Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

Мы посмеялись над незадачливым ухажером, точнее посмеялась она одна, а я лишь сделал вид. Кто даст гарантию, что завтра не будут обмывать косточки Синицыну, угощавшему спутницу «дешёвским» мороженым?

Романтические чувства, как кошка языком слизала, точнее, как Аллочка подтаявший пломбир. Она не была плохой или стервозной, она… она была Аллочкой. Находилась в полной гармонии с окружающим миром и сама с собой. Ничего не выдумывала и не сочиняла, пытаясь казаться лучше чем есть на самом деле. Она просто порхала по жизни, а то что завороженные танцем бараны целой отарой выстроились вдоль забора, готовые отдать последний клочок шерсти, так кто ж в этом виноват. Уж точно не Аллочка.

Тишину приемной нарушил резкий щелчок. Дверь кабинета распахнулась, и вздрогнувший от неожиданности Дюша, едва успел спрятать под стул палец со свежевытащенной козюлей.

На пороге появился мужчина в бархатном жилете поверх белоснежной сорочки. Уставившись на нас, и округлив глаза от удивления, он выдал протяжное «о-о-о».

– Мы на терапию, – тут же уточнил Дюша.

– А-а-а, – протянул догадливый психолог, – Новиков и Бурмистров, драка за гаражами… как же, как же… помню.

– Соломатин и Синицын, – поправил я.

– Да точно, – нисколько не смутился мужчина. – На терапию значит? Так это вы зря пришли, у меня сегодня отчетный день.

– Сука, – шипел раздосадованный Дюша, когда спускались по лестнице, – день у него отчетный. Не мог заранее предупредить или объявление повесить? Столько времени зря проторчали. А ты чего молчишь, Синица?

А смысл говорить? Вся школа была одной сплошной тратой времени: полчаса больше, полчаса меньше – разницы не играет. Главное, чтобы в личное дело Никиты Синицына не вписали категорию «С» с пометкой «психически неуравновешен». С подобным клеймом ни в одну военную академию не возьмут, а мне ну очень хотелось, поэтому с психологами старался не спорить и лишний раз плохого не говорить. А ну как подслушают доброхоты и донесут.

На выходе нас прощупала взглядами подозрительная охрана, но останавливать не стала. Лишь потребовала положить портфели в приемник сканера. Обычная процедура, которой подвергался каждый учащийся, а то вдруг чего запрещенного притащат в школу или того хуже, вытащат.

Несколько секунд ожидания и лампочка сканера загорелась зеленым. Я схватил портфель, привычным движением закинув лямку на плечо. Створки дверей гостеприимно расползлись в стороны, выпуская припозднившихся учеников на волю. На улице царила сырая промозглая погода, от одного вида которой пробивало на озноб. А тут еще холодный ветер забрался за шиворот.

– Дождик, бл…ть, – задумчиво констатировал Дюша. Соломатина можно было понять: ни зонта, ни капюшона – одна бритая макушка.

А вот у моей куртки капюшон имелся, только накидывать его я не спешил. Вместо этого вытянул ладонь из-под навеса и подождал несколько секунд. Не ощутив капель дождя, произнес:

– Вроде нет дождя.

Дюша мне не поверил, протянув руку следом. При этом вид имел сосредоточенный, словно не погоду на улице определял, а решал в уме квадратное уравнение. То же мне, интеллектуал… Лучше бы на уроках корчил умные физиономии. Хотел я подколоть Соломатина по данному поводу, но не успел – с мыслей сбил звук рычащего мотора. Огни фар выхватили из темноты серебристую полоску асфальта и каркас беседки, расположенной у восточного крыла.

– Красный «Даут», – заявил Дюша. Уж не знаю, как он умудрился разглядеть автомобиль в темноте. Модель еще худо-бедно угадывалась, благодаря отблескам света от окон с первого этажа, но вот цвет…

А Дюша пошел еще дальше. Через пару секунд был определен пассажир, находящийся в салоне автомобиля.

– Ухажер Ильязовны приехал.

