Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 55 страниц)
– Триады? – переспросила Кэтти, возвращаясь на тихо-рычащие интонации, – Но это же смешно! Мы не в голливудском кино. Нечего валить все на китайцев с их триадами!
– Тут, – объявил Эрл, – я торжественно предъявляю королю фотоальбом Хуа Лун-Фена с узнаваемым обрядовым шрамом поперек груди. Я полагаю, что фото этого достойного китайского джентльмена в качестве капитана субмарины, не фигурирующей ни в одном регистре, мотивирует короля Вилли на проверку версии о триадах.
– Но, – заметила Кэтти обычным голосом, – «Хонгкиу» не триада, а мистический орден.
Эрл-Гарри Рассел-Лессер улыбнулся и утвердительно кивнул.
– Да, именно так сказано в специальной историко-этнографической литературе. Но там сказано еще, что этот орден традиционно, уже более тысячи лет, связан лишь с одним бизнесом: выращиванием опиумного мака.
– Об этом я и говорю, – сказала Кэтти.
– Для ученого этнографа, культуролога, эзотерика, это аргумент, – сказал Эрл, – но для любого другого респондента из европейской культуры, это ничего не значит. Так что, например, в служебной энциклопедии Интерпола о «Хонгкиу» сказано, я цитирую по памяти: «криминальное сообщество, известное со средневековья, и преимущественно специализирующееся на контроле над производством опиума-сырца». Ты чувствуешь эфемерность слова «преимущественно»?
– Да, – Кэтти тоже улыбнулась, – это лирика, которую читают по диагонали. Но…
– Но? – переспросил он.
– …Но, я думаю, – добавила она, – главным аргументом будет «Hispano-Suiza Xenia».
22 декабря, Заанкастел – неофициальная пригородная резиденция короля Вилли.
La Hispano-Suiza, Fabrica de Automoviles, S.A. (т. е. Испано-швейцарская фабрика автомобилей) существовала с начала XX века до Гражданской войны в Испании, но в историю автомобилестроения успела войти благодаря модели «Xenia» 1924-го года по прозвищу «Серебряная капля». Дизайн этой машины опередил свое время на полвека, однако при этом обладал особым шармом, свойственным эре ранних авто.
– Боже мой… – произнес король, – …Боже мой! Какая красота! Откуда она у вас?
– Не у нас, а у вас, – обаятельно улыбаясь, поправила Кэтти, – а Эрл и я вручаем ее, как выборные представители клуба «Zeta Reticula».
– Но я не могу принимать такие подарки!
– Извините, – уточнил Эрл, – но это же не касается подарков от близких родственников. Машину заказала ваша дочь Эмми, через клуб, в котором состоим и мы, и она.
– Ох, эта непоседа Эмми… – тут король вздохнул, а потом на его лице четко отразились сомнения. В этот момент Кэтти протянула ему прозрачный пластиковый конверт.
– Я чуть не забыла, мистер Оранс. Здесь формальная дарственная и частное письмо.
– Ох, эта непоседа Эмми. Я при ней несколько раз сболтнул, что обожаю эту модель, и в результате такое… Наверное, будет правильно, если я ей сейчас позвоню. А вас я хочу пригласить в гостиную на стакан доброго голландского глинтвейна.
– С удовольствием принимается, – ответил Эрл.
– Вот и отлично! – сказал король, – Я скоро подойду. Вы пока можете посмотреть фото, которые на стенах, или включить музыку, или что-нибудь по TV.
* * *
Получив подтверждение относительно автомобиля от любимой дочки, король Вилли, в порядке психологического сцепления, принял и довольно скользкую версию о триадах, рулящих аферой с синтетическими «метановыми» алмазами, химически аутентичными натуральным. Более того, король Вилли проникся симпатией к клубу «Zeta Reticula», а именно это было главной целью подготовительной фазы разговора. Теперь можно было перейти к вопросу о поддержке международной любительской астронавтики. Речь шла только о нескольких позитивных словах там и тут в публичных выступлениях. Ничего особенного, правда? Всего лишь мнение короля Нидерландов, фигуры, вообще говоря, символической, а не правительственной. Казалось бы, психология, а не политика…
Следующее утро. 23 декабря. Юго-Восточные Сейшелы. Остров Ассумптион.
Кампус Университета Интеллектуального Дизайна.
Доктор физики Бен Бенчли (он же Бен-Бен, вождь акваноидов Запада Лемурии) уже не в первый раз застал нидерландскую принцессу за внимательным изучением предыстории проекта «Луна-Пони» в университетской медиа-библиотеке, и решил, что пришла пора поговорить «как два разумных образованных, и понимающих субъекта».
– Эмми, – произнес Бен-Бен, – последние несколько дней ты так активно занимаешься выяснениями деталей известного проекта, что я подумал: лучше сам тебе расскажу.
– Было бы интересно, – согласилась она.
– В таком случае, – продолжил он, – начнем с перечисления фокусов. Вот что мы имеем. Болтовня о супер-вулканическом апокалипсисе. Фэйк-мифы о разумных динозаврах, и о древних лемурийцах. Странные фотографии лунных объектов, сделанные спутником «Пони». Раскрутка сомнительных проектов сверхвысотных дирижаблей – спасательных крейсеров апокалипсиса. Так?
– Да, наверное, – согласилась принцесса Эмми Оранс, – и как все это связано?
– Ты ищешь общую логику, единый план, – констатировал вождь акваноидов.
– Разумеется, ищу, раз это связанные события.
– А зря, Эмми. Потому что хорошая программа действий постиндустриального типа не подчинена какой-либо общей логике, и не имеет единого плана. Разрабатывается лишь программно-реализующая бизнес-среда, подталкивающая движение к нужной цели.
– Вот как? Значит, хотя бы цель у такой программы действий есть! Интересно: какая?
– Цель понятная: развитие территории, – ответил он, – дело упрощается тем, что в нашем распоряжении все репорты маркетинговых исследований, которые делались для гипер-проекта «Футуриф». Основательная разработка примерно на 10 лет вперед. Наша новая действующая команда менеджеров внесла ряд корректив, но инфо-каркас, который был разработан для ступенчатого развития Футурифа, почти не изменился.
Принцесса искренне удивилась:
– А что в гипер-проекте «Футуриф» было из перечисленных тобой фокусов?
– Почти все, – ответил Бен-Бен, – пожалуй, единственное серьезное изменение испытал космический блок. В исходной разработке предполагались инвестиции в космические орбитальные отели-убежища, с рекламными исследованиями по планете Нибиру. А мы разделили этот блок на суборбитальные дирижабли и лунные базы нибирийцев. Такой тактический ход называется: охват рынка путем расщепления линейки товара.
– Это что, примерно как с линейкой напитков «Coca-Cola» в середине 1940-х годов?
– Да, примерно так.
– А как быть с тем, что практически все отцы-основатели Футурифа погибли?
– Какая разница? После запуска гипер-проекта они стали просто субстратом. Пищей для этого бизнес-голема, выражаясь поэтически. Голем сожрал их, подрос, и пошел дальше искать себе новую порцию чего-нибудь вкусненького.
– Как-то жутковато звучит, – заметила принцесса.
– Прекрасно звучит, – возразил Бен Бенчли, – развивающийся гипер-проект «Футуриф» несомненно лучше, чем уже надоевшие гипер-проекты бесплодной закачки кредитов в бюджеты государств – пасынков Золотого миллиарда. У Футурифа преимущество: про Футуриф можно нарисовать детский комикс, а про бюджет Республики Мумбо-Юмбо, наверное, нет. Значит, Футуриф обладает качественно превосходящим PR-потенциалом. Современный мир, где массовый инфо-потребитель превратился в тупую протоплазму, разучившуюся читать, требует, чтобы политика выражалась через детские комиксы.
Некоторое время принцесса молчала, переваривая этот тезис, а затем произнесла:
– Я сама не понимаю, почему меня тянет помогать вашей команде в этой афере.
– Потому, – ответил Бен-Бен, – что у нас драйв, а у Мумбо-Юмбо – нет. В Мумбо-Юмбо разворуют очередной кредит, и подарят вам дурацкое бриллиантовое колье за миллион долларов, которое вы все равно не будете носить. А Футуриф подарит вам круиз вокруг Земли по ближнему космосу, а потом круиз вокруг Луны.
– Это, – заметила принцесса, – какое-то иносказание, я полагаю.
– В данном случае, – ответил акваноид, – это буквально. На Рождество следующего года ближний круиз, а еще через два года – лунный орбитальный круиз. Ваше имя внесено в реестр астронавтов, а схему круизов я вам пришлю, если вы согласны…
– Разумеется, я согласна! – воскликнула принцесса, – Так что, займемся делом!
*60. Как создаются культовые альбомы
24 – 31 декабря. Атолл Каргадос – остров Нуси-Бе – Амстердам.
Семантически, выражение «Авторский вечер гало-рока» указывает на вечернее время, однако, для подводного отеля удобнее полуденные часы. Поэтому практически вечер начался через два часа после завтрака. Как это видно по дате, данный авторский вечер программировался, как предрождественский. Далее (после захода солнца) готовилось эклектичное мероприятие «подвижные игры на свежем воздухе и в воде с флиртом и выпивкой». Такое мероприятие и готовить-то не надо. В хорошей компании оно само происходит. Но, кто мог подумать, что «авторский вечер гало-рока» выйдет далеко за пределы планировавшегося интервала времени и продлится до полуночи (уже на фоне подвижных игр). Казалось, поют все – так бывает, если шоу «поймало волну».
Ближе к финалу (уже за полночь) Сван Хирд выглядел даже чуть-чуть растерянным (не ожидал такой феерической поддержки аудитории). В чем была причина такого успеха?
Может – в том, что значительная часть исполняемых баллад была написана за 25 дней приключений на просторах Индийского океана от Мадагаскара до Суматры.
Может – в том, что на сегодня Сван и Елена пригласили в гало-рок команду акваноида Джимми Лакса. Не то, чтобы Лакса был «так крут», но он был здешний, свой парень.
Может – в том, что после захода солнца шоу выплеснулось из отеля на поверхность, на верхнюю площадку плавучего крана. Казалось, что океан до горизонта заполнен алыми искрами сигнальных фонарей на мачтах небольших парусников. Если объективно, то публики было далеко не так много (не то, что фестиваль вроде Музыкального Марафона Гластонбери, собирающего по полтораста тысяч человек). Но (повторим!) речь идет о субъективном взгляде, от которого и зависит «сила драйва»…
…Рассказывать словами, как все это было – только попусту терять время. Настроение и обстановку таких «зажигающих шоу» передать невозможно.
Вот на такой ноте завершилась главная часть большого круиза Елены и Свана (который начался 30 ноября на островке Нуси-Бе у юго-западного берега Мадагаскара). Дальше, в следующие 5 дней ничего особенного не происходило, а рано утром 31 декабря самолет компании «UHU Flying Lemur» (Мадагаскарской дочки японского холдинга UHU) унес парочку голландцев в направлении родного Амстердама. Там, как водится в этом сезоне, температура стояла у нуля Цельсия, и с неба лениво падал мокрый снег, что, однако, не мешало местной публике готовиться к шумному веселью по поводу Нового Года.
31 декабря. Вторая половина дня. Амстердам, Схипхол.
Если друзья встречают тебя в аэропорту, то это здорово. Можно не думать, а плыть по течению и, не торопясь, адаптироваться к родной погоде, подзабытой за месяц. Можно удивляться, что при выдохе перед лицом появляется облачко пара, а при порывах ветра воздух обжигает лицо арктическим холодом (ну, правда, кажется, будто арктическим).
– Эй! – строго сказала Анита Цверг, – Ну-ка хватит ловить простуду! Марш туда.
– Туда? – переспросила Елена, проследив за взмахом руки своей подруги, – О, черт!
– Охренеть, вообще, реальный Хиппи-транспортер, – согласился Сван.
– Да-да! – подтвердила Анита, – Двигайте копытами, оба, если не хотите ходить потом неделю и развлекаться метанием соплей из носа. Марш!
Автомобиль, вызвавший восторг гало-рок музыканта, микроавтобус «Фольксваген Т1» (модель 1949 года), известен, как Хиппи-транспортер. Такая машинка мелькает во всех старых фильмах о хиппи – непременно раскрашенная в стиле «Flower Power» (цветами подсолнечника, яркими бабочками, пацифистскими символами и лозунгами). Данный экземпляр соответствовал традиции, а в качестве лозунга вдоль корпуса шла надпись:
«Настоящий хиппи курит апокалипсис уже сейчас!».
