Текст книги "Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Аркадий Адамов

Соавторы: Эдуард Хруцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 120 (всего у книги 205 страниц)

Да, Усольцев, в принципе, может быть, и не такой уж плохой парень и в другом месте может работать, как все, и даже приносить какую-то пользу. Но здесь, у них, где требуется предельная честность и надежность, где любая ложь может обернуться поражением, а то и трагедией, где все они немало рискуют и все строится на доверии друг к другу, здесь, в МУРе, такому человеку, как Усольцев, конечно, не место. Теперь Виталию это стало ясно. И еще ему сейчас было стыдно, что сам он только что мог думать иначе, мог этого Усольцева простить.

– Что скажешь, Лосев? – спросил Цветков, не поворачивая головы.

– Я согласен с вами, Федор Кузьмич, – твердо ответил Виталий. – Сначала, признаюсь, я думал, что это можно еще поправить. Но теперь…

– Это, однако, твой подчиненный.

Виталий уловил явную укоризну в тоне Цветкова.

– Да, – согласился он. – И тут моя оплошность. Прав оказался Откаленко. Он товарищу Усольцеву с самого начала не верил. А я…

Виталий запнулся.

– А ты? – спросил Цветков.

– А я хотел верить. Но не разобрался, не увидел слабых сторон нового товарища. И не помог, когда еще можно было.

– Сейчас поздно помогать, считаешь?

– Сейчас?.. – Виталий подумал и медленно сказал. – Сейчас опасно иметь его рядом, я считаю. Доверие кончилось.

– Так. Выходит, тут и твоя вина. Согласен?

– Согласен.

– И еще один тебе урок.

– Тоже согласен.

– И всем нам, – как всегда справедливо разделил вину Цветков.

В кабинете на миг воцарила тишина.

– Что скажете, Усольцев? – спросил Цветков.

Виктор, поборов себя, коротко ответил, не отрывая глаз от пола:

– Я не буду оправдываться. Виноват… Во всем… Только я не хотел этого…

– Не хотел, – задумчиво повторил Цветков. – Но сделал. Выходит, понимал, что это плохо, и все же так поступил. Гм… Это еще хуже. Что ж, – вздохнул он. – Будем решать, будем решать…

И вот тут Усольцев разозлился. Ему показалось, что Цветков просто поймал его на слове, хитро поймал, коварно и тем самым несправедливо усугубил его вину. И он сказал с вызовом:

– А решать будете не вы, а руководство. И оно отнесется объективнее.

– Вот как? – удивился Цветков. – Значит, вы хотите остаться у нас? – он словно пропустил мимо ушей упрек в необъективности. – Вы считаете это возможным и даже рациональным?

– Да, считаю. Мне, молодому специалисту, не было оказано помощи со стороны товарища Лосева. Вы сами это сказали.

– М-да. Выходит, ничего он не понял, – как бы про себя сказал Цветков и обратился к Усольцеву: – Ладно. Обещаю вполне объективное рассмотрение вашего дела. А пока отстраняю вас от работы.

– А я возражаю.

– Ну, ну. Тут уж разрешите мне командовать. А что касается Лосева, он получит за вас выговор. Слышишь, Лосев?

– Так точно.

– Вот и все, Усольцев. Можете быть свободны.

Виктор поднялся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Цветков спросил:

– Ну, что скажешь?

– Я уже все сказал, Федор Кузьмич, – хмуро ответил Лосев.

– Да-а. Рано он к нам попал, вот что. Ошибка это.

– С каким же предложением вы выйдете к руководству?

– Я не буду предлагать уволить его из органов милиции. Но у нас, в МУРе, ему не место. Это теперь ясно. Считаю, надо проверить на менее ответственной работе. Может, урок пойдет на пользу. Как полагаешь?

– Был бы Откаленко, он бы предложил вообще выгнать, – улыбнулся Виталий. – Ручаюсь. Ну, а я думаю, еще раз можно испытать.

– Хм. И оба, вроде, правы. Благо, не вам решать, – Цветков ожесточенно потер ладонью затылок и неожиданно спросил: – А что Коменков, звонил Усольцеву, не знаешь?

– Звонил.

– При тебе?

– Усольцев доложил.

– Просил о встрече?

– Да.

– А ты?

– Запретил.

– Правильно. Коменков нам сейчас бесполезен. Он к их делам не допущен. Так?

– Так.

