Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"
Автор книги: Артем Углов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 40 страниц)
… с жадностью хватаю морозный воздух. Крупные хлопья снега кружатся в ночном небе, ложатся на лицо. Судорожный вдох и выдох, и снова вдох… Лежу на спине, не чувствуя собственного тела. Кругом снег, куда не посмотри. Пытаюсь подняться, не понимая, почему конечности отказываются сгибаться: то ли одежда напрочь задубела, то ли я сам.
Самодельный посох нашелся тут же. Он и помог встать на две торчащие из культей палки. Мир вокруг плывет и множится. Вернулось проклятое давление – бьет по вискам безжалостными молоточками. Тело ничего не чувствует кроме безграничной усталость, но я иду… продолжаю идти, потому что так надо. Потому что если есть кто-то смелый за нас двоих, то обязательно должен быть и сильный. Только бы добраться до той разлапистой ели, перевести чутка дух, а дальше будет видно.
Что будет видно, я не думал. Вслед за конечностями замерзли мозги. И даже крутившаяся в голове и доставшаяся до чертиков «салют, Вера» сломалась. Только белый снег под ногами и черное небо над головой, а еще сиплое дыхание, клубами пара вырывающееся изо рта.
Кажется, до ели я все же дошел. Точно не помню… Снег лежал одним ровным пластом, и вдруг резко закончился, а я полетел вниз. Покатился кубарем с высоты полуметра, приложившись плечом о ровную поверхность. Под тонким слоем снега угадывалось полотно шероховатого асфальта. Неужели доковылял?
Я с трудом поднял голову и сквозь накатывающую пелену увидел занесенную снегом обочину. Конечно же, Лесное… И кому в голову пришло назвать захолустную дорогу громким словом шоссе. Заасфальтированный участок земли на окраине цивилизованного мира – вот что это такое, а не шоссе.
Попытался подняться и понял, что больше не смогу. Закончились силы на двоих, окончательно иссякли. Все что оставалось – это лежать на дороге, в надежде, что какой-нибудь не выспавшийся водитель не задавит, не пролетит мимо, а остановится, чтобы помочь.
Забавно… Я бы непременно оценил шутку-юмора, подброшенную судьбой, вот только губы отказывались повиноваться. Тело напрочь задеревенело, а в сознании всплывали кадры из недавнего прошлого: голые ветви кустов, фейерверк и ползущие по земле тени, горящий огнем бок и озаренная светом дорога. Проносящиеся мимо автомобили не жалели сил на возмущенные сигналы. И если бы не дедок на стареньком авто, сдох бы прямо посреди запруженного шоссе.
Те события случились в центре мегаполиса, а здесь кругом, куда не посмотри, лесная глушь. Проще уборочную технику дождаться, чем сердобольного автомобилиста… Только бы дождаться, хоть что-нибудь. Если будет нужно, заберусь и на беспилотный бульдозер.
Я собрался откинуться на спину, да так и застыл на выставленном локте, склонив голову. Не нашлось сил даже на столь простое действие. Хлопья крупного снега медленно кружили в воздухе. Ложились на рукав куртки, на отброшенный в сторону посох… а потом послышался шум приближающейся машины. Вспыхнули ярким огнем фары, и невидимый водитель нажал на клаксон.
Ну чего ты сигналишь, балда? Я бы рад ближе к обочине отползти, да вот беда – не могу.
Завизжали тормоза, машину развернуло, и та пошла боком, поднимая перед собой волны снега. Заскользила черным шаром, потеряв сцепление с дорогой. Еще три метра и случится страйк. И… не случилось. Красные стоп-сигналы, моргнув, погасли.
– Какого хера! – дверца черной Шкоды распахнулась, выпуская наружу длинного парня. Лысого и без шапки, несмотря на зимний мороз.
– Ты че, сука, творишь!
Дверцы захлопали и наружу показался второй, третий, четвертый – да тут целая баскетбольная команда. Все как на подбор высокие и плечистые.
Черные на шнуровках ботинки остановились прямо перед носом. Я понял, что сейчас последует удар. Столько всего пережить, столько пройти, чтобы сдохнуть под подошвой неизвестного урода. Жаль, что не могу дотянуться до внутреннего кармана и вытащить Грач.
– Погоди, Жиж.
– А че эта падаль разлеглась посреди дороги? Совсем оборзели, пьют всякую дрянь… Я тока в прошлом месяце бампер менял. Новехонький, в полсотни целковых встал. Из-за таких вот алкашей.
– Угомонись, кому сказано, – лакированные ботинки с зауженными носками остановились рядом. Их обладатель присел на корточки и спустя секунду послышалось удивленное: – да неужели… знакомые все лица. У судьбы своеобразное чувство юмора, ты не находишь, солдат?
Вот и довелось снова свидеться… Здравствуй, волчонок.
Эпилог
На улице наступила самая настоящая весна. Воздух был настолько теплый, что я не выдержал и скинул ветровку, подставив лучам заходящего солнца довольную физиономию. До чего же хорошо… Месяц май на дворе, итоговые экзамены за спиной, а вместе с ними успевшая порядком поднадоесть школа. Двенадцать долгих лет… Да чего там, большая часть жизни прошла в этих стенах: длинные коридоры с переходами, огромный холл с гуляющим эхом, дежурная баночка газировки перед уроками. Двенадцать лет, а кажется вечность.
Я вздохнул и уставился на знакомый фасад салатовой расцветки. Большинство окон темнело – занятия закончились и школота рассыпалась по улицам, благо весенняя погода располагала. А вот в спортивном зале горели огни. Там сейчас проходила тренировка волейбольной сборной: слышались выкрики, скрипел паркет под резиновыми подошвами кроссовок, стучали мячи. Сколько можно? Игра должна была закончиться полчаса назад. Именно столько проторчал в школьном дворе, изнывая от безделья. Сначала резался в «гоночки» на мобильном, пока не посадил аккумулятор. Потом колупал краску на спинке скамейки и пинал мелкие камешки вдоль бордюров. Долго высматривал знакомые лица с целью поболтать и пообщаться, но как назло, вокруг бегала одна малышня.
Тусоваться в школьном дворе – не самый лучший вариант из имеющихся. Можно было пойти к Дюше в гараж. Он как раз сегодня выкатывал старенький немецкий мотоцикл. Всю зиму на пару с Паштетом шаманил над техникой, чтобы к лету запустить рычащего шестицилиндрового монстра. Пацаны звали покататься, но у меня имелась одна веская причина, чтобы отказаться.
Именно она выскочила из широко распахнувшихся створок двери. Зорким взглядом окинула двор и, заприметив меня, радостно улыбнулась. Вихрем слетела со ступенек, едва не сбив зазевавшуюся мелюзгу. Перешла на легкий бег, но тут же опомнилась, и важно зашагала: красивыми длинными ногами по серой плитке.
– Извини, задержалась немного, – начала она с запинки, стоило встретиться. Эта гребаная неловкость периодически проскальзывала между нами, словно не знали друг дружку тысячу лет. А может потому и возникала.
Я наигранно вздохнул и поднял руку. Посмотрел на циферблат несуществующих часов.
– Тренировка закончилась полчаса назад. Где ты была все это время?
– Мы с девчонками собирались…, – девушка вдруг умолкла, нехорошо прищурив глаза. – А чего это я перед тобой отчитываюсь. Ты часом не обнаглел, Синица?
– Я мужик… я главный!
И тут же почувствовал болезненный тычок в район живот. Вот с ней всегда так: никогда не умела соизмерять силы, словно расшалившаяся кошка, выпустившая острые когти, а точнее – дикая пантера.
– Эй, чего дерешься, ты же девочка!
– Я тебе покажу… девочку.
Нежданный щелбан прилетает прямо по лбу. Вовремя перехватываю вторую руку, вознамерившуюся щелкнуть по кончику носа. Притягиваю раздухарившуюся девчонку к себе. Чувствую жар тела, еще не успевшего отойти от интенсивных физических нагрузок. Легкий запах пота щекочет ноздри, вместе с кончиками светлых волос, сбившихся в кучу. Пытаюсь поцеловать в щеку, но две ладони, крепко упершиеся в грудь, мешают это сделать.
– Дурачок, не здесь же, – шепчет Агнешка, смутившись и окончательно забыв про недавний боевой режим.
– А чего такого? – удивляюсь я.
– Люди же кругом, смотрят.
– Ну и пускай смотрят. Я твой парень, ты моя девушка – имеем право.
– Еще девчонки из команды… засмеют.
Засмеют её, как же. Хотел бы я посмотреть на того несчастного, кто решиться связаться с Агнешкой Ковальски. Я вот решился, и теперь все тело в царапинах и мелких синяках. Не то чтобы деремся постоянно…
– От меня воняет, – привела подруга последний, и как ей показалось, самый убедительный аргумент. – Из-за тебя спешила, даже в душ не успела заскочить.
– Во-первых не воняет, а пахнет, а во-вторых, нашла чего стесняться. Я все твои запахи знаю наизусть.
– Дурак! – и снова последовал легкий тычок в бок.
Уверен, я был единственным человеком на планете, способным столь сильно смутить Ковальски. Чем периодически и пользовался, чего греха таить. Уж очень мило она смущалась: краснея и отводя взгляд, как это было принято у нормальных девчонок.
Нормальных… И кто только определяет, степень этой самой нормальности? Агнешка не вписывалась в общепринятый стандарт поведения и парня отыскала себе под стать, такого же дикого и странного, то есть меня.
Начало наших отношений отличалось от канонов, проповедуемых романтическими фильмами. Первое свидание в кафе-мороженном, красивое признание в любви, вздохи и ахи под луной – этого всего не было.
Агнешка была в доску своей, самой настоящей пацанкой с соседнего дома, с которой пять лет назад лазил в городской сад воровать груши, и вдруг отношения. С чего бы? Мне и в голову такого прийти не могло, если бы не Дюша… Соломатин выступил в роли крестной феи: небритой и депрессивной, по причине выпускных экзаменов.
– Зря теряешься, Никитос, – заявил он мне как-то в столовой. – Ковальски отличная девчонка.
– Ты же сисястых любишь? – удивился я подобному откровению. – Тебе меньше третьего размера не подавай.
– Не в сиськах счастье, – Дюша покачал головой, словно сам не поверил тому, что только что сказал. – Короче, я бы с ней замутил.
– Так мути, чего мешает?
– У меня не получится, только по зубам огребу.
– А я значит не огребу?
– Синица, ты либо слепой, либо дурак. Она за тобой всю школу бегает.
– Бред, – не поверил я.
– Паштет, скажи ему.
Пашка сидящий рядом, угукнул. Набитые ватрушкой щеки мешали нормально общаться, поэтому все, что он мог – лишь издавать нечленораздельные звуки.
– Дюша, хорош разводить. Все равно не поверю.
– А ты вспомни, у кого она постоянно дома торчала?
– Мы в приставку резались, фильмы смотрели. И чего в этом такого?
– А того… Только к тебе она и приходила.
– Дюша, ты реальный фантазер. Мы же мелкие тогда были, дружили всем двором, а когда подросли многое изменилось. И Агнешка в гости перестала заглядывать.
– Когда это случилось?
Я лишь пожал плечами. Столько всего произошло за последние пять лет, попробуй тут упомнить.
– Это случилось, когда ты с Дашкой начал встречаться.
Напоминание о Дашке острым ножом резануло по кишкам. Дюша неправильно истолковав мою изменившуюся физиономию, произнес:
– Вспомнил? То-то же… А когда с Олькой связался, она тебя вообще в игнор-лист включила.
– Да ладно? – удивился я.
– Вот тебе и ладно, – передразнил Дюша. – Настолько увлекся своей рыжей, что не замечал ничего вокруг.
– Нифига я не увлекся…, – и тут до меня медленно стало доходить. Отдельные фрагменты памяти складывались в целостную картину. Дурацкие конфликты с Ковальски в старших классах. Я не понимал, чего она вдруг ко мне прицепилась. Нормально же дружили и вдруг: не то сказал, не так посмотрел, не о том подумал. Списывал прорезавшуюся вздорность характера на женские гормоны, а тут вон оно что… И за парту она ко мне пересела, как только с Олькой разбежался.
– Блин.
– Дошло? – Дюша с сочувствием посмотрел на меня.
– Не понимаю… а как же шашни со Спиридоновым? Постоянные звонки на сотовый от неизвестного ухажера?
– Никитос, кто из нас троих дольше всего с девчонками встречался? За это время должен был изучить бабские штучки. Она тебя балбеса ревновать пыталась заставить. Паштет скажи ему?
– Угу.
Пашка весь разговор проугукал, набивая живот булочками, а потом больше остальных удивлялся, когда узнал, что Синицин с Ковальски встречаются.
Началось все нелепо: с пьяных поцелуев на балконе. Потом тискались и обжимались с неделю, а когда маман уехала в очередную командировку, Агнешка пришла в гости, да так и осталась до утра.
– Синица, ты себе ничего не выдумывай, – заявила она, пока я пялился на обнаженную грудь с торчащими сосками. – Мы не встречаемся, понял?
Я все понял, поэтому наслаждался сексом без обязательств. Да и вообще с Ковальски было круто, без всяких заморочек. Мы весело проводили время: гуляли по городу, ели большую пиццу на двоих или просто болтали о всяком разном. С ней ощущал себя настолько комфортно, что в один из прекрасных дней ляпнул:
– Секс по дружбе – это клево!
Ковальски отшутилась невпопад. Сделала вид, что все нормально, но я-то понял, что сказанул лишнего. Начал приставать с расспросами и в итоге довел до слез. Первый раз в жизни я увидел плачущую Агнешку. Не нахальную пацанку, способную дать отпор любому, а обыкновенную девчонку: тихо шмыгающую носом и вытирающую сопли кулаком.
Она тогда от меня сбежала, не сказав ни слова. На звонки не отвечала, а потом и вовсе отключила сотовый. Остаток субботы я промаялся в неведенье, а воскресенье купил цветы и пошел в гости.
– О, Ромео приперся! – заявила мать Ковальски с порога. – Велено тебя не пускать.
– Мне только поговорить.
– Вишь какой умный выискался… Вам всем только поговорить, а у девчонок через те разговоры глаза на мокром месте, – женщина сурово посмотрела на меня, но подвинулась. Пришлось протискиваться через дородную мадам Ковальски в квартиру. А потом случилось наше с Агнешкой примирение.
Вышло без красивых поз и оборотов речи. Я прямо сказал, что нафиг такую дружбу. Что друзей у меня и среди пацанов хватает, а вот классная подруга отсутствует. И что мне… и что мне хорошо с ней. А Агнешка ничего не сказала, она просто позволила себя обнять, уткнувшись хлюпающим носом в грудь.
Так начались наши с ней отношения: не простые, временами совсем сложные. Это я был привычен к поцелуям и обжиманиям, а Ковальски до меня ни с кем не встречалась, поэтому вела себя, словно дикая кошка. Вечно стеснялась и озиралась по сторонам, а вдруг кто посторонний увидит, как мы обнимаемся или, не приведи боги, целуемся. Меня поэтому на тренировки волейбольной сборной перестали пускать. Дескать, сбиваю с ритма игры капитана команды.
Это еще разобраться надо, кто кого сбивал. И кому вместо экзаменов по ночам упругая попка в шортиках снилась.
– Чего застыл, пошли, – Агнешка потянула за ладонь, и вдруг пальцы разжались. Чего это она? Я повернул голову и увидел девчонок из команды. Ну да, конечно… стоило появиться зрительницам на крыльце, и подруга тут же засмущалась. А эти стервозы, словно специально уставились, еще и перешептываются меж собой.
Я погрозил вредным девчонкам кулаком, пока Агнешка не видит, и поспешил следом. Попробуй теперь, угонись за длинноногой пантерой.
Только когда свернули за угол девушка свободно выдохнула, позволив взять себя под ручку. Когда был мелким, не понимал, зачем парни это делают. Всегда считал за западло и розовые сопли. Сколько раз ржали с дворовой пацанвой, наблюдая за очередной парочкой влюбленных, вцепившихся и не отпускающих друг друга ни на шаг. Даже когда встречался с рыжей Олькой, не позволял себе подобных вольностей – с Агнешкой вышло иначе. Может я повзрослел, а может причиной всему была реакция девушки. Ковальски напрягалась и вздрагивала каждый раз, стоило прикоснуться к её ладони. Была бы у девушки шерсть, непременно вставала дыбом, словно у дикой кошки, дозволяющей себя гладить. Правда, в отличии от пантеры Ковальски не кусала, а сразу била кулаком. Сердце до сих пор замирает в ожидании, хотя четвертый месяц вместе.
– Пришел ответ на запрос? – поинтересовалась Агнешка, стоило нам покинуть территорию школы. Под ногами замелькал серый асфальт, а впереди показалась грунтовая дорога, ведущая в густые заросли дикого сада.
– Сегодня утром.
– И какой результат?
Это было еще одно отличие Ковальски от Корольковой. Олька никогда не интересовалась моими делами, а Агнешка вникала во многое и знала все… ну или почти все. О кооперативных сновидения я ей так и не рассказал.
Именно Агнешка откопала адрес центра ветеранов ЧВК в Питере. И именно она заставила отправить запрос на фамилию Василия Ивановича. Может бывшие коллеги помогут в поисках, раз уж полиция не в состоянии.
Увы, от бывших коллег пришел похожий до боли ответ: числится пропавшим без вести. Обещали в июле месяце организовать поиски, прочесать местность, где последний раз видели неугомонного уборщика. Гектары дикого леса, полей и заброшенных турбаз. Для чего? Чтобы найти его тело?
Теплая ладонь крепко стиснула мои пальцы. Голос девушки уверенно произнес:
– Не переживай, мы обязательно что-нибудь придумаем.
Я и не переживал особо. В отличии от остальных знал, что Василий Иванович живой. Он просто залег на дно, ровно до тех пор, пока не убедится, что история с кооперативными сновидениями канула в небытие. Откуда взялась такая уверенность? Тому много фактов…
Во-первых, внезапный отъезд Дианы Ильязовны. Госпожа Сарбаева после внепланового отпуска вернулась сама не своя. Настолько, что я не смог набраться смелости подойти и заговорить. Молодая учительница неделю проходила бледной, а потом уволилась в один день и покинула город в неизвестном направлении.
Злые языки поговаривали, что Сарбаева уехала к родителям в Казань, где удачно вышла замуж, за местного нефтяного короля. Только чушь все это… Диана Ильязовна не из тех барышень, кто ищет выгодной партии, иначе не связала бы свою судьбу с безногим инвалидом. Я это точно знал, потому что с самим случилась похожая история: длинноногая и на редкость упертая. Василий Иванович говорил про таких – боевая подруга.
Ковальски могла бы запросто начать мутить с богатеньким Спиридоновым. Паштет проболтался, что он ей золотые украшения пытался всучить на день рождение. В Мадрид убалтывал слетать на майские, сука. Дюша предложил набить морду наглецу, чтобы не покушался на чужое. Только зачем? Агнешка и без меня справилась, отправив Спиридонова с побрякушками в такие дали, о которых в культурном обществе говорить не принято.
И Сарбаева была один в один такой же. Я на всякий случай просмотрел сайты светской хроники по республике Татарстан, на наличие информации о громких свадьбах за последние месяцы. Все миллионеры в России наперечет. Большинство женаты, а кто не успел, тот гулял либо с моделями, либо с актрисами. И ни одного абзаца про скромную учительницу по программированию. А это значит… а это значит к Василию Ивановичу она сорвалась, больше не к кому.
Пунктом вторым в доказательной базе шел товарищ майор. Я его так допек с расспросами о Василии Ивановиче, что он не выдержал и заявился в гости при полном параде. Хорошо, что матери дома не было, иначе хватил бы удар от вида фуражки с кокардой и звезд на погонах.
– Парень, угомонись, – сказал он мне строго. – Перестань копаться в этом деле, придет время, сам все узнаешь.
Тут и дурак сообразит, что есть что скрывать. Это с мертвыми обычно легко и просто: что с них взять – трупы, а раз возникли трудности, значит жив Василий Иванович. Не зря же товарищ майор на прощанье подмигнул… хитро так.
Третьим фактом в доказательной базе служило смятое в кармане письмо. Полученное по почте вчерашним вечером и остававшееся тайной для всех. Никиту Синицына, скромного выпускника двенадцатого класса взяли на факультет квантовой физики к самому профессору Мартыновичу. Признанному гению, одному из основоположников Новой Физики, окончательно похоронившему Стандартную модель.
Попасть на курс к Мартыновичу было не реально. Он сам выбирал претендентов из победителей всевозможных олимпиад, стипендиатов и вундеркиндов. А на оставшиеся места был такой конкурс, что проще было выиграть в лотерею миллион. Мне с моими скромными 82-мя баллами даже соваться было неприлично. Я и не пытался, подав заявку в военную академию при министерстве. Несмотря на протесты со стороны матери и обещания Агнешки надрать задницу, если не передумаю.
И вдруг вечером приходит письмо за живой подписью самого Мартыновича. О том, что он будет рад видеть столь пытливого и подающего надежды юношу на своем курсе. Откуда?! Откуда он вообще узнал о моем существовании?! Я даже вступительных документов не подавал.
Можно было счесть данное событие за чудо, если бы не слова Василия Ивановича, сказанные им незадолго до исчезновения.
– Воевать – дело нехитрое, Малой… А твои таланты совсем в другой области лежат. Ум-то пытливый… Тебе большой наукой заниматься надо, физику новую открывать. Человечеству куда больше пользы принесешь, нежели устав зубрить будешь, до по плацу маршировать.
– Не хочу на физмат, там скучно и одни задроты.
– А кто про физмат сказал? Есть у меня парочка связей…
Кто ж тогда знал, что Василий Иванович самого Мартыновича имел ввиду. Я о таком даже мечтать не смел. И вот оно случилось – лежит смятым конвертом во внутреннем кармане ветровки.
Острые ногти впиваются в ладонь, и я останавливаюсь от неожиданности. Взгляд у Агнешки тревожный. Девушка замерла напротив – вглядывается в мое лицо, словно пытаясь найти ответы на возникшие вопросы. И как только почувствовала, что есть новости.
– Говори! – требовательно произносит она.
Я не успел выдавить и слово, как с губ девушки, срывается угрожающее:
– Только попробуй заикнуться про военную академию.
– Ты не поверишь – Мартынович!
На лице девушки появляется озадаченное выражение.
– Ну ты чего? Профессор же известный. Один из основоположников Новой Физики.
Легче не стало: Агнешка по прежнему напряжена, смотрит не моргая. И тогда я выдаю главное:
– Остаюсь в городе. Будем вместе в «госе» учиться. Только я на курсе квантовой физики, а ты на спортивном менеджменте, как и хотела.
Агнешка делает шаг навстречу и тыкается холодным носом в шею. Я обнимаю подругу, ощущая, как напряжение покидает её тело. Ну да, быть девушкой курсанта гораздо сложнее, чем ученого. По истории браузере видел, что она мониторила институты в Москве, готовая сорваться следом за мной в столицу. Читала статьи на тему, делала запросы, в какие горячие точки посылают служить новоиспеченных офицеров. Настоящая боевая подруга. И глаза сухие, хотя уверен, ей очень хотелось плакать от облегчения, что все сложилось как надо.
Спасибо, Василий Иванович! Уверен, у меня еще будет возможность отблагодарить вас лично. Пожать ладонь первого сентября, после поздравительной речи декана. Или на выпускном, в качестве молодого специалиста. Выслушать очередное ворчание с неизменным: «я же говорил, Малой».
Я в этом не сомневался. Как и в сегодняшнем ночном видении, слишком ярком для обыкновенного сна.
Василий Иванович стоял на берегу реки. В закатанных по колено штанинах, из которых наружу торчали новехонькие протезы. Настолько похожие на человеческие конечности, что сразу не отличишь. Той самой немецкой фирмы, на которую Василий Иванович и копил.
В его руках был ребенок, совсем маленький: может годик или полтора. Карапуз верещал на своем на детском, растопырив руки и распахнув глаза от восторга, когда совершал бреющие полеты над водной гладью.
Рядом застыла фигурка девушки в белом платье на фоне далеких гор. Её образ дрожал и расплывался, но я догадывался, кто это мог быть. Диана Ильязовна наблюдала за игрой отца с сыном, сложив руки на груди. Порывы ветра трепали длинные волосы, а на губах играла улыбка. Я не мог видеть ее лица, но отчего-то знал, что она счастлива. Как счастлив и Василий Иванович, и заливисто смеющийся карапуз.
Разве может быть иначе? Я уже знал ответ, поэтому крепко-накрепко обнял прижавшуюся ко мне девушку.