Текст книги "Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"
Автор книги: Аркадий Адамов
Соавторы: Эдуард Хруцкий
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 154 (всего у книги 205 страниц)
Глава 5.
МОСКВА. Сентябрь
Постановление Государственного Комитета Обороны
о введении в Москве и пригородах
осадного положения
«19 октября 1941 года
Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 120 км западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах.
В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Ввести с 20 октября 1941 г. в г. Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
2. Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 час. ночи до 5 час. утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта гор. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.
3. Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта г. Москвы... для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.
4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.
Председатель Государственного
Комитета Обороны. И. СТАЛИН.
Москва, Кремль. 19 октября 1941 г.».
«НАЧАЛЬНИКУ МУРа.
от начальника отделения ДАНИЛОВА
РАПОРТ
Настоящим докладываю, что, приступая к реализации мероприятий по ликвидации банды Отца, состоящей из особо опасных преступников и вражеских пособников, нами предприняты следующие меры.
1. 29 сентября 1941 года в доме 26 по Грузинскому валу полностью обезврежена группа ракетчиков. В результате операции трое из них убиты, двое арестованы.
Из материалов допросов выяснено, что главарь банды Резаный, он же опасный рецидивист Широков, бежал.
2. В доме по адресу Курбатовский переулок. За, где находилась база преступной группы, была устроена засада. Широков той же ночью вернулся туда. От задержания Широкова временно воздержался, зная, что он приведет нас к главарю банды – Отцу.
3. Целым рядом оперативных мероприятий установил, что руководителем банды вражеских пособников является священник Ваганьковской церкви Потапов.
4. Мною совместно с капитаном госбезопасности Королевым разработан план по совместной ликвидации преступной группы. Операцию начинаем в ближайшее время.
5. Ходатайствую о награждении павшего смертью героя старшего оперуполномоченного Ивана Сергеевича Шарапова, а также помощника уполномоченного Муравьева.
Начальник отделения МУРа И. Данилов
10 октября 1941 года».
В углу рапорта стояла размашистая резолюция начальника: «К ликвидации банды приступить немедленно. Шарапова посмертно представить к ордену. Назначить на его место Муравьева, присвоив ему должность оперуполномоченного».
Данилов– Ну все, – Иван Александрович встал, взял со стола початую пачку папирос, – поехали.
Все просто. Встал, сказал, взял со стола папиросы. Сегодня вечером все будет кончено. Сегодня наконец допишутся листы дела «Об убийстве старшины Грасса». Начатое в июле, оно казалось Данилову бесконечным и, пожалуй, наиболее сложным из всех, с которыми ему приходилось встречаться. Сложность его заключалась прежде всего в огромном количестве разных людей, проходивших по этому делу. Харитонов, Широков – Резаный, Лебедев – Мышь... Это были активные участники, главные действующие персонажи, но вокруг них находилось огромное количество статистов, и всех необходимо было выявить, найти, допросить.
Но была и еще одна сложность. Самая большая. У Данилова было мало людей, а обстановка заставляла заниматься сразу несколькими делами. Все же раскрытие этого старого убийства было для Ивана Александровича главным и основным. Как он ждал сегодняшнего дня!
– Поехали, – Данилов посмотрел на Игоря. – Люди где?
– Группа захвата в машине. Остальные ждут на месте.
Они вышли в темный коридор.
– Данилов! Иван Александрович! – к ним шел начальник МУРа. – Ну что? Готов?
– Думаю, часа через два Широков здесь будет, вот в этом коридоре.
– Ох, Иван, перестань, не хвались, на рать едучи...
– А я не хвалюсь, я знаю, что возьму его сегодня.
В голосе Данилова было столько твердой уверенности, что начальник удивленно замолчал. Никогда он не видел Ивана Александровича таким возбужденным.
– Тебя, я слышал, вызывали?
– Вызывали.
– Ну и что?
– Сказали все то же, что и вам.
– Гляди, Иван, партии обещал. Знаешь цену такому слову?
– Знаю.
