Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

Дойдя до бронзового постамента в честь великого русского поэта, я остановился. Впереди виднелась огромная ель с искусственным снегом на мохнатых ветках. Толпы народа слонялись вокруг, утопая в веселом гомоне и смехе, а хриплый динамик надрывался голосом Дедушки Мороза. Центральная аллея буквально кипела от жизни. Моя осторожность подсказывала, что нужно идти по ней, что так будет безопаснее, а левая культя… Левая культя болела и требовала покоя. Поэтому поразмыслив, я выбрал короткий путь. Свернул направо и по небольшой дорожке углубился в заросли парка. Пока по аллее дохромаю, натру обрубок до кровавой мозоли, а здесь выходило напрямки, с солидной экономией по времени.

Спустя две минуты я пожалел о принятом решении. Беговая дорожка впереди была плохо освещена, да к тому же оказалась слишком узкой. Густые заросли вплотную подступали к ней, формируя зеленый забор. Точнее зеленым он был днем, а сейчас выглядел, как сплошная темная стена.

Фонарей практически не было, а те, что имелись, выдавали тусклый мерцающий свет. Все силенки уходили на освещение центральной аллеи, а периферии доставались лишь жалкие остатки. Густые тени причудливо шевелились в ночи, меняя формы: превращались то в диковинных животных, то в фигуры людей. Я пару раз вздрагивал, принимая высокий куст за притаившегося человека.

Что, Василий Иванович, ноженьку пожалел? А собственной головы тебе не жалко? Совсем страх потерял на старости лет.

Немного поразмыслив, я счел за лучшее переложить Грач в боковой карман. Только сжав ладонью холодную рукоять, малясь успокоился. Главное, перед магазином не забыть убрать обратно во внутренний. Еще не хватало боевое оружие перед кассой выронить, на глазах у изумленной охраны.

В ночное небо со свистом взвилась очередная ракета и под улюлюканье далекой толпы взорвалась. Сотни огоньков яркой вспышкой осветили ночное небо, дождем посыпались на землю, угасая и превращаясь в тонкие дымные полосы. Причудливые тени вытянулись в линии, забегали по узорчатой плитке беговой дорожки. Одна из них уж слишком подозрительно напоминала человека, притаившегося за ближайшим деревом. Снова показалось?

Интуиция, притупленная годами мирной жизни, молчала, а вот рука с пистолетом действовала на автомате. Взяв оружие наизготовку, я сделал пару шагов вперед. Подозрительная тень шевельнулась, и в этот раз мне точно не показалось. Черная фигура дрогнула, отделяясь от ствола дерева. И тогда я нажал на спусковой крючок: не раздумывая ни секунды, действуя на давно забытых рефлексах.

Звук выстрела потонул в густых зарослях парка, в гомоне толпы, в хлопках многочисленных шутих и петард. Неизвестный тяжелым мешком завалился на беговую дорожку. Упал и слился с окружающей чернотой.

И снова свист ракеты, улюлюканье развеселившейся публики – мгновенье, и яркий всполох освещает ночное небо. Под ногами, раскинув руки крестом, лежало тело мужчины. Это вполне мог быть перебравший спиртного гуляка или заблудившийся прохожий. Не было в его одежде ничего примечательного: кожанка, джинсы, высокие ботинки на модных нынче липучках. Оружия в руках неизвестного не нашлось: ни ножа, ни пистолета. Разве что из кармана вылетела прямоугольная коробочка, похожая на телефон. Ага, а в левом ухе торчит серебряная блямба наушника. Или слушал музыку в плеере или…

Очередной фейерверк потух и тело жертвы окуталось тьмой.

… или кто-то меня ведет.

Даже не знаю, что хуже: завалить ни в чем неповинного гражданского или угодить в криминальную переделку. Если последнее, то валить нужно немедленно, лучше всего через кусты. Словно в подтверждении моих мыслей за спиной раздались торопливые шаги. Бежало двое или трое, прямо по дорожке, на которой стоял.

