Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Да они что, сговорились все – вон и Варя подмигнул… Складывалось впечатление, что парни не на дело приехали, а на смотрины невесты. Очередной повод для зубоскальства в парилке.

В прихожей возникло броуновское движение эпицентром которого стал Михалыч. Товарищ майор успел успокоить консьержку и поднялся в квартиру. Зачем-то разулся, прошелся по грязному полу туда-сюда, а когда пришла пора обуваться, потерял второй ботинок. Теперь застрял в дверях, кряхтя и оглядываясь. Со всех сторон посыпались шутки-прибаутки… Пришлось вмешиваться Доку.

– Вы чего, бл. ть, колхоз устроили, – произнес он веское командирское. – Михалыч, на тебе консьержка: сделай так, чтобы у нее никаких вопросов не возникло по поводу пленных архаровцев. Отвлеки, развлеки, но чтобы на выходе пять минут слепая зона была. Мамон, что с камерами?

– Полный порядок, командир. Шесть глазков в периметре: два в подъезде, один на входе и три панорамных. Все на время выведены из строя.

– Ты же час назад докладывал, что камер семь?

– Седьмую вон эти сломали, – Мамон кивнул в сторону пленных. – Рукодельники рукожопые, пока баллончиком с краской брызгали, засветились и в профиль, и в анфас.

Док кивнул, приняв информацию к сведенью, после чего продолжил:

– Варя, Федор – на вас архаровцы, чтобы даже пернуть не смели. Бармалей вам в помощь. Василий, ты почему до сих пор здесь трешься? Почему барышня одна сидит скучает?

– Девка боевая, вот он и боится, – добавил кто-то из парней. Народ заржал, а я понял, что сейчас последует очередной нагоняй от командира, поэтому не стал ждать, а развернувшись, захромал в сторону кухни. В спину дыхнуло сквозняком – Михалыч наконец нашел второй ботинок и раскрыл входную дверь.

До ушей долетел топот многочисленных ног – отряд в полном составе покидал квартиру. Я же, переступив порог, осторожно зашел на кухню. Просторная, не чета моей – метров пятнадцать будет, может даже побольше. Если во сне она являла собою идеал, само воплощение аккуратности (разумеется, без учета трупа на столе), то в реальности комнатка выглядела несколько иначе: в раковине завалы из грязной посуды, повсюду крошки, пакетики из-под молока, порванные упаковки с высыпавшимся наружу печеньем, капли пролитого сока. Стулья в хаотичном порядке расставлены по всему пространству. Стол сдвинут ближе к центру, а ламинат вокруг истоптан грязными подошвами. Одна из подушек углового диванчика скинута на пол, там же валяются разноцветные тряпки: то ли полотенца, то ли рукавички с передником. И за всем творящимся бардаком была незаметна хозяйка. Обычно элегантная и эффектная, сейчас она представляла собою серую мышку с безразмерно выцветшей футболкой на худых плечах. Лица не видно – девушка опустила голову, погрузив пальцы в копну всклокоченных черных волос. Я и представить себе не мог, что красивые шелковистые пряди могут выглядеть подобным образом, словно пакля или комок спутанных проводов в чемодане Мамона.

Сделал осторожный шаг вперед и остановился: под подошвой ботинка хрустнуло. Приподняв ногу обнаружил пластмассовые осколки солонки, той самой в виде веселого поваренка. Во сне она тоже была раздавлена, только валялась не по центру, а ближе к ножкам дивана.

Услышав звук, девушка вздрогнула и подняла голову. Ненакрашенная, помятая, местами опухшая со следами слез на лице, она все равно умудрялась выглядеть красиво. Может все дело в природной генетике Дианы, а может Василий Иванович субъективен, такое тоже порою случалось.

– Диана, не волнуйтесь… все хорошо.

– А Кирилл? Что с Кириллом?

Подошва ботинка против желания опустилась, хрустнув останками пластмассового поваренка.

Разговор не заладился с самого начала, точнее его не было, если не считать за таковой несколько брошенных фраз.

Я предложил Диане собрать чемоданы, и та безропотно согласилась. Встала с дивана и, шаркая тапочками, вышла в коридор. Некоторое время девушка добросовестно возилась в спальне: до ушей долетало лязганье металлических плечиков, хлопанье дверок, звуки выдвигаемых ящичков. А потом все стихло.

Я был вынужден постучать и открыть дверь в комнату – настоящая девичья спальня, святая святых. Цветовая гамма выдержана в светло-кремовых тонах, разве что прикроватная тумбочка выделялась ярко-красным пятном. Шкаф, столик с зеркалом, пушистый ковер на полу, большая кровать, на которой скрючившись и подобрав под себя ноги сидела девушка. В окружении раскиданной одежды и парочки раскрытых чемоданов. За шторкой спутанных волос лица не разглядеть, но вряд ли оно выглядело иначе, нежели пять минут назад. Все столь же потерянное и опустошенное.

– Диана – время. За нами скоро приедут.

Ответ прозвучал очень тихо. Я даже решил, что померещилось, поэтому поколебавшись с секунду, был вынужден повторить:

– Диана Ильязовна – время!

– Я никуда не поеду.

– Что?

– Я никуда не поеду!

Злые решительные глаза уставились на меня. Губы плотно сжаты в линию, на щеках играет румянец. Нет, не румянец, всего лишь след от складок одежды.

– Диана, мы же с вами договорились.

– Договорились? – губы девушки искривились в горькой усмешки. – Лично я с вами ни о чем не договаривалась. А этот ваш командир, ввалился без спроса с толпой мужиков, раскомандовался тут, избил Кирилла. Что с Кириллом, где он?

– Диана, вы бредите.

– Это я брежу?! Это вы бредите! Ваши дружки вломились, натоптали кругом, сожрали печенье. Куда они его увезли?! Я вас спрашиваю?!

Я подошел к кровати и, схватив девушку за плечи, резко поднял. Ох, сколько ярости плескалось в глубоком омуте глаз. Да она же меня ненавидит прямо здесь и сейчас. Готова ударить, только вот беда – запястья скованны. Я крепко держал девушку, памятуя о пресловутом боевом характере.

– Отпустите меня. Мне больно!

– Вам больно? А когда Кирилл хотел трахнуть прямо на глазах у дружка, вам не было больно?! – заорал я в лицо. – Печеньки пожалели? Надо же, какие плохие мужики: приперлись, наследили, все сожрали – вы за это переживаете? То ли дело душка Кирилл. Обаяшка, бл. ть! Надо было наедине оставить, чтобы сначала он вас трахнул, потом его друг, а в конце они вас бы попросту придушили, чтобы с заявой в полицию не пошли.

– Нет!

– Что нет? Что нет?! – смотрю в глаза, полные влаги, отчаянья и боли. Вот только сомневаюсь, что стиснутые запястья могли причинить столько мучений.

– Замолчите… вы не понимаете.

– Чего я не понимаю? Или это вранье, что душку Кирилла буквально стащили с вас? Чем он вам рот заткнул: ладонью, порванными трусиками? Надо было за дверью подождать, пока он свое дело закончит?

Всё… как-то быстро она обмякла. Думал, будет дольше сопротивляться, может даже ударить попытается или укусить, а тут… Видимо сил совсем не осталось. Я отпустил руки, и девушка беспомощно шлепнулась на кровать.

– Стыдно должно быть, Диана Ильязновна – взрослая женщина, а ведете себя как малолетняя истеричка. Люди из-за вас карьерой рискуют, собственным здоровьем.

Я захромал на выход, но на самом пороге остановился, добавив:

– Собирайтесь, у нас мало времени.

На кухне отдернул шторки и посмотрел в сторону светлеющего горизонта. Мелкое крошево, лишь по недоразумению называемое снегом, продолжало сыпать с неба. Белое покрывало рваными кусками лежало на голой земле. К обеду все растает и вновь превратится в серую грязь. Так было в прошлом году, так будет и на этот раз. Зима не заладилась, чтоб её…

В многоэтажке напротив в хаотичном порядке горели квадраты окон. Где-то там в темноте залег Сэмпай. Наш молчаливый якут по-прежнему на посту, продолжает контролировать подъезды к дому. Может статься, прямо сейчас смотрит на меня, заметив движение в пространстве контролируемой квартиры.

Я отдал честь в темноту и, не выдержав, про себя хмыкнул. Помнится по молодости любил козырять фразой: «к пустой голове руку не прикладывают». Был весь из себя такой важный и умный, пока однажды Док не сказал:

– Ты присягу давал?

– Нет.

– Устав соблюдать клялся?

– Нет

– Может быть ты числишься в регулярных армейских соединениях? Тоже нет? Тогда какого хера умничаешь. Данная фраза никакого отношения к тебе не имеет. Можешь прикладывать что угодно и куда угодно, – командир на миг задумался и добавил, – разумеется, в рамках российского законодательства.

М-да, были времена…

Я отошел от окна и взял электрический чайник в руки. Убедившись в наличии содержимого, наполнил водой единственный чистый бокал. В пару глотков осушил его и добавил к горе грязной посуды.

В боку противно заныло. Нет, только не это… Задрав свитер, проверил корсет на наличие крови – все чисто, лишь кожа покраснела в местах соприкосновения с медицинским клеем. Ну да это естественная реакция организма.

Две недели отлежаться – это же надо такое придумать. Боцман с дыркой в боку уже на следующий день с койки вставал. Правда, передвигался не активно, но все же… современная медицина творит чудеса. Лет сто назад активно пользовались БФ-6, густой вязкой жидкостью с характерным смолистым запахом. Я пару раз с ней сталкивался: чего только в африканских запасниках не сыщется, еще с советских времен. Вот только применить не довелось, все разумные сроки годности прошли. Разве что открутил крышечку, да понюхал – запоминающийся аромат.

Современный аналог медицинского клея запахов не имел. Был абсолютно бесцветным, и по консистенции напоминал прозрачный гель, крайне приставучий и липкий. Помнится, по молодости лет умудрился пальцы склеить, а смывающего раствора под рукой не нашлось. Пришлось избавляться от застывшей пленки с помощью крепкого словца и острого лезвия. Избавился, заодно срезав пару лоскутков кожи.

В кармане беззвучно завибрировал сотовый. Хлопнув по боковому карману, извлек наружу тонкий прямоугольник телефона. Провел пальцем по экрану и едва не выронил – зараза, все никак не привыкну к новому аппарату. Слишком гладкий, слишком тонкий, слишком чужой…

На экране высветились японские символы – звонил Сэмпай. Ваня-якут никогда не тревожил по пустякам, поэтому каждый входящий от него вызывал волну напряжение.

– Внимательно.

– Черный ауди, госномер К 315 НК, подъехал ко входу в подъезд. За рулем молодой парень лет двадцати пяти, выходить не спешит, пытается дозвонится.

– Принял.

Я нажал отбой, а про себя грубо выматерился. Михалыч скинул базу данных по нехорошим номерам, общим числом за шесть сотен. Разумеется, все их запомнить было невозможно, но вот один единственный, принадлежащий Илье Прокопенко, в памяти отложился. Именно его черный ауди сейчас стоял у подъезда. Принесла нелегкая черта…

Не успел толком обдумать сложившуюся ситуацию, как телефон вновь завибрировал. На этот раз звонил командир.

– Как обстановка?

– Тревожная.

– Без тебя знаю, что тревожная, Сэмпай уже доложил… Пленные утверждают, что Прокопенко-младший был в курсе намечающейся ночной забавы, вот только ехать отказался, сославшись на занятость.

– И все же он приехал. Выходит, не такой уж и занятой был, – предположил я.

– Или почуял неладное… Ты вот что, Василий, особо не геройствуй: под пули не лезь и постарайся сильно не шуметь. Не забывай, где находишься, здесь тебе не саванна. В одиночку управишься?

– Обижаешь, командир.

– Через полчаса будем. До связи.

Я осторожно выглянул в окно, выходящее на боковую сторону. Пытаться отсюда разглядеть черный ауди бессмысленно. Лишь серая полоска асфальта, залитая электрическим светом. И вдруг… внутри кольнуло, нехорошо так.

Я обратился в слух – из соседней комнаты не доносилось ни звука. Диана хоть и возилась с тряпками, но шумела при этом изрядно: лязгали металлические плечики, громыхали отодвигаемые ящики шкафов. Сейчас же стояла мертвая тишина.

Сделав три шага по направлению, я резко распахнул дверь. Притаившаяся фигурка от неожиданности вздрогнула и попятилась назад.

– Диана Ильязовна, вас в детстве не учили, что подслушивать не хорошо?

В ответ лишь округлившиеся от страха глаза. Она думает, я её что… ударю?

– Пройдите пожалуйста в комнату.

– А?

– В комнату пройдите.

Девушка развернулась, и едва ли не бегом отправилась обратно. Хлопнула дверью и затаилась, словно мышка.

– Диана, собирайтесь. У нас времени – полчаса, – напомнил я, а сам направился в прихожую.

Куда же тебя нелегкая несет, товарищ Прокопенко? Приперся среди ночи в чужой район. Сидишь в машине, названиваешь… Настолько встревожен, что дружок твой не выходит на связь?

Под ногами неприятно заскрипел песок. Я с замиранием сердца опустил взгляд – всего лишь грязь, занесенная с улицы множеством ботинок. Всего лишь грязь… Знакомый полосатый маяк выплескивал волны ярко-белого света. Вон возле той стены стоял вечно мешающийся под ногами журнальный столик, а в метре от порога, Щелкунчик едва не придушил пацана. Надо сказать, странный способ выбрал для этого, ломая челюсть и запихивая в рот кулак. Редкая тварь, и страшная, как лысый черт… Предупреждал же Малого, думай о хорошем. Насмотрятся всякой хрени по сети, а потом дрянь отвратная во сне является.

Щелкнув замком входной двери, переступил через порог. В подъезде стояла тишина, но не та мертвая, которая из кошмара… Вполне себе живая, с мерным гудением электричества в щитках и подергиванием света лампы под потолком. Голосов не слышно, но оно и понятно: кому захочется вставать в столь ранний час. Народ отсыпался перед рабочей неделей.

Снова завибрировал сотовый в беззвучном режиме. И вновь на экране появились заковыристые иероглифы.

– Объект вышел из машины. Движется по направлению к подъезду, – сухо доложил Сэмпай

– Принял.

Ну здравствуй, Илья Прокопенко, сынок того самого Прокопыча. Не получалось у нас толком пообщаться, все друг твой мешал, не в меру говорливый. Теперь вот пришла пора…

Хромая, пересек площадку и затаился возле кабинки лифта. Прислушался к далеким звукам на нижних этажах.

Запиликал домофон, извещая консьержа о посетителях. По идеи посторонних внутрь пускать не должны, без согласования с хозяином квартиры. Но это по идеи, на практике все выглядело иначе. Платили консьержам сущие копейки, вот они и отрабатывали свой хлеб с положенным усердием, точнее – спустя рукава. Оставалось лишь рассчитывать на въедливый характер тетки внизу.

Увы, надежды не сбылись. Спустя полминуты кабинка лифта поехала на первый этаж. К тому времени я успел закрыть дверь в квартиру и определиться с позицией. На верхней площадке слишком много света, на фоне которого человеческий силуэт – отличная мишень, а вот пролетом ниже царил полусумрак. Туда и направился, спустившись на несколько ступенек. Прислонился к стене и вытащил из грудного кармана пистолет, врученный Доком на прощанье. Чешский «ЧеЗет», если судить по острой спице курка, то и дело норовившей зацепиться за ткань.

Успокоить дыхание… вдох и выдох.

Далеко внизу раздался характерный перезвон колокольчиков – кабинка лифта прибыла на первый этаж. Как там говорил командир, без лишнего шума? Я и в лучшие-то годы в специалистах диверсионно-разведывательной службы не ходил, что уж говорить про здесь и сейчас. На чужих двоих, сделанных из углепластика, разве что к глухому тетереву незаметно подкрасться сумею.

Не того человека ты на посту оставил, командир. Ой, не того…

В шахтовом стволе вновь зашумело – кабинка медленно поднималась наверх. В голове пронеслась мысль, что я бы на месте Прокопенко вышел этажом ниже или выше… Раз уж друг на звонки не отвечает.

Как говорится, хорошая мысля приходит опосля. Дергаться было поздно – раздался мелодичный перезвон, и дверца кабинки со скрежетом раскрылась. Яркая полоска света легла на потертую плитку площадки. Томительные секунды ожидания и… закрылась. Не понял, а где пассажир? Из лифта никто не вышел – кабинка замерла на шестом этаже.

До рези вглядываюсь в пространство, пытаясь заметить мало-мальски подозрительное движение. Мушка прицела мелькает перед глазами, но ошибка исключена, кроме меня здесь никого нет.

И словно в подтверждении сделанных выводов, внизу запиликала подъездная дверь. Почуял, черт… Шестым чувством почуял, что подниматься нельзя, что опасность наверху, потому и решил свалить. Звериная интуиция у Илюши, весь в папашу пошел. Того тоже долго подстрелить не могли: с десяток покушений пережил криминальный авторитет, пока чекисты за дело не взялись.

В кармане беззвучно завибрировал сотовый, на экране вновь высветились иероглифы. Сэмпай подтвердил, что черный ауди покинул зону наблюдения.

Дрогнувшими пальцами спрятал оружие в карман, все – теперь можно выдохнуть… До очередного разговора с Дианой Батьковной.

Док и компания вернулись через полчаса, потеряв по пути Михалыча, и Кирюшу с дружком. С товарищем майором все было понятно, ему еще на службу идти, а вот что касаемо двух других… Есть вещи, о которых лучше не знать.

За оставшееся время мы с Дианой и парой слов не перемолвились. Она молча возилась в комнате, пакуя вещи, я же пил чай на кухне, или скорее делал вид, что пью. Увидев с десяток сообщений Малого, решил написать ответ. Долго тыкал пальцем в экран, а потом плюнув на все, решил перезвонить.

– Василий Иванович, это вы? Выбрались? А с Сарбаевой все нормально? – вместо приветствия затараторил пацан. Настолько громко, что пришлось отстранить телефон от уха.

– Нормально с Сарбаевой… Малой, ты чего не спишь?

– Да какой тут… Скажите, были реальные основания для тревоги? Ну вы поняли меня: тело на столе, порванная одежда. Жизни Дианы Ильязовны ничего не угрожает?

– Теперь нет.

– Что значит теперь, а раньше?

– А раньше было раньше, – я глубоко вздохнул. – Малой, спасибо тебе, ты все правильно сделал: позвонил, кому надо и вовремя сообщил.

В трубке возникла длинная пауза. Чего это он завис? Да, Василий Иванович, затюкал ты пацана, если он от простого «спасибо» в ступор впадает.

– Малой?

– А?

– Спать ложись и об остальном не волнуйся. Диана Ильязовна отпуск взяла на две недели, поэтому в ближайшее время в школе ты её не увидишь, как и меня. Если что, звони на сотовый.

– Василий Иванович, а как же сны. Вдруг мы снова…

Я отключил телефон. Думать сейчас совершенно не хотелось. Навалилось все на плечи, повисло тяжелым грузом за спиной. Мертвое тело на столе, залитое мягким желтым светом из-под абажура. Пятна кровоподтека на внутренней стороне бедра, словно девушку ударили чем-то тяжелым по ноге. Многочисленные синяки и царапины, особенно досталось плечам. Много ли нужно нежной женской коже. Запекшаяся кровь на губах, на затылке… клочки выдранных волос – с ней явно не церемонились, пытаясь успокоить. Зная характер Дианы, подозреваю, что насиловали девушку уже в бессознательном состоянии, а то и вовсе мертвой.

Сон, это всего лишь сон, но сука… какой въедливый.

Док лишних вопросов не задавал, да и другие парни, надо отдать им должное, в душу не лезли. Один лишь Дядя Федор, не отличавшийся высокой чувствительностью, подошел и поинтересовался:

– Чё, как оно?

Я пожал плечами. А что еще мог ответить, стоя под мелким снежком и наблюдая за тем как в одну из машин загружают чемоданы. В небольшой серый фургон, принадлежащий Мамону. Он в нем разное оборудование возил, железяки всякие, которые в обычное авто не помещались, а часом ранее тела двух архаровцев.

– Я бы тоже за свою бабу порвал, – зачем-то добавил Федя, и бросив окурок, зашагал к машине сопровождения: большому черному внедорожнику, мерно урчащему объемистым двигателем. В него посадили учительницу под приглядом пары внимательных глаз. Основная группа бойцов разместилась в фургоне, мы же с командиром сели в безликую корейскую легковушку, взятую напрокат. Он за рулем, а я справа на пассажирском сиденье.

Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять причину подобного распределения. Командир хотел обсудить случившееся по дороге. Вопросов у него накопилась масса, а вот ответов кроме меня никто дать не мог.

Защелкал поворотник, и машина плавно тронулась с места. В салоне запахло дешевым пластиком, а ноздри уловили едва заметный аромат паров бензина. Пройдет еще лет десять и двигатели внутреннего сгорания можно будет встретить только в музее. Уже сейчас налоги на выбросы такие, что проще до пункта назначения на такси добраться. А со следующего года еще на десять процентов поднимут. Правительство медленно, но верно продвигало зеленую повестку в массы. Может оно и правильно, а то который год зима без снега.

Док был человеком конкретным, не любил ходить вокруг да около, особенно в общении со своими. Однако в этот раз он меня удивил. Едва выехали на Московское шоссе, как он заговорил:

– Домик небольшой, но вам двоим места хватит. Со всеми полагающимися удобствами: электричеством, водой, канализацией. Короче, не жизнь – курорт. Находится в охраняемой зоне, поэтому за личную безопасность можешь не волноваться. Там тебе не какой-нибудь левый ЧОП, а наши бывшие коллеги на страже.

– Чеха не верну, – перебил я, ощущая приятную тяжесть пистолета во внутреннем кармане.

– Да я и не прошу, – удивился командир. – Василий, ты чего какой дерганый стал? Нервничаешь по пустякам… В ней дело?

Последовал кивок в сторону ехавшего впереди внедорожника.

– Василий, ты с бабой своей давай мирись. Вам целую неделю под одной крышей жить, а то и больше. Еще не хватало, чтобы вы там как кошка с собакой, в приступе ярости чужую мебель переломали. Мне же потом и краснеть перед хозяевами.

– Она не моя.

– Ты командиру-то лапшу на уши не вешай. Между вами такое напряжение, что встань рядом – волосы на жопе шевелиться начнут.

– Говорю же, не моя. Случайно вышло.

– А вот с этого места давай поподробнее.

Дважды просить не пришлось. Я рассказал все как было, без утайки: про настойчивого профессора Гладышева и капсулы, подаренные школе центром Синавского, про игру Маяк-17 и кооперативные сны.

Командир слушал молча, не перебивая. В самом конце произнес задумчивое «дела» и погрузился в размышления. Я не торопил Дока, такой объем информации требовалось переварить. Тем более, что речь шла о вещах, лежащих за гранью привычного понимания мира.

Мотор ровно гудел, убаюкивая. Перед глазами мелькала извилистая лента дороги. Сквозь белую завесу снега проступали огни фонарей. Кругом, куда не глянь – поля, да линии высоковольтных передач с рогатыми опорами.

Док продолжал молчать, и я не выдержал первым:

– Осмотрел во сне тело. Кроме синяков и клочка выдранных волос никаких других повреждений, указывающих на насильственный характер смерти, обнаружить не удалось, но она точно была мертва. Знаю, что прозвучит глупо, но это как осознание… Когда за секунду до выстрела понимаешь, что попадешь. Ты даже на скобу нажать не успел, а внутри уверенность поселилась… Нет, это больше, чем уверенность – знание. Как будто часть клеток мозга существует в другом часовом поясе, живет на несколько мгновений раньше.

Док все молчал, и я наконец заткнулся. Не потому, что выговорился, просто не смог подобрать слов. Уж очень сложной была гамма тех чувств, что испытал во сне. Если убрать накипь вроде страха, злости и раздражения, то остается… Остается терра инкогнита, чтоб ей пусто было. Не существует слов в русском языке, способных описать случившееся, их попросту нет.

Под колесами зашуршал гравий – мы свернули с главной дороги на проселочную, ведущую в сторону коттеджного поселка. Небо рассвело, но серые тучи по-прежнему висели над крышей автомобиля, продолжая сыпать мелким крошевом. Слева белело поле, справа появились коробки первых домов: несколько кургузых уродцев, стоящих в стороне. То ли не успели достроить, то ли на окраине дозволялось экспериментировать с архитектурными решениями.

– А я, признаться, подумал, что по твою душу, – неожиданно заговорил командир. – Решил, что барышню в заложницы взяли, чтобы на тебя выйти. Сам знаешь, как оно бывает, когда родственников нет. Действовать через баб, самый верный способ. Один криминальный авторитет на тебя глубокую обиду затаил в связи с последними событиями. И дело даже не в том, что ты ментам стуканул по поводу беспредела, творящегося в автомастерской, а в том, что перед своими подставил. К Георгию Валентиновичу много вопросов возникло. И первый из них, почему бардак развел в подведомственном хозяйстве. Авторитетный коллектив доверие оказал, за крупным бизнесом приглядывать поставил, а тут такая херня произошла: подпольный цех организовали. Доморощенные дельцы, мать их… До того обнаглели, что сынка самого мэра на органы разобрали. Но что хуже всего, заправлял всем не залетный щегол со стороны, а свой родной Зурабов, за которого Георгий Валентинович поручился. Ты начальник, значит с тебя и спрос… Короче, дали Жоре полгода на то, чтобы основные вопросы закрыл и потери минимизировал, в том числе и репутационные. Ликвидировать тебя для Георгия Валентиновича теперь вопрос чести.

– Только для него?

– Да… Наши московские коллеги на днях связывались с представителями авторитетного коллектива, и те подтвердили: к Василию Ивановичу никаких претензий. Ты теперь исключительно проблема Жоры. Если он ее решит – хорошо, не решит – тоже ничего страшного. Как говорится, будет лишний повод, за что предъявить. Уж очень много недоброжелателей у Георгия Валентиновича появилось за последнее время.

– Значит остается только Жора, – пробормотал я про себя.

– Что значит только?! – резко отреагировал командир. – Вася, ты хоть знаешь, что это за человек? Ему смертный приговор двадцать лет назад вынесли, вместе с Шункаром, только вот хозяин давно в могиле лежит, а этот до сих пор живой. И не просто живой, а на вершину иерархической лестницы умудрился забраться. Ты пойми, Василий, по ту сторону закона принцип естественного отбора действует во всей красе – выживают сильнейшие. За косяк с черными трансплантологами кого другого давно бы кончили, а Жора до сих пор крутится. Настолько в собственных силах уверен, что даже из страны не сбежал.

– Его бы и в горах Таджикистана нашли, и на Кипре грохнули.

– Грохнули, – согласился со мной командир, – только перед этим он успел бы пожить красиво, годик-другой. Много ли нужно в его возрасте?

Перед полосатым шлагбаумом, ограничивающим въезд в центральную часть поселка, машина остановилась. В будке мелькнуло лицо охранника, но против ожидания наружу никто не вышел. Преграда в виде металлической трубы медленно поднялась вверх, освобождая проезд.

А они здесь серьезно обустроились, даже мешки с песком у стены лежат. Интересно, против кого оборону держать собрались, против дачников? Не зря командир про «наших» упомянул, что за порядком следят. Прошлое не отпускает, прочно въедаясь в подкорку сознания.

Колеса прогремели по железной неровности черно-желтой расцветки. Машина скатилась вниз и вновь под днищем зашуршал гравий.

– Когда Михалыч набрал среди ночи, я решил было, что за барышню твою взялись, а тут вон оно как, – командир не выдержав, усмехнулся. – Оказывается и барышня не твоя, и архаровцы залетные, сердечные дела решали. Может мы зря в это дело влезли? – серые глаза внимательно уставились на меня.

– Её бы убили.

– Это еще бабка надвое сказала или в твоем случае вещий сон. Мы не супергерои из комиксов и не благотворительная организация, которая за каждую невинную душу вписывается. Ну трахнули бы они ее на пару, шею свернули… Ты какого рожна туда сунулся? Тебе что, других проблем мало?! Себе геморрой обеспечил и всем нам нарисовал.

Командир не повышал голоса, не было в том нужды. Я по тону понимал, что он сейчас очень злится. Мало кому понравиться закапывать трупы посреди ночи в морозном лесу, или как еще они их там утилизировали…

– Я не просил приезжать.

– Вася, перестань играть словами… Ты знал, что мы приедем. Ты сам бы приперся, возникни похожая проблема у любого из нас. Это еще хорошо, что Тугулов ни о чем не догадывается, а то устроил бы здесь второй Шагаму… Что же касаемо снов – я к тебе заеду на днях, тогда и поговорим про всю эту мистику.

– Не веришь, – догадался я.

– Не то чтобы не верю… Помнишь Мамедова из отряда Римского?

– Это который золотые ворота видел?

– Да… он все священную Шамбалу искал, только почему-то не в Тибете, а на просторах африканской саванны. Лет пять назад жену с детьми расстрелял, и на прощанье пулю в висок пустил. Вот такой вот несчастливый конец у господина Мамедова. А началось все с того, что однажды на закате ворота в небе увидел.

– У меня свидетели есть.

– Так и у Мамедова они были. Говорят, облака в тот вечер действительно имели причудливую форму. Пойми, Василий, одно дело – происходящие события, и совсем другое – их трактовка. Прошу тебя – умоляю, не лезь ты в это дело, не усугубляй. Если помощь нужна, мы специалистов из Москвы вызовем.

Заб…сь, только психиатров здесь и не хватало.

Место, где предстояло прожить последующие недели, выглядело уютным. Небольшой двухэтажный коттедж белого цвета, с верандой и прилегающим земельным участком, явно не предназначенным под посадку картошки. В центре разместилась круглая беседка, обвитая сухим плющом. Одна из дорожек вела в летнюю кухню с высокой печкой, выложенной кирпичом. Повсюду были заметны следы цветочных клумб, пустующих по причине зимы. Вдоль забора торчали голые ветки кустов и карликовые ели. Имелись и фруктовые деревья, подпиленные и явно ухоженные, а вот чего не было, так это бани. Странно… Обыкновенно в наших краях участок забором не успевают огородить, а сруб уже стоит. Бывает, что и один на голом участке. Может в доме есть аналог финской сауны?

Пока ребята таскали чемоданы и сумки с провизией, командир устроил экскурсию по местному хозяйству. Показал основные узловые точки, связанные с подачей воды и электричеством: где что лежит, где находится. Первым делом включили котел в подвале, но пока дом протопиться, пройдет не один час, и даже день.

– Ничего страшного, в куртках посидите, – высказался по данному поводу командир. – Тем более, что ты у нас, Василий, жару не любишь.

– Если мерзнешь, могу шерстяными носками поделиться. У меня запасная пара в рюкзаке лежит, – добавил стоявший рядом Бармалей.

Очень смешно, обхохочешься… Скрипнув шарниром, переступил через порог.

Внутри было чисто и уютно – именно так выглядела квартира Дианы Ильязовны, пока в нее не вторглась толпа мужиков. Памятуя об этом, командир строго следил за входом, требую ото всех разуваться и без лишней нужды в дом не соваться. Особенно в гостиную, где на полу возлежал белый пушистый ковер. А еще там был дорогущий электрический камин. Тлевшие угольки выглядели настолько реалистично, что Дядя Федор не выдержал и решил, пошерудить кочергой. Хорошо, что последней в доме не оказалось, иначе нашерудил бы.

Нет, прав был Док, когда принялся мужиков из дома гонять. Они хоть и взрослые, но вели себя словно любопытные дети. Мамон в подвале едва котел не разобрал, показывая Варе систему управления. Бармолей умудрился большую кастрюлю на пол свалить, пока на кухне с пакетами возился. Заодно отключил новенький финский холодильник, поигравшись с красивыми кнопками на боковой панели. Спасибо Мамону, что вовремя заметил.