Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

В конце концов командир не выдержал творящегося бардака и всех выгнал. Меня же отозвал в сторонку и тихо произнес:

– Ты про вещие сны больше никому не рассказывай.

– Командир я…

– Не перебивай. Проблемы будем решать по степени важности. Сейчас на первом месте стоит Жора и его попытки сохранить лицо, в том числе за счет твоей жизни. Вот что должно волновать, а не какие-то там призрачные фантазии. Когда с этим вопросом разберемся, тогда и обсудим капсулы, кооперативные сны и есть ли жизнь на Марсе.

– И долго мне здесь жить?

– Пока не отыщется Георгий Валентинович.

– А без этого никак?

– Вася, ты же взрослый человек, понимать должен: или ты, или он – другого не дано. Всё, давай, повнимательнее здесь. Про запрет пользования соцсетями и про опасность звонков с незнакомых номеров напомнить?

– Не стоит.

– Тогда ладушки.

Жили мы у бабушки…

Дверь за командиром закрылась, а через минуту послышался шум моторов – кавалькада из трех машин, сноровисто порыкивая, проехала вдоль забора. Это вам не тихие электрокары, те пока не собьют, хрен заметишь.

Я застыл напротив окна, наблюдая за падающим снегом. Отбросив всякую сентиментальность, просто стоял и смотрел, как смотрят на пляшущие язычки пламени или бегущую воду. Хорошо снег пошел, кучно… может и не растает к обеду.

Я настолько отключился от реальности, что вздрогнул и едва не схватился за пистолет, услышав посторонний шум. Это была всего лишь Диана Батьковна, проголодавшаяся и потому спустившаяся вниз. На ней были те самые безразмерные спортивные штаны, что носила дома, а вот вместо выцветшей футболки на плечах висело ярко-розовое худи, с болтающимися до пояса шнурками-завязками.

Настоящий нахаленок из старого советского фильма. Схожести поспособствовала не только одежда, бывшая девушке не по фигуре, но и взбитая вверх прическа. Диана пыталась привести волосы в порядок, но вышло не очень: то ли не было под рукой любимой расчески, то ли просто плохое настроение.

Даже не посмотрев в мою сторону, мадам прошаркала в сторону холодильника. И тапочки тоже не по ноге. Прямо-таки малое дите, обрядившееся во взрослые шмотки. Открыв дверцу, она долго копалась во внутренностях и наконец извлекла на белый свет пакет с фруктами и бутылку сока. Обняв добычу руками, развернулась и вновь зашаркала по направлению к лестнице.

В отличии от девушки я не планировал садиться на фруктовую диету, поэтому достал из морозилки мясо, не успевшее превратиться в камень, и принялся за дело. Все необходимое под рукой: три сковороды на крючьях, в ящиках стола – специи, а верхнем шкафчике целый ряд бутылок с подсолнечным маслом.

Без затей и кулинарных изысков обжарил свинину с луком, покрошил сыру на исходящее паром спагетти. Добавил сухого чесночку для запаха, зелени из пакета и вуаля – ужин готов.

– Диана Ильязовна, не желаете макарошек?! – прокричал зычно.

Прислушался – в ответ тишина.

– Диана Ильязовна, кушать подано!

В третий раз приглашать не стал.

Скрипнув шарниром, уселся за стол. Не стал заморачиваться с тарелками, мы люди простые, мясо едим прямо со сковородки. Так оно завсегда вкуснее, а при желании те же макарошки можно обвалять в мясном соку – вкуснотища, пальчики оближешь.

Едва подвинул сковородку поближе, вдохнув аромат жаренного мяса, как по ступенькам зашаркало. Диана Батьковна соизволил спуститься: молча уселась к столу и уставился на меня осоловевшим взглядом.

Я не медиум, мысли читать не умею, поэтому взялся за ложку и принялся есть. Играть в девчачьи игры не было никакого желания, особенно когда остывает еда.

О, да! Куски нежной свинины исходили соком прямо во рту. Надо отдать должное Мамону, мясо тот выбирать умел. Сюда бы еще лепешку ячменную с запечённой корочкой.