Твою же дивизию… Больше сомнений не оставалось, и я ломанулся направо. Высокий забор из кустов возник прямо перед глазами. Прикрыв ладонью лицо, сделал шаг вперед и услышал хруст ломаемых веток. Острые как шипы прутья, царапали кожу, рвали куртку, цеплялись за брюки, норовя отшвырнуть назад. Но я упорно шел вперед – пер, как самый настоящий бульдозер, и непременно бы допер, если бы не ноги…

Протезы подвели в очередной раз. Две гребаные палки, торчащие из огрызков ног: ходишь на них как на ходулях, не чувствуя земли. Я даже не понял причины, по которой упал. Секунду назад занимал вертикальное положение и вот уже лежу на земле, вдыхая запах прелой листвы. Преграду миновал, но вот на культяпках не удержался.

Топот ног все ближе и ближе, слышны голоса. Сквозь густые заросли замелькали огни фонариков. Были бы здоровыми конечности, давно бы вскочил и дал деру, но увы… мне только и оставалось, что лежать, и вслушиваться в голоса по ту сторону преграды.

Труп обнаружили быстро. Трудно было рассчитывать на иной исход, учитывая тот факт, что тело убитого лежало прямо посреди дорожки. Кто-то из вновь прибывших принялся отчаянно материться, поминая преисподнюю. Другой громко разговаривал по телефону, с трудом переводя сбитое дыхание.

– Да… да, Мурада грохнули. Чё? А я, мля, откуда могу знать?! Ты на выходе стоишь, вот и звони Жоре, докладывай. А? Не понял, какое тебе, мля, усиление требуется? Танки с вертолетами?

Лучи фонарей забегали по ограде. Один из них уперся прямо в мое лицо, так что пришлось зажмуриться от яркого света.

– Леха, смотри! – загнусавил один из голосов. – Ветки поломаны, он здеся утек.

Говоривший по сотовому умолк. Несколько секунд ничего не происходило, а после воздух наполнился очередным потоком брани.

– Чё замерли? Ждете, когда карась сам на поклевку пойдет? Ноги в руки и вперед.

– Леха, у него ствол, – нерешительно заметил гнусавый.

– А у тебя чё, зубочистка в кармане? Вперед, я сказал… Оба!

Ветки кустов затрещали и из пролома вывалилась первая фигура следопыта. Едва не наступив на меня, он слепо повел фонариком, выхватывая из темноты чернильные пятна деревьев. Спустя мгновение рядом с ним показался второй.

– Утек, да? – с надеждой в голосе вопросил он.

– Конечно утек, а чего ему здеся делать? – авторитетно заметил гнусавый. – Поди уже попутку поймал и дал деру.

– Если попутку, это хорошо. Чёта я очкую воевать в таких джунглях.

– Я не понял, бакланы? Вы там еще долго трещать собираетесь, – проорал оставшийся по ту сторону кустов главный.

Тени неохотно дернулись и заскользили вглубь парка, ворча и тихо переговариваясь. Они не планировали разделяться, тем самым пытаясь расширить круг поисков. Шли как парочка грибников, высвечивая путь и выхватывая из темноты отдельные предметы.

Что ж, так даже лучше. Перевернувшись на живот, я замер и вслушался в темноту: шаги главного удалялись вглубь парка. Он продолжал орать в трубку, требуя от неизвестного Димона оторвать задницу и принять меры. Что же касалось парочки грибников, то она отошла на достаточно безопасное расстояние, лишь лучи фонарей мелькали вдалеке.

Рядом никого не было, если не брать в расчет лежащий на дорожке труп. Вряд ли он поднимет тревогу, поэтому можно начинать скрипеть суставами. Безногому инвалиду чтобы подняться, требовалась целая процедур. Опереться локтем, подтянуть ноги, встать на колени. Подобрать культяпку и только тогда попытаться занять вертикальное положение, в обязательном порядке отыскав точку опоры. В моем случае это был шершавый, слегка влажный ствол дерева.

Левый обрубок заныл, несогласный с предложенными нагрузками. Потерпи родимый, потерпи малясь. Я тоже по ступне скучаю…

Задрав штанину, проверил застежки: еще не хватало, чтобы протез отстегнулся во время движения. Только убедившись, что крепление в полном порядке, я двинулся в путь.

