Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 55 страниц)

– Ты все шутишь, – он вздохнул, – а я серьезно, вообще. Правда, я серьезно.

– У тебя вечером концерт, – напомнила она, – как насчет того, чтобы настроиться?

– Настроиться на что, Елена?

– На драйв, конечно! Ты ведь создаешь гало-рок, а это ух!!!

Елена Оффенбах выразительно оскалилась и сжала кулаки. Сван вдруг внимательно посмотрел на нее, будто изучая каждую черточку лица, каждый изгиб тела, и каждый солнечный блик на коже.

– Что случилось? – удивленно спросила она, опустив руки.

– Нет-нет! – воскликнул он, – Сделай так снова!

– Ух!!! – рыкнула Елена и опять сжала кулаки.

– Да! – обрадовался Сван, схватил ее в объятия, и укусил за ухо. Не то, чтобы больно, а просто несколько неожиданно.

– Эй, аккуратнее! Я тебе не сэндвич!

– Извини! Просто это то, что надо! Вообще, то что надо! Ты не врубаешься, что ли?

– Пока нет, – ответила она.

– Блин! Вообще! Это же настроение! Модальность! Ну, идем, поможешь мне!

– Черт побери, Сван, если бы я понимала, о чем ты…

– …Любовь ледяного дракона! – перебил он, – Самая четкая драконья баллада! Я тебе говорил: последнее великое сочинение Элизабет Мак-Дейл! Ей было уже 80 лет, такая бойкая старушка! Ее выпустили из тюрьмы в Шотландии, и она сразу эмигрировала в Нидерланды. Она вообще целыми днями торчала в кофе-шопах, жевала грибы реально горстями, и сочиняла поэмы на своем старом лаптопе! В основном они были на языке марбендиллов, но некоторые – на английском! «Любовь последнего ледяного дракона» вообще самое крутое, что бывает! Я даже подобрал фоновый трек, но стиля не было! А теперь есть! Давай, идем быстро, и сделаем это! Ты мне поможешь, я тебе скажу какие клавиши нажимать на синтезаторе, а то у меня рук не хватит.

– Ладно, – согласилась она, – только скажи, кто такие марбендиллы?

– Блин! Ну, это из скандинавского фольклора. Вроде Шрека из мультика, но всерьез!

– Так. Это понятно. А откуда Элизабет Мак-Дейл знала язык марбендиллов?

– Блин: я же тебе объяснил: она жевала грибы реально горстями! Ну, идем, давай!

– Идем, – согласилась Елена, высоко оценив объяснение о языке марбендиллов.

19 апреля. Сразу после полуночи. 40-метровый греческий минзаг «Тетис».

Трехчасовой концерт – это непростая работа для артистов. Тем более, если в качестве эстрады – 9-метровая площадка для мини-геликоптера на корме небольшого корабля, находящегося в открытом море. Но, можно посмотреть с другой стороны: если у всех участников возникает этакая эмоциональная синхронизация, то работа превращается в бесшабашную вечеринку. Пропадает четкая граница между эстрадой и залом, между артистами и зрителями, даже между реальным и виртуальным присутствием. Капитан Никодим Кириакиди (попросту Ник) с согласия и при участии научного руководителя экспедиции Алексиса Сатироса (попросту Алекс) организовал необычное применение широкоформатных мониторов и высокоскоростного спутникового канала. Вот так был построен Интернет-мост, соединивший «Тетис» с Фессалониками и Неаполем.

Для Елены Оффенбах (впервые оказавшейся в роли концертного ассистента) три часа пролетели стремительно и азартно, как велокросс по пересеченной местности. Песня «Любовь последнего ледяного дракона» вызвала шквал эмоций, и в конце концерта, по просьбе публики, Сван Хирд исполнил эту песню на бис. На этом все. Финиш. Артист и ассистент могли теперь покинуть световой круг, и устроиться в носовой части открытой палубы, где было тихо, по-своему уютно, и где собралась приятная компания, с целью поболтать на свободные темы – пятеро персон (не считая Елены и Свана).

