Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 40 страниц)

– Да ну тебя, – обиделся Док и снова умолк, но надолго его не хватило. – Если бы тогда все сладилось, женился не раздумывая, и деток завел, а не торчал бы в этой богом забытой саванне, где даже негры дохнут от жары.

Миновав украшенный бумажными цветами коридор, я остановился перед дверью кабинета программирования и уже собрался войти, когда услышал:

– … обязательно должны извиниться.

– Не буду я.

– Никита, ты взрослый человек и должен взять на себя ответственность.

– Почему сразу я? Вон пускай Сабуров извиняется, у него язык хорошо подвешен.

– Вячеслав новенький, поэтому плохо знаком с Галиной Николаевной и ребятами.

– Ага, как же, – голос Синицына зазвучал резко и зло. – Именно из-за этого козла все переругались, из-за него Галина Николаевна отказывается быть классной.

– Никит, ты сам себя слышишь? Или действительно веришь, что один человек способен за месяц разрушить дружный коллектив?

– С какого перепуга он вдруг стал дружным? Диана Ильязовна, не беритесь судить о том, чего не знаете.

– Сужу не только я, но и многие другие. Галине Николаевне удалось создать хорошую атмосферу в классе. Праздники отмечали вместе…

– Вот именно, что отмечали, пока не приперся Сабуров и не устроил элитную вечеринку для своих.

– Никита, ты не прав. Вячеслав имел полное право…

– Мудак и гнида ваш Вячеслав.

– Синицын, что ты себе позволяешь?! Попрошу не выражаться в присутствии учителя.

– Да пожалуйста.

Послышались шаги, и я благоразумно отошел в сторону.

– Никита, подожди!

Дверь резко распахнулась и в проеме показался пацан: злой и взъерошенный, словно дворовый пес, искупавшийся в луже. Засунув руки в карманы, он зашагал прочь, даже не посмотрев по сторонам.

– Василий Иванович, не стойте на пороге, – следом на пороге появилась Диана Ильязовна. Заметив меня, пригласила войти.

– Да я вот думаю, может попозже.

– А вы не думайте, проходите, – девушка вздохнула. – Одни проблемы с выпускниками. Представляете, довели до слез Галину Николаевну, этого замечательного педагога. Устроили чёрт-те что в кабинете и сорвали урок. А ведь она в свое время отказывалась становиться классным руководителем, говорила, куда я с таким характером. Директор лично уговаривала: просила, грозила увольнением… вы же знаете про положенные квоты. Каждый учитель при достижении определенного стажа обязан принять класс. И Галина Николаевна была вынуждена взять шефство над этими обалдуями. Семь лет их вела, да так что окружающие нарадоваться не могли. Даже вечно воюющих Синицына с Соломатиным умудрилась усмирить. И тут такое…, – девушка двумя пальцами помассировала переносицу, словно носила очки. – Простите, Василий Иванович, вывалила на вас свои проблемы. Вы что-то хотели?

– Да я, собственно, мимо проходил. Дай, думаю, зайду.

– Совсем не умеете врать.

– Правда?

– Правда, – она грустно улыбнулась. – Говорите уже, зачем пришли. И не стесняйтесь, я девушка крепкая: одной заботой больше, одной меньше.

Я молчал, не зная как начать разговор. Пока шел, в голове все было ровно и складно, а стоило открыть рот и мысли куда-то улетучились.

– Ну же, Василий Иванович, откуда такая робость? С игрой проблемы или про капсулы хотели спросить?

– Нет, я о другом… Вам знаком человек по фамилии Прокопенко Илья?

Брови девушки поползли вниз, а взгляд из чуть насмешливого вдруг стал тревожным. Отвечать не было нужды, и без того понятно.

– Почему вы спрашиваете?

– Меня не сам Прокопенко интересует, а его приятель. На вид не старше тридцать, зализанные волосы, крупная родинка на левой щеке и весь такой вертлявый, подвижный, словно на химии сидит.

– Кирилл?

Значит Кирилл. Имя надо запомнить, вдруг пригодится.

– Диана, скажите прямо, у вас с ним проблемы?

– Нет у меня проблем. С чего вы взяли?