Была мысль сообщить Михалычу о возникших трудностях, телеграфировать сигнал «SOS». Но имелось тому пара препятствий: во-первых, не хотелось лишний раз светить экраном в темноте. В такое время суток даже небольшой огонек был маяком для пытливого взгляда. А во-вторых… а во-вторых, я оставил сотовый дома. Все никак не мог привыкнуть к новому кирпичу. К старому рука тянулась на автомате, даже вспоминать про него не приходилось, а этот словно чужой. Ну не лежит к нему душа и все тут.

Значит будем обходиться без средства связи, раз уж голова не работает.

Осторожно переставляя ноги, я брел на ощупь. Хотя какое там… толком ничего и не щупал, скорее отталкивался от внезапно возникавших на пути стволов деревьев, да раздвигал голые прутья кустов. Густые тени изредка оживали, стоило очередной ракете фейерверка взмыть в воздух. На доли секунды, а потом окружающий мир вновь погружался в темноту. Когда видимость падает до нуля, все что остается – ориентироваться на звуки. Именно по ним я и шел, выбрав конечным пунктом трассу. Уж шум-то проносящихся на скорости автомобилей ни с чем не перепутаю.

Днем парк казался небольшим – земельный участок размером с пятачок, всеми забытый и затерянный. Ночью же он разрастался до невообразимых размеров: настоящие лесные джунгли в центре городской застройки.

Да когда же он закончится… Я все шел и шел, потеряв счет времени. Тупо переставлял протезы, вслушиваясь в темноту. Преследователи никоим образом себя не проявляли. Пару раз вдалеке мелькнули полоски света от фонариков и скрылись за деревьями. Молодцы, ребятки, так и действуйте дальше. Следопыты из вас ни к черту.

Я и сам порядком шумел, ломая ветки и шурша залежалой листвой. Тут с живыми ногами незаметно не проберешься, что уж говорить, когда углепластик шел от бедра.

Оружие в руках давно не было, за невостребованностью пистолет перекочевал в боковой карман куртки. Его место заняла самая обычная палка, служившая одновременно посохом и щупом, позволявшим избегать ненужных столкновений. В памяти всплыли кадры старого советского мультика про ежика, блуждающего в тумане. Он там тоже вечно во все тыкался и пугался любого шороха. Не то чтобы я прям боялся, но периодически вздрагивал: натянутые струной нервы давали о себе знать. В воздухе, наполненном сырым запахом леса, появились странно знакомые нотки, как будто горело неподалеку. И тянуло горячим песком… Откуда ему здесь взяться, песку этому, посредине зимы?

Впрочем, долго думать над сим феноменом не пришлось. Вскоре меж деревьев замаячили огоньки долгожданной трассы – наконец-то… Я невольно прибавил шагу, стремясь как можно быстрее добраться до финиша. И вдруг услышал журчание воды, едва различимое на общем фоне.

Липкий холод пробежался по вспотевшей спине. Сначала запах раскаленного песка, теперь вот гребаный ручеек. Неужели госпожа Сарбаева включила капсулы, несмотря на все предупреждения и запреты? Нет, быть того не может. Диана не такая, она не станет мелочно мстить из-за женских обид. Высмеять или наговорить гадостей – завсегда пожалуйста, но вот чтобы так, подвергать риску жизни сразу двух человек, один из которых ни в чем неповинный сопляк?

А может причина в другом? Может зря столь слепо доверился девушке, о которой толком ничего не знаю. Да – молодой педагог, да – работает в школе: неплохо разбирается в программировании и 3D моделировании. А что ей при этом мешает быть ассистентом Гладышева? Профессора с мировым именем, обласканного вниманием сильных мира сего. Ученого, чьи исследования щедро спонсируются государством. Некоторые ради великих перспектив в карьере, не то что жизнями парочки людей пожертвуют, они мать родную продадут.

Диана Ильязовна… нет, не может того быть. Не было в госпоже Сарбаевой фальши. Неопытности хватало, наивности и даже девичьего романтизма, который она неловко прятала за ширмой цинизма. Но вот чего в ней точно не было – это холодной расчетливости и непомерных амбиций. Не тот она человек, чтобы ради достижения целей идти по головам.