– А нам, милый мой, нужен путь к этому самому Льву Константиновичу. Кто его может нам указать, как полагаешь? Ну, знаю. Во-первых, ты скажешь, Нина Сергеевна. Так? А кто еще?

– Возможно, Глинский. И вряд ли Бобриков. Помните? Его Лев Константинович на свидание к Нине вызывал. Значит, не очень-то он ему доверяет. И приближает. Ну, Шанина и подавно. Вот и все пока! Никого другого мы не знаем, – с сожалением произнес Виталий и добавил: – Если вылущить, то группа, по существу, не так уж велика. Эта пятерка и два водителя.

– Одного человека еще забыл.

– Это кого?

– Свиридова.

– Ну, с тем у Льва Константиновича, видно, вообще только переписка.

– Как знать. Мы этой линией до сих пор мало занимались. Потому и видно нам мало. Что Албанян-то не вернулся еще?

– Пока нет. В Лялюшках сидит.

– Лялюшки, – ворчливо повторил Цветков. – Линия сбыта у них – это не только Лялюшки, учти. Куда они, к примеру, пряжу дели?

– Надо того усатенького спросить, который ее получал.

– Кто его видел?

– Вера видела. Хрисанова. Ну, вообще, вся их бухгалтерия.

– И никто ничего интересного в нем не подметил?

– Ничего. Кроме усов, правда.

– Дались тебе его усы, – усмехнулся Цветков.

– А вы знаете, Федор Кузьмич, – вдруг оживился Виталий. – Лена говорила, что эта ее Липа – бывший гример и кому-то она усы недавно делала. Надо бы поинтересоваться.

– Вот и поинтересуйся. И еще раз поинтересуйся Глинским. Есть у него путь к Льву Константиновичу или нет? Осторожненько побеседуй, по-нашему. А официально его завтра Виктор Анатольевич будет снова допрашивать.

Лосев вернулся к себе в комнату, удобно расположился за столом, вытянув длинные ноги в проход, чуть не до стола Откаленко, и задумчиво посмотрел на телефон, потом, вздохнув, протянул к нему руку. И в тот же миг телефон зазвонил сам так внезапно, что Виталий невольно вздрогнул и поспешно снял трубку.

– Лосев. Слушаю.

– Виталий Павлович, к вам Глинский просится, – доложил дежурный внутренней тюрьмы. – Привести?

– Как он там себя ведет?

– Нервно, – усмехнулся дежурный. – Ночью два раза меня вызывал. На сокамерников жаловался. Пристают.

– Чего это они пристают?

– Кто их знает. Народ невоспитанный, – дежурный рассмеялся. – Развеселились. Такой гусь попал. Так когда его к вам доставить?

– Вот сейчас и доставляйте.

– Слушаюсь.

Виталий повесил трубку.

Глинского привели через несколько минут. Выглядел он неважно. Недавно еще холеное, крепкое лицо казалось желтым и морщинистым, в черных глазах появилось какое-то затравленное выражение, губы нервно подергивались. От былой его самоуверенности и наглости не осталось и следа. Костюм был помят, галстук отсутствовал, от рубашки отлетели пуговицы, и видна была несвежая голубая майка. На ботинках шнурков не было, и Глинский неуклюже шаркал подошвами по полу. Вошел он, однако, быстро и тут же без сил повалился на стул.

– Вы что… что со мной делаете?.. – захлебываясь, проговорил он. – Вы что, садисты, палачи, убийцы?.. Вы что, не понимаете…

– Спокойно, Глинский, – прервал его Лосев. – Ничего мы с вами не делаем. Просто ваша распрекрасная жизнь, которой вы так гордились, поворачивается к вам другой своей стороной. Только и всего.

– А я протестую! Ясно вам? И требую… – он секунду помедлил. – Одиночку! У меня сил больше нет там находиться, с этими подонками!

– Вам, конечно, другие подонки больше по вкусу? – усмехнулся Лосев. – Что поделаешь. Вы сами выбрали такую жизнь. Вы мне это, помнится, очень хорошо все обосновали.

– Ладно, ладно, – нервно махнул рукой Глинский. – Мне, знаете ли, сейчас не до шуток. Я понимаю, ничего даром не делается. Даже здесь.

– Что вы хотите сказать? Вам не нравится роль главаря?

– Да никакой я не главарь, можете вы это понять или нет?! Ну, скажите, похож я на главаря?