Там были уже упомянутые капитан Ник Кириакиди и шеф по науке Алекс Сатирос. Еще раньше Елена отметила, что эти двое напоминают ей журналиста Мэлоуна и профессора Челленджера из «Затерянного мира». Первый: высокий, с телосложением, близким к атлетическому. Второй: среднего роста, широкий кряжистый, с крупными чертами лица, высоким лбом, и с черной бородой фасона «лопата».

Кроме того, присутствовали еще три выразительных персонажа: мужчина – европеоид, вероятно лет 35–40, и две молодые девушки, кажется, африканки – банту. Рассмотреть новых знакомых более детально не получалось – здесь было маловато освещения.

Мужчина, открыто и довольно обаятельно улыбаясь, сообщил:

– Меня зовут Бенни, а это – Дзуа и Мвези. Мы в каком-то смысле фограннеры.

– Фограннеры? Экстремалы под парусом? – спросила Елена, слышавшая это слово.

– Вроде того, – подтвердила Дзуа, – мы хотим прокатиться на циклоне Амбалика…

– …И, – добавила Мвези, – нам повезло, что мы попали на ваш концерт!

– Это было круто! – объявила Дзуа.

– Супер круто! – усилила ее тезис Мвези, – Ледяной дракон! Wow!

– Ну, – ответил Сван Хирд, – я чертовски рад, что вам понравилось! А когда я сотворю балладу об акваноидах, то надеюсь, будет вообще круто!

– Об акваноидах? – удивился профессор Сатирос.

– Да, Алекс. Я много читал в Интернете о полуподводных гуманоидах. В этом драйв! Кстати, блоггеры пишут, что на гайоте Голиаф видели акваноидов. Тут рядом, верно?

– Полторы мили, – сообщил капитан Кириакиди, показал рукой примерно на восток, и полюбопытствовал, – а ты хочешь посмотреть на них, я правильно понимаю?

– Конечно, хочу! – воскликнул гало-рок музыкант, – Было бы вообще здорово, ну, там, поплавать с акваноидами. Я однажды плавал с дельфинами, это был восторг!

– Ты думаешь, акваноиды, это вроде дельфинов? – поинтересовался Бенни.

Елена Оффенбах сразу же отметила в его тоне особую иронию, свойственную людям, знающим предмет диспута гораздо лучше, чем собеседник. Этот странный фограннер наверняка что-то знал. И две его подружки – банту – тоже. А Сван, похоже, не заметил ничего подозрительного, и попытался ответить на вопрос.

– Ну, я думаю, это вроде туземцев. Как неизвестное племя в джунглях Амазонки. Там огромная река, а тут огромные подводные атоллы. Вообще, я читал в Интернет разные мнения. Кто-то пишет, что акваноиды – небольшие разумные динозавры, как в сериале «Динотопия». А кто-то пишет, что они – инопланетяне, или инопланетные биороботы. Конечно, всякое может быть, но гипотеза про туземцев мне больше нравится.

– А ведь бывают туземцы-каннибалы, – сделав большие глаза, прошептала Мвези.

– Наверное, бывают, – сказал Сван, – но я думаю, что акваноиды не такие. Вообще, все морские млекопитающие дружелюбны к людям. Тюлени, дельфины, и даже касатки.

– Но, не люди, – заметила Дзуа, – люди к людям как-то не очень дружелюбны, а?

– Людей испортила средневековые предрассудки! – твердо сказал гало-рок музыкант.

Капитан Ник Кириакидис покачал головой.

– Боюсь, Сван, ты слишком мало знаешь диких туземцев. Мне приходилось бывать на Ориноко, и я тебе скажу: индейцы не всегда так дружелюбны, как об этом говорят.

– Значит, их испортили миссионеры и культуртрегеры, – упрямо заявил Сван.

– Но, – негромко произнесла Елена, – я видела запись еще одной версии происхождения акваноидов. Это своего рода «теория заговора», но ее следует принимать во внимание.

– Заговора о чем? – спросил Алекс Сатирос.

– Заговора в сфере генной инженерии человека, – пояснила она, – есть сообщение, что в центре подготовки морского спецназа США в Пуэрто-Рико была программа «Ондатра». Название связано с экспериментами по вирусной передаче человеку нескольких генов ондатры, водяной крысы, которая прекрасно ныряет и подолгу остается под водой. Как говорят, крыса – это лабораторный двойник человека, в частности, в генетике. Я думаю, Алекс подтвердит, что трансгенные эксперименты такого рода проводились.