Я слишком сильно задумался, на миг утратив концентрацию. И по закону подлости именно в этот самый момент из-за ствола дерева появилась фигура. Всплыла густой тенью на фоне горящей многочисленными огнями трассы. Одна рука неизвестного болталась в районе расстегнутой ширинки, а вот вторая выхватила нож. Я ничего толком понять не успел, как холодная сталь мелькнула в воздухе, и острая боль пронзила бок.

Ах ты ж, зараза… Вместо того, чтобы отпрянуть, я сделал шаг вперед. В темноте сверкнули белки расширившихся от ужаса глаз. В ноздри ударил перченый аромат чужого одеколона, а палка-посох упала на землю. Кому она нужна, когда дело доходит до рукопашной. Это у меня ноги калечные, а руки подобны двум скользким гадюкам. Конечно, хотелось бы более поэтичного эпитета, но Сэмпай что лучше знал, с тем и сравнивал. Сроду кобры в Якутии не водились, в отличии от щитомордников.

Одна ладонь уперлась в небритый подбородок мужика, другая в выпуклый лоб. Резкое движение, хруст шейных позвонков и обмякшее тело падает на землю.

Засовываю руку под кожанку и ощущаю под пальцами липкую жидкость. Все-таки успел порезать, зараза. Вроде бы ничего серьезного – спасибо толстой кожанке. Лезвие прошло вскользь, не задев важных органов, только легче от этого не становилось. Обыкновенно люди умирали от кровопотери, особенно если дырка такая, что хрен заткнешь.

Поднимаю голову и вижу цепочку ярких огней впереди. Трасса рядом, мне бы только добрести, а там глядишь и до ближайшей больнички подбросят.

Осторожно, шаг за шагом, передвигаю культяпки по вымерзшей траве. К запаху прелой листвы примешивается тяжелый металлический привкус крови. Только бы не споткнуться, только бы не упасть. Не уверен, что после этого смогу подняться.

Впереди гудят провода, доносятся звуки пролетающих мимо автомобилей. В будние дни трасса буквально кипела от сплошного потока машин. Но то в будние, а сейчас на дворе праздник – страна отмечала четвертый день Нового Года, потому и шоссе было свободным.

Шаг, и еще один – медленно сокращаю расстояние до полотна дороги. Впереди небольшая насыпь, но даже по ней тяжело подняться, учитывая калечные ноги. Только бы не упасть, только не упасть…

Чувствую, как правая штанина тяжелеет, пропитываясь кровью. В голове шумит, появилась невообразимая легкость, но мир пока не кружится, а значит можно и нужно идти. Метр за метром, добираясь до серой полоски асфальта.

Пар валит изо рта, кожанка расстегнута нараспашку, но холодный воздух не ощущается. Тело словно онемело от боли, одна лишь правая сторона горит огнем. Сквозь прижатые к боку пальцы обильно сочится кровь. Может это всего лишь сон? Очередной кошмар, порожденный адской машиной? Что ж, тогда это не самое страшное, что может случится в жизни. Особенно если вспомнить запертую школу, переполненную раскаленным песком. Вот где была настоящая преисподняя. По сравнению с ней перспектива сдохнуть на обочине покажется раем небесным.

С трудом перелезаю через металлические ограждения и тут же слышу протяжный гудок – серебристый седан со свистом проносится мимо. Недоволен он… Я вот может тоже многим недоволен, чай не от жизни хорошей выбрался на дорогу.

Была мысль выбраться на середину, но сил хватило дойти лишь до первой полосы. На нее и падаю, выставив вперед руки. Шершавый асфальт болью отдается в ладонях, а культяпки молчат, что странно.

И вновь протяжный сигнал – очередной рассерженный автомобиль скрывается за спиной. Торчу здесь, мозолю глаза, как единственная кегля на дорожке. Только быть сбитым не боюсь: вдоль парка идет прямой участок шоссе, видимость хорошая. А вот то, что могут не остановиться, об этом как-то не подумал. В век высоких скоростей кому захочется тратить драгоценное время на незнакомого человека, выпершегося на средину трассы. Мало ли наркоманов по городу бродит или просто сумасшедших людей.

