Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

– Подожди меня, – улыбаюсь девушки, а сам совершаю обходной маневр. Наглый и резкий, а потому неожиданный для неё. Чужие пальцы хватают воздух, скользнув по рукаву рубашки. Вперед и шагу, не оглядываясь, не сомневаясь.

– Вот танцуют мальчики – девочки влю…

Музыка резко обрывается и в зале повисает тишина. Кровь стучит в ушах, а перед глазами белым призраком маячит спина Василия Ивановича. Вперед, только вперед, не сбавляя оборотов.

По залу застывших теней волной прокатывает рокот. Поначалу тихий, больше похожий на отдаленные раскаты грома, он набирает силы с каждым новым толчком. Возмущенные голоса звучат все громче и громче. Они просят, они требуют, они угрожают, сквозь заливистый свист и топот ног. Кричат, надрывая глотки, и визжат из последних сил. И вот уже очередная волна с ревом проносится над головой.

Эпицентр возмущения находится за спиною, именно там, где я и оставил девушку – точку, от которой волнами расходится темная энергия недовольства. Увеличивая амплитуду колебаний, превращая простое раздражение в злость, а злость в ярость и даже ненависть.

Одна из теней попыталась перегородить мне дорогу: прыщавый дрищ в вязаной жилетке – шагнувший и растопыривший руки на манер шлагбаума. Я не стал миндальничать с парнем, попросту оттолкнув того в сторону. Дрищ скрылся в кипящей темноте, а мое тело продолжало нестись вперед. Локти работали не переставая, расчищая путь. Да когда уже закончится это бесконечное людское море. Море теней, лезущих под ноги, мешающих пройти.

В темных волнах бушующей стихии показался просвет и тут уши заложило от женского визга – протяжного и невыносимого до боли, пульсирующего на одной высокой ноте. Многое слышалось в нем: и то что девушка брошена и забыта, и то что она идет по следу, чтобы разорвать обидчика на мелкие куски. Тени вокруг задвигались, заволновались. Две гигантские волны поднялись по бокам и начали сходиться, норовя сомкнуться над головой. Они бы непременно это сделали, но в самую последнюю секунду я успел выскочить на свободную площадку, чудом вырвавшись из объятий буйной стихии. Это был небольшой пятачок – пустующий коридор столовой, по одну сторону которого шли умывальники, а по другую дверь – долгожданный выход наружу.

Василий Иванович уже стоял на пороге, гостеприимно распахнув одну из створок. Заметив, что я замешкался, он проорал во всю глотку:

– Малой, работаем… в темпе, в темпе!

Я рванул с места, физически ощущая биомассу, колыхающуюся за спиной. Словно огромный черный слизень, очнувшийся ото сна, выпустил сотни щупалец-ложноножек. Они шарили в пустоте, выстреливали наугад, пытаясь поймать цель, опутать и затащить в раззявленный рот отвергнутой и потому разъяренной девушки.

Плитки пола мелькали под ногами, а впереди маячила белая фигура Василия Ивановича и распахнутые створки двери. Я увидел, как он взял оружие на изготовку, направив ствол в мою сторону. Черное дуло короткоствольного автомата – я даже толком испугаться не успел, как в воздухе защелкали сухие выстрелы. По полу замолотил золотой дождик: пустые гильзы брызгами разлетались в разные стороны.

Страшно бежать на человека, палящего в твою сторону. Стоит дрогнуть пальцу на крючке, сбиться дыханию, и в чьей-то башке на пару отверстий станет больше. Сам Василий Иванович говорил об этом неоднократно, и вот сподобился.

Я втянул голову в плечи, согнулся, пытаясь съежиться до размеров субатомной частицы. И все равно продолжал бежать, потому что творящееся позади пугало куда больше.

Может поэтому не успел затормозить, заскользив по инерции по гладкой поверхности пола. Я бы непременно впечатался в Василия Ивановича, но тот вовремя среагировал. Слегка довернув корпус, перехватил мое тело и обеими руками вытолкнул в дверной проем.

