Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

– Как вы можете судить постороннего человека, да еще и ставить в вину немыслимые эксперименты. Вы же ничего о нем не знаете.

Оп – очередная долька оказалась во рту.

– У вас нет ничего кроме косвенных фактов, которые, как вы сами любите выражаться, к делу не пришьешь.

Оп – еще одна долька мелькнула и скрылась за белыми зубками.

Признаться, мне даже стало немного жаль Василия Ивановича. С этой стороной Сарбаевой он был не знаком, зато мне как ученику она была прекрасно известна. В школе у Дианы Ильязовны была репутация строгой училки. Эта вам не «англичанка», которая только из одной жалости вытянула Паштета на слабенькую троечку с преогромным таким минусом. «Програмичка», если будет надо, и двойку за год влепит. И нахальное поведение терпеть не станет, а сразу из класса выгонит или сама на место поставит зарвавшегося сопляка.

Оттого и удивительно было увидеть ту «другую» Диану Ильязовну, у которой дрожали губы и слезы выступали на глазах. Именно такой она была, когда вытаскивала нас из капсул. Или одновременно напуганную и отчаянно смелую, вцепившуюся в плечи Василия Ивановича, во время разборок с бывшим ухажером.

Признаться, скрытая сторона Дианы Ильязовны мне нравилась куда больше: пускай и уязвимая, но при этом естественная и живая. Более женственная что-ли… Все лучше, чем образ сухой и надменной училки.

Прямо сейчас она по бревнышку раскатывала защитные редуты Василия Ивановича, а тот вяло отбивался, уже готовый признать поражение. Только вот госпожа Сарбаева пленных не брала.

– Вы судите человека, о котором ничего не знаете, еще и остальных пытаетесь убедить в собственных заблуждениях. В русском языке есть одно забытое слово – поклеп. Вот именно поклепом вы сейчас и занимаетесь.

Оп – последняя долька исчезла из вида. Диана Ильязовна взяла бумажную салфетку со стола и, промокнув губы, тщательно вытерла пальцы.

– Поклеп… придумали тоже, – пробурчал Василий Иванович, больше для вида, чем по существу. – Как я могу знать о профессоре, если его нигде нет: ни в соцсетях, ни на страницах научных форумов. Не человек – призрак. Мы даже не знаем, где он живет.

– В Березках.

Две пары глаз с удивлением уставились на меня.

– В Березках его видели, – повторил я, мысленно ругая себя за длинный язык. Чего стоило, взять пироженку и запихнуть в рот. Ждать, когда взрослые договорятся и перейдут от домыслов к научной части. Но нет, обязательно нужно было ляпнуть.

– Точнее, – потребовал Василий Иванович.

– Березки – это дачный массив, в двадцати минутах езды от города.

– Малой, я знаю, что такое Березки: живу здесь не первый год… Ты давай говори по сути: с кем видели и когда?

– Дамир видел прошлым летом. У его родителей домик находится рядом с лесными озерами. Местные песка завезли и дикий пляж организовали: лежаки поставили, зонтики со столиками. Вот там профессор и отдыхал.

– С кем?

– Без понятия… Его Дамир видел.

– Точнее, что он сказал.

– Что трусы у профессора дурацкие полосатые, и что бледный он как смерть, а сам не загорает, вечно в тени прячется. И плавает смешно, по-собачьи.

– И это все?

Нет, не все. Юнусов трепался, что Гладышев пытался склеить какую-то мамашу на соседнем лежаке, но особого впечатления не произвел: ни впалой грудью, ни обвисшим животом. Впрочем, об этом я решил не упоминать и так зря про трусы сморозил.

Госпожа Сарбаева от таких подробностей нахмурилась, а Василий Иванович задумчиво произнес:

– Значит в Березках… Есть там в лесочке по соседству одно заведение – реабилитационный центр для наркозависимых. Очень странное учреждение, я вам скажу: доступная информация в сети отсутствует, пациентов клиники никто не видел. Зато периодически мелькают крепко подтянутые ребята со спортивными сумками. И тонированные микроавтобусы курсируют туда-сюда. Территория закрыта высоким забором, а на воротах КПП и вооруженная охрана… Ну очень подозрительное место.

Прав был Василий Иванович, про это объект среди местных давно слухи ходили. Что никакая это не клиника, а самая настоящая база секретных спецслужб. И занимаются там всякими нехорошими вещами. Правда, чем конкретно, никто не знал, но вот то, что нехорошими – к бабке не ходи.

– Это ничего не доказывает, – сухо заметила Диана Ильязовна. – Березки – место известное и популярное среди горожан. В конце концов он мог там просто домик снять.

– Ага, рядом с основной работой.

– Даже если так, – не выдержала учительница. – Даже если рядом с Березками находится секретный объект, профессор Гладышев имеет все основания там работать. Вы же сами недавно упоминали, что он числится при Министерстве обороны.

– И?! Неужели вы не видите связи?

– Абсолютно никакой, нагородили черте-что и сбоку бантик. Вы еще скажите, что ради вас одного была затеяна целая спецоперация. Выстроили секретную базу в лесу, а известный профессор устроился работать в школу… Ах-да, еще Центр Синавского подарил капсулы, а я втерлась к вам в доверие и уговорила на игру. В добавок несчастного ребенка втянула в опасные эксперименты.

– Я не ребенок.

– Хорошо, Никита, ты не ребенок. Чайник вскипел, принеси пожалуйста.

Пришлось вставать и идти. По пути выяснилось, что Василий Иванович захотел малинового варения, а Диана Ильязовна забыла про арахисовое печенье, которое все равно никто не ел. Они меня здесь что, за прислугу держат?

Пока ходил, выражая собственное недовольство хлопаньем ящичков, Василию Ивановичу был поставлен диагноз.

– Конспиролог!

Василий Иванович долго пыжился, пытаясь придумать остроумный ответ. Но поскольку словарный запас уборщика был ограничен матерными ругательствами, то и выдать что-нибудь приличное, подходящее случаю, он не смог. Поэтому взял мандаринку со стола и принялся яростно чистить.

Наконец-то, сейчас перейдем к научной части вопроса. Я поставил вазочку с малиновым вареньем на стол, разлил кипяток по кружкам и, полный нетерпения, уселся напротив учительницы. С чего бы начать? Может рассказать о работе пятилетней давности японца Ацуми Ноэ, развившего учения Вернадского о ноосфере. Он утверждал, что оболочка вокруг Земли представляет собою один сплошной накопитель, с которого можно считать любую информацию. Огромное пространство, пронизанное миллиардами нитей – этакая глобальная экосистема связи, опутавшая нашу планету и… Нет, пока рано. Сначала расскажу про эксперименты, проводимые Международным институтом головного мозга в Ганновере, где пациентов, подверженных воздействию лизергиновой кислоты, подключали к виртуальным капсулам. Результаты поражали: пациенты помимо ярких галлюцинаторных переживаний, умудрялись взаимодействовать друг с другом, даже не имея средств связи. Несмотря на отключенный чат и микрофоны, они каким-то образом понимали, где находятся другие члены команды, и что необходимо предпринять для общей победы.

Подобные эксперименты проводились по всему миру, в том числе и в нашей стране. Правда результаты оказались менее впечатляющими. Подопытные, не то что «катку» не могли выиграть, они зачастую путали две реальности: впадая в глухое отчаяние или испытывая всеобъемлющую радость. То ли капсулы были не той системы, то ли кислота немецких ученых оказалась позабористее нашей. Повторить успех не удалось, однако факт остается фактом: эксперименты такие проводились, а результаты были опубликованы в научных статьях, в том числе в журнале «Science».

Пока я думал и решался, меня опередил Василий Иванович:

– Диана, помните мы говорили с вами о психологии сновидений?

– Фрейд и Юнг – это не ко мне, это вам лучше к профессору Гладышеву обратиться.

Интересно, Сарбаева специально его дразнит – вон как хищно улыбается. Раньше не замечал за ней подобных наклонностей. Могла отругать, могла из класса выгнать, но чтобы методично и целенаправленно выводить из себя?