– Вы сейчас вообще мало на что похожи, – поморщился Лосев. – Но раньше…

– И раньше не был похож! Долго я вам буду это объяснять?!

– Вы пока вообще еще ничего не объяснили. Крик, знаете, не объяснение, – спокойно возразил Лосев. – И что значит «ничего даром не делается»? Пока это, хоть, объясните.

– Очень просто… Очень просто… – лихорадочно заспешил Глинский. – Я вам кое-что сообщу. Вы понимаете? А вы мне устройте одиночку. Обязательно! Иначе я сойду с ума, предупреждаю! Будете тогда отвечать. Сойду, сойду, вот увидите…

На глазах у Глинского выступили слезы. Вид у него был жалкий и мерзкий. Громко всхлипнув, он полез за платком.

– Ну, ну, Глинский, нельзя же так распускаться, – сказал Лосев. – Ваши бы дамы на вас посмотрели. Что вы хотели мне сообщить, говорите?

– Будет… – Глинский трубно высморкался и вытер глаза. – Будет… одиночка?..

– Постараюсь.

– Я вам почему-то верю, – Глинский спрятал грязный платок в карман и немного успокоился. – Так вот. У меня дома, признаюсь вам, лежит готовая доверенность. В левом ящике стола, на дне, под бумагами.

– Мы ее не нашли.

– Ах, так? Значит, я ее уже передал. Все в голове перепуталось, все!

– Вы не передали. Ее забрали. Кто-то забрал. До обыска. Кто это мог быть?

– Лев послал, конечно.

– Кого он мог послать? Ваша мать его не узнала.

– Она уже никого не узнает. Она и меня не узнает. Выжила из ума совсем. Кто же это мог быть? Или Валерий. Или Димка.

– Шанин арестован.

– Ах, да! Уже забыл. О, господи!.. Ну, тогда… Кто тогда?.. Валерий, наверное. Не Лев же сам пришел?

– А почему не сам?

– Не в его манере. Вы же видите, он все чужими руками норовит. А в результате, вот, не ухватишь теперь. Нет, Валерий приходил, ручаюсь.

– Ваша мать говорит, это был усатый человек.

– Ха! Ну и что? Наклеил какие-нибудь дурацкие усы, вот и все.

– Наклеил? – переспросил Виталий. – А что, это с ним бывало?

– Ну, я не знаю, – раздраженно ответил Глинский. – При мне не бывало. Но… но какой-то разговор на эту тему я слышал. Не помню уж какой.

– Какой-то разговор слышали, – задумчиво повторил Виталий. – Может, припомните?

– Клянусь, не помню…

– Ну, ладно. Оставим это пока. Что за доверенность вы изготовили?

– От кондитерской фабрики. Она под Москвой находится.

– Это та, где работает Рая?

– Вот, вот. Она фондодержатель лимонной кислоты.

– А где следует ее получать?

– На заводе. В Борске.

– Когда?

– Ну, это надо делать быстро. По крайней мере Лев так делает.

– Кто же поедет, как, по-вашему?

– Не знаю, не знаю. Это не моя область. Я все сказал. И я… Вы… – Глинский снова заволновался. – Я больше туда не вернусь… Вы обещали… Ну… Ну, я вас умоляю, – у него снова выступили слезы. – Я… Я не знаю!.. Я из окна выброшусь!..

– Ну, ну, Глинский. Опять слезы, – брезгливо сказал Виталий. – Я постараюсь вас перевести. Как же все-таки ухватить Льва Константиновича, если главарь он, как вы говорите. И вы, кажется, не хотите быть христосиком, так ведь?

– А кто хочет? Я не хочу! Ну, и что?

– На мой взгляд, вполне естественно. Но, повторяю, как его ухватить? Ведь тут факты нужны. А у него такая манера, вы говорите.

Глинский злобно взглянул на Лосева.

– Нинку берите. Стерву эту толстозадую.

…Когда Глинского увели, Виталий собрал со стола бумаги, запер сейф и отправился к Цветкову.

Подробно доложив о состоявшемся разговоре, он сказал:

– Нам надо тоже быстро действовать, Федор Кузьмич. Пока что они опережают нас на два дня.

– Да, – кивнул Цветков. – Немедленно надо действовать. Поэтому сегодня лети в Борск. Надо их там непременно перехватить.

– Вообще-то, кислота – не наше дело, а коллег.