Вновь послышались шаркающие шаги. Дверца едва слышно открылась, осветив внутренности холодильника. Девушка с минуту копошилась и наконец извлекла наружу бутылку вина и кусок твердого сыра. Еще пять минут провозилась со штопором, но пробку таки извлекла. После чего вернулась к столу, позвякивая одним фужером. Не то чтобы я хотел вина…

Прав был командир, когда говорил: не делай добра, не получишь зла. Зачем лезть туда, куда не просят. Может она только этого и ждала от Кирюши, когда придет добрый молодец, да возьмет силой. А что, некоторые живут с мужьями из числа тех, кто любит руки распускать. Своеобразное садо-мазо семейной жизни, наполненное гармонией. Как там писал Лев Николаевич, каждая счастливая семья счастлива по-своему?

В голове всплыл полуистлевший образ матери: тихого, забитого существа. Настолько незаметного, что толком вспомнить не получалось. Батя сильно лупцевал её, особенно когда выпет, а та молча сносила побои. Лишь иногда вздрагивала всем телом, как вздрагивают дети, наревевшись вдоволь. Когда сил не остается, и все что у них выходит – лишь беззвучно хватать воздух ртом.

Вот такое вот садо-мазо… сука. Пальцы до боли стиснули ложку и я, очнувшись, снова принялся есть.

Через пару минут понял, что одной сковородки мяса будет мало. Не рассчитывал, что на столь худенькую девушку нападет столь большой жор.

Диана не только ела за двоих, но и пила будь здоров, то и дело подливая вино из бутылки. На бледных щеках заиграл румянец, в движениях появилась непривычная развязность. Пару раз девушка едва не уронила фужер, тыкая вилкой мимо мяса. Пыталась с шумом втянуть длинное спагетти, явно прилипшее к губам, болтающееся соплей и капающее жиром.

Только пьяных училок здесь не хватало. И мужики молодцы, додумались алкоголь купить. Надеюсь, она здесь пьяный дебош не устроит?

Доев остатки мяса, девушка захватила бутылку красного и отправилась наверх. Я же остался внизу наводить порядок: протер столешницу, перемыл посуду и только после этого позволил себе расслабиться. Отстегнув протезы, закинул гудящие культяпки на подлокотник дивана.

За окном окончательно рассвело, день был в самом разгаре, но спать хотелось невыносимо. Глаза слипались, и я перестал бороться с собой. Последняя мысль, промелькнувшая в сознании, была о том, что неплохо было бы поставить будильник. Так, на всякий пожарный… Именно с этой мыслью и заснул.

Под вечер разбудила трель телефонного звонка. Стандартный вызов от командира, с целью проверить обстановку.

– Вы там дом еще не разнесли? – поинтересовался он, выслушав отчет.

– Обижаешь, командир.

– Тебя, Василий, хрен обидишь. Ты сам кого хочешь… Короче, бдительности не терять и ждать гостей, скоро будут.

Через час подъехал Варя, подвез рыльно-мыльных принадлежностей, и новые сумки с провизией.

– Куда столько? – не выдержал я. – Скоро в холодильник не влезет.

– Командир приказ, – пожал плечами Варя. И чутка подумав, добавил: – если хочешь, могу помочь.

Мужики в нашем отряде отсутствием аппетита не страдали, каждый любил пожрать. Одна из немногих радостей сурового африканского быта. Варя, он же Варяг не был исключением из правил. Он не только помог освободить холодильник, но и сварганил овощное рагу к основному блюду – копченому мясу, с ароматным душком и пряностями, так что скулы сводило.

Мы проболтали целый час. С удовольствием вспомнили прошлое, чуть менее охотно обсудили настоящее, а будущего даже не коснулись. Странно получается… в рыжей саванне все было с точностью наоборот: планами на гражданку только и жили.

– Что с барышней? – поинтересовался Варя, когда пришла пора уходить.

– Напилась под утро и теперь дрыхнет без задних ног.

– Я про другое. Что между вами?

– Ничего.

– В смысле?

– Странная она какая-то, не понимаю…

– Ну это как раз нормально, – не выдержав, рассмеялся Варя, – добро пожаловать в наш клуб.