– Хочу с тобой поехать, но не поеду – помешать боюсь.
– Действительно, лучше не мешайте.
Спускаясь по истертым ступеням лестницы, Данилов вспомнил сегодняшнее утро. В семь ему позвонил Королев и сказал, что их ожидает секретарь горкома партии.
Коридоры горкома напоминали кинофильм времен гражданской войны. В них почти не было штатских. Люди в гимнастерках с петлицами и без, но все обязательно с оружием.
Секретарь горкома принял их сразу. Он встал из-за стола и сделал несколько шагов навстречу Данилову и Королеву.
– Садитесь, товарищи.
У него был голос смертельно усталого человека, он как-то не вязался с до блеска выбритым лицом и даже легким запахом цветочного одеколона.
– Товарищ секретарь горкома, – сказал Королев, – вот товарищ Данилов, который непосредственно занимается этой бандой.
– Ну, рассказывайте, – секретарь взял блокнот и карандаш, – рассказывайте, Иван Александрович.
Данилов начал по порядку, с того далекого июля, когда утром его группа выехала в Армянский переулок. Секретарь слушал не перебивая, только иногда что-то помечал в блокноте.
– Ну а как обстоят дела сейчас? – спросил он Данилова.
– Наш человек, о котором я говорил, внедрен в банду. Оставив на свободе одного из ее главарей, мы вышли на подлинного руководителя, Отца, священника Ваганьковской церкви, бывшего белого офицера Потапова. За его домом ведется постоянное наблюдение. Сегодня вечером все будет кончено.
– Вы это твердо обещаете? Помните, этой группой интересуется товарищ Щербаков.
– Доложите Александру Александровичу, – Данилов встал, – что вечером мы сообщим в горком о ликвидации банды ракетчиков.
В машине Данилов, вспоминая разговор с секретарем, поймал себя на странном ощущении: он совершенно не волновался. Так бывало всегда, когда операция была подготовлена тщательно и умно. Фактор случайности в сегодняшней операции Данилов исключал полностью.
Они вышли в темный переулок и пошли проходными дворами к кладбищу. У маленькой, почти незаметной калитки в стене Данилов остановился. От забора отделилась почти неразличимая в темноте фигура человека.
– Ну как?
– Все в порядке, товарищ начальник. Дом оцеплен.
– Они там?
– Да.
– Сколько их?
– Четверо.
Данилов осветил фонарем циферблат часов. Десять. Через тридцать минут Мишка должен открыть дверь.
Костров– Ты не разлеживайся особо, – сказал ему Потапов, – через час выходим. На веселое дело идем, так что гляди...
– Да он парень верный, – вступился за Мишку Широков.
– Знаю я вас, уголовников. Ты лучше постриги меня, Андрей.
– Решил податься в расстриги?
– Как видишь.
В столовой часы пробили половину. Мишка переложил пистолет в карман пиджака и вышел из комнаты.
– Ты куда? – спросил Потапов.
– Да надо зайти перед делом.
– Иди, иди, и чтобы медвежья болезнь не началась. Смотри у меня.
– Вы за собой смотрите лучше.
– Хамишь! – В голосе Потапова неожиданно послышались металлические нотки.
– Да что вы, в самом деле. Все Мишка да Мишка.
– Ладно, иди.
Мишка вышел в столовую. На диване спал, укрывшись шинелью, связник от немцев. Это он сегодня привез им приказ взорвать продовольственные склады.
Стараясь не задеть чего-нибудь в темноте, Костров прокрался по коридору, нащупал дверь и медленно начал снимать крючки. Наконец остался один нижний замок. Он резко повернул его. Скрип ключа казался ему необычайно громким. Но дверь распахнулась, и кто-то из темноты шагнул в прихожую.
ДаниловНаверное, он поседел за эти несколько минут, пока Мишка не открывал дверь. И теперь в коридоре он боялся только одного, чтобы Широков не успел застрелиться. Ему нужен был живой Резаный.