– Будем считаться? Дело общее, – нахмурился Цветков. – Твоя же группа занимается. Албанян в командировке. Остаешься ты. Кто пока что лучше тебя дело это знает? Так что летишь первым же рейсом, – он повернулся к расписанию, висевшему у него за спиной, и начал вести сверху вниз карандашом. – Б… Борск. Вот. Через два часа семнадцать минут, – он взглянул на часы. – Успеваешь. Домой позвони.

– Все понятно, Федор Кузьмич. Только…

– Чемоданчик твой Света соберет, и мы его следующим рейсом пришлем. К ночи получишь. Двигай, двигай. Счастливо. Машину вызываю.

Федор Кузьмич был не по годам динамичен, когда того требовала обстановка. И молодые его сотрудники еле успевали за его стремительными решениями.

– Жди теперь их там, неизвестно когда, – недовольно пробурчал Виталий.

– Дождешься. Чует мое сердце, чего-то ты там дождешься.

Под вечер Откаленко решил еще раз побывать в санатории. Прямой необходимости в этом не было, но какое-то сосущее чувство тревоги и надвигающейся опасности не давало ему весь день покоя. Все время казалось, что-то не сделано, не предусмотрено, что-то может завтра случиться непредвиденное. Да и сегодняшний вечер тоже вселял тревогу.

Накануне встречи Смоляков может, ведь, и передумать, может скрыться, попытаться исчезнуть из города, или придумать новую уловку, или, наконец, просто выпить лишнего и обнаружить себя где-то. И вообще, все-таки не уследили, проник Смоляков в город. Как же он проник так незаметно? И где прячется сейчас, что делает? Может быть, у него здесь имеются какие-то связи? И самое главное: какие у него планы?

Все эти вопросы преследовали Игоря, и в то же время он готовился к встрече со Смоляковым завтра в двенадцать часов в кафе «Золотой маяк». Вместе с Рощиным он уже побывал в парке. Они внимательно изучили само кафе, все подходы к нему, пригляделись к работавшим там официанткам. Под нехитрым предлогом заглянули даже на кухню и в подсобки. Все исходив и излазив, осмотрев и оценив, Игорь и Рощин вернулись в управление и уже вместе с Савчуком принялись обсуждать план предстоящей операции, решали, где расставить людей, какие выбрать сигналы, как маскироваться, в какой момент брать Смолякова, кому это поручить, как вывести из операции Зарубина. Следовало также иметь в виду, что Смоляков, видимо, хорошо знает город, что он опытен, озлоблен и наверняка вооружен, что ему терять нечего и он, не раздумывая, пустит в ход любое оружие, в том числе и пистолет, если он у него окажется. А, ведь, встреча произойдет днем, в людном месте. Поэтому следовало как можно дальше увести Смолякова от кафе, очевидно, уже после встречи с Зарубиным. И сама схватка должна произойти мгновенно, и тут же следовало исчезнуть с места происшествия, чтобы не потревожить, не испугать окружающих людей, не породить в городе лишние разговоры и слухи. Словом, задач и забот здесь оказалось немало, и обсуждение, как и следовало ожидать, отняло немало времени.

К вечеру все уже было подготовлено и, как будто бы предусмотрено. Тревога, однако, не покидала Откаленко, надвигающийся вечер таил, казалось, какие-то неведомые и опасные сюрпризы. Игорь не находил себе места.

Вот тогда-то он и решил еще раз побывать в санатории и повидать Зарубина.

Однако Ивана в обычном месте не оказалось. И Откаленко направился к нему домой. Зарубины жили в длинном, белом, трехэтажном доме обслуживающего персонала по другую сторону обширного и красивого парка.

Шагая по широкой, живописной аллее, Игорь вдруг обратил внимание, что не видит всей этой необыкновенной красоты – гор, моря, неба, солнца, веселых, оживленных улиц этого ласкового южного города. Вокруг него только места, где должна развернуться планируемая им операция, и все окружающее интересует его только как бы с оперативной стороны, своими особенностями, облегчающими или усложняющими проведение задуманной операции.

А ведь, аллея, по которой он сейчас шел, была удивительно красива. Темные сигары кипарисов выстроились по сторонам, заходящее солнце золотило их вершины. А далеко внизу видна была морская даль до самого горизонта.

Игорь безотчетно вздохнул.

Аллея кончилась перед длинным белым зданием, другой стороной оно, видимо, выходило на какую-то оживленную улицу. «Да, кажется, немного смысла охранять территорию санатория от посторонних», – досадливо подумал Игорь. Он еще раз внимательно оглядел здание.

Небольшие балкончики, чаще всего увитые виноградом, заставленные цветами, придавали ему необычайную живописность. Потом Игорь отыскал нужный подъезд и поднялся на третий этаж.

Дверь открыла совсем юная, стройная женщина в довольно красивом, на взгляд Игоря, фиолетовом платье с широким поясом и большим отложным воротом. Темные, густые волосы были тщательно уложены. На оживленном, круглом личике всяких красок было, тоже на взгляд Игоря, куда больше, чем следовало. Брови, длинные ресницы, веки, щеки, пухлые, красивые губы несли на себе явные усилия быть как можно ярче, гораздо ярче, чем их создала природа. Хотя природа ничем, казалось, не обидела эту молоденькую, симпатичную женщину. Это была, конечно, Марина, тут Игорь не сомневался. Она казалась веселой, оживленной, подведенные глаза блестели, на щеках возникли две очень милые ямочки.

Игорь, поздоровавшись, попросил Ивана.

– А его, знаете, нет, – проникновенным тоном, точно сообщая что-то загадочное и интересное, сказала Марина. – Он ушел.

– Куда же он ушел? – спросил Игорь.

– Я не знаю. Только… я тоже ухожу.

– На вечер, наверное? – Игорь чуть улыбнулся.

– Ага, – ответно вспыхнула Марина. – Танцы будут. А вы здесь живете? – она тоже проявила к нему интерес. – У нас в санатории?

– Нет. Просто дружок Ивана, проведать заглянул.

Марина изменилась в лице. Удивительно, как оно вдруг мгновенно потухло, а глаза уже смотрели испуганно и подозрительно.

– Что, давний дружок, да? – почти враждебно спросила она.

– Да нет, совсем недавний, – улыбнулся Игорь. – Он вам не говорил про меня? Меня Игорь зовут.

И, как всегда, его скупая, короткая улыбка на суровом лице вызвала доверие. Марина снова преобразилась, снова заблестели ее глаза, появились ямочки на щеках.

– Не, не говорил, – она покрутила головой и лукаво добавила. – Я бы запомнила.

Это почему-то не понравилось Игорю. Он сдержанно спросил:

– Зачем?

– Что «зачем»? – не поняла Марина, видимо, не придав значения своим словам.

– Зачем запомнили бы?

– А-а. Ну, просто так.

– Ничего, Марина, просто так не происходит, – с ударением сказал Игорь. – Всему бывают свои причины. И тут тоже, наверное, если подумать. Верно?

– А откуда вы знаете, как меня зовут? – спросила Марина, явно пропустив мимо ушей его вопрос.

– Иван сказал. Но мне неудобно вас задерживать. Может быть, я вас провожу на эти самые танцы, если разрешите?

– Очень приятно. Я только кофту возьму.

– А Иван знает, куда вы идете?

– А что? – со знакомым уже Игорю лукавством спросила Марина. – Вы его боитесь? Да он вас не тронет, он добрый. Вы же не будете меня обижать?

– Ну, ясное дело, не буду, – усмехнулся Игорь и подумал: «Глупенькая, оказывается, девчонка. И сама боится. Особенно старых его связей».

– Ну, тогда пошли, – решительно объявила Марина.

Она метнулась в переднюю, сдернула с вешалки кофточку и, выйдя на площадку, заперла за собой дверь. Потом весело побежала вниз по лестнице, дробно стуча высокими каблучками. Откаленко устремился за ней.

В парке Марина вскоре свернула с главной кипарисовой аллеи на боковую. Здесь было и вовсе тихо и безлюдно, сплошной стеной стояли густые, мохнатые лиственницы и клены, между ними временами попадались скамейки.

– Здесь к клубу идти ближе, – объяснила Марина и в который уж раз оглянулась.

– Кого вы боитесь, Марина? – напрямик спросил Игорь, шагая рядом. – Старых дружков Ивана?

– А вам не все равно, кого я боюсь? – насмешливо и лукаво спросила Марина, бросив на Игоря взгляд через плечо.

– Я не люблю, когда люди чего-то боятся, – ответил Игорь.

– А сами вы ничего-ничего не боитесь?