– Елена абсолютно права, – согласился профессор, – ранее уже проводились трансгенные передачи свойств между человеком и крысой при помощи вирусов.

– Вот, блин… – удивился гало-рок музыкант, – Алекс, а ты что-нибудь слышал об этом проекте «Ондатра»?

Греческий профессор, прежде чем ответить, сделал длинную паузу, артистично нагнетая напряженность, и только после этого объявил:

– Как любой специалист по экологии океана, я интересуюсь инновациями дайвинга, и не пропускаю такие слухи мимо. Если проект «Ондатра» действительно проводился, значит, некая военно-научная группа пересекла границу юридически разрешенных трансгенных технологий: применила вирусный перенос генов не для лечения заболеваний, а в целях комплексного наследуемого изменения свойств обычного нормального человека.

– Алекс, а можно подробнее? – спросила Елена Оффенбах.

– Можно, – ответил он, – но не забывайте, речь идет о слухах. Даже если это правда, то никто не сознается, а распространителя этой информации могут привлечь за клевету.

– Я понимаю, Алекс. Но, мне просто любопытно.

– Хорошо, – греческий профессор кивнул, – я изложу примерное содержание ничем не подтвержденных слухов. Эти слухи сводятся к тому, что в человеческий генный код, с помощью вирусного переноса был включен некий генный фрагмент ондатры, с тремя главными программами, обеспечивающими сверхкритический фридайвинг.

Первое: синтез омега-миоглобина – протеинового аккумулятора кислорода.

Второе: синтез фило-фитина – метаболического регулятора, который создает жировую прослойку, защищающую организм от переохлаждения при долгом нырке.

Третье: синтез талас-эндорфина – нейромедиатора, который во время нырка отключает избыточное потребление кислорода некоторыми тканями. Так вот, у талас-эндорфина выявился побочный эффект, названный в шутку «веритацией», или вакциной от вранья. Человек, в организме которого циркулирует это вещество, не может полноценно врать.

– Что-то вроде пентотала, сыворотки правды? – спросила Елена.

– Нет, – Сатирос искривил свои полные губы в невеселой улыбке, – эффект от пентотала сильно преувеличен журналистами. Пентотал лишает человека воли, и растормаживает речевую активность. А талас-эндорфин действительно мешает человеку врать.

– Это как? – удивился Сван.

– Вкратце так: при попытке словесно выразить что-либо, противоречащее собственным знаниям или представлениям, человек испытывает тревогу, затем боль, затем судороги. Примерно, как алкоголик, которому подшили ампулу с препаратом класса «эспераль», и который, не удержавшись, выпил рюмку водки, или две рюмки.

Гало-рок музыкант кивнул в знак понимания.

– Знаю. У меня двое знакомых «торпедировались». Я бы вот поступил с авторами этого «эспераля», как с нацистскими врачами. Петлю на шею, и в полет. Они, блин, садисты!

– Сван, – окликнул Бенни, – а как бы ты поступил с авторами проекта «Ондатра»?

– Не знаю, блин! Таких вообще надо живьем засовывать в ад! Вот мое мнение!

– Ты веришь в ад? – все с той же иронией спросил странный фограннер.

– Ну, вообще… Так… У меня мама отчасти христианка, даже иногда ходит в церковь.

– Бенни, – встряла Елена, – а во что или в кого веришь ты?

– Интересный вопрос, – проворчал он, – видимо, я верю в объективно-неограниченную, доминирующую креативную или разрушительную, силу во Вселенной: в силу разума.

– Вот блин… – отреагировал гало-рок музыкант, – …Зачем ты так про разум, будто это водородная бомба, или вроде того?

– Нет, Сван, не вроде того. Водородная бомба, по существу, вторична. Просто один из инструментов, созданных разумом. Разум способен создать целый спектр различных инструментов, включая средства разрушения, гораздо более мощные, чем эта бомба.

– Ну, Бенни, дело, конечно, твое, но мне не по нраву такая вера. Я вот верю в реальных языческих германо-скандинавских богов. Я их чувствую, понимаешь?

