Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 55 страниц)

– Открываю, – сказал тот же голос. Замигала табличка «open». Адвокат толкнул дверь, и шагнул в маленький тамбур, от которого шла короткая лестница вверх, собственно, в апартаменты. На лестнице стояли Гюнтер Киршбаум и Патрик Тэммелен.

– Добрый день, джентльмены, – сказал Флегенхайм.

– Проходите в холл, это вверх и налево, – сухо произнес Киршбаум, не затруднив себя ответом на приветствие.

– Как вам угодно, – адвокат профессионально улыбнулся, и проследовал в холл. Двое пассажиров прошли следом за ним, и Киршбаум предложил:

– Садитесь за стол.

– Хорошо, – адвокат снова улыбнулся, и устроился в одном из кресел, расставленных по периметру круглого пластикового стола. Киршбаум и Тэммелен молча сели напротив.

– Джентльмены, – начал Флегенхайм, – мне очень хотелось бы понять причины вашего недовольства. И, я думаю, надо пригласить фрау Киршбаум и мисс Йошида, они тоже пассажиры, и имеют равное право высказать свои претензии.

– Они доверили это нам, – лаконично сообщил Тэммелен.

За столом наступили тишина, и швейцарский адвокат сделал вывод, что ситуация уже слишком запущена, поэтому трудно надеяться на хороший исход, и все же…

– Я полагаю, джентльмены, что вас снабдили некой негативной информацией. Было бы правильнее, если бы вы сказали, что это за информация. Возможно, есть опровержение.

– Ладно, – сказал Гюнтер, – вот факты. Первый: когда около сотни пассажиров решили покинуть «Либертатор» и улететь в Европу, администрация устроила на собрании игру, известную, как «поле чудес в стране дураков», чтобы пришпилить пассажиров к месту, вытащив из них заодно еще денег. Второй: когда мы четверо ушли с этого спектакля, возбудилась ППУ и потребовала нашей явки для каких-то объяснений, как будто мы – клиенты исправительной колонии, а не акционеры, заплатившие серьезные деньги на реализацию проекта. А теперь, попробуйте опровергнуть.

– Герр Киршбаум, – сказал адвокат, – что вы знаете о коммерческих провокациях, как о средстве в конкурентной борьбе?

– Вы пришли читать нам лекции? – насмешливо спросил Тэммелен.

– Нет, я пришел апеллировать к вашему здравому смыслу, и начну с уточнения: вы не сегодня решили уехать. Вы заранее зарезервировали места на рейс до Парижа. Этому, вероятно, была причина, и хотелось бы понять: какая?

– А давайте, – вмешался Гюнтер Киршбаум, – сначала я вам задам несколько вопросов.

– Конечно, пожалуйста, задавайте, – согласился Эдвард Флегенхайм.

Гюнтер, глядя прямо в глаза адвокату, поднял растопыренную ладонь, и начал загибать пальцы.

– Первое: кем избран Совет Тетрархов и какие у него полномочия?

…Второе: кто командует сотрудниками ППУ?

…Третье: что случилось с Иоганном Вилвортом?

…Четвертое: кто поделил пассажиров на четыре неравноправных сословия?

…Пятое: на борту девушки с темно-зеленой кожей, и хищными глазами – кто они?

…Пока достаточно. Я слушаю ваши ответы, герр Флегенхайм.

– Герр Киршбаум, когда я начал говорить о коммерческих провокациях, то, фактически, приступил к ответу на ваши, тогда еще не заданные, вопросы. Возможно, вы не успели задуматься о последствиях того, что на Маскаренском плато обнаружены минеральные ресурсы весьма внушительной стоимости. Именно поэтому против компании «Гипер-Лайнер», владеющей исключительным правом геологической разработки этого плато, развязана кампания клеветы, или, как модно выражаться: «информационная война»…

– Экспертизу сюда, – резко перебил Патрик Тэммелен, похлопав ладонью по столу.

– Какую экспертизу? – удивился адвокат.

– Геологическую экспертизу, – пояснил англичанин.

– Если вы желаете, мистер Тэммелен, то я подготовлю вам документ-обязательство о неразглашении конфиденциальной информации, и когда вы его подпишете, то сможете ознакомиться с результатами исследований геологов.