– Что за клуб?

– Клуб непонятливых мужиков.

– Членскую карточку выдаете?

– Ага, держи карман шире. Слушай, Василий, у тебя же с бабами всегда гладко было – сами липли. Особенно та медичка из Сирии.

Кожа карамельного оттенка, заостренный нос с горбинкой и глаза изумрудного цвета. Настолько яркого, что в жизни таких не бывает. Поначалу думали – девушка носит специальные линзы, а оказалось, природа-матушка наградила.

– Красивая была.

– Красивая, – как-то по-особенному вздохнул Варя. Он больше прочих вспоминал смуглую девушку из корпуса «врачей без границ». И даже пытался отыскать ее через страницы соцсетей. Делал официальные запросы в дипмиссию в Дамаск, писал и в Москву, и в Женеву, где находилось официальное представительство гуманитарной миссии, но девушка как в воду канула. Словно и не было ее никогда, в закрытом аэропорте города Тебриз, где вынуждены были проторчать несколько недель. Парни маялись от безделья: кто в карты резался, кто отсыпался загодя, а мне вот довелось закрутить роман с иностранкой. С условной, поскольку та несколько лет проучилась в Москве, и прекрасно знала не только язык, но и культуру. Хорошая была девчонка, общительная: вписалась в отряд джентльменов удачи, как родная. Док даже предложил вступить ей в наши ряды, в шутку разумеется. Начальство к подбору иностранцев подходил крайне строго, да и женщины в мужском коллективе к беде, тем более, когда такие.

С той поры много песка утекло, но Варя до сих пор вспоминал восточную красавицу с удивительными глазами изумрудного цвета. Вроде бы женился давно, и детей завел, а вот подишь ты. Мне от этих воспоминаний становилось крайне неловко, словно девушку у друга увел. И ведь знал, что это не так, что она сама меня выбрала, но червячок вины нет-нет, да и закрадывался в душу.

– Может останешься на ночь? Посидим, выпьем.

– Вася, ты смерти моей хочешь? Командир с говном съест, если узнает, что я здесь на час задержался, а ты до утра.

– Узнаю Дока. Любит он перестраховаться.

– В этот раз все по-другому, – возразил Варя.

– Насколько по-другому?

Варя вздохнул, поняв, что сболтнул лишнего. Ну да что уж теперь, раз сказал «а»…

– Я особо не в теме, только слышал краем уха, что пасут твою квартиру.

– Кто?

– Вроде бы люди Жоры… Тебе лучше с Мамоном поговорить, это он постоянное видеонаблюдение установил.

С Мамоном значит… А Мамон ничего не скажет, потому что командир запретил… гребаная секретность. Док был параноиком до мозга костей. Он часто любил повторять, что самая защищенная информация – это не переданная информация. Чем меньше людей в курсе, тем лучше. И даже своим знать не следует, во избежание…

Варя ушел, а я прошелся из угла в угол, замерев напротив окна. Посмотрел в темнеющее небо. В конце концов не выдержал, схватился за сотовый и набрал Мамона. Как и ожидалось, товарищ ничего сообщил, сославшись на запрет командира.

– Вася, не волнуйся, – твердил он сотый раз в трубку, – ситуация под контролем.

– А с Малым чего?

– Приглядываем за пацаном. Все нормально, никто в заложники его брать не собирается.

– Ты в этом уверен?

– Василий, не забивай херней голову. Сидишь себе, ну и сиди спокойно.

Легко сказать – спокойно. Самое сложное – когда остальные работают, а ты будто животное, запертое в клетке. Только и остается, что ждать.

Следующие два дня прошли в томительном безделье. Я переделал все, что только мог: начиная от уборки и готовки на кухне, и заканчивая маханием лопатой.

В наши края пожаловала долгожданная зима с хватающим за щеки морозцем и пушистыми хлопьями снега. Сугробов навалило по коленные шарниры, пришлось вставать и чистить дорожки. Намахался вдоволь, до стонущих от нагрузки мышц и мокрой насквозь футболки. Удивительно, что культяпки молчали. Наверное, охренели от столь резких перепадов температуры: не зудели, не болели, а вели себя как вполне здоровые конечности, только что укороченные в два раза.