Странный фограннер улыбнулся, и кивнул в знак понимания.

– Да, если что-то чувствуешь, то в это логично верить. Елена, а во что веришь ты?

– Гм… – она задумчиво погладила свой затылок ладонью, – …Верить в разум у меня не получается. У меня было три года службы в миротворческом полицейском корпусе. Я покаталась за казенный счет по разным точкам, и маловато видела разума. Может, тот доминирующий разум, про который ты сказал, есть где-то в галактике, но не на нашей планете. Здесь на Земле люди в основном думают жопой. Обидно, но факт. Так что, в анкетах о религии я всегда ставлю птичку в клеточке «гуманизм».

– Гуманизм, это что в твоем понимании? – спросил Бенни.

– Как в энциклопедии, – ответила Елена, – гуманизм – это признание человека высшей ценностью, и признание права человека на счастье.

– Ты про какого человека? Про того, который думает жопой, как ты только что очень убедительно объявила? И как, по-твоему, у него появится счастье из этой жопы?

Елена Оффенбах пожала плечами.

– Может, я идеалистка, но я надеюсь, что когда-нибудь мир будет таким, что эта идея перестанет казаться абсурдной. По-моему нормальному человеку комфортнее в такой социальной среде, для которой гуманизм – это общее естественное правило.

– Вот! – поддержал Сван Хирд, – Это мне нравится! А просто разум, без гуманизма, это хреново, на мой взгляд. Вот, Алекс изложил теорию с генами ондатры, подсаженными человеку. Если только с позиции разума, то так делать можно. Наука требует жертв. А посмотрим с позиции гуманизма. Людям покалечили мозги! Ведь человек, который не может соврать, это инвалид на всю жизнь. И никакая наука этого не оправдывает!

– Странно как-то, – отозвался капитан Кириакиди, – по-твоему, получается, что честный человек, это инвалид по мозгам, что-то вроде идиота.

– Ник, а что такое честный человек? – спросила Мвези.

– Как что такое? – удивился капитан, – Просто, это человек, который не врет.

– Никогда? – с сомнением в голосе уточнила молодая банту.

– Ну… – капитан задумался, – …В принципе, никогда. Бывают, конечно, особые случаи. Вроде бы, даже в библии есть что-то про ложь во спасение. Но это крайняя редкость.

– Ник, а ты смотрел сериал «Lie to me»? – подключилась Дзуа.

– Не помню. Может, смотрел. А к чему ты это?

Дзуа выразительно постучала себя пальцем по макушке и ответила:

– Там подмечено: «в среднем люди лгут три раза за 10 минут разговора». И то же самое, только другими словами, сказано в книжках про психологию. Я смотрела все 48 серий, сначала один раз, потом второй, а потом еще третий по частям – где мне больше всего понравилось, и запоминала. Вот, слушай про свадьбу: «Невеста притворяется, что она девственница. Жених – что нашел одну-единственную. Родители с обеих сторон – что нравятся друг другу. Настоящий праздник вранья». Ну, что скажешь, Ник?

– Ладно, – проворчал капитан Кириакиди, – бывают ситуации, когда соврать – не грех.

– Да! – Мвези энергично покивала, – Такие ситуации бывают каждый час! И если ты не можешь соврать, то ссоришься с семьей, с друзьями, с командой на работе. А если кто-нибудь знает, что ты не умеешь врать, то он тебя поимеет, как захочет, когда захочет, и столько раз, сколько захочет! Это понятно, да?

– Девушки, не заводитесь, – мягко сказал Бенни, – иначе вы обидите Ника.

В диспуте возникла пауза. Капитан потряс головой, как после несильного нокдауна.

– Черт! Странно, что я никогда не думал на эту тему.

– Просто, посмотри этот сериал, классная штука! – посоветовала Дзуа.

– …И, – сказала Мвези, – давайте поможем Свану сочинять балладу про акваноидов!

– По-моему, – заметил Бенни, – надо спросить у Свана, хочет ли он такой помощи.

