Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Жар костей не ломит

Глава 1 – Никита Синицын aka «Синица»

– Держись правее.

Я постарался дотянуться до соседнего выступа, но нога предательски дрогнула, не найдя серьезной опоры в каменной ложбине.

– Кит, давай!

Обидно болтаться на веревке после пройденных двухсот метров. Особенно когда до вершины остается минут десять плотно сжатых зубов.

– Будь у меня твои длинные руки, – прохрипел я снизу.

– Будь у меня папа миллионер… Хорош болтать, Кит.

– Здесь только прыгать.

– Тогда чего ждешь, прыгай!

Легко сказать, когда сам находишься на пару метров выше.

Вроде и не новичок в подобных ситуациях, а ком к горлу каждый раз подкатывал. Делов-то, хорошо оттолкнуться и зацепиться за широкий выступ. Куда труднее было подтянуться на одних кончиках пальцев, или ползти на тех же кончиках, когда тело твое болтается над пропастью.

Минут двадцать назад я именно такой трюк и провернул, без малейшей запинки. В отличие от Костика, испытывавшего робость перед подобного рода упражнениями. Сейчас же мы поменялись местами, и теперь уже он подтрунивал надо мною.

– На счет три пошел.

– Подожди ты.

– Два.

– Костян, песок тебе в ботинки.

– Три!

И я прыгнул, скрипнув от раздражения зубами. Левую коленку обожгло от удара, но руки лишь крепче вцепились в скальный карниз. Получилось… Сердце бешено заколотилось в груди, готовое в любую секунду вырваться наружу.

– Давай, давай, верхолаз. Активней двигай пятой точкой.

Оставшийся путь был простой формальностью. Именно то, что я так любил. Когда можно было забыть о безумных прыжках, зависаниях на кончиках пальцев, обжигающей боли в содранных до крови коленях. Забыть и почувствовать приятную усталость в натруженных мышцах.

– Иди вперед, Кит.

Костик сделал пару мелких шажков на узком выступе, пропуская.

– Давно не глотал каменной пыли из-под моих ботинок?

– Ага, что-то вроде того, – соврал Костян, потому как не было здесь никакой пыли.

Этот маршрут мы собственными телами протерли до блеска и знали каждый выступ на пути. Дружище даже не утруждался одевать защитную амуницию, оттачивая и без того безупречный стиль прохождения. В этот раз он зашел еще дальше. Металлический звук расстегиваемого карабина не оставил сомнений: напарник решил добавить адреналина в кровь, оставшись без страховочного троса.

– Ты спятил?

– Не дрейфь, Китяра. Следующим шагом будет повязка на глаза.

– С такими замашками тебе в цирке выступать… вместо клоунов-акробатов.

– А разве такие бывают?

– Без понятия, – признался я и щелкнул застежкой, высвобождая веревку. В конце концов одну глупость сегодня совершил, отправившись в путь без наколенников. Одной глупостью больше, одной меньше.

– Страшно? – долетел до ушей веселый голос друга.

– Ага… уже обосрался.

Старый маршрут превратился в сплошные нервы. Ноги дрожали на знакомых широких уступах, а вспотевшие ладони то и дело приходилось вытирать о штаны. Я попытался воспользоваться теоретическими знаниями, полученными на уроках психологии. Нужно было лишь обмануть собственное сознание, представив под собой метровую высоту и мягкие маты. Однако, мозг оказался куда хитрее хозяина, и потому с завидным постоянством прокручивал в сознании сюжеты с падением: слишком реалистичными для воображаемой картинки. Расплющенное о камни тело, переломанные кости, выпущенные наружу кишки – завтра же намекну Илье Анатольевичу, нашему профессору психологии, о бесполезности метода «замещения» на практике. Мне-то уж точно лучше не стало.

С этими мыслями и добрался до верхушки искусственной скалы, где поджидал неприятный сюрприз в виде сколотого напрочь выступа. Единственного рычага, позволяющего попасть на плоскую вершину. Конечно, можно было изловчиться и ухватиться за край в высоком прыжке, но без страховочного троса…

Если пальцы соскользнут, не зацепятся за край – второго шанса не будет. Слишком узким был порог скалы под ногами, чтобы рассчитывать на удачное приземление.