– Отлично, герр Флегенхайм! До утра еще достаточно времени, чтобы все это сделать.

– Извините, но рабочий день закончился, сейф с документацией уже опечатан.

– Какая жалость! – англичанин вздохнул, – Значит, чтобы это посмотреть нам придется отказаться от вылета в Париж, не так ли?

– Увы, да, – подтвердил швейцарский адвокат.

Англичанин посмотрел на Гюнтера Киршбаума.

– Что ты об этом думаешь, дружище?

– Тут нечего думать, Патрик, этот старый трюк называется «кормить завтраками». Мне кажется, что и ответы на мои пять вопросов я смогу получить только завтра. А когда наступит завтра, то оно станет «сегодня», и ответ я смогу получить, опять-таки, завтра.

– Угу, – англичанин саркастически улыбнулся, – это чертовски увлекательно: гоняться за завтрашним завтраком. Но, у нас другие дела, герр Флегенхайм.

– Так что, – договорил германец, – извините, но мы вынуждены с вами попрощаться.

– Ладно, – сказал адвокат, и встал из-за стола, – я не буду отрывать вас от семейных дел. Печально, что мы сегодня не нашли общего языка. Но, я надеюсь, что позже, когда вы вернетесь домой, и обдумаете все спокойно, то решите разумно распорядиться своими акциями. Тогда, вы можете обратиться ко мне, либо к моему брату Йакобу, в контору в Цюрихе. Я оставляю вам визитки.

* * *

Когда швейцарский адвокат был выпровожен, Патрик Тэммелен задумчиво покрутил в пальцах одну из визиток, пробурчал «очень хорошая полиграфия», и сунул ее в карман рубашки.

– Думаешь, пригодится? – спросил Гюнтер Киршбаум.

– Как знать, дружище, как знать, – произнес англичанин.

– Ну, мужчины, что было? – спросила Йошида Акеми, появляясь в холле.

– Была неудачная попытка разводки, – проинформировал Гюнтер, – а где Рената?

– Она читает детям на ночь. Сказала, что подойдет сюда, когда уложит их спать.

– О, да! Моя Рената – живой символ порядка в семье.

– Она замечательная! – объявила британская японка.

– Это точно, – Гюнтер кивнул.

– Дружище, – сказал Патрик, – а про каких девушек с темно-зеленой кожей, и хищными глазами ты спрашивал у этого швейцарского жулика?

– Так, я потому и спросил, что понятия не имею, кто они такие. Мы с Ренатой случайно увидели их, когда была последняя стоянка у Маскаренского плато. Мы в тот день рано встали, решили погулять по верхнему обзорному мостику, и заметили, что в хвостовом секторе, где авианосцы, что-то происходит. У нас оказался с собой бинокль, так что мы хорошо разглядели команду, которая там работала. Это крепкие девушки, вероятно, из какого-то племени банту, но их кожа не шоколадная, а скорее темно-зеленая, и глаза странные, похожие скорее на глаза леопарда. Это довольно трудно объяснить. Лучше показать.

С этими словами, Гюнтер Киршбаум положил на стол трубку-коммуникатор.

– Вы их сфотографировали? – обрадовалась Йошида Акеми.

– Да. Но, качество снимков не идеальное.

– Ну-ка, ну-ка… – она потыкала пальцем в сенсорный экран… – Ух! И правда, зеленые негритянки. Неужели это такое племя?

– По-моему, – заявил Патрик, тоже глядя на экран, – это как-то связано с сомнительным объяснением о фридайверах с оливковой кожей. Будто бы они принимают специальные анаболики, как это делают культуристы, только другого состава. А цвет – это побочный эффект. Мне сразу не поверилось в это.

– Точно, вранье! – заявила японка, – Зачем бы эти девушки-негритянки стали принимать анаболики, или что-то еще в таком роде. Как ты думаешь, Гюнтер?

– Я думаю, – ответил германец, – что когда мы доберемся до Европы, я сразу напьюсь от счастья, что мы убрались с этой проклятой гипер-калоши.

*19. Флирт и сюрпризы в стиле гало-рок

Та же дата, 25 марта, вечер, Амстердам, кафешантан «Анаконда».