Войдя в комнату, он на секунду растерялся. Уж слишком неожиданным было то, что он увидел, неожиданным и мирным. Широков, наклонив от напряжения голову, подстригал какого-то человека.
– Руки вверх! – сказал Иван Александрович. – Руки...
МуравьевВ кабинетах их отдела еще допрашивали Широкова и Потапова, еще шатался по этажам пьяный от счастья Мишка Костров, а Игорь ушел. Он ходил по пустому Петровскому бульвару и курил, пряча огонь папиросы в рукав шинели. Игорь курил и думал. О себе, об Инке, о матери, об Иване Шарапове. Эти четыре месяца сделали его намного старше, спокойнее, даже мудрее. Ему нужно было о многом подумать сегодня. Завтра начнется новый военный день, и никто не знал, как он кончится. Поэтому человек должен быть готовым ко всему.
Где-то на Петровке послышались тяжелые шаги патрулей. В городе начинался комендантский час.
Хруцкий Эдуард
Тревожный август
(Москва. 1942-й год )
МОСКВА. Август
ДаниловУ Данилова был знакомый инженер, который, как только садился в машину, немедленно засыпал. Делал он это независимо от длины пути. Он одинаково крепко спал – в такси ли, едва успев сообщить шоферу адрес, в трестовской ли машине, направляясь на очередной объект.
Над ним смеялись знакомые, о нем рассказывали анекдоты. И только потом Иван Александрович понял, что этот человек ни разу за много лет не выспался по-настоящему. Слишком много тогда нужно было построить, и слишком мало было специалистов.
Он вспомнил о своем знакомом, когда пришел к нему в кабинет всегда недовольный шофер Быков и, хмуро посмотрев на начальника отделения, сказал:
– А между прочим, до райцентра по нынешним дорогам часа четыре с гаком.
– А гак-то велик? – ехидно поинтересовался Данилов.
– Тоже с час.
– Тогда будем просто говорить: пять часов езды.
– А мне, товарищ начальник, при такой резине от вашей точности ни жарко, ни тепло.
– Тогда ты, Быков, мне фаэтон найми, я в нем поеду.
– Это еще что такое? – удивился шофер.
– Вот когда выяснишь, приходи, а пока иди готовь машину. Ясно?
– Куда яснее. – Быков вышел, нарочно громко хлопнув дверью.
«Все, – подумал Данилов, – через три часа сяду в машину и усну. Буду спать пять часов. Пусть только кто-нибудь попробует меня разбудить».
Он подошел к сейфу, отодвинул литую узорчатую крышку замка, с трудом вставил ключ. Ключ был новый, старый, который, видимо, изготовили на заводе именно для этого сейфа, Иван Александрович потерял в декабре прошлого года. Вернее, слово «потерял» было не совсем точным. Тогда осколком мины у него начисто срезало карман полушубка. В горячке боя он так и не заметил этого и только утром разглядел наконец, почему так всю ночь мерз правый бок. Естественно, что ключ искать было бессмысленно. После того как батальон НКВД, в который замкомбата направили Данилова, расформировали и работники милиции вновь вернулись на свои места (те, кто остался в живых, конечно), вопрос о сейфе встал необычайно остро.
Замначальника Серебровский просто предложил вскрыть его автогеном, но Данилов заупрямился. Ему жалко стало этот заслуженный чугунный ящик, который верой и правдой служил всем его предшественникам. Потом, у сейфа была еще одна необычайная особенность: как только открывали замок, он наигрывал какую-то никому не ведомую мелодию.
– Ну, тогда сам его открывай, гвоздем, – сказал, уходя, Серебровский. – Ты, Данилов, прямо как старьевщик. Тебе бы из АХО новый сейфик принесли, и живи спокойно, а это чугунное чудище полкабинета занимает.
Замначальника скрылся за дверью, оставив Данилова один на один с сейфом. Иван Александрович позвонил в справочную, узнал номер телефона Московского завода металлоизделий. Но главный инженер сказал Данилову, что их механики могут вскрыть сейфы только заводского производства.
– Спасибо, – поблагодарил Иван Александрович. – А вам неизвестно, где есть еще такие специалисты?
– По этому вопросу обратитесь в МУР, – рассмеялся невидимый собеседник и повесил трубку.
Что и говорить, адрес был наиболее верным. И вдруг Иван Александрович вспомнил Рогинского. Теперь уже старика Рогинского, бывшего медвежатника, потом болшевского колониста. Он видел его перед самой войной, и Рогинский с гордостью сообщил, что трудится по прежней специальности, но теперь заведует мастерской по ремонту сейфов где-то на Трубной. Практически в двух шагах от МУРа.
Рогинского разыскали через час. Он минут пять покопался с замком, потом кабинет опять наполнила старинная звенящая песенка.
– Все, – усмехнулся Рогинский, – теперь, уважаемый Иван Александрович, давайте оформим наши отношения. – Он достал из кармана квитанционную книжку.
– А без этого нельзя? – спросил Данилов.
– Левыми делами не занимаюсь, никакими.
– А как же теперь мне быть, записывать вас в штат? Как открывать и закрывать это музыкальное чудо?
– Напрасно иронизируете, сейф у вас замечательный. Теперь таких не делают, их на всю Москву три осталось, а куранты работают только у вас. Ключ я вам сделаю часа через два, правда, замочек придется взять с собой.
Через два часа сейф работал, только ключ вставлялся туговато, но вызывать старика второй раз времени не было.
СУТЬ ДЕЛА.
МОСКВА. Май
Шестого мая, когда Данилов только что собрался домой, благо казарменное положение отменили, позвонил дежурный.
– Иван Александрович, – взволнованно закричал он в трубку, – убийство. – Голос дежурного сорвался.
«Видимо, кто-то из новеньких, – подумал Данилов, – старики уже привыкли ко всему», – и спросил:
– Где?
– В Грохольском переулке.
– Хорошо, выезжаю.
Муравьев, Полесов и новый уполномоченный Сережа Белов еще не ушли, и это было очень кстати, так как посылать за кем-нибудь машину времени не было.
В автобусе их уже ожидали эксперты и проводник с собакой. Все было как обычно, обыкновенный выезд.
Автобус гремел по булыгам переулков. Шофер гнал машину кратчайшим путем. Трясло.
– Слушай, – крикнул Муравьев из темноты. – Володя! Что, в Москве нет больше асфальтированных улиц?
– Есть, – ответил шофер, – но так дорога короче.
– Боюсь, Иван Александрович, – сказал Игорь, – что он нас не довезет. Ты нас не жалеешь, так собаку пожалей, – опять крикнул он шоферу.
– Ничего, – серьезно сказал проводник. – Туман привычный. Правда, Туман?
Собака молчала.
По крыше автобуса застучали ветки, водитель въехал в проходной двор.
– Ну дает, – засмеялся Полесов, – сейчас подъездами поедем.
Заскрипели тормоза. Автобус остановился.
– Приехали, – шофер нажал на рычаг двери, – выгружайтесь.
В переулке пронзительно пахло липой. Было совсем темно, только узкие прорези замаскированных фар освещали несколько метров булыжной мостовой.
– Интересно, куда он нас привез? – спросил Данилов. – Как ты думаешь, Игорь?
– А кто его знает...
– Привез я вас правильно, – обиженно сказал шофер, – вон там, видите?
Данилов наконец начал различать неясные фигуры у дома. Потом послышались торопливые шаги, к ним кто-то шел.
– Товарищ начальник...
– А, это ты, Смирнов, – Данилов по голосу узнал начальника розыска райотдела. – Ну, что у тебя?
– Плохо у меня, четыре трупа.
– Куда как плохо, что ж ты, меньше мне не мог приготовить?
– Так это не я.
Насчет чувства юмора у Смирнова всегда было неважно.
– А жаль, что не ты. Никакой возни бы не было, сейчас надели бы на тебя браслеты и отвезли на Петровку. Веди, чего стоишь.
Глаза привыкли к темноте, и постепенно Данилов уже различал улицу, домишки маленькие различал и деревья, которые казались неестественно большими.
Сзади по тротуару полоснул узкий свет фонаря.
– Пока не надо, потом, – не оборачиваясь, приказал Иван Александрович.
– Сюда, – сказал кто-то и услужливо распахнул калитку. – Тут ступенька одна сломана, так что вы осторожно.
– Спасибо.
Первое, что он почувствовал еще в прихожей, – кисловатый запах пороха. Он появляется в комнатах обычно после перестрелок, значит, здесь стреляли много. Данилов толкнул дверь и очутился с маленькой прихожей.
На полу лежал человек в военной форме, рядом валялась фуражка с черным артиллерийским околышем. Осторожно переступив через него, Данилов вошел в комнату.
В пять утра Иван Александрович вернулся в управление и, не заходя к себе, сразу же пошел к начальнику. В приемной сидел неизменный Паша Осетров.
– У себя? – спросил Данилов.
Паша вскочил, щелкнул каблуками и, оправив гимнастерку, ответил:
– Час как пришел. А что, важное что-то?
– Придется будить. – Данилов еще раз подивился Пашиной выправке. – Дело безотлагательное.
– А может, подождем, Иван Александрович?
– Нет, Паша, нельзя ждать.
Осетров скрылся за дверью и минут через пять появился вновь.
– Ждет.
Начальник, стоя у стола, застегивал гимнастерку. Одна щека его была намята до красноты. Он поймал взгляд Данилова, усмехнулся:
– На рожу смотришь? На диване прилег. Всего часок прихватил, пока ты жуликов ловишь.
Он потянулся всем своим большим и сильным телом, взял со стула ремень.
– Я перед войной, Иван, думал, поеду в отпуск, кроме творога, есть ничего не буду. Похудеть все хотел. А сейчас ем все что придется, а без ремня галифе бы потерял. Такая вот у нас нынче жизнь. Почище всякого лечебного питания. Ну, докладывай.
Иван Александрович сел к столу, достал из планшета бумаги.
– Плохое дело, – начал он, – давно у нас такого не было.
– Ты докладывай, Данилов, – начальник сел на диван, – а потом мы с тобой решим, что было и чего не было.
– Третьего мая в Москву с Дальнего Востока прибыл старший лейтенант Ивановский Сергей Дмитриевич. Цель приезда – служебная командировка. Ивановский сопровождал эшелон с техникой – пушки для фронта. После окончания дел он попросил у начальства разрешения задержаться на три дня в Москве у родителей. Ему разрешили.
Шестого мая вечером он со своей девушкой пошел в кино. Кстати, она живет в соседнем доме. По ее словам, когда они подошли к дому Ивановского, то увидели: на одном из окон часть светомаскировочной шторы оторвана, и свет падает на улицу. Ивановский заглянул в окно и увидел, что какой-то человек бил по лицу его отца. Он выхватил пистолет и бросился к дверям.
– Погоди-ка, – начальник встал, – это тебе девушка Ивановского сказала?
– Да.
– А где она сейчас?
– У меня в кабинете ждет.
– Предусмотрительный ты, Иван, человек, – начальник усмехнулся, – с тобой работать хорошо. Ну, давай дальше.
– Нам повезло, что подруга Ивановского, Алла Нестерова, сразу же подошла к окну.
Сначала она не поняла, куда бросился Сергей, только потом, догадавшись, подбежала к окну. Сквозь порванную светомаскировочную штору Алла увидела кусок комнаты и человека в военной форме. Он поднял руку. И девушка поняла, что этот незнакомый военный собирается кого-то ударить. Все происходило как в немом кино. Люди жили и двигались беззвучно. Но внезапно раздался выстрел, звук его не могли приглушить даже стекла, и неизвестный, так и не опустив руку, упал. Потом в комнате загрохотало и погас свет. Алла прижалась к стене. С крыльца сбежали трое. И только сейчас она увидела «газик», стоявший чуть поодаль от дома. Машина развернулась и пронеслась мимо нее. И все же, несмотря на темноту, Алла успела запомнить последние две цифры номера – 06.
– Так, – начальник встал, – это уже кое-что. Ну а дальше?
– В квартире мы обнаружили убитого лейтенанта, его родителей и неизвестного в форме ВОХРа. Найдена всего одна гильза от пистолета ТТ, судя по кобуре, этим оружием пользовался Ивановский.
– А в командирской книжке у него что записано?
– Все дело в том, – Данилов полез за папиросами, – что документов у убитого не обнаружили.
– Значит, их забрали.
– Больше гильз не нашли, видимо, стреляли из нагана, кстати, у убитого налетчика на поясе кобура от нагана. Точнее сообщат патологоанатомы и эксперты.
– Следовательно, – начальник помолчал, – картина такая. Четверо неизвестных врываются в дом Ивановского, избивают его родителей...
– Обыскивают квартиру, – добавил Данилов.
– Да, обыскивают квартиру. Значит, что-то ищут. Поэтому, видимо, и били, заставляли признаться. Им это «что-то» очень нужно было. Просто так на тройное убийство не пойдешь. В общем, поздравляю, Данилов, – начальник усмехнулся. – Банда у нас появилась. Опасная банда. Что-нибудь взято из дома?
– На полу валялась шкатулка. Нестерова показала, что в ней убитая Мария Дмитриевна Ивановская хранила ценности. Нестерова считалась невестой сына, поэтому ей были известны некоторые вещи. Так, например, она рассказала, что там хранились сапфировые серьги с бриллиантами, которые покойная собиралась подарить ей к свадьбе.
Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга. Потом Данилов сказал:
– Не думаю. Мне кажется, что Алла не связана с этим делом. Девушка хорошая, студентка, комсомолка.
– С тобой прямо страшно становится, Иван, – усмехнулся начальник, – ты мысли читаешь.
– Так работаем вместе сколько.
– Откуда у Ивановского-старшего драгоценности?
– Он ювелир, очень известный. Крупнейший специалист, так сказать, художник своего дела.
– Но ведь не из-за сережек к нему пришли. Сколько они, кстати, могут стоить?
– Об этом поговорю сегодня днем со специалистами.
– Надо узнать, зачем они приходили.
В дверях бесшумно появился Осетров.
– Товарищ начальник, там Муравьев товарища Данилова спрашивает.
– Давай зови его, – приказал начальник.
Игорь вытянулся на пороге. Данилов с удовлетворением оглядел его ладную фигуру, туго затянутую портупеей. Игорь последнее время ходил в форме. Гимнастерка сидела на нем, как влитая, орден Красной Звезды, полученный за декабрьские бои под Москвой, красиво выделялся на сером коверкоте.
«Он поэтому и носит форму, – мысленно улыбнулся Иван Александрович, из-за ордена». И пока Игорь произносил уставные слова приветствия, Данилов подумал о том, как все же война взрослит людей. Прошло всего ничего, а Муравьев стал уже вполне зрелым человеком и умным оперативником.
Игорь подошел к столу, сел в кресло. Даже по тому, как он держался в этом кабинете, вызов в который мог не всегда приятно кончиться для любого работника МУРа, чувствовалось, что Муравьев знает цену своим словам и уж если решил чего, то мнение свое будет отстаивать до конца.
– Сегодня утром я посетил директора производственного комбината Ювелирторга.
– Посетил, – Данилов засмеялся, – ну, Муравьев. Посетил, считайте, вытащил человека утром из постели. Сработано оперативно, но не совсем вежливо.
Игорь развел руками.
– Ничего, – сказал начальник, – продолжай, Муравьев.
– Ивановский, – Игорь достал блокнот, – характеризуется с самой лучшей стороны. Старый большевик-подпольщик. В его мастерской резали шрифт для искровских типографий. Участник октябрьских боев в Москве, воевал в гражданскую, но был отозван для работы по специальности в Гохран. В двадцатые годы выезжал в качестве эксперта за границу при продаже наших драгоценностей. Активно участвовал в разоблачении группы Шелехес-Пожамчи[6]6
В 1921 г. обнаружились крупные хищения в Гохране (Федеральное казенное учреждение «Государственное учреждение по формированию Государственного фонда драгоценных металлов и драгоценных камней Российской Федерации, хранению, отпуску и использованию драгоценных металлов и драгоценных камней). Было возбуждено уголовное дело. По окончании следствия по приговору суда три оценщика были расстреляны. Дело вошло в историю как дело Пожамчи и Шелехеса.
[Закрыть].
– Так ты, Иван, его должен знать, – перебил Игоря начальник МУРа, – ты же этим делом занимался.
– Нет, – Данилов покачал головой, – я тогда ездил арестовывать двух барыг – чисто техническая работа. Молодой был еще, наверное, младше Игоря.
– Ага, – начальник достал спички, – а я кое-что помню. Ну, давай дальше.
– Ивановский, – так же ровно и бесстрастно продолжал Муравьев, – награжден орденом «Знак Почета», имеет благодарности и грамоты ВЦИК и Совнаркома. В октябре 1941 года к нему в мастерскую поступило много ценностей, камней и золота от эвакуированных предприятий Ювелирторга Белоруссии и Украины.
– Так, вот это уже кое-что, – начальник застучал пальцами по крышке стола. – Кое-что. Зачем они поступили?
– Для сортировки, оценки и реставрации.
– На какую сумму?
– Приблизительно на три миллиона рублей.
– Что дальше?
– Когда началась ноябрьская неразбериха, Ивановский и его помощник Попов сложили ценности в специальный ящик, опечатали его и вывезли из Москвы. В дороге Попов умер от воспаления легких...
– Подожди, Игорь, – сказал Данилов, – не части. Ты выяснил, как вывозили ценности? Я имею в виду, был ли ящик с ними дома у Ивановского?
– Да, почти неделю убитый прятал ценности в подвале дома.
– А почему он не сдал их в банк?
– Тогда, в период эвакуации, поступило распоряжение работникам Ювелирторга самостоятельно вывезти ценности.
– Распоряжение, прямо скажем, дурацкое, но делаем поправку на тот период, стремительный и бестолковый, – сказал с иронией начальник. – Вот теперь кое-что проясняется.
– Как вывозились ценности из Москвы? – снова спросил Данилов.
– Ночью, на машине, с инкассаторской охраной.
– Все довезли?
– Точно сдано по акту, копия у меня.
– Мне кажется, товарищи, – начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, – кто-то знал, что ценности Ивановский увез домой. Знал, что увез, но не знал, что сдал государству. Вернее, не поверил. Психологически не мог обосновать. Думал, мол, ювелир, известный мастер, а здесь такие деньги сами в руки плывут. Мне кажется, что навел этот «некто». Муравьев, поезжайте в кадры Ювелирторга, возьмите личные дела всех, кто сталкивался с Ивановским по работе...
А в город пришло утро. И было оно светлым и радостным. Но никто не заметил его прихода, потому что заботы этих людей всегда одинаковы, в любое время года и любое время суток. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали, но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д. М....».
Звонок телефона возвестил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.
– Так, – говорил он кому-то, – понятно... Во сколько?.. Понятно. Так... Спасибо.
Он положил трубку, повернулся к Данилову:
– Это для тебя, Иван, из Московского управления госбезопасности. Королев звонил. Машина с похожим номером была в пять утра на Минском шоссе остановлена бойцами КПП, пассажиры оказали сопротивление. В общем, один убит, двое бежали, пошли кого-нибудь из своих на место. Но главное связи. Нам нужно отработать все связи Ивановского. Кстати, машина записана за первым автохозяйством Моссовета.
В коридоре Данилов встретил Полесова.
– Ты куда, Степа?
– За шофером, Иван Александрович.
– За каким?
– В шестнадцатое отделение поступило заявление от Червякова Валентина Ивановича, что вечером у него угнали машину ГАЗ номер МО-26-06.
– Угнали вечером, а когда заявил?
– Утром.
– Привези его ко мне.
– Есть.
Понемногу дело начинало проясняться. В том, что машину у Червякова никто не угонял, он ни на минуту не сомневался, уж больно белыми нитками шито алиби: угнали вечером, а заявил утром. И, уже сидя в кабинете, Иван Александрович порадовался работе своих ребят. Пока все шло четко, без осечек, но вот что будет потом – неизвестно.
В его комнате хозяйничало утро. На подоконнике сидел воробей и, наклонив голову, смотрел на Данилова круглым любопытным глазом, словно спрашивал: ну как, чего нового, уважаемый Иван Александрович?
– Ничего нового, брат, – сказал Данилов воробью, – ничем тебя порадовать пока не могу. Ты залетай через месячишко...
Зазвонил телефон, его хриплый звон спугнул птицу.
– Данилов.
– Иван Александрович, звонили из НТО, все точно, стреляли один раз из ТТ и три пули из нагана, причем, судя по рисунку нарезов, две выпущены из одного и того же револьвера.
– Следовательно, один из нападавших убил лейтенанта, а другой его родителей?
– Именно так. Теперь о дактилоскопии. Отпечатков очень много, но на шкатулке и шкафу идентичные отпечатки, проверяли по нашей картотеке.
– Вот что, вы бы их отправили для идентификации в картотеку ГУМа[7]7
ГУМ – Главное управление милиции Народного комиссариата внутренних дел.
[Закрыть] в наркомат. Чем черт не шутит, а вдруг там найдутся похожие «пальчики».
– Отправили.
– Только побыстрее.
– Сделаем.
Данилов положил трубку, достал из стола блокнот. Так что же мы имеем, уважаемый Иван Александрович? Пока ничего конкретного. Нужно начать с допроса Аллы Нестеровой. Тем более что она ждет в соседней комнате.
Девушка сидела у стола и молчала. Молчал и Данилов, давая ей освоиться и прийти в себя. Делая вид, что он копается в бумагах, Иван Александрович внимательно разглядывал ее. Даже горе и усталость не стерли красок с лица девушки. Розовощекая, она, безусловно, была очень хороша собой. Теперь Данилов понял, почему лейтенант Ивановский просил отпуск. Конечно, не родители. Разве в этом возрасте вспоминают о них? Нет, он не прав. И вспоминают и думают, но лишь появится девушка – и все. А что «все», ведь это прекрасно – гулять по Москве с такой Аллой, держать ее за руку, думать о ней в вагоне поезда...
Данилов еще раз взглянул на нее. Бедная, она, наверное, и не думает, что, не будь ее, ехал бы лейтенант Ивановский в свой Хабаровск. Пора начинать.
– Вы очень устали? – задал первый вопрос Иван Александрович.
– Да, – Алла ответила тихо, одними губами.
– Я вас попрошу, подержитесь еще немного, ваши показания для следствия крайне важны. Ведь вы тоже хотите, чтобы мы поскорее нашли преступников.
– Да. – И на этот раз тверже.
– Вы, наверное, голодны. Впрочем, чего я спрашиваю, мы же оба ничего не ели. – Данилов взглянул на часы: – Врачи нам этого не простят. Подождите, я сейчас.
Иван Александрович зашел в соседнюю комнату. За столом покойного Ивана Шарапова сидел новый помуполномоченного Сережа Белов. И снова у Данилова защемило сердце, как будто с того далекого сентябрьского дня прошло всего несколько дней. Белов встал из-за стола, аккуратно оправил гимнастерку:
– Слушаю, товарищ начальник.
– Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чая, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.
– Я уже договорился, товарищ начальник, в столовой дадут в счет пайка.
– Молодец, только побыстрее, пожалуйста.
Они пили чай. Сережа расстарался, чай был ароматный и крепкий. Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка. Девушка ела с аппетитом, что тоже поразило Ивана Александровича, но потом он понял, что это молодость берет свое, в любой ситуации.