После обеда внизу показалась ясно солнышко – Диана Ильязовна. Девушка редко спускалась вниз, предпочитая свободное время проводить в выделенной комнате на втором этаже. И если бы не потребность в еде, сомневаюсь, что она вообще бы вышла наружу.

Все такая же сонная и квёлая, в мешковатой не по размеру одежде, прошаркала до холодильника. Взяла дежурную упаковку сока, потом подошла к столу и забрала специально приготовленный для нее завтрак. Я особо не старался, ибо не повар – так, блинчики сварганил от нечего делать, ну и бутерброды с семгой.

Все уложил на широкий поднос, а то прошлый раз эта сонная тетеря с размаху в угол не вписалась. Пролила соус прямо на белый пушистый ковер. Я потом два часа пятно выводил, памятуя об угрозах командира три шкуры спустить за бардак в доме.

– Диана, у вас все хорошо? – поинтересовался, заранее зная, что ответа не получу. Девушка бесплотным призраком прошла мимо.

И что с ней не так, за что переживает? За несчастного Кирюшу, которого поколотили и вывезли в неизвестном направлении? Или за то, что заставили взять внеплановый отпуск, поселив в коттедже за городом?

Так Док все разжевал, объяснил причину. Разве что про Кирюшу особо не распространялся, заявив, что отпустил парня на все четыре стороны, на прощанье велев не появляться.

Вот вроде бы умная баба, а ведет себя…

Ближе к обеду позвонил командир с дежурной проверкой обстановки. Рассказал, что местоположение Жоры пока не обнаружено и рекомендовал бдительности не терять. А потом набрал Малой, и вечно спешащим, захлебывающимся голосом выложил очередную теорию о том, человеческий мозг – это биологический компьютер, способный просчитывать возможные варианты развития событий и на их основании выдавать точный прогноз. Одним словом, предсказывать ближайшее будущее.

Признаться, я его толком не слушал, плечом зажав телефон, и на ходу разделывая курицу. Сотовый постоянно мешался, норовил выскользнуть из-под щеки, поэтому через пять минут отключил Малого. Не уверен, что парень это заметил: настолько был увлечен новой теорией.

Пока варилось мясо, снял с крючка большую сковороду. Под вечер захотелось сделать блинчики с начинкой из мяса, приправленные соусом терияки. Уж больно зашло сие блюдо в Стамбуле, под чашечку крепкого кофе с видом на покрытый мусором залив. Правда, вместо блинчиков местные повара использовали лепешки, называя свое творение звучным словом – гёзлеме. Бармалей, бывший в нашем отряде за гурмана, объяснил, что это традиционное турецкое блюдо. Истоки свои берет с незапамятных времен, и переводится на русский как «жарить на углях». Единственное, что не смог объяснить Бармалей, это каким образом традиционный японский соус сочетается с не менее традиционным тюркским блюдом. Ну да в эпоху постглобализации чего только не встретишь.

Когда очередной блин зашипел на раскаленной поверхности, за спиной послышались шаги. Я дернулся, запоздало вспомнив про чешский «ЧеЗет» на столике у дивана. Схватил попавшийся под руку разделочный нож и развернулся, ожидая наихудшего варианта развития событий, но это была всего лишь Диана. Девушка пересекла комнату и уселась на кресло, закинув длинные ноги на спинку. В руках оказалась книжка, которую она тут же раскрыла и принялась читать.

Не ругается, не ворчит – и то ладно. Я отложил нож в сторону и вернулся к прерванному занятию. Не успел дожарить первый блин, как послышалось:

– Мне звонил Никита.

Плохое начало для разговора, нехорошее… Подцепив лопаткой пузырящуюся лепешку, перевернул.

– Василий Иванович, почему вы не рассказали про сон?

– Про который?

– Про самый последний, когда обнаружили мое мертвое тело.

– А это что-то бы изменило?

Девушка замолчала. Я было решил, что все – разговор на этом исчерпан, но спустя полминуты послышалось тихое:

– Кирилл никогда бы со мной так не поступил.