Елена Оффенбах вошла в зал слегка танцующей походкой, сверкая новеньким сине-серебристым комбинезоном для мотоспорта, приземлилась на табурет около стойки, звонко хлопнула в ладоши, и поприветствовала молодого бармена-мулата:

– Hi, Фулбано! Как дела, и где Тисо?

– Привет! – он отставил в сторону шейкер и радостно хлопнул ее по плечу, – шеф, как нормальный человек, пошел заниматься семьей после смены. А дела пошли классно с сегодняшнего дня. Ходят слухи, что ты раздраконила районную полицию, потому-то и лицензия на шоу возобновилась. Это правда, или как?

– Отчасти, да, – сказала она, – а ты осчастливишь меня красным элем и сосисками?

– Запросто! – сказал Фулбано, принимаясь за заказ, – А во что это ты разоделась?

– А вот: купила себе motorbike. Комбинезон – в подарок. Рекламная акция.

– Понятно… Хотя нет, непонятно. Ты же вроде теперь богатая девчонка, и могла бы купить реальный автомобиль.

– Могла бы. Но, я выбирала транспорт под свой новый гараж. Он прямо в квартире под лестницей, очень удобно, но туда ничего крупное не влезет.

– Ой! – воскликнул он, – Значит, ты правда, купила у шефа ту дурацкую квартиру?

– Квартира не дурацкая! – с жаром возразила Елена, – Наоборот, очень стильная!

– Ладно, – Фулбано широко улыбнулся, – я не спорю, у богатых свои причуды. Анита, в перерыве между плясками, шепнула, что твой парень – гало-рок звезда, Сван Хирд.

– Ох уж эта Анита, – прокомментировала Елена, и бросила взгляд на эстраду, где вокруг светящейся анаконды плавно вертелась девушка в микро-бикини, Анита Цверг, бывшая сварщица на верфи. Год назад она потеряла работу, полгода назад для нее истек период выплаты социального пособия. С тех пор Анита Цверг сделалась «персоной свободной профессии»: промышляла нелегальным авто-ремонтом и танцами в «Анаконде». Надо добавить, что танцам Анита училась в клубе, где Елена была одним из тренеров…

– Елена, так, это правда про тебя и рок-звезду? – снова спросил Фулбано.

– Отчасти, да. Возможно, Сван сегодня сюда заглянет, тогда увидишь.

– Ух ты! – воскликнул Фулбано, – Заглянет сам Сван Хирд! Вот это круто!

– Возможно, – повторила Елена, улыбнулась и сделала первый глоток красного эля.

Со Сваном она общалась по телефону в предобеденное время – он позвонил, когда она (после вечерних и ночных приключений с полицией) еще только встала с постели. Он (представьте себе!) не заметил, что Елена вчера уже заскакивала к нему в таунхаус, и забрала свой велосипед. Он не знал, что она вернулась из Цюриха вчера вечером, и был взволнован отсутствием вестей от нее: «ты ведь собиралась приехать в 10 утра»…

Елена не стала в этом телефонном разговоре сообщать ему о незаметно разыгравшейся преамбуле фольклорного сценария «возвращается girlfriend из командировки», а просто предложила встретиться вечером в «Анаконде», где она «зависла по одному делу». Она только сейчас (после вопроса Фулбано) задумалась о том, как затронуть вопрос о сеансе камасутры Свана с той длинноногой «студенткой-школьницей». Был вариант: никак не затрагивать, и выбросить это из головы, но Елена полагала, что старательно не замечать подобные поступки бытового партнера так же нелепо, как и скандалить из-за них. Но, в «фольклорном сценарии» ничего третьего предусмотрено не было. Прожевав третью (и последнюю) сосиску, Елена глотнула еще замечательно-ароматного красного эля, и уже собралась включать фантазию на всю катушку, чтобы что-то придумать, как вдруг.

…На соседний табурет тихо, как колибри, села Анита Цверг, успевшая накинуть поверх бикини белый купальный халат. По своим массогабаритным характеристикам бывшая сварщица была далеко не колибри, а скорее начинающей метательницей молота, но ее пластика и контроль движений обеспечивали такую кажущуюся легкость…

– Салют! – рявкнула она почти в ухо, и хлопнула бывшего тренера по спине.

