Текст книги "Бог войны (сборник) (СИ)"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 126 (всего у книги 205 страниц)

Нет, это не так. Но, черт возьми, мы должны были видеть, что происходит, и Мать должна была послать одну из своих Рук, чтобы справиться с этим!

Эта мысль мелькнула у нее в голове, и она подняла свою кружку, сделав еще один большой глоток чистого, насыщенного на вкус пива, чтобы скрыть выражение своего лица, пока расправлялась с ним.

Правда заключалась в том, что оружие Лиллинары было бы и отдаленно не так хорошо подходящим, как у дамы Кериты, чтобы справиться с нападением на храм Куэйсар, и Шэйхана знала это. Руки Матери, как и сама Шэйхана, были обученными воинами, но в этом отношении Шэйхана даже отдаленно не была равной Керите Селдан. Отчасти, конечно, это было из-за разницы в божествах, которым они служили; в конце концов, Томанак был Богом Войны! Его защитники были в первую очередь воинами, но для большинства Рук эта функция была второстепенной.

Многие Руки, как и сама Шэйхана, услышали голос Лиллинары в раннем возрасте и начинали студентками, учеными и последователями Девы, делающими свои первые шаги на жизненном пути, изучая и учась, чтобы со временем подготовиться к большей ответственности. Большинство из них в конечном итоге стали Руками Матери, хотя не все когда-либо совершали этот переход. Те, кто этого не делал, как правило, становились церковными библиотекарями, исследователями и писцами, а иногда и посланницами, но они определенно не были закованным в кольчугу кулаком Лиллинары. У Рук Девы была некоторая подготовка с оружием, но она была минимальной, ровно настолько, чтобы позволить им позаботиться о себе в чрезвычайной ситуации, потому что они должны были сосредоточиться на других вещах.

Руки Матери были полностью вовлечены в жизнь. Они были обученными воинами, но их основной функцией было обеспечение, в основном питание. Многие из них тоже остались учеными, служа учителями и воспитательницами. Другие, такие как Шэйхана, были искусными целителями, акушерками или хирургами в дополнение к их обучению владению оружием. Как воины, они были хранителями и заступниками, хранителями драгоценного огня жизни, которым Лиллинара делилась со своей матерью Контифрио. Не одна Рука Матери погибла, защищая это пламя, но они были защитницами, а не остриями копий, которыми так часто были поборники правосудия Томанака.

А потом были Руки Старухи. Не все Руки Матери совершали этот переход, и Шэйхана иногда задавалась вопросом, хватит ли у нее моральной стойкости сделать это самой. Руки Матери защищали жизнь; Руки Старухи были сосредоточены на правильном окончании жизни. Целители среди них обслуживали хосписы, которые предлагали уход и поддержку умирающим пожилым людям. Где те, кто ускользал в тень Исварии, получали достоинство и комфорт, которых они заслуживали. Требовалась особая храбрость, чтобы открыть свое сердце тем, кто неизбежно должен исчезнуть, принять естественный прилив и ослабить последнее мерцание огненных объятий Матери, которую она так яростно защищала, и Шэйхана вовсе не была уверена, что у нее было столько смелости.

Но Руки Старухи были не просто целителями. Они тоже были воинами, но их функцией было не защищать жизнь, а мстить за нее. Рука Матери гораздо чаще стремилась схватить преступника и предать его правосудию, каким бы ни было его преступление; когда Лиллинара направляла Руку Старухи, это делалось для того, чтобы убить, а не захватить в плен.

И именно поэтому ни Рука Матери, ни Рука Старухи даже отдаленно не подходили для того, чтобы справиться с нападением Шигу на Куэйсар. Как бы Шэйхане не хотелось признавать это, для этого требовался меч с более острым лезвием, чем у нее. Как только Шигу заменила законный Голос своим собственным созданием и развратила капитана храмовой стражи Куэйсара, никто, кроме самого Томанака и его защитников, не смог бы снова освободить ее без полного разрушения храма. Если уж на то пошло, даже дама Керита и Базел Бахнаксон неизбежно оставили после себя широкие полосы разрушений, и храмовая стража была опустошена. Более двух третей его оруженосцев и дев войны были развращены в большей или меньшей степени, многие из них сознательно; другие даже не осознавали, что происходит, и моральный дух выживших был подорван осознанием того, насколько сильно они не смогли защитить храм, которому были призваны служить.

И именно поэтому Шэйхана была постоянно прикреплена к Куэйсару в течение последних шести с половиной лет. Восстановление храма было задачей, для которой Руки Матери подходили гораздо лучше, и она, и нынешние обученные целители Голоса, все выполняли это восстановление с медленным, но неуклонным прогрессом. Помогло то, что Голос был уроженкой сотойи... и что она никогда не была девой войны. Трайсу, например, было гораздо легче общаться с ней, чем даже сейчас с мэром Ялит в Кэйлате. Если уж на то пошло, ему было легче взаимодействовать с ней, чем с Шэйханой, которая родилась и выросла в империи Топора.

И он все еще лучше ладит с дамой Керитой, чем с кем-либо из нас, угрюмо подумала Шэйхана. Это потому, что ему удобнее думать о ней как о "просто" еще одном воине? Или это потому, что в конце концов она поняла, что он был прав, а девы войны ошибались в том, что происходило? Думает ли часть его о ней как о своей стороннице, а не просто как о беспристрастном судье, посланном Хранителем Равновесия?

Конечно, она признала, что также вполне возможно, что только защитник Томанака мог быть беспристрастным в подобном случае. Оружие Лиллинары регулярно сталкивалось с предубеждениями, особенно здесь, в королевстве Сотойи, и особенно против дев войны, и у них действительно была естественная склонность сначала защищаться, а потом рассматривать беспристрастность.

Так что Боги, вероятно, знали, что делали, когда послали даму Кериту, а не тебя, еще раз сказала она себе. Может быть, тебе стоит просто пойти дальше и признать, что они обычно знают, что делают?

Знакомая едкость этой мысли вернула ей большую часть юмора, и она опустила кружку и улыбнулась Трайсу.

– Уверена, что Голос оценит вашу щедрость и понимание, – сказала она. – Мы добиваемся постоянного прогресса в восстановлении, и Куэйсар снова становится процветающим, но нет смысла притворяться, что все могло легко пойти по-другому.

– Знаю.

Серые глаза Трайсу стали холодными и отстраненными, глядя на что-то, чего Шэйхана не могла видеть. Они оставались в таком положении несколько секунд, прежде чем он встряхнулся и снова сосредоточился на ее лице.

– Знаю, – повторил он. – И правда в том, Рука Шэйхана, что я виню себя, по крайней мере частично.

– Вы вините себя? – Шэйхана не смогла скрыть удивления в собственном голосе. Насколько она знала, это был первый раз, когда Трайсу сказал что-то подобное. – Честно говоря, милорд, – сказала она немного неохотно, – ваш голос был единственным, кто поднял тревогу. Вряд ли вы виноваты, что никто не слушал вас, пока не появилась дама Керита.

– Вы считаете, что нет? – Трайсу откинулся на спинку стула, поставив локти на подлокотники, держа стакан с виски обеими руками, и улыбнулся, что, безусловно, выглядело как легкое веселье. – Думаю, возможно, вы чересчур великодушны, миледи.

– В каком смысле? – спросила она, стараясь не поддаваться на почетное обращение, которое он выбрал.

– Тактично с вашей стороны и Голоса не замечать этого, Рука Шэйхана, – сказал он, все еще со слабой улыбкой, – но мое собственное отношение и отношение моей семьи к девам войны вряд ли является секретом. Действительно, я, как известно, время от времени высказываюсь, э-э, несколько несдержанно, полагаю, на эту тему в частной беседе. Возможно, далеко не так невоздержанно, как мой дядя Сет или мой двоюродный брат Трайам, но все же достаточно невоздержанно. Не буду притворяться, что не верю, будто оправданы многие мои... менее чем лестные мнения, когда речь идет о девах войны. Очевидно, что мы с вами не собираемся соглашаться друг с другом в этом отношении. Однако ответственность лорда-правителя заключается в том, чтобы выполнять свои обязанности настолько беспристрастно, насколько это возможно, и я пришел к выводу, что поставил себя в положение, в котором не смог бы этого сделать.