– Так не бывает, – усмехнулся Игорь. – Иногда и я боюсь.

– Ой, как бы я хотела ничего не бояться, – вздохнула Марина, глядя прямо перед собой. – И чтобы Ваня ничего не боялся, – вдруг вырвалось у нее. Она метнула испуганный взгляд на Игоря, словно проговорилась о чем-то, и, явно стремясь перевести разговор на другое, беззаботным тоном спросила:

– А вы танцевать останетесь?

– Нет, – покачал головой Игорь. – Мне Иван нужен.

– А зачем ?

– Мужские секреты, Мариночка, – усмехнулся Игорь. – Не могу сказать.

– Ой, неправда, неправда! Вы совсем не похожи на Ваниных дружков. Ни капельки не похожи, я же вижу.

– А у него, ведь, нет сейчас друзей, разве не так?

– Так… – неуверенно подтвердила она.

– А почему?

– Я не знаю…

– Ну, наверное, старых бросил, а новых не нашел.

– Зато меня нашел, – гордо произнесла Марина и блестящими, счастливыми глазами посмотрела на идущего рядом Игоря.

– Ну, одно другому, по-моему, не мешает, – улыбнулся Игорь. – Хотя вы ценное, конечно, приобретение. Так, значит, прямо и нашел?

– Так прямо и нашел.

– Не может этого быть.

В тоне Игоря проскользнула какая-то нотка недоверия и еще как бы намек на то, что он понимает, о чем Марина не хочет говорить, и он не настаивает, чтобы она говорила. Марина уловила это. Она посмотрела на Игоря вопросительно и тревожно.

– Чего вы? – спросила она.

– Ничего.

– Нет. Намек какой-то делаете.

– Зачем мне намекать. Я, ведь, не собираюсь роман с вами заводить.

– Еще не хватало, – отмахнулась Марина. – Скажу Ване, вас в миг сдует. Вы не на роман намекаете.

– А на что же тогда, по-вашему?

– На старых дружков, вот на что. Правда, да?

Марина даже остановилась и, охваченная какими-то воспоминаниями, взволнованно посмотрела на Игоря.

– А вы кого-нибудь из них знали? – спросил он.

– Я?.. Одного. Только он…

– Что «только он»? – напористо переспросил Игорь.

– Приехать сюда не посмеет, вот что, – раздраженно выпалила Марина и неожиданно добавила, задумчиво и слегка неуверенно: – Я так думаю…

– Почему же вы так думаете?

– Он знает, что я его никогда в жизни не приму.

– Откуда же он знает это?

– А он мне писал. Вот так, – Марина с вызовом вздернула вверх подбородок. – Только я эти письма рвала и ни словечка не отвечала. И Ване не показывала. И вы не говорите. А то он, бедненький, переживать будет. Не скажете?

Они уже снова шли по аллее.

– Не скажу. Значит, этот человек вас не забыл?

– Ой… – Марина зябко передернула плечами. – Лучше бы он меня забыл. Представляете, он меня даже побил однажды. Мы в одной квартире жили, я с тетей, он, ну, и еще соседи. Никого не было, и он побил. Хотел, чтобы я замуж за него пошла. А потом в ногах валялся. Потом опять… Ой, ужас. Вспомнить страшно. Я, знаете, как его боюсь? – Она вздохнула и с какой-то жалобной доверчивостью посмотрела на Игоря. – Господи, чего это я вам все рассказываю, не понимаю.

– А мне все про себя рассказывают, – улыбнулся Игорь.

– Как на исповеди, да? Вы, наверное, поп переодетый?

Марина весело и как-то облегченно рассмеялась.

– А вы у Ивана спросите, кто я.

– И сказать, что вы меня провожали, да? – уже с обычным своим лукавством спросила Марина. – Не побоитесь? Он очень сильный.

– И очень вас любит?

– Очень, – убежденно ответила Марина, глядя себе под ноги. – Ведь он хороший. У него в жизни была только одна… – она запнулась. – Одно нехорошее дело. Но он больше никогда так не поступит, он мне поклялся. А то… а то он же меня потеряет.

– Я тоже думаю, что он больше никогда так не поступит, – сказал Игорь.

– Вот. Поэтому я его люблю, – тихо – сказала Марина, глядя себе под ноги. – Ужас, как люблю. На всю жизнь.