Опираюсь на ладони и яркий свет фар слепит глаза – разукрашенный внедорожник пролетает мимо, обдав лицо порывами ветра. Этот даже на клаксон давить не стал, просто ушел на соседнюю полосу. Следом прогромыхал грузовик, два микроавтобуса, корейский спорткар, и большое… даже не пойму толком что, в глаза все двоится и расплывается, словно туман наползает.

Рукой бы помахать, позвать на помощь, но на одной я лежу, а другая пытается заткнуть рану. Пальцы… ткань – уже давно все слиплось, перемешалось и превратилось в сплошной комок. Вот оно как бывает… Сходил за пельмешками в супермаркет.

Резкий визг тормозов бьет по ушам. Слышу, как громко хлопает дверца, поднимаю голову и вижу радиаторную решетку старенького авто. Куцеватая морда, раскосые фары – это ВАЗ 5106, снятый с производства лет десять назад. До сих пор колесит по дорогам страны.

Вижу морщинистые руки с характерными для стариков пигментными пятнами. Слышу чей-то голос, но ни хрена разобрать не могу: все плывет и кружится.

– Отец, мне до больнички добраться, – шепчу одними губами и проваливаюсь в темноту.

Забытье бывает разным. Иногда непроницаемо черным, в которое ухаешь с головой, как в бездонный колодец: и нет ни мысли, ни образов. А порою болтаешься на поверхности сознания, словно какашка бесхозная на волнах, и всякая дрянь в голову лезет: путаешь явь со сном, реальность с вымыслом. Со мною такое после химии обыкновенно случалось, когда в кровь пускали какую-нибудь дрянь. Лекарство, от которого и без того слабый разум начинал мутиться.

Белый потолок, больничная палата и всюду бушмены: лезут через окна, крадутся по коридорам. Много их – десятки, может быть сотни, затаившихся по углам, поджидающих за дверью. Один из них, наиболее прыткий, захотел воспользоваться беспомощным состоянием Василия Ивановича, попытался подушкой придушить. Только не на того напал, урод голожопый.

Захват, бросок и снова зыбкая темнота…

Пистолет… Мало того, что ствол незарегистрированный, так еще и человека умудрился из него завалить. А это двадцатка как минимум, и ни какие ссылки на самооборону не спасут.

Я должен был его скинуть… должен был. Чужие руки остановили мое тело, когда практически сполз на плитку пола. Уложили обратно в койку и вкололи «химозную» дрянь, окончательно лишившую сил.

А потом был бесконечный переход по выгоревшей под жарким солнцем саванне. Впереди мелькала мокрая от пота спина Боцмана, сзади ворчал вечно недовольный Мамон. Этому лишь бы привал сделать, да брюхо набить. Настолько голодный, что готов был местных сусликов жрать. Мясо у них на вкус своеобразное, но если привыкнуть, то очень даже ничего. Главное не забыть железы в районе крестца вырезать, иначе выйдет дрянь.

Хотел я пыхтящего Мамона подколоть, повернуть голову, но шея отчего-то отказывалась повиноваться. Так и шел вслед за обильно потеющим Боцманом.

Боцман, он же дядя Миша, был с далекого Севера. Там родился, там и прожил большую часть жизни, поэтому африканскую жару переносил хуже остальных. Вечно ноги отекали, а кожа покрывалась красными пятнами и зудела. Боцман утверждал, что у него аллергия на песок. Так она у всех у нас была, аллергия эта. Я песок даже на пляже видеть не мог, передергивало. А Боцман… Боцман вроде как умер, сгорел в машине прямо на моих глазах. Но нет – вон он, идет впереди, живее всех живых. Как всегда, тяжело дышит и воняет, что туша разложившегося под солнцем слона. И пришло же такое в голову … умер. Это все треклятое солнце виновато, вечно макушку печёт, оттого и мысли странные в голову лезут.

Хотел я Боцмана по плечу хлопнуть, протянул руку и… очнулся. Знакомый белый потолок перед глазами, запах лекарств, щекочущих ноздри. Я снова в палате, лежу на узкой больничной койке. И никаких бушменов, никакого Боцмана. Все-таки сгорел дядя Миша, земля тебе пухом.

