Текст книги "Пряди о Боре Законнике"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц)

Слышно было, как взволновано сбилось дыхание девчушки. Она лишь на секунду вздрогнула, но тут же постаралась расслабиться.

От её волос пахло лугом… цветами… Я коснулся губами её тоненькой шейки.

– А-а-а-а…

Крик, донёсшийся с улицы, тут же оборвался.

Почудилось, что ли? Я не стал на нём зацикливаться, весь мир сейчас начинал для меня пропадать… исчезать… Стены, потолок, чаша потухшего очага в котором еле-еле тлели головешки… корзины… звуки… всё таяло, будто и не было вовсе.

Я плотнее прижался к Стояне. Рука прошлась по изгибу её бедра, потом переползла на живот… потом ниже…

В этой девушке что-то есть. Скрытое от глаз… Какой-то… какой-то внутренний «свет»…

Да-да, Бор, правильное слово! Ты нашёл правильное слово… понятие… Вот что тянет меня к ней.

А вожделение? – Его на самом деле и нет! Это лишь чувства, рвущиеся на свободу… Именно так!

Поцелуй. Ещё один… Какая нежная у неё кожа… аж мурашки побежали по спине… Чего вдруг?.. Ещё поцелуй… долгий-долгий…

Хороша… как же она хороша… как хочется её прижать к себе, спрятать от других… никому не отдавать… Моя! Она моя!

Стояна тихо застонала. Пальца скользнули к груди, к соскам… Тело девчушки охватила еле ощутимая дрожь. Она повернулась ко мне лицом и, схватив ладонями голову, жарко поцеловала в губы.

Кажется, Стояна что-то зашептала. Но я уже начинал терять связь с реальностью, проваливаясь в колодец своей страсти.

И тут:

– А-а-а-а-а…

Это был вопль! Страшный, громкий… Скорее всего, кричал человек. И где-то недалеко от дома.

Стояна резко дёрнулась, переполошился и я. Мы с ней мигом сели.

– Что это было? – шёпотом спросила друидка. Её трусило, я это чувствовал.

Почему-то в голову пришло воспоминание про ночные страхи. О тех, что рассказывала Стояна.

Мы старательно прислушались: к завыванию ветра, к шорохам, к скрипу, ко всему-всему. Крик не повторился. Но откуда-то издалека послышался непонятный гул, от которого начало закладывать уши.

Я соскочил на пол, ощущая босыми стопами насколько он холоден. Быстро зажечь масляную лампу не получилось, но всё же мои старания не пошли прахом и чуть погодя комнату озарил слабенький свет.

Попытался быстро одеться. Пальцы отчего-то не слушались, мне пришлось усилием воли побороть охватившую мышцы дрожь. Даже выругался в сердцах.

– Ты куда? Ты чего? – сжалась в комок друидка.

Её глаза округлились в испуге. Сейчас она была похожа на затаившуюся мышку.

– Надо выяснить… У меня нехорошее предчувствие. Ты будь здесь! Слышишь?

С этими словами я выскочил наружу.

Куда бежать? Откуда кричали? – подобные мысли волчками закрутились в голове.

На улице было холодно. Очень холодно. Ощущение такое, будто стояла поздняя осень. Изо рта валили клубы пара.

– А-а-а… у-у-у…

До уха донеслись далёкие вскрики. Это откуда-то с восточной стороны… с луга… Неужто, космачи напали? Твою-то мать!

Я бросился по слабо освещенной фонарями улочке, вдруг вспоминая, что не прихватил с собой оружия.

– Вот это крендель! – вырвалось само собой, но останавливаться не стал. Возвращаться и поздно и далеко.

Чем дальше бежал, тем сильнее закладывало уши, и тем холоднее становилось. Виски сковало обручем, как когда-то на Вертыше. Я даже замедлил ход, готовясь отпрыгнуть в сторону от ледяных пик, если те вот-вот выскочат из-под земли.

За воротами была страшная суматоха. В темноте ночи я с трудом что-то различал.

Визг, вопли, крики, стоны…

Дохнуло морозом. Тяжёлое ощущение. Будто стоишь зимой голым на снегу, и тебя окатывают студёной водой. Перехватывает дыхание, и поначалу не особо что чувствуешь, а потом…

Меня кто-то толкнул в плечо, потом в бок. Я не сразу понял, что гибберлинги мчатся со всех ног к воротам, но прорывались отчего-то только единицы.