– Я? – удивился гало-рок музыкант, – Ну, конечно, я хочу! Вы точно что-то знаете про акваноидов. У меня пока только общее ощущение драйва темы. Мне бы какую-нибудь зацепку. Сказку. Фольклорную историю. Ну, что-то типа эпоса о нибелунгах.

– Это про нибелунгов, которые из фильма «Кольцо Нибелунгов»? – спросила Мвези.

– Более корректно выглядит другая формулировка, – авторитетно уточнил профессор Сатирос, – фильм «Кольцо Нибелунгов» снят по мотивам эпоса о нибелунгов. Фильм, я полагаю, снят в нашем веке, а эпос возник вскоре после гибели Атиллы, это примерно полторы тысячи лет назад.

– Вообще-то, – сказал гало-рок музыкант, – мы знаем этот эпос в редакции XII века.

– Сван, ты всерьез увлекаешься историей? – поинтересовался греческий профессор.

– Да. Самый крутой драйв получается на фольклорном фундаменте. По мотивам эпоса о нибелунгах, у меня баллада «Алмазные глаза Фафнира». Фафнир, это дракон такой.

– Драконы, это круто, – прокомментировала Дзуа.

Все за столом молча покивали, соглашаясь, что драконы это – круто, а потом профессор Сатирос спокойно сообщил:

– Я мог бы изложить историю королевы Ианрини, хотя ее аутентичность оспаривается серьезными учеными, а ее происхождение от фольклора акваноидов – лишь гипотеза.

– Королева Ианрини? – переспросил Сван, – Впервые слышу. Было бы интересно.

– Хорошо, тогда слушайте. Сколько веков прошло с тех пор – никто не знает, но все это случилось задолго до того, как на рассветных рифах Занзибара разбился первый галеон. Прошедшие с тех пор штормы засыпали песком дворец королевы Ианрини, стоявший в недоступном месте океане, посреди великой отмели на половине пути от Занзибара до Раджхапура. А в те времена очень молодая королева Ианрини правила людьми нйодзу, поэтому владела морскими путями, и все купцы должны были приносить ей дары…

…Продолжение истории, а именно: любовь Ианрини – королевы акваноидов и смелого находчивого мадагаскарского капитана с легко запоминающимся именем Раориантефи, поразила голландского гало-рок музыканта до глубины души. Не в силах сдерживать эмоциональный порыв, он торопливо выпалил несколько слов о том, как замечательно удалась вечеринка, и метнулся создавать шедевр, пока свежи впечатления от древнего героико-эротического фольклора. Мвези подождала, пока Сван перейдет подсвеченный бридж-трап с «Тетис» на «Финикию», и игриво пихнула плечом Елену Оффенбах:

– Знаешь, он необыкновенный! С ним весело, а?

– Угу, обхохочешься, – в ответ проворчала голландка, и тоже пихнула плечом странную африканку, после чего спросила греческого профессора, – Алекс, ты сочинил эту сказку специально, чтобы спровадить Свана, я угадала?

– Это, – ответил Сатирос, – лучше, чем говорить ему: «извини, но нам надо пообщаться с адвокатом Оффенбах без посторонних свидетелей – таковы правила бизнеса».

– Сказка оригинальная, или ты ее где-то читал? – быстро спросил Бенни.

– Конечно, оригинальная, – с достоинством сказал профессор, – разве я опустился бы до примитивной кражи сюжета, и рисковал бы репутацией в случае, если кто-либо позже, анализируя новую рок-балладу маэстро Хирда, найдет прототип сюжета в Интернете.

– Превосходно! – Бенни потер руки, – А королева акваноидов где-либо упоминалась?

– Королева людей нйодзу, – пунктуально поправил Алекс Сатирос.

– ОК. Корректирую. Королева народа нйодзу где-либо упоминалась?

– Нет, я ее придумал. А нйодзу – это нечто вроде африканского водяного оборотня.

Мвези и Дзуа утвердительно кивнули. Бенни беззвучно похлопал в ладоши.

– Превосходно, профессор! Нйодзу чем-то похоже на ниндзя. Как говорят эксперты по рекламе, правильные фонетические ассоциации – первый шаг к успеху продукта.

– Пользуйтесь, – лаконично разрешил Алекс Сатирос, явно польщенный.