Я пушечным ядром вылетел в коридор, и умудрился пробежать пару метров, быстро перебирая ногами. Метре на третьем споткнулся и, потеряв равновесие, грохнулся на пол. Боль от удара ожгла правое плечо, а в глазах замелькали звездочки, крутящиеся по орбитам.

Я бы повалялся, пытаясь прийти в себя, и быть может даже застонал, проклиная случившееся, но громогласный рык не дал свершиться моим планам.

– Малой, помогай!

Оторвав гудящий затылок от пола, я обнаружил Василия Ивановича, навалившегося всем телом на закрытую дверь. Две створки заходили ходуном, грозя вот-вот распахнуться. Старые, деревянные, выкрашенные в сплошной синий цвет с сорванным внизу шпингалетом. Таким место в музее или в поселковой библиотеке, но уж точно не в современной школе, с ее строгими нормами и ГОСТами.

– Малой, да чтоб тебя! – не выдержав, проорал Василий Иванович. Он с трудом сдерживал напор, рвущийся наружу. Нечто невообразимое не просто билось в дверь – оно скребло, рычало и урчало. Оно хотело добраться до нас и сожрать! Все что им мешало – две несчастные прогнувшиеся створки. Я увидел, как в преграде образовался зазор, слишком узкий для человеческого тела, но вполне достаточный, чтобы просунуть конечность. Чья-то нетерпеливая рука уже пыталась нащупать лицо матерящегося Василия Ивановича.

– Малой, бл. ть!

Я вскочил на ноги, забыв про боль, про эллипсы и звездочки перед глазами. Подбежав к двери, схватился за чужую руку и попытался запихнуть ее обратно. Не тут-то было, конечность оказалась крайне подвижной, вертясь в разные стороны. Сначала я попытался поднять ее вверх, потом вниз, потом довернуть в бок. Что-то хрустнуло и сопротивление исчезло – оторванная конечность оказалась в моих руках. Чужие пальцы судорожно дернулись и застыли, так и не сумев схватить противника. Остатки крови густым сиропом сочились из места разлома.

– … не хотел, оно само получилось, – пробормотал я, шокированный случившимся. Выдал звуки, которые и на слова-то не были похожи, скорее на неразборчивый бред, понятный мне одному. Я еще раз посмотрел на скрюченный в предсмертной агонии пальцы, и перевел растерянный взгляд на уборщика.

– Малой! – Василий Иванович уже не рычал, он сипел от натуги. Словно очнувшись ото сна, я зашвырнул оторванную конечность в угол и поспешил на помощь. Всем весом приложился к двери, пытаясь сдержать рвущееся наружу нечто. Оно билось, оно стучало, оно скреблось и завывало, мечтая утолить то ли голод, то ли жажду ненависти.

«Мы их не удержим, мы не сможем. Нам конец, нам конец, нам конец», – кричал внутренний голос. И я готов был поддаться панике, если бы не Василий Иванович. Он продолжал сохранять хладнокровие, и даже подмигнул мне: «мол, держись боец, бывало и хуже».

Да какой хуже, когда хуже некуда! Что вообще за ад здесь творится! Слетевшая с катушек школа встала на дыбы, словно в третьесортном фильме ужасов. Я хотел выплеснуть весь скопившийся страх и ужас в лицо Василию Ивановичу, но тут заметил металлический цилиндр в его руках: узкий, длиною не больше ладони. Уборщик извлек его из кармашка разгрузки и теперь сжимал в пальцах.

– Гранатка, – доверчиво сообщил он мне, – а теперь, Малой, пригни голову и держи дверь крепче.

– А?

А большего я сказать не успел… Граната взмыла в воздух и с потолка посыпались мелкие осколки.

В некоторых старых школах над дверью в столовую располагался застекленный проем, согласно замыслам проектировщика должный прибавить естественного света в коридорах. В теории оно может и правильно, а вот на практике безбашенная школота носилась и хлопала дверьми – так, что только стены дрожали. Куда там выдержать обыкновенному стеклу… Оно и не выдерживало: трескалось, лопалось, изымалось из проема, а вместо него вставлялась надежная и прочная фанера. Подобный ремонт случился во многих школах советского образца, но только не в этой.