Мне пришлось выйти из ворот, когда всё стало ясно: в темном небе замаячила гигантская белесоватая фигура, медленно и как-то лениво размахивавшая могучими крыльями…

Что за хреновина?

Я увидел длинную шею, на которой расположилась весьма впечатляющих размеров башка. Чудище раскрыло пасть и дохнуло вниз.

И снова виски сковало ледяным обручем. На склоне в мгновение ока возникли серые «пики», в которых я смог различить замерзшие тела.

Так вот в чём дело!

Рука потянулась к луку… Мать его так! Забыл его в доме Ватрушек!

Чудище махнуло крыльями, поднимая ветер. Тут же заложило уши. Толстенная туша подлетела кверху, на какое-то время пропадая с глаз.

Я оставался на месте, не зная, что предпринять: то ли вернуться в хижину, то ли…

Пока думал, белёсая фигура этого ледяного чудища замаячила саженях в ста левее прежнего места. Из раскрытой пасти вырвалось очередная струя, замораживавшая всё и вся на своём пути.

Тихо ругаясь, я бросился со всех ног к хижине. На улочках тоже царила неразбериха. Те гибберлинги, что находились в городе, в растерянности ходили туда-сюда, не зная, что предпринимать.

– Бор? Что там? – спрашивали некоторые. – Что происходит?

– Нападение! Какое-то чудовище… дыхнёт и всех разом замораживает… Не высовывайтесь!

Вскоре я оказался у Ватрушек. Стояна была одета и пыталась развести в очаге огонь.

– Так! Где оно? – я ворвался внутрь хижины и принялся собирать оружие.

– Что происходит? – испугано спросила друидка.

– Нападение! Вот что… вот что, Стояна: будь здесь. И без всяких… Ясно?

Снова выбежал наружу и помчался назад к воротам.

Но было уже поздно… Слишком поздно!

Когда я прибыл на место: чудовища уже не было. Зато кругом, куда не кинь взгляд, громоздились ледяные горки, острыми пиками вздымающимися к небу. И тела… множество тел, вмерзших в эти горки, и глядевших на живых остекленевшими глазами, полными ужаса и боли.

И вот тут мне стало страшно… Так страшно, что не передать словами!

Вот о чём предупреждали жрицы. Вот она «зима» среди лета…

Часть 2. И придут они с земель дальних…

1

«Про сие празднество и поныне ходят немало историй. И дивят они слушателей, и обрастают слухами… Потому мы решились поведать правду про те события. Пусть всем про то будет известно.

Было в день особый празднество, именуемое Ворейнги… И был оно пышности необычайной, такой не было давно. Не пожалели ни отборных яств, ни пития хмельного… Был каждый щедротами одарен, не было там ни одного печального лица.

Но с севера, из-за Острого гребня, из Астрала мрачного… появилась туча тёмная. Ветер налетел студёный… а кто не укрылся – того заковало в ледяную броню…

Было сие в конце весны, когда день шёл в рост. Прилетело ледяное чудовище, имя, которому дали Андкалт. Жилища вмиг опустели… многие гибберлинги гибли, и дети, и жёны, и старики…

И вышли преславные воины с ним биться. И Хлод, и Торн, и Хейддал, и Одд, и многие иные. Сражались с тем чудовищем с утра до вечера, и ночь целую, но не смогли одолеть. И Бор-человек с ними был, но и он не нашёл слабого места…»

«Прядь об ужасном Андкалте, прозванном Студёным Дыханием».

Торн перестал заикаться. Видно было, что он был очень возбуждён и едва-едва сдерживал себя от того, чтобы вовсе разойтись на полную.

Нас в доме было не так уж и много: все Крепыши, Торн, Вики и Эрик Тростинки, и ещё «росток» Краснощёких – «хозяев» Великого Холла. За моей спиной, укутавшись в шкуру, сидела Стояна.

– О чём ты говоришь! – вспылил я, обращаясь к Торну.

Таким, как тогда, мне уж давно быть не приходилось. Внутри, будто что-то клокотало, рвалось наружу.

– Я – вахтмейстер Сккьёрфборха и…

– И ничего! – резко перебил я, переставшего заикаться, Торна. – Ничего больше, кроме чина! Твои дозорные – «вахта» – сами по себе, и ты – сам по себе. Никто не выполняет приказы, никто не слушает начальства! Для вас, гибберлингов, главное только, чтобы не сочли трусом. И потому бежите вперёд, сломя голову… А, может, надо обождать? Может, обойти с флангов… – перечислять остальные «может» расхотелось. Я в сердцах добавил: – Стадо!