Внизу нетерпеливо завозился Костян, недоумевая, в чем может быть причина задержки. Сказать? А толку-то… местами не поменяешься, вниз не спустишься. Можно было проторчать здесь до понедельника, пока поднятые по тревоги службы спасения не снимут горе-скалолазов. Отличный повод для зубоскальства в школе. Уж Дюша такой шанс точно не упустит.

Взгляд заскользил по серой поверхности в поисках малейших зацепок, но кроме торчавшего над головой растения ничего обнаружить не удалось. Куст, впившийся узловатым корневищем в голые скальные породы, раньше не привлекал особого внимания. Теперь же он оставался единственным билетом на вершину.

Схватившись рукой за толстый отросток, попробовал на прочность импровизированную лиану. Дернул пару раз на себя – вроде ничего, сидит крепко. Тогда вперед, к покорению вершины.

Перекинув вес тела на вытянутую руку, подтянулся и… тут случилось неожиданное. Казавшееся могучим корневище не выдержало. Над головой раздался характерный треск, посыпался грунт, а следом куча камешков. Процесс вышел столь стремительным, что даже толком сообразить не успел. Растение вылетело из скалы, словно пузатая пробка из бутылки шампанского.

Тело согласно законам инерции, повело назад и я, совершив пару нелепых пассов руками, забалансировал на краю выступа. Где-то в груди возникло щемящее чувство свободного падения. Нет, ты еще не летишь, но каждая клеточка организма уже сигнализируют об этом – доли секунды, когда находишься на грани падения. И в это самое мгновение правая рука, описав дополнительный круг, вернула все на свои места. Тело вновь приобрело равновесие, а пальцы крепко схватились за острый скальный выступ. До ушей долетел дробный звук мелких камешков, достигших основания горы.

Мозг еще жил ощущениями падения, когда я в отчаянном прыжке вцепился в край верхней площадки. То, чего раньше боялся, стало возможным под гигантским выбросом адреналина.

Подтягиваюсь, опираюсь на поверхность скалы выставленным вперед предплечьем. Еще чуть-чуть, последнее усилие. Перекидываю ногу через край, и всё – финиш! В тысячный раз покоренная высота оставила без сил. Я рухнул на спину и сквозь прилипшую к телу футболку ощутил тепло нагретого камня. До чего же хорошо! Жмурюсь от яркого летнего солнца. Чувствую, как гуляющий по вершине ветер моментально забирается под одежду, начинает холодить кожу.

Да-а-а, я сделал это! Без защиты и страховки, с балансировкой на самом краю – я это сделал! Кипящий бульон эмоций, крепко приправленный адреналином, заполнил организм по самую макушку. Все что мне оставалось – это лежать и бесконечно улыбаться, радуясь такой малости, что живой.

Я бы и дальше продолжал наслаждаться победой, но тут до ушей долетел странный звук: едва различимый шорох, то и дело заглушаемый порывами ветра. Он доносился из-за края площадки, где совсем недавно рос большой куст.

Точно, Костян! Совсем забыл про приятеля, который теперь стоит и не знает, что делать. Уступ сколот, растения нет, остался лишь рискованный прыжок без права на ошибку. Ровно такой же выбор, как и у меня пару минут назад.

– Нашел место и время для загара, – выпалил я заранее подготовленную остроту и умолк, столкнувшись с беспомощным взглядом Костяна. Приятель, который за словом в карман не лез и которому всегда найдется чем ответить, теперь стоял внизу и застенчиво улыбался.

Очередная шутка комом застряла в горле, так и не родившись на свет. Перегнувшись через край, я протянул ладонь другу.

– Давай, Костян… хватайся.