Я не успел пережить дождь из остатков стекла, как по ту сторону двери рвануло. Бабахнуло так, что створки распахнулись, и нас с Василием Ивановичем разбросало по разные стороны. Я долетел до самый стены, в нее же и впечатался, упав на пол.

Мир перед глазами плывет… Мерзкий до зубовного скрежета звон… Сизая дымка стелется по заваленному телами полу, и снег… Хлопья снега кружатся в диком танце, опадая тонким слоем на шероховатую поверхность плитки. Понимаю, что никакой это не снег, а пыль, поднятая взрывом, а еще куски штукатурки, побелки и, может статься, человеческих останков. Их здесь много… Некогда единая темная масса, бушевавшая за запертой дверью и мечтавшая добраться до нас, распалась на отдельные фрагменты. Кто-то еще пытался шевелиться, дергаться и крючиться, но большинство лежало неподвижно. Пацаны в модных прикидах и девчонки в красивых платьях, танцевавшие и кружившие вокруг меня, каких-то пять минут назад.

– Малой, шевелись! – сквозь звон в ушах долетел до меня голос.

Я поднял голову и увидел Василия Ивановича, освобождавшего проход. Кого-то запихивал обратно в темноту, других оттаскивал к стене. При этом вид имел деловитый и сосредоточенный, словно мешки с картошкой ворочал, а не человеческие тела, побитые осколками гранаты.

– … подъем, кому сказано… нужно блокировать, – донеслось до меня.

И какой смысл блокировать? Мы здесь что – в Брестскую крепость играем, и теперь будем стоять до конца? Нам бежать надо, нестись прочь со всех ног, пока вязкая тьма, скрывающаяся за порогом, не ожила вновь.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, порядком шатаясь. Хорошо, что рядом есть стена, за которую можно держаться. Белый снег кружится, летает, а вместе с ним кружится и остальной мир. Я бы прислонился к вертикальной поверхности, передохнул чутка, но Василий Иванович не дает остановиться, подгоняет своими выкриками, как заведенный. Он почти освободил проем, осталось лишь несколько тел.

Я схватил первое попавшееся за ноги и потащил прочь. Короткое синее платьице бесстыже задралось, обнажая по костлявому детские ноги. Кто ж в таком наряде ходит на дискотеку? Оно подходит для прогулок с подружками по городу или с мамой по магазинам. Легкое ситцевое платье, а на улице зима, пускай и без снега… И автомат у Василия Ивановича странный, напоминающий самодельный, спаянный из тонких трубок. Я такого раньше никогда не видел… Вон тот пацан у стены зашевелился. Может вызвать скорую?

Мыслям было слишком тесно в черепной коробке: они наползали друг на друга, а порою наслаивались и смешивались, превращаясь в кашу. В ту самую кашу, что хрустела и противно чавкала под ногами. Я специально не смотрел вниз, чтобы не проблеваться. Нет, не от вида крови и фрагментов покореженных тел – меня просто мутило. Стоило лишь наклонить голову…

– Малой, подсоби!

Я обернулся и увидел Василия Ивановича, спешно закрывающего двери. Его правая ладонь сжимала тонкий цилиндр. Я было решил, что в ход пойдет очередная граната, однако на деле это оказалась полая трубка с резьбой сверху. И откуда только взялась.

– Держи створки, – приказал он мне, а сам принялся сооружать «замок». Я понимал, что Василий Иванович задумал. Сама по себе трубка слишком короткая, и не способна заблокировать дверь, а вот с пропущенной через отверстие бечевкой… Он просунул цилиндр меж дверных ручек, закрепил с помощью шпагата и с некоторым сомнением осмотрел дело рук своих.

– Вроде должно сработать.

Не успел закончить фразу, как с той стороны засопело, закряхтело, а потом ударило, да с такой силой, что я чуть вновь не отлетел к стене. Правую створку перекосило – это еще чудо, что после всего произошедшего она не слетела с петель.