– Эй, аккуратнее! – возмутилась Елена, – У тебя лапа, как асфальтовый каток!

– Ну, извини! – Анита чмокнула ее в то же самое ухо, – А теперь рассказывай: ты как?

– Так, – Елена чуть пожала плечами, – работаю над одним делом о наследстве. Осенью, наверное, закончу, и к зиме буду, как вольный ветер.

– А! Знаем-знаем! Дело Линды Вилворт, цветочной королевы!

– Угу. Оно самое.

– Круто! – Анита похлопала в ладоши, и отхлебнула оранжа из стакана, принесенного барменом Фулбано, – Гонорар больше миллиона евро, не иначе!

– Больше, – подтвердила Елена, – но цифры называть не могу, адвокатская тайна.

Анита Цверг снова хлопнула ее по спине (но уже не так зверски), и кивнула.

– Понимаю-понимаю. А для старых друзей у тебя есть минута на консультацию?

– Конечно, есть. У тебя что-то случилось?

– Случилось не у меня, а у одной девчонки, она устроилась уборщицей в старый дом, разбитый на шесть квартир, и одну квартиру как раз арендую я. Это в Харлеме, там довольно симпатично и дешево, кстати, как-нибудь заскакивай на бутылочку вина.

– ОК, я заскочу. А что случилось у этой девчонки?

– Серьезное дерьмо, – переходя на шепот, произнесла Анита, – я могу тебе доверять?

– Хочешь в морду? – обиженно спросила Елена.

– Ладно-ладно, – бывшая корабельная сварщица прижала ладони к груди, – я ляпнула глупость. Там, правда, дерьмо. Ее муж, какой-то долбанный иранец, а может афганец, отобрал у нее деньги, одежду, и паспорт, и не выпускал из дома. Она у него была, как выяснилось, четвертой женой. Ни регистрации, ни прав. Только шариат. Этот ее муж просто исчез месяц назад. Его уроды-родичи дали девчонке старую спецовку, рваные ботинки, и вышвырнули ее на улицу. Потом мужа нашли в районе порта. Утонул он.

Тут Анита сделала большие глаза, давая понять, что субъект утонул не сам. Елена без удивления кивнула (бывает, да), и поинтересовалась:

– Что дальше?

– Дальше по хиджабному паспорту этой девчонки одна террористка удрала в Африку.

– Упс… Что за террористка?

– Мэгги Райан, из Ирландской Роялистской Армии, – шепнула Анита Цверг.

– Cluster-fuck… – выдохнула Елена. – …А откуда все это известно?

– От блоггеров, вот откуда. Нынче полицейские секреты не очень-то держатся. Нашу полицию уже называют находкой для шпионов. Эй, ты о чем задумалась?

Елена Оффенбах действительно задумалась, или точнее – погрузилась в воспоминания, прокручивая в голове события вечера 31 января в аэропорту Схипхол. Там Елена, точно в соответствии с инструкцией неаполитанца Ларри, заняла место в кафе под цветущей лианой, и стала листать журнал «Homebuilt Hobby». Потом к ней подсела на несколько минут девушка в фиолетовом хиджабе, поставила на пол сумку, и стала есть арахис из пакетика. А Елена незаметно уронила в эту сумку телефон Линды Вилворт…

«Значит, – подумала Елена, вспоминая этот эпизод, – я сидела рядом с Мэгги Райан по прозвищу Кали-Юга, которая – единственная из Тростанской боевой ячейки каким-то непостижимым образом избежала ареста после исполнения рекордно-разрушительных терактов в Ньюкасле, в Ливерпуле и в акватории Ирландского моря. Вот это фокус. Кали-Югу год искали в горячих точках, а она отсиделась в Европе – и фьють».

– Эй! – вторично окликнула Анита и толкнула подругу плечом.

– Не пихайся, – буркнула Елена, – видишь: я размышляю. Дело ИРоА, это не шутки.

– Я понимаю, потому и не хочу советоваться ни с кем, кроме тебя. Так, что делать-то?

– Подожди, не так быстро. А полиция разыскивает эту твою подружку?

– Еще как! Но, к счастью, Лейла совсем не похожа на мусульманку. Глаза серо-зеленые, волосы светло-рыжие, по виду нормальная фрисландка, моего телосложения.