Услышав ненавистную фамилию, Василий Иванович поморщился, но продолжил:

– Предлагаю исходить из простой логики. Сон – субъективное отражение реальности, наших мыслей и желаний, переработанных подсознанием. С данным утверждением никто спорить не будет?

Диана Ильязовна лишь пожала плечами, а я, разочарованный очередным отклонением от темы, взялся за кружку – хоть чай попью с пирожными, тем более что с заварным кремом они особенно вкусные. Василий Иванович тем временем продолжил:

– Я давно заметил, что некоторые сновидения имеют свойство сбываться. Вот если какую бабу во сне трах… кхм, имею половую связь, то у меня потом болезнь приключается. Ну там зуб заболит или горло прихватит.

– Поллюции? В вашем-то возрасте, Василий Иванович… Может пора задуматься о спутнице жизни, а не жить бобылем?

– Неуместное замечание.

– Ой, простите-простите, – раскаялась Диана Ильязовна. Хотя по внешнему виду этого и не скажешь – все тот же хищный, насмешливый взгляд.

– Вещие сны бывают не только у меня. У одного знакомого тоже сбывалось… К примеру, если собаки стаей грызут, то обязательно к неприятностям, а если покойник приснится, да еще и еды попросит, то следует даты проверить. Мертвецы ко дню смерти являются. Значит свечку в церкви поставить надо и помянуть.

– Вы еще и набожный человек, Василий Иванович, никогда бы не подумала. Как вы ловко с темы секса на веру перескочили.

Брови-гусеницы дернулись, но вниз не поползли, потому как дальше некуда: Василий Иванович и без того давно хмурился. Хекнув и прочистив горло, он продолжил:

– К чему, собственно, веду… То, что мы с Синицыным видели, имеет смысл. Конечно, мусора тоже хватает, как и в любом другом сне, но есть и важное. Вот допустим, Малой все от бабы бегает. Почему? Да потому что в реальности с рыжей своей разругался. Она теперь с другим целуется, а он от чувств своих убежать пытается.

Я чуть чаем не поперхнулся от подобного вывода. Хотел было выразить протест по поводу вмешательства в личную жизнь, но меня снова опередили.

– Я уже заметила, что мужчинам свойственно убегать от чувств.

И взгляд такой острый, смотрит прямо на Василия Ивановича. Явно смущенный уборщик, взялся за пирожное с кремом, которое терпеть не мог. Проглотил в один присест, даже не прожевав.

– Не о том речь, – сердито заметил он. – Иногда подсознание дает подсказки и обращает внимание на что-то очень важное, чего не заметили в реальной жизни. Помнится, приключился один случай… Мы тогда лагерь разбили впопыхах, территорию толком не проверив. Выставили охранение, ну и спать завалились, а на следующее утро мой товарищ, как ошпаренный подскочил. И давай метр за метром вокруг палаток ползать. И знаете, что оказалось – мы разместились на минном поле. Повезло еще, что на самой его окраине, ровнехонько между двумя линиями. Чудом никто не подорвался. А знаете как он это понял? Он во сне шипы увидел, торчащие прямиком из земли, в том самом месте, где мины были.

– Божье провидение? – уточнила учительница.

– Можно и так сказать, а можно и на опыт сослаться. Док этих минных полей в жизни сотнями перевидал. Он бы и тогда заметил, если бы не дневной переход и гребаная жара, от которой мозги плавились. Глаза увидели подозрительное, а вот голова четко не сработала. Зато во сне подсознание перелопатило имеющуюся информацию, и забило в тревожный колокол. Понимаете, о чем я? С нашими снами тоже не все так просто. Помните автомойку на Тихвинской?

– Когда девушка кишками наружу висела? – тут же уточнил я, и поежился, представив неприятную картину. Потроха, натянутые под потолком, пульсирующие и блестящие, словно намазанные маслом. Худое тельце, болтающееся под ними – жуть.

– Оно самое, Малой. А помнишь, как ты тело обнаружил? Что больше всего подозрительным показалось?

