Текст книги "Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Аркадий Адамов

Соавторы: Эдуард Хруцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 179 (всего у книги 205 страниц)

Данилов

Все утро прошло в пустых хлопотах. Обзванивали райотделы и отделения, куда направили фото убитого, проверяли отпечатки по картотеке, внимательно изучали вещи. Ничего.

Группа оперативников отрабатывала версию Фили – Кунцево. Данилов, по своему обыкновению, обложился старыми делами, стараясь хоть в них найти какую-нибудь зацепку. У архивных папок была одна странная особенность: они читались, как авантюрные романы. И Данилов мысленно воспроизводил все обстоятельства тех далеких историй, вспоминал ребят, работавших с ним, задержанных уркаганов, смешные и печальные случаи.

Из далекого прошлого его вернул звонок Серебровского.

– Ты у себя? – спросил Сергей.

– Нет, в ЦПКиО[44]44
  Центральный парк культуры и отдыха им. Горького.


[Закрыть].

– Тогда жди.

Через несколько минут в комнату вошли Серебровский, Муштаков и крепкий мужик в форме Главсевморпути.

– Знакомься, Ваня, это товарищ Любимов.

Данилов пожал руку пришедшему.

– Что от нашей службы нужно доблестным полярникам? Вы присаживайтесь.

Любимов сел, достал трубку:

– Разрешите?

– Сделайте одолжение.

На Любимове, как влитой, сидел китель с орденом «Знак Почета» и двумя необыкновенной красоты знаками. На рукаве теснились широкие нашивки, над которыми был прикреплен сине-белый флажок Главсевморпути. Любимов затянулся глубоко, наполнив кабинет сладким ароматом трубочного табака, и спросил у Серебровского:

– Все с начала?

– Именно, – вздохнул Серебровский.

– Я, товарищ Данилов, на Северной Земле руковожу целым рядом объектов нашего ведомства.

– Если не секрет, какими? – Данилов удобнее устроился в кресле.

– Не секрет. Радиостанции, зимовки, гидрометслужба, маяки, фактории. Работаем, помогаем фронту «мягким золотом»…

– Не понял?

– Дорогим мехом. Даем погоду нашим морякам и летчикам, ну и Крайний Север от фашиста охраняем. Несколько раз уже атаки немецких рейдеров отбивали. Потрепали фашистов, как могли. В прошлом месяце меня руководство вызвало в Москву. Орден Боевого Красного Знамени получать, да и дела, сами понимаете, есть. Ну и, конечно, награды отвезти. Я дома, товарищ Данилов, не был с сорокового. Деньги нам платят немалые, тратить их некуда, вот мы и покупаем меха.

Любимов расстегнул карман кителя, вынул пачку квитанций, положил перед Даниловым:

– Все куплено на законном основании, на госфактории. Покупки такого рода разрешены нам распоряжением Главсевморпути от 12 июня 1936 года.

Данилов взял квитанции, просмотрел. «Ничего себе, богато подкупил Любимов „мягкого золота“».

– Солидно, – усмехнулся Данилов.

– Жене, матери, сестре. Всем на воротники и шубы.

– А что же вас привело к нам?

– Три дня назад ко мне позвонил наш дворник. С ним вошли двое работников МУРа, капитан Лялин и лейтенант Евдокимов, предъявили ордер на обыск, изъяли мех. Я им пытался объяснить, что он приобретен законным путем. Они тогда выписали мне повестку и сказали, что на Петровке разберутся.

– Они забрали мех? – Нехорошо стало на душе у Данилова.

– Да.

– Телефон оставили?

– Нет. Только повестку.

– Вы их удостоверения видели?

– Конечно, даже фамилии записал.

– Володя, – повернулся Данилов к Муштакову.

Муштаков вышел и через несколько минут вернулся с Лялиным и Евдокимовым.

– Вы знаете этих людей? – спросил Данилов.

– Нет.

– Вы свободны, – повернулся Данилов к офицерам и, когда они вышли, достал из стола фотографию убитого: – Вам знаком этот человек?

– Это капитан Лялин, – уверенно ответил Любимов.

– А вы можете описать второго?

– Он уже это сделал, – вмешался Серебровский.

– Товарищ Любимов, – Данилов встал, – подождите, пожалуйста, в соседней комнате.

– Ну что? – спросил Муштаков, когда потерпевший вышел.

– Разгон, Володя, типичный разгон, – усмехнулся Серебровский. – Думаю, что они залепили несколько, только вот потерпевшие не заявляют.