– Конечно.

– У него рука бы не поднялась. Он любил меня!

– Конечно.

– Вы не понимаете, он никогда бы не причинил мне зла.

– Конечно.

– Да заткнитесь уже! Заладили свое – конечно… Вы же ничего не знаете о нем. Мы росли вместе, с самого детства, он был мне как брат.

– Надо же… брат. А вы ему были как кто? Как сестра?

Диана не ответила. Я повернул голову и увидел, что девушка, отложив в сторону книгу, уставилась в окно. В черноту неба из которой бесконечно валил снег.

– Он любил меня, – произнесла она едва слышно.

– Знаете, Диана, любовь – она разная бывает. Может принимать красивые формы, как у Тристана с Изольдой, а может быть уродливой как у Отелло с Дездемоной. Хорошо вам, наверное, было: жить и каждый день видеть влюбленного в вас мальчика, который ухаживал, дарил цветы, бегал за вами словно верный щенок. Только вот щенок потом вырос и превратился в собаку с острыми зубами. Нравилось дразнить?

– Вы… вы меня обвиняете в случившемся? – девушка аж начала задыхаться от возмущения.

– Успокойтесь.

– Но вы сами сказали…

– Забудьте, что я сказал. Очередные глупости… Я не рос вместе с вами, поэтому не могу судить. Просто хотел немного расшевелить.

– И у вас это получилось, спасибо, – в тоне девушки сквозила неприкрытая обида, перемешанная с раздражением, злостью и чем-то отдаленно знакомым. Словно когда-то давно с этим сталкивался, и на старости лет позабыл.

– Ужинать будете?

И вновь тишина. Я повернул голову – девушка по-прежнему сидела в кресле, уткнувшись взглядом в окно. И что она там увидела, в сплошной черноте.

Глава 15 – Никита Синицын aka «Синица»

Всё-таки огромная у нас школа. Для того, чтобы пройтись по всем коридорам и закоулкам, заглядывая в каждый кабинет, потребуется четыре с половиной часа. Я сам не замерял, но директриса хвасталась на линейки. Рассказывала наивным первоклашкам и их родителям, что по данному показателю мы третьи в России. И что за показатель такой, как называется? Шагомер, а может быть заплутайметр? И кто замерял – физрук? Человек, который от столовой до спортзала умудрялся дойти за полчаса, прокладывая извилистый путь через кабинет новенькой англичанки?

Зачем сочинять и выдумывать новые термины, если в мире существуют общепринятые стандарты. Достаточно заглянуть в электронную энциклопедию, чтобы понять: по размерам общей площади мы находимся в конце четвертой десятки.

Увы, тридцать седьмым местом особо на линейке не похвастаешься. Нам же рекорды подавай: быть лучшими – везде и во всем. Чтобы красиво звучало с трибун. В следующий раз нужно будет подкинуть идею: послать с секундомером трудовика. Медленнее Аркадия Борисовича в школе не перемещался никто. Он и на первое место выведет.

Полный размышлений о сущем, я столкнулся с Копытиным. Налетел на задумчивого парня в центральном переходе, едва не сбив того с ног.

– М-мать, – Серега был краток, потирая ушибленный бок.

– А ты чего здесь забыл? – удивился я. – Обыкновенно на крыльце трешься… Бубенцы на морозе замерзли?

Копытин посмотрел на меня как-то по-особенному грустно. Шмыгнул простуженным носом и заявил:

– Знаешь, Синицын, а я ведь по тебе даже соскучиться успел.

Дурак-человек, мы же виделись на прошлой неделе. Я вообще не понимал всех этих радостных повизгиваний из разряда: «ура, ребята-девчата, мы снова вместе». Кругом глупые обнимашки, восторженные лица, как у первоклашек, увидевших конфеты в столовой. Первый день после новогодних каникул и что? Я за три летних месяца соскучиться не успевал.

Хорошо, что мне в напарницы по парте досталась Агнешка. Дворовая девчонка, не склонная к излишним проявлениям эмоций.

– У тебя прыщ под носом выскочил, – заявила она вместо приветствия.