– И ты, Брут, запал на апокалипсис? – спросила Елена, усаживаясь в салоне за спиной водителя (каковым был, конечно, Эпир Шпеер – хиппи-инженер и бойфренд Аниты).
– Я ни на что не западаю, – с философским спокойствием ответил тот, аккуратно трогая машину с места, и выезжая с парковки, – наоборот, все западает на меня. Ты просто не понимаешь: человеческое супер-сознание, это такая воронка, затягивающая весь мир в пространство дружественного взаимопонимания.
– Эпир, ты пыхнул, что ли?
– Нет, я просто ответил на твой вопрос. Это мой стиль излагать философские истины.
– О, боги Асгарда! – с завистью воскликнул Сван, – Есть же люди, которых так прет без всякой травки, не говоря уже о грибах. А куда мы едем?
– В «Анаконду» разумеется, – ответила Анита Цверг, – до Нового Года надо еще успеть отпраздновать, что «Тропа саблезубых» попала в топ-10 песен последней недели года.
– Э-э… Анита, я не понял вообще…
– …А что тут понимать? – перебила она, – Итоги подведены в Токио, там уже полночь. Можешь нырнуть в Интернет и увидеть себя на девятом месте в топе.
– Да? А кто на первом?
– М-м… – Анита Цверг задумалась, – …Алло, Эпир, ты не помнишь, кто на первом?
– Помню, – ответил он, – там Питер Боб Кинг с песней «Я мечтаю о твоих ножках».
– И про что там? – полюбопытствовала Елена.
– Именно про это. Собственно, вся песня состоит из одной фразы, которая в заголовке. Близко к идеалу. Все остальные песни топ-10 хуже на порядок. А ваша баллада «Тропа саблезубых» хуже на два порядка. Это математический факт.
Возникла пауза, нарушаемая лишь гудением движка и щелчками капель талой воды по лобовому стеклу Хиппи-транспортера. Через минуту Сван нарушил молчание:
– Слушай, Эпир, ты, конечно, гений, вообще, но я не догнал: как ты строишь оценки?
– Элементарно, – ответил хиппи-инженер, – порядок качества современной песни, это округленный десятичный логарифм числа букв в ее тексте. Эталон современного хита содержит примерно столько букв, сколько SMS или Twitter-сообщение. Их логарифм округляется до двойки. А логарифм текста «Я мечтаю о твоих ножках», как нетрудно заметить, округляется до единицы.
– Так, – встряла Елена, – а если будет текст, логарифм которого округляется до нуля?
– Толковый вопрос, – ответил Эпир Шпеер, – такой текст может состоять, например, из одного трехбуквенного слова, вроде твоего любимого русского слова HUY.
– Почему не словосочетание «Дао Дэ Цзин»? – спросил Сван, – Там три иероглифа.
– Потому, – ответил Эпир, – что подсчет не просто по буквам, а по фонемным знакам.
– А-а… – протянул гало-рок музыкант, – …А почему вообще такой метод оценки?
Хиппи-инженер побарабанил пальцами по рулевому колесу и авторитетно пояснил:
– Потому, что 5 миллионов лет назад неизвестный фактор вытащил сообщество наших предков из довольно консервативных сообществ шимпанзе, в область продуктивного интеллекта. А в нашем веке идеология кредитного потребления сбросила большинство людей назад, на интеллектуальный уровень шимпанзе, для которых сложность Twitter-сообщений – это верхняя планка.
– Не обижай шимпанзе, они милые! – возмутилась Анита Цверг.
– Да, – спокойно согласился Эпир, – в этическом смысле шимпанзе лучше людей, но до недавнего времени люди в среднем вдвое превосходили шимпанзе по интеллекту. Это преимущество люди сейчас форсировано теряют. В 1963-м, когда Пьер Буль выдал НФ-роман «Планета обезьян», публика ворчала, что фабула надумана.
– Странно, – отозвалась Елена, – декаду назад в авиа-круизе одна хорошая девчонка, наш пилот, припомнила «Планета обезьян», правда по другому поводу.
– Тиктак, – заметил Сван, – припомнила не роман, а фильм, экранизацию.
– Экранизация не о том, – произнес хиппи-инженер, – вы роман читали?.. Так. В ответ – тишина. Значит, не читали. Я не удивлен, кстати.
– Не прикалывайся, а расскажи, – потребовала Анита.
– Доедем до «Анаконды», – ответил он, – сядем за стол, и за чашкой чая я расскажу.
Чуть позже. Район Де Пийп, кафешантан «Анаконда».
Конечно, вот так сходу приступить к рассказу не удалось. Для начала, Елена была без всяких церемоний затискана и зацелована полудюжиной хороших знакомых. А затем, опять же, без всяких церемоний, она и Сван были вытащены на эстраду (где рядом с анакондой стояла большая елка, увешанная китайскими драконами). Вот в таком, не совсем тематическом, антураже, экспромтом, под синтезатор, пришлось исполнить упоминавшийся свежий хит на языке африкаанс – «Путь саблезубых».
Публика подпевала: слова запоминающиеся, ритм несложный, а африкаанс не очень-то отличается от старого голландского. А дальше – любимый столик в углу, и прекрасный горячий грог по правильному рецепту (не на коньяке, а на полулегальном самогоне). Вот теперь пришло время послушать соображения Эпира Шпеера о «Планете обезьян».
По его мнению, вся приключенческая линия (которая кочевала из одной экранизации в другую) представляла собой просто шлак, а ключевой точкой НФ-романа был прогноз деградации человечества под воздействием уже упоминавшейся «идеологии кредитного потребления». Социальная система последовательно выводила людей из сферы любого содержательного (непосредственно-материального, и даже научно-инженерного труда), направляя всю их деятельность в круговорот отупляющей рекламы ненужных товаров и идиотского потребления, как смысла жизни. А модифицированные шимпанзе стали для системы находкой, позволившей полностью вывести людей в мир выдуманных вещей и ценностей. И произошла содержательная гуманитарная катастрофа: шимпанзе, вполне логично стали относиться к людям не как к хозяевам, а как к декоративным животным, обитающим в жилищах-ячейках зоосада. Такое количество декоративной фауны было, очевидно, избыточным, и шимпанзе провели «прореживание и диверсификацию»…
– В таком случае, – заявила Елена, – этот роман Булля – плагиат с пьесы «R.U.R» Карла Чапека, 1920 года. Правда, у Чапека исполнителями всех материальных работ стали не обезьяны, а биороботы, но финал примерно тот же.
– Не совсем, – ответил Эпир, – кстати, у Чапека не «биороботы», а просто роботы. Чапек придумал слово «робот» специально для этой пьесы, и роботы у него, это упрощенные человекоподобные существа, производимые в специальном инкубаторе.
Елена утвердительно кивнула.
– Поправка принимается. Но, по существу я ведь права. Эта идея Булля – плагиат.
– Не совсем, – снова сказал Эпир Шпеер, – дело в том, что данная идея витала в воздухе. Возьми Уэллса, НФ-роман «Машина времени», 1895 год. Там раса роботов – морлоков выделилась из человеческой расы, а основная раса деградировала до полу-разумного состояния, и стала пищевым субстратом для морлоков.
– Сейчас, – проинформировала Анита, – вы увидите, как Эпир все сведет к дефективной сущности империализма. А начали мы, между прочим, с популярности песен.
– Мы начали, – возразил хиппи-инженер, – с того, что средний современный обыватель отупел, и не способен понять текст, в котором больше полсотни слов. Вот это реальный апокалипсис. Никаких супер-вулканов с астероидами не нужно, чтобы закопать такую деградирующую цивилизацию. Она сама себя закапывает, без помощи сторонних сил.
– Я вижу, – объявил Сван, – что Елена права. Ты запал на апокалипсис.
– Нет, это апокалипсис запал на меня. В час медитации, эгрегор апокалипсиса пришел и попросил его объяснить. Отказать противоречило бы моим этическим императивам.
– Кто такой эгрегор? – спросила Анита.
Хиппи-инженер мягко погладил ее по спине.
– Я уже тебе рассказывал как-то раз. Эгрегор, это, выражаясь архаически – ангел. Если подходить научно, то эгрегор – это социально-информационный агрегат. Типичный и общеизвестный небольшой эгрегор – это «командный дух». В его структуру включены психические устремления небольшого числа людей. Но эгрегор апокалипсиса гораздо крупнее. Как если бы у всего «золотого миллиарда» был общий командный дух.
– В литературе, – заметил Сван, – сказано, что у апокалипсиса четыре ангела.
– Не надо курить плохую траву, – ответил Эпир, – тогда в глазах не будет четвериться.
– Понятно, – Сван кивнул, – извини за дурацкий заброс.
– Без проблем между друзьями, – Эпир весело пихнул его кулаком в плечо и, изрядно хлебнув грога, без запинки продолжил, – в процессе медитации, или коммуникации с астральным полем, ответы приходят легко. Поэтому, хотя я сейчас скажу гениальное соображение, вовсе не обязательно считать меня гением.
– Черт, а мы как раз было собрались считать! – ввернула Анита.
– Я не возражаю, если вы хотите, – невозмутимо отреагировал Эпир, – так вот, главное отличие человека от лемминга состоит в том, что людям в моменты кризисов, совсем необязательно прыгать со скалы всей толпой. Достаточно, чтобы прыгнул балласт. Но, поскольку именно балласт меньше всего хочет прыгать со скалы, надо…
– …Сбросить его, – предположила Елена.
– Нет! Что ты! Никакого насилия не должно быть в таком чудесном деле! Надо просто уговорить балласт, что он прыгает вверх и спасается, а погибают все остальные.
– Упс… – выдохнула Елена, и провалилась в странное состояние, похожее на ту самую медитацию, о которой только что с некоторым пафосом объяснял Эпир Шпеер.
По волнам сознания, как в полусне поплыли сменяющиеся картинки. Вот обрубленные хвостовые корпуса «Либертатора», дрейфующие в Маскаренском канале после странной катастрофы, в оцеплении военных кораблей. Вот псевдонаучная суета вокруг разумных динозавров и зеленых туземцев Лемурии. Вот короткая инфо-война вокруг миссии «Луна-Пони». Вот абсурдный кусочек Уолл-стрит на островке Ассумптион. Вот тенденциозные пугающие репортажи с озера-супервулкана Тоба. Вот теневые и полные двусмысленных намеков переговоры с эмиром Эль-Обейда там же на Тоба. Вот стремительная подготовка маленького круизного дирижабля-сферы в Абу-Даби, чтобы совместить его тест-драйв с рекордным полетом «Сингапурского шара» – взятием 50-мильной высоты. В комплексе вырисовывалось нечто, напоминающее огромный заговор какого-то тайного общества. Елена принципиально не верила ни в какие «теории заговора», и все же…
…Когда в ее сознании прорисовалась уже совершенно параноидная картина контактов японского холдинга UHU с неаполитанскими «семьями» Рамазотти и Соррентино, она рассердилась, и усилием воли, примерно как поворотом рулевого весла, поменяла курс скольжения в потоке мыслей, несущемся непонятно откуда неясно куда. Черт с ними, с глобальными заговорами. Наладить бы собственную жизнь. Прежде всего, понять свое отношение к лохматому обормоту-викингу, с которым она живет уже 300 дней. Это же парадокс какой-то: если бы в марте кто-то сказал Елене, что это надолго, то она просто рассмеялась бы. Теперь не сказать, как было в начале: «я не люблю этого парня, но он забавный, и почему бы не ввязаться в веселое приключение с мимолетной эротикой?». Ввязалась… Ну, и где теперь та Елена Оффенбах, и тот Сван Хирд, которые стояли у истоков этого «приключения»? Их нет. Вместо них из реки времени вышли два совсем других человека, и каждому из них трудно представить свою жизнь без второго.
– Блин… – вслух буркнула Елена.
– Ты вынырнула? – заботливо спросил Сван, – Ты снова с нами?
– Вроде того, – она улыбнулась, – тут меня от горячего грога пробило на думку.
– Ну, – он кивнул, – я не тупой, сам понял. Давай, выгружай думку, пока она свежая.
– Хм… – Елена покрутила в пальцах чашку с грогом, – …Не так просто выгрузить. Но, я попробую. Представь: два человека побывали в большом приключении. Два человека, которые носили некие имена. А, вернувшись, они поняли, что эти имена уже ничего не значат. Просто, посторонний набор звуков. Я так и не придумала, что с этим делать.
Сван Хирд несколько раз моргнул, а потом заявил:
– Обалдеть! Из этого получится ультра-баллада! Вообще, крутая дзен-буддисткая тема! Слушай, я уже название придумал: «Мост через Нирвану». Ну, как?
– Круто! – сказала Елена, – только давай не будем творить эту балладу прямо сейчас.
