Текст книги "Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Аркадий Адамов

Соавторы: Эдуард Хруцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 122 (всего у книги 205 страниц)

АРКАДИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ АДАМОВ
БОЛОТНАЯ ТРАВА

Глава 1. МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК

Рано утром в глубине одного из московских дворов, возле глухой кирпичной стены, где стояли темные металлические баки с мусором, кто-то из женщин обнаружил лежавшего человека. Он был мертв. Лицо его, рубашка, пиджак были залиты кровью. Маленький немолодой человек в светлом костюме и сандалетах беспомощно и неловко, подвернув руку и как-то неестественно разбросав ноги, лежал на грязном асфальте, морщинистое лицо его застыло в болезненной гримасе.

Всякое зрелище смерти ужасно, зрелище насильственной смерти ужасно вдвойне. Женщина в отчаянии всплеснула руками и через секунду с криком выбежала на улицу.

Так началось это очередное дело. Началось ранней, золотой осенью, когда все кругом уже чуть грустно и устало от летних буйств красок, жар и гроз, но пока нет еще слякоти, первых утренних холодов и затяжных дождей.

Кто был убитый, установить сразу не удалось: никаких документов при нем не оказалось и заявления об исчезновении похожего человека в милицию города не поступало. Оставалось предположить, что человек этот либо приезжий, либо одинокий, да к тому же находится в отпуске, потому, видимо, и на работе его не хватились, не подняли тревогу. Словом, ни личность убитого, ни его жизненные обстоятельства и возможную причину убийства, а тем более предполагаемых убийц установить было пока невозможно.

Между тем прошло уже три дня с того печального утра и три дня, как уголовный розыск начал работу по делу, начал, как всегда, особо энергично, ибо преступление было самым серьезным «по его линии», и начал отнюдь не вслепую. Даже в таких, казалось бы, безнадежных условиях существовали, однако, точные правила, методы работы, пути поиска. Для этого, естественно, требуются подлинные профессионалы, в данном случае – мастера сыска.

Такое дело, как и положено, взял к себе МУР, и оно попало в отдел полковника Цветкова, а группу розыска возглавил капитан Лосев, один из лучших сотрудников отдела. Назначение Лосева объяснялось не только тяжестью совершенного преступления, особым доверием, которое питал к нему Цветков, и чрезвычайной занятостью в этот момент других ведущих сотрудников отдела, но и одним странным открытием, сделанным еще при первом осмотре трупа на месте происшествия, а точнее – на месте его обнаружения, ибо само «происшествие», то есть убийство, могло, как подсказывал опыт, произойти и не здесь.

Так вот, о том странном открытии. Как уже было отмечено, никаких документов у убитого не оказалось. В карманах его были обнаружены лишь ничего не значащие, обычные мелочи вроде старенькой расчески с поломанным зубом и мятого носового платка. Из кармана брюк извлекли черный кожаный складывающийся кошелек, там оказалось двадцать семь рублей различными купюрами, а в отдельном кармашке мелочь, шестьдесят пять копеек. Сумма, в общем, не такая уж большая, но все же, видимо, свидетельствовавшая, что убийство было совершено не с целью ограбления. Такой суммой грабители бы в любом случае не погнушались. Однако в том же кошельке в отдельном кармашке были обнаружены два небольших клочка бумаги, две записки, почерк в них был разный и бумага тоже. Один листок был вырван из небольшого блокнота, а другой оказался неровно оторванным уголком газеты. Обе эти записки представляли немалый интерес. На первой значились в основном цифры: «98 840– 8.500 А. И. и 3.» Вторая записка была не менее загадочна, всех повергшая в недоумение. Там было написано: «Лосев Вит. Павл.»

– К тебе собирался, надо думать, – сказал Цветков, взглянув поверх очков на Лосева, в то первое утро во время короткой оперативки в отделе. – Тебе и заниматься. Генерал тоже так полагает.

Из последних слов Цветкова следовало, что происшествие это уже обсуждалось на пятиминутке у начальника МУРа и, конечно, взято генералом на контроль как особо опасное. А это влекло за собой повышенную ответственность, что всегда нервировало, как тут ни притворяйся спокойным.

– Почему же вы думаете, он ко мне собирался? – пожал плечами Лосев. – Никогда я его не встречал.

– А как тогда записку эту понять? – спросил Петр Шухмин.

– Не иначе как признаться в чем-то решил нашему Лосеву, – усмехаясь, сказал Игорь Откаленко. – А имя его от кого-то из наших клиентов подцепил, где-нибудь в колонии, допустим. Мол, есть в МУРе такой душевный человек Лосев, валите, братцы, к нему. Очень жалостливый.

– Ладно тебе, – махнул рукой Виталий, нисколько, видимо, не обидевшийся на насмешку, даже, кажется, не заметивший ее, так внимательно он рассматривал вторую записку. И тут же добавил: – Вот эта меня больше интересует.

– Записка интересная, – тут же согласился Игорь. – Большие цифры он там складывает.

– А возможно, и не он, – добавил Виталий.

– И еще там буквочки, – заметил педантичный и аккуратный Валя Денисов, худенький и большеглазый, похожий на девушку. – Инициалы это. Двоих. И два числа. Должны они ему, что ли?

– Ого! – воскликнул громадный Петя Шухмин, недавний чемпион по самбо московского «Динамо». – Хорош долг, если это все рубли. Тут не долг, я тебе скажу. Тут комбинацией пахнет.

– Преступлением, – строго поправил его Лосев.

– Во-во. А этот одумался и к тебе решил бежать, признаваться, – продолжал Откаленко, подмигивая. – Ну а дружки перехватили и наказали. Чтобы больше не бегал. Очень стройно, Федор Кузьмич, как полагаете? – обратился он к Цветкову.

– Где стройно, там и рвется, – проворчал Петя Шухмин.

– Что-то мне это дело не нравится, – хмуро вздохнул Цветков. – Туго пойдет, чувствую.

Никто из сотрудников не усомнился в этом неутешительном прогнозе. Нюх Кузьмича на такие дела был всем известен. Впрочем, сложность тут улавливалась уже начиная с места происшествия.

К счастью, выезжал туда еще не сменившийся в тот момент с ночного дежурства большой мастер осмотра Игорь Откаленко. И потому этот осмотр, проведенный его группой и, конечно, следователем прокуратуры, дал кое-что любопытное. А некоторые предположения Игоря были вскоре подтверждены медиками.

В целом картина происшествия представлялась пока следующим образом. Человек, видимо, был убит где-то недалеко от места обнаружения трупа, привезен в этот двор на машине и выброшен возле баков для мусора. Такой конец… И ведь не случайным это убийство было, не случайно оно его настигло, человечка этого. Так подсказывали опыт и обнаруженные детали, подробности.

Да, такой вот конец. А произошло это около часу ночи, как установили эксперты. И еще они установили, незадолго до этого человек перекусил, съел два или три жареных пирожка с мясом и бутерброд с черствым сыром и запил все это пивом, никаких других алкогольных напитков в желудке обнаружено не было. Да и пива-то обнаружено было мало, словно человек выпил всего одну бутылку, да еще пополам с кем-то, в каком-то, видимо, буфете, торопливо, о чем свидетельствовала, кстати, и закуска. Итак, ночью, в буфете, на ходу? Это ведь кое о чем говорит, как полагаете? О человеке, о жизни его, привычках, запросах, о друзьях-приятелях, или, как в розыске говорят, связях.

Вот за все это и ухватилась группа капитана Лосева, обследовавшая весь прилегающий к тому двору район, все расширяя и расширяя круг поиска, захватывая все новые дома, переулки, дворы, улицы. Кто-то, возможно, видел что-либо из этих сотен окон вокруг, кто-то ведь шел в тот поздний час по этим ночным пустынным улицам, когда всякая мелочь бросается в глаза. Ну а потом – поздняя закусочная, буфет какой-то. Человек был там приблизительно за час до гибели, даже меньше. Значит, скорей всего, это где-то недалеко. Словом, предстояло искать, неутомимо, терпеливо и быстро искать, шарить руками в темноте – здесь, здесь, а может, здесь?.. И рассуждать, думать, вот что особенно важно – уметь думать.

И наконец, как всегда бывает при добросовестной, заинтересованной работе, на второй или третий день стали делаться маленькие открытия. Оказалось, например, что два человека видели заехавшую ночью во двор машину. Первым был старик, жилец одной из квартир, окна которой выходили во двор. Старик страдал бессонницей, лежал в темноте, пытаясь уснуть, и все уличные звуки с особой четкостью доходили до него. А не спал он еще потому, что беспокоился за сына, который запаздывал откуда-то. Когда раздался наконец звук въехавшей во двор машины, старик зажег лампочку, посмотрел на часы, потом подошел к окну. «Наверное, Саша на такси приехал», – подумал он. Но машина оказалась не такси. Она почему-то обогнула весь двор и уехала. Впрочем, возле баков с мусором она, кажется, слегка притормозила. Двор был плохо освещен, и старик больше ничего не заметил, ни марки машины, ни ее цвета, ни тем более номера. Но вот время появления машины во дворе он помнил хорошо: было без двадцати час. А вскоре пришел сын, почти тут же пришел.

Симпатичный этот паренек тоже заметил ту машину, но когда она уже выезжала из ворот. Его прежде всего удивило, что эта незнакомая машина так быстро уезжает, не успев, собственно, даже приехать, ибо только что она обогнала его на пустынной ночной улице и он издали увидел, как она свернула во двор его дома. Поэтому Саша и обратил внимание на людей в ней. Их было двое, причем пассажир сидел не рядом с водителем, а на заднем сиденье. Молодого круглолицего водителя Саша разглядел довольно хорошо: машина, выезжая из ворот, прошла совсем близко от него. Никакого внимания на цвет этих «Жигулей» он не обратил, темный какой-то, не то зеленый, не то синий, а модель – «шестерка», и вот номер он запомнить не догадался. Второго человека, пассажира, Саша рассмотреть не успел. Да к тому же тот поднял воротник пальто, надвинул кепку на глаза, и виден был один нос. «Совершенно утиный такой нос, – смеялся Саша. – Я даже нарисовать могу». И в самом деле нарисовал.

Словом, два человека, которых с великим трудом отыскал Валя Денисов, чуть не сутки проведя в том дворе, оказались весьма ценными свидетелями.

Но еще более важным открытием оказалось то, которое сделал сам Лосев на второй день поиска, сделал не выходя даже из своей комнаты, под неумолчные телефонные разговоры Игоря Откаленко, закадычного своего дружка, с которым он эту комнату делил.

Вообще-то Игорь по природе был человеком суровым, даже угрюмым и немногословным. Но недавняя женитьба произвела удивительные перемены в его характере. Виталий с изумлением наблюдал, с какой горячностью и даже несдержанностью вел себя Игорь на оперативных совещаниях и как азартно ввязывался в любой спор. «Все-таки со мной такого не случалось, когда я женился на Светке, – решил Виталий, прислушиваясь к бесконечным и темпераментным разговорам Игоря по телефону. – И болтлив стал к тому же», – осуждающе подумал он.

Все это, однако, не помешало Виталию сделать упомянутое выше открытие. И он сразу ощутил знакомое и радостное нетерпение.

Надо сказать, что к этому времени был уже готов слегка, естественно, реконструированный портрет убитого человека, где он выглядел живым и здоровым. Так вот, в который уже раз рассматривая этот портрет и отличные цветные фотографии места происшествия, где на некоторых была крупно выхвачена одежда убитого человека, Виталий вначале шел по привычному уже кругу размышлений. И при этом возникали сразу же кое-какие вопросы. «Немолодой и какой-то неухоженный. Холостяк, возможно. Но почему он так одет? Старенькие мятые брюки и пиджачишко, разношенные, грязные ботинки, а нижняя рубашка, трусы, носки новые, чешские, модные. Странно. Потом: проглотил какую-то дрянь в забегаловке, это, видно, ужин у него был. А ведь мог, судя по деньгам в кошельке, позволить себе получше закусить. И это еще бумажника при нем не оказалось. Не иначе как унесли бумажник, и что в нем было, неизвестно, но что-то было, потому и махнули рукой на кошелек. Может, даже подумали, что этим с толку собьют, бывало уже такое. А работенка у него была не физическая, – пошел дальше в своих размышлениях Виталий, уже не только разглядывая фотографин, лежащие перед ним, но и вспоминая свое посещение морга в то утро. – Руки-то совсем непривычные к физическому труду, гладкие, без единой мозольки. Да и сам он был для этого слабоват, так, хлюпик, одним словом. И работа у него была сидячая, бумажная, скорей всего, может, даже руководящая. – Виталий вспомнил дорогой кожаный, заграничного образца кошелек, где лежали нетронутые двадцать семь рублей, и невольно посмотрел на цветные фотографии. – Может, не его эта жалкая одежонка? Да нет, его, конечно. Но зачем тогда этот маскарад? – Внезапно мысли его сделали новый скачок. – А почему труп завезли именно в этот двор? Откуда-нибудь издалека сюда не привезли бы, по пути ведь было немало таких дворов. Выходит, первым он был по пути, такой большой и темный. И как торопливо бросили, торопливо и безбоязненно. Пусть, мол, утром находят, плевать нам на это. Почему же плевать?»

– Ты помнишь тот двор? – спросил Виталий, воспользовавшись неожиданным перерывом в телефонных переговорах Откаленко. – Ты еще выезжал туда во вторник.

– Какой двор? – переспросил Игорь, занятый своими мыслями. – А-а… Конечно, помню. Двор как двор, большой, правда и темный.

– Я думаю, почему труп бросили именно там. Ведь могли куда хочешь завезти.

– Вот и я об этом подумал. Не стали бы они везти его через весь город. Естественное желание избавиться от трупа как можно быстрее. Да и опасно долго с ним возиться, мало ли что. И ведь, обрати внимание, бросили на ходу, небрежно, по-быстрому, даже не пытаясь спрятать. Так можно где хочешь бросить. И сразу дали деру. И потом…

– Ты погоди, – остановил приятеля Виталий, все еще дивясь его непривычной разговорчивости. – Значит, если заехали во двор случайно, по-быстрому, то и убийство произошло где-то невдалеке, так ведь?

– Нет, не так, – решительно покрутил головой Игорь, и Виталий отметил про себя, что упрямство в нем все-таки осталось.

– Почему «не так»?

– А потому. Срываясь с места происшествия, любой преступник инстинктивно стремится уйти как можно дальше. Это уже помимо его воли происходит. Инстинкт самосохранения действует. – Игорь опять был необычно многословен.

– Да, но они ведь не пустые удирали, – возразил Виталий – Они труп везли и, конечно, стремились побыстрее от него отделаться. – И потом еще…

Тут Игорь быстро добавил:

– Он незадолго до того где-то закусил, не забудь.

– Именно что, – с ударением произнес Виталий, невольно повторяя любимое словечко Цветкова. – Дрянь какую-то съел в забегаловке. Жареные пирожки, столетний сыр и пиво. Эксперт говорит, подозрительные пирожки, на каком-то диком жире. Вот и весь его ужин был.

– Холостяк, – с ноткой сочувствия и превосходства произнес Игорь – Эх, давно ли я сам…

– Вот-вот. Так что не очень-то заносись, – усмехаясь, перебил его Виталий. – И все-таки даже в это тяжелое время ты не лопал такую гадость. Так ведь?

– Само собой – Игорь, видимо, немного устыдился. – Но, с другой стороны, учти время его ужина. Эксперт установил – приблизительно за час, даже меньше, до смерти. Если убийство случилось где-то поблизости, то и закусил он тоже поблизости. Логично?

– Пожалуй. И не в ресторане, не в кафе.

– Это уж точно. Не их меню.

– Именно что, – снова кивнул Лосев и задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Возникает вопрос. В первом часу ночи он вдруг где-то на ходу закусывает. Не из дома же для этого вышел? Откуда-то видно, шел, ехал. С работы? Поздно. Из гостей? Должен быть сытым. И оказался в этом районе.

– Он здесь не живет, – категорически заявил Откаленко. – Мы всю округу обшарили, ты же знаешь.

– Не живет, а приехал… Приехал, – задумчиво повторил Виталий. – Как это понимать, спрашивается? А ну-ка, – неожидано оживился он. – Давай проверим, что это за район, что там вообще находится, где он перекусить умудрился. И возможно, не один перекусывал. Как думаешь?

– Вполне возможно. Потому что…

– Вот и проверим, – перебил Виталий. – Где у меня схема города?

– Держи мою.

Игорь быстро вытащил из ящика стола сложенный вчетверо лист и ловко перебросил на стол Виталия.

Тот нетерпеливо развернул его и, поводив по нему пальцем, быстро нашел нужное место. Палец его мелко зашарил по паутине улиц.

– Так… так… – бормотал Виталий, склонившись над схемой. – Тут ничего вроде подходящего нет… Тут тоже… А двор вот он… Так… Теперь в эту сторону пойдем… На этой улице «Сосисочная» есть…

– Да закрыта она давно была, – махнул рукой Откаленко. – Двенадцать часов ночи, что ты! Все закрыто!

– Верно, верно, – не отрывая глаз от схемы, согласился Лосев. – И все-таки… где-то поел… Пойдем дальше… Почему же ты, бедолага, попал в этот район? И не один… не один…

– И еще машина у них была, – добавил Откаленко. – Что же они, в этот район приехали, чтобы дрянные пирожки поесть?

– Нет, нет, все не то, – досадливо вздохнул Лосев и вдруг, насторожившись, уткнулся пальцем в какую-то точку на схеме. – Вот! Вот что это может быть, милые мои, – это было еще одно привычное выражение полковника Цветкова, которое невольно повторяли его сотрудники. – Потому и одет он был соответственно.

– Чего нашел? – живо поинтересовался Откаленко и даже привстал со стула.

– Я нашел вокзал, – медленно произнес Виталий. – Далековато, правда. Но у них же машина была.

Вокзал жил своей обычной суетной, шумной жизнью, как некий гигантский вечный двигатель, неутомимо и постоянно перегоняющий бурливые людские потоки по залам, лестницам, перронам к нетерпеливым, гудящим поездам, а из них подхватывал эти потоки и выплескивал в город. К ночи вокзал чуть затихал и снова разгонялся утром до полной мощности. Разные люди мелькали в этих потоках, разные цели и заботы влекли их. Людские потоки то схлестывались, пересекались на миг, и тут же людей разносило в стороны, навсегда, безоглядно. И нельзя было позволить, чтобы при этих мимолетных встречах кто-то кого-то обидел, обманул, воспользовавшись чьей-то растерянностью, волнением и тревогой, чтобы кто-то запутался, потерялся в бурном людском водовороте. К тому же здесь легче всего было скрыться, затаиться, чтобы затем незаметно покинуть город.

И потому обстановка на вокзале менялась непрерывно, лихорадочно и неумолимо быстро. И так же быстро и напряженно следили за ней, а то и вмешивались в нее работники милиции. Здесь требовались особый опыт, своя сноровка, тактика и уйма специальных знаний Одна из первых заповедей тут гласила: на вокзале надо знать всех, кто тут работает, абсолютно всех, от уборщиц в залах ожидания до последнего носильщика на перронах, от официанток в ресторане до бесчисленных билетеров, киоскеров, буфетчиц, кассиров, знать, кто чего стоит и что от каждого можно ждать.

Когда Лосев приехал на вокзал, то прежде всего решил разыскать своего давнего знакомого и коллегу по уголовному розыску Диму Войцеховского, работавшего на этом вокзале ровно столько, сколько сам Лосев в МУРе, и потому знавшего до тонкости всю вокзальную жизнь с ее обычаями и нравами.

Дежурный по отделу отыскал Войцеховского мгновенно в одном из залов ожидания, в самой гуще людского водоворота. Дежурный лишь спокойно сказал в небольшой микрофон на столе:

– Восемьдесят шестой, как слышите? Прием. – И щелкнул тумблером.

Тут же в микрофоне раздался далекий и сиплый голос Войцеховского сквозь шорох и скрежет обычных помех:

– Вас слышу. Прием.

– Зайдите ко мне. Вас ждут.

– Иду.

Лосев не успел оглянуться, как в комнате дежурного появился невысокий, худощавый Войцеховский, энергичный, подтянутый, даже франтоватый. На узком, чуть вытянутом вперед лице его с живыми темными бусинками-глазками топорщились под длинным носом черные усики, придавая Войцеховскому сходство одновременно с приезжим издалека мелким спекулянтом (что было весьма полезно, как подумал Лосев) и с каким-то зверьком вроде тушканчика (что вообще-то свойственно внешности любого человека, если приглядеться повнимательнее).

– Кого вижу! – оживленно воскликнул Войцеховский. – Каким ветром?

– Попутным. Есть разговор. Где бы тут… – Виталий огляделся.

– Пошли к нам. Все ребята в разгоне. Жаркие у нас дни сейчас.

– У нас тоже не замерзнешь.

Они вышли в небольшой внутренний коридорчик и вскоре оказались в тесной пустой комнате с четырьмя письменными столами.

– Скажи-ка мне, – поинтересовался Лосев, – у вас буфеты до какого часа обычно работают?

– Какие ты имеешь в виду?

– Ну, которыми пассажир может воспользоваться или вообще… любой человек. – И поколебавшись, Виталий добавил не совсем понятно для Войцеховского: – Впрочем, да-да… и пассажир.

Тот удивленно посмотрел на него снизу вверх – они еще не успели расположиться за каким-нибудь столом – и неожиданно дружески и лукаво подмигнул. Высокая, чуть сутулая фигура Лосева в сером спортивного покроя пиджаке и светлых брюках, его загорелое открытое лицо, копна пшеничных, словно выцветших от солнца, волос и веселые глаза вызвали у Войцеховского неожиданный прилив дружеского доверия.

– Ты мне прямо скажи, чего тебе в буфете надо, – предложил он. – Из-под земли достану. Рыбку, может, или вырезочку паровую, кило на два?

– Ты что? – в свою очередь изумился Лосев.

– А чего? Мы все можем, – лихо подмигнул Войцеховский и назидательно заключил: – С кого много – спрашивается, тому много и дано. Понял?

– Брось, Дима, эти заботы, – хмуро посоветовал Лосев.

– Еще чего! Если не я, то кто позаботится, Люська? Она в своей поликлинике вошь на палочке получит. Ты, родимый, где живешь, на земле или на небе?

– Учти, сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает, ни один замполит. Вот так. И получаю все вполне законно, тут не сомневайся даже. А если ты…

– Ладно, – довольно невежливо оборвал его Лосев. – Я, словом, не за тем приехал. Ты мне ответь на вопрос: до какого часа работают буфеты на вокзале?

– По разному. Есть и которые круглосуточно. Для пассажиров дальнего следования, в их зале ожидания. Ну а в общем зале – до двадцати четырех обычно, – деловито сообщил Войцеховский, так, словно и не было у них никакого другого разговора. Однако, не удержавшись, все же добавил: – Чудила ты все-таки, Виталий.

В тоне его прозвучало даже некоторое сочувствие.

– Как узнать, были в том буфете позавчера перед закрытием жареные пирожки с мясом и пиво? – снова спросил Виталий, игнорируя последние слова Войцеховского.

– Ну как узнать. Пойти да спросить, – чуть обиженно ответил Войцеховский. – И все дела.

– Тогда проводи, если можешь. В том буфете у тебя приятельницы нет? – улыбнулся Лосев. – Ты ведь человек контактный.

– Работа такая, – неуступчиво и сухо ответил Войцеховский. – Идем, представлю. Не укради только, – он коварно ухмыльнулся. – А то все покушаются.

– Красавица?

– Сам увидишь.

Они вышли из комнаты и по каким-то запутанным коридорам и лестницам прошли в огромный и гулкий зал ожидания. У дальней стены виднелась длинная стойка буфета с полками за ней во всю стену, где были расставлены коробки с конфетами и печеньем, разноцветные бутылки и банки.

Петляя между длинными деревянными скамьями, на которых расположились в ожидании своих поездов пассажиры, Лосев и Войцеховский стали пробираться к буфету. Люди вокруг негромко беседовали, читали. Здесь было мало детей, мало багажа. Это были в основном пригородные пассажиры. Поезда здесь ходили сравнительно часто, и потому в зале царила обстановка деловая, торопливая и озабоченная. Никто тут не спал, не располагался есть и вообще не готовился к длительному ожиданию, и не возникало мимолетных знакомств.

Вначале Лосев, добравшись до высокой и длинной буфетной стойки, не увидел буфетчицу, зато сразу же заметил пирожки, жареные пирожки с мясом, как было указано на этикетке, лежавшей рядом с блюдом. Тут же находились и бутерброды с сыром, непременная принадлежность буфетного ассортимента. Только лишь пива, естественно, не было. Оно теперь относилось к дефициту, и это обстоятельство следовало учесть в предстоящем разговоре. И тут он увидел наконец и буфетчицу, она с усилием протиснулась из какой-то дверцы между полками. Это была средних лет, необъемной толщины женщина. Растянутый до предела белый испачканный чем-то халат еле выдерживал напор ее могучих форм. Мясистое, расплывшееся лицо ее блестело от пота, на грубо крашенных бронзовых волосах еле удерживалась белая несвежая наколка. Жирной, обнаженной до локтя рукой буфетчица откинула со лба прядь волос и холодно, настороженно взглянула на подошедших мужчин.

– Здрасьте, Мария Савельевна, дорогуша, – задушевным, почти игривым тоном произнес Войцеховский, пряча усмешку, которая предназначалась Виталию, уж очень тот был в первую минуту поражен видом этой женщины, ожидая увидеть что-то прямо противоположное. – У нас к вам просьба, Мария Савельевна, – тем же тоном продолжал Войцеховский. – А точнее сказать, вопросик.

– Ну и чего надо? – грубовато и величественно спросила буфетчица. – Ничего не получила, чего тебе надо, сразу скажу.

– При чем здесь «получила», – с досадой возразил Войцеховский. – Я же русским языком говорю: есть вопросы. Вот у товарища есть к вам вопросы, – он указал на Виталия. – Наш товарищ, из города.

Мария Савельевна всем своим тучным телом грузно повернулась к Лосеву. Глаза их встретились, и неожиданно на отекшем, суровом лице буфетчицы мелькнуло какое-то подобие улыбки и суровый взгляд чуть смягчился.

– И какой же у вас вопрос ко мне, гражданин? – спросила она уже совсем не сухо и не величественно, как вначале, а с некоторой, казалось бы, симпатией и даже желанием помочь.

– У меня их целых четыре, с вашего разрешения, – улыбнулся Лосев.

– Ну давайте, давайте, хоть четыре, хоть сколько, – добродушно разрешила Мария Савельевна. – Раз уж из города приехали. Надо же.

– Первый: вы работали позавчера вечером?

– А как же. До ночи чухонилась. Пропади оно все тут.

– И вот пирожки эти, – Виталий указал на стойку, отметив про себя, между прочим, изменения в тоне, каким теперь говорила с ним буфетчица. – Они позавчера тоже в продаже были?

– Ну, были. Что ж тут такое? Товар ходовой. Она снисходительно усмехнулась.

– До самого конца работы они в тот день были? – продолжал допытываться Лосев.

– До самого, до самого. Чего ж им не быть?

– Ну а пиво было?

– А что такого? Мне указание дано, я и продаю. А уж набежало… Их как электричеством всех ударило, откуда только узнали.

– Ясное дело, – вздохнув, согласился Лосев, про себя досадуя такому внезапному скоплению покупателей в тот момент, и, улыбнувшись, заключил: – Вот и все четыре вопроса, Мария Савельевна, как раз и уложились. Ну а теперь постарайтесь вспомнить, не заглянул ли к вам в тот вечер, часов так в двенадцать…

– Перед самым, выходит, закрытием?

– Вот-вот, именно так, – с ударением произнес Виталий. – Перед самым закрытием вот этот человек.

– И он передал Марии Савельевне фотографию.

– Ха! – воскликнула она, едва взглянув. – С портфелем, малявка такая? Ну, точно.

Профессиональная память на лица у тех, кто все время обслуживает людей, не раз помогала, а то и выручала Лосева. И он привык полагаться на таких людей, на их память, если, конечно, был убежден в их искренности. Между прочим, Виталий знал, что наблюдательность таких людей одним запоминанием не ограничивается. Она обычно включает еще и мгновенную узнаваемость ими некоего как бы социального и профессионального статуса появившегося перед ними человека.

– И потому, когда Мария Савельевна узнала по фотографии того маленького человека, Виталий быстро, пока не успел стереться в ее памяти возникший образ, спросил:

– Кто он такой, как, по-вашему?

– Да скорей всего, торговые занятия, – задумчиво просипела Мария Савельевна. – Вроде бухгалтер или завмаг. Глаз очень быстрый. И потом, портфель у него был, – она многозначительно подняла толстый палец. – Цеплялся он за этот портфель не знаю как. Смех прямо. Одной ручкой ел да пил, а другой его не отпускал. Ну а потом гнать я их стала, потому как закрывать мне было пора. По понедельникам мы до двенадцати.

– Кого же это «их» стали гнать? – насторожился Виталий.

– А с ним еще один был, мордатый, глазищи наглые. Все зыркал по сторонам. Волос – во! – копна. Как теперь, знаете, модно у всяких певцов там. Ну и курточка. Ох, с этой курточкой мне мой сыночек всю плешь проел. А где я ему достану? Зеленая такая, жатая, с карманами всюду. Ну, я ее враз узнаю, что вы! Ко мне он не подошел, за столиком остался, вон за тем, – она указала толстой рукой на один из дальних столиков. – Этот подошел, с портфелем. Сам все и унес.

– С портфелем, значит, – задумчиво повторил Лосев и уточнил: – А какой из себя портфель, заметили?

– А чего тут замечать? Большой, черный, два желтых замка на ремнях. Богатый, словом, портфель. С деньгами небось.

– М-да, – как бы согласился с ней Лосев, рассеянно потерев подбородок точно таким жестом, как делал это обычно Цветков, и снова спросил: – А гнать вы их стали в двенадцать? И сразу они ушли?

– У меня не задерживаются, – самодовольно усмехнулась Мария Савельевна. – Я видом беру. Как сказала – все. Сыр даже не доели. Ноль часов пятнадцать минут было. Это я точно вам говорю, – она покосилась на фотографию. – Подхватил свой портфельчик, и будь здоров.

«За полчаса до смерти», – подумал про себя Виталий, и на миг ему стало даже не по себе от этой непредсказуемости судьбы.

– А разговор вы их случайно не слышали, хоть что-нибудь? – спросил он снова. – Отдельные слова хотя бы.

– Ругались, – махнула рукой Мария Савельевна, но тут же подняла палец. – Или нет, вру. Тот, в куртке, его вроде как уговаривал. А этот ни в какую. Чего-то он говорил… – Она задумалась. – Нет, не помню. И чего вы этим сморчком махоньким интересуетесь, неужто натворил чего?

– Да так, – усмехнулся Лосев. – Очень мы, знаете, любопытные. До всего нам дело есть.

– Ну да, да, – охотно, со смешком подтвердила толстая буфетчица и мельком взглянула на Войцеховского, не проронившего ни слова на протяжении всего разговора, как бы все еще сердясь за ее бестактные слова насчет «ничего не получила». – Это точно, – согласилась Мария Савельевна, – вам до всего дело есть.

И Лосев не разобрал, говорит она это одобрительно или насмешливо, и только по ее заплывшим поросячьим глазкам, сейчас сузившимся до щелки, чтобы не выдать себя, он понял, что никакого одобрения в ее словах нет и относится это главным образом к Войцеховскому.

– Вы этого человека с портфелем первый раз видели? – задал он новый вопрос. – Раньше к вам не заходил?

– Нет, – покачала головой Мария Савельевна.

– А тот, в зеленой куртке?

– Тот-то? Да вроде мелькал.

– В такое же время?

– Бог его знает. Врать не буду.

– Ладно, Мария Савельевна, – вздохнул Виталий. – Спасибо за хороший разговор. Вы просто бесценный человек. Если разрешите, я к вам через денек-другой еще разок загляну. Может, вы чего интересного вспомните про тех двоих.