Текст книги "Жар костей не ломит (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

Даже трудовик, и тот проникся важностью момента.

– Готовьтесь лучше, если не хотите всю жизнь вкалывать за копейки, – заявил он, заняв монументальную позу в центре класса. Одна рука засунута в карман передника, другая сжата в кулак и выставлена перед собой. Не иначе, Сократ, выступающий перед учениками.

– Учитесь, если не хотите стать такими, как я, – прошептал Дюша.

Пашка, стоявший рядом, не выдержал и заржал.

– Бурмистров, сегодня после занятий поможешь стружку убрать.

– Аркадий Борисович, а чего я-то?

– Больно много ржешь.

– Мне на треньку надо.

– Успеешь на свою треньку заодно разомнешься с веником в руках. Так сказать, прогреешь мышцы для пользы.

Школьные заботы затянули с головой, но это не означало, что я забыл про странные сны, про новые теории. Просто отложил их в дальний ящик, до поры до времени. Убрал все загадки кроме одной единственной по фамилии Володина.

Я бы и эту тайну был рад спрятать подальше, однако снежная королева своим присутствием отравляла каждый день.

О юный рыцарь… Что это, нелепое совпадение? Только не в случае с Мариночкой – уж слишком хитра и изворотлива была тварь. Привыкла бить прямо в цель со свойственной ей иезуитской беспощадностью. Правда в случае со мной немного просчиталась, не учла того фактора, что за прошедшие годы Синицын мог позабыть. Я и забыл, но сон напомнил: пустой фотоальбом с одной единственной фотографией внутри.

Храбрый рыцарь… да мало ли кто мог так называть меня в далеком-предалеком детстве. К примеру, мама… Хотя нет, мама не могла. Никто не мог, учитывая совсем не рыцарский характер Никиты Синицына. Никто не мог, кроме девушки по имени Даша.

Это было наше с ней – слишком личное, чтобы делиться с окружающими. И откуда только прознала, ледяная стерва? Понять бы…

Очень хотелось схватить Володину за грудки и хорошенько потрясти, потребовав немедленного ответа. Только я знал, чем это закончится: очередной обструкцией со стороны коллектива: «Никита плохой, Никита хулиган, Никита снова Мариночку обижает». Нет, здесь действовать нужно по-хитрому, выждав удобный момент. Не все прекрасной Мариночке в одни ворота играть, мы тоже кое-чего умеем. Просто нервы порою не выдерживают.

Стиснув волю в железный кулак, я затаился. Вел себя настолько тихо и спокойно, что даже Агнешка почуяла неладное.

– Никит, с тобой все хорошо? – спросила она на одной из перемен.

– Да.

– Выглядишь как-то странно. Если пукнуть хочешь, выйди в коридор.

Ковальски очень старалась соответствовать общепринятому статусу девочки. Еще три года назад она бы непременно употребила слово пернуть или того хлеще – срать. И услышала бы в свой адрес:

– Нельзя так выражаться, ты же девочка.

Извечное «ты же девочка» преследовало Ковальски постоянно:

– Нельзя мальчиков бить, ты же девочка.

– Нельзя в носу ковыряться, ты же девочка.

– Нельзя колготки поправлять у всех на глазах, ты же девочка.

Окончательно Агнешка поняла истину данных слов, когда под школьным пиджаком выросла грудь, а дворовая пацанва перестала видеть в ней равную. Появились странные подколы и ужимки, а рыжий Сеня так и вовсе попытался схватить за зад, за что и получил промеж глаз.

Агнешка сильно преобразилась в последние годы, но кое-что осталось неизменным: это ее дурацкая прямота ни к месту. Пукнуть – это же надо же такое ляпнуть.

За спиной засмеялся довольный Дюшес.

– Не бзди раньше времени, Синица, сдадим экзамены. Где наша не пропадала.

Агнешка тут же обернулась:

– Соломатин, а ты чего ржешь? Совсем страх потерял перед экзаменами? Синицын в отличии от тебя в математике шарит, а ты до сих пор понять не можешь, почему одна пятая больше одной десятой.

– Все я понимаю, – насупился Дюша. – Просто нахрена сложности выдумывать – черточки всякие. Нет, чтобы сразу взять и поделить. Для наглядности записать в десятичном виде через запятую, а так путаница получается… десятка же больше пятерки.

– В знаменателе Соломатин, в ЗНА-МЕ-НА-ТЕ-ЛЕ! И путаница в голове только у тебя одного. Двенадцатый класс, а до сих пор элементарные вещи понять не можешь.

Агнешка сильно преувеличивала. С треклятыми дробями Дюша разобрался, вот только дались ему эти знания с превеликим трудом. В следствии чего возникла основная претензия к математикам: зачем записывать число дробью? Нахрена?! Ну ладно еще в ледниковый период, когда люди пытались по-честному разделить тушу мамонта. Там доли были нужны, но в современном мире, где есть калькуляторы и компьютеры. Зачем число писать через черточку?

Подлил масла в огонь наш трудовик. Он как-то раз заглянул в кабинет математики, ну Соломатин не будь дураком и спроси:

– А вы дробью хоть раз в жизни пользовались?

На что Аркадий Борисович ответил честное «нет». Добавив, что по жизни пацифист, предпочитающий огнестрелу сталь ножа. Нужный эффект был достигнут: класс разразился хохотом, а математичка с рассказами о важности дробей была посрамлена. Соломатин выиграл свою маленькую войну. Никто так и не смог убедить упертого парня, что обыкновенная дробь – это вещь необходимая, а не математический архаизм.

С тех пор много воды утекло: и математичка сменилась, и изучение дробей закончилось, а Соломатину до сих пор припоминали противостояние со школьной системой.

– Ковальски, ты уже достала своими дробями, – Дюша показал массивный кулак. В ответ девушка продемонстрировала острый кончик язычка.

– Агнешка права, твои знания по алгебре и геометрии оставляют желать лучшего. Нужно усерднее готовиться к экзаменам, Андрей, – добавила Володина.

Идеальные черты лица, прямая осанка, и взгляд такой, что мороз по коже пробирает.

Ох и зацепили меня её слова: до нервяка, до зубовного скрежета. Сидит вся из себя такая важная, рассуждает. Без году неделя в классе, а уже все про всех знает: кому математику подтянуть, кому английский – королевишна, чтоб её…

Пока силился сдержать нарастающую волну гнева, Агнешка сменила тему.

– Сегодня всё в силе?

– Ты про Котейню? – уточнил Дюша.

– Ага. Мы сразу после школы пойдем?

Дюшес пожал плечами, дескать могу пойти хоть сейчас, мне то чего. Ледяная королева благосклонно кивнула головой. Кузьма, услыхавший волшебное слово «котейня», мигом нарисовался рядом. Не хватало только Копытина, но да у него сейчас физкультура в другом крыле.

– Никита? – Агнешка вопросительно уставилась на меня.

– А что за повод?

Я глупо и наивно врал. Трудно было не знать то, о чем твердили все вокруг. Ребята раз в неделю выбирались в кафешку, только вот Синицына с собою не звали. Сначала сам был виноват, постоянно отказывался, потом угодил под санкции в связи с плохим поведением. Короче, все настолько привыкли к моему отсутствию, что стали считать это за норму, как само собой разумеющееся. Все кроме меня… Трудно оставаться в стороне, когда другие веселятся. Смакуют, обсуждая предстоящее событие, кто какой коктейль будет пить, куда пойдут после, и почему Кузьке больше не наливать.

Последняя неделя не была исключением, все вокруг предвкушали, а меня словно вычеркнули из круга. Было чертовски обидно, вот и приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Притвориться, что не в курсе и ничего не знаю.

– Никит, разве для общения с друзьями нужен особый повод?

– Нет.

– Тогда перестань строить целку.

Зря Агнешка повысила голоса. У преподователей с годами вырабатывался острых слух, и Галина Николаевна не была исключением из общих правил.

– Ковальски, сколько можно говорить – научись подбирать выражения! – прогремело строгое учительское над головами внезапно притихшего класса. – Ты же девушка!

Только зимой бывает по-особенному синее небо. Не блеклое и выцветшее, как летней порой, а по-настоящему яркое, пропитанное густой акварельной краской. За утро порядком навалило снега, укрыв голые ветви кустов и пластиковые оградки газонов. Деревья в парке вырядились в новые меховые шапки. Сугробы искрили, играли огнями под полуденным солнцем, так что глазам становилось больно.

Под подошвой похрустывал свежий настил, клубы пара валили изо рта. Раскрасневшиеся от мороза девчонки хохотали над выдумщиком и шутником Копытиным. Серега старался за двоих, ни на секунду не замолкая. Почему за двоих? Да потому что рядом крутился Кузька, обделенный талантом острослова. Это не означало, что у нашего домовенка совсем не было чувства юмора. Он мог изредка приколоться, иногда даже смешно, но чтобы вот так: пулять целыми сериями шуток. На это был способен разве что Дамир, молодой и непризнанный стендапер или Копытин. Правда у последнего заметно страдало качество, но Серега по данному поводу не парился – смеются и ладно. Даже обидные замечание Агнешки вроде «Копытин, ну ты и придурок», не смущали парня.

Мы с Дюшей слегонца подотстали. Шли следом, переговариваясь о всякой ерунде, вроде предстоящих тестов. Соломатин порядком нервничал: то ли Ковальски с Володиной накрутили во время перемены, то ли Галина Николаевна. Наша классуха на общем собрании произнесла очередную речь о важном этапе в жизни каждого, о необходимости подготовки к экзаменам, и так далее и тому подобное. Тут у самого башковитого ученика засосет под ложечкой, что уж говорить про тех, кто умом не блистал. К примеру, Дюша в школе считался за крепкого троечника: как встал на сию стезю в начальных классах, так с нее и не сходил. Разве что физкультура с итоговой «отлично» стояла в табели особняком. В прошлом году был еще труд, но после фехтования на напильниках Соломатин впал в немилость. С тех пор оценку выше четверки не получал.

Свежевыпавший снежок поскрипывал под подошвами, а Дюша тяжело вздыхал. Может этот случай вспоминал, а может какой другой. У него подобных нелепостей на целую книгу с рассказами наберется.

– Хорош тоску разводить, – не выдержав, я пихнул товарища в бок.

– Тебе хорошо говорить, у тебя с интегралами полный порядок. И по геометрии пространное воображение.

– Пространственное, – автоматически поправил я.

– Вот-вот, оно самое. А я не могу в голове все эти кубы с паралепи… с парапипи…

– С параллелепипедами.

– Короче, туго у меня с объемным воображением. И на бумаге, когда рисую чертеж, нихрена не понимаю, куда линию вести… Помнишь, что наша математичка говорила?

– Правильно сделанный рисунок – наполовину решенная задачка, – занудным голосом продекламировал я.

– Вот-вот, только несправедливо это. В людях разные возможности заложены от природы: кто рисует хорошо, кто в математике шарит, а кто за полчаса сочинение накатает без единой ошибки. Неправильно требовать со всех одинаково – уравниловка это.

Прав был Дюша… Взять, к примеру физкультуру. Как можно ждать высоких результатов от неловкого с рождения Спиридонова. Когда через коня прыгали, Димка чудом хозяйства не лишился, с разбега влетев прямо в снаряд. Тем самым местом, через которое Кощеева смерть в сказках приходит. И так лихо у него это получилось, что поплохело всем представителям мужского пола, включая физрука. А ИЗО? Это же сплошные муки творчества. Стараешься, рисуешь хищного волка в лесу. Клыки острые в пасти изобразишь, серую шерсть, торчащую дыбом, а потом над тобой всем классом потешаются: смотрите, Синицын очередного уродца накалякал – помесь ежика с крокодилом. А я, межу прочим, старался. Очень обидно за честно проделанный труд получить слабенькую тройку, и то больше из жалости. Хорошо, что рисование отменили после пятого класса. Намучался я с ним.

У каждого в классе были свои проблемы, своя ахиллесова пята. Бедолага Дюша этими пятками был обсыпан по самую макушку, потому и вздыхал.

На очередном повороте приятель не выдержал и поделился мучающей его проблемой:

– Батя сказал, если на тестах наберу меньше шестидесяти баллов, пойду в сельскохозяйственный на тракториста.

– На оператора сельскохозяйственных машин.

– Да какая хрен разница. Не хочу в Сибирь ехать, целину поднимать. Там гнус, комарье с кулак и девчонок красивых нет. Какой из меня работник полей – я же городской житель, я же пропаду в диких местах.

Дюша знал, о чем говорил. В связи с изменениями климатических условий изменилась и карта пахотных земель. На юге России размеры сельскохозяйственных угодий сократилась вдвое, зато далекая Сибирь зацвела буйным цветом – десятки тысяч квадратных километров, миллионы гектар. Нагнали туда немерено машин, работающих в полуавтоматическом режиме, а то и вовсе беспилотных. Однако, обслуживать транспорт все равно требовалось, поэтому собирали добровольцев по всей стране: заманивали зарплатой, соцобеспечением и рекламой по телевизору. Люди смотрели, слушали и не спешили покидать уютные города. Инфраструктура в тех местах была ни к черту… не поспевала за культивированием земель. Вагончики стояли в чистом поле или того хуже, на окраине болот или тайги. Интернет не ловил, из развлечений лишь комарье, да дикие звери. А еще легенды нехорошие ходили про те места: то газы непонятные из земли вырвутся и всех потравят, то проклятый могильник откопают, и половина бригады на тот свет отправится.

Я прекрасно понимал Дюшу, кому захочется в двадцать с небольшим лет ехать в дикую тайгу, когда тянет на дискач. Не один мишка, даже самый лохматый, не сравнится с грудастой девчонкой,

– Прорвемся, – произнес я единственное, что пришло в голову.

– Ты-то может и прорвешься, а я до самой пенсии буду с мужиками в вагончике куковать.

Утешать Дюшу бесполезно, не тот тип. Он не искал жалости, рассказывая про далекую целину, просто накипело у парня внутри, вот и вырвалось наружу. А раз так…

Я нагнулся и сгреб в ладони искрящийся под солнцем снег. Свежевыпавшая крупа не в какую не желала клеиться, рассыпаясь прямо на глазах. Пальцы заломило от холода, в кожу впились сотни ледяных иголок, но я продолжал лепить комок.

Полученный результат не поражал размерами, но все же считался снарядом, готовым к боевому применению. А раз так… Я отвел руку и, размахнувшись, со всей силы запустил снежок в сторону идущей впереди четверки. Целился в Володину, но вместо этого угодил в заросли голого кустарника. Мазила! И тут же в воздухе промелькнул второй снаряд. Дюша оказался более метким стрелком, угодив за шиворот оторопевшей Агнешки. Комок разлетелся в разные стороны, брызнув снегом, в том числе в лицо идущей рядом Маринки. От девчачьей трели заложило в ушах.

– Хорошо визжат, – заметил я.

Дюша уже не слушал, нагнувшись за очередным снарядом. И правильно сделал, потому как противник после внезапной атаки пришел в себя. Лихой контрудар возглавила Ковальски. С присущим ей командирским задором принялась раздавать команды, требуя окружить и загнать врага. Вот только с подчиненными ей не повезло: Кузька был на редкость криворук и косоглаз, Володина и вовсе спряталась за стволом дерева. Пришлось Агнешки вести войну на пару с Копытиным.

Как итог, в кофейню ввалились раскрасневшиеся, обсыпанные снегом с ног до головы. Особенно досталось мне: стоило распахнуть куртку, как на пол посыпались комки снега. Это все Серега виноват, зараза такая, решился под конец пойти в рукопашную. Сам угодил в сугроб, и меня обвалял за компанию.

В помещении было тепло и сухо, а еще одуряюще пахло кофе. Посетители отсутствовали, если не брать в расчет двух старушек, и рыжего котяры в углу. Последний, вытянув усатую морду, дозволил Агнешки почесать себя за ушком. Потом требовательно посмотрел на Маринку. Вот ведь наглое животное – кастрат, а все туда же, исключительно девчонок к себе подпускает.

– Заласканный он у вас, – не преминул я высказать претензию хозяину заведения.

Тот вместо ответа взял табличку и выставил передо мною – сертификат, дозволяющий содержать животных в заведениях общепита.

– Кит, – Агнешка шикнула на меня, – иди займи столик.

– Я пирог вишневый хотел…

– Кому говорю, иди.

Ну да, прошлый раз малясь повздорил с хозяином, потому как нечего сертификатами прикрываться, когда агрессивное животное в зале. Это он с Ковальский кот-мурлыка, а мне скотина этакая, полпальца едва не оттяпал.

Решив не спорить с капитаншей, засунул руки в карманы и с самым независимым видом зашагал в конец зала. Выбирать место не пришлось, поскольку у ребят, каждую неделю посещавших Котейню, появились свои традиции. Например, они всегда занимали один и тот же угловой столик, и заказывали три пирога: с клубникой, малиной и вишней. Последний ничего так, с приятной кислинкой и мягким сдобным тестом. Не толстым слоем, как у нас в школе – устанешь челюстью работать, пока до начинки доберешься – а тонким, едва заметным на фоне густой ягодной массы.

Я хотел сесть поближе к окну, но меня тут же выгнали. Оказывается эти места были облюбованы девчонками. Рядом с дамами тоже было все занято. Подумаешь, не больно-то и хотелось. Я не собирался из себя кавалера строить. Сел с самого края и заказал бокал черного, пахнущего ржаным хлебом пива.

– Вот это другой разговор, а то все чай, да кофе, – Дюша довольно потер ладони. – Давно надо было тебя с собой взять.

– За экзамены? – предложил я тост.

– А что за них пить… Давай лучше за будущее, чтобы сложилось, как надо.

Чтобы не в операторы и не в трактористы, слышался скрытый подтекст в его словах.

Две кружки с глухим стуком соприкоснулись.

– Мальчики мы вам не мешаем. Может вам лучше сразу в бар пойти? – возмутилась Агнешка.

На что Дюша смачно отрыгнул. Черное Жигулевское волной прошло по пищеводу, вытесняя из желудка лишние газы.

Кажется, появление Синицина в кофейне внесло некоторую сумятицу в ряды. Особенно недовольными выглядели девчонки. Пока четверка одноклассников культурно пила кофе, обсуждая новый миндальный привкус, эти двое плещут пивом в разные стороны, а еще мусорят фисташками, презрев все нормы установленного этикета.

– Я удивлена, почему таким заведениям как кофейня, выдают лицензию на продажу спиртных напитков, – заметила Володина.

– Безобразие, – поддакнул Копытин, с тоской посмотрев на бокал пива в моих руках.

– Во-первых, напитки слабоалкогольные, – возразил я, – а во-вторых, на вашем кофе много не заработаешь.

Агнешка молча продемонстрировала счет, где значилась кругленькая сумма.

– Тоже мне, нашла аргумент… Вы одни такие исключительные – кучу пирогов заказали, а нормальные клиенты максимум пироженку возьмут, а то и вовсе без нее обойдутся.

– Кофе не пиво, его много не выпьешь, – поддержал меня Дюша.

– Минус аренда, которую каждый месяц отбивать надо. Заведение, считай, в центре города расположено, в престижном месте возле парка, поэтому цена квадратного метра запредельная.

– Экономисты доморощенные, – фыркнула Агнешка. – Может еще бизнес-план составите?

– А чего тут составлять, – удивился я, – в сети миллионы проектов лежит. Первым делом я бы сократил затраты на персонал и начал вон с той усатой скотины.

Змеиные глаза кота с нехорошим блеском уставились на меня. А потом он принялся вылизывать рыжую шубу, особенно пушистую, по причине наступившей зимы.

Мы провели в кофейне пару часов, лениво переругиваясь, и болтая ни о чем. Я так и не понял, чем ребят зацепило здешнее заведение. Да – пироги вкусные, но это не повод, чтобы таскаться сюда каждую неделю. Может в котяре дело, может это он такой особенный?

Подходить и тискать животину я не стал, хватило царапин с прошлого раза. Только погрозил кулаком с безопасного расстояния. Впрочем, рыжая тварь к моим угрозам осталась абсолютно равнодушна. Лежала в углу, сонно щерясь, и периодически зевала, демонстрируя окружающим острые клыки.

К концу второго часа нас вынужден был покинуть Кузьма. Позвонила мамка и вечно взбалмошный домовенок умчался забирать сестренку из детского сада. Потом Копытин, устав от бесплотных ухаживаний (как будто у него были другие), переключился с девчонок на пиво. На пару с Дюшей приговорил несколько кружек пенного, и теперь пялился осоловелым взглядом в пустующее напротив место. А Дюшес все рассказывал и рассказывал: про тайгу, про кусачий гнус, про то, что нахрен ему не сдались поля зерновых.

Мероприятие подходило к своему логичному завершению, когда Агнешки позвонили. Ковальски скрылась с телефоном в руках, а я остался сидеть напротив Володиной – один на один с ледяной королевой. Парней в расчет можно было не брать: Дюша продолжал бубнить, а Копытин кивал, со всем соглашаясь, ну или просто клевал носом.

Маринка сидела напротив, задумчиво водя пальчиком по столешнице. Потом вдруг подняла голову и посмотрела на меня внимательным взглядом. Тонкие губы исказились в легкой улыбке… нет – скорее в усмешке. Было в её поведении нечто пугающе нездоровое, словно под личиной миловидной девушки скрывался маньяк. Для окружающих просто Мариночка-лапочка, которая со всеми дружна и обходительна. Но я как никто другой знал, что внутри кокона сидит хищная тварь. И стоит нам остаться наедине, как наружу показывается уродливая морда с жвалами и лапами-шипами.

Да-да, я помнил о решимости разобраться с этой стервой, но то было вчера, на трезвую голову, а сейчас прямо накатило. Появилось стойкое желание свалить в туалет, на улицу, да куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Никита Синицын самым натуральным образом струхнул. Кому скажешь, не поверят или на смех поднимут. Сколько раз дрался, на скалы забирался без страховки, а тут девчонка красивая сидит. Ресничками хлопает, глазки строит, а у меня кишки в центрифуге переворачиваются – до того не по себе… В конечном итоге я спасовал: отвернулся к окну, сделав вид, что интересуюсь зимним пейзажем. Скорее бы Агнешка вернулась.

Занесенная снегом обочина, редкие фигуры прохожих на улице.

– Никит?

Цепочка фонарей, освещающая старый фасад здания.

– Никита, ты меня игнорируешь?

– Нет. С чего ты взяла? – я был вынужден повернуть голову. Глупо делать вид, что не слышу, когда человек сидит прямо перед мной, на расстоянии вытянутой руки.

– Тогда почему молчишь? – и вновь искривленное подобие улыбки.

– А о чем нам с тобой разговаривать?

– О предстоящих экзаменах, о планах на будущее, о свежих сплетнях, – принялась перечислять Марина. – Никит, мы же одноклассники, неужели не найдется общих тем для разговора? Или…, – тут она сделала таинственную паузу, и тихонько, почти шепотом произнесла, – игра, которую нам не дали закончить в прошлый раз.

– Все никак не наиграешься?

– Ну же, не будь букой. Играть – это так весело.

Ага, очень… Играть с тобой, это как пальцы в розетку совать в надежде: а вдруг не шибанет. Шибанет и обязательно – такова природа вещей.

– Никита, улыбнись… Я редко кому предлагаю поиграть со мною.

– И чем обязан такой чести?

– Скажем так, ты мне нравишься.

Ага, как самец самке богомола.

– Правила игры довольно просты: каждый из нас задает по одному вопросу. Отвечать только честно: да или нет, другого не дано.

– Помню, – не выдержав, перебил я.

– Плохо ты помнишь. Кто прошлый раз целым монологом разразился: «ой, я не знаю, какая любовь в шестом классе», – Володина сделала голос нарочито грубым, видимо пытаясь изобразить меня. Хреново у неё получилось, совсем не похоже, только если я не сиплю, как пропитая алкоголичка.

– Будешь продолжать кривляться или начнем?

– Хорошо, – легко согласилась девушка. – Тогда мой вопрос будет…

– Стоп-стоп, так не пойдет, – прервал я ее. – Прошлый раз ты первая спрашивала, теперь моя очередь.

– А как же уступать дамам? – губки девушки надулись в притворной обиде. – Или джентльменство нынче не в чести.

«Где ты здесь дам увидела, тварь»? – подмывало сказать, но я сдержался. Сделал глоток остывшего чая, в попытке успокоить расшалившиеся нервы. По нёбу приятной волной прокатилась мятная прохлада. Кажется, это была кружка Агнешки.

– Неужели наш храбрый рыцарь струсил?

И снова рыцарь… Вслушиваюсь в интонации, пытаясь уловить знакомые нотки. Вглядываюсь в черты лица, в работу мимических мышц, пытаясь разглядеть давно забытое – то, что видел шесть лет назад.

Пластическая хирургия за последние полвека достигла небывалых высот. Новой формой носа или мочкой ушей никого не удивишь – это были мелочи, позапрошлый век. Теперь полностью перекраивали внешность: стачивая и наращивая лицевые кости, вставляя импланты, меняя разрез глаз. К примеру, красота всемирно известной Таи Алонто, была целиком и полностью заслугой рук человеческих. Из пучеглазого лягушонка с оттопыренной нижней губой сделали топ модель номер один. Конечно, нашлись и те, кто возмутился, требуя запретить доступ в модельный бизнес девушкам с внешностью, измененной более чем на тридцать процентов. Только кто их будет слушать? Уж слишком мила и обаятельна была мисс Алонсо. Девушка пользовалась невероятным успехом у публики, а главное – приносила бешенные деньги рекламным агентствам. Критикам неизменно отвечали: не нравится, сделайте лучше. Слепите свою идеальную топ-модель, а мы посмотрим. Только вот пока ни у кого не получилось…

Если страшненькую коренастую филиппинку с острова Панай смогли изменить до неузнаваемости, то может быть такое, что Дашка кардинально перекроила лицо, похудела, изменила голос. В нарушение российского законодательства легла под нож пластического хирурга. Стоп, а рост, а фигура?

Последний раз мы виделись в шестом классе, за это время девушка могла измениться самым естественным способом, без всяких операций. Взять того же Дюшу – в начальной школе был дрищ дрищом, а к двенадцатому классу вымахал детина. Так может, и Дашка из гадкого утенка превратилась в снежную королеву. Это бы все объяснило: интерес к моему прошлому, стравливание одноклассников – своеобразная месть за нанесенные обиды. Даже самые добрые девушки способны превратиться в дьяволиц, если в них долго тыкать палкой.

Вглядываюсь в безупречно красивое лицо Маринки, пытаясь обнаружить знакомые черты. Может так тени легли, а может подсознание сыграло дурную шутку, но в какой-то момент показалось, что вижу ту самую девчонку из далекого прошлого. Рот сам собой открылся, и я пробормотал:

– Даша?

– Прости, что? – девушка в удивлении замерла.

– Ничего.

– Как ты меня назвал?

– Не важно.

– Мне послышалось или ты произнес… Даша? Серьезно? Ты думаешь, что я та самая…

И тут Володина начала смеяться. Она хохотала заливисто и громко, в несвойственной ей эмоциональной манере, широко открыв рот. И даже в этом ледяная королева была прекрасна, как вдруг… половину лица перекосило, словно часть мышц отказалась работать. Некогда первая красавица школы превратилась в уродливую куклу – 3D модель, с серьезными проблемами в лицевой анимации. Это случилось столь неожиданно, что я невольно вздрогнул.

Марина тут же умолка. С лица девушки слетела ледяная маска королевы, обнажив лик злобного зверька. Всего лишь на миг, но я успел заметить.

– Что с твоим лицом?

– А что с ним?

– О-о, да у вас здесь весело, – пьяного Копытина привлек громкий смех. Он вдруг вспомнил, что кавалер и даже попытался подвинуться ближе к девушке. – Можно к вам?

– Отвали!

Ошарашенный столь грубым отпором, Серега был вынужден вернуться на место. Склонился над кружкой пива, приобняв Дюшу за плечи. Соломатин даже не обратил внимание на шум, он был где-то далеко, в сибирских полях. Брел сквозь волны желтого моря, поглаживая колеблющиеся под порывами ветра колоски.

Мы вновь остались один на один, разделенные лишь узким пространством стола. Только в этот раз мне было что спросить.

– Что с твоим лицом? Ты поэтому такая «ледяная»? Скрываешь свои эмоции, потому что не хочешь или потому что не можешь? Проблемы с троичным нервом?

Если бы взглядом можно было испепелять… Перегнувшись через стол, девушка зло прошептала:

– Кому-нибудь скажешь, убью.

– Ножом или руками придушишь? – выдавил я, не отводя взгляда. Мы секунд пять играли в гляделки, а потом девушка откинулась назад, быстрым движением ладони убрав невидимую челку со лба.

– Марин, ты всерьез рассчитываешь меня запугать?

– Извини, забыла. Ты же у нас рыцарь, смелый и отважный. Увидел изъян прекрасной дамы… И что теперь будешь делать с этим знанием: расскажешь всем или станешь шантажировать?

– Оно мне надо? Марин, ты меня с кем-то путаешь.

– Если не шантаж, тогда что?

– Ничего… живи как живешь.

– Прям совсем ничего?

– Главное меня не трогай, и от ребят отстань – они досыта наигрались в войнушку.

– Синицын, ты всерьез считаешь, что за конфликтом в классе стою я? Что я одна способна…

– Я просто прошу в знак доброй воли – никаких манипуляций.

– А что будет, если я откажусь? Начнешь трепать всем направо и налево о моих, – девушка провела пальцами по левой щеке, – особенностях?

– Нет. Я же говорю, в знак доброй воли.

Не выдержав, она улыбнулась. Едва заметно, чтобы не приведи боги, не обозначить очередные проблемы с мимикой. То, что я раньше принимал за ледяную холодность, оказалось всего лишь физическим недостатком – недугом, связанным с плохой работой лицевых мышц или нервов.

– Надо же, какие мы благородные. А ты и вправду рыцарь, глупый и наивный.

Я в ответ пожал плечами. Пусть называет как угодно, в конце концов этого всего лишь слова.

– Продолжим игру?

Володина отрицательно покачала головой.

– А что так? Пропало настроение или жертва вдруг перестала казаться забавной.

– Просто не хочу.

– А я хочу. Ты прошлый раз задала свой вопрос, теперь пришла моя очередь… Откуда тебе известно про нас с Дашкой?

– Не понимаю.

– Все ты прекрасно понимаешь. Рыцарь… только она меня так называла. Так откуда?

– Увидела на оборотной стороне фотографии.

– Врешь.

– Достала фотографию из альбома и прочитала.

– Вот так просто, первую попавшуюся?

– А что здесь сложного? Выбрала наугад и достала.

– Снова врешь. Альбом был в руках у Ковальски.

– Сначала у меня, потом у нее.

– Допустим. Вы сидели рядом с Агнешкой, когда смотрели фотки. Если ты прочитала надпись, значит она её тоже увидела. Спросим у Ковальски, когда вернется?

Володина, аккуратно, двумя пальчиками взялась за чашку с чаем.

– Синицын, ты стал слишком душным… Отвяжись!

Ну уж нет… не я первым затеял эту игру, и теперь мне были нужны ответы.

– Откуда ты знаешь про Дашку?

Гордый профиль демонстративно отворачивается к окну.

– Вы с ней раньше встречались?

Темные глаза изучают зимний пейзаж за стеклом.

– Где она сейчас? С ней все нормально?

Я бы обязательно достал ледяную королеву, но тут, как назло, вернулась Ковальски. Выгнала меня со своего места и принялась трепаться с Володиной о всяких пустяках.

Я пару раз ловил на себе довольный взгляд девушки: «Что? Съел, Синицын».

Плохо ты меня знаешь, Мариночка. Я еще та заноза в заднице, как любил говаривать один школьный уборщик. Пока ответа не получу, ни за что не успокоюсь.

На следующее утро был разработан план действий. Невесть какой хитрый, зато надежный, как швейцарские часы. Мне была нужна информация, за которой можно обратиться куда? Правильно, к самой известной сплетнице школы. Благо, идти далеко не пришлось – Зарубина училась со мной в одном классе, и всегда была готова поболтать.