– Насколько могу судить, милорд, – немного натянуто сказала Шэйхана, – вы действительно разобрались с ними беспристрастно. Конечно, оказалось, что вы были тем, кто правильно интерпретировал ситуацию и положения устава города Кэйлата. Что бы кто-то ни думал в то время, вы были полностью в пределах своих законных прав.

– О, я знаю, что был, – признал он с чуть более широкой улыбкой, глаза заблестели, когда он понял, насколько несчастным было ее признание этого момента. – Но проблема, миледи, в том, что все остальные знали о моих... давайте будем вежливы и назовем это предрассудками, когда дело касалось дев войны. И поскольку они это сделали, автоматически возникло предположение, что я действовал не беспристрастно. Я поставил себя в такое положение, не следя более тщательно за своими словами, и я не могу полностью избавиться от подозрения, что Шигу выбрала Лорхэм и Куэйсар именно потому, что я позволил себе быть гораздо более откровенным в своих чувствах, чем это сделал бы ответственный лорд-правитель. Эти мои мнения были слишком широко известны, и без вмешательства дамы Кериты это сделало бы ложь Шигу слишком правдоподобной.

Шэйхана моргнула. Она ничего не могла с собой поделать, потому что никогда бы не ожидала такого анализа от Трайсу Пикэкса. Это было слишком проницательно, чтобы исходить от кого-то вроде него.

Но это только что произошло, не так ли? подумала она. И тот факт, что ты никогда бы этого не ожидала, вероятно, говорит о тебе больше, чем о нем, не так ли? Будь проклят этот человек! Теперь я даже не могу поздравить себя с тем, что преодолела свои предубеждения против него лучше, чем он преодолевает свои против меня!

– Милорд, – сказала она, спокойно глядя на него, – вероятно, в том, что вы говорите, что-то есть, но, возможно, это касается обоих путей. Признаю, что вы были немного более... откровенны, чем я могла бы пожелать при случае, но и девы войны тоже. И, если уж на то пошло, храм Куэйсар время от времени был более конфронтационным, чем это было абсолютно необходимо. Я думаю, вы правы в том, что именно напряженность между всеми сторонами и тот факт, что эта напряженность была так широко известна, в первую очередь расчистили путь для попытки Шигу. Но вы были не единственным источником этого напряжения.

– О, я никогда не говорил, что один такой! – Трайсу на самом деле усмехнулся, откинувшись еще дальше на спинку стула. – Миледи, мне никогда не следовало бы говорить, что я виноват больше, чем девы войны! Только подумайте, какой ужас это вызвало бы среди моих оруженосцев и всех остальных, кто меня знает! Кроме того, вся эта ситуация никогда бы не возникла, если бы не неестественный и извращенный образ жизни, который сейчас выбрали девы войны, не так ли?

Шэйхана только что подняла свою кружку, чтобы сделать еще глоток пива. Теперь она поперхнулась им и снова опустила кружку, чтобы пристально посмотреть на него, когда он на самом деле произнес свою последнюю фразу тоном совершенной искренности, как будто он просто заметил, что солнце, вероятно, взойдет на востоке завтра утром. Она начала открывать рот, затем остановилась, когда их взгляды встретились, и она увидела веселье, искрящееся в глубине его глаз. Она глубоко вздохнула и покачала головой.

– Милорд, – едко сказала она, – если вы не будете осторожны, я решу, что у вас все-таки есть чувство юмора, и где вы окажетесь тогда?

Глава восьмая

<Как ты думаешь, если бы я попросил Датгара просто подтолкнуть его коня, ну, знаешь, достаточно сильно, чтобы выбить его из седла, он бы прекратил этот шум?> – довольно тоскливо спросил Уолшарно в глубине сознания Базела.

– Ну разве это не ужасно – спрашивать об этом? – Базел ответил достаточно тихо, чтобы даже другой градани не смог его подслушать. – И он делает все, что в его силах, чтобы разогнать скуку от длинной дороги и все такое!

<Ты же понимаешь, что уши боевых коней еще более чувствительны, чем твои, не так ли?> На этот раз мысленный голос был значительно более резким, и Базел усмехнулся, взглянув вперед, где Брандарк легко скакал в седле, бренча на своей балалайке.

Музыкальные вкусы отдельных боевых коней, как он обнаружил, варьировались, по крайней мере, так же широко, как и у отдельных представителей человеческих рас, и у Уолшарно были более величественные меры, которые в значительной степени опирались на деревянные духовые, виолы и виолончели. Он не был поклонником игры на балалайке, и еще меньше ему нравилось последнее музыкальное изобретение гномов. Они назвали это "банджо", и Брандарк уже проявлял к адскому новому устройству то, что Уолшарно считал самым нездоровым интересом. Если быть честным, Базел разделял сомнения своего брата-скакуна в отношении новой привлекательности Брандарка, но нынешний выбор Кровавого Меча нигде не беспокоил его так сильно, как это, очевидно, беспокоило Уолшарно. По крайней мере, он не играл "Песнь о Базеле Кровавой Руке ". Это уже кое-что, размышлял Базел. И он также не пел, что было еще лучше. На самом деле, собрав все вместе и учитывая, насколько хуже все может быть, Уолшарно вообще не должен жаловаться.

<Я бы и не мечтал о том, чтобы "жаловаться". Я только думаю о том, чтобы помочь ему пережить небольшой несчастный случай.>

– О, и разве это не намного лучше? Я совсем, совсем не уверен в том, как защитник Томанака должен думать о таких вещах.

<А ты этого не делаешь?>

– Ах, но в конце концов, я всего лишь смертный, – печально ответил Базел. – И я никогда не говорил, что у меня никогда не было ни малейшего собственного искушения дойти до этого. Дух достаточно готов, но каким-то образом...

Он пожал плечами, и Уолшарно весело фыркнул. Барон Теллиан услышал это фырканье и повернул голову, вопросительно приподняв бровь. Ни один всадник ветра не мог слышать голос другого скакуна, но все они стали довольно искусными в чтении языка тела скакуна.

– Брандарк? – спросил барон, серые глаза оценивающе заблестели.

– Уверен, что понятия не имею, что вы имеете в виду, милорд, – невинно ответил Базел.

– Мне казалось, я где-то слышал, что защитники Томанака не должны лгать, – заметил Теллиан, ни к кому конкретно не обращаясь, и Уолшарно снова фыркнул, громче, чем когда-либо. Он также вскинул голову в безошибочном кивке.

– Предатель, – криво усмехнулся Базел.

<Чепуха. Разве я виноват, что узнаю правду, когда слышу ее?>

– На самом деле все не так уж плохо, – задумчиво сказал Теллиан. – И, по крайней мере, он не поет. Это уже кое-что.

<Два разума с одной-единственной мыслью>, – сказал Уолшарно, и Базел усмехнулся.

– По правде говоря, хотя я и не хотел бы признаваться ему в этом, вы понимаете, что маленький человек не так уж плохо играет. На самом деле, лучше, чем большинство, если уж на то пошло.

– Согласен. Это просто кажется...как-то неправильно. Или, возможно, слово, которое мне действительно нужно, – "легкомысленно".