– Бор! – резко оборвал мою речь старший брат Краснощёких. – Не забывайся!

Я почувствовал, как забурлила кровь. Дышать стало трудно.

Что значит «не забывайся»? Они просто не хотят видеть того, в чём сами виноваты…

– В мои времена… у нас… у нас в отряде все подчинялись своему командиру, которого сами и выбирали, – сказал я, сжимая кулаки. – Никто ничего не делал без приказа… Никто не позволял себе лишнего, хотя право голоса имел каждый. Однако, поступали всегда так, как велел командир…

– В твои времена? У вас? Это на Ингосе?

– Хотя бы и там! – огрызнулся я.

– Ну, про традиции северян нам прекрасно известно, – ехидно отвечал Краснощёкий. – И известно про то, что делали с теми, кто имел «наглость» поступить вразрез словам своего командира. Говорят, их пороли до потери сознания… Как же там оно называлось? «Волчьи стаи»? Верно?

– Верно, – сквозь зубы процедил я.

В старые времена на Ингосе был «иной» взгляд на дозорные отряды. Их действительно прозывали «волчьими стаями». В одной из таких и служил Сверр… одна из таких и не пропустила авангард имперских ратников на аллод.

– Да, там царил жёсткий порядок! За его нарушение было не менее жёсткое наказание. Но все окупалось с лихвой! Как говорил мой командир, Гуннар: «Ведро пота завсегда лучше капли крови»… А у смерти нет приличий, и на чины она не смотрит. И в бою она забирает большей частью глупцов! Особенно тех, кто боится прослыть трусом… В бою всё должно быть чётко. И не бывает такого, мол, ну подумаешь, бросился в атаку без приказа… Нет! Значит, ты ослабил фланг. И даже если не было атаки противника, даже если ты не получил ранение, и тебя не убили, и даже если ты там одержал победу, то всё одно…

– Разве это плохо – одержать победу?

– Плохо? Запомните все: малое порождает большое… Непослушание будто горная лавина: не пресечёшь в начале, потом просто не удержишь… Помнишь, Торн, как было с космачами? Вот то и есть «малое непослушание». Сегодня ночью мне довелось увидеть, что натворили твои дозорные. И ты, Торн, как бы ни пытался исправить ситуацию, чтобы при этом не делал… но никто даже ухом не повёл, и не прислушался ни к твоим приказам… ни к чему… Ратники кидались на чудовище, даже не понимая того, что идут прямо в лапы смерти… А, если и понимали, тогда вдвойне виноваты в гибели тех своих соплеменников, которых они должны были защищать. И это наибольший позор…

– Да как ты смеешь! Ты… ты… Нам известно, что ты за человек! Твоя душа насквозь пропитана… пропитана… кровью… Думаешь, этими словами оправдать собственное бессилие… Ты сам-то, где был? Сам что сделал?

– Не передёргивай, Торн! Ты знаешь закон войны! Ведь воевал же, так?

– Воевал… конечно, воевал… Там, на Святой Земле, мне приходилось видеть, подобных тебе. И тоже оправдывали всё войной… Да, у неё иная… «правда». Хорошая ли? Плохая ли? Не мне судить. Но…

– Но эта «правда» более действенная, – перебил я Торна. – Следуешь ей – побеждаешь. И даже порой спасаешь чьи-то жизни. Отказываешься, тогда… тогда… результат можно видеть на поле за городом.

Торн грубо выругался, причём используя весьма не лестные слова и выражения.

– Что? – прохрипел я. Кровь снова ударила в виски, вызывая приступ злобы. – Как ты меня назвал?

– Трус!

– Ха! Да лучше прослыть трусом… в ваших глазах, – я обвёл взглядом гибберлингов. – Таких «храбрецов» ещё поискать надо! Сколько там, на поле, погибших? Я сейчас не говорю о ратниках…

– Ещё бы! Они спасали своих сородичей, а ты невесть, чем занимался. А, может, поджал хвост…

– Спасали? Торн, приди в себя! Ты забыл, как орал во всё горло своим солдатам, что и как им делать? Кто из них выполнил приказ? Кто подчинился своему командиру? Кто спас жизни тем, кто «ни в чём не виноват»! Да твои ратники, как глупое стадо… Даже у коров порой бывает жесткая дисциплина!

– Ты смеешь нас обвинять в… в…

Торн вскочил и рефлекторно опустил руку на гарду своего меча. Крепыши бросились между нами.

– Вы глупцы! – отвечал я. – И это ещё мягко сказано…

– Говори, как есть! Чего уж! – выкрикнул из-за гибберлингов Торн. – Ты же у нас смелый!

– Каков командир, таковы и его солдаты!

– Что?

Послышался характерный звон меча, который вынимают из ножен.

– Ты… ты… ты…

Торн тяжело дышал. Его Змея тускло поблескивала в свете огней масляных светильников.

Вызов сделан. Дело принимало «забавный» поворот. Я нисколько не испугался, а вдруг ощутил позабытый азарт схватки.

Ну, значит, поборемся… Если драки не миновать, то и отступать не стоит.

Торн смотрел на меня исподлобья. Конец его меча нервно приплясывал из стороны в сторону.

Я понимал, что следующий ход за мной.

В комнате повисла напряжённая тишина.

– Торн! – глухо проговорили Краснощёкие. – Спрячь оружие!

Откуда-то издалека послышались чьи-то голоса. Кажется, кто-то пел. Невнятность слов скрашивалась приятной печальной музыкой скрипок и флейт.

– Торн! – тон Краснощёких стал мягче.

Гибберлинг закусил губу и спрятал меч в ножнах.

– Господин Бор, покиньте дом! – обратились ко мне хозяева Великого Холла.

Мне хотелось сказать кое-что резкое, но вмешалась Стояна. Она встала передо мной и с таким просящим лицом стала заглядывать в глаза, что я неволей сдался и отступил.

– Хорошо… уйду. Только что это изменит?

– Подожди! – послышался окрик Торна.

Краснощёкие попытались его остановить, но он сделал жест, мол, дайте закончить, и добавил:

– Ты, Б-б-бор, многого н-н-не понимаешь. – Торн снова стал Заикой. – Т-т-ты… т-т-ты живёшь иными т-т-т… т-т-ценностями…

– То же самое могу сказать и о тебе… и о вас всех, – поправился я. – Проснитесь! Иначе будет поздно…

Торн покосился куда-то в сторону улицы, где продолжала играть музыка и несколько мужских голосов тянули негромкую песенку.

Посчитав разговор законченным, мы со Стояной пошли к выходу. И тут вслед донеслись слова Тростинок, переговаривающихся друг с другом:

– Даже слепцу видно, что его сердце не знает ни милосердия, ни пощады…

Я резко остановился и, не оборачиваясь, громко сказал:

– Если вам станет от этого легче, то скажу, что даже для себя я не ищу состраданья. Если виноват – значит виноват!

С этими словами мы вышли наружу, намереваясь идти к дому Ватрушек.

По улице двигалась длинная процессия каких-то гибберлингов. Некоторые из них несли нечто вроде носилок. Впереди же всех шли музыканты, за ними – с десяток певцов, одетые в темные килты.

Почти из каждого дома выходили жители, которые выносили небольшие лепёшки с рыбой и глиняные чашки. Всё это осторожно помещалось на носилки.

– Что это? – спросила Стояна у вышедших следом Тростинок.

– Последняя еда и питьё… для ушедших от нас… Так мы… помним о мёртвых.

– А они – о нас, – послышался глухой голос Торна. Он снова перестал заикаться.

Мы встретились с ним глазами.

Процессия растянулась, чуть ли не на всю улицу. Мы дождались со Стояной, когда нас минуют последние гибберлинги, и пошли прочь.

Я досадовал… особенно на самого себя. Почему тогда ночью оставил оружие в доме? Расслабился? Забыл?

Разве это оправдание? Эх, Бор, Бор…

А эти нихазовы дозорные на пиру! Куда смотрели? А главное, что потом делали? Из-за их глупого стремление «достойно умереть в бою»… из-за него столько погибших… среди обычных гибберлингов. И не только их.

А Торн? Тоже мне вахтмейстер! Не научил своих людей ни дисциплине, ни слаженности… А ещё ветеран войны!

Взгляд сам собой натолкнулся на Стояну. Она хоть и шла рядом, но всё же поглядывала на меня. И причём с таким видом, будто в чём-то осуждала…

Ну, что я сделал не так? Сказал правду?.. Ну, сказал! Это плохо?