– И никогда не заявят, – Муштаков хлопнул ладонью по столу, – они шли по наводке. К работникам ОРСов[45]45
  Отдел рабочего снабжения. ОРСы осуществляли торгово бытовое обслуживание рабочих и служащих предприятий ряда отраслей промышленности, строительства и транспорта в соответствии со спецификой.


[Закрыть], торгашам, артельщикам.

– Значит, надо искать потерпевших. – Данилов запер дверь, достал из сейфа электроплитку. – Хотите чаю?

– Да какой уж здесь чай, Ваня. – Серебровский расстегнул китель и уселся на диван. – Какой чай. Того и гляди, госбезопасность навалится.

– Володя, – попросил Данилов, – ты пригласи Лялина и Евдокимова. А я попрошу Муравьева оформить показания Любимова, а Самохин дворника допросит.

* * *

Через полчаса в кабинете сидели растерянные оперативники.

– Ну вот что, ребята, – Данилов прихлебнул чая, – вы должны мне совершенно определенно сказать, где раздевались, оставляя документы без присмотра. Одиночные амурные походы я исключаю. Где вы могли раздеваться совместно?

– Баня, – неуверенно ответил Евдокимов.

– Отпадает, – перебил его Серебровский, – там вы у вещей вооруженный караул выставляете.

– В боксерской секции, товарищ полковник. – Лялин вскочил. – Мы же там раздеваемся.

– Так-так, – оживился Данилов, – ну-ка, давай по порядку. Вот вы пришли на тренировку…

– Мы снимаем одежду и запираем ее в шкафчики.

– Запираете, значит, – Данилов прищурился, – а кто в секции знает, что вы работники МУРа?

– Знают несколько человек.

– Кто именно?

– Тренер Василий Павлович Орлов, мой массажист Степаныч…

– Фамилия, – вмешался Серебровский.

– Огородников, – ответил Евдокимов, – Михаил Степанович.

– Еще кто? – Данилов закурил. – Ну, вспоминайте, вспоминайте.

– Борис Панкратов, чемпион Москвы, Олег Разуваев из пожарной охраны, Игорь Силин.

– Володя, – повернулся Данилов к Муштакову, – пробей эти фамилии, получи установочные данные. Когда у вас тренировка, ребята?

– Завтра в восемнадцать.

– Замечательно, вот завтра вместе и отправимся. А пока об этом молчок. Никто не должен ничего знать.

Муштаков с оперативниками ушли, а Серебровский остался.

– Ты мне чаю плесни, Ваня, – попросил он, – а пожрать что-нибудь есть?

– У тебя, Сережа, как у того солдата из анекдота: дайте огонька, вашего табачка покурить, а то так жрать хочется, что и переночевать не с кем.

– Жлоб ты, Данилов, – Серебровский потер ладонями лицо, – истинный бог, жлоб ты и жмот.

– Ладно уж, подъедим запасы.

Данилов достал из стола полбуханки хлеба и завернутый в тряпку шмат сала.

– Не может быть, – ахнул Серебровский, – а вдруг у тебя еще что-то есть? – Он щелкнул пальцем по шее.

– Найдем. Как же ты будешь пить с подчиненными?

– Пошел ты. – Серебровский заметно оживился, подошел к столу, потирая руки.

Данилов открыл сейф, вынул большую литровую флягу.

– Что там? – изумился Серебровский.

– Чача.

– Врешь!

– Сам сейчас увидишь.

– Где взял?

– Мишка Костров лежал в госпитале в Сухуми. Потом, как ты помнишь, был отпущен по ранению домой на пять суток. Он и приволок.

– Ну и сила воли у тебя! – ахнул Серебровский. – С тех пор не трогал?

– Сережа, сила воли здесь ни при чем. Тогда, помнишь, мы группу квартирных налетчиков Бусыгина брали?

– Помню.

– Я с Мишкой толком и переговорить не успел. Флягу эту сунул в сейф, а потом делами прикрыл. А вчера искал одну бумажку, и нате вам.

– Наливай, – крякнул Серебровский.

Данилов отвинтил крышку, и комнату наполнил терпкий аромат виноградной водки. Они выпили. Закусили бутербродами с салом.

– Смотри, Ваня, – печально сказал Серебровский, – по граненому стакану врезали, и ни в одном глазу.

– Это от нервов, Сережа. Хочешь еще?

– А ты будешь?

– Нет.

– Тогда и я нет. Давай чайком отлакируем.

– Дерьмо наше дело, – сказал Данилов и передал разговор с людьми из госбезопасности.

– Это ты прав. Дело дерьмовое. А подполковника этого с Лубянки я знаю. Он мужик нахрапистый, но неплохой, нашу службу курирует.

– Значит, так, – Данилов ткнул пальцем в окно, – нам с тобой не верят.

– А меркуловская служба никому не верит.

– Это точно, – Данилов зло ткнул папиросу в пепельницу, – сколько наших ребят посажали.

– Ваня, ты же сам начинал в бандотделе МЧК, так что должен знать эту публику.

– Народ там был и есть разный, как и у нас.

– Ты о другом подумай. Брат Володи Муштакова нынче генерал на фронте, а в тридцать восьмом его Ежов пригреб. В сорок первом ему ордена и звания вернули и на фронт. Володю тогда в органах восстановили. А сейчас если они копнут, то вполне может Муштаков как враг народа на лесоповал загреметь. Поэтому мы ему должны помочь. Операцию буду курировать я. Полная секретность. А как выйдем на сволочей этих, нужно сделать так, чтобы они меньше языками чесали.

– Шлепнуть?

– И это возможно.

– Не слишком ли, Сережа?

– Нормально. Здесь на карту судьба наша и наших товарищей поставлена.

– Да, жизнь.

– Ничего, Ваня, жизнь, она трудна, но, к счастью, коротка.

– Значит, на это уповать будем?

– Как пойдет. У тебя план есть?

В дверь постучали.

– Разрешите, Иван Александрович, – просунул в дверь голову Белов.

– Заходи, Сережа. Ну что?

– Человек, плативший по счету, известен Головне как Стукалин Сергей Семенович. В квитанции на пошив костюма он указал адрес, по которому не проживает.

– Головня имеет с ним связь?

– Одностороннюю. Он звонит ей сам. Завтра у Головни собирается компания, возможно, будет и Сергей Семенович. Меня она пригласила.

– Ну что ж, Сережа, – Данилов усмехнулся, – пойдешь в гости к милой даме. Соединишь приятное с полезным.

– Возьмешь троих ребят из наружки, – вмешался Серебровский, – они у дверей потолкаются. Мало ли что.

Никитин

Отрез, которым его наградили в прошлом году, Колька так и не получал. Он обменял ордер на желтую хромовую куртку. Правда, она была чуть потертая, но Никитин в ней чувствовал себя хорошо.

Фили он практически отработал сразу. На вокзале ему пояснили, что билет на электричку, найденный у убитого, был куплен в Кунцеве. На станцию они пришли с местным опером из линейного отдела. Начальник станции собрал всех кассирш. Они сидели в его кабинете в синей железнодорожной форме со странными погонами-эполетами.

– Дорогие наши подруги, – обратился к ним Никитин, нагло сверкнув фиксой, – сейчас мы вам покажем фото человека, который покупал билет в вашей кассе. Мужчина он видный, его любая женщина заметить должна.

– Это мы посмотрим, – засмеялась ядреная, румяная кассирша, – только зачем вы его ищете?

– От вас, милые красавицы, у МУРа тайн нет, – засмеялся Никитин, – этот негодяй, пользуясь резким отсутствием мужчин, соблазнял и обворовывал женщин.

– А что брал?

– Продовольственные карточки.

– Вот сволочь, – ахнула самая пожилая со старшинскими нашивками на погонах женщина.

– Так вот вам портрет этого проходимца, – Никитин положил на стол фото, – смотрите внимательнее.

– Я ему билеты продавала несколько раз, – сказала одна из кассирш.

– И я.

– У меня он тоже брал.

«Вот и ладненько, – обрадовался Никитин, – значит, этот бандюга здесь жил или часто бывал».

Он поблагодарил кассирш и опера из линейного отдела и направился в Кунцевский райотдел.

* * *

У самого вокзала притулился дощатый павильон с зовущей вывеской «Пиво – воды». Никитин толкнул дверь.

Народу в павильоне было не много. У трех мраморных столиков пили пиво несколько мужиков. За стойкой обосновался мордатый однорукий буфетчик в грязноватой белой куртке.

Никитин подошел и лег грудью на стойку.

– Вам чего? – Буфетчик посмотрел на него маленькими, заплывшими жиром глазами.

– Тебя. – Никитин достал удостоверение.

Буфетчик прочитал его и побледнел.

– Слушаю.

– Смотри внимательно и не говори, что не знаешь. Если бы не видел его никогда, я бы к тебе не пришел.

Буфетчик взглянул на фотографию. И Никитин понял, что тот знает убитого.

– Слава это, экспедитор.

– Где работает?

– Не знаю.

– С кем приходил? Ты вспоминай, а то я тебя в КПЗ заставлю память тренировать.

– Зачем прешь на инвалида, начальник?

– Только ты мне не говори, что руку под Севастополем потерял. Тебе ее на лесоповале повредили.

Наугад сказал Никитин и по выражению лица буфетчика понял, что попал.

– Так меня сактировали. Завязал я.

– Это я проверю. А теперь колись: что у тебя за дела со Славой были? Как зовут?

– Алексей Куприянов.

– Кличка? Масть?

– Сторож. Домушником по малолетству был.

– Ну а теперь, друг Леша, расскажи мне о делах своих со Славой.

– Сука буду, начальник, никаких дел не было. Он же экспедитором работал, вещи мог достать, я у него кожан коричневый купил и бабе шубу под котик.

– Богато живешь, Сторож.

– Дом матери продали, вот и деньги.

– Где он жил?

– Падлой буду, не знаю.

– Опять спрашиваю: с кем приходил?

– У нас здесь скупка имеется, так он с приемщицей был, Татьяной.

– Вот это уже что-то. Ты, друг Леша, заведение свое закрывай, иди домой, возьми пальто и шубу и в горотдел. Там сиди и жди меня.

* * *

Через полчаса Никитин сидел в кабинете начальника угрозыска горотдела. Скупка находилась рядом, на Советской улице.

– Что про эту Татьяну я сказать могу, – начальник задумчиво почесал висок, – баба она, конечно, гулявая, живет одна в своем доме на Рублевском шоссе, но так за ней ничего особенного замечено не было.

В кабинет зашел оперативник:

– Товарищ майор, Татьяна Зацепина сегодня не работает, дома она.

– Откуда знаешь?

– Почтальон сказал.

– Ну тогда поедем к ней в гости. Собирайся, Никитин.

– Нищему собраться – только подпоясаться, – засмеялся Колька.

* * *

Хорошим домом владела гражданка Зацепина. Очень хорошим. Нарядный, выкрашенный свежей краской, стоял он, словно франт, среди нищих, замызганных соседских домов.

– Неплохо наша торговля живет. – Никитин ударил кулаком в калитку.

Забилась, залаяла собака за забором.

– Эй, Зацепина! – крикнул начальник розыска. – Открывай!

Никто не отвечал, но Никитин заметил, что в окне забелело лицо.

– Что-то здесь не так, – повернулся он к майору, – вы давайте отсюда, а я дом обойду.

Никитин обежал дом, перемахнул через штакетник чужого участка и увидел две доски, оторванные от забора дома Зацепиной.

Везло ему. В прошлом году на Почтово-Голубиной улице в Кунцеве брали они бандгруппу, теперь опять какие-то странные дела.

До него доносились собачий лай и крики милиционеров. Потом Колька услышал быстрые шаги и тяжелое дыхание людей. Он вынул пистолет и загнал патрон в ствол. Доски раздвинулись, и к ногам Никитина кто-то выкинул два чемодана и узел.

Потом из щели вылезли двое парней. Один лет двадцати, второй совсем пацан.

– Ручки поднимите, – сказал насмешливо Никитин, – уголовный розыск.

Перед ним стояли два человека в тельняшках, на которые были надеты пиджаки, в смятых в гармошку сапогах-прохорях[46]46
   Сапоги с высокими голенищами.


[Закрыть], в кепочках-малокозырочках. У того, что постарше, руки синие от наколок.

– Мусор, гад, – захрипел он и выдернул из-за голенища финку.

– Ну, ты, окоротись. И нож брось, придурок, а то я тебя шлепну. – Никитин вынул из-за спины руку с пистолетом.

Но блатарь уже приготовился к прыжку, и Колька не стал ждать. Он выстрелил точно в руку вора, и тот заорал, забился. Второй в ужасе обмочил штаны.

– Ну, вы, урки с гондонной фабрики, – Никитин повел стволом пистолета, – быстро к забору.

Никитин увидел, как штаны у пацана стали черно-мокрыми.

В лаз просунулась голова майора.

– Что у тебя?

– Да вот, – лениво ответил Никитин, – двух уркаганов с чемоданами и узлом прихватил.

– А чего стрелял?

– А вот этот шустряк на меня с ножом прыгнул.

– Этот… Ну спасибо тебе, Никитин. Это же Мишка Жерех. Мы все его никак заловить не могли. Он в сорок втором на нелегалку ушел, чтобы на фронт не попасть, так и лепит скачки по квартирам. А второй, который от страха обмочился, Витька Зубцов по кличке Зуб. Торговлю билетами у кинотеатра и клубов держит. Вот и попался на скоке. Решил в домушники податься.

* * *

В доме Зацепиной все было перевернуто, хозяйка, крашеная блондинка, еще не снявшая с головы бигуди, размазывала по щекам слезы.

– Я пошла в туалет, значит… А они… Значит, схватили меня… Связали, значит… А один помоложе, значит… он мне груди жал… Я, значит, говорю… Хочешь, значит, и тебе дам… Только не трогай, значит… А тот, что постарше… На хрен ты нам нужна, корова крашеная. Значит… Мы с твоим товаром, значит, молодых найдем.

– Это вы, гражданочка Зацепина, о своих переживаниях Славе расскажите. – Никитин уселся на стул и закурил.

– Какому Славе? – Зацепина словно поперхнулась.

– А тому, что у тебя два чемодана меха оставил.

– Мой это мех, от бывшего мужа остался.

– Ты мне горбатого не лепи, Зацепина, а то из потерпевшей враз в бандпособники попадешь.

Никитин вынул из чемодана шкурку песца.

– Видишь штамп? Фактория на Новой Земле. Твой покойный там, что ли, работал?

– Он в винном магазине стахановцем был, – засмеялся майор, – в сороковом до того напился, что умер прямо в подсобке.

– Вот она, суровая жизненная правда, Зацепина. – Никитин встал, угрожающе наклонился над женщиной. – Не крути мне двадцать шестой талон…

– Ох, – захохотал начальник угрозыска, – ну ты даешь, Никитин, по двадцать шестому у нас нынче яйца дают.

– Ты, Зацепина, – продолжал Колька, – со Славой своим распрекрасным в пивной у вокзала выпивала и закусывала, что может подтвердить буфетчик Лешка Куприянов по кличке Сторож.

– Никитин, – в комнату, отдуваясь, вошел оперативник, – мы в сарае за дровами еще два чемодана нашли.

– Не мои они, – завизжала Зацепина, – ничего про них не знаю.

– Давай понятых, открывай чемоданы, – скомандовал майор.

Через несколько минут на столе в комнате оперативники разложили отрезы, две каракулевые шубы, мужское кожаное пальто, горжетки из чернобурки, дорогие мужские костюмы. На дне одного из чемоданов лежала жестяная красная коробка от конфет фабрики «Рот Фронт».

Никитин раскрыл ее и присвистнул. В коробке лежали золотые и серебряные карманные часы, кольца, бусы, браслеты.

– Будет что сдать в Фонд обороны, так, что ли, гражданка Зацепина? У тебя здесь, оказывается, целая комиссионка. Собирайся, со всем товаром поедешь со мной на Петровку.

Данилов

На ринге в центре зала плотный лысый парень метелил худощавого пацана лет семнадцати.

– Коля, – кричал тренер, – не увлекайся. Меньше ударов, больше двигайся, ногу разрабатывай.

– Это Королев? – спросил Данилов.

– Он самый. Его в ногу ранили, когда он командира партизанского отряда из боя выносил. Вот теперь разрабатывает, – не поворачиваясь, ответил тренер. – Миша! Не бойся его, нападай. Темп, Миша! Темп.

Данилов впервые попал на тренировку. До этого он видел Николая Королева на матчах в цирке, в Парке культуры. Он не особенно любил бокс, и вообще его миновала судьба болельщика. Но то, что он увидел сегодня, производило впечатление.

– Иван Александрович, – к нему подошел Лялин, – пойдемте, я взял ключ от раздевалки.

* * *

Они вышли из зала, спустились по лестнице. В длинной комнате стояло десятка два шкафчиков с фамилиями спортсменов, написанными масляной краской. Шкафчики Лялина и Евдокимова были рядом. Данилов подергал дверцу – заперто.

– Что у вас там? – спросил он Лялина.

– Тапочки, трусы, майки, полотенце, мыло.

Данилов достал из кармана перочинный ножик, раскрыл, вытащил маленькое лезвие.

– Значит, говоришь, перед тренировкой вы сюда вешаете одежду?

Лялин кивнул.

Данилов вставил лезвие в замочную скважину, подергал немного, и шкафчик открылся.

– Евдокимова рядом?

– Да, – как-то отрешенно ответил Лялин.

По его лицу Данилов понял, что капитан не мог представить себе, что здесь, в спортобществе, где он проводил самые лучшие минуты жизни, может случиться нечто отвратительное и грязное.

Шкафчик Евдокимова тоже открылся сразу.

– Вот видите, – Данилов положил в карман ножик, – это единственное место, где вы оставляете свои документы.

Лялин молчал. И Данилов подумал, что он похож на обиженного ребенка, которому ничего не подарили на день рождения.

– Так как же, товарищ подполковник, – голос капитана сорвался, – неужели здесь?

– Вы же разыскник, Лялин, думаю, что это самая перспективная версия. Тренер надежный человек?

– Да.

И Данилову понравилась твердость этого парня, с которой он защитил, одним всего словом, своего наставника.

– А остальные?

– Кого вы имеете в виду?

– Боксеров, например.

Лялин задумался:

– Знаете, товарищ подполковник, у нас боксеры или пацаны непризывного, или работники органов, или чемпионы, у которых бронь.

– Хорошо. А обслуживающий персонал?

– Здесь бывают только массажисты, ну и врач, конечно.

– Понимаете, мы с вами не можем, Борис, обращаться по начальству, требовать личные дела, объяснять суть дела. Начальник приказал мне все сделать втихую, чтобы скандал этот не стал для вас суровым наказанием. Конечно, некоторые личные дела мы отсмотрим. Но все же надо работать методом личного сыска. Я полагаю, Борис, дело серьезнее, чем вы думаете, поэтому вам с Евдокимовым необходимо начать усиленные тренировки. С Муштаковым я договорюсь.

– Знаете, товарищ подполковник, мне даже верить не хочется, что здесь такое случиться может.

– Тогда, Лялин, – жестко сказал Данилов, – есть всего одна версия, что вы сами передали свои удостоверения преступникам.

– Как вы можете…

– Могу, Лялин, если вы отказываетесь работать. Все, пошли.

У выхода из спортзала их ждал Быков, сидевший за рулем ГАЗ-67Б, в просторечии именуемого «Иван-Виллис».

– Это что? – подошел Данилов.

– Машину новую дали.

– А как же зимой ездить будем?

– А до зимы, товарищ начальник, еще дожить надо.

– Справедливо.

– Куда?

– На Петровку.

У открытой машины было одно большое преимущество. Казалось, что ты не едешь, а прогуливаешься по разбежавшимся московским переулкам. Старые особнячки с побитыми медальонами на фасаде, доходные баландинские дома, облицованные кафелем, проплывали, как мимо пешехода, торопящегося куда-то. Именно сейчас особенно виделось, что переулки зелены и тенисты, и жизнь, простая и знакомая, раскрывалась перед Даниловым.

Он болезненно любил эти старые московские уголки. Работая в девятнадцатом в ЧК, он облазил их, обтоптал ногами, гоняясь за Сабаном, Айдати, Адвокатом. Конечно, строили новые дома, гостиницы, клубы. Но по сей день не привык Данилов к грузной гостинице «Москва», ставшей на месте развеселого торжища Охотного Ряда.

«Но Москва Москвой, а дело начинает вырисовываться. Главная зацепка – спортобщество, с него и надо начать».

– Быков, подбрось-ка меня на Лубянку.

– К соседям?

– Именно. Вы, Лялин, на Петровку и с Евдокимовым в спортзал. Сориентируетесь на месте. Думаю, что те, кто взял ваши удостоверения, и у других что-то смогут позаимствовать.

* * *

Данилов вышел на Кузнецком у бюро пропусков НКГБ и позвонил по внутреннему телефону.

– Свиридов, – рокотнул в трубке веселый баритон.

– Леша, это Данилов.

– Ваня, ты где?

– На Кузнецком.

– Сейчас пропуск спущу.

– Не надо, сам выйди, пошептаться надо.

– Иду.

* * *

Почему-то Данилов сразу поверил этому нахрапистому подполковнику. За долгие годы работы в ЧК и угрозыске Данилов встречал самых разных людей, как они любили говорить, стоявших на охране завоеваний революции. Они были разными, но одно объединяло их – страх. Работая в страшном монстре, который был создан не для защиты, а для запугивания людей, они сами становились жертвами болезни, которую много лет культивировали в стране. Данилов сам был поражен этим чудовищно устойчивым вирусом.

Он работал в органах в те годы, когда ни личное мужество, ни оперативное мастерство, ни преданность делу, ни честность не могли уберечь человека от внезапной и незаслуженной кары.

Видимо, это ощущение постоянной тревоги заглушило в нем естественное желание служебного продвижения. Ему уже было сорок четыре года, а он четырнадцать лет руководит отделом и по сей день носит подполковничьи звезды. Несколько раз с ним заводили разговор о переходе в наркомат на более высокое положение, но Данилов уходил от этого разговора. Не все же такие, как Сережа Серебровский, который горел, и вновь поднимался, и снова горел. У Сережи был удивительно легкий характер, и жил он весело и просто, а это Данилову как раз и не удавалось.

* * *

За мыслями этими невеселыми Данилов и не заметил, как появился Свиридов.

– Привет, Данилов. – Он крепко пожал ему руку.

– Здравствуй.

– Ну, куда пойдем?

– Подальше от дома вашего.

– И то дело. Пошли на Сретенский бульвар.

– Давай лучше к Мясницкой, там рядом с библиотекой павильон «Пиво – воды». Пошли пивком побалуемся.

В пивной было тихо и пусто, пол недавно помыли, и от него поднимался пар. Они взяли по две кружки пива.

– Мне помощь нужна, Леша.

– Какая? – Свиридов одним глотком опорожнил полкружки.

– Пошли своего человека как работника военкомата некоторые личные дела проверить в спортобществе. Думаю, именно там лепят туфтовые документы.

– Кто об этом знает?

– Мы с тобой и Лялин, он там шустрит.

– Ваня, сделай так, чтоб об этом никто не узнал. Ты понимаешь, как меня поставят, если узнают, что на глазах у госбезопасности кто-то лепит липовые документы? Ну хорошо, сделали двум разгонщикам ксивы, а вдруг они пропуска на номерные заводы начнут изготовлять?

– Леша, думаю, что дело это одноразовое. Просто кто-то решил бандочку собрать.

– Потерпевших много?

– Пока один. Пришел сам. Работал на Севере, все меха запомнил. А они наверняка находят тех, кто жаловаться не пойдет: артельщиков, торгашей, бойцов из ОРСа.

– Ваня, что надо узнать?

– Очень просто. У тебя боксеры в отделе есть?

– Найдем.

– Пусть один сотрудник проверит в кадрах списки всех бронированных. А другой твой паренек должен начать тренироваться, но никто не должен знать, что он из НКГБ. А удостоверение ты ему какое-нибудь сообразишь.

– А кто почта будет?

– Лялин и Евдокимов.

– Добро.

Они попрощались, и Данилов по бульвару пошел в сторону Петровки.

* * *

День выдался на редкость хороший, на лавочках мирно сидели московские старушки. Мужчин почти не было, даже старики работали в это плохое время.

Данилов шел и не мог объяснить, почему его преследовало чувство беспокойства. У комиссионки на Сретенке он пошел в будку телефона-автомата.

– Белов, – ответила трубка.

– Что у нас, Сережа?

– Иван Александрович, на Верхней Масловке час назад мануфактурный склад взяли. Двое убиты. Вы где?

– Машину на Сретенку.

Вот и начался май с приятных сюрпризов. Только где на Масловке склад мануфактуры? Вроде не слышал Данилов о нем. Может быть, новый? Да не столько нынче мануфактуры в городе, чтобы новое хранилище строить.

У Цветного бульвара рявкнула милицейская сирена, а через несколько минут и Быков подкатил.

– На Масловку? – мрачно спросил он.

– Туда.

– Там исполком получил отрезы и обувь, которые по ордерам должен был распределить. Их и взяли.

– Где хранили?

– Как я слышал, в помещении, выделенном домоуправлением.

– Охрана?

– Два вохровца убиты.

Значит, налет. Банда новая появилась. Правда, почему новая? Возможно, старые клиенты дело провернули. Только этого не хватало. Две недели назад повязали банду Алпатова, громившую продовольственные склады на окраинах Москвы. Брали их тяжело, со стрельбой, жертвами. Алпатов до последнего патрона отстреливался в подвале дома на Серпуховке, гранату бросил. Но все-таки взяли его и пятерых подельников. И вот тебе новый налет с трупами.

Быков свернул в арку, подъехал к маленькому одноэтажному дому, у которого сгрудились несколько машин и два милицейских мотоцикла.

Данилов вышел из машины и зашагал мимо козырявших милиционеров к подъезду.

На солнышке грелась разыскная собака Абрек, она для порядка мотнула хвостом, узнавая.

Проводник Трофимов кинул руку к козырьку.

– Ну что? – спросил Данилов.

– Моя техника ни к чему. Они на полуторке уехали.

Данилов вошел в дверь и увидел сидящего на ступеньках Муравьева.

– Кто там, Игорь?

– Серебровский и все наши. – Муравьев встал. – Поганое дело, Иван Александрович, три трупа.

– Как три?

– А очень просто. Два вохровца и сотрудница из собеса.

Данилов вошел в первую комнату, здесь Серебровский, зажав в зубах папиросу, о чем-то говорил с худым человеком в зеленом кителе с отложным воротником.

– Это зампредисполкома Пахомов Андрей Гаврилович, – сказал Серебровский, – он тебе все, Иван, разъяснит.

– Понимаете, товарищ… – Пахомов запнулся.

– Данилов.

– Товарищ Данилов, – продолжал он, – мы три дня назад на центральном складе получили отрезы и обувь для выделения по ордерам. Складировали ее здесь, в бывшем помещении районного Осоавиахима…

– Вы раньше здесь складировали что-нибудь? – перебил его Данилов.

– А как же, продуктовые новогодние подарки детям. Пальто и костюмы для распределения по ордерам, регулярно держим здесь продуктовую помощь для инвалидов войны.

– Значит, помещение специально оборудовано?

– Конечно. Решетки, двери металлом обиты, замки. Охрану выделяют из двух, а иногда трех вохровцев с наганами.

– Кто обнаружил трупы?

– Я.

– Каким образом?

– Утром инспектор собеса Лидия Семеновна Воронина приехала, я к ней курьера послал со списком тех, кого отоваривать должны были.

– Утром – это когда?

– В девять. А в десять пятнадцать позвонил ей, телефон не отвечал, я опять перезвонил. Никто не ответил, тогда я решил сам приехать, тем более поступили четыре новые фамилии семей фронтовиков. Приехал – и вот…

– Андрей Гаврилович, вы по порядку.

– Приехал, смотрю – дверь входная открыта, вторая тоже настежь, я туда. В соседней комнате Лидия Семеновна лежит в крови, а в коридоре два вохровца.

– Замок один был, навесной, – вмешался Серебровский.

– Они, видимо, газовыми щипцами дужку перекусили, второй открыли отмычкой.

– А у кого были ключи?

– От навесного замка у нашего завхоза. Он их у меня в сейфе держал, – ответил Пахомов, – а второй у Ворониной.

– Ключ в сейфе?

– Да.

– Много пропало?

– Сорок два отреза. Бостон, драп пальтовый, сукно костюмное. Пятьдесят пар детской обуви. Десять воротников черного каракуля.

– Прилично, на легковой не увезешь.

– У дома следы полуторки, судя по золе, работала она на газогенераторе, – сказал вошедший эксперт.

– Хорошо. Пойду посмотрю. Муравьев! – Данилов встал.

– Я здесь.

– Опроси орудовцев.

– Уже.

– Что «уже»?

– Опросил. Здесь два поста – у Савеловского и на выезде на Ленинградку. Инспектор ОРУДа старшина Старков обратил внимание на полуторку с газогенераторным баллоном. Номер желтый, областной, первые буквы МР.

– Хорошо. Отрабатывай машину.

Данилов вошел в соседнюю комнату и почувствовал сладковатый запах крови. На полу, сжавшись в комок, лежала худенькая женщина.

– Удар большой силы, – сказал за его спиной эксперт, – точно под левую лопатку.

Ступая осторожно, чтобы не запачкать в крови ботинки, Данилов вышел в коридор.

На полу лежали двое в зеленых вохровских гимнастерках. Сержант и рядовой.

– Оружие?

– Забрали, – сказал оперуполномоченный Самохин, – два нагана и четырнадцать запасных патронов.

– В обоих случаях удар большой силы под левую лопатку, – снова сказал эксперт.

– А труп в Леонтьевском?

– Убит точно так же. В морге посмотрим повнимательнее.

– Отпечатки?

– Нигде нет.

– А на кобуре?

– Видимо, работал в перчатках. Но следы ног имеются. Три. Один сорок третьего размера, видимо, сапог хромовый. Второй сорокового, рубчатый, от американских ботинок, а третий расплывчатый.