он проведет на свободе, под солнцем, да ещё и с женщиной, которую он полюбил по-настоящему – этой прекрасной, нежной и грозной Парвати!

Ему совсем не улыбалось о чем-то спорить и в чем-то сомневаться, но Нергал явно не желал этого понимать:

– Аид! Ты скажи свое слово!

Бывший царь мертвых укоризненно покачал головой:

– Нергал, ведь ты правил подземным миром, как и я, у тебя было достаточно времени и тишины, чтобы научиться мыслить философски. Подумай сам: там, где власть принадлежит исключительно мужчинам, а женщинам предоставлено молчание и терпение, никогда не бывает ничего хорошего. Мы, мужчины, по своей природе более суровы, жестоки, беспощадны и грубы, нежели женщины. И женщины созданы той же природой для того, чтобы смягчать нас и спасать от самих же себя. Мы, пожалуй, задушили бы друг друга, не было бы нам спасения от самих себя, если бы женщины совсем не имели власти над нами! – Аид, наконец, улыбнулся. – К тому же, когда рядом с тобой на троне очаровательная женщина, твой собственный трон в два раза мягче делается! – пошутил он. Затем обратился к сидевшему рядом с ним Гипносу, слушавшего его и смотревшему на него сонными зеленоватыми глазами:

– А ты что думаешь по этому поводу?

– А я как ты! – зевнув, отозвался Гипнос.

Аид засмеялся и его смех поддержали другие боги, слышавшие разговор.

– Так меня никто не поддержит?! – проревел Нергал, как сотня разъяренны львов. – Тогда я покидаю этот поганый пир! И ваш объединенный пантеон я покидаю! Мне нечего делать здесь, где мужчины поставили над собой бабу! Афинааа!

Афина, сидевшая с краю за одним из пиршественных столов, подскочила, как ужаленная осой.

– Мы уходим! – приказал Нергал и Афина, покорно опустив голову, уже собралась выйти из-за стола.

Нана и другие олимпийские боги, знавшие Афину, как грозную несгибаемую воинственную особу, не могли поверить глазам: она подчинялась мужчине?

Нергал ждал, когда Афина приблизиться к нему. Он собирался взять ее за руку и отправиться прочь, куда глаза глядят, но рядом с ним оказался Дионис с чашей вина:

– Да погоди, бог войны и эпидемий, не пори горячку! Ну я, я тебя поддерживаю! – он сунул чашу с вином в руку Нергала.

– А что толку! – проворчал тот. – От того, что ты меня поддерживаешь, она, – Нергал ткнул пальцем в сторону сидевшей в кресле на возвышении Наны, – не слезет с трона! – он с горьким вздохом жадно осушил чашу.

Чаша в считанные секунды снова стала полной.

Нергал захмелел, опустошив несколько чаш и притих, только что-то бурчал под нос, обнявшись по-братски с Дионисом, сидя на одной из золотых скамеек.

Но пир явно не задался, потому что немедленно последовал другой скандал: если вино усмирило Нергала, то оно сильно разгорячило Лакшми. Богиня, не употреблявшая прежде этого «напитка демонов», теперь ощутила его силу и оно усугубило в ней негодование по поводу того, что в старосты была выбрана только одна женщина, а надо бы в старосты женщин столько, сколько и мужчин: шесть. Она говорила об этом все громче, твердила, что боги теперь свободны от сценария судьбы, когда сценарий отдавал власть мужчинам, что теперь следует внедрить равноправие. Кое-кто из богинь поддержал ее, но ей оказалось мало этого, она начала злиться, что с ней не соглашаются все до единого. Она начала громко кричать высоким визгливым голосом, потом выскочила из-за стола, переколотила часть посуды, попавшейся ей под руку, а затем на неверных покачивающихся ногах направилась к пьяному вдрабадан Нергалу, то и дело сползавшему со скамейки, на которую вновь и вновь заботливо усаживал его Дионис. Лакшми принялась кричать на Нергала, ругая его последними словами, обвиняя в дикарстве и лишении разума. Нергал же, услышав в свой адрес оскорбления от женщины, вызверился, вскочил на ноги, как будто вино не ослабило его, но на него тут же навалилось сразу семеро богов-мужчин и его затащили в клетку, прутья которой не мог раздвинуть ни один из богов, потому что их выковал сам Гефест, и заперли в ней на замок, также изготовленный богом-кузнецом.

Затем в другую клетку была заперта и Лакшми, ставшая не в меру буйной под воздействием горячительного напитка.

На этом можно было бы считать, что проблема решена и пир спасён, но через несколько минут на нем появилась Майя.

====== Часть 100 ======

Она соткалась из воздуха прямо на возвышении, где семеро старост пировали за отдельным круглым столом и в миг отвлекла на себя все внимание семерых. Но сама она смотрела только в лицо Нане страшными застывшими ненавидящими глазами.

– Что тебе здесь надо? – холодно спросила Нана. – Тебя никто не звал!

– Я побеспокою тебя в последний враз, – таким же ледяным голосом ответила богиня иллюзий, – тебе больше не суждено меня увидеть, но обещаю, ты не забудешь меня никогда!

– Ты угрожаешь? – нахмурился Мохан. – Как ты смеешь, после того злодеяния?

– Худшее из злодеяний то, что оскорбили богиню такого уровня, как я, – дрожащим голосом ответила Майя, – что принизили мой статус, перестали со мной считаться, превратили наш великий беспорочный идеальный пантеон в скопище грязи и греха, спутавшись с нечистыми богами других пантеонов! Я была против, но кто теперь считается со мной? Но самое мерзкое, – слезы выступили на ее глазах, – что эта тварь, – она указала на Нану, – вздумала распоряжаться мной, играть, как игрушкой, мной, кто является сущностью этого мира!

– Придержи язык! – Мохан начал приподниматься с кресла. – Убирайся прочь, пока я не сделал это силой!

Майя повернула к нему лицо и улыбнулась, но глаза ее по-прежнему оставались не смеющимися и ужасными:

– Сейчас уйду навсегда, – пообещала она, – потому что я больше не в силах сносить любовь к Зевсу и невыносимую ревность, на которую ты обрекла меня из мести, – она снова обратилась к Нане. – Ты же этого добивалась? Чтобы мне стала ненавистна жизнь? Надо же, богиня любви, как легко и просто это у тебя это получилось! – она нервно рассмеялась. – Мне ответный удар обойдется намного дороже, но что это будет за удар!

Она замолчала на несколько секунд и над круглым столом семи старост также повисла тягостная тишина.

Глаза Майи сделались подобными глазам мертвеца. И она произнесла утробным голосом:

– Инанна-Афродита, я проклинаю тебя.

Нане показалось, как будто что-то невидимое ударило ее в грудь и липкой холодной субстанцией растеклось по телу. А Майя продолжала:

– Вот мое проклятье, богини иллюзий: каждый раз, когда тобой овладеет тоска и скука, тебя охватят и сильнейшие иллюзии, которые уведут тебя на ложный путь, ведущий к неудачам и неуспеху. Сумеешь прожить без скуки и тоски? – она снова зловеще улыбнулась. – О, на это не способен никто в низшем мире! А теперь я испорчу вам пир страшным зрелищем!

Майя материализовала тут же на возвышении скамейку и улеглась на нее, глядя вверх, в небо над прозрачным невидимым куполом.

Пирующие разом умолкли, все до единого, даже Нергал и Лакшми, бранившиеся через прутья клетки, и уставились вверх на возвышение, где на золотой скамейке вытянулась незваная богиня Майя. И ужас разом овладел богами: от тела богини лжи и иллюзий отделялась слабая дымка тумана.

Все понимали, что происходит: сама Майя когда-то подробно описала им со слов своей бывшей подруги богини земли, как уходят в Хаос боги, умирают, а теперь демонстрировала это на себе. Никто не мог произнести ни слова, ни пошевелиться, ни даже полноценно дышать, настолько было страшно.

Между тем, туман, отходивший от тела Майи, сгущался и расползался по всей площади, на которой проходил праздник, окутывая всех и все, что находилось на ней: оцепеневший богов, столы с угощением, бочки с вином и вскоре непроглядна белая пелена уже превращала фигуры богов и предметы в смутные очертания…

Кто-то завопил, заметался, это всколыхнуло плененный туманом воздух, крик подхватили другие голоса, фигуры задвигались, сталкиваясь друг с другом, кто-то падал, кто-то наступал на падающих. Кто-то догадался включить способности перемещения, чтобы покинуть купол Семерых или хотя бы оказаться в собственном дворце.

Наконец, страшный туман начал постепенно разжижаться, окружающее прояснилось.

Семеро старост по-прежнему неподвижно восседали на своих местах, только Вишну стоял в полный рост и они не сводили остекленевших взглядов со скамьи, на которой некоторое время назад лежала Майя.

Богини лжи и иллюзий больше не существовало в земном мире. Она переместилась в Хаос. Все, что осталось от нее – проклятье, возложенное на богиню любви…

Площадь опустела. Остались только Нергал и Лакшми в клетках, да ещё Гефест, возившийся с замком, намереваясь освободить свою жену.

– Так вот как мы все будем умирать, – пробормотал Шива.

– Она меня прокляла, – пробормотал Нана, – ценой остатков бессмертия… Неужели меня можно было так сильно ненавидеть?

– Тебя в самом деле волнует именно это? – отец положил ей на плечо горячую ладонь. – Дочь, она прокляла тебя и мы не знаем, как снимать такие проклятья!

– Ерунда какая-то, – хмыкнула Нана, – вот если бы она придумала что-то посерьёзнее, тогда можно было бы напрячься. Когда мной овладеет скука, у меня будут неудачи! – паясничая и изображая слезливость, произнесла она. – Я никогда не скучала! Никогда! Я всегда находила себе развлечение!

– Не стоит недооценивать Майю…

– А зачем переоценивать?

– Послушай отца, – назидательно произнес Брахма, – Майю на самом деле нельзя недооценивать. Из-за нее я скитался в человеческих воплощениях в поисках себя. Это было невыносимо мучительно. Позже она снова затуманила мой разум, что мне казалось, что в этом был смысл. А на самом деле не я понял истину только недавно: я скучал и стал жертвой богини лжи и иллюзий. Боги способны скучать, Инанна-Афродита, и попадают в паутину иллюзий. Это не шутка, что она имела мощнейшее влияние на весь наш огромный и могучий пантеон. Ложь опасна! Опасна!

– Ну, допустим, – с некоторым раздражением проговорила Нана, – предположим. Но делать-то теперь что? Кто бы мне дал совет, как избавиться от проклятья?

– Сомневаюсь, что кто-то из богов это знает, – отозвался мудрый Энки, – если этого не знаю я.

– Это могут знать Молящиеся, – ответил Уран-Ану, – как только они явятся к кому-нибудь из нас, следует непременно спросить их об этом!

Нана кивнула в знак согласия. Ее не особенно напугало то, что ее прокляли, скорее, удивило. Более страшным ей показалось то, как тело Майи обратилось в туман и исчезло навсегда из земной жизни. Сразу появились печальные мысли о собственной кончине, которая, как выяснилось, тоже неизбежна.

Но об этом думать не хотелось и она решила отвлечься хоть чем-нибудь от грусти. Она подумала про Афину. Ее муж был всё ещё заперт в клетке, Гефест, освободив свою жену, не торопился так же поступать и с Нергалом. Следовало позаботиться об Афине, о комфортном ночлеге для той, ведь у нее с Нергалом ещё не было своего дворца под куполом Семи. Нана никогда не ладила с Афиной прежде, но теперь другое дело, сейчас они на одной стороне баррикад, им грозит общая проблема – Прометей и его войско. Значит, разумнее забыть все распри.

Нана попрощалась со старостами и отправилась на поиски Афины и вскоре обнаружила ту неподалеку от площади, среди зарослей жасмина возле дворца Брахмы.

====== Часть 101 ======

Нана предложила ей отправиться в ее с Моханом дворец. Та угрюмо посмотрела на богиню любви, но кивнула в знак согласия.

Богини двигались по мраморным дорожкам между цветочных кустов, на которые уже опускались первые сумерки.

– Что ты думаешь о происшедшем? – спросила Нана.

– Ведь это ты довела Майю, что она тебя прокляла. Узнаю твои штучки, Афродита.

– Она сама накликал это на себя. Ей не стоило развязывать войну с богиней любви!

– Хорошо, что со мной ты не можешь сотворить ничего подобного.

– И, тем не менее, ты не избежала силы любви. Ты ведь влюблена в Нергала, не так ли?