Киря, он же Мажор – бандюган местного разлива. Сам по себе ничего не значил, и был обыкновенным пацаном со спальных окраин. Но вот однажды довелось ему сдружиться с Ильей, сыном Прокопыча. Того самого Прокопыча, что в свое время ходил в ближниках у авторитета всеросийского масштаба – Шункара. И поперла в гору криминальная карьера до той поры никому неизвестного Кирилла. Внезапная власть вскружила голову: красивые женщины, дорогие тачки, брендовая одежда – парень ни в чем себе не отказывал, потому и прозвище получил соответствующее – Мажор. Гордился им, как профессор ученым званием, и даже татуировку набил соответствующего содержания.

Тоже мне, нашел повод для пафоса. Или не понимал смысла обретенной кликухи? Мажор – это не только представитель золотой молодежи, но еще и человек, кичащийся незаслуженно обретенным богатством. Добившийся успеха благодаря родителям или, как в случае с Кирей, друзьям. Без Прокопенко младшего он был никто, пустое место, ноль без палочки.

И вот этот самый ноль без ума влюбился в нашу училку по программированию. Никто толком не знал, когда и при каких условиях они познакомились, и что могло связывать молодую интеллигентную девушку из ученой семьи и мелкого уголовника, играющего роль крутого бандита. Но факт оставался фактом – они встречались… Ну или почти встречались.

Разные слухи ходили по школе: кто-то видел, как молодую учительницу подвозили на дорогой тачке, кто-то видел их обедающими в ресторане. Лично я свечку не держал, поэтому относился к подобным сплетням с долей здорового скептицизма.

Мотор утробно зарычал, прибавив оборотов. Автомобиль резко дернулся, и взвизгнув шинами, описал полукруг по мокрому асфальту. Яркий свет фар выхватил из темноты стену школы, заросли кустов, и двух человек, стоящих возле беседки. Диану Ильязовну я узнал сразу, по кокетливой шляпке из прошлого столетия. В отличии от спутницы Василий Иванович умел сливаться с серой массой, поэтому и был облачен в лётную кожанку, продающуюся на каждом углу, плюс надвинутую на глаза кепку. Если бы не характерный жест, я бы сроду его не признал. Вечно у Василия Ивановича протез заедал, оттого и хлопал себя по колену, словно революционный матрос, собирающийся сплясать «Яблочко».

Дубоватый уборщик, изрядно потрепанный жизнью, и молодая симпатичная учительница… Интересно, что они делают вместе на улице? Неужели Василий Иванович, не склонный к «глупому романтизму», вдруг взялся проводить девушку до дома? Нет, быть того не может, у них же контры: постоянно цапаются друг с другом. А после того, как Диана Ильязовна была уличена в работе на психолога из Москвы…

Додумать мысль я не успел. Даут в очередной раз взрыкнув мотором, сорвался с места и полетел в сторону беседки, набирая ход.

«Все, хана Василь Иванычу», – столь же стремительно пронеслось в голове. Глаза сами собой зажмурились, а когда они открылись то обнаружилось, что ничего с уборщиком не случилось, как и с учительницей, схватившей спутника за плечи и теперь выглядывающей из-за его спины.

Даут успел затормозить, проделав оставшийся путь юзом. С визгом проскользил по мокрому асфальту, поднимая волну брызг.

Дверцы машины хлопнули, выпустив наружу двоих. Тот, что сидел на месте водителя, явно никуда не спешил, манекеном замерев возле капота, а вот второй… Второй подлетел к Василию Ивановичу и принялся активно жестикулировать. До ушей долетели обрывки фраз, насыщенные угрозами и матом.

Нужно быть полным кретином, чтобы не понимать, кто это… Тот самый зарвавшийся Мажор, на днях отметеливший трудовика. Доказательств тому не было никаких, но в школе поговаривали, что зря Аркадий Борисович взялся столь рьяно ухаживать за «програмичкой». Вот и заработал проблем на свою лысую голову. Следующим на очереди был Василий Иванович.

– Пиз…а уборщику, – прокомментировал Дюша происходящие события.

Да вот хрен вам!

Я сам не понял, как сорвался с места, как ноги понесли в сторону горящего ярким светом автомобиля. На встречу пахнуло дождем и отчего-то одеколоном, приторным до одури и сведенных скул. Мыслей в голове не было никаких, только сердце стучало в ушах, а еще голос Мажора, отчетливо прозвучавший в ночи:

– Дядя, я же тебя предупреждал, чтобы к Дианке не совался…

Я опустил взгляд, пытаясь разглядеть под ногами завалявшуюся железяку или булыжник, как тогда, перед гаражами. Но вот беда – не было ничего на асфальте, кроме разноцветной листвы, занесенной ветром с дикого сада. Ни камня, ни даже веточки, лишь блики света дрожали на темной поверхности луж.

– О-па… а ты кто такой, залетный?

Я поднял голову и понял, что пришел. Порванные на бедрах скинни, толстая цепочка на загоревшей шее и наглый, чутка прищуренный взгляд – все это принадлежало Мажору. Раньше не доводилось встречаться лично, но чуйка отчего-то подсказывала – он это, больше не кому.

– Вали, сопляк, пока цел.

Кулаки сжались до боли, тело напряглось, готовое к удару в любую секунду. Кажется, Мажор, что-то такое почувствовал, потому как угрожающе процедил:

– Жить надоело?

И даже корпус наклонил в мою сторону, но тут заговорил Василий Иванович:

– Ты про меня не забыл?

Щека Мажора нервно дернулась, перекосив ухоженное лицо. Он нарочито медленно принялся разворачиваться в сторону главного оппонента. Слишком медленно… За это время мы успели обменятся взглядами с уборщиком. Кажется, он хотел, чтобы я свалил к чертям собачьим. Только поздно, Василий Иванович, вы же сами учили поступать правильно. Вот я и поступаю.

– Ты как со мной разговариваешь, ты…, – Мажор снова стал заводиться. Подкидывал в топку слова, распаляя угасшее пламя гнева, только выглядело это как-то… Не знаю, не убедительно, что ли. Вот безногий инвалид с надвинутой на глаза кепкой смотрелся солидно, как и водитель «Даута», с ленцой наблюдавший за разворачивающимися событиями. Он не спешил помогать приятелю, предпочитая роль театрала, пресыщенного зрелищами.

Помимо вышеозначенных персон был здесь еще один человек. Диана Ильязовна не выглядела жертвой с трясущимися губами и круглыми от страха глазами. Не пряталась за чужой спиной от яркого света автомобильных фар – это Василий Иванович сделал шаг вперед, пытаясь загородить собою молодую учительницу.

А еще она понимала, что любое неосторожно сказанное слово может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому молчала и смотрела суровым взглядом: то на Мажора, то на меня… И снова на Мажора, и снова на меня… А я-то здесь причем?

Пока пытался понять, от кого больше исходит угрозы: от бандюгана местного пошиба или строгой учительницы, атмосфера заметно накалилась. Мажор таки умудрился набрать оборотов и теперь разгонял ситуацию, готовый перейти к решительным действиям.

– Я тебя по базам пробил! – орал он, обнажая ряд идеально ровных зубов. – Ты, поломойка школьная!

Видать плохо пробил – у Василия Ивановича армейское прошлое на роже высечено.

– Чё, в героя поиграть вздумал, хрен старый?!

И тут неожиданно не выдержал водитель красного Даута. Может успел просчитать ситуацию и понять, что ничего хорошего из намечающегося конфликта не выйдет, а может просто устал стоять у пышущего жаром капота.

– Кир, поехали.

Сказанное пришлось повторить дважды, потому как орущий Мажор не сразу услышал обращенные к нему слова.

– Подожди, я с ним еще не закончил.

– Кир, не здесь.

– Почему нет? Самое время учить борзых.

– Не слишком ли молод, чтобы учить? – удивился Василий Иванович.

– Слышь, дядя, не тебе решать, кто и на что право имеет. Я в жизни своей столько всего перевидал, тебе даже не снилось, – рука Мажорчика взвилась в воздух.

Я дернулся всем телом, думая, что вот оно – началось, но отполированный до блеска ноготь лишь ткнул в грудь Василию Ивановичу. Точнее, указал направление, так и не рискнув коснутся блестящей от капель дождя кожанки.

– Каждый чепушила должен знать свое место, – растягивая звуки, протянул бандит.

«Ох ты ж, бл. ть», – прочиталось на удивленном лице Василия Ивановича. Он может быть и ругнулся в ответ, вот только рядом стояла Диана Ильязовна, не терпящая бранных слов.

– Ты у меня ходить не сможешь, сука! Кровью харкать…, – Мажор вдруг заткнулся и уставился в темноту. Дернулся и его дружок у капота, спешно засовывая правую руку в карман. Их можно было понять, потому как из темноты ночи выплыла фигура богатырских размеров.

Это я в свои девятнадцать выглядел пацан-пацаном, а Дюша походил на здоровенного мужика, особенно когда отпускал щетину. Он и днем-то смотрелся солидно, а ночью и вовсе выглядел угрожающе: квадратный шкаф с выпирающей антресолью. И куртку носил соответствующую, которая нифига не грела, зато до анатомических подробностей обтягивала здоровенную бицуху.

– Ты еще кто такой? – искренне удивился Мажор.

– Я с ними, – Дюша кивнул в мою сторону.

– Тебе чего, жить надоело?

Секунда, вторая – пропитанная промозглой сыростью. Физиономия Мажора – злая и одновременно растерянная. Неразговорчивый водитель Даута, спрятавший руку в кармане пальто. Явно не озябшие пальцы греть засунул, и уж точно не за леденцами полез. Почувствовал неладное и Василий Иванович, одним неуловимым движением сместивший корпус и полностью закрывший собою учительницу: то ли от ножа, то ли от выстрела.

Секунда, вторая… ничего не случилось. Лишь замершие в напряжении фигуры и мелкие капли вновь принявшегося накрапывать дождя.

– Уезжаем, – на этот раз Прокопыч-младший не предлагал, он приказывал.

По лицу Мажорчика тенью промелькнула обида, как у ребенка, которого раздразнили конфетами, так и не дав надкусить.

– С чепушилой чё делать? – попытался он возразить.

– После.

Несостоявшийся ухажер хотел еще что-то добавить, но дверца Даута хлопнула: Прокопыч младший забрался в теплый салон, не собираясь тратить время на бессмысленные споры. Сразу стало понятно, кто в их паре главный, а кто так… собачка на привязи. Пафосному, раздувшемуся от гонора Мажору прилюдно указали на место.

Поняли это окружающие, понял это и он сам, поэтому внимательно оглядел лица присутствующих, словно пытался запомнить свидетелей собственного позора. Задержался взглядом на Василии Ивановиче, зло выплюнув:

– А с тобой уборщик, мы еще не закончили.

После чего открыл дверцу и забрался в автомобиль.

«Сейчас как даст по газам!» – мелькнула в голове заполошная мысль. Захотелось прыгнуть под защиту беседки, а лучше броситься бежать со всех ног в темноту. Но против ожидания водитель Даута никого давить не стал. Лишь рыкнул на прощанье мотором, и унесся в ночь, разбрызгивая веером скопившиеся лужи.

– Та-ак, – против ожидания первой заговорила Диана Ильязовна. Она вышла из-за спины Василия Ивановича и теперь принялась разглядывать наши лица, совсем как Мажор секундами ранее. Вот только Мажор куда меньше жути нагонял. – Молодые люди, почему гуляем в столь поздний час?

– К психологу ходили, – за нас двоих ответил Дюша.

– Допустим… А здесь-то что забыли? Кабинеты психологической поддержки располагаются на третьем этаже.

– Так это… нас не приняли. Сказали, отчетный день, мы и пошли домой.

Дюша порою такую околесицу несет. Неужели не понимает, что это всего лишь подводка к главному вопросу: какого хрена Синицын и Соломатин влезли не в свое дело. Сейчас начнут распекать по полной программе, куда там Мажорчику. Ильязовна в свойственной ей интеллигентной манере умела любого поставить на место, только с влюбленным бандитом справиться не могла.

Я готов был начать оправдываться, но тут внезапно за нас вступился Василий Иванович.

– Предлагаю разойтись.

– Разойтись? И что, вы им даже ничего не скажете? А если бы их избили?!

– Этих что ли? – Василий Иванович окинул нас оценивающим взглядом. – Этих разок можно, только бы на пользу пошло.

– Да что вы такое несете?! Думаете, шутки?! Вы даже не представляете, что это за люди. Они очень опасны, особенно тот второй. Им человека убить ничего не стоит. А эти глупые мальчишки влезли, куда не просят, под удар подставились. Но ничего, я завтра сама с Ильей встречусь…

– Диана.

– … и переговорю.

– Диана!

– Он человек рассудительный, он обязательно поймет.

– Диана, с кем вы встречаться собрались?

– Завтра с утра поеду и перего…

Василий Иванович схватил говорившую за плечи и с силой встряхнул. Учительница словно очнулась от горячечного бреда. Часто-часто заморгала, переводя взгляд то на нас, то на стоящего перед ней мужчину.

– С кем вы собрались разговаривать? – медленно повторил он вопрос.

– С Ильей… С Ильей Прокопенко.

– Вы не будете с ним встречаться.

– Почему?

– Потому что это распоясавшиеся от безнаказанности пешки, не понимающие нормального человеческого языка. И Илья, и этот ваш Отелло, чтоб их кости гиены обглодали… Говорить надо с тем, кто стоит рангом выше, и кто способен зарвавшуюся шелупонь поставить на место.

Василий Иванович сильно заблуждался, если рассчитывал столь легко убедить строптивую учительницу.

– Это не ваши проблемы, и не мальчиков, а мои. Поэтому я самостоятельно их решу, без чьего-либо участия, – гордо заявила она.

– Я и смотрю, как вы их решаете.

– Что?

– Сколько людей должно оказаться в больничной палате, прежде чем вы разберетесь с личной жизнью.

Если бы взглядом можно было убивать…

– Не ваше дело.

– Мое.

– А я говорю – не ваше. Здесь вам не Африка, а вы… а вы всего лишь школьный уборщик, задача которого убирать грязь.

– Это вы хорошо сказали… про грязь, – Василий Иванович задумчиво поскреб щетину. – Кто-то же должен ее убирать.

На следующий день приключилось сразу несколько событий.

Не успел я переступить порог школы, как оказался в цепких объятиях Сарбаевой. Хотя какие нафиг объятия, скорее хищная хватка. Диана Ильязовна несмотря на внешне хрупкий образ, по характеру своему напоминала скорее тигрицу. Прижала нас с Дюшей к стенке и в ультимативной форме потребовала больше не вмешиваться в чужие дела, а покамест вопрос не разрешится, вести себя крайне осторожно: лишний раз на улице не гулять, и в школу ездить исключительно на такси.

Потом нас отыскал Василий Иванович и сказал приблизительно тоже самое, только в куда более грубой манере.

– Денег нет, каждый день на такси кататься, – попытался возмутиться я.

– Малой, а ты случаем не оборзел? Я кому пару дней назад две с половиной тысячи перечислил? Или уже все просрать успел?

Во-первых, не пару дней, а гораздо больше, а во-вторых, ничего я не просрал. От силы рублей пятьдесят потратил на разные мелочи вроде флэшек и запчастей к домашнему компьютеру. Основная же сумма, полученная в награду за рекордное прохождение уровня, хранилась в банке до лучших времен.

– Я тоже не могу из школы сразу домой, – пробубнил Дюша, не выдержав столь наглого посягательства на личные свободы. – У меня планы на вечер.

– Какие у тебя могут быть планы, красный богатырь? Люлей получать за гаражами и на крыльце яйца чесать? Короче, с неделю потерпите, ничего с вами не случится, а дальше Василий Иванович вопрос решит… Свободны!

Я все ждал, когда мы огребем за то, что влезли не в свое дело, но уборщик повел себя странно. Вчера защищал перед Дианой Ильязовной, а сегодня и словом не обмолвился по поводу случившегося. В системе градации не склонного к комплиментам Василия Ивановича это кое-что значило… «Молодцы парни», или может даже «спасибо».

– Почему он назвал меня красным богатырем? – спросил Дюша, когда мы вышли из каморки. – С богатырем все понятно, меня так многие в школе называют, еще от прежнего физрука повелось. А красный почему?

– Раньше в старину красный означало красивый. Красная площадь, красна девица, ради красного словца.

– Бред, – заключил Дюша, – в этом нет никакого смысла.

То, что бред, я был абсолютно согласен: не станет Василий Иванович ни с того ни с сего человека красивым называть, который одного с ним пола. А вот по поводу смысла… Был он, только кто ж теперь разберет, этот странный африканский юмор.

После урока геометрии произошло нежданное событие. Я выложил на стол учебник с тетрадкой, и уже полез в боковой кармашек за пишущими принадлежностями, когда вдруг раздалось:

– Привет!

Привет, от которого мурашки бегут по коже и неприятно сжимается сердце. Делаю резкий разворот, и встречаюсь с насмешливым взглядом Володиной.

– Не понял, а ты чего здесь забыла?

– Я здесь сижу.

– С сегодняшнего дня Марина моя соседка, – подтвердил Дюша.

Ох ты ж бл. ть, уже Марина… Хорошо, не Мариночка. Ну ладно Кузька, душа влюбленного поэта, а красный богатырь куда полез? Ему всегда жопастые и сисястые нравились, чтобы было за что подержаться. Володина, конечно, не гладильная доска, но и до Марты «пятый калибр» из параллельного «А» ей было ой как далеко. Да и не любил Дюша девчонок с заморочками: сам пацан был несложный, и барышень выбирал себе под стать. Чего не скажешь о новой соседке.

– Изгнали из стаи? – не выдержав, съязвил я. Получилось излишне злобно, потому как витавшая на губах девушки улыбка мигом исчезла. Теперь передо мною сидела не дружелюбная, настроенная поболтать одноклассница, а безэмоцианальная тварь – ледяная королева во всем своем великолепии.

– Я не животное, поэтому в стае не состою, – холодным тоном заметила она.

– Синицын, прояви хоть капельку уважения к девушке, – вмешалась в разговор Агнешка.

И эта дура туда же, защищать взялась. Неужели не видит, какую змею на груди пригрели? Не понимает, что не просто так она пересела, что разводят нас, как последних лохов. Вон он, главный кукловод, стоит у окна в окружении свиты и улыбается. Делает вид, что слушает шестерку в лице Юнусова, а сам смотрит в нашу сторону. Наблюдает, гнида…

И до того я завелся, что понял – точно гадостей наговорю. Поэтому кинув портфель под парту, вышел в коридор, свежим воздухом подышать.

Встал у подоконника и принялся считать капли дождя на стекле. Досчитал до пятого десятка, когда рядом возник Дюша.

– Синица, ты чего на Володину взъелся?

– А ты не понимаешь?

– Не понимаю.

Ну, конечно, куда тебе твердолобому, до скрытых глубин женского коварства.

– Помнишь вечеринку для избранных в особняке Сабуровых?

– Ну?

– Она меня туда зазывала.

– Гонишь.

– И какой смысл мне врать?

Смысла не было, поэтому Дюша воздержался от высказывания очередных сомнений.

– Пригласила лично Володина. Подошла на переменке и сказала, что Ольки с Костиком не будет, поэтому можно будет не парится по поводу их присутствия. Мы с Корольковой тогда только расстались… в общем сплошные нервы.

– Подожди, – не понял Дюша, – так они же там были.

– В том-то и дело, что были, – зло процедил я. – А теперь представь, какой бы вышел кордебалет, прими я приглашение. Трезвым готов был придушить Лощинского, а по пьяни… Драка им была нужна, развлечение на вечер. Кто-то любит смотреть скандальное шоу по телевизору, а кто-то устраивает цирк в живую.

– Сложно это как-то, – Дюша недоверчиво нахмурился.

– Сложно? А где ты простоту в их поступках увидел? Это же элита, белая кость…

– Хочешь сказать, они специально?

– Нет, Дюша, случайно… Да очнись ты, или мало люлей отхватил от бывших друганов?

– Это другое! Это наши внутренние терки.

– Пипец, – я вздохнул и прижал лоб к холодному стеклу. За окном накрапывал мелкий осенний дождик. Беспросветные тучи заволокли небосвод до горизонта, и не было никакой надежды увидеть синее небо. Лишь непроглядная серая хмарь.

– Никитос, ты загоняешься.

– А по-моему, это ты не догоняешь.

– Тогда объясни, какой смысл в их интригах? Зачем им все это?

– Затем, что могут. Затем, что это власть, ощущение силы. Мы для них кто – быдло обыкновенное, которыми можно и нужно управлять, а они элита – высшее общество.

– Не понимаю.

Не понимает он, баран твердолобый.

– Когда твой бывший друган до Тони-тихони докапывался, понимал? Когда глумился и еду с подноса на пол сбрасывал, понимал? Это ведь тоже чувство превосходства, только выраженное в другой, менее интеллектуальной форме. Обижать безобидную девчонку много ума не надо, а вот стравить целый класс и, поудобнее устроившись в ложе, наблюдать сверху за схваткой… Я не удивлюсь если узнаю, что Володина пересела к нам с единственной целью – поссорить.

– Погоди, – Дюша затряс головой, пытаясь переварить услышанное. – Ты же сам видел унылую физиономию Сабурова. Они же с Володиной разругались.

– Я видел только то, что мне показали – фикцию, дешевую постановку для неискушенного зрителя. Мы рты раскрыли, а они трахаются по ночам и смеются над доверчивыми лопухами, которых обвели вокруг пальца.

Дюша замолчал. Нет, он еще не поверил моим словам, но уже начал задумываться, а это хороший знак.

– Сам посуди, Володина только появилась, а мы уже ругаемся, – решил я закрепить успех, но, кажется, в этот раз промахнулся с аргументацией.

– Синица, ты совсем крышей двинулся? Кругом сплошные тайны и заговоры – прямо Византийский двор, а не двенадцатый «В». Знаешь кто во всем виноват – рыжая твоя, которая рога наставила. Из-за нее в каждой бабе подвох видишь.

Вот и поговорили, оказывается Олька всему причина.

– Балбес ты, Дюша.

– Сам ты балбес.

Пропало всякое желание продолжать беседу. Пропало оно и у Дюши, поэтому засунув пальцы за ремень, он развернулся и зашагал в класс. Вид при этом имел самый независимый… интеллектуал хренов. Я тоже было подумал вернуться за парту, но тут в коридоре показалась длинноногая Ковальски. Оглядевшись, девушка прямым курсом направилась ко мне. Нет-нет, никого здесь нет.

– Синицын, нам надо поговорить, – разнесся по коридору командный голос Агнешки.

До чего же хочется оказаться за окном, в школьном дворе, залитым осеннем дождем. Лишь бы подальше отсюда…

Разговор с соседкой по парте вышел непростым и это еще мягко сказано. Оказывается я только и делал, что третировал новенькую девчонку. Да-да, Никита Синицын постоянно обижал ледяную королеву, где словом, а где и делом: выказывая свое полное пренебрежение. И откуда только слово такое взялось – третирую. Не было его раньше в лексиконе Агнешки, в отличии от Кузькиных запасников.

Это домовенок настучал Ковальски про тот случай в библиотеке, когда я не выдержал и сорвался. Главное, про то, что меня за грудки хватал – не рассказал, а про то, как Синицын орал, живописал во всех подробностях. Балбес влюбленной.

Понятно, я не выдержал и снова сорвался на крик.

– Да насрать на Володину!!!

– Никит, я все понимаю, – Агнешка, до того пилившая меня, вдруг успокоилась, окинув заботливым взглядом. – Расставание с Корольковой повлияло…

– Не лезь! – предупредил я по-хорошему. Один копался в грязном белье, теперь вторая принялась. Психологов в школе развелось выше крыши, а только очевидных вещей не замечают. Мы из-за этой стервы в первый же день переругались, стоило ей пересесть к Дюше за парту. Не напрягаясь, враг внес раскол в наши ряды, а что будет дальше?

– Никит, я тебя прошу, не трогай Марину.

– Да кто ее трогает?!

– Ты знаешь, о чем я. Стоит ей рядом появиться и тебя словно черти раздирают. Даже из библиотеки выгнали.

Если бы один взбалмошный дурачок за грудки не хватал, все было бы нормально. Я тяжело выдохнул, приводя расстроенные нервы в порядок. Заодно провел ладонью по макушке, пытаясь пригладил волосы. Совсем как Кузьма стал, еще не хватало начать тянуть их в разные стороны.

– Кит, я не прошу тебя с ней подружиться. Просто придерживайся формальных правил поведения. Неужели так сложно поздороваться в ответ? Сказать обычное привет, вместо злобного «чё надо».

Хотите видимость благополучия? Хотите змею подколодную на груди пригреть? Хрен с вами, делайте, что хотите – Синицын умывает руки. Молчать будет в тряпочку, чтобы в конце года сказать коронное: «я же вас предупреждал». Только кому от этого легче станет.

– Никит, мы договорились?

– Да.

– Спасибо, – прошептала девушка и вдруг крепко сжала мою ладонь. Обхватила пальцами, изобразив то ли рукопожатие, то ли элемент борцовского приема. – Спасибо, – вновь прошептала она.

Выполнить взятое на себя обещание оказалось на удивление легко. Беседу по душам провели не только с Синицыным, но и с Володиной, поэтому девушка игнорировала меня – я ее, а большего и не надо.

Кружок оппозиции с появлением нового члена в своих рядах начал претерпевать изменения. Пускай и незначительные на первый взгляд, но я фиксировал каждую мелочь, пытаясь вывести шпиона на чистую воду. Увы, тщетно – вражеский агент был слишком хитер, ничем себя не выдавая. Пока не выдавая…

Вместо ожидаемого разброда и шатания, девушка вдруг привнесла единство в нестройные ряды. Стала своеобразным магнитом, а две наши парты – центром сосредоточения отвергнутых элитой сил.

И вроде бы ничего особого не делала: не произносила пламенных речей, не сплачивала коллектив, устраивая модные нынче тренинги. Говорила меньше других, предпочитая слушать, но народ продолжал к ней тянуться. К девушке, от которой за версту веяло высокомерием и холодом. В чем же причина?

Сначала я решил, что ответ лежит на поверхности: окружающие банально ведутся на красивую обложку. Тот же Кузьма смотрел на ледяную королеву не отрывая глаз, готовый ловить каждое произнесенное ею слово. Допустим с этим персонажем все понятно, а как быть с Агнешкой?

«Марина то, Марина это» – неслось от Ковальски в последние дни. Принципиальную и резкую, как утренний понос, девушку было трудно обвинить в слабохарактерности. Обыкновенно она брала на себя роль лидера, и играла первую скрипку, что в дружбе, что в спорте. Не зря Агнешку сделали капитаном волейбольной команды, способной не только завести во время игры, но и напихать в раздевалке. Она и ударить могла, не как представительница слабого пола – ладошкой по лицу, а по-мужски – кулаком в нос. Был тут один придурок, решивший протестировать Агнешку на знание польских ругательств. Опухшей перегородкой и пущенной вьюшкой Ковальски доказала, что является полиглотом, и не только по-мордовски материться умеет. Короче, девчонка с характером, и вдруг такое уважение к врагу. С чего бы?

Я не выдержал и поинтересовался напрямки. На что Агнешка посмотрела на меня совсем уж грустно:

– А ты так и не понял, Синицын?

– Нет.

– Что с тебя взять… мальчишка, – и чуть тише добавила, – или просто дурак.

Сами вы дураки и дурочки. Я в отличии от некоторых смотрел на вещи трезво и Володину в роли «мученицы», не признавал. Подумаешь, отказала первому парню в школе, сыну того самого Сабурова. Постановка это и сплошная игра, а даже если и не игра, сколько у нее еще этих Сабуровых будет. С такой-то внешностью выбирать замучается.

Девчонки были склонны мелодраматизировать. Стоило только услышать про любовь, и они готовы ахать и охать, схватившись ладонями за щеки. И что такого сентиментального они нашли в поступке Володиной? Не понимаю… отказываюсь понимать.

В середине декабря состоялось знаменательное событие – выпал первый снег. С утра лежал тонким покрывалом, а к обеду растаял грязными лужами на асфальте.

Василий Иванович по такому случаю достал из запасников упаковку редкого чая.

– Друг с Индии прислал. Говорит, вкус отличный с этим… как его там… миндалем. На новый год обязательно заварим.