– Друзья, – мягко произнесла Елена, – мифы акваноидов это, конечно, интересно, но…

– …Но, – подхватил профессор, – действительно, пора переходить к бизнесу. Процесс осознания экономического потенциала Футурифа стремительно развивается, поэтому необходимы новые решения. К нашим негласным партнерам обратился авторитетный научный посредник из Университета Свазиленда, профессор Рори Хофф, человек с широкими интересами. Вероятно, к нему в лабораторию попали несколько алмазов, проданных под видом натуральных, как добытые на гайоте Голиаф. Он определил, что алмазы – синтетические, и произведены по технологии Хемли-Бенедетти, известной в научных кругах, как «метановая термомагнитная кристаллическая конденсация». Мне хочется отдать должное рационализму профессора Хоффа. Хофф не стал поднимать неконструктивный шум вокруг своего открытия, а вместо этого предложил расширить бизнес, добавив к алмазам, производимым в Университете Фессалии, некоторое число натуральных алмазов, не совсем официально добываемых в Лесото и Свазиленде.

– В каком смысле не совсем официально? Концлагерь на руднике? – спросила она.

– Нет! – Алекс Сатирос улыбнулся, – Никакого хоррора. Все гораздо проще. Это бизнес королевских семей Лесото и Свазиленда, идущий в обход тех картельных соглашений, которые им навязало правительство ЮАР в интересах супер-корпорации «De-Beers».

– Гм… А насколько достоверно, что там нет никакого хоррора?

– Его величество Леротоли, и Его величество Нкаване, сами приглашают партнеров для негласных инспекционных визитов на рудник. Можете слетать туда. Страны красивые, правда, население, живет в полной нищете, если судить по европейским меркам.

Елена Оффенбах задумалась ненадолго, потом кивнула.

– Что ж, может, я туда слетаю. Пока, допустим, что это правда. Но, какая моя роль? Для теневой сделки адвокат не очень-то нужен, я полагаю.

– Нет, адвокат тут очень нужен, – возразил фограннер Бенни (хотя, какой он, к дьяволу, фограннер, это просто маскировка, как, разумеется, уже догадалась Елена).

– Ну, и для чего же адвокат в этой афере?

– Операция прикрытия, как выражаются шпионы, – пояснил он, – надо как-то объяснить частые рейсы легких самолетов, которыми будут доставляться партии этих алмазов, а в случае, если какой-то самолет совершит вынужденную посадку, надо будет объяснить, почему у пилота с собой килограмм ювелирных алмазов примерно на миллион баксов.

– Интересная задачка, – сказала Елена, – что если замаскировать авиа-рейсы под что-то гуманитарное. Какие гуманитарные проблемы известны в этих двух королевствах?

– Чего там хватает, так это гуманитарных проблем, – ответил капитан Кириакиди.

– Ты не понял, Ник, мне нужна специфическая проблема… Есть ноутбук под рукой?

– Вот, держи, – капитан передал ей компактный «Asus-11-inch».

Голландка кивнула и, открыв через Интернет виртуальную библиотеку энциклопедий, углубилась в исследование демографии. Через несколько минут она объявила:

– Самая известная проблема там это AIDS. Якобы, вирусом иммунодефицита заражена четверть населения. Бред, конечно, но это официальные данные, и если учредить какую-нибудь миссию помощи, то можно возить что-то медицинское с Мадагаскара. Там есть несколько современных фармацевтических предприятий. Если пилот при вынужденной посадке попадется с алмазами, то это окажется частная контрабанда. Все гуманитарные миссии в Третьем мире промышляют контрабандой, а сотрудников, которые попались, выкупают у полиции за взятки. Это никого не удивляет. Ну, как вам такая схема?

– Мне нравится, – сказал Бенни, и посмотрел на двух греков.

– Вполне адекватно, по-моему, – высказался профессор Сатирос.

– Нужно еще учредить гуманитарную миссию, – заметил капитан Кириакиди.

– Не проблема, – Сатирос махнул рукой, – на Сейшелах это можно сделать за два дня. Я полагаю, можно переходить ко второму пункту.

– Да, – согласился Бенни, – проект «Анжелика и султан».

– Что-что? – переспросила Елена.