– И чирей на жопе, – заржал сидящий позади Дюша.

Ковальски тут же с подозрением уставилась на соседа.

– Соломатин, а ты откуда знаешь подробности про его задницу. Проверял?

Агнешка она такая, ей палец в рот не клади.

Первый день кроме радости встреч принес и другое известие. Свежей её назвать было трудно, потому как случилась она в аккурат под Рождество. Масс-медиа федерального уровня раструбили на всю страну о том, что некогда известный дипломат Сабуров, кавалер и многочисленный орденоносец, почетный гражданин и заслуженный деятель, впал в немилость у государя. Настолько, что президент принял решение о ссылке провинившегося чиновника. Не послом в страну третьего мира, как это было общепринято у дипломатов высокого ранга, а в наш город. Миллионник – не захолустье какое, но все же…

На Сабурова-младшего было больно смотреть, настолько жалко он выглядел. Звезда Славика, и без того переживающего непростые времена после расставания с Володиной, окончательно померкла. Куда-то пропала харизма, исчез былой лоск, а в некогда плавной и стройной речи появились паузы и запинки. Соратники отворачивались от бывшего лидера один за другим. В итоге от королевской свиты осталась жалкая горстка людей, не знающих куда деваться.

Противостояние двух групп завершилось полной и бесповоротной победой оппозиции во главе с Ковальски. Радовался ли я по данному поводу? Нисколько… Во-первых, никогда не считал себя за оппозиционера: все эти игры в войнушки были до одного места, а во-вторых, прошлого не вернуть. Глупо было рассчитывать, что с окончанием борьбы за власть, в классе вновь вспыхнет мир и дружба. Кисельные реки выйдут из берегов, а розовые пони побегут по радужному мосту. Ага, как же… За последние месяцы столько говна было вылито на головы друг друга, что не забудется даже после выпускного.

Одноклассники продолжали собачиться, вспоминая старые обиды. И если бы не экзамены, что дамокловым мечом нависли над головой, давно бы перегрызлись друг с другом. Общеизвестный факт – общая беда объединяет.

И вот уже Аллочка воспользовавшись перерывом подсела ко мне за парту, и состряпав самое невинное личико, поинтересовалась:

– Никита, ты же разбираешься в алгебре?

И ресничками так хлоп-хлоп.

Пришлось потратить десять минут свободного времени на объяснение давно пройденного материала. А после иметь дело с разъяренной Агнешкой:

– Что эта сука здесь делала?

– Успокойся.

– Кит, что за херня?! Почему ты позволил этой….

Тут в класс вошла классуха, и Ковальски, сбавив обороты, прошептала:

– … сидеть на моем месте.

– Эта общая парта, – опешил я от такого напору.

– Парта общая, а стул мой! Еще раз эту сучку здесь увижу, башку откручу, – Агнешка замолчала, и чуть подумав, добавила, – вам обоим.

Н-да… некоторых и общая беда не объединяет.

Первый учебный день подходил к концу, когда я понял, что чего-то не хватает. Нет, не разговоров с одноклассниками: с ними успел наговориться на месяц вперед. Чего-то другого, более важного и необходимого.

Я и сам не заметил, как ноги принесли к кабинету программирования. Диану Ильязовну на время отпуска замещала другая, незнакомая мне училка: сорокалетняя матрона с поджатыми в пренебрежении губами. Про таких Василий Иванович любил высказываться в духе: «на сраной козе не подъедешь». Что за странная поговорка… И почему животное обязательно должно быть покрыто экскрементами? Уборщик редко объяснял значение старинных пословиц, при этом обожая сыпать ими направо и налево. Может и сам был не в курсе?

Имени учительницы на подмену я не запомнил: слишком сложное для русского языка, особенно отчество, которое хрен выговоришь с первого раза. Пацаны для простоты придумали незамысловатое прозвище – «Балахон», за привычку носить просторную одежду, скрывающую изъяны бочкообразной фигуры.

Балахон… а что, ей идет.

Я уселся на подоконник и уставился в приоткрытую дверь. Сам не понимал, на что рассчитывал. Уж точно не на приглашение заглянуть в подсобку, где угостят пирожными с заварным кремом. Где выслушают очередную теорию о кооперативных снах, укажут на ее слабые стороны и начанут спорить, доказывая свое – другое.