– Да! – Афина чуть улыбнулась и ее всегда румяные щеки запылали ещё жарче. – Признаться, я сама от себя не ожидала, что страсть может охватить меня! А ведь поначалу мы подрались с Нергалом, – она захихикала, как девчонка. – Сразу после того пира, помнишь, когда он появился? Я завелась с ним, слово за слово, я, как обычно, вспылила, как это было всегда, когда мне перечут. Я материализовала копьё, шлем, доспехи и ринулась на Нергала. Поначалу он отбивался от меня как бы играючи, но когда я постаралась, собрала всю свою силу и ловкость и прободала ему остриём копья мочку уха, вот тут он рассердился! Он схватил меня, отобрал у меня копьё, уселся на скамью, положил меня поперёк своих колен лицом вниз и – ты не представляешь! Начал бить меня по ягодицам!

– Отчего же не представляю? От Нергала стоило ожидать подобного.

– Нет, но он лупил меня так, что стояли звуки, как от выстрелов из ружья и мне было невыносимо больно! Не поверишь, я кричала, как сумасшедшая, я даже стала молить о прощении, так мне хотелось, чтобы он перестал, но он и не думал остановиться! А ведь я совершенно не переношу боли!

– Вот это неожиданность! Ты же всегда считалась на Олимпе образцом женской мужественности и выносливости! Ты же воительница!

– Я знаю, что ты всегда считала меня мужиком, – дрогнувшим от обиды голосом произнесла Афина, – и даже мне однажды это сказала! Помнишь, когда мы не могли поделить то яблоко, ты бросила мне в лицо: ” Зачем тебе яблоко прекраснейшей, ты же мужик!» Думаешь, я забыла? Да, я воительница. Но боли я не выношу! Да мне никогда никто её и не причинял, даже отец Зевс никогда не поднимал на меня руку, это я всегда ранила и била, потому что до сих пор мои противники были слабее меня и не могли дать мне сдачи! А у меня завышен болевой порог! Даже когда мне случалось порезать палец, мне было больнее, чем кому бы то ни было! А тут меня били так, что, когда это прекратилось, я не могла сесть на ягодицы несколько дней! А ещё я осматривала себя в зеркало пониже спины – там было всё чёрно от синяков! Мне так не хватало тогда нашего врачевателя Аполлона! И куда это он исчез бесследно? Мне пришлось лежать на животе дня три или четыре. Всё это время Нергал навещал меня и говорил мне о своей любви!

– Хм… Если ты так плохо переносишь боль, то вряд ли Нергал подойдёт тебе в спутники жизни. Я слышала, жить с Нергалом больно. Больше всего на свете он ненавидит непокорство женщин и наказывает за него именно физическими страданиями, не считая зазорным поднять руку на женщину.

– Нет… Знаешь, кажется именно это и возбуждает во мне страсть к Нергалу: чувство опасности, быть в шаге от того, чего боишься, когда мужчина опасен, как… тартар… но одновременно это нечто, что сильнее тебя и способно причинить тебе страдания, готово любить тебя и даже проявлять нежность! А главное, не боится такую женщину, как я, его не смущает ни моя сила, ни строптивость, потому что он сильнее! – Афина улыбнулась и глаза её засияли в свете первых звёзд, выступивших на темнеющем небосклоне.

Нана улыбнулась в ответ. Эта новая Афина – горячая, чувствительная к физической боли, желающая быть слабой, потому что ценила то, что её мужчина сильнее её, нравилась Нане сильнее той, прошлой Афины, которую Нана отчасти презирала за холодность и неженское поведение. Даже не верилось: вот она и Афина, с которой она соперничала веками, теперь идут рядом, как подруги и доверительно беседуют не о чём-нибудь, а о любви! Вот, эта суровая воительница влюбилась и стала ближе к ней, богине любви.

Но как же удивительно: насколько любовь богов отличалась от любви смертных! Да, Нана знала, что смертные влюбляются примерно одинаково, но вот у богов предпочтения разные. Например, любовь Мохана к ней отличается от любви Шивы к Эрешкигаль. Мохан нежен и ласков, он отдаётся чувствам целиком и сам готов их отдавать полностью, ничего не скрыв и не утаив – что Нане всегда и требовалось. А вот Шива скрытен, он сдержан в чувствах и не торопиться демонстрировать их. Ведь до сих пор так и не признался Эрешкигаль, что влюблён по уши в неё, но той как будто этого и нужно, она, кажется, не выдержала бы напора слишком откровенной страсти. Как дети, право, как дети, мальчишка и девчонка! И вот ещё один образец любви богов: Нергал и Афина… Любопытно будет понаблюдать за этой парочкой!