– А ты шустрый, Василий, – раздался рядом знакомый голос. – Врачи жаловались на тебя: говорили, три раза пытался сбежать. Один раз в коридоре поймали, когда на лестничную площадку выполз. Медсестричку молоденькую до визга напугал… Эх и безобразник.

Поворачиваю голову и вижу улыбающегося Михалыча. Товарищ сидел на стуле, обряженный в голубой халат поверх майорского кителя. Давно я его таким довольным не видел. Последний раз это было, кажется, прошлой зимою в районе дачного массива, когда запотевшую бутылочку беленькой на двоих распили. Михалыч тогда в жесткий запой ушел и выходить из него не намеревался, планируя окончить земной путь. Пришлось выманивать товарища посулами и водкой. На первое он не поддавался, а вот на второе клюнул, в следствии чего был обездвижен и доставлен в частную клинику, предназначенную для подобных случаев.

– Ну что ты на меня так смотришь, Василий? Как рабочий Уралвагонзавода на Либертарианство.

– Я… что со мной?

– Пара пустяков: порез на боку и несколько ушибов.

– П-почему голова тяжелая?

– А кто пытался хирурга скрутить? Кто в партизана играл: ползал по палатам, да персонал пугал, прячась под койками. Вот тебя и обкололи успокоительными, чтобы не чудил.

– Ничего не п-помню, все как в тумане. И сильно я того самого… чудил?

– Обошлось без жертв, – Михалыч умолк, почесав пористый нос-картошку. – Ты мне лучше другое скажи, Василий: как тебя угораздило в очередной переплет попасть?

Ну я и рассказал, как все было. А чего скрывать, чай не на допросе, а Михалыч не следователь, хотя и сидел в служебной форме.

Он долго хмурился и шевелил губами, а потом произнес задумчивое:

– Ну дела…

– При мне ствол был? Грач старенький?

Михалыч покачал головой.

– Значит в парке скинул. На нем мои отпечатки, найти бы.

– Подождет твой пистолет.

– Михалыч, на нем труп висит.

– Успокойся, нет никакого трупа.

– Как нет? – не понял я. И даже было решил, что товарищ шутит, но уж больно серьезной выглядела его физиономия.

– Обыкновенно. Согласно сводкам за сутки происшествий в парке не зафиксировано. Значит нападавшие двух жмуриков с собой забрали. А раз нет тел, то нет и дел.

– Подожди, а я?

– А что ты?

– На меня же напали, а ты говоришь, происшествий не зафиксировано.

– Ну, во-первых, официально тебя обнаружили на Московском шоссе, за пределами городского парка, а во-вторых…, – тут Михалыч замялся.

Как мне не понравилась это пауза, явно не предвещавшая ничего хорошего. Так оно по итогу и вышло.

– А во-вторых, охоту на тебя объявили, Василий. Среди птенцов Шункара весть разлетелась о некоем гражданском, повинном в их бедах. О том самом, кто стуканул ментам и дал наводку на разделочный цех в автомастерской.

Вот оно что… Прикрываю глаза и вслушиваюсь в собственное дыхание, на редкость ровное и спокойное. Странное дело, но я не переживаю по данному поводу: то ли нервы стальные, то ли действие успокоительных.

– Михалыч, ты вроде говорил про понаехавшие ФСБ и ОРБ, что город ими кишит. А бандиты прямо под носом охоту на гражданских объявили, свидетелей в парке режут. Непорядок…

– Помнишь, как в той поговорке про семь нянек?

Про дитя без пригляда? Эту присказку я прекрасно знал. Вот только не за мной они приглядывали, а перед Травниковым выслуживались, пытаясь избежать начальственного гнева. Кому какое дело до безногого инвалида.

– В связи с последними событиями бандюгов здорово поприжали, но не всех и не везде. Георгия Валентиновича помнишь?

– Это который в Таджикистан свинтил?

– Никуда он не свинтил, информация ложной оказалась. На рейс зарегистрировался, а на борт самолета так и не сел. По оперативным данным где-то здесь в области обитает. Залег на дно и ждет, пока ил уляжется. Ему авторитетное собрание на вид поставило за то, что такое безобразие в подведомственном хозяйстве творилось. За то, что подопечные беспредельничали, людей резали, и сынка вице-премьера на колбасу пустили. За то, что с тобою встретился, и за то, что после вашей встречи у коллектива крупные проблемы нарисовались. Короче, для Жоры теперь дело чести тебя кончить.

Как знал… Нельзя было в участок ходить, официальные показания давать. А как их не давать, когда у Михалыча после моего звонка проблемы на работе. Удружил, называется, попросил проверить… на наши с ним головы.

– Михалыч, может ты мне объяснишь, зачем они людей потрошили? Неужели других мест не нашлось? Нельзя гадить там, где обитаешь – это же непреложный закон жизни.

– Дело темное, – вздохнул тот. – Кто-то из молодых в обход начальства решил подзаработать, ну и начал людей на органы резать. У них даже свой студент-практикант имелся из медицинского и оборудование холодильное в подвале.

– Идиотизм, – невольно вырвалось у меня.

Очень странный бизнес для средней полосы России. Обыкновенно таким промышляли в более бедных странах, где народа полно, а учета за ними никакого. Бывали, конечно, и у нас случаи… Лет десять назад нашли черных трансплантологов на юге Урала. Среди цыган работали, и молодежь в основном резали. Долго резали, пока в таборе не начались волнения. Пришлось местному барону покинуть роскошный дворец и обратиться за помощью в райотдел полиции. Виновных нашли быстро, да те особо и не скрывались, оборудовав небольшой цех рядом с заброшенной деревней. Предприимчивые дельцы с Южноуральска столько людей перепотрошили, что даже затруднились назвать точную цифру. Больше, чем сто, но меньше, чем тысяча… Что называется, поставили производство на поток.

Но то цыгане, люди настолько вольные, что даже документы не у всех имелись. Наши же мудаки решили заняться грязным бизнесом посреди многомиллионного города. Умудрились похитить и разобрать на органы не проститутку или бомжа, а сынка самого мэра. Это же надо быть такими безмозглыми.

– Дебилы, – Михалыч словно мои мысли прочитал. – При Шункаре подобной херни не творилось. Он, конечно, еще тот урод был, но чтобы людей, как свиней на ферме разделывать. Совсем распустились.

– И что теперь? – задал я самый важный вопрос из имеющихся.

– Что-что, – пробурчал товарищ, – пару неделек полежишь, а потом мы тебя в надежное место вывезем.

– За Уральский хребет?

– Бери дальше… В район дальневосточных сопок, крабов жрать и кедровые шишки в тайге собирать. Сэмпай где-то там неподалеку обитает. Будешь с ним на охоту ходить, дикого зверя бить.

– Неподалеку? – я не выдержал и улыбнулся. – Михалыч, у тебя с географией всегда туго было. За Уральским хребтом Россия только начинается. Одна Якутия по площади больше, чем вся Западная Европа, раза так в два. Проще будет до японцев добраться, чем до Сэмпая.

– Это уже детали, – Михалыч махнул рукой. – Ты главное, выздоравливай: апельсинчики кушай, лечащего врача слушай, и медсестер больше не пугай. А мы тебе пока новые документы оформим.

– Подожди с документами.

– Не понял? – Михалыч заметно напрягся.

– Чего здесь непонятного? Сам кашу заварил, сам и расхлебывать буду.

– Это ты из-за бабы своей?

– Нет у меня никакой бабы.

– Кому ты сказки рассказываешь, а то я про молоденькую училку не знаю, из-за которой вся кутерьма завертелась. Как ее там, Сарбаева? Ты же ради нее с Жорой встречался?

– Не важно.

– Важно, Василий! Очень важно! Нельзя тебе здесь оставаться, убьют. А если убьют, знаешь, что тогда в городе начнется? Док с ребятами подъедет, Змей народ подтянет. Ты же Тугулова знаешь, он на всю башку лихой – пока не отомстит не успокоится. Мне здесь второй Ростов не нужен.

– За майорские погоны переживаешь?