– Ну, тогда расскажите ему, что я вас проводил, – усмехнулся Игорь. – Авось, оправдаюсь. Вон, кажется, ваш клуб.

Они свернули еще на какую-то аллею, и в конце ее показалось большое, ярко освещенное здание. Возле него толпились люди.

Не доходя до клуба, Игорь простился.

– Приходите к нам, – сказала Марина, улыбаясь. – Вы мне понравились. Нет, честное слово. Придете?

– Приду.

Она помахала ему рукой.

Игорь повернул назад, к знакомой уже аллее.

Он шел не спеша, заложив руки за спину, и думал.

Итак, Смоляков, оказывается, писал Марине. Что же он ей писал? Скорей всего клялся в любви и просил, требовал, умолял вернуться. Даже умолял? Вполне возможно.

Он же когда-то валялся у нее в ногах. Он ее любит, это ясно. По-своему, конечно, дико, необузданно, страстно.

Жуть берет от такой любви. И Марина боится его. И не верит, что он может приехать. Почти не верит. А он, вот, приехал. О чем же он хочет говорить с Иваном? О чем они вообще могут говорить? Чтобы Иван бросил свою новую жизнь, чтобы они вместе провернули какое-нибудь выгодное дело? Не-ет, Смоляков приехал не для этого.

Иван ему теперь не дружок и не компаньон. Между ними Марина. Тогда зачем же приехал Смоляков? Он приехал ради Марины, вот что. Он хочет любым путем ее получить. А для этого… для этого надо избавиться от Ивана, убрать его со своего пути. Тут Ивана не запугаешь, не купишь, его можно только убить. А сейчас для Смолякова убить ничего не стоит. Одним убийством меньше, одним больше, значения уже не имеет, терять Смолякову нечего. Вообще он сейчас озверел, он сбесился от крови. Так всегда бывает. С этим Игорь уже сталкивался. Озверел…

И все-таки он Ивана приглашает на встречу. В чем же дело, для чего? Своим напарником он Ивана не сделает сейчас, это ему ясно, и Марина от Ивана не уйдет. Тогда зачем эта встреча? Что же завтра случится? Что задумал Смоляков? И почему он позвал Ивана среди дня в такое людное место? Чтобы подчеркнуть свое миролюбие, дать понять, что ничего плохого не задумал? Да, похоже, что так. Или хочет для начала проверить его, прощупать, посмотреть, придет ли вообще Иван, доверяет ли, не приведет ли за собой «хвост»? А может быть, он его куда-нибудь поведет и там… Эге! Вот это возможно. Это надо учесть.

Игорь снова подошел к дому, где жили Зарубины, и, решив проверить, не вернулся ли Иван, поднялся по знакомой уже лестнице. Но на звонок никто не ответил. Тогда Игорь пошел по главной аллее к белевшим вдали корпусам санатория, спрашивая по пути встречавшихся сотрудников, не видел ли кто-нибудь из них Зарубина. Но никто Ивана не встречал. И чем дальше шел Игорь, тем все большая тревога охватывала его. Ивана нигде не было. Но в конце-концов ему кто-то сказал, что Зарубин в клубе, его там только что видели. Тогда, наконец, Игорь успокоился и поехал к себе в гостиницу.

…Утро началось лихорадочно. Откаленко и Рощин инструктировали, расставляли, проверяли людей, их только что оттянули сюда из санатория, поэтому заново отлаживали связь, отрабатывали сигнализацию, определяли пункты нахождения машин, маршруты подвижных постов. Все были напряжены и сосредоточены. Опасный преступник шел в сети, и каждый просчет тут мог обернуться новой жертвой.

Зарубина взяли под плотное прикрытие с момента выхода из санатория. Вышел Иван через главные ворота, был он в новом сером костюме, белой рубашке с расстегнутым воротом и в кепке, беспечно сдвинутой на затылок. Вид у него был спокойный, даже как будто чем-то довольный, шагал он широко, что-то бодрое насвистывая и жмурясь от солнца.

Тем временем в кафе и вокруг него ничего подозрительного отмечено не было. Смоляков пока не появлялся.

Впрочем, так рано его и не ждали.

Зарубин пришел туда минут за пять до назначенного срока и занял столик на открытой веранде, в глубине ее, возле небольшой эстрады, где по вечерам играл джаз. Он заказал бутылку пива, не спеша закурил и, откинувшись на спинку стула, принялся лениво наблюдать за окружающими.

Вообще вел себя Иван в высшей степени спокойно, и Игорь отметил про себя, что это не было игрой, так сыграть Иван просто не смог бы. И такое спокойствие, основанное, видимо, на чувстве превосходства и некой самоуверенности, Игорю не понравилось. Зарубин противника явно недооценивал, и это могло в конечном счете привести к неприятностям.

Так прошло десять минут. Смоляков не появлялся, теперь уже опаздывая. Впрочем, это вполне соответствовало его осторожным повадкам опытного преступника. Это следовало ожидать, и это ожидали. Но Откаленко почему-то начал слегка нервничать.

– Все нет, – спокойно, почти равнодушно сказал он сидящему рядом с ним на скамье Рощину, и, пожалуй, только Лосев мог бы уловить скрытое в его тоне беспокойство.

– Они задерживаются, – иронически ответил Рощин. – Они, небось, изучают обстановку прежде, чем подойти. Ясное дело.

– Откуда, интересно, он ее изучает. Все как будто перекрыто, – тем же чуть напряженным тоном Заметил Игорь.

Прошло еще десять минут. Смолякова все не было. И с каждой минутой теперь нарастало досадливое и недоуменное нетерпение.

А кругом спокойно гуляли, весело переговаривались, отдыхали на скамьях люди, шумно носились и играли ребятишки, словом, парк как ни в чем не бывало жил своей обычной, курортной, пестрой и веселой жизнью под неумолчный гул морского прибоя.

Прошло уже двадцать две минуты сверх назначенного срока, когда к Зарубину подошел какой-то парень. Нет, это был не Смоляков. Парень что-то сказал, Зарубин кивнул в ответ, и парень исчез. За ним пошли. Одновременно стало известно, что парень передал Зарубину, что Смоляков задерживается, будет через полчаса и просит его обождать.

Это обстоятельство, вполне, казалось, объяснимое, однако, встревожило Откаленко, встревожило даже больше, чем он сам ожидал. То была интуиция, рожденная опытом и природным даром сыска. Сейчас почему-то поступил сигнал тревоги. В чем все-таки дело? Почему Смоляков задерживается? Игорь знал – в такой опасной ситуации надо понять и объяснить каждую мелочь. Так вот, Смоляков задерживается. Почему? Зачем? Зачем ему надо продержать Ивана здесь, в парке, чуть не час?

А что, если… Тут новая мысль обожгла Откаленко. И он все тем же ровным голосом спросил сидевшего рядом Рощина:

– Сколько наших осталось около санатория?

– Один. У главного входа. А что? – насторожился тот.

– Ты оставайся за старшего. Я возьму резервную машину и мигом обернусь.

– Давай, – немедленно согласился Рощин.

Теперь уже в тоне Игоря и он уловил напряжение.

– Там Воловик Андрей, – добавил он. – Боровичок такой в коричневом костюме.

Игорь, кивнув, неторопливо поднялся со скамьи.

Через минуту оперативная машина уже неслась по улицам, нетерпеливо сигналя на перекрестках, и инспектора ГАИ, как и во всех городах, быстро и властно расчищали ей путь.

Спустя несколько минут машина затормозила возле главного входа в санаторий. Здесь в нее подсел Андрей Воловик, после чего снова взревел мотор, и машина стремительно проскочила в ворота мимо растерявшегося вахтера и помчалась по главной кипарисовой аллее, по которой проезд машин был вообще-то запрещен, к белевшему вдали длинному трехэтажному зданию.

Тут машина еще не успела затормозить, как Откаленко увидел на балконе третьего этажа маленькую женскую фигурку в белых брючках и развевающейся розовой блузке. Женщина двумя руками держала балконную дверь, которую, видно, рвали изнутри. Она почему-то не кричала, только изо всех сил держала дверь.

Игорь выскочил из машины и крикнул Воловику:

– Быстро на третий этаж! Десятая квартира! Ломай дверь, если надо!

Плотная фигура Андрея Воловика метнулась к подъезду.

Игорь оглядел фасад. Вверх от балкона к балкону тянулась решетчатая боковая стенка, местами увитая виноградом. Игорь кинулся к балкону первого этажа – это была как бы маленькая терраска у самой земли – и, не раздумывая, стал карабкаться вверх по решетчатой стенке. Легкая металлическая решетка раскачивалась и прогибалась под его тяжестью.