Они вошли вместе с Афиной в её с Моханом дворец.

Для Афины были отведены покои, в которых она могла бы пожить, пока не устроит собственный дворец на отведённом ей куске земли под куполом.

Оставив Афину устраиваться на ночлег, Нана отправилась в их с Моханом спальну, зевая. День был сложным и насыщенным, полным непростых событий. Богиня очень хотела спать.

И среди ночи Нана пробудилась в холодном поту. Мохан спал рядом в их кровати, напоминавшей огромный лотос. Видимо, он вошёл в спальную, когда его жена уже крепко спала и лег рядом, постаравшись не разбудить ее.

Ей приснился страшный сон. Она вновь узрела в сновидении страшный туман, в который превратилась Майя, но он приобретал разные формы и очертания человеческих фигур или незнакомых лиц с пустыми темными глазницами. Эти глазницы были обращены на нее и тут оказывалось, что они не такие уж пустые – в них были чувства и это была ненависть и злоба. Они надвигались на нее и касались ее бесплотными руками и ощущения были омерзительными: холодными и липкими. От этого Нана и пробудилась. ” – Что это? – подумала она. – Почему я увидела этот кошмар? Никто из богов сна не помел бы наслать мне такое, что это и откуда?»

Она так и не смогла уснуть до утра, томясь от недобрых предчувствий. Она пыталась успокоить себя, твердя, что эпоха сценария судьбы миновала, боги теперь могут выстраивать свою судьбу сами, а значит, страшный сон не вещает о чем-то неизбежном, а просто предупреждает, что следует быть начеку и постараться предотвратить грозящую опасность. Так думала она, сидя в кресле в комнате смежной со спальной, потому что тревога мешала ей находиться в постели

Под утро она задремала, скорчившись в кресле, но отдохнуть не пришлось: в их с Моханом дворец ворвался освобожденный из клетки и злой с похмелья Нергал. Он метался по комнатам и рычал, как раненный тигр, призывая свою жену. Нана вышла к нему, позевывая, Афина также выскочила к нему из покоев.

– Пошли, мы уходим отсюда! – приказал он жене.

– Не торопись, Нергал, – снова зевнув, ответила Нана. – Ты тоже можешь пожить в покоях в моем дворце. Правда, ты вчера себя не очень красиво вел, мягко говоря, но законы гостеприимства никто не отменял. Можете хорошенько обдумать, какой дворец вы материализует на вашем участке…

– Никакой! – снова прорычал Нергал. – Мы покидаем ваш пантеон, мы не останемся под этим куполом, где всем заправляет баба и эта баба – ты!

Нана посмотрела на него холодными глазами:

– Вернёшься назад в голубой дворец? Значит, то, что там имеет долю власти Гера всё-таки легче принять тебе?

– Мы не вернёмся в голубой дворец! Мы будем сами по себе!

– Рискованно.

– Ты о чем? – глаза Нергала яростно впились в нее.

– А тебе разве не известна причина, почему мы объединили пантеоны и создали непроницаемый купол?

– Вам так легче сообща подчинить себе миллиарды смертных и заставить поклоняться вам! – сухо отчеканил Нергал.

– Да. Но непроницаемый купол и наши объединенные силы – это ещё и защита от Прометея и его мощного войска.

– Какого ещё Прометея? – Нергал был явно раздражён, что изначально чего-то не знал.

– Если ты прежде ничего не слышал о Прометее, кто он, то пусть твоя жена расскажет тебе подробно о нем. Я же просто скажу: он ненавидит богов и хочет мстить. Ему подчиняется войско из Сил и Властей, которые до сумерек сбросили богов в Тартар. Некоторых богов он похитил и держит в плену, в том числе и Аполлона, которого, Афина, тебе не хватало, как лекаря. Вот для этого мы и создали свою крепость, чтобы не стать жертвами Прометея и со временем освободить и других богов.

Нергал нахмурился и ничего не ответил. Затем, не глядя на Афину, повелительно бросил ей: