Текст книги "Пряди о Боре Законнике"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)

8

Наконец судно причалило. Та болтанка, что приключилась с нами вчера, вымотала из без того уставшее тело и разум. Сейчас хотелось одного: ступить ногами на землю, добраться до хижины Ватрушек и завалиться там спать.

На Корабельном Столбе действительно стояла уже настоящая зима. Снега навалило, что говорится, выше крыши.

Я спустился по трапу, вдыхая полной грудью свежий морозный воздух. После затхлого трюма, меня аж опьянило.

В порту мало что изменилось. Разве что число ратников увеличилось.

Я закинул на плечи котомку, и неспешно пошёл по дороге к Сккьёрфборх.

Вдруг вспомнилась моя последняя встреча с Питтом ди Дазирэ. Особенно выражение его лица, когда на ажурный стол рухнула голова Раэвукаса. Кувшин с дорогим вином зашатался, но удержался на поверхности, а вот бокалы из аббского стекла дружно разлетелись в стороны. Если бы не подушки, то наверняка побились.

– Ты понял меня буквально, – хмыкнул Питт.

– Я тебя прекрасно понял, – огрызнулся ему в ответ.

Эльф поднялся и стал собирать свои бокалы. Делал он это бережно, даже осторожно, внимательно разглядывая на свету, нет ли где трещин и надколов.

– И как тебе удалось разобраться с Ярым? Как выбрался из лап «сынов богов»? Неужто они тебя вот так просто отпустили? Или…

Тут Питт замер и обернулся:

– Может, ты и их всех убил?

Убил… стыдно вспоминать тот вечер. И горько… До сих пор вижу, как они демонстративно вставали на колени и подставляли головы под мой меч. Фальшион сладостно шептал: «Давай, хозяин! Давай же!»

И я давал… Трудно было с первым обёртышем. Не сразу вышло отрубить ему голову. Когда он трепыхался на снегу, я растеряно попятился. Тут же поймал взгляды медвеухих, красноречиво говорящих, мол, даже это толком сделать не может, то же мне сын Таара. Невероятным усилием воли удалось взять себя в руки и твёрдой рукой заколоть обёртыша.

Моё лицо по-прежнему носило печать сурового безразличия к словам эльфа. Не дрогнул ни один мускула. Питт перестал скалиться и заявил:

– Я отослал письмо Фродди. В нём весьма восхвалял твою… помощь в наших делах. А за голову Ярого, думаю, Старейшина прикажет тебя на руках носить. Как думаешь?

– Я слышал, что ты приказал вывесить на пиках головы вождей кланов у Черного Котла?

– Да, – закивал эльф. – Это предупреждение всем медвеухим… Пусть сидят в своих пещерах, а сюда не лазят. Кстати, вывесим и башку Ярого. Это надолго остудит пыл обёртышей.

– Надеюсь, что слуги Тенсеса в чистилище зачтут тебе эти подвиги, когда ты попросишься назад, в Сарнаут.

Эльф замер и злобно уставился на меня.

– А тебе? – парировал он.

С минуту мы молчали. Эльф первым стал примирительно улыбаться.

– На войнах добро и зло присутствуют на равных, и при чём с обоих сторон. Нельзя оправдывать одних и хулить других. Признаюсь, что случай на пиру был с моей стороны… не совсем верным с точки зрения законов гостеприимства. Но, согласись, это было действенным методом. Даже твои гибберлинги не возражали… А знаешь почему? Устали. Твоя… честность к врагу уже многих начинает раздражать.

Я молчал. Эльф, так и не дождавшись моей реакции, заговорил на другую тему:

– На днях в южную заимку прибудут мастеровые и лесничие Адмиралтейства, – сообщил он. – Так что, как видишь, наша… твоя работа не прошла даром. Все довольны, – эльф сделал сильное ударение на слове «все». – Присаживайся, мой друг. Отдохни, выпей…

– Если это всё, что ты хотел получить…

– Всё, – оборвал меня Питт. Он загадочно улыбнулся и проговорил следующее: – Если желаешь, отправляйся назад в Сккьёрфборх. Я тебя тут насильно не задерживаю.

Так мы расстались. Честно признаюсь, что был рад убраться с Мохнатого острова. В конце концов, раз тут начались такие перемены, то мне с ними не по пути.

За следующим поворотом дороги я выбрался на Вышний холм. С него хорошо проглядывались южные стены Сккьёрфборха.

Человек, шедший мне на встречу, резко сменил траекторию и подошёл вплотную.

– Вот не думал, что прямо так, нос к носу, столкнусь с вами, – широко заулыбался незнакомец.

Это был довольно высокий человек, одетый в облезлую меховую шубу, под которой была простая неброская ряса.

Церковник, – понял я. – Наверное, его прислали сюда, на Новую Землю, в качестве служителя культа Света. Бернар говорил, что они тут собираются всё менять… Эх-эх-эх! Началось.

– Столкнутся со мной? Мы знакомы? – осторожно спросил я.

Незнакомец продолжал улыбаться. Его борода затрудняла определить возраст. Но в голосе мелькали нотки молодого задора.

– Павел Расторгуев. Прозывают Голубем.

– Не слышал, – оскалился я, намереваясь уйти. Надо было бы только найти предлог.

– За то про вас, господин Бор, ходит немало легенд.

– Возможно, – особого желания болтать у меня не было.

– Я, кстати, вас таким и представлял.

– Каким?

– Немногословным, суровым… У вас пытливый взгляд.

– Некоторым он не нравится. Кто-то даже прозвал его «драконьим».

– Да? Хотя, что-то в этом есть… Вы идёте в город?

– Угу…

– Не возражаете, если я вас повожу? Вот и славно.

Я и ответить не успел, как этот Голубь уже плёлся рядом.

– Вы священник? – устало спросил у него. – Прибыли церковь строить?

– Да, священник… Но на Новой Земле по иной причине. Скажем, прибыл по своей воле, – Голубь широко улыбнулся.

Говорливый парень. От того просто так не отделаешься. И чего именно ко мне пристал? Шёл бы себя своей дорогой, так нет… Эх!

– Это как? – спросил я, скривив лицо, словно съел кислых щей.

– Напросился, – как-то хитровато заулыбался Павел.

Смысл сказанного мне давался с трудом. Видно, сказывалась то ли всё та же усталость, то ли просто нежелание думать в сей момент.

Голубь вдруг снова вернулся к моей персоне. Это уже начинало настораживать. Правда, дремлющие Вороны не проявляли интереса к Голубю, а значит, опасности не было.

– Местные гибберлинги… да и их соплеменники из столицы, весьма охотно говорят про вас. Описывают в таких выражениях, что аж даже удивительно: не всякий раз встретишь человека, вызывающего такой восторг у…

– Скажите тоже! Пока я помогаю гибберлингам в решении их проблем, то буду своего рода героем. Законником. Но коли что-то поменяется…

– Зачем же вы так?

– Опыт есть… печальный. В своё время я и людям помогал. А видите, где очутился?

– А, – махнул рукой священник, – вы про тот неприятный случай с главой Защитников Лиги, с Избором Иверским?

– О нём самом, – недовольно прохрипел я.

Мне не нравился разговор, особенно то, куда он мог привести. Надо было кончать с болтовнёй, и я уже было открыл рот, чтобы высказать нечто в таком духе, мол, занят, некогда и прочее, но Павел перехватил инициативу.

– Я мало интересуюсь «политик», – вдруг заявил священник, явно улавливая мои настроения. – Сами понимаете, что положение обязывает заниматься несколько иными делами. Наша вера…

– Не думаю, что вы добьётесь тут успеха, – оборвал я речь Павла. – Мир гибберлингов совсем не такой, каким вы себе представляете.

– Я не собираюсь никого принуждать к вере в силу Света.

Мы вышли к воротам. В воздухе стал ощущаться характерный запах рыбы.

– Вот что, Павел, – остановился я. – Мне надо наведаться к Старейшине. Он меня очень ждёт…

– Понимаю, дела… Ну, тогда до следующей встречи.

Прозвучало это, скорее, как вопрос. Или вызов. Я, молча, кивнул на прощанье и заспешил в город. Священник остался стоять на месте, рассеяно поглядывая то на небо, то на стражников, то на дорогу к Тихой Гавани.

Чудной парень, – подумалось мне. – Но безобидный.

У входа в дом Фродди как всегда стояли ратники. Не смотря на то, что они меня знали, гибберлинги деловито преградили путь и спросили о цели визита.

Сразу захотелось сказать какую-то гадость. Я сдержался и потребовал, чтобы они просто доложили о моём приходе.

– Старейшина отсутствует.

– То есть?

– То есть его нет, – натянуто заулыбался гибберлинг.

Врёт. Чувствую, что это так.

– Мне думается, что коли кто-то, соизволит зайти дом, да сообщить отсутствующему Старейшине о моём приходе, то он этому обрадуется. Передайте ему…

– Господин Бор, его там нет. Идите отдыхать.

– Ладно, – буркнул я и развернулся.

– Вы будете у Ватрушек? – вдруг поинтересовался стражник.

– Да. Но буду там недолго. Утром ухожу…

– Хорошо, учтём, – отрезал стражник.

В доме Ватрушек как всегда пахло разнообразной снедью. Тут я понял, насколько проголодался.

Хозяйки меня радостно встретили и тут же потянули за стол.

– Спасибо, – кивал я головой. – Не откажусь.

Через полчаса уже хорошо подкрепившись (ну, и выпив для приличия кружку тёмного елового пива из Гравстейна), стал расспрашивать о городских делах. Ватрушки, как и всякие женщины-болтушки, живо поведали об изменениях в укладе Сккьёрфборха.

– Говорят, – весело щебетали сестрицы, – будут строить водовод. Каменный! А ещё переделывать городские стены.

– Да, я заметил, что в Сккьёрфборхе много и мастеровых, и материалов… Он мне даже сейчас чем-то стал похож на Новоград: там извечное строительство и тут что-то вроде того же.

– А ты надолго здесь? – спрашивали меня сестрицы.

– Завтра утром ухожу к Голубому озеру. К Стояне.

– Жаль, что так быстро… но, дело верное.

Сонное состояние уже давно прошло. Видно здорово в том помогла прогулка от Тихой Гавани до Сккьёрфборха. Поэтому, я оставил вещи и решил пройтись по вечернему городку.

Дни стали короткими. Приближался период «вечной ночи», как окрестили его знакомые мне эльфы. Но на общий уклад жизни это не влияло.

Как всегда в городе вовсю горели уличные лампады. И ещё было много праздно шатающихся ватаг ратников. От отсутствия дела, они много пили, но, слава Тенсесу, не буянили, как это принято в людской среде.

Я добрался до рыночной площади. Лавки уже были закрыты, но они мне и не были нужны. Просто хотелось послушать местных новостей.

Но, видно, судьбе было интересней поступить иначе и обозначить этот день неожиданными встречами.

За поворотом в Узкий переулок я столкнулся с Чернавой. Сразу не понял, кто передо мной. Увидел знакомое лицо и по привычке поздоровался. Мозг тут же порылся в своих закоулках и выдал, что это паладин, с которой мы встречались у повытчика Головнина.

Странно, что она ещё в Сккьёрфбохе. Думал, улетела восвояси.

Женщина, как мне показалось, досадно сжала губы. Кажется, её не прельщала подобная встреча.

Мы глупо таращились друг на друга, и я вновь отметил притягательность её натуры. Паладин ли ты, священник, или Сарн его знает кто ещё, но коли являешься женщиной, то этого не скрыть. А уж тем более не скрыть и женских прелестей.

– Гуляете? Дышите воздухом? – спросил я, чуть улыбнувшись.

– Да так… дела есть…

– Дела? Что паладины забыли в землях гибберлингов?

– Во-первых, это земли Лиги, – парировала Чернава. До этого она явно собиралась пройти мимо, но вдруг передумала.

– А во-вторых?

– Скажем так: у меня природный интерес. Люблю изучать других. При этом получаешь немало… полезного…

– Вы говорите, как… как…

– Эльф? – подсказала Чернава.

Она чуть улыбнулась, отчего ямочки на её щеках стали более заметными.

– Нет. Скорее, как историк.

Пожалуй, подобные слова её удивили. Наверное, не думала их услышать от «дикаря», вроде меня. Чернава закусила верхнюю губу, словно на что-то досадуя. Это выдавало в ней некую нервозность характера.

– Возможно, – сухо сказал она. – Возможно, вы в чём-то правы.

Я огляделся: и площадь позади, и улицы быстро пустели. Все уже давно решили расходиться по своим местам.

С неба повалил мелкий снежок. Стало по-особому тихо.

– Ну, а что вы? – спросила паладин. – Получается ли служить гибберлингам? Мне господин Головнин говорил, что вы отправились на Мохнатый остров. Вроде как с местными варварами договариваться.

– Этот ваш повытчик очень шустрый малый. Всё-то он знает, всё ведает. Правды только не любит…

– Не все её готовы принять.

– Это почему?

– А кому она понравится?

Я невольно улыбнулся, слушая подобное заявление. Судя по всему, Чернава была не простым паладином. Возможно, маршалом. На то многое указывало, а в особенности неплохие знания.

– Выбрать Тьму всегда легче, нежели Свет, – продолжила Чернава. – Так проще жить. Вот взять вас, Бор.

– И что со мной не так?

– В вашем сердце есть место и для добра, и для зла…

– Как у всех, – добавил я.

– Как у всех, – согласно кивнула Чернава. – Но каким тогда считать вас, как личность?

– Наверное, чего больше свершил. Либо по значимости поступков.

Чернава вновь сделал удивлённое лицо:

– А вы… хм!.. хм!..

Она явно не нашлась, что сказать. Но чуть подумав, паладин со вздохом проговорила:

– Воисвет Железый говорит нам так: «Добр не тот, кто не делает зла, а тот, кто его не желает».

– К чему нам эта религиозная…

Я чуть не сказал «чушь», вовремя остановился.

– Вы интересовались моими делами на Новой Земле, вот это и был мой ответ. Да, кстати, он не в малой степени относится и к вам.

– Ко мне? – я слишком явно смутился и тем выдавал свои чувства. Мои мысли вновь вернулись к событиям на Мохнатом острове. Поскорее бы забыть… поскорее… – Вот что я вам скажу, госпожа маршал (Чернава тут же вздрогнула; видно, я угадал с её статусом): в любой… абсолютно любой личности идёт не борьба добра и зла, Света и Тьмы, а борьба меж собственной волей и властью обстоятельств. И только. Жизнь каждый раз требует делать подобный выбор, от которого зависит судьба, весь дальнейший её ход.

– Это спорно.

– Конечно. У вас у паладинов всё просто: добро против зла… Вот кстати, ответьте, чем ваш Сарн отличается от Нихаза? – задал я провокационный вопрос.

– Ну и место мы с вами нашли для подобного разговора.

– Место, как место… ничего в нём особенного… Так что скажете?

– Многие об этом спрашивают, – вполне серьёзно отвечала Чернава. – Нихаз не просто бог Тьмы – он губитель сего мира! Взять тех же драконов…

– Странно, но некоторые эльфы говорят кое-что иное. Скорее, даже противоположное. Может, и крамольное.

– Вы о чём?

– О чём? – я огляделся. – Да о том, что и Свет губит этот мир, а вот Тьма порой бережёт. А драконы это вообще тема запутанная. Откуда они пришли, кому служили… тайна!

– А! Понимаю… Тоже сталкивалась с подобными мыслями. Мол, как есть восход, так есть и закат, а за ним ночь… и тьма.

– И вы против?

– Я служу Церкви Света! Я верю в то, что Лучезарный Сарн создал сей мир из благих побуждений.

– Естественно… иного не ждал. Отсюда и ваша уверенность, что паладины служат благу. Но мне знакомы и такие, которые отказались от подобного служения.

Я говорил о Владе Стержневе, главе Защитников Лиги в Молотовке. Будучи в прошлом паладином, он весьма неоднозначно описал то, как «птенцы» Воисвета Железного разделываются с инаковерцами. Конечно, не все они были столь нетерпимыми к последним, но факт оставался фактом. И Божена тому была свидетелем.

Чернава нахмурилась. Её явно выводили из себя те, кто высказывался против религии Света. Она вновь закусила верхнюю губу.

– Почему об этом говорю? – решился я пояснить. – Вот, скажем, взять Империю. Там тоже верят в силу Света, и поклоняется Тенсесу… Но ведь мы находимся во вражде с Хадаганом. В том числе и по вопросам веры. Так?

– Находимся, – пока ещё не понимала Чернава.

– И кто из богов допускает подобное положение вещей? Сарн? Нихаз? Почему с последним всё однозначно, мол, он бог Тьмы, следовательно и зла, а вот с Лучезарным так не получается заявить?

Чернава нахмурилась. У меня сложилось ощущение, что она либо не понимала меня, либо не хотела понимать.

– Вера Империи – это явная ересь… Они ведь поклоняются ещё и Незебу, и Скракану.

– Ересь! Вот что… я мало кому говорил то, что сейчас сообщу вам: мне доводилось пережить смерть… побывать в чистилище… и вот я снова здесь, в этом мире. А что изменилось? Мне до сих пор не понятны критерии, по которым слуга Тенсеса, стоящий у Главных Врат, выпускает Искры назад. Кто достоин возвращения? И главное – почему? И какова цель этого действа?

– Ого! – теперь пришла очередь удивляться Чернаве. – Я не представляла, что у вас настолько интересное прошлое… и такой пытливый ум.

– И все же вы не ответили.

– Я уже говорила, что грань меж Светом и Тьмой проходит не где-то далеко… она в наших сердцах. Там же и бесконечная борьба… И вот кто-то пускает в своё сердце Сарна, а кто-то – Нихаза…

– Как, например, культисты Тэпа?

– Ну… они тоже.

– Были и другие?

– Были… Вспомните период правления династии Валиров. Между прочим, чтобы там не говорили простые обыватели о тех временах, а этот род привёл народ Кании к духовному кризису! – серьёзным тоном заявила паладин. – Своим самодержавием Дом Валиров вызвал рост неравенства… а ещё бесправия и разорения…

– Что? – не совсем понимал я.

– Разорения. Да-да… Крестьяне да ремесленники оказались в последних рядах. Налоги… непомерные налоги и тут же прямо под боком безумная роскошь! Вера в справедливость старых племенных богов была поколеблена… Лишь спасительный культ Света смог как-то поправить ситуацию.

– Разве он был до Катаклизма?

– Конечно… Неужели вы, Бор, полагаете, что Лучезарный Сарн, первый из богов, появился… появился… – Чернава не смогла подобрать слово и захлебнулась. Она несколько секунд открывала-закрывала рот. – В него верили и раньше, – проговорила она, чуть собравшись мыслями. – Кстати, моё мнение таково, что Катаклизм – это своего рода наказание за отступничество… за ложное идолопоклонство. Ведь был такой период в истории Кании, когда Нихазу, богу Тьмы, были готовы строить храмы! Кстати, знаете, что произошло с легендарными джунами?

– Смотря, о чём вы говорите?

– Сарн открылся им… первым из всех… А они выбрали Нихаза!

– И почему?

– А вот сего я не знаю, – пожала плечами Чернава. – Может, прогнулись под силой обстоятельств? Я не святой Зосима Эльджунский. Это ему известны тайны нашего мира. Моя задача куда скромнее – нести силу Света, бороться с Тьмой.

– Интересно, что, по-вашему, тогда несу я?

– Могу сказать, что про это думают другие. Они считают, что вы и есть та самая «граница»… Для них Бор – это камень, о который разбивается сама судьба… рок…

– Выходит, что я несу возмездие?

Чернава не нашлась, что ответить. Наш разговор стал её утомлять. Было видно, что после того, как я стал «хаять» религию Света, она стала сердиться и терять хладнокровие. Чернава чувствовала, что у неё не выходи переубедить меня действовать в интересах Церкви. Это, безусловно, не значило, что она не станет повторять попытки.

Эта вечерняя встреча помогла мне окончательно разобраться, что, собственно, за игры происходят на Новой Земле.

– Я убедилась, господин Бор, что Головнин был прав и у вас действительно особый склад ума. С таким бы идти… в богословы. Вы бы имели невероятный успех.

– Вы мне льстите.

– Это не похвала, – рассержено проговорила Чернава. – Ладно, господин Бор, уже поздний час. Пора нам заканчивать эту болтовню…

Я отступил в сторону, освобождая дорогу.

– До свидания, – маршал резко кивнула в знак прощания, намереваясь идти прочь. Но в последнюю секунду передумала и вдруг сказала: – По своему, ты, безусловно, хороший человек. Позволь тебя предостеречь. Многие на тебя зубы точат. Не верь никому.

– Никому? И тебе?

Чернава нахмурилась:

– Я всё сказала. Бывай…

Она тут же резко отвернула в сторону и направилась твёрдым шагом куда-то в восточную часть города. Проводив её взглядом, я ещё какое-то время стоял на месте, пытаясь осилить сегодняшний разговор.

Про что, интересно, хотела меня предупредить Чернава? Кому именно не верить? Гибберлингам? Может, Старейшине? То-то он меня не принял… странно…

Но более всего меня настораживали процитированные Чернавой слова Воисвета: «Добр не тот, кто не делает зла, а тот, кто его не желает». Казалось бы, мудрая мысль великого человека, но из уст маршала паладина она звучала неоднозначно. Это было больше похоже на оправдание собственных действий. Выходило так, что зло можно использовать и во благо…

А, может, я слишком подозрителен? Очень хотелось бы ошибаться… Если бы не мысли о Стержневе, вернее о его записках, то… то…

Интересно, почему мне на глаза попалась именно та страница? Неужели судьба ещё тогда указывала мне… А на что? На что же она указывала?

И тут, как специально, дословно вспомнились некоторые строчки: «Воевода приказал своим ратникам распечатать двери языческого алтаря, чтобы топорами разрубить на части и сжечь в костре. На что десятник Мещеров возразил, мол, негоже нам, паладинам, марать свою честь подобным паскудством. Тогда воевода приказал бить десятника тростью. И били его, пока не выбили зубы. Били и приговаривали, что сынам Света дозволено бороться со Злом и Тьмой всеми способами».

Почему именно эти строки? Наверное, всё дело в последнем предложении. Оно весьма красноречиво перекликается со словами Воисвета Железного.

Я мотнул головой, пытаясь, таким образом, как бы стряхнуть недобрые мысли, и пошёл назад к Ватрушкам.

С каждой минутой у меня крепла уверенность, что и эта встреча, и записи Стержнева суть одного поля ягоды. И раз меня, в который раз, тыкают носом (боги ли, судьба ли), то делается это не просто так.

– Заходил Торн Заика, – сообщила мне старшая из Ватрушек, едва я переступил порог дома.

Я, было, подумал, что меня звал к себе Старейшина. Но сестрица протянула небольшой кошель.

– Это что?

– Наверное, оплата, – предположила Ватрушка. – Торн велел передать вам.

Я развязал тесёмки и высыпал в ладонь монеты.

«Серебро… двадцать «новоградок»… Несильно они раскошелились за мои услуги, – пробежали в голове мысли. – А к себе и не позвали. Ну-ну! Значит, решено! Здесь больше ждать нечего. Пора идти к Стояне».

Я отсыпал несколько монет Ватрушкам, но те стали решительно отнекиваться.

– Перестаньте! – резко оборвал их. – Я так решил, другому не бывать.

Монеты легли на стол. Сестрицы растеряно глядели то на меня, то друг на друга. Я не стал дожидаться каких-либо слов и отправился спать.