– Дурак ты, Василий, – Михалыч тяжело поднялся. – Поговорить с тобой пришел, как со старым товарищем, а ты все настроение испортил. За бабу он переживает… А за людей кто переживать будет? Пять с половиной миллионов жителей в областной столице. Или что думаешь, у Тугулова не хватит мозгов гранатометы в ход пустить? Ты не ноги в саванне оставил, а совесть потерял.

Сейчас отчитывать начнет. Я закрыл глаза и притворился спящим. Такой себе обман, в него даже пятилетний ребенок не поверит… Не поверил и майор полиции, но против ожидания возмущаться не стал.

Скрипнули ножки отодвигаемого стула, зашуршал пакет с гостинцами на тумбочке.

– Не волнуйся, за бабой твоей мы присмотрим, – раздался голос Михалыча прямо над головой. – Не один урод на пушечный выстрел не приблизится. А на счет документов ты все-таки подумай, дело серьезное…

Раздался звук шагов, удаляющихся в сторону выхода, и тишина… Я все ждал, когда послышится скрип двери, но гость не торопился уходить. Была у Михалыча такая привычка, подолгу думать, прежде чем что-нибудь сказать. Очень правильная привычка для мужика.

– Приходила она в больницу. И как только узнала, в толк взять не могу. Кто-то из персонала напутал, сказал, что тебя убили… Ну и сам понимаешь. Шум подняла на всю поликлинику, пришлось лично подключаться. Малец еще один был из школы, уж больно шустрый попался. Представляешь, принялся меня по базам пробивать: не поверил, что служу в правоохранительных органах.

– У тебя тот еще видок, – подтвердил я, не открывая глаз, – один в один алкаш из подворотни.

– Смешно, – как-то очень грустно заметил товарищ. И чуть подумав, добавил: – посетителей к тебе не пустят, но телефон на днях выдадут. Поэтому ты уж будь любезен, сделай пару звонков, успокой людей. И на счет новых документов…

– Подумаю, – закончил я фразу за Михалыча. Хотя про себя уже давно все решил.

На следующий день в гости пожаловал Док. Прилетел прямиком из столицы: загорелый, чисто выбритый, с зализанной седой шевелюрой – метросексуал до отвращения.

– Ты чего молодишься? – не понял я друга. – Опять жену сменил?

– Не опять, а снова, – поправил Док, словно в его словах была великая разница. – Я тут апельсинчиков принес.

Издеваются они, с апельсинами своими? У меня только от одного запаха чесотка начинается, а они тащат и тащат.

– Ты чего прилетел? Михалыч по телефону нажаловался, просил уговорить?

– Толку тебя осла упрямого уговаривать. Ты же у нас всегда излишним альтруизмом страдал. Мы пока здесь побудем, поживем, и по мере надобности прикроем.

– А почему во множественном числе? – не понял я. – Только не говори, что Змея вызвонили.

– Ты нас за дураков не держи. Еще не хватало в средней полосе России второй Шагаму устроить. Вечером Семпай прибывает, а Бармалей со вчерашнего дня здесь, вопросами жилья занимается.

– Вы лучше не меня прикрывайте, а за девчонкой одной присмотрите.

– Молодой и красивой?

– Не щерься, командир, никто жениться не собирается. Просто так вышло.

– А оно всегда просто так выходит. Поверь опытному человеку, чтобы жениться, особой мудрости не надо. Главное, чтобы «женилка» отросла, а остальное само сложится.

– Так что насчет присмотреть? – перебил я не в меру развеселившегося товарища.

– За неё не волнуйся, Михалыч обещал. Выделит человечка из внутренних резервов, а ты лучше апельсинчики кушай.

Как же они достали, со своими цитрусовыми.

С Доком проболтали до позднего вечера, и вроде бы все прояснили, все расставили на свои места, но чувство тревоги не покидало. Раз за разом прокручивал в голове сложившуюся картину, убеждаясь, что единственным слабым звеном была Диана. До Василия Ивановича так просто не добраться, поэтому девушку могли использовать в качестве ловушки – ловли на живца. Взять в заложники, покалечить, убить, изнасиловать. Дать добро Кирюше, разобраться со строптивым объектом воздыханий. Доделать то, что он не успел завершить в машине, задрав девушке платье и сорвав трусики.