– Это, – пояснил он, – условное название, выбранное в честь чудесного старого романа Сержа и Анны Голон. В нашем проекте нет Анжелики, но есть султан.

Елена Оффенбах обратилась к своей памяти и быстро восстановила в уме сюжет этого авантюрного романа. Правда, роман она не читала, но смотрела старый-старый фильм, входящий в эпохальный сериал об Анжелике… Елена тряхнула головой и спросила:

– Какой еще султан?

– Султан Омана, это такая страна на южном берегу Аравийского полуострова.

– Я знаю, где Оман. А что здесь забыл тамошний султан? Ему мало нефти, что ли?

– Конечно, ему мало! – на лице «фограннера» возникла озорная улыбка, – Все нефтяные царьки жаждут мирового величия. Это инварианта геополитического фрейдизма.

– Инварианта чего? – переспросила она.

– Геополитического фрейдизма, – повторил он, – у них такая политическая сублимация комплекса неполноценности. Некоторые говорят, что это из-за ислама, но, как учит нас марксизм, нефтяная труба первична, а ислам – вторичен. Ты из Нидерландов, верно?

– Да, и что с того?

– Просто, у вас там рядом Норвегия…

– Не очень рядом. От Амстердама до Осло 1200 километров.

Бенни утвердительно кивнул.

– Я и говорю: рядом. Так вот, когда Норвегия стала нефтяной державой, там началась эпидемия тунеядства и дегенерации. Работающий норвежец становится оксюмороном, примерно как работающий кувейтец. Работают унтерменши из всякого факинстана. А политика вырождается в ублюдочную партократию с комплексом неполноценности.

– А я считаю, – возразил капитан Кириакиди, – что проблемы Норвегии возникли из-за мусульманских мигрантов из того самого факинстана. Так что дело, все же, в исламе.

– Даже если так, Ник, то все равно прав марксизм. Мигрантов ведь притащили за счет нефтяных денег! Экономический базис всегда первичен, а надстройка…

– Милорды политологи, – перебил профессор Сатирос, – мы обсуждаем проект…

– Ты прав Алекс, – согласился Бенни, – мы обсуждаем проект «Анжелика и султан». В данном случае, имеется в виду султан Хаммад бин Теймур аль-Сайид. Ему 47 лет, он учился в Англии, сначала в элитном колледже, потом в элитном университете, так что превратился в зажравшуюся сволочь по любым стандартам – арабским или западным.

Профессор Сатирос изобразил на лице неодобрительную гримасу.

– Бенни, ты сейчас размазываешь дерьмо по имиджу нашего нового бизнес-партнера. Возможно, твои тезисы соответствуют истине, но это психологически осложняет нашу работу. Скажи про этого оманского субъекта хоть что-нибудь хорошее.

– Лучше я скажу про него главное в ракурсе нашего проекта. Он эпически амбициозен: мечтает вернуть величие султаната Оман к началу XIX века, когда династия аль-Сайид контролировала все северное побережье Аравии плюс восточно-африканские берега от Сомали на севере до Мозамбика на юге.

– Ничего себе аппетит… – искренне изумилась Елена Оффенбах.

– …У нас на крючке, – продолжил Бенни, – есть оманский буржуй Аннаджм Нургази, акционер-пассажир гипер-лайнера, немного пожадничавший при аренде подводных старательских участков. Он застолбил огромный участок в северной, сейшельской части Маскаренского плато, где не только мелководье, но и отроги Маскаренского хребта. На мелководье там только кораллы и красивые рыбки, но по краю хребта проходит мощная платиновая жила. Нургази легко обогатился бы, но там глубина 300 метров, и сложный ландшафт. Методы, применяемые в морской нефтегазодобыче для сходных глубин, как оказалось, непригодны при добыче металлической руды. Надо или все бросать, или…

На этих словах «фограннер» многозначительно замолчал.

– …Обращаться за помощью к акваноидам? – предположила Елена.

– Приблизительно так, – подтвердил он, – и теперь Нургази, который сам уже боится проявлять инициативу, попросился под крыло бизнеса султана аль-Сайида. Тут-то и начинается наш проект, не столько платиновый, сколько политико-идеологический.