Теллиан посмотрел на сверкающее голубое небо и белые облачка, колышущиеся вокруг его полированного купола. День, для разнообразия, выдался сухим и не слишком удушающе жарким, с севера позади них дул легкий ветерок, когда они направлялись на юг по главной дороге между Балтаром и Сотофэйласом. От Балтара до столицы короля Мархоса было более двухсот лиг для полета птицы и чуть меньше двухсот шестидесяти для смертных, привязанных к дороге, и они были примерно на полпути к месту назначения. Этот конкретный участок дороги содержался в лучшем состоянии, чем многие магистрали королевства, в основном потому, что он пролегал в Уэст-Райдинге, и Теллиан и его отец взяли за правило следить за надлежащим содержанием больших дорог, проходящих через их территорию, но они все еще были рассчитаны на лошадей и скакунов, а не на интенсивное пешеходное движение или грузовые фургоны. Вместо широкой, вымощенной камнем дороги империи Топора, она имела поверхность из речного гравия, теоретически уложенного ровным уровнем и окаймленного широкими уступами из твердого, удобного для копыт дерна. Даже в Балтаре гравийное покрытие оставляло желать лучшего, особенно там, где еще не были устранены разрушительные последствия зимы, но оно было достаточно широким, и эскорт Теллиана немного растянулся, двигаясь у его западного края, чтобы воспользоваться полосой тени, отбрасываемой деревьями вдоль той стороны дороги, когда солнце клонилось к полудню.

Все большие дороги Сотойи, как и большинство дорог в империи Топора, если уж на то пошло, были окаймлены тщательно посаженными рядами деревьев, предназначенных для защиты от ветра, укрытия и дров для путешественников, вынужденных разбивать лагерь по пути. Штрафы за небрежную вырубку этих деревьев были суровыми, но упавшие ветви – совсем другое дело, и дорожные бригады каждый год прореживали их и ухаживали за ними, когда устраняли последствия зимы. Деревья, которые они срубили, были распилены на удобные отрезки, а более толстые бревна расколоты и сложены аккуратными штабелями с полурегулярными интервалами для удобства путешественников. В сочетании с естественными сухостоями этого было достаточно, чтобы удержать большинство путешественников от браконьерства на живых деревьях при добыче топлива, и на протяжении веков аккуратные ряды молодых деревьев постепенно превращались во все более широкие пояса высоких деревьев. Некоторые из них достигали трех футов в диаметре у основания, и Базел мог слышать пение птиц и быстрый, сверлящий стук дятла сквозь журчащие ноты балалайки Брандарка.

Теллиан Боумастер был гораздо менее самонадеян, чем могли бы быть многие люди в его положении. На самом деле, предоставленный своим собственным предпочтениям, он совершил бы это путешествие без фанфар, предпочтительно в сопровождении только Хатана Шилдарма, своего брата ветра, и Базела, Брандарка и Вейжона. К сожалению, об этом не могло быть и речи для одного из четырех великих баронов королевства, особенно сейчас, и поэтому вместо этого его сопровождали не менее тридцати оруженосцев и десять вьючных лошадей, нагруженных походным снаряжением, провизией и другими принадлежностями для отряда такого размера. (Дворянин империи Топора, вероятно, воспользовался бы повозками; дворянин сотойи, до боли знакомый с дорогами королевства, знал лучше, чем полагаться на что-либо подобное.) Оруженосцы, о которых шла речь, носили доспехи из вареной кожи и кирасы типичной легкой кавалерии сотойи, и каким бы непритязательным Теллиан ни предпочел бы быть, люди его личной охраны были выбраны не случайно. Они ехали легко и комфортно, расслабившись в седлах, но их глаза были напряженными и настороженными, высматривая любую угрозу даже здесь.

– Это заставляет меня чувствовать нас труппой бродячих актеров, – проворчал теперь Теллиан. – Я имею в виду, он играет застольные песни! То есть, когда он не играет что-то, более подходящее для борделя. Я имею в виду, должен ли он был угощать нас "Косоглазой дочерью мадам" из чего-то такого? Неужели он не мог хотя бы сыграть что-нибудь серьезное?

– Справедливо, милорд, – с усмешкой вставил Вейжон. – Я бы сказал, что ваши оруженосцы наслаждаются музыкой. Конечно, я всегда мог заставить одного из них попросить его о чем-нибудь более серьезном. Например, о, – он взглянул на Базела, голубые глаза его плясали, – как называлась эта песня...Это вертится у меня на кончике языка. Какая-то окровавленная рука, не так ли?

– И если бы ты был настолько глуп, чтобы вбить ему в голову подобную мысль, то, на мой взгляд, ты, скорее всего, плохо кончил бы, мой мальчик.

– Хотя, в конце концов, это может быть улучшением, Базел, – услужливо сказал Теллиан.

– Что этого не будет, – твердо сообщил ему Базел. – Кроме того, знаю, что прошло много времени, но не уверен, что ваши ребята действительно будут так уж счастливы, даже сейчас, с его стихом о "Битве за Глотку". Возможно, просто если бы он хотел взяться за это дело, у них было бы что ему сказать по этому поводу.

– В этом и была вся идея, Базел, – объяснил Вейжон.

<И к тому же хорошая>, – услужливо подсказал Уолшарно.

– Я это слышал! – крикнул Брандарк, ни разу не повернув головы, когда ехал впереди них. – И я работал над еще одним маленьким произведением, Вейжон. Это о человеке, который в конечном итоге возглавляет орден Томанака, полный градани.

– О, это верно, не так ли? – Вейжон ухмыльнулся. – Продолжай, я бы с удовольствием это послушал! Но если ты это сделаешь, то в следующий раз, когда я отправлюсь с тобой в путешествие, я возьму с собой танцовщиц и труппу акробатов, чтобы помочь тебе развлечься.

– У меня такое чувство, что парни были бы не в восторге от акробатов, сэр Вейжон, – сказал Тарит Шилдарм, командир эскорта Теллиана. – Но танцующие девушки, возможно, не такая уж плохая идея.

– Нет, они были бы плохой идеей, Тарит, – сказал ему Теллиан. – Особенно когда баронесса Хэйната услышала бы о них!

Тарит рассмеялся, и Базел был рад это слышать. Тарит был двоюродным братом Хатана Шилдарма, брата Теллиана по ветру. Он и Хатан оба были оруженосцами на службе барона, когда Хатан связался с Гейрхэйланом, а Тарит возглавил личную охрану Теллиана, когда сэр Чарин Сейбрхэнд, командовавший ею более десяти лет, наконец ушел в отставку. Однако до этого он был личным оруженосцем Лианы Боумастер, и он тяжело воспринял бегство Лианы к девам войны. Он и Хатан оба были крайне консервативны от природы и по склонности, а Тарит всегда был одним из тех сотойи, которые считали дев войны "неестественными". Он упрямо не желал признавать, что молодая женщина, за которой он наблюдал буквально с момента ее рождения, молодая женщина, которую он любил, как если бы она была его собственной дочерью, могла совершить такое. Это слишком надолго сделало его мрачным и озлобленным, и в течение многих лет он винил госпожу Кериту за то, что она не остановила Лиану, прежде чем та смогла таким образом разрушить свою собственную жизнь и жизнь своих родителей.

На выражение его лица, когда он впервые увидел Лиану в чари и ятху во время визита в Хиллгард, было почти физически больно смотреть, и он быстро повернулся и исчез в казармах. Базел видел боль в глазах Лианы, когда она смотрела, как он исчезает, но едва ли он был единственным жителем Балтара, который отреагировал подобным образом. Тем не менее, он, похоже, смирился с этим, в общем и целом, за последние пару лет, и, возможно, просто некоторые из его предубеждений против "неестественного" образа жизни дев войны исчезли в процессе. Казалось, он все еще чувствовал себя крайне неуютно рядом с ней во время ее мимолетных визитов, как будто все привычки четырнадцати или пятнадцати лет наблюдения за ней по-прежнему находились в состоянии стойкой войны с тем, кем она стала. И, как и кому-то другому, кого Базел мог бы упомянуть (хотя и по совершенно другим причинам), ему удавалось настойчиво находить причины, по которым он должен был находиться где-то в другом месте во время этих визитов. И все же обиженный взгляд исчез из его глаз, и взятие на себя личной охраны Теллиана помогло.

Он даже научился признавать, что все еще любит Лиану, независимо от того, что она сделала со своей жизнью, подумал Базел.

<И чертовски вовремя>, – согласился Уолшарно. <Вы, двуногие, тратите ужасно много времени, беспокоясь об "ошибках" других двуногих! Подумайте, какого износа вы могли бы избежать, если бы только позволили им делать со своей жизнью то, что они хотят.>

Скакун был прав, подумал Базел. Конечно, у боевых коней с их табунным чувством все было по-другому. Каждый участник табуна был индивидуален, но всех их объединяла своего рода корпоративная осведомленность, которая оставляла гораздо меньше места для недопонимания и оскорбленных чувств, чем, казалось, без особых усилий удавалось человеческим расам. Не то чтобы один скакун не мог испытывать живую неприязнь, даже ненависть, к другому, но ни один из них не поставил бы под сомнение право Лианы делать со своей жизнью все, что она выберет.

<Нет, мы бы этого не сделали>, – согласился Уолшарно. – <И мы бы тоже не стали тратить столько лет нашей жизни, отрицая нашу любовь к кому-то>, – добавил он более многозначительно. – <Независимо от того, кем они были или что они сделали.>

Базел на мгновение опустил взгляд на затылок скакуна, но Уолшарно не обернулся, чтобы посмотреть на него. Даже его уши не шевельнулись, когда он спокойно продолжал идти, и Базел снова обратил свое внимание на Теллиана.

– Конечно, вы не думаете о том, каким был бы один из ваших личных оруженосцев после того, как сбежал к баронессе, чтобы сказать ей такое, не так ли, милорд? – спросил он вслух.

– Если бы они этого не сделали, это сделал бы Датгар, – парировал Теллиан. – Да, и она бы подкупила предателя таким количеством яблок, сколько он мог съесть!

Датгар громко фыркнул и потряс головой достаточно сильно, чтобы зазвенели все колокольчики на его декоративном недоуздке, и Базел услышал мысленный смех Уолшарно.

<Датгар говорит, что он торговался бы, по крайней мере, до мешка с сахаром>, – объяснил он, и Базел усмехнулся, когда Теллиан покачал головой, улыбаясь отвращению к измене своего товарища.

<Я рад, что он наконец позволил тебе что-то сделать со своим кашлем>, – сказал Уолшарно более серьезно, когда он и его всадник наблюдали за Теллианом. – <Мне все еще не нравится, как это продолжалось.>

<Я сам был не очень рад этому>, – безмолвно ответил Базел.

<Да, и ты подумал то же самое, что я думал об этом.>

Мысленный голос скакуна был резок, и Базел пожал плечами, не отвечая. Ни он, ни Уолшарно не могли полностью избавиться от подозрения, что "кашель" Теллиана был слишком настойчивым. Базел решил не придавать этому значения, но он также провел свое собственное тихое, но очень тщательное расследование. Однако, если кто-то и был ответственен за... содействие этому кашлю, он не смог найти никаких следов этого среди жителей Хиллгарда. Это тоже было не из тех вещей, которые легко было скрыть от защитника Томанака, что должно было развеять их подозрения.

Должно.

<Безусловно, для очень многих людей было бы удобно, если бы с ним случилось что-то постоянное>, – отметил Уолшарно, и Базелу пришлось согласиться. С другой стороны, они не могли винить во всем, что произошло, врагов Теллиана. В конце концов, существовали такие вещи, как подлинный несчастный случай или совпадение.

<Конечно, бывают. Я уверен, что именно по этой причине вы с Вейжоном, ох, и баронесса доставили ему столько хлопот из-за доспехов, которые он тоже не хотел надевать.>

Ирония, прозвучавшая в мысленном голосе Уолшарно, должна была заставить замолчать половину Равнины Ветров, и уши Базела дернулись в знак подтверждения. Они пытались убедить Теллиана принять меры предосторожности и надеть свои собственные доспехи для поездки, но он отказался. Его аргумент о том, что дополнительный вес был бы ненужным бременем для Датгара, был, мягко говоря, надуманным, учитывая силу и выносливость любого скакуна... не говоря уже о том факте, что Датгар согласился с остальными, а не с ним. Его запасной аргумент о том, что было жарко, потно и чертовски неудобно, имел хотя бы каплю правдоподобия, но настоящей причиной была гордость.

Это немного несправедливо с твоей стороны, мой мальчик, строго сказал себе Базел. Да, он достаточно горд и не хочет выглядеть как человек, который сам прыгает на тени. Но у него есть пара пунктов о том, чтобы заставить тех, кто желает ему зла, не думать о том, как они его напугали, и, возможно, он хочет, чтобы его собственные люди так не думали. Что даже лучше, чем беспокоиться об их весе! Среди них нет ни одного мужчины, который не знал бы, что у него хватит мужества на четверых или пятерых. Да, и хотел бы он, чтобы у него тоже хватило ума согласиться с ними!

– Все еще думаю, что "Песнь о Базеле Кровавая Рука" была бы лучшим выбором, – говорил Вейжон. – Знаешь, ему не пришлось бы петь. Уверен, что все ваши оруженосцы уже знают эти слова наизусть, милорд! Они могли бы избежать любых маленьких куплетов, которые им не понравились, и несколько зажигательных припевов, когда мы едем, должны были бы сделать путешествие короче.

– Да, это было бы так, – добродушно согласился Базел. – И немного короче для некоторых, чем для других, хотя мы не все достигли бы одного и того же пункта назначения.

– Я не понимаю, почему ты так чувствителен к этому, Базел, – поддразнил Вейжон. – Не у каждого человека благородные деяния известны всем бродячим менестрелям в половине Норфрессы! – Только половине? – Брандарк повернулся, чтобы посмотреть на них, качая головой. – Я вижу, что мне действительно нужно вернуться на дорогу!

– Вы просто продолжайте смеяться, все вы, – сказал Базел. – Среди моего народа есть поговорка, что как идет, так и приходит, и я думаю, что скоро у меня будет свой день. Да, и я с нетерпением этого жду.

Остальные только ухмыльнулись ему, и он покачал головой, затем взглянул на заходящее солнце. Он прикинул, что солнце скроется за горизонтом еще через три-четыре часа, но последняя веха, которую они миновали, указывала на то, что не более чем в десяти-двенадцати милях впереди находится большая деревня или маленький городок. Лично он предпочитал разбивать лагерь на дороге, поскольку кровати в гостиницах, как правило, были более чем тесноваты для человека его роста. Сотойи в среднем были значительно выше большинства людей, но они все равно не были градани-Конокрадами, и их мебель просто не подходила по размеру кому-то вроде него. Для остальных, хотя его мысли остановились, и он почувствовал, как у него расплющились уши. На мгновение он не был уверен, что привлекло его внимание, но потом до него дошло. Дятел перестал долбить свою татуировку... и птицы, которые пели среди деревьев, замолчали. Нет, они остановились не все, только те, что были вдоль восточной стороны дороги.

<Брат!>он услышал, как в глубине его мозга зазвучал голос Уолшарно, и голова скакуна тоже качнулась вправо.

– Все в порядке! – крикнул он, и Уолшарно рванулся вперед, разворачиваясь лицом к этой безмолвной череде деревьев, двигаясь между ними и Теллианом, когда из-под них с шипением вылетели первые ядовитые стрелы.

Что-то злобно прожужжало над ухом Базела. Что-то еще ударило по его нагруднику, как молоток, и отскочило в сторону, разорвав зеленую накидку ордена Томанака и прочертив яркую линию на полированной стали. Он услышал крики тревоги, вопли, рявканье почти мгновенных команд от Тарита, и выпрыгнул из седла. Он упал на землю уже на бегу, сопровождаемый горьким, бессловесным протестом Уолшарно, но скакун знал, что лучше не высказывать свою жалобу, потому что тот, кто выбрал место для засады, выбрал хорошо. Эти деревья были просто слишком густыми для чего-то размером с Уолшарно, даже с его невероятной ловкостью скакуна. Под их ветвями было слишком много мест, где человек с клинком мог подобраться достаточно близко, чтобы пустить его в ход, и вообще не было места, где Уолшарно мог бы использовать свою скорость и габариты.