– Что же она вляпалась в ислам, если нормальная фрисландка?

– Блин! Елена! Пойми, она маленькая, ей 18 лет! А вокруг, блин, толерантность, сука, мультикультурализм, на хрен! Знаешь, сколько девчонок так влипает?

– Не знаю. Ладно, есть идея. Пусть девчонка идет в «Help-Camp» партии NVV.

– Ты что, Елена! Это же нацисты!

– Нацисты – не нацисты, а фракцию в парламенте имеют. И у них накатанный метод реабилитации этнических голландок, сдуру перешедших в ислам. Только надо верно подать себя. Ноутбук есть?

– У меня, что ли? – спросила Анита.

– Да, у тебя. Я продиктую историю, а ты запишешь.

– Понятно. Сейчас… Алло! Фулбано! Будь лучшим другом, брось сюда мой комп!

* * *

В течение следующего получаса рождалась драматическая история вовлечения очень доверчивой фрисландки в клоаку исламского экстремизма, при мерзком содействии прогнивших социальных институтов, включая, конечно, школу, пораженную вирусом толерантности. История вчерне была готова, и две девушки начали редактировать ее, устраняя противоречия и добавляя колорита, когда…

…Появился Сван Хирд – в своем стиле: одетый с некоторой претензией на сходство с викингами, и причесанный соответственно.

– Привет, Елена! Тут зачетное местечко!

– Привет, Сван, – ответила она, вставая ему навстречу, – давай-ка отойдем в сторонку и поговорим немного. Анита, я на пару минут.

– Ладно, – ответила бывшая корабельная сварщица, слегка удивленно провожая взглядом Елену, которая тянула гало-рок музыканта в сторону служебной комнатки по ту сторону стойки бара. В комнатке имелся угловой диван и квадратный стол – все, что надо, чтобы переговорить с глазу на глаз.

– Что-то не так? – подозрительно спросил Сван Хирд.

– Я, – сообщила Елена, – прилетела в Амстердам вчера, и дома наблюдала тебя в процессе коитуса с какой-то особью. Такой неприятный сюрприз.

– Черт! Это случайно получилось. Понимаешь, Елена, была такая ситуация…

– Стоп! – она подняла руку, – Важно другое. Как правило, женщина хочет видеть, что ее любят. Я не исключение. Вот так, Сван. А теперь, у меня есть еще незавершенное дело.

С этими словами, Елена хлопнула его по плечу и резко вышла из комнатки. Сван Хирд вздохнул, вышел вслед за ней, затем устроился за столиком у дальней от входа стены, и задумался: как сделать, чтобы Елена увидела, что ее любят? Он абстрактно размышлял полчаса, потом пошептался с барменом, после чего уехал, но вскоре вернулся с весьма внушительным чемоданом, и без церемоний разместился на эстраде.

– Внимание! – объявил бармен Фулбано в микрофон, – У нас в гостях Сван Хирд, и мне кажется, его не надо представлять специально.

– О-о… – выдохнула публика (человек сорок в зале).

– Привет, народ! – крикнул гало-рок музыкант, успевший распаковать свой чемодан, в котором оказался синтезатор, пара динамиков и электрогитара.

– Wow! А-а… – послышалось в ответ.

– Программа, – продолжил он, – будет такая. Кое-что из последнего альбома. Потом две композиции из новенького, чего еще никто не слышал, а дальше – все по выбору самой красивой девушки на этой планете. Кто она – пока секрет. Так! Погнали! Компьютерная баллада «Вицлипуцли». У кого хватит драйва подпевать – вперед! Йо-хо-хо!..

…Через некоторое время к «Анаконде» подъехала полиция – по звонкам бдительных граждан, сообщавших, что рядом с кафешантаном «происходит очень подозрительное скопление возбужденной молодежи». К слову сказать: голландские бюргеры – самые бдительные на нашей планете. Если они видят на улице или в соседнем доме что-либо необычное (или просто выходящее за рамки их бюргерских представлений), то тут же вызывают полицию. Известный феномен: голландцы не задергивают шторы, даже если квартира просматривается с улицы или из окна дома, расположенного рядом. Одно из объяснений: это пережиток периода германской оккупации (тогда военный комендант запретил людям задергивать шторы – во избежание заговоров простив Третьего Рейха). Обычно гиды приводят другое объяснение: голландцы не задергивают штор, чтобы все вокруг знали: тут не делается ничего постыдного. Психологически более достоверный вариант этого объяснения: голландцы не задергивают штор, чтобы бдительные соседи (провались они!) не заподозрили бы чего-нибудь, и не вызвали бы полицию. Конечно, голландская полиция почти всегда доброжелательна и корректна, но на фиг надо…

…Так вот: полиция подъехала к «Анаконде» по звонкам бдительных граждан, и…

…Не стала вмешиваться. Потому что здесь есть принцип: если творится какой-нибудь безобидный беспорядок, то лучше просто последить за ситуацией, а не провоцировать вмешательством перерастание безобидных беспорядков в деструктивные и опасные. Следование этому принципу принесло позитивный результат. Вскоре после полуночи «возбужденная молодежь» спокойно разъехалась, не причинив никому никакого вреда (некоторое количество пустых жестянок от пива и мятых сигаретных пачек, случайно брошенных мимо урны – вот и все последствия).

…А в почти опустевшем зале «Анаконды» наступила тишина и, репортер локального молодежного ITV-канала «Фоносфера», прикативший на «горячую тему», наконец-то «добрался до тела» популярного гало-рок музыканта (а также и до персоны загадочной girlfriend этого музыканта). Столик в углу эстрады вполне годился для mini-talk-show.

Репортер (молодой парень по имени Ламмерт Ранет) щелкнул ногтем по микрофону, проверяя звук, сказал пару вводных фраз, и хлопнул в ладоши:

– Ну, что, начнем Сван? Что ты хотел бы сказать на старте?

– Вообще, – ответил Сван Хирд, – для начала: самое классное, это если ты поешь, а люди приходят послушать не потому, что была реклама, а просто потому, что им нравится.

– А ты нигде не анонсировал этот концерт? – уточнил Ранет.

– Точно. Нигде. Я и сам не знал, что буду петь. Я просто пришел на свидание с Еленой.

– Вот оно что! – обрадовался репортер, и повернулся к Елене Оффенбах.

– Так и было, – подтвердила она.

– А что за слухи, будто ты познакомилась со Сваном в тюрьме?

– Не в тюрьме, а в следственном изоляторе ГУ КП, – поправила Елена.

– Ого… – Ламмерт Ранет сделал большие глаза, – …Готическая романтика. Сван, а как случилась это безобразие с тюрьмой две недели назад? И правда ли, что после этого ты расстался со своей предыдущей гало-рок командой?

– Случилось просто, – ответил музыкант, – каким-то коррумпированным уродам сильно захотелось получить от меня ложные показания против Линды Вилворт. Что-то там про неаполитанскую мафию. Вот тут-то я и понял, какова цена всем нашим законам, правам человека, и всей тому подобной дребедени. Вот какая!

Он ударил ребром ладони левой руки по сгибу локтя правой, и пояснил:

– На тебя вешают обвинение, будто ты член криминального синдиката, и почти все твои друзья разбегаются, чтобы тоже не попасть в эту колбасу, а все твои права, про которые рассказывают в школе, перестают существовать. Как в триллерах про Гестапо. А Елена оказалась единственным человеком, который не побоялся в это полезть. Вот так!

– Жесткое знакомство! – произнес репортер, – Но, ходят слухи, что без неаполитанской мафии, все же, не обошлось. Участие вас обоих в круизе на самбуке «Могадишо»…

– …При чем тут мафия? – мгновенно перебила Елена, – Круизный проект принадлежит компании из Сан-Марино. Конечно, есть журналисты, которые думают, что «Италия» и «Мафия» это синонимы. Но ты-то, Ламмерт, к таким не относишься, правильно?

– Ни в коем случае не отношусь. Но – обсуждение интересных слухов, это мой хлеб. Я прошу не обижаться. Хорошо?

– Договорились, – согласилась она.

– Отлично! – репортер потер руки и повернулся к Свану, – Ходят слухи, что ты будешь участвовать и в следующем круизе, уже на самбуке «Финикия».

– Да, верно. Там интересная программа на две недели. Будет девять концертов с online трансляцией, из них пять в открытом океане, и один на Острове Погибших Кораблей.

– Скажи, Сван, а тебе не страшно лететь в Сомали, где пираты, и всякое такое?

– Ламмерт, а тебе не страшно выходить на улицу тут, в Амстердаме, где есть такие же исламисты-радикалы, что и в Сомали и, начиная с 2002 года, они регулярно совершают нападения и убийства? В Сомали ты хотя бы можешь купить пулемет и защищаться, а в Амстердаме – нет. Тебя сразу арестует полиция. Ну что? Тебе не страшно?

Репортер сосредоточенно помахал ладонями, а потом потер себе щеки.

– Брр… Ладно, Сван. Мой вопрос был дурацкий. Проехали, давай лучше о программе в круизе «Финикии». Ты сказал: девять концертов, верно?

– Да. Первый концерт будет сразу после прилета в Могадишо. Как тебе это?

– Круто! – воскликнул репортер, и посмотрел на Елену, – А ты не боишься за него?

– Понимаешь, – ответила она, – я только что услышала про этот сомалийский круиз.

– А я, – пояснил Сван Хирд, – только вчера подписал контракт, и…

– Про контракт мы поговорим без TV-камеры, – мягко остановила его Елена, – а сейчас рассказывай дальше про круизную концертную программу.

Несколько позже. 3 часа ночи 26 марта. Амстердам. Район Зеебург. Гросс-канал.

Секция Свана Хирда в таунхаусе.

Елена Оффенбах шлепнулась в широкое кресло в гостиной, заложила ногу на ногу, и торжественно объявила:

– Знаешь, Сван, наверное, ты неплохой парень, но в голове у тебя не мозги, а опилки.

– Почему? – обиженно спросил он.

– Без понятия, – сказала она, – может, от генетики, а может, от неправильной диеты.

– Нет, я спрашиваю: почему ты так решила?

– Потому, что это единственное объяснение твоего согласия на эту аферу в Сомали. И, кстати, дай-ка сюда контракт, я посмотрю, под чем ты подписался.

– Вот, – сказал он, протягивая ей папку в черной обложке.

– Вот, – отозвалась она, взяла папку и начала листать, – черт знает что! Как ты с таким отсутствием мозгов, до сих пор жив? Я уехала всего на один день, и что? Черт с ней, с неопознанной женской особью, которая оказалась в твоей кровати. Но этот контракт! Японские камикадзе и то, наверное, не подписывали такую декларацию суицида.

– Но, – неуверенно произнес он, – там же записаны гарантии безопасности.

– Можешь подтереться этими гарантиями! – ответила она, – В Сомали нет регулярного правительства, столицу периодически берут штурмом какие-то банды, полиция ООН с трудом контролирует три ключевых точки в Могадишо, но даже в этих точках бывают внезапные террористические взрывы несколько раз в год.

– Что, правда? – спросил гало-рок музыкант.

– Да, черт возьми! Ты мог бы прочесть об этом в Интернете, если бы не поленился. Но, поздно об этом говорить. Одно радует: ты можешь взять с собой ассистента. И я с тебя снимаю хлопоты с поиском и выбором этого ассистента.

– Э-э… Как это ты с меня снимаешь хлопоты?

– Включи мозг, – лаконично предложила она.

– Э-э… Елена, ты… Э-э… Хочешь сказать, что поедешь со мной?

– Да. Тебе повезло, Сван. В период, указанный в твоем контракте, у меня не назначены судебные слушания по делу Вилворт, так что я свободна. А теперь катись спать.

– Э-э… А ты?

– А я не в настроении. Так что я буду смотреть в Интернете про остров Баджун-Чула.

– Про какой-какой остров?

– Баджун-Чула, – повторила она, – там у тебя второй концерт.

– Нет, Елена, ты путаешь! Второй концерт на Острове Погибших Кораблей.

– Сван, учись читать контракты целиком, вместе с примечаниями. А конкретно сейчас отправляйся спать, и не отвлекай меня от работы. Вопросы есть?

– Ладно, – он вздохнул, – нет вопросов. Но, я вот что хочу сказать: я тебя люблю.

– ОК, я это учту, – великодушно сказала она.