– Жизненный опыт подсказывает.

– Это не ваше дело, – излишне резко отреагировала девушка. И некогда красивые глаза миндалевидной формы обратились в амбразуры дзота.

– Вы правы, не мое. Извините, если нарушил границы личного пространства.

Развернулся и заковылял в сторону выхода из класса. Но на пороге не выдержал и остановился.

– На будущее, Диана Ильязовна, давайте обойдемся без совместных прогулок. Если вдруг Зинаида Петровна или кто другой обратиться с похожей просьбой, направляйте сразу ко мне.

И закрыл дверь.

Глава 5 – Никита Синицын aka «Синица»

На второй перемене меня поймал Серега Копытин. Выцепил возле аппарата с газировкой, и оглядевшись по сторонам, заговорщицки прошептал:

– Есть разговор.

Серегу я знал с самого детства – росли в одном дворе. Часто пересекались на игровой площадке: летом в футбик гоняли, зимой с клюшками бегали или в тот же футбол. Великими друзьями не были, но как это модно сейчас говорить – приятельствовали. Школьные психологи обожали этот термин и часто использовали на лекциях, а я вот терпеть не мог. Веяло от него чем-то недоразвитым: нечто среднее между другом и простым знакомым. Вечно мозгоправы придумывали, пытаясь классифицировать человеческие отношения. Пацан со двора он и есть пацан со двора, этим все сказано.

Копытин учился в параллельном «Б» классе и последние два года был известен тем, что отчаянно пытался замутить с девчонкой.

– Ты встречаешься, Леха встречается и даже Сева бабу завел, один я как лох – девки стороной обходят… Может мне того, подкачаться малясь?

Зря он переживал – нормальный пацан: не урод, по спортивному подтянут. Но вот это его отчаяние, написанное крупными буквами на лице, отталкивало противоположный пол хуже запаха пота.

– С ним точно все в порядке? – спросила меня как-то Олька. – Дерганный весь какой-то и взгляд странный, словно у маньяка.

Серега маньяком не был, он просто хотел трахаться – любви, одним словом. Не обязательно большой и чистой, главное, чтобы было куда сбросить накопившееся напряжение, разрывающее бедолагу изнутри. Все дело в гормонах… отсюда и несвойственная здоровому человеку нервозность, и лихорадочный блеск в глазах, ошибочно принимаемый женской половиной за психическое отклонение.

Пока шли к укромного уголку, в виде двух лавочек в глубине холла, я успел открыть баночку газировки. Шипящие пузырьки моментально ударили в ноздри, а рот заполнился терпким вкусом «Байкала». Глоток за глотком прохладного божественного нектара, что может быть лучше, особенно после двух мучительных часов алгебры.

Увы, но насладится вкусом лимонада не позволил надоедливый Копытин.

– У Алки есть кто? – зашипел Серега не хуже газировки, выпущенной из-под алюминиевой крышки.

– Ты про какую Алку, про нашу?

– Ну не про Колесникову же.

Зря он так, Колесникова может и страшна, как атомная война, зато дает каждому третьему, а с нашей моделью шансов закрутить нет никаких. О чем я и сказал прямо в лоб.

– Ты просто ничего не знаешь, – Серега настороженно огляделся по сторонам, и не обнаружив ничего подозрительного, зашептал: – прикинь, мы с ней вчера в парке гуляли.

– Неужели свидание? – не поверил я. И правильно сделал, потому как оказалось это никакое не свидание, а случайная встреча. Наша Аллочка то ли ждала кого-то, то ли просто скучала и тут подвернулось знакомое лицо. Поболтали минут десять, а Серега нафантазировал себе невесть что: целый любовный роман или скорее сюжет порнофильма.

– Я её имя в анкете напишу, – подвел он итог своему монологу и кивнул в сторону телевизионной панели, на которой большими буквами красовалась надпись «День всех Влюбленных».

– Ну и напиши, я-то здесь причем?

– Понимаешь, Никитос, хочется гарантий, а вдруг она другого выберет? С Нинкой из десятого «Б» больше шансов замутить.

– Значит напиши Нинку.

– Так-то Алка посимпатичнее будет.

– Серега, от меня ты чего хочешь? – начал я злиться. С ума все посходили с Днем Влюбленных: носятся с этим праздником, словно курица с яйцом. И ладно девчонки, у них в мозгах сплошные розовые сопли, а пацаны-то куда? Даже взбалмошный Кузька в кои-веки постригся, и привел вечно торчащие патлы в порядок.

– Никитос, ты не понимаешь: двадцатое ноября – это день, когда надо рисковать по-крупному. Девчонки сейчас самые уязвимы, им западало одним оставаться, а тут я весь такой надежный, подмигну, дескать с гарантией… Как думаешь, с Аллочкой прокатит?

– Нет.

– Совсем нет?

– Совсем.

– Прям без вариантов?

– Есть один.

– Это какой? – в глазах Копытина промелькнула надежда

– Ты должен до двадцатого числа успеть перебить всех мужиков в мире, но даже в этом случае успех не гарантирован. Аллочка такая непостоянная, может и на баб переключиться.

– Никитос, я серьезно.

– Так и я серьезно – держись от нее подальше. Ничего хорошего из общения с Аллой не выйдет, только нервы зря потратишь и время.

– Сам-то целовался.

Сука… Это я не на Серегу злился, а на дурацкие обстоятельства. После того злополучного танца и покатились наши с Олькой отношения по наклонной. Целовались мы… Да нихрена! Был один единственный медляк, который все разрушил. В Аллочку тогда словно бесы вселились: перепила шампанского и вешалась на меня всю ночь. Не из-за любви, а из-за того, что какой-то мальчик посмел выбрать рыжую Королькову, а не ее, первую красавицу класса. Если бы я тогда знал, чем все закончится, ни за что бы не поперся на гребанную дискотеку, а остался сидеть в доме, с больной Олькой.

Тогда все и случилось. Именно тогда она впервые мне изменила, если верить распускаемым слухам. Надежный Костик оказался рядом, чтобы утешить – подсуетился, сука!

Пальцы сжали тонкий, податливый алюминий и тут же отпустили. На дне банки плескались остатки теплого «Байкал».

– Серега, а ты помнишь, кто первым про мой поцелуй с Аллочкой растрепал?

– Сам же хвастался.

– Нет.

– В раздевалке с пацанами.

– Не было такого, – я отрицательно покачал головой. – Вспоминай, Серый, откуда слухи пошли.

– Пацаны болтали в школе, да и во дворе…, – Копытин задумчиво почесал щеку. – Ты же знаешь, как это бывает: один сказанул и понеслось.

Мне бы найти того, кто сказанул первым.

– Подожди, то есть вы с ней…

Договорить Копытин не успел. С верхней площадки раздался нестройный хор детских голосов:

– Наш Сергей, наш Сергей, наш Сергей наверно гей!

Руководил хором самодеятельности Копытин-младший: наглый белобрысый четвероклашка. Уж лучше совсем никакого родственника не иметь, чем такого – настоящая заноса в заднице старшего брата.

– Потом договорим, – крикнул Серега, сорвавшись вихрем с места. Спустя пару секунд он уже топал по лестнице, выкрикивая на ходу проклятья, а визжащая от страха и восторга детвора, кинулась врассыпную. Ну все, началась игра в догонялки, повторяющаяся с завидной регулярностью. Настолько часто, что даже смотреть было скучно.

И все же какая скотина выдумала слух про меня и Аллочку? Знать бы…

Одним глотком допив теплый лимонад, смял банку. Прицелился и с расстояния трех метров попал в импровизированную корзину в виде мусорного ведра. А после, засунув руки в карманы, зашагал на четвертый этаж. До начала очередного урока оставались считанные минуты.

– Если ненулевые векторы а и б коллинеарны, то любой из них представим через другой, то есть найдется такое число альфа не равное нулю…, – занудный голос математички звучал на заднем плане. Тоскливая мелодия, повторяющаяся из раза в раз.

На доске мелькали графики: все эти плоскости, прямые и кривые. Я бездумно таращился в стену, наблюдая за игрой света и тени. По-летнему яркие лучи солнца проникали в класс сквозь листву могучих тополей: скользили по партам, по лицам учеников, то и дело заставляя жмуриться.

– Синицын, ты чего не пишешь, – прошептала сидящая рядом Агнешка.

– А?

– Пиши давай, опять двойку получишь.

Я послушно взялся за ручку и даже вывел в тетрадке слово теорема. Подчеркнул жирным и остановился.

Может Лощинский выдумал тот дурацкий слух про меня с Алкой. Наболтал Ольке всякого, а та и поверила, дурочка – решила отомстить. Точно, это он во всем виноват! Ему было выгодно…

В спину ткнули чем-то острым. Оборачиваюсь и вижу довольную физиономию Дюши.

– Синица, чего вертишься? А ну пиши давай!

– Ща как дам больно, – пообещал я.

– Давай, рискни здоровьем.

– Я сейчас обоим настучу, если не заткнетесь, – в свою очередь пообещала Агнешка. Соседка могла, замах о нее будь здоров, лично видел во время последнего матча по волейболу. Вжих и мяч пушечным ядром летит в угол площадки, а длинноногая Ковальски зависла в воздухе, нарушая все мыслимые законы гравитации. И даже косички торчат вертикально вверх.

– Соломатин, Синицы, у вас есть что добавить? – раздался грозный голос математички. Я резко развернулся и сложил перед собой руки, всячески демонстрируя прилежность. Только бы обошлось, только бы не двойка, вторая подряд за неделю.

– Никита, может быть ты хочешь продолжить доказательство теоремы? Тогда прошу к доске, – в раскрытой ладони учительницы показался серебристый цилиндр указки.

– Никак нет, – сорвалось с языка, и класс засмеялся. А больше всех ржал Дюша, ухая гигантской совой за спиной. Уголки губ математички дрогнули, и я с облегчением выдохнул, осознав, что пронесло – грозовой фронт прошел мимо.

– Вольно боец, – серебристая указка скрылась в ладони. – Ребята, я прошу вас внимательнее отнестись к новому материалу. Это всех касается, а не только одного Синицына. Понимаю, что шестой урок, что устали, но дисциплина в школе необходима, как и в армии. Я правильно говорю, Никита?

– Так точно!

В этот раз строгая математичка не сдержалась и улыбнулась открыто:

– Верное слово, особенно на занятиях по точным дисциплинам. Ну-с, тогда продолжим, молодые люди. Рассмотрим свойства произведения вектора на число…

Перед последним уроком я решил перекусить в столовой. Ни что так не повышало аппетит, как два часа аналитической геометрии. И вроде бы обедал недавно, но вся эта дистрибутивность относительно суммы чисел высушила мозги – серому веществу срочно требовалась подпитка.

Не один я оказался нуждающимся – столовая шумела множеством голосов. Возле ближайшего окна раздачи образовалась очередь, а у дальнего так и вовсе толпа: нехорошая, неправильная.

В другой раз я бы не обратил внимание на сходку. Мало ли кто с кем выясняет отношения: на ногу наступил или посмотрел косо. В школе конфликты случались сплошь и рядом, но этот выделялся на фоне остальных. И все благодаря зрителям… Обыкновенно индифферентные ко всему старшаки, многое повидавшие и познавшие, предпочитающие аромат свежеиспеченной сдобы унылому зрелищу, вдруг собрались в круг, словно перевозбужденные первоклашки. Что там творится?

Ровно этот вопрос я озвучил Копытину, стоявшему в задних рядах.

– Сам не пойму, – признался Серега. – Вроде ваш Соломатин с боксерами сцепился.

Дюша против спортсменов – быть того не может… Он же один из них: плоть от плоти и кровь от крови.

Растолкав плечом замерших зрителей, я пролез в первые рядах. Точно, Дюша – застыл напротив Сашки с Пашкой, двух своих верных оруженосцев. Вернее, бывших таковыми до появления в классе нового короля.

– … в последнее время совсем берега попутал, на своих бычить стал. Может есть че сказать? Так говори, мы тебя внимательно выслушаем, – Саня задавал тон разговору. Пашка стоял рядом, расправив широкие плечи.

– Я с шестерками беседы не веду.

– Ты кого шестеркой назвал, ты…, – Паша было выдвинулся, но товарищ его вовремя остановил.

– Тише-тише, не кипишуй… Не здесь.

Было что-то неправильное в картине происходящего – противоестественное, как и многое другое, случившееся за последнее время. Костик, целующийся с Олькой в коридорах школы, вечеринка для избранных, деление на элиту и плебеев, отказ Галины Николаевны от дальнейшего руководства классом. Теперь вот разошлись вечные соратники.

Я слишком многое упустил за последний месяц, впав в подобие анабиоза. Предпочитал прятаться по углам и читал учебники на переменах, избегая всяческого общения. Поэтому стоит ли удивляться, что не успевал за развитием событий, узнавая новости одним из последних. Это не они быстрые, это я слишком медленный. Может послать в задницу все эти разборки и пойти за булочкой? Тем более что меня они не касаются… уже второй месяц как. Синицын и двенадцатый «В» класс – величины, равноудаленные друг от друга, существующие в разных плоскостях.

За ближайшими столами призывно позвякивали ложками, аромат булочек манил к себе, но это странное чувство… чувство неправильности происходящего, продолжало мешать, словно соринка, угодившая в глаз, от которой никак не избавится.

Тоня-тихоня стояла за широкой спиной Дюши, опустив голову. Она бы непременно забилась в уголок, как любила это делать, но вот беда, слишком много открытого пространства было в столовой. Не спрятаться здесь и не скрыться, даже такой серой мышке, как она.

В руках девушка нервно сжимала поднос, а под худыми ногами, обтянутыми белыми гольфами, валялась булочка. Городская – самая дешевая из имеющихся в столовой, по три копейки за штуку.

Неправильно это все… ненормально и даже не у кого спросить, что происходит. Копытин остался далеко за спиной, а рядом стояла незнакомая школота из классов помладше. Была и совсем мелочь из шестых. Хорошо хоть уроки у начальных классов закончились, а то бы понабежало любопытствующих карапузов.

– Слышь, ты кого шестеркой назвал? – продолжал тем временем бычить Паша. – За слова готов ответить?

– Готов, – спокойно, и даже с некоторой ленцой ответил Дюша, – называй место и время.

– Зассал, да? А за базар ответить? – ну все, Пашка встал на проложенные рельсы и теперь катил по прямой, не сворачивая. Предстоящая драка по его разумению диалога не предполагала. Здесь главное – не терять кураж, а смысловая нагрузка не столь уж и важна.

В отличии от товарища, Саня понимал, чем грозит дальнейшая эскалация конфликта. За драку в столовой учителя точно по головке не погладят, поэтому и процедил сквозь зубы:

– Сегодня после уроков на старом месте, – и уже обращаясь к зрителям, проорал, – вам здесь чего, цирк бесплатный? А ну бегом отсюда, пока не выхватили.

Поняв, что все веселье закончилось, народ стал расходиться. Я тоже было, направился следом, но тут на глаза попалась фигура Вячеслава Сабурова. Сын дипломата стоял в окружении немногочисленной свиты и наблюдал. На губах играла легкая улыбка – разборки челяди забавляли Его Величество.

По левую руку короля возник Спиридонов и что-то горячо зашептал. Его Величество снизошел до прислуги и даже склонил голову, прислушиваясь.

Довольный, гнида… улыбается.

– Никитос, ты чего?

Я вдруг понял, что стою совершенно один, в центре столовой, а рядом Кузька, настойчиво тянет за рукав. Действительно, чего это я? Из-за какой-то ерунды накатило по полной программе. Ну дерутся промеж собой враги, да и хрен бы с ними: пускай хоть в глотки вцепятся, да перегрызут друг друга. Сабуров в школьного императора вздумал играть – его право. Может трон себе воздвигнуть из стульев и парт – возражать не стану. И королевишну свою пускай рядом посадит. Кстати, где Маринка, что-то не видно её рядом с благоверным.

– Эй, Никитос? – напомнил о себе Кузька.

– Геометрия?

– Алгебра, – признался одноклассник и вздохнул, – три примера с ответами не бьются.

Посмотрел я на потрепанного Кузьку: не помогли парню ни новая стрижка на День Влюбленных, ни расческа – снова лохмы торчат. А причиной всему странная привычка драть волосы. Запускать ладони в густую шевелюру и тянуть в разные стороны, проверяя волосяной покров на прочность. После подобных процедур у кого хочешь на голове беспорядок возникнет.

– Ну так как, Никитос, поможешь?

Я вздохнул, втягивая ноздрями аромат свежей выпечки. До начала урока целых двадцать минут, которые хотелось провести с пользой. Во рту уже ощущалась приятная терпкость лимонада, но Кузька…

Александр Кузьмин не был лентяем и домашку на переменах решал не от хорошей жизни. Был я у него как-то в гостях, в этом вечно гомонящем царстве детворы, где семеро по лавкам. Одна мать не справлялась с хозяйством, вот и приходилось Кузьме помогать на правах старшего брата. Он и кашу мог сварить, и подгузники поменять, и с цепью на велосипеде разобраться. Он многое мог, но увы, был ограничен количеством часов в сутках, может потому и драл несчастные волосы.

Образ пышущей жаром булочки мелькнул перед глазами и померк. Эх, Кузька-Кузька…

Булочку я таки купил. Не одну, а сразу несколько: для себя и товарища. Перекус в библиотеке строго воспрещался, но если незаметно из-под стола, то можно.

– Кузьма, с маком будешь?

– Буду!

Вот что мне нравилось в Кузьке, так это его простота. Не умел он расшаркиваться на пустом месте: «ой, да что вы», «право, так неловко».

В большой семье клювом не щелкают – таков был принцип Александра Кузьмина. Парень в один присест проглотил предложенное угощение, заодно расправившись и с моей булочкой, имевшей несчастье оказаться по соседству. Кузька это сделал не от большой наглости, а чисто машинально. Хорошо до баночки с газировкой не дотянулся, которую я благоразумно убрал на другую сторону стола.

В библиотеке стоял привычный гул: скрипели стулья, щелкали замки портфелей, тихо меж собой переговаривались ученики. Но нам с Кузькой болтать было некогда. Пока я решал алгебру, он во всю строчил реферат по истории, списывая целые абзацы с пятого тома «Современной истории России». Как же хорошо и удобно было лет двадцать назад, когда работы принимались в печатном виде. И даже стучать по клавишам было не обязательно – алгоритмы программ давно научились распознавать устную речь, переводя звуки в слова и цифры. Увы, чиновникам от министерства образования очередное новшество не пришлось по душе.

«Современная молодежь разучилась писать», – утверждали они.

«Подросткам необходимо развивать мелкую моторику», – вторили им психологи.

«Чем больше дети заняты, тем лучше», – радовались родители.

В конечном итоге печатные работы отменили, поэтому пятистраничные рефераты приходилось писать вручную, затрачивая кучу времени и сил. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. С системой проверки на плагиат было покончено. Корявый почерк школьников не распознавала ни одна из существующих ныне программ. Да чего греха таить, сами учителя не всегда разбирали. Чем Кузьма и пользовался, добивая нужный объем за счет чужих мыслей.

Я же погрузился в мир точных наук. Ручка выводила стройный ряд цифр – задачки решались по накатанной. Не такой уж и сложный предмет эта алгебра, нужно просто знать, где какие формулы применять. Ну и иметь немного внимательности, а то раскроешь не те скобки…

– Кузя, а из-за чего конфликт в столовой разгорелся?

Мысли о недавнем происшествии не отпускали, постоянно маяча на заднем фоне. Чуйка подсказывала мне, что просто так все не закончится и худшее ждет впереди.

– Из-за Тоньки.

– Из-за Тоньки? – не поверив, переспросил я. Из-за серой мышки, которая даже на общей фотографии умудрялась сливаться со стеной?

– Тонька в очереди на раздаче стояла, а за ней Сашка. Ну и начал до девчонки докапываться, почему на подносе такая «дешёвская» еда. Сказал, что некоторые с помойки жрать готовы, лишь бы платить поменьше, или с пола.

– И поэтому он скинул булку с подноса? – догадался я

– Прикинь, – и без того широкие ноздри Кузьмы, раздулись от возмущения. – Нашел, над кем издеваться, козлина. Тонька, она же тихая, безобидная. Хорошо, что Дюша рядом оказался, заступился.

Только Дюша и пришел на помощь, остальные просто стояли и смотрели. Вот такой у нас дружный коллектив. И с чего вдруг некоторые решили, что все было хорошо?

Да – мы справляли дни рождения, да – мы ходили в походы и на Новый год сняли большой коттедж, только все это не показатель. И не надо ладони к щекам прикладывать и, покачивая головой, приговаривать: «ой, мамочки, как неожиданно».

Сашка-боксер всегда любил издеваться над людьми, особенно слабыми и безвольными, не способными постоять за себя. И ничего здесь не поделаешь, потому как природа у него гнилая. И Спиридонов чванился деньгами папаши, но делал это по-тихому, опасаясь быть поднятым на смех. И Юнусов любил острое словцо ввернуть про нищебродов и тупое быдло, но схлопотав пару раз по загривку от Дюши, вынужден был цензурировать стендап выступления.

«Ой, да что же это такое деется… И как вам не стыдно, вы же милые котятки, вы же добрые зайчатки…» Тьфу!

Рука дернулась, отчего двойка вышла кривой, сильно похожей на тройку. Пришлось лишний раз обводить, рисуя жирным. А то с Кузьки станется, перепишет, не задумываясь и огребет.

Готово! Остался последний пример. Решу его и со спокойной душой допью остатки выдохшегося лимонада.

– Привет!

Рука снова дернулась, в этот раз куда сильнее, выводя на тетрадном листке кривую загогулину. Да чтоб тебя…

На свободный стул уселась ее величество Володина. Слишком близко она это сделала, нарушив личное пространство, и коснувшись моего бедра коленкой. Ноздри защекотал приятный мятный аромат: то ли жвачки, то ли крема.

Пальцы до боли сжали ребристый корпус авторучки.

– Чем занимаетесь?

– Никитос мне с алгеброй помогает, – выпалил простодушный Кузька.

– Правда? – девушка сделала вид, что заинтересовалась, разглядывая исписанный тетрадный лист. Придвинулась еще ближе и черные волосы защекотали кожу шеи. – Ой, да это же семьдесят шестая со звездочкой, неужели решил?

Я чувствовал дыхание и тепло, исходящее от ее тела. Кажется, совсем недавно мы вот так вот сидели с Олькой в библиотеке: я обнимал ее за талию, а она украдкой меня целовала. Пыталась в щечку, но я постоянно хитрил, подставляя губы.

– Вот здесь закралась ошибка, – острый ноготок указал на нижнюю строчку.

– Какая? – заинтересовался Кузьма и склонился над столом, чтобы получше разглядеть.

– Самая обыкновенная, в умножении. Со мной такое постоянно случается, когда устаю. Ребят, может передохнем и по шипучке?

Ошибка у нее закралась, с-сука. И тут едва плотину терпения прорвало.

– Тебе чего здесь надо! – проорал я, так что половина библиотеки обернулась. – Тебя кто звал!?

Тонкий пальчик поспешно покинул поверхность тетрадки – девушка растерянно заморгала. Но тут ей на выручку пришел простодушный Кузьма.

– Никитос, ты чего? Она же нам помочь пытается.

– Я чего, это ты чего?! Разуй глаза или не видишь кто рядом сидит.

– Вижу… Это Маринка, отличная девчонка.

От такого заявления у меня аж дыхание перехватило. Кузька совсем рехнулся или настолько очарован кукольной внешностью змеюки?

– Тебе рассказать, с кем дружит эта отличная девчонка?

Кузька вдруг нахохлился, и стал похож на возмущенного воробья. Торчащие в разные стороны волосы-перья лишь придали достоверности образу.

– Эта девчонка, дружит со всеми, – холодным тоном заметила Володина. Она уже справилась с растерянностью и теперь походила на ледяную королеву, оскорбленную в лучших чувствах. Воробушек по правую руку и её величество по левую – замечательный контраст.

– Иди-ка ты…

Плохое слово едва не сорвалось с губ – помешал Кузька, схвативший вдруг меня за грудки. Безобидный Кузька, с которым за двенадцать лет ни разу толком не поругались.

– Не смей.

– Кузь, ты часом не охренел?

– Слышишь, не смей ее обижать.

Это мир рехнулся или я один спятил?

– Руки убрал, – сказал очень тихо, и Кузька послушался. Решимость вдруг покинула парня, и он снова превратился в серую, нахохлившуюся птицу.

Сидящие рядом ребята активно зашептались, а в дальнем конце зала возникло движение – в нашу сторону направлялась строгая библиотекарша.

Мне бы заткнуться, но бурлящая внутри лава требовала выхода наружу. И я зашипел, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

– Герой значит, да? Кинулся защищать эту… Где же ты был, герой, когда Тоньку унижали в столовой. Почему не встал рядом с Дюшей, защитничек? Или Сашку-боксера мы боимся, потому что в лоб дать может, а с Синицыным можно характер показать, перед красивой девчонкой засветиться. Он же свой, он же бить не станет, так думаешь?

– Молодой человек, покиньте аудиторию, – раздался строгий голос прямо над головой. Ну вот и пожаловал очкастый цербер, охраняющий покой библиотеки. Женщина замерла, ожидая исполнения приказа. Один раз мне вздумалось с ней спорить, когда та на Ольку наехала из-за «дурацкого смеха в неположенном месте». Закончилось все изъятием читательского билета и очередным походом в кабинет директора. Билет мне тогда вернули, но вот очкастая грымза на этом не успокоилась. Хорошо меня запомнила и по малейшему поводу выгоняла за дверь – показательно, и одного. Не важно сколько человек шумело вместе со мной, уходил всегда Синицын.

Я улыбнулся настолько широко, насколько это было возможно, надеясь, что у грымзы от созерцания моей радостной физиономии в горле встанет ком. Поднялся со стула и жизнерадостно сообщил на прощание:

– Кузька, с домашкой ко мне больше не суйся. У тебя теперь есть помощница.

И схватив пиджак со спинки стула, зашагал в сторону выхода.

Последний урок тянулся неимоверно долго. Устали все: и учитель, и ученики, и даже муха, лениво ползающая по краю парты. Правоведенье было на редкость скучным предметом и вел его не менее скучный дедушка, бубнящий монотонным голосом:

– Производственные основания приобретения права собственности связаны с переходом права собственности от прежнего собственника к новому со всеми ограничениями и обременениями.

Называется, собственник на собственнике и собственником погоняет… И что самое удивительное, читал по памяти, не подглядывая в учебник. Громоздил сложные конструкции, ни разу не сбиваясь, избегая лишних слов – сухо, выжато, по делу. Ровно такими же выжатыми были наши мозги, все до последней капли. Сидящая рядом Агнешка, подперла лоб ладонью, делая вид что смотрит в учебник, но я-то видел, что глаза девушки закрыты. Спина вечно шебутного Кузьки застыла каменной стеной, а голова подозрительно поникла – тоже поди спит.

Один Дюша натужно сопел, явно переживая из-за предстоящих разборок за гаражами. Я это сразу понял, потому как Соломатин сидел за партой, тупо уставившись в стену. Сидел молча, не отпуская привычных шуточек. Его же противник наоборот был оживлен и весел. Развил бурную деятельность, а на перемене шептался с кучкой пацанов из секции. И что-то мне подсказывало, именно с ними он и придет на разборки. Поломают уральского богатыря, как пить дать.

Внутри забултыхался неприятный осадок, густой тиной оседая на стенках желудка. Тошно становилось от всего происходящего в классе. Настолько, что был бы рад, оказаться в сотни километрах отсюда – лишь бы подальше. Вечно забитая Тоня, не способная слова сказать в свою защиту, дурак Кузька, радостно одевший на шею поводок ее величества и Дюшес, который мне не брат и не сват, а так… Бесило и раздражало все, даже Агнешка, мирно дремлющая по соседству.

За три минуты до конца урока сложил вещи в портфель, а стоило раздаться первой трели звонка – сорвался с места и бегом на волю, в загадочное и фантастическое виртуальное пространство.