Твою-то мать! Что же за день такой!

2

Город гудел. Это был улей растревоженных пчёл, готовых в один момент броситься на врага, которого укажет им Совет.

В Сккьёрфборх съехалось неисчислимое множество гибберлингов. Вот уж правду говорят об сих существах: для них и горе, и радость – суть одна для всех. Тут нет своих и чужих. Связанные в единый узел, объединенные единым горем, большой бедой, принимающейся как своей собственной. В их глазах я читал неподдельное сочувствие к своим сородичам, и ещё решимость. Да-да, решимость.

Борьба до конца. Это тот девиз, что буквально ощущался в воздухе даже без слов и призывов, и, причём, ощущался на физическом уровне.

Жаль, что гибберлинги не вынесли уроков из всего этого. Ну, да Сарн им судья! – думалось мне.

В эти дни я старался как можно меньше с ними контактировать. Во мне ещё «кипела» та досада… и ещё, что греха таить, злобинка.

– Глупцы! Дураки! – ругался я про себя.

Справиться с нахлынувшими эмоциями было трудно. Я находил только одно оправдание: даже если все действовали слаженно и чётко, всё одно никто не смог одолеть то жуткое чудовище.

Церемония похорон поразила меня и своей пышностью, и ещё масштабностью.

Я смотрел со стороны, как в ладони мёртвых вкладывали камни, на глаза – монеты. Тела сносили на построенный за городом корабль. Он был невероятных размеров и делали его три дня.

Поутру Старейшина неторопливо обошёл его, очерчивая посохом на земле магический защитный круг.

Меж собой горожане шептались о том, что так следует поступать, чтобы защитить живых от страшной магии мёртвых, от колдовства, вследствие которого и пали гибберлинги. И пока погибшие не будут очищенными священным огнём, они будут приходить в сей мир в виде нежити, именуемой драугами.

Я, конечно, не совсем верил этим байкам, вспоминая науку, полученную от Кристины ди Дазирэ. Но при этом посчитал, что будет мудрее оставить свои мысли при себе. Хватит уже столкновения с Торном и его ребятами.

Погребальный костёр разжигали долго. Наконец, в небо рванули первые языки огня, и спустя минуту пламя охватило уже весь корабль. Гибберлинги плотным кольцом стояли вокруг, провожая в своё последнее плавание погибших сородичей.

После похорон в Великом Холле начался Совет, который продлился до утра.

Как я уже упоминал, в Сккьёрфборх прибыло немало гибберлингов, и среди них – все старейшины кланов, и даже послы Сивые из Новограда.

Скорые на язык скальды уже успели окрестить напавшее чудовище Андкалтом. Но до сих пор никто не мог разобраться, откуда оно явилось, и что это был за зверь.

– Андкалт явился из Астрала, – говорили Умницы, правая рука Непоседы. – Наши дозорные, что стояли у Острого гребня, видели, как чуть западнее их, из моря, вылетела эта громадина.

– Неужто один из демонов? – воскликнул кто-то.

– Не похоже, – отвечали иные. – Скорее дрейк. Очень огромный…

– Ещё бы огромный!.. Но навряд ли это дрейк.

Дальнейшие споры стали носить характер рыночного трёпа.

Я присутствовал на Совете, внимательно слушал, о чём говорят, спорят, а сам меж тем пытался «переварить» произошедшие события.

Так всё было неожиданно, внезапно… Вот это и пугало.

– Надо обезопасить остров, – взяли слово Задумчивые – старейшины Гравстейна.

Они остановили поток пустой болтовни, важно вышагивая в круг Холла.

Вот же петухи напыщенные! Что ни слово, то истина, или мудрость великая. Складывается такое ощущение, что они метят на место Непоседы.

– Если уж подобное произошло раз, – громко говорил старший из братьев, – то нет оснований думать, будто нападение не повторится.

Раздался всеобщий гул одобрения.

– Обратимся в Лигу. Они…

– В Лигу? К канийцам, что ли? – послышались недовольные выкрики.

Задумчивые быстро прервали болтовню.

– Мы – гибберлинги. Мы дали этому миру астральные корабли, мы…

Дальше пошло перечисление всевозможных «достижений», каждое из которых озарялось гулом одобрения. Вся дальнейшая речь свелась к тому, что гибберлинги решили сами разбираться со своими проблемами. По ходу разговора канийцам припомнили все грешки, в том числе и Ингос, который, так сказать, отдали скрипя сердцем.

Я повернул голову к Фродди. Он несколько отстранёно сидел в стороне, глядя в пол.

Простенькая одежонка, ничего примечательного. Так сразу и не скажешь, что перед тобой Великий Старейшина.

Задумчивые меж тем не скрывали своего довольства. Даже слепцу было бы ясно, что им доставляет несказанную радость тот факт, что на Совете к ним уважительно прислушиваются. Мало того, поддерживают и соглашаются.

Неужто действительно уже видят себя в ранге Великих Старейшин. Вон как подбоченились. И Непоседа на их фоне явно проигрывал. Он, как бы это грубо не звучало, выглядел эдаким бестолковым стариком, безучастным ко всему, что происходило сейчас на Совете.

Кланы из Гравстейна особенно рьяно кивали головами на все слова Задумчивых. Те, безусловно, предлагали весьма дельный план. Во-первых, установить на побережье астральные пушки, и ещё усилить дозоры большим числом ратников.

– А если и обратиться к кому за помощью, так уж лучше к эльфам, – продолжали они. – У нас, в Гравстейне, был некоторый опыт.

Скорее всего, Задумчивые намекали на охранные стелы и Кристину ди Дазирэ, которая накладывала на них заклятия.

– Тогда дело касалось единичных случаев столкновения с нежитью, – подал голос я. – А тут мы имеем дело… даже не знаю с чем сравнить. Кто из присутствующих когда-нибудь с подобным сталкивался? Никто? Так вот, нам… вам бы следовало сначала разобраться, что это за Андкалт, а уж потом…

Закончить мне не удалось. Замечание вышло довольно обидным. Тут я сплоховал, надо было иные выражения подбирать.

Гибберлинги недовольно загудели, а Фродди Непоседа перестал тупо разглядывать пол и выровнялся на своём кресле. Откуда-то вынырнул Торн Заика.

Я сразу напрягся, едва он приблизился ко мне. Но гибберлинг ничем не выдавал того, что мы с ним в чём-то повздорили. Он чуть принаклонился и шепнул на ухо:

– В-в-великий Старейшина п-п-п… п-п-п… п-просит тебя покинуть Со-а-а-авет.

– Что?

Кажется, Торн и сам смутился.

Я кинул взгляд на Непоседу. Тот сурово насупившись, глядел на Задумчивых. А те снова оседлали умы собравшихся, и предлагали свой план по защите острова.

– Ладно, – я встал и отправился вслед за Заикой.

– И-извини, – пожал плечами глава дозорных, едва мы вышли наружу. – Э-э-это не от м-м-меня исходит…

– Что происходит?

– Н-н-не знаю… честно…

Кажется, гибберлинг чуть испугался. Видно, не удалось полностью совладать с нахлынувшими эмоциями, и они весьма явно отразилось на моём лице.

Торн поспешил ретироваться, а я неспешно направился к дому Ватрушек.

Даже дураку очевидно, что моя помощь тут не нужна, – бурчала рассерженная частичка моего разума. – Никому не нужна! Глупцы! Дураки!

Я пнул ногой камень, и вышел на Рыбную улочку.

Ты, Бор, и сам глупец! Зачем лезешь со своей помощью? Кому она тут нужна?

Под ногами, наконец, почувствовалась деревянная мостовая. Я обтёр подошвы сапог от налипшей грязи, и побрёл дальше.

Ночи уже становились светлее и короче. Гибберлинги утверждали, что скоро солнце вообще перестанет садиться. Хотелось бы глянуть на такое чудо.

В хижине меня ждала Стояна. Она снова варила свой «сбитень» и при этом тихо-тихо что-то напевала под нос.

Я долго стоял при входе, глядя на друидку. И снова попытался определиться со своими чувствами. В голову пришли слова Аксиньи Вербовой, невзначай произнесённые ей не так давно:

– А она у тебя расцвела.

Расцвела… Сказано сие было с некой долей зависти. Так мне показалось.

Я помню, как прищурился, разглядывая лицо Вербовой, и при этом, пытаясь понять, что друидка хочет сказать этими словами.

– Бор? – тихий голос Стояны вывел меня из ступора.

Я встрепенулся и покраснел, будто меня застукали на горячем.

– Ты чего там стоишь?

Запахло чем-то цветочным… сладким. Я ещё раз втянул носом воздух и вошёл.

– Да, так… думал…

Скинув пояс, я присел на лежанку и стал разуваться. В голову снова полезла горечь от понимания того, что от моей помощи отказались… Да хрен с этим! Пусть и отказались, но зачем так демонстративно «выгонять» с Совета?

Что-то я не совсем пойму этого Непоседу. То к жрицам водит, то…

– Завтра отправляемся к Голубому озеру, – сухо сообщил ей. – Загостились мы тут… Очень.

– Что-то случилось? – нахмурилась Стояна.

Я чисто рефлекторно покрутил на запястье браслет, подаренный мне друидкой.

Отвечать на её вопрос не хотелось. Крепко зажмурив глаза, я постарался отогнать неприятные мысли. Шум в голове постепенно утихал, а на его место тихо прокрадывалась дремота. Уже проваливаясь в сон, вдруг осознанно понял, что, кажется, упустил что-то важное…

– Эй! – кто-то тронул плечо.

– Какого хрена!

Голова с трудом приподнялась, а веки ну никак не хотели разлипаться. Я сощурился от бившего в глаза света масляной лампы и огляделся. У лежанки стоял Торн, а рядом с ним одна из растрёпанных сестриц Ватрушек. Видно, последние тоже были разбужены.

– Чего тебе? – буркнул я главе дозорных.

– П-п-пойдём. Неп-п-п-поседа те-э-э-бя хочет видеть.

– Да вы со своим Непоседой вообще уже…

Дальше я стал ругаться, при этом снова откидывая голову на упругую подушечку, набитую сеном. Стояна, дремавшая рядом, что-то забурчала и повернулась ко мне спиной.

– В-в-вставай, – дёрнул меня Торн.

Я опять сердито огрызнулся, но уже присел.

– Дай проснуться… и одеться… То прогоняют, то зовут! Я же не собачка дворовая, в конце концов.

Пробуждаться было тяжело. Руки-ноги будто чужие, да ещё никак не мог сообразить, где сложил свою одежду.

Наконец, мне удалось собраться. Зачерпнув из небольшого котелка «сбитня», и сделав мощный глоток, я отряхнул остатки сна и поплёлся за Торном.

Поначалу мне казалось, что Непоседа выглядел очень уставшим и каким-то рассеянным. Он даже не оглянулся, когда мы вошли. Мне подумалось, что он-то и общаться со мной особо не хочет.

Чего тогда звал? Если объясниться, то чего нос воротит?

Тут почему-то в голову сразу же пришли воспоминания, касающиеся той беседы у жриц. И опять почувствовал себя вляпавшимся в вонючее дерьмо. Такое ощущение, что для Непоседы, я стал чем-то вроде горевестника. То поведал об Исе и Древе, то…

А, может, я себя просто накручиваю?

Старейшина сидел у огня и крутил в руках свою старенькую трубку. Рядом лежали какие-то свитки, с виду старые, весьма потрёпанные. Очевидно, в ожидании моего прихода, он их читал.

Фродди выглядел каким-то жалким, измученным… Я смотрел на него, ощущая, как внутри зарождается что-то похожее на лёгкое раздражение.

Уныние – тяжкий грех. Так говорили служители Света. Но понимаешь это, только когда сам находишься в прекрасном расположении духа. Но, а когда дело вдруг касается тебя лично, тогда… тогда находится тысяча оправданий своему собственному состоянию. Обычно, начинаешь канючить, жаловаться. Говорить, типа, да вы не понимаете…

А Старейшину можно понять. И нужно! Ты бы, Бор, не заводился попусту.

Непоседа, наконец, поднял голову и глянул на меня.

– Хочешь помочь? – вяло переспросил он.

Я снова удивился. Ощущение такое, как в тот раз, когда он спросил об Исе. Неужели что-то чувствует?

Удивительно! Непоседа иногда поражает своей проницательностью.

Я был искренен в своих желаниях. Не могу понять, отчего никто не захотел даже выслушать меня. Может, виновата гордыня? Может, гибберлинги не привыкли просить о помощи?

– Говори, не тушуйся, – всё так же вяло проговорил Непоседа.

Он с некоторым удивлением посмотрел на свою трубку и резким движением отложил её в сторону.

– Я не о чудовище пришёл говорить…

– Знаю, – безучастно отвечал Непоседа.

– Знаете? – его ответ сбил меня с толку. – Ну… ну… тут до меня дошли кое-какие сведения… касательные нападения арвов на дозорных…

– Ты про Бурую сопку?

– Ну, да, – быстро ответил я.

Старейшина указал жестом на место рядом с собой и тут же при этом несколько поспешно пододвинул поближе к себе старые свитки. Мне даже показалось, что Фродди ведёт себя так, будто боится, что я начну их читать.

– И что же тебе известно? – спрашивал он, отчего-то, как мне показалось, усмехаясь в усы.

Я рассказал, что знал, все, что услышал от Крепышей.

Дело было той же ночью, что и злополучные события во время Ворейнги-фры. На Бурой сопке, что на востоке острова, находилась застава. Со слов выживших гибберлингов, туда каким-то образом пробрались арвы, которые за считанные минуты перерезали дозорных, а чуть погодя напали ещё и на хуторок Хрархётс.

– Сейчас все заняты… укрепляют, так сказать, оборону. А вопрос с арвами затерялся, будто его и не было…

– Ошибаешься, мой друг, – печально улыбнулся Старейшина, бросая взгляд на свои свитки. – Этим опекаются Умницы.

– Я могу чем-то помочь? – это не было вопросом. Больше просьбой.

Непоседа уставился немигающим взглядом на огонь. Он некоторое время молчал, а потом, откашлявшись, проговорил:

– Сил, как ты заметил, у нас действительно не хватает. Кланы с иных аллодов обещают со дня на день прислать в помощь ремесленных да ратных дел мастеров… Вот что, Бор, отправляйся к Умницам, скажешь, что я приказал. Пусть они введут тебя в курс сего дела, да подсобят. Надо бы отправиться в Арвовы предгорья, разведать, что да как… Может, ты и прав. С этим Андкалтом мы кое-что упускаем…

И тут, словно соглашаясь со словами Старейшины, языки пламени стали ярче и активнее.

– Да, да, мой друг, – не понятно к кому обращаясь, пробормотал Непоседа. Он закивал головой, по-прежнему глядя на костёр.

Пауза продлилась с минуту, в течении которой я успел передумать кучу мыслей, и уже предполагая, что встреча окончена.

– В гавань прибывают корабли, – сказал Непоседа, едва я только надумал прощаться. Он поднял свой взгляд к потолку. – Они будут курсировать вдоль берега, охранять, так сказать, наш покой. Ты, Бор, скажи Умницам, чтобы выделили какое-нибудь быстроходное судёнышко, подобрали команду…

– Могу ли я сам собрать себе отряд?

– Сам? – Непоседа опять «посоветовался» с огнём. Тот яростно пошипел, но тут же затих.

Что это? Случай или магия?

– Ну, как пожелаешь, – пожал плечами Старейшина, очевидно обращаясь ко мне.

Я встал, а Непоседа вдруг как-то странно посмотрел на меня. Он попросил жестом присесть.

– Торопливый какой! – Фродди погладил бороду, видно собираясь мыслями. – Хороший ты, Бор, человек, – рот Старейшины тронула слабая улыбка. – Правда, тебя кое-что портит…

– Что же?

– То, что ты не гибберлинг, – вполне серьёзно отвечал Непоседа.

Странно, на днях это было преимуществом, – подумал я, вспоминая разговор у жриц.

– Не всем же посчастливилось родиться среди вашего племени.

– Не всем, – кивнул головой Непоседа. – Вот что, мой друг, твой пытливый ум ищет то, чего на самом деле нет. И беспокоится по пустякам…

– Пустякам?

Вот уж не полагал, что Старейшина считает нападение чудища пустяком! Да как он вообще может так думать? Дело касается его сородичей.

– Нет дней печали, нет дней и радости, – неожиданно перебил ход моих мыслей Непоседа. – Во всём лишь одна суть… Когда ты, Бор, рассказал мне о Глазастиках и Исе, не думай, что тем принёс горе…

– Но…

– Мы пришли из темноты небытия, туда и отправимся в момент окончания последнего мгновения нашей жизни… Это единственная истина. А каков сегодня день – солнечный или дождливый, ветреный или тихий – на что оно повлияет? Слабые духом ищут в этом оправдание своим неудачам… или удачам. Но ведь небо и является небом, а земля – землёй… вода водой… и огонь… и воздух… тоже суть одно. Примешь это и тогда, наконец, сделаешь свой следующий шажок в «прозрении».