Интересно, как они там сейчас? Сарбаевой лишний раз позвонить стеснялся, а с Василием Ивановичем разговаривал на днях. Ну как разговаривал… был в очередной раз послан: «Малой – не лезь, куда не просят, Малой – угомонись, Малой – не твоего ума дело». И все в таком духе…

Не представляю, как с ним можно ужиться под одной крышей. Бедная Диана Ильязовна, наверняка целый день только и делает, что готовит, убирает, а этот лежит на диване и ворчит, словно старый дед. И чего она в нем нашла, не понимаю. Молодая, красивая, со строгим, но офигенным характером. А у этого же… ни ног нет, ни совести.

Пока размышлял о превратностях судьбы, на пороге кабинета показалась «Балахонша». С подозрением уставившись на меня, спросила:

– Мальчик, ты чего здесь забыл?

Ага, мальчик… Мальчики в крыле начальных классов бегают, а у меня усы под носом растут.

– Просто сижу.

– Раз просто, значит иди в другое место, а то взяли привычку на подоконниках отираться… Для посиделок существуют специально отведенные места.

Она продолжала говорить, но я уже не слушал. Закинув рюкзак за спину, развернулся и пошел по направлению на выход. На душе было препогано… Нет, не из-за слов «Балахонши», таких как она, каждый третий учитель в школе: вечно гоняют по пустякам. Просто еще одним родным и уютным местом стало меньше.

После занятий решил сразу домой не идти. Забрал сотовый на посту охраны и разместился за одним из многочисленных столиков в холле. Обыкновенно здесь сидели родители, ожидавшие любимое чадо после уроков или сами ученики тратившие карманные деньги на вкусняшки. Чего внизу только не продавалось, начиная от конфет и пирожных и заканчивая чебуреками. Вкусно, дешево и трижды проверено Роскачеством, ибо учебное заведение.

Я долго стоял перед торговым аппаратом с шипучкой, но так в итоге ничего и не выбрал. Уселся за угловой столик, обхватив голову руками. Черепушка гудела от насущных проблем: через день контрольная по химии, в конце недели «топик» по английскому, а еще долг по истории завис. Армен Георгиевич с прошлого года реферат ждет.

Эх, сейчас бы заглянуть в подсобку к Диане Ильязовне, заесть стресс очередным пирожным с кремом, но увы…

Не выдержав накатывающей тоски, я взялся за сотовый и набрал номер Сарбаевой. К черту стеснительность, просто спрошу, как дела. Тем более, что меня это действительно волнует.

Спустя три длинных сигнала в трубке послышалось:

– Никита…

Я так и не понял – это был вопрос или утверждение: уж слишком бесцветным казался голос.

– Диана Ильязовна, у вас все хорошо?

– У меня? У меня хорошо.

Какая-то она странная: язык заплетается и слова едва подбирает. Неужели выпила? А с другой стороны, чему удивляться, госпожа Сарбаева тоже живой человек, которому необходимо расслабляться. Вот и накатила стаканчик другой.

– Если я не вовремя…

– Нет-нет, Никита, все хорошо. Расскажи, как там ребята, как школа.

Меньше всего хотелось рассказывать про то, что так мечталось забыть и от чего раскалывалась черепушка. Диана Ильязовна выступала в роли этакой старой бабки, требующей от внучка скучного, никому не нужного повествования. Я честно попытался, но сил хватило лишь на пару минут. После чего сдался и окончательно затих.

– Никита, а ты почему звонишь? Возникли проблемы с моим предметом?

– Диана Ильязовна, я по поводу сна.

– Какого сна?

– Где вы убитая лежите и…

– Где я что?!

Вот блин… А Василий Иванович мог бы предупредить, что Сарбаева не в курсе. Пришлось долго и упорно пересказывать сон, с подробностями и нюансами. Кажется, Диана Ильязовна за это время успела протрезветь, по крайней мере речь ее стала носить более внятный характер.

– Когда это случилось?