– Держи! – проорал Василий Иванович.

Кого держать… зачем держать? Я все никак не мог взять в толк, что происходит. Какой-то бред воспаленного сознания, кошмарный сон, в который попал и из которого нельзя выбраться. Ходишь по кругу, раз за разом повторяя одно и тоже дурацкое действие. Ну зачем, скажите на милость, понадобилось усираться – держать дверь до кровавых мозолей, если можно просто сбежать?

Именно эта мысль крепче прочих засела в голове, и именно ее я проорал во всю глотку:

– Зачем держать?! Ждать, когда нас сожрут?!

Василий Иванович грустно улыбнулся, и в непривычной для себя тихой манере произнес:

– Малой, я в этой школе уже третий час ошиваюсь. Отсюда выхода нет…

Глава 10 – Василий Иванович

Третий час я торчал в проклятой богами школе… Третий час, если верить командирским часам, которые когда-то давно разбил и потерял в рыжих песках саванны. Многое мне досталось прямиком из прошлого: заношенная и местами штопанная «поросячка», британский «Скелетон», докрученный и доведенный до ума Мамоном, разгрузка с полезными мелочами, вроде гранат, изоленты и веревки.

То, что происходящее – дурной сон, не было никаких сомнений. Сон очень глубокий с присущей реальной жизни полнотой запахов и ощущений. Сон очень похожий на тот, что я недавно испытал, будучи подключенным к капсулам без электричества. Сон из которого не выбраться и не проснуться, как и не выбраться из этой дурацкой школы, в которой учился больше двадцати лет назад.

Всего лишь сон…

Знакомые стены и классы, покрытые трещинами деревянные парты и школьные доски, с кусками мела на специальной полочке внизу. Такие уже не выпускают… Современные доски созданы по технологии светоизлучающих полимеров, и напоминают скорее телевизионную панель, на поверхность которой выводят печатный текст или видео с картинками, а пишут специальными стилусами, похожими на модные нынче швейцарские ручки. Они не скрипят, не оставляют белых разводов, и не требуют обработки подслащенной водой, чтобы мелом лучше писалось. Да и выглядят куда презентабельнее своих старых собратьев. Одна только беда была с ними. Та самая, о которой нынешняя молодежь даже не подозревает.

У старой школьной доски была своя душа – история, в виде царапин и следов диктанта по русскому, который писали в восьмом классе и который остался едва различимыми линиями в левом верхнем углу. А еще знакомые до боли запахи… Не пластика и нагретого полимера, а мела и мокрой тряпки.

Я настолько погрузился в прошлое, что первые минуты туго соображал. Ходил с открытым ртом, рассматривая давно забытое из детства: то самое, что снесли экскаваторами и на чьем месте воздвигли высотку. Отыскал свою прежнюю парту, и провел ладонью по крышке, вспоминая каждую выемку и неровность. И даже обнаружил полустертую надпись «Лорка-дура», написанную сбоку черным маркером.

М-да, а Лорка и вправду оказалась дурой. Связалась с каким-то уродом и спилась, окончательно затерявшись в одном из неблагополучных районов города. Красивая была девчонка, фигуристая…

В конце кабинета стояли шкафы, полки которых оказались забиты папками и учебными материалами. Рядом притулилась рогатая вешалка с парой деревянных плечиков. Слева глухая стена, справа окна… Должны были быть окна, но вместо них вся та же глухая стена.

Я зашел в соседний кабинет и обнаружил серый бетон вместо вида на внутренний дворик. И в каждом последующем классе, и даже в коридорах не было окон – лишь подоконники и гладкая поверхность камня.

Спустившись на первый этаж, я сделал очередное открытие – выход на улицу отсутствовал. Его попросту не существовало… Неизвестные шутники залили дверь все тем же раствором бетона. Пришлось потратить гранату в попытках выбраться наружу – безуспешно, лишь сетка мелких трещин пробежала по поверхности. Выпущенные пули оставляли маленькие углубления, а лезвие ножа скользило по шершавой текстуре бетона, как по граниту.

В подвал и на крышу не попасть, наружу не выбраться. Сон, начинавшийся, как приятное воспоминание о прошлом, превратился в сплошной кошмар. Я метался по кругу, распахивая двери многочисленных классов, пытался отыскать хоть какую-нибудь лазейку. Любое отверстие или дыру достаточного размера, чтобы протиснуться взрослому человеку. Но ничего этого не было – лишь глухие стены кругом.

Госпожа Паника, редко посещавшая в обычной жизни, в сновидении захватила с головой. С реальностью все было просто, она существовала и функционировала согласно строгим законам физического мира, а по каким правилам играло мое подсознание? И подсознание ли?

Я попытался воспроизвести в голове последние часы бодрствования. Помнил, что собирался идти с работы домой. Планировал заглянуть в продуктовый магазинчик на углу, прикупить ветчины на ужин и хлеба. И на этом воспоминания обрывались: на ароматном запахе колбасы и полках, заставленных кисломолочной продукцией.

Дальше что? Логично предположить, что домой я таки добрался: поужинал, лег спать, а дальше несостыковочка получается. Слишком уж отличалось качество сна от обычного.

А может быть такое, что я вернулся в школу? Заглянул в кабинет информатики и убедил Диану Ильязовну предоставить мне доступ к капсулам? Нет, бред… Во-первых, она никогда бы на это не согласилась, уж слишком напугана была случившимся, а во-вторых, я сам, прибывая в здравом уме и твердой памяти, не отважился бы совершить подобное. Сунуться в неизвестность, хрен знает куда, ведомый духом первооткрывателя? Нет уж, увольте – за глупым романтизмом это к Малому, мне же хватило одного вида несчастной, распятой на кишках.

Значит не капсулы, но тогда что? Провидение судьбы или чья-то глупая шутка? Был бы рядом Малой, наверняка бы выдвинул кучу гипотез: что-нибудь про кванты и электрический синапс. Однако парня здесь не было, а Василий Иванович привык действовать, а не рассуждать.

Закончив проверку спортивного зала с натянутой волейбольной сеткой и матами, сложенными в углу, я направился в противоположное крыло. Если не изменяла память, именно там располагалась столовая, в праздники исполнявшая функции актового зала. Распахнув деревянные створки, переступил порог и… музыка лавиной обрушилась на меня.

«Наконец-то лето – кончились уроки».

Неслось и орало со всех сторон, словно переключили невидимый тумблер, и доселе мертвая школа вдруг ожила. Яркие огни дискотеки слепили глаза, повсюду дергалась и танцевала малышня. Я ходил завороженный, сквозь бурлящее живое море, пытаясь понять и сообразить.

Мое прошлое? Нет, не оно это: молодежь одета по моде, да и песенка из современной попсы. В сороковые-пятидесятые годы такого точно не звучало. В воздухе повеяло чужим и незнакомым, а раз так, должно быть второе подсознание – другой человек, влияющий на картинку сна.

Малого я обнаружил в самом центре зала, лихо отплясывающего с симпатичной девчонкой. Барышня буквально висла на пацане – терлась, что кошка во время течки, хватая за задницу. Значит пока Василий Иванович напрягается, выход ищет, он здесь во всю развлекается? Пора заканчивать эти брачные игры.

Стоило сделать первый шаг и сплошная стена выросла перед глазами. Танцующие двигались черным вихрем, сквозь который не пройти. Природная стихия – самый настоящий ураган, в эпицентре которого отплясывал Синицын.

Я попытался было прорваться силой, но тут же получил болезненный удар в живот, а кто-то маленький и юркий хватанул зубами за рукав.

Ну же, Малой, очнись – перестань воображаемую бабу лапать. Посмотри на меня, посмотри же…

Малой очнулся, пускай и не с первой попытки. А дальше… А дальше начала твориться форменная чертовщина – то, чего я так и боялся. Это гребанная дискотека не хотела отпускать парня. Танцующие дети в одночасье превратились в диких зверьков, скаливших зубы. Кто-то из них рычал, присев на корточки, кто-то водил носом и обильно пускал слюну. Хреновое зрелище, не для слабонервных.

Я выпустил целый магазин в преследующую нас стаю и попытался заблокировать дверь. Держал дрожащие от ударов створки, пытаясь придумать хоть что-нибудь. На Синицына надежды было мало, кажется, он так до конца и не осознал, в какую передрягу мы угодили. Стоило лишь отступить, и прорвавшаяся стая зверят загонит до смерти в глухом лабиринте школы.

Что значит погибнуть в рядовом сновидении? Обыкновенно ничего страшно, проснешься и все тут. А если сон не похож не на один другой? Если он является странным порождением виртуальной реальности – сбоем в системе, обрывком кооперативного шутера, который мы так и не доиграли до конца. Будет ли точка «респауна» после смерти, или наступит окончательный «game over», как во сне так и наяву? Этого я не знал и опытным путем проверять не собирался.

Брошенная граната успокоила зверят, но я особо не заблуждался на сей счет. Тех тварей, что стояли у двери и в коридоре разметало, изрядно побив осколками, однако судя по звукам, доносящимся из глубины столовой, темнота порождала все новых и новых существ. Это был лишь вопрос времени, когда на пороге появятся остальные.

Нужно было что-то решать, срочно… Увы, я не смог придумать ничего лучше, чем продолжать держать ходящую ходуном дверь. Пацан, оглушенный и явно дезориентированный, пытался помочь, всем весом навалившись на створки. В его мозгах, медленно отходящих от шока, стали возникать сумбурные вопросы. Он и проорал их во всю глотку, словно Василий Иванович был глухой…

– Малой, я в этой школе уже третий час ошиваюсь. Отсюда выхода нет.

Не знаю, услышал он мой ответ или нет. Трудно читать по блуждающему в пустоте взгляду. Пацан снова было открыл рот и… вдруг все смолкло. Бесконечные удары со стороны столовой прекратись, а вместе с ними заглохло рычание. Никто больше не скулил и не шкрябал когтями, пытаясь добраться до наших драгоценных тушек. Наступила тишина, наполненная звоном и мелким мусором, кружащим в воздухе, что пепел при пожаре.

– Василий Иванович, это все? – проорал Малой.

– Т-с-с, – зашипел на него, приложив палец к губам.

– Кажись, зомби успокоились, – проговорил пацан, уже куда тише.

– Когда кажется, креститься надо.

Я на всякий случай проверил самодельный замок, скрученный из остатков прикладаи бечевки. Замок держался что надо, а вот крепость петель вызывала большие сомнения. Чудо, что створки двери не слетели после взрыва гранаты. Чудо или обстоятельства сна, где законы физики вроде бы и работали, но как-то странно, с едва заметными отклонениями. Звуки местами запаздывали, а порою и вовсе отсутствовали. Движения тела были то плавные и тягучие, словно в киселе, то дерганные и резкие. С ощущением времени творился полный бардак, и если бы не командирские часы на запястье, то решил бы, что уже вторые сутки ошиваюсь здесь.

– Василий Иванович!

– Чего тебе?

– Кажись, кто-то идет.

Все ему кажется. Велев Малому не шуметь, я приложил ухо к двери и прислушался.

Каблучки цокали по плитке пола, медленно приближаясь к нам, шаг за шагом. Готов был ногу на отсечение отдать, что это женские туфельки. Неторопливый перестук по коридору, заваленному трупами, по школе, сотканной из кусков отжившего свой век прошлого. Звуки шагов отражались от стен, разносились глухим эхом под сводами потолка. Все ближе и ближе… все ближе и ближе. Уверенной походкой неизвестная подошла к двери и остановилась.

Мы обменялись с Малым взглядами. Что мне в нем нравилось, так это умение быстро переключаться. Пару минут назад ползал растерянный по полу, а сейчас собрался и даже готов был действовать, не смотря на затаившийся в глазах страх. Страх – это нормально, это хорошо… Вот если бы его не было, хрен бы я ему ствол доверил, а так – держи пацан, пользуйся.

Малой недоверчиво посмотрел на пистолет в моих руках. Но все же взял, бережно и осторожно, словно великую ценность.

– Василий Иванович, кажись оно ушло.

Я лишь молча покачал головой – ждем.

– Василий Иванович, нам…

Договорить Малой не успел. Сверху послышался сухой треск и тут же на наши головы посыпались остатки стекла. Они падали сплошным дождем, с дребезгом разлетаясь по плитке пола.

Твою дивизию… Отскочив в сторону, я одновременно задрал короткий ствол Скелетона к потолку. В свете слабого электрического света, сквозь узкий проем над дверью медленно и величаво проплывало человеческое тело, застывшее в позе покойника. Только в отличии от покойника девушку заботливо перевернули лицом вниз, позволяя рассмотреть умиротворенные черты. Длинные волосы расплылись в воздухе чернильным пятном, словно забыв о существовании такого понятия, как гравитация. Да и какая к черту гравитация, когда сама хозяйка парила в воздухе.

– Назад, – прошептал я одними губами, но Малой услышал. Он попятился, чавкая липкой жижей под ногами. Споткнулся о труп, едва не распластавшись на темной от разводов плитке пола.

Я медленно отступал следом, не сводя перекрестия прицела с парящей девицы. Края светлого платья задели остатки стекла, острыми зубьями торчащего из рамы. Часть осколков не выдержала и с грохотом посыпалась на пол, другая же мертвой хваткой вцепилась в подол: натягивая ткань, заставляя её трещать от напряжения. Сквозь прорехи в платье показались гладкие стройные бедра.

Где твой гроб, красавица? Почему не лежишь в нем, как подобает покойнице, а паришь в воздухе? В наряде слишком фривольном для проводов в последний путь.

Я опустил прицел ниже, вдоль длинных ног и обнаружил туфельки на шпильках: странные и уродливые для столь красивой девушки. Серой однотонной расцветки, больше похожих на…

От промелькнувшей в голове догадки мороз пробежал по коже. Это было что угодно, но только не обувь. Длинные костлявые наросты, напоминающее больше копыто, чем человеческую ступню. Вытянутые и узкие в районе пятки, создающие иллюзию длинного каблучка. Что за чертовщина…

И тут девушка открыла глаза – абсолютно черные, лишенные белков, заметно контрастирующие с мертвенно-бледной кожей лица. Мой палец дернулся, судорожно вдавив гашетку. Ствол выплюнул длинную очередь в сторону парящей твари. Слева защелкал пистолет – Малой палил куда придется: в голову, в корпус и даже в потолок.

Покойница никак не реагировала на попадания. Пустая оболочка, лишенная не только рефлексов, но и свойственных живому организму жидкостей. Ни капли пролитой крови, но глаза-то смотрели или что там было вместо них.

– Отступаем, – проорал я и первым бросился к лестнице, выкидывая на ходу пустой магазин. Сзади затопал пацан, шумно выдыхая воздух.

«Не бойся – это сон, это всего лишь сон», – твердил разум, а вот чувства кричали обратное: «опасность, бежать что есть мочи, со всех ног, не оглядываясь».

Старые изогнутые перила с деревянной ручкой, истертые ступеньки… Очередная дверь с грохотом распахнулась, и мы вылетели в коридор второго этажа. Бежать, бежать, но куда? Нет выхода из этого гребаного лабиринта, по одному лишь недоразумению называемого школой.

Я вдруг вспомнил про небольшую площадку напротив кабинета географии, отделенную от общего коридора рядом колонн. В свое время мы там часто зависали с одноклассниками: сидели на корточках или на подоконнике, дурачились или просто смотрели в окно. Места было вполне достаточно, чтобы побегать, и даже теннисный мячик попинать. А еще здесь можно было организовать оборону с возможностью маневра, если только тварям не придет в голову взять в клещи, зажав с двух сторон.

– Малой, за мной!

Выбежав на площадку, я замер и огляделся. Колонны есть, и растения в кадках имеются, ровно такие, какими их и запомнил, а вот вместо окон глухая стена.

– Малой, контролируй левую часть, за мной правая.

Пацан кивнул и рванул в сторону указанной позиции. Затем вернулся и снова дернулся, словно не зная, что ему делать.

– Малой, кому сказано – контроль. Не мельтеши тряпкой на ветру.

– Василий Иванович, воевать бесполезно. Нам нужно уходить.

– Надо же, сколь умная мысль посетила твою голову. Кто-то подсказал или сам додумался?

– Василий Иванович, я серьезно, если это просто сон, то нам надо проснуться.

– Давай, попробуй… покажи пример.

Малой с сомнением посмотрел на пистолет в руках. Я об этом уже думал: пустить пулю в висок с надеждой, что проснусь по утру в собственной постели. А если не получится? Если сердце ночью не выдержит, случится аневризма сосудов мозга или еще чего похуже? Хотя куда уж хуже…

Пистолет в руках пацана дернулся, но так и не смог подняться.

– Вот то-то и оно, Малой – не хрен жизнью рисковать. Не бывает в обычном сне столь ярких ощущений. Боль слишком реальна.

Пацан глубоко задумался, а я не мешал ему. И про положенный контроль заданного участка не напоминал. Может и родит в кои-то веки умную мысль, у меня же их не было абсолютно. Все что мог уже давно перепробовал: и кожу щипал, и вертелся и даже головой бился о стену – не помогло. Оставалось только ждать прихода гостьи, которая куда-то запропастилась: то ли цокает по коридорам первого этажа, то ли запуталась волосами в перилах и теперь парит в районе лестничного пролета.

Внизу пару раз громко хлопнули двери и на этом все затихло. Малой по-прежнему думал, а я периодически выглядывал в коридор, не рискуя далеко отлучаться. Уж слишком мрачной выглядела кишка некогда оживленной школы. Тридцать лет назад здесь носилась неугомонная детвора, звучали веселые голоса и смех, а сейчас лишь пустая оболочка, сотканная из воспоминаний. Школа, которая никогда не примет учеников… Школа, которой не существует.

– Василий Иванович, а вы что последнее помните? – голос Малого оторвал от тягостных воспоминаний.

– Полки магазина.

– А я бухал, – признался пацан. – Мы на дискотеку собрались с Паштетом и Дюшей, а дальше все как в тумане… Василий Иванович, так может мы не спим?

– Поясни.

– Может снова в капсулы забрались. Просто забыли это и…

– Ага, – не выдержав, перебил я пацана. – Так тебя Диана Ильязовна к капсулам и подпустит.

– А может уже полгода прошло? Про не помним…

– А может пять лет, а может мы умерли? Попали в ад и навеки обречены в нем скитаться? Малой, давай конструктив, а фантазии на тему оставь до лучших времен.

– Не хотелось бы в ад, – испуганно пробормотав, пацан затих.

Я посмотрел на потрескавшийся циферблат часов. Стрелки показывали половину шестого, вот только не понятно утра или вечера. Да и какая хрен разница, здесь во сне или в аду, или где еще мы находимся.

От нечего делать проверил Скелетон, переложил изоленту из одного кармашка в другой, поправив ремешки на поясе. Прислушался к тишине – кажется, или где-то далеко капает вода? Медленно и ритмично.

Присев на корточки, положил автомат на колени и постарался сосредоточиться на обстановке, но то ли слишком устал, то ли условности сна давали о себе знать – сознание плыло и терялось, а звуки падающей воды успокаивали.

Кап… кап-кап… кап… тарабанит по металлической раковине. Тяжелая капля медленно набухает на кончике крана, увеличивается в размерах и наконец, не выдержав, срывается вниз. Кап… и снова кап-кап… И так до бесконечности.

Из медитативного состояния меня вывел громкий шепот Малого:

– Василий Иванович?

– Чего тебе?

– Прошлый раз, когда произошел переход в кооперативный сон, мы находились в капсулах, так?

– Так.

– А это значит существует прямая связь между погружением в виртуальную реальность и сном.

Я вздохнул… Называется, родила гора мышь.

– Малой это ровным счетом ничего не значит.