Ну и спросил Василий Иванович… Мне тогда всюду подозрительное мерещилось. Уж больно место нехорошее, с ожившими тенями по углам. Но от одной детали обстановки веяло особенной жутью.

– Дверь там была, под лестницей, а на пороге лужа крови, – вспомнил я.

– Не понимаю, к чему вы ведете, – вмешалась в диалог учительница.

– А к тому, уважаемая Диана Ильязовна, что дверцу эту я и в реальности видел, краешком глаза. Особого внимания не обратил, полностью поглощенный предстоящей встречей, а вот подсознание мое заметило, и после выдало картинку во сне.

– И что же такое вы там увидели?

– Диана Ильязовна, вы вообще слушаете? – Василий Иванович вынужден был повысить голос, не справившись с волной раздражения. – Я же объясняю, неосознанно все вышло.

– Как это удобно, списать все на неосознанность.

Зачем она его провоцирует? Задалась целью вывести из равновесия, чтобы… Чтобы что? Я осторожно посмотрел в сторону Василия Ивановича, так и не присевшего на диван. Он стоял, опершись одной рукой о столешницу, а в другой держал кружку с кипятком.

– Вы говорите, что ваше подсознание заметило подозрительное, но тогда причем здесь Никита? – задалась вопросом Диана Ильязовна и тут же сама ответила на него. – Ах да, это же кооперативный сон, один на двоих. Забавно получается, наяву на дверь внимание не обратили и во сне подсказку проморгали. Экий вы невнимательный человек, Василий Иванович.

Кружка с грохотом опустилась на столешницу. Сидящая напротив учительница вздрогнула, в глазах промелькнул страх. Лишь на мгновенье и снова это самоуверенное, нахальное выражение лица. Уголки губ чуть дрогнули, изображая насмешливую улыбку.

– Знаете что…, – процедил сквозь зубы Василий Иванович.

– Что? – молодая учительница с вызовом уставилась на него, а я заерзал, испытывая крайнюю неловкость. В воздухе отчетливое запахло озоном, еще немного и посыпятся искры, а там и до разряда молнии недалеко, но уборщик неожиданно отступил. Опустив глаза, он привычным жестом хлопнул по коленке, поправив протез. После чего оторвался от стола и захромал в сторону выхода.

На самом пороге Василий Иванович остановился, бросив короткое:

– Капсулы больше не включайте… будьте так любезны.

И скрылся из виду. Только шаги отдавались тяжелым эхом в пустующем классе.

Я посмотрел на стол, где все еще стояла дымящаяся кружка, и перевел взгляд на Диану Ильязовну. Из той словно стержень вынули: плечи опустились, а некогда нахальное выражение лицо сменилось на безразличное… наверное. Не знаю, как правильно трактовать те эмоции, что сейчас она испытывала. Была бы здесь наша классуха, Галина Николаевна, она бы выдала полный расклад. Или тот же самый Василий Иванович, который одним емким, порою матерным словом, мог описать состояние человека. Возможно, это и есть жизненный опыт. Я же таковым не обладал, потому и спросил:

– А как же собрание? Нам нужно обсудить ряд вопросов.

– Никита, выйди пожалуйста.

– Я тут кое-какие мысли набросал в блокноте, посмотрите вот здесь. Пять основных пунктов…

– Никита, за дверь!

Что-то в голосе Дианы Ильязовны заставило подскочить, словно ужаленного, схватить портфель и выбежать из подсобки. Последнее, что я запомнил – дрогнувшую нижнюю губу на казавшемся безразличном лице.

Ох уж эти взрослые, играющие в сложные чувства… В очередной раз все пошло наперекосяк. Дурацкий год и заканчивался по-дурацки.

Сначала этот конфликт между Василием Ивановичем и Дианой Ильязовной. Хотя, какой там конфликт, он даже на ссору толком не тянул: никто не орал, не грозил, не впадал в бешенство. Они все также мило здоровались и общались при встрече, но между ними словно черная кошка пробежала. Что-то невидимое, что-то такое, чему объяснение дать не могу.

– Василий Иванович, а что с открытием делать? – спросил я уборщика, когда завалился в подсобку в последний учебный день.

– Закрой.

– Василий Иванович, я серьезно – мы стоим на грани великого научного открытия. Только представьте, что станется с человеческой цивилизацией, если она научится коммуницировать с помощью силы мысли. Кооперативные сны – всего лишь первый шаг, который позволит связать два сознания.

– Малой, поверь моему опыту, на грани лучше не стоять.

– Но…

– Потом.

– Издеваетесь?! Когда потом? В январе, а может быть сразу в марте? Василий Иванович, мы и так кучу времени угробили из-за ваших с Сарбаевой споров.

Я много чего хотел сказать: и про то, что нашли время, и про неуместность выяснения отношений на фоне настоящего научного чуда. Но мохнатые брови-гусеницы уборщика поползли вниз, и я понял – данную тему лучше не развивать.

И без того плохое настроение было окончательно испорчено выпуском вечерних новостей.

Придя домой, я закинул портфель в угол и включил телевизор. В колонках моментально завыла сирена. Проблесковые маячки пожарных машин и полиции, столб клубящегося дыма, безэмоциональный голос диктора, вещающего на заднем фоне. Вчера фанатики напали на очередной автовоз, перевозящий серию машин, работающих на новом атомарном двигателе. Избили водителя, а груз облили бензином и подожгли.

Люди совсем рехнулись, считая, что теперь любая автомобильная авария будет эквивалента взрыву маленькой водородной бомбы. И сколько бы ученые не выступали с разъяснительными лекциями, сколько бы научно-документальных фильмов не выходило – бесполезно. Часть общества отказывалась принимать чудо инженерной мысли.

Государство суть есть зло, оно хочет нашей смерти и все тут. А если логически задуматься, какой ему в этом смысл? Зачем сокращать и без того невеликую численность страны? Правительство который год бьется за показатели рождаемости, оформляет доплаты, социальные льготы – лишь бы детей производили. И тут – бац водородная бомба в миниатюре. Нахрена, спрашивается?

Фанатики разумного ответа на сей вопрос не давали – правительство и все тут. Лет двадцать назад прошел слух, что экспериментальное лекарство от рака заставляет клетки организма мутировать, превращая человека в подобие животного, неспособного контролировать низменные инстинкты. Короче, сказки про оборотня на новый лад. И если бы дело ограничилось только слухами.

Бедолаг, пытающихся излечиться с помощью нового средства, убивали, сжигали на кострах, вешали и отрубали головы. Люди сходили с ума целыми поселками – началась самая настоящая охота на ведьм. Стоило пасть скоту или пропасть ребенку и толпа рассерженных жителей, выходила на улицы с охотничьими ружьями, вилами и топорами, в поисках виноватого. А кто у нас виноват, а вон Тимофеев из восьмого дома на Краснопольской. Целый год химиотерапию проходил. В последнее время заметно посвежел, и волосы выпадать перестали. Не иначе, на новое лекарство перешел, хлебнув свежей кровушки. Ату его…

Только жесткие меры, предпринятые силовыми органами, позволили остановить волну зарождающейся истерии. Состоялась череда крупных судебных процессов, в ходе которых сотни людей оказались за решеткой. Активистам так и вовсе дали пожизненное без права на условно-досрочное освобождение. Шестнадцать человек из сети, шестнадцать апостолов нового информационного века мракобесия, большей частью врачи. Люди образованные, которым сам бог велел нести просвещение в массы, а не призывать к убийствам и сожжению.

Нет у человечества шанса, ни малейшего – полная деградация. Лет сто назад мечтали об освоении космоса, грезили пилотируемыми полетами на Марс, а сейчас сотовые в фольгу заворачиваем на ночь, чтобы опасное излучение от 6G не разрушило клетки мозга… Было бы что разрушать. Мир окончательно вступил в эпоху регресса.

На этом плохие новости не закончились. Пришедшая с работы мать категорически отказалась отпускать меня в ранее запланированную поездку. Я уже и путевки присмотрел на сайте, и острова изучил вдоль и поперек, где предстояло провести целую неделю каникул: ночные клубы, пиво в запотевших бокалах и коктейли на пляже в придачу с грудастыми девчонками. Все что нужно нормальному пацану от жизни. И вдруг…

– У тебя ЕГЭ на носу, – мотивировала мать свое решение. – Лучше об учебе думай, а острова твои никуда не денутся, подождут.

Да срать я хотел на ЕГЭ. В кои-то веки имелись деньги: спасибо Маяку и ранее установленному рекорду. И что теперь прикажете, дома сидеть? Все равно без письменного разрешения родительницы заграницу не выпустят. Дурацкие законы, и кто их только придумал? Образ грудастых девчонок на фоне синего океана окончательно померк.

– Ты… ты все испортила! Из-за тебя, как полный придурок, буду один Новый год встречать! – в порыве гнева прокричал я матери.

– Почему один? Поехали вместе со мною к тете Ларисе, там и баня будет и фейерверк купили. Заодно поможешь шашлыки пожарить.

Фейерверк они купили, зае…сь перспектива. Вместо лазурного залива и вида на скалистые горы – унылый деревенский пейзаж, а вместо загорелых подтянутых девчонок – расплывшаяся от жира Полиночка. Та самая Полиночка, к которой сватали второй год, и которая отталкивала даже не весом, а кислым выражением лица. «Вы все говно» – читалось во взгляде потенциальной невесты. И кому только в голову пришло, считать толстяков наидобрейшими людьми?

Окончательно разругавшись с матерью, я закрылся в собственной комнате. Взяв в руки телефон, принялся листать книгу контактов. Праздник необходимо было спасать. Терпеть не мог навязываться и попрошайничать, но другой возможности, как упасть кому-то на хвост, я не видел.

Аброся, Амир, Вовчик-футбол – имена в алфавитном порядке мелькали перед глазами. И кому звонить? Раньше подобными вопросами не задавался, потому как был Костик и была Олька. Мы всегда отмечали вместе, а теперь? Нет, для них ничего не изменилось, они по-прежнему будут отмечать сообща, только вот я остался за бортом.

Кому… кому же звонить? Димону Зонтикову с дома напротив? Так мы с ним который год не общаемся: дежурные «привет-пока» при встрече. Да и компания у него давно своя, в которой никого не знаю.

Тоха Замятин? Тот самый Тоха, с которым разругался и который заявил, что я пацанов на бабу променял? А ведь так оно, по сути, и было: когда с Олькой начал встречаться, многие контакты оборвал, ну или свел общение к минимуму. Дворовые пацаны ушли в прошлое, стоило появится любимой девушке. И вот теперь пожинаю горькие плоды.

Скользнув пальцем по экрану, добрался до фамилии Соломатин. Кто бы мог подумать еще полгода назад, что буду встречать праздник в компании заклятого врага. И вот угораздило…

Нажав кнопку вызова, несколько секунд слушал длинные гудки. А потом эфир наполнился звуками толпы, заиграла рождественская мелодия на заднем фоне.

– Да, – судя по напряженному голосу Дюша был занят. Так оно в итоге и оказалось: товарищ докупал спиртного к праздничному столу.

– Мы с Пашком отмечать будем, ну еще пара пацанов из секции, – ответил он на вопрос о ближайших планах.

– Мужской компанией?

– Обижаешь, у нас девчонки. Помнишь Кристинку?

Ту самую неуловимую девушку с большим размером груди? Ради которой отказались от Ауры и двинули на школьную дискотеку? Такую хрен забудешь, точнее обстоятельства, сопутствовавшие той ночи.

– Никитос, а ты чё? Где и с кем?

На столь незамысловатый вопрос не нашелся, что ответить. Казалось бы, чего проще, рассказать про сорвавшиеся планы, но вместо этого начал блеять и мекать. Дюша понял меня правильно, поэтому предложил:

– Синица, а давай к нам. Мы на квартире отмечать будем. У Паштета родители на праздники укатили – хата свободная. Кристинка с подружками обещалась прийти, вроде с симпотными. Посидим, потрещим, коньячку с водочкой выпьем.

От одних только воспоминаний про коньяк к горлу подкатил тошнотворный ком.

– Придешь?

И я отказался… Дело вовсе не в выпивке – в конце концов бухать никто не заставлял, дело добровольное. Просто… просто отказался и все тут.

В итоге Новый год встретил в полном одиночестве, с полуторалитровой бутылкой Байкала и отключенным телефоном на столе. Обиженный и злой на весь мир, а больше всего на себя самого, за то что дошел до ситуации такой, когда ни друзей, ни подруг, одна лишь серая хмарь за окном. Хоть бы снег что ли выпал…

Три дня не выходил из квартиры. Три дня ел салат оливье, вареную картошку с курицей и жалел себя. Играл в приставку, обпиваясь газировкой до умопомрачения, а на четвертый день в дверь позвонили. Открывать не хотелось, но звонили столь долго и упорно, что пришлось отрывать сонное тело от дивана.

– Ты чего трубку не берешь? – на пороге стоял Дюша.

– Я это…

– Вот и видно, что это, – не став дослушивать, Соломатин переступил через порог, а следом за ним ввалился Паштет.

– Здаров, – улыбнулся он в неполные тридцать два зуба.

– Гуд морнинг, – приветствовал я Пашку на его любимом языке. Улыбка парня моментально испарилась.

– Никитос, какой морнинг, ты в окно смотрел? На дворе пятый час вечера, – Дюша подозрительно звякнул содержимым пакета. – Один?

Молча кивнул.

– Внутрь пропустишь, или так и будем на пороге стоять?

Я подвинулся, давая пацана возможность скинуть обувь и куртки. Пока относил пакеты на кухню, гости осваивались на новом месте. Пашка ушел мыть руки, а Дюша заглянул в гостиную.

– Да-а, весело у тебя тут, – донеслось из комнаты, – зажигаешь по полной программе. Ты бы хоть гирлянду к празднику повесил.

– До лампочки, – парировал я высказывание товарища. Открыл принесенные пакеты и убедился, что пацаны приготовились к пивной вечеринке: шесть литров светлого Жигулевского и многочисленная закуска. Не обошлось без сушеной рыбки и столь любимых Дюшей козюлек.

Стоило достать упаковку последних, как в ванной громко высморкались, а потом со вкусом отхаркнули.

– Паштет, надеюсь ты не заразный?

– Обижаешь, – довольный Пашка выбрался из ванны, – я еще перед Новым годом горло водочкой подлечил.

Вот ведь у человека железный желудок: я после попойки в баре на крепкие напитки смотреть не мог, а этому хоть бы хны. Судя по счастливой улыбке, Бурмистров пил четвертый день кряду и ни капельки об этом не жалел.

– Пашка, ты же спортсмен, – укорил я одноклассника.

– А что, спортсмены не люди? У меня восьмого числа первая тренировка, надо успеть оторваться.

У Бурмистрова были понятия об отдыхе, но не мне его упрекать, потому как сам только и делал, что спал, да в приставку резался.

Мы разложились на столе в гостиной и усевшись, кому где удобнее, принялись болтать о всяком разном. Хорошие посиделки вышли, душевные. Пацаны принялись рассказывать о том, как встретили Новый год. Пашка хвалился, как до последнего держал китайский фейерверк и даже показал ожог на ладони, а Дюша поделился неудачами на личном фронте. Кристинка оказалась девчонкой с характером, и все намеки восприняла с прохладцей. Шикарную грудь не показала, да и в целом дала понять, что рассчитывает на серьезные отношения, а все эти обжимания по углам не для нее. Мол, ты сначала поухаживай красиво: цветы подари, в приличный ресторан своди, и только тогда подумаю, подпускать тебя к телу или нет. Разумеется, Дюшу столь отдаленные перспективы не устраивали: ему хотелось здесь и сейчас. Да и обзаводится геморроем в виде постоянной подруги приятель не планировал.

– Еще бы девчонка нормальная была, – высказался он по данному поводу, – а то гонора на пятерых хватит.

– Мне тоже простые нравятся, – не удержался Пашка от комментариев. – Вона, как твоя рыжая была, без лишних заморочек. Ты Королькову поди месяцами не окучивал, сразу дала.

Дала… и как позже выяснилось, не мне одному. От одних только воспоминаний о бывшей внутри стало тошно. А еще более муторно было от того, что обсуждали Ольку в таком вот контексте. Ту самую Ольку, за которую еще летом готов был любому морду набить.

– Она не моя, – сухо выдавил я, а Дюша заехал Бурмистрову локтем в бок.

– А че сразу начинается? – не понял тот.

– Ты сначала свою бабу заведи, а потом обсуждай с пацанами.

– Так они же расстались давно.

Что на это ответил Дюша, я не услышал. Вновь зазвучала заливистая трель звонка: пришлось вставать и идти открывать. Кого нелегкая принесла? Мамку так рано не ждал: родительница планировала остаться у гостеприимной тети Ларисы вплоть до Рождества. Чужих тоже быть не должно, потому как без предварительного согласования с консьержем, двери в подъезд не открывались. Но то в теории, а на практике сладкую парочку, что сейчас сидела в гостиной, каким-то образом пропустили. Опять поди баба Нина – добрая душа, дежурит.

Я глянул в глазок и оторопел, увидев вытянутое лицо Агнешки. А она что здесь забыла? Последний раз друг к другу в гости в шестом классе ходили, когда будущая звезда волейбольной сборной пацанкой была. Носила короткую стрижку, вечно драные джинсы и подарочную кепку с надписью: Космо «2065». А еще она ловко плевалась сквозь щербинку в зубах, материлась, как рыночная торговка, и могла заехать промеж глаз любому, выразившему сомнение в ее ориентации. Прошли годы, и нескладная фигурка, больше всего напоминающая плоскую доску, обрела положенные формы. На смену ежику пришли длинные волосы, верхний ряд зубов выправили брекеты, а синяя кепка канула в небытие.

Что у Ковальски осталось из прошлого, так это неуемный боевой характер. Она и сейчас могла любому промеж глаз засветить, дай только повод.

Стоило открыть дверь, как девушка, оттеснив меня с порога, буквально влетела в прихожую. Цепким взор изучив весящую на крючках одежду, заключила:

– Соломатин здесь, и дурачок наш тоже.

– А че сразу дурачок? – послышалось обиженное Пашкино из гостиной.

– Потому что только дурачки разгуливают зимою в летней обуви.

В защиту Пашки можно было сказать, что зима вышла так себе: и не зима вовсе, а слякотная осень. На дворе начало января, а особо устойчивые до сих в легких куртка ходят с непокрытой головой.

– Давно не болел Бурмистров, или маме твоей позвонить? – продолжала отчитывать парня Агнешка.

Пашка услышав волшебное слово «мама», спорить не стал.

Я уже хотел было закрыть дверь за гостьей, но тут выяснилось, что Ковальски пришла не одна – следом в квартиру ввалилась целая делегация. Сначала Копытин в красной шапочке Деда Мороза проорал прямо в лицо:

– С Новым тебя, Синица!

Потом Кузька сунул ладонь поздороваться. Впопыхах наступил на ногу, толкнул Копытина в спину, после чего завершил выступление, ударив содержимым пакета о стенку прихожей. Внутри жалобно звякнуло.

– Ребята, заберите у него сумки, пока не переколотил все, – всполошилась Агнешка и тут же всучила мне пальто: мол давай, Синицын, ухаживай за девушками. Выросла Ковальски, совсем дамой стала.

Я накинул на плечики верхнюю одежду, пахнущую духами и сыростью, а когда обернулся, то замер от неожиданности. На пороге стояла еще одна гостья… Враг в самом сердце, в святая святых – в моей квартире! Ее Величество ледяная королева пожаловала собственной персоной.

Пивной хмель мигом улетучился, а от ощущения грядущих неприятностей неприятно засосало под ложечкой. Я сплю, это дурной сон. Диана Ильязовна снова включила капсулы и нас с Василием Ивановичем утянуло в очередной кошмар. Сейчас из всех углов полезут агрессивные твари, а порог переступит Щелкунчик с вечно клацающей челюстью.