Мы сидели на вершине искусственной горы и смотрели на раскинувшуюся под ногами рыжую долину, именуемую в народе Красногорским полигоном. Некогда закрытая для свободного посещения зона, превратилась в парк экстремальных развлечений, где любители адреналина могли найти занятие по душе. Здесь были фанаты гонок на «квадриках» и «багах», страйкболов и пейнтболов, наземных и воздушных боев беспилотников, паркура, скейтбординга, «кросс-кантри», «фрирайда» и прочего, прочего, прочего, чему названия не знал и даже не подозревал о его существовании. Лично мы с Костяном облюбовали громадные каменные столбы, созданные военными для одних им ведомым целей. Знай себе, покоряли вершины и называли это скалолазанием, пока в один прекрасный день нас не подняли на смех, назвав молокососами-любителями. Оказывается, в среде профессионалов это слово не в чести, зато есть масса других терминов, обозначающих… Я даже не стал вникать в значение таких слов, как «боулдеринг», «клаймбинг», «он-сайт» и «мультипитч». Мне просто нравилось забираться по громадным двухсотметровым столбам, а потом, сидя на прогретой солнцем поверхности, созерцать далекий горизонт.

– Слыхал, к нам завтра новенькие приходят? – Костик прервал затянувшееся молчание. Обычно мы не говорили о делах на вершине, больше молчали или шутили по мелочам, но сегодня приятель решил нарушить негласное правило.

– Да, Олька о чем-то таком упоминала, – вспомнил я. Событие само по себе редкое, чтобы в последний год обучения появлялись новички, да еще сразу двое. По этому поводу девчонки из класса устроили многочасовую переписку и сорвали свидание. Что самое обидное – первое, после двух месяцев вынужденной разлуки. Олька на каникулы укатила с предками в Латинскую Америку, а когда вернулась, даже толком поговорить не успели: то с маман по магазинам, то к тете в гости, то подготовка школьного эссе, за который Галина Николаевна, наша классуха, три шкуры сдерет, если не увидит на столе первого сентября.

Вчера мы-таки умудрились вырваться на совместную прогулку в парк, но лишь для того, чтобы слушать бесконечно тренькающий телефон. И даже любимая сладкая вата не смогла отвлечь Ольку от увлекательной переписки.

Честное слово, даже обидно за пацанов стало. У нас тоже был свой чат, только крайне тухлый, если сравнивать с девчоночьим. Раз в неделю Паша запостит пошлый анекдот или картинку, Дюша напишет свое любимое «гы-гы», а проснувшийся ближе к ночи Кузька начнет донимать про домашнее задание. И ведь все равно не сделает, а будет караулить утром в коридоре с извечной просьбой «дай списать».

– Чего еще Олька рассказывала?

– Да ничего особенного, – пожал я плечами, – вчера толком не поговорили. Знаю только, что новенькие будут, вот и все.

– Вот и все, – передразнил приятель, – Кит, нельзя настолько быть похеристом. Я понимаю, что у тебя есть девушка и все такое, но на коллектив забивать нельзя. Ты хоть иногда интересуйся жизнью класса, а то живете с Олькой, словно на другой планете.

– И?

– Что и? – не понял Костик.

– И я интересуюсь, кто приходит.

– Интересуется он… Хоть бы потрудился изобразить любопытство на лице.

Костик замолчал, швыряя камешки вниз. Приятеля хватило ровно на десять секунд тишины, после чего он не выдержал и выдал:

– Приходят парень и девчонка, причем девчонка симпотная.

– Откуда народ знает или снова Зарубина разболтала?

– А то, – подтвердил Костян.

Маргарита Зарубина – дочка завуча и по совместительству главный трепач нашего класса, а может статься, что и школы в целом. Она одной из первых узнавала информацию от родительницы, ну и разбалтывала по секрету всему свету. А то, чего не знала – придумывала, пугая особо доверчивых внезапной контрольной по математике или проверками из министерства образования. Один раз Кузьку едва до сердечного приступа не довела, рассказав про открытый урок, на котором будет проводиться поголовный опрос и только попробуй проколись. А у парня не то что домашка не сделана, он в принципе не в зуб ногой по химии. Все эти валентности и органики были столь же далеки от Кузькиной головы, как и звезды на небе.

– Насколько симпотная?

– Тебе-то чего, Кит? У тебя Олька есть.

Мне и вправду было неинтересно, а вот Костика буквально распирало изнутри. Не дождавшись ответа, он протараторил:

– Говорят, она прямо модель, хоть сейчас на обложку журнала. И фигурка, и личико, и ноги от ушей.

– И сиськи большие, – добавил я до полноты картины.

– Ты рот-то не разевай раньше времени, и без того целая толпа женихов выстроилась.

– Да я не претендую.

– Смотри, а то все Ольке расскажу.

Расскажет он, как же. Костян мог быть еще тем засранцем, особенно в мелочах, но когда речь заходила о главном, не было на свете человека надежнее. Мы дружили с ним с самого детства, с той самой поры, когда худого пацаненка привели в третий «В» класс, представили Константином Лощинским и усадили со мной за одну парту. Мы подрались в тот же день, помирились, да так и продолжили сидеть вместе.

– Я тебя иногда к нему ревную, – призналась как-то Олька, когда я сорвался со свиданки, чмокнув девушку на прощанье.

– Чего это?

– Позвонил и ты сразу бежать.

– Он мой друг.

– А я твоя девушка.

– Оль, ему помощь нужна.

– Знаю я эти ваши…, опять ехать на деревню к дедушке, перетаскивать рухлядь? А если мне помощь понадобится?

– Я буду рядом.

– А если нам одновременно будет нужна помощь, кого выберешь?

– Оль, не начинай…

– Ты не ответил.

Приходилось обнимать, целовать девушку и горячо убеждать:

– Конечно тебя.

А потом хватать вещи и нестись на другой край губернии, помогать перетаскивать Костику старую мебель.

Вечером того же дня долго стоял под душем, смывая накопившуюся усталость. Натруженные мышцы привычно ныли, саднила разбитая коленка, напоминая о глупом поступке, едва не стоившим жизни.

Тело слегка потряхивало. Афтершоки продолжали накатывать волна за волной, настолько сильным был первоначальный выброс адреналина. И даже ощущение мира изменилось.

Еще утром душила тоска при одной только мысли о том, что закончились каникулы и пришла пора возвращаться в школу. А сейчас сидел на кухне и даже привычное бряцанье посуды слушал с удовольствием. Эх, заскочить бы к Ольке, вытащить её сонную в теплую ночь, прижаться губами к пахнущей ландышем коже и…

– Никит, ты меня слушаешь?

Нет, к Ольке не пойду: поздно уже, да и не выйдет она. После поездки в Латинскую Америку совсем странной вернулась, вечно витает в облаках или спит на ходу, потому как разницу в часовых поясах никто не отменял.

– Никита!

– Мам, я слушаю.

– У тебя все к первому сентября готово?

– Да.

– Портфель сложил?

– Да.

– А форма?

– Да.

– Что да?

– Сложил.

– Куда сложил?

Тут мамка меня поймала. Она как опытный следователь, сыпала однотипными вопросами, усыпляя бдительность. А я постоянно прокалывался, вот и сейчас пришлось отдуваться за кратковременную потерю концентрации.

– Ты ее не сложить должен был, а погладить.

– Да погладил я.

– Покажи.

Нифига я не погладил. Портфель сложить – сложил, делов-то, закинул пару тетрадок с учебниками, планшет с пеналом и готово. А вот со школьной формой возиться не хотелось. Да и чего ей будет, висит себе спокойно в шкафу с самой весны, никто не трогает. Но матери виднее, поэтому пришлось доставать и идти гладить.

– Никит, и на эти выходные ничего не планируй, – донеслось с кухни, пока водил раскаленным утюгом по брюкам.

– Мам, у меня планы.

– Никаких планов, мы едем к тете Ларисе.

– Мам, у меня не получится.

– Все у тебя получится, а Ольга твоя подождет, никуда не денется.

– Это твоя тетя Крыса никуда не денется, – не выдержав, съязвил я.

– Никита, сколько раз можно делать замечание о неуместности подобного рода шуток.

Да какие уж тут шутки, она и вправду на крысу похожа: худая, с острым носом и вечно бегающими глазками. Постоянно сплетничает и отца моего вспоминает плохими словами. Я может его сам терпеть не могу и при встрече непременно дам в рожу. Но то я, а она человек посторонний, поэтому пускай в семью нашу не лезет и лучше своей личной жизнью занимается. Опять мать напоит, доведет до слез – морда крысиная.

– Никит, я гостинцы везу, и кое-что из старых вещей, поэтому одна не управлюсь.

– Таксиста попросишь.

В ответ тишина.

Хуже нет, когда вот так вот. Когда сильная характером мамка, которую ничем не сломить и не смутить, вдруг умолкала. Не спорила, не настаивала на своем, а превращалась в уставшую женщину.

И ведь правда одна поедет, а еще эти сумки треклятые будет тягать. И никого о помощи не попросит, потому что привыкла всю жизнь одна лямку тянуть.

Касаюсь раскаленной поверхности, и та шипит под наслюнявленным пальцем. С силой вдавливаю утюг в ненавистные брюки, сколько лет ношу – обрыгли. Интересно, и кто додумался ввести обязаловку в школу? Лет тридцать назад ходили кто во что горазд: хочешь – в штанах, а хочешь – в джинсах, и все были довольны, зато сейчас безликая серая масса.

Вода шумит на кухне, мамка продолжает молчать.

– Поеду я, – кричу из своей комнаты, не выдержав затянувшейся паузы. С силой встряхиваю горячие после глажки брюки.

Конечно, поеду, куда я денусь.

Первое сентября началось с легкого дождя и вступительной речи директрисы:

– … взять от учебного сезона максимум, ничего не упустить и довести свои возможности до совершенства. Вы – будущее страны и просто обязаны быть умнее образованнее и успешнее нас. Не бойтесь совершать ошибки, ведь кто не ошибается, тот не учиться.

Первоклашки стояли в первых рядах – нестройная линия белых бантов, букетов и больших глаз: у кого от страха, а у кого от любопытства. За спинами новоиспеченных учеников шевелилось море родителей, накатывало волной, поправляя сбившуюся форму, нашептывая, гладя по макушке. Накатывало и отступало, создавая постоянный шум.

– Сегодня самые юные ученики впервые переступят порог нашей школы. Пусть она станет для вас вторым домом, а класс – дружной семьей.

И такой речи на добрые десять минут, а потом Дюша таскал на плече перепуганную первоклашку. На радость публике девчонка заехала блестящим колокольчиком по Дюшиной бестолковке, отчего, кажется, напугалась еще больше.

Зазвучала торжественная мелодия и входные двери средней образовательной школы номер четыре гостеприимно распахнулись.

– Ребят, пора, – послышался взволнованный голос классухи.

И мы двинулись вперед нестройной толпой, следуя непреложным правилам церемонии. Сейчас старшеклассники возьмут малышню за руки, и отведут в класс. Своего рода передача эстафеты от тех, кто скоро отмучается, тем – кому все еще предстоит.

Первоклашек расхватали быстро. Кузька потащил вперед пацаненка, такого же вертлявого, как и он сам. Алла вышагивала словно по подиуму, а рядом с ней семенила кнопка, совсем мелкая, с трудом удерживающая огромный букет цветов. Мне достался смурной пацан, успевший влезть в лужу и испачкаться. На начищенных до блеска ботинках отчетливо виднелись серые комья грязи.

– Ребята, не торопимся, держимся парами, – доносится голос директрисы из динамиков. Стоило ему смолкнуть, как тут же понеслось со всех сторон:

– Леночка, посмотри на меня… Умничка, а теперь улыбнись.

– Петя… Петя, платочек в верхнем кармашке. Не смей рукавом вытираться, кому говорю.

Порученный мне пацан покорно плелся рядом, изучая землю под ногами. А зря, вокруг было на что посмотреть.

Еще тридцать лет назад средние учебные заведения представляли собою типовые объекты, доставшиеся стране по наследству от некогда великой империи. Небольшие трехэтажные здания, выстроенные в виде буквы «П», а иногда «Н», за долгие годы эксплуатации порядком обветшали. Правительство долго сопротивлялось новым проектам, пыталось сэкономить и провести очередную программу реновации, но в конечном итоге было вынуждено согласится с утверждением, что дети наше будущее. А в будущее как известно, необходимо вкладываться, поэтому государство было вынуждено раскошелиться на многие миллиарды. Так и возникли огромные – нет, не храмы науки, а настоящие дворцы с атриумами, фонтанами и многочисленными переходами из корпуса в корпус. Одних первых классов было девятнадцать штук, а общее число учащихся давно перевалило за семь тысяч.

После долгих расчетов оказалось, что куда дешевле построить одну большую школу, чем с десяток маленьких. А то, что детям по часу придется добираться из пункта А в пункт Б – мелочи, потому как у многих семей есть машина, ходит общественный транспорт, а для отдаленных районов организуем специальные автобусы. На том и порешили.

И выросли в городах учебные комплексы – огромные, масштабам своим напоминающие скорее столичные университеты, нежели старые уютные школы. От таких пространств у взрослого человека голова пойдет кругом, куда там первоклашке.

– Страшно? – поинтересовался я у новоиспеченного ученика. Мы как раз походили под прозрачным куполом, сквозь который проглядывало хмурое осеннее небо.

В ответ раздалось невнятное «м-м-м».

– Готовься, пацан, эта телега затянется на долгие двенадцать лет.

Кажется, первоклашка что-то такое подозревал. Может потому и бегал по грязи, радуясь последним часам свободы или искал глубокую лужу, чтобы утопиться.

Спровадив подопечного в класс с табличкой «1-К», вышел в коридор, где столкнулся с Кузьмой, пребывающим в расстроенных чувствах.

– Чего случилось?

– Да блин…, – Кузьма, он же Кузька, он же Александр Кузьмин, махнул в отчаянии рукой. – Ты сколько листов эссе накарябал?

– Положенные двадцать.

– А-а-а, – взвыл парень, взъерошив и без того торчащие в разные стороны волосы. – Никитос, ты уверен?! Точно нужно было двадцать?!

– Точно.

– Гори оно все, – в отчаянии воскликнул Кузька и побежал прочь по длинному коридору.

Хотел я было остановить одноклассника, предупредить, что кабинет русского и литературы находится в другой стороне. Но это же Кузьма, его сейчас лучше не трогать. Пробежится по этажам, понервничает – глядишь, к первому уроку и успокоится.

Под потолком заиграла знакомая до нервного зуда мелодия и диктор приятным женским голосом поздравил с началом учебного года. Заодно напомнил, что до начала первого урока осталось десять минут. А еще надо успеть сдать мобильник дежурному, и получить ключи от шкафчика.

Прощай лето, прощай сон до обеда и беспечная жизнь. Да здравствует школа – храм знаний, науки и тоскливого существования от звонка до звонка.

Я успел уложиться в отведенное время, и уже видел гостеприимно распахнутые двери кабинета перед собой, когда внезапно возникла спина. Андрей Соломатин, он же Дюша, он же Дюшес – мой заклятый враг с первого класса. Настоящий богатырь с Южного Урала, как любила говаривать математичка. Высокий, под два метра ростом, косая сажень в плечах – до пятого класса я с ним худо-бедно справлялся, а потом он меня начал валять. Проигрывал ему постоянно, но глаз подбить, а то и нос расквасить иногда удавалось, тем и утешался.

В прошлом году сцепились прямо в школьном коридоре, под оком бдительных камер. Получили вызов к директрисе и строгий нагоняй, что если еще раз подобное повториться, мигом вылетим из школы. И будем ездить в ближайшую поселковую, до которой добираться два часа, с учетом пробок.

В поселковую не хотелось, тем более что в поселке городских не жаловали и, чего греха таить, частенько бивали. Вот мы и заключили с Дюшей вынужденное перемирие. Кулаки лишний раз не распускали, но обидную шутку отпустить в адрес противника – это всегда пожалуйста.

– Дюшес, я смотрю, ты раскабанел за время летних каникул… Отъел ряху.

– Это кто там пищит подмышкой? Синица, ты что ли?

Уральский богатырь замер на пороге, перегородив проход. Так и подмывало пнуть, оставив свежий след на штанине. А лучше разбежаться и толкнуть внутрь класса. Дюша может и здоровый, но силу импульса еще никто не отменял: масса тела, помноженная на скорость.

– Соломатин, Синицын, опять за старое взялись? Все никак не угомонитесь, – послышался голос Ритки Зарубиной. Неприятный словно пенопластом прошлись по стене. – А ну освободили проход.

Мы с Дюшей послушно расступились, потому как связываться с дочкой завуча себе дороже. Худая, с вечно задранным носом, Маргарита, прошествовала мимо, демонстрируя извечное пренебрежение к школьному плебсу. Следом проскочил заполошный Кузька, взъерошенный и раскрасневшийся без меры. Потом продефилировала Алла, демонстрируя свежий, средиземноморский загар. Последним шел Костик, ну как шел – споткнулся о вытянутую ногу и едва не распластался на полу, чудом сохранив равновесие.

Довольный Дюша заржал, а вот дружище моему было не до смеха. Ткнув пальцем в сторону обидчика, он проорал:

– Ты чего, совсем оборзел!

– Успокойся, Лощинский. Никто тебе не виноват, под ноги нужно смотреть.

– Дюшес, ты реально оборзел, – встал я рядом с другом, – не с того год начал.

За спиной Соломатина моментально выросли шестерки: Саша с Пашей. Два вечно хмурых типа, ржущих исключительно над шутками друг друга, такими же тупыми, как они сами. И все бы ничего, только один из них был боксером с перебитым носом, а другой вольник с поломанными ушами. Дюша сам в недавнем прошлом спортсмен, со спортсменами и водился.

Трое против двоих – перевес явно не в нашу пользу. Да и в равных составах вряд ли смогли бы изменить ситуацию. Потому как тот же Пашка в свое время навалял двум десятиклассникам, сам при этом будучи в восьмом.

– Придурок, из-за тебя чуть не упал! – проорал Костик. Попытался добавить грозные нотки, но вышло неубедительно: голос дал петуха.

– Хочешь предъявить претензии? – Дюша в недоумении развел руками. Дескать, странный парень – кричит, чего-то требует. – Ну так давай, встретимся после школы, поговорим.

Саша с Пашей обидно заржали, а сам Дюша слегка улыбнулся, демонстрируя дружелюбие. Миролюбивым был и его тон, только вот в глазах плескалась самая настоящая злость.

– Мы придем, если хочешь поговорить, – не выдержал я, чувствуя, как внутри закипает ответная ярость. Кулаки сжались, по телу пробежала знакомая волна адреналина, прибавляющая сил и тупой отваги.

– Синица, ты-то куда вечно лезешь? Или твой дружок язык в жопу засунул?

– Та-ак, – раздалось протяжное. Электрический разряд, скопившийся в воздухе, мигом ушел в землю.

В кабинет вошла Галина Николаевна, учительница русского языка и литературы, а по совместительству бог и царь, то бишь наш классный руководитель. Опытным взглядом оценив сложившуюся ситуацию, она выдала серию коротких приказов:

– Всем по местам. Соломатин, Синицын, остаетесь после уроков на профилактическую беседу.

– Галина Николавна, – взвыл Дюшес, – мне нельзя, у меня планы.

– Можно, Соломатин… мне все можно, поэтому планы свои оставь до лучших времен, когда нормально вести себя научишься. Синицын, тебя это тоже касается.

– Ну, Галина Николавна…

– Кому сказано, по местам.

Спорить с нашей учительницей совсем не хотелось, потому как была она классной во всех смыслах данного слова. Мягкая, интеллигентная женщина, обожающая Чехова и русскую поэзию серебряного века. Стоящая горой за наш класс и воюющая в одиночку с грозной учебной комиссией, перед которой дрожала сама директриса. Может потому нас с Дюшей до сих пор не выгнали из школы, а шебутной Кузька не остался на второй год.

Мягкая, а еще очень добрая…

– Ну вот, пожалуйста, – пожаловалась она классу и с громким хлопком опустила журнал на поверхность стола. – Учебный год только начался, а у меня уже руки трясутся. Соломатин, Синицын вы что мне обещали в прошлом году? Никаких драк, никаких конфликтов… Ведь так было, чего глаза в пол опустили?

– Я видела, это все Лощинский начал, – ядовитым голоском заметила Ритка. Вот ведь стукачка, если бы не мама завуч, народ давно бы ей темную устроил.

– То Лощинский, то Петров, то Сидоров – у них вечно виноват кто-то третий. Только чем все заканчивается? Правильно, очередной дракой и вызовом на ковер к директору. И ладно бы только их одних. Я устала выслушивать лекции на тему служебного несоответствия. А родители, вы о родителях подумали? Вы же лбы здоровые, а ведете себя хуже малышни. Тем хоть что-то объяснить можно, достучаться до сознательности, а вам… Как вам не стыдно.

Галина Николаевна вздохнула и помассировала виски, совсем как в прошлом году, когда целую неделю просидела на успокоительных. Помнится, тогда уральский балбес пнул меня под зад, а я горшком с геранью запустил. В голову не попал, зато угодил в настенную телевизионную панель, стоившую баснословных денег. Что и говорить, скандал удался на славу – пропесочили Соломатина с Синицыным по полной программе.

– Садитесь… Не с того я хотела начать урок… У нас сегодня новенькие… Вы проходите, не бойтесь – эти два обалдуя представляют опасность только когда сходятся вместе, а по отдельности вполне нормальные ребята.

Парень с девушкой вышли к доске и замерли напротив притихшего класса – пара десятков любопытных глаз с интересом уставилась на них. Как там сказала наша классуха: проходите – не бойтесь? Вновь прибывшие не были похожи на испуганных новичков, скорее наоборот: уверенные, знающие себе цену.

– Представьтесь пожалуйста.

– Вячеслав Сабуров – первым начал парень. – Восемнадцать лет, родился в Праге. Увлекаюсь искусством и политикой, надеюсь найти в вашем лице хороших друзей и верных товарищей.

– А Николай Петрович Сабуров вам кем приходится? – лилейным голоском вопросила Алла, известная модница и вертихвостка. Все-то она знала, но решила лишний раз покрасоваться перед мальчиком. Не то чтобы новенький был красавцем… Хотя кого я обманываю, он таким и был. Высоким, смазливым, с манерами и хорошо поставленным голосом – девчонкам такие нравятся. То-то они оживились, начали активно перешептываться и переглядываться. И что самое обидное, моя Олька тоже не сводила глаз с новичка.

– Николай Петрович Сабуров мой отец.

Класс зашумел, словно впервые услыхав эту новость. Ага, как же… Зарубина еще неделю назад всем растрезвонила. А вчера даже в вечно тухлом пацанском чате об этом написали, сразу после фоток голых красоток, которых запостил Паша.

– Тишина в классе! – Галина Николаевна повысила голос.

Причина возникшего шума была понятна: Николай Сабуров известный дипломат мирового уровня. Ему сам президент награду вручал – орден «за заслуги перед отечеством» энной степени. И по телевизору мелькал периодически, особенно когда заходила речь о ближневосточном конфликте. На внешность – представительный мужчина с аккуратной бородкой и манерами аристократа. Умный, интеллигентный, бесспорно талантливый. Сейчас перед нами была его полная копия, разве что моложе лет на тридцать и без бороды.

Стоявшая рядом девушка была под стать принцу от дипломатии. Не зря Костик говорил про модельную внешность, ей хоть сейчас на обложку журнала. И даже унылая форма учебного заведения не могла испортить общей картины. Черные волосы цвета вороненой стали сплошной волной спускались на плечи, обрамляя идеальные черты лица. Слишком идеальные, словно перед нами стоял не живой человек, а отредактированное цифровое изображение, ну или чудо пластической хирургии. Впрочем, на счет последнего были большие сомнения, потому как до двадцати одного года ложиться под скальпель было строго запрещено. Если только нет врожденных дефектов внешности вроде заячьей губы или вновь приобретенных уродств в результате болезни или несчастного случая.