– Буквально на днях, когда…, – не успел закончить фразу, как меня тут же прервали.

– Подожди, еще раз опиши обстановку квартиры.

И я как попугай во второй раз начал рассказывать про светильник в форме маяка, про стаю дельфинов на заднем фоне, про дурацкий журнальный столик, вечно мешающийся под ногами. Когда речь зашла о кухне, требовательный голос вновь остановил меня.

– Опиши сломанную солонку.

– Эта которая в виде поваренка?

– Да!

Я устало вздохнул.

– Да нечего там описывать, на неё как будто наступили и раздавили.

– Подробнее! – в женском голосе прорезались нотки строгой училки.

Позвонил, называется… Поделился мыслями по поводу новой теории о возможностях человеческого мозга просчитывать вероятности наступления грядущих событий.

– От солонки ничего не осталось: обычный мусор – гора пластмассовых обломков.

– Опиши их: форма, количество, размеры.

– Блин, да откуда я знать могу?

Вот уж не было нужды запоминать всякий хлам под ногами, тем более во сне.

– Никита, это важно.

Ну раз важно… Я прикрыл глаза, пытаясь напрячь память: угловой диван, длинная тень от стола на полу, пластмассовые останки.

– Солонка была пустая, никаких следов соли. Все что ниже головы раздавлено в крошево, ну может пару длинный осколков осталось, а вот лицо с колпаком уцелело: всего лишь несколько трещин… В местах скола острые зубцы.

– Это как? – тут же уточнила Диана Ильязовна.

– Отломалось не гладко, а по изломанной линии. Это похоже на… на…

– Похоже на то, как дети рисуют горы?

– Да, можно и так сказать. Горы или острые зубы акулы.

И что она к солонке прикопалась, неужели других тем для обсуждения нет? Как выяснилось есть, но лучше бы она их не поднимала.

– Теперь опиши мое тело в подробностях.

– Ваше тело?

– Да-да, мое тело, что здесь не понятного?

Действительно, что… Описывать взрослой женщине, на минутку моей учительнице, как выглядит ее обнаженная грудь, живот, разведенные в стороны ноги. К такому жизнь не готовила. Я почувствовал, как краска стыда заливает лицо, обжигая горячим щеки.

– Никита, ты на связи?

– Да.

– Почему молчишь?

– Я не буду.

– Чего ты не будешь?

– Не буду вас описывать. Василий Иванович стоял ближе, его и спросите, а я отказываюсь.

– Хорошо, тогда объясни, с чего ты решил, что лежащее на столе тело было мертвым. Нож из груди торчал, шея свернута под неестественным углом, лужи крови на столе?

– Нет… Не знаю… Трудно сказать… никаких особых следов не заметил, если не брать в расчет кровь на губах. Просто… просто почувствовал и все тут. Вы лучше Василия Ивановича спросите, он тело осматривал, а меня из кухни выгнал.

В трубке раздалось пренебрежительное п-ф-ф, словно старинный паровоз выпустил пар. Понятно, значит с Василием Ивановичем они снова разругались, поэтому давай, Никита, отдувайся за двоих. А вот не буду… не буду и все тут. У меня своя жизнь и вообще, к выпускным экзаменам готовиться нужно.

– Мне пора идти.

– Никита!

– У меня уроки.

– Никита, подожди…

Я не стал дослушивать, нажав кнопку отбоя. Спрятал телефон в карман и закинул портфель за спину.

В этом году обещают строгий отбор в военную академию, шесть человек на место, поэтому к экзаменам и вправду нужно готовиться. Вот только шипучки куплю, и пару шоколадных батончиков для поддержания работы мозга.

Следующие несколько дней пролетели незаметно. Школьные заботы затянули в привычный водоворот. Нового материала учителя практически не давали: шла усиленная подготовка к итоговым тестам, первая часть которых согласно графика была запланирована в марте.

– У вас два месяца на подготовку, – напоминала Галина Николаевна в начале каждого урока. – Два месяца перед важным событием, определяющим будущее.

– Поворотная точка в вашей судьбе, – вторил Армен Георгиевич нашей классухе. Урок был другой, а слова все те же.