– Ясно, – Елена кивнула, – султану это надо не ради денег, а ради амбиций.

– Ради политического влияния, – поправил Бенни, и положил на середину стола очень странный планшетник. По формату – обычная 7-дюймовая «гляделка», но дизайн…

– Это water-protect gadget для экстремальных яхтсменов, точно? – спросила Елена.

– Да, при нашем образе жизни это важно… А теперь смотри, что у нас есть по этому проекту. Экспертная оценка баланса этой рудной жилы: до тысячи тонн платины, не считая сопутствующих металлов. Возможно, это крупнейшее месторождение в мире. Проблема в том, что для добычи всего этого, надо перекопать несколько кубических километров твердой оливиновой породы. Задача, мягко говоря, небанальная.

– По существу, – добавил профессор Сатирос, – с учетом технических проблем, такое месторождение нельзя даже считать рентабельным. Парадокс, не правда ли?

Елена Оффенбах в сомнении покачала ладонью над светящимся экраном.

– Может, парадокс, а может – нет. Я читала в одном научно-популярном журнале, что любого из известных плотных астероидов человечеству хватит для обеспечения всеми металлами примерно на тысячу лет. Проблема только в цене космических перевозок и космических работ. С океанскими месторождениями, видимо, та же ситуация.

– Адекватная аналогия, – оценил профессор Сатирос, – у тебя светлая голова, Елена.

– Спасибо на добром слове, Алекс. Но, я не понимаю своей роли в теме с султаном.

– Роль адвоката, – сказал Бенни, – подготовить проект договора между Национальной геологической компанией Омана и этносом нйодзу, при участии правительств Омана и Сейшельских островов. Можно еще ЮНЕСКО привлечь для красоты. Тебе виднее.

– Охренеть… – спонтанно выдохнула голландка.

– Это очень сложно, да? – с сочувствием в голосе спросила Мвези.

– Дело не в сложности, – произнесла Елена, – дело в том, что… Как бы это сказать?..

– Нет образца? – предположила Дзуа.

– Еще хуже. Нет не только образца, но даже прецедента похожего.

– А почему это хуже? Это лучше! Никто тебе не скажет: «алло, Елена, ты неправильно составила договор, надо составлять вот так!».

– Ладно! – голландка решительно хлопнула ладонью по столу, – Сделаю. Когда надо?

– В идеале – завтра вечером, – сказал Бенни, – в крайнем случае, послезавтра к полудню.

– Эй! – возмутилась она, – Я что, по-твоему, биоробот – генератор текстов?! Документы международного уровня, это не какое-нибудь школьное сочинение про каникулы!

– А ты попробуй составлять очень кратко, в первобытном стиле, – предложил он.

– М-м… Бенни, ты серьезно?

– Да, я вполне серьезно. Ведь нйодзу, по смыслу, это первобытное туземное племя.

– Ладно, – сказала она, – будет вам первобытно, кратко, послезавтра к полудню. Но это обойдется вам в очень серьезную сумму.

«Фограннер» взял со стола яркий фломастер, нарисовал на ладони значок «$» и число, продемонстрировал ей, и спросил:

– Вот столько хватит?

– О, черт… Действительно, столько – хватит. Ну, что, я тогда приступаю?

– Да, конечно, мы больше тебя не отвлекаем. Встретимся послезавтра в полдень.

Сказав это, Бенни встал из-за стола и обе девушки – банту встали вслед за ним. А через мгновение, они втроем, почти синхронно перепрыгнув через леер, нырнули за борт.

– Э-э… – выдавила из себя Елена, встала, подошла к лееру, оглядела окружающий океан, подсвеченный низко стоящей луной, и не увидела никакой лодки, – …Это что за фигня?

– Что не так? – спокойно спросил капитан Кириакиди, явно не понимая ее удивления.

– Ну… – протянула она.

– У них там хуб, – пояснил он.

– Что?

– Хуб. Human-powered Underwater Boat. Гребная мини-субмарина, вроде каяка. Изобрел какой-то швед в 2005-м. Не ищи их. Лампа-фара там слабенькая. Мверху не увидишь. А подышать они всплывут, наверное, через полчаса, где-то в трех милях от нас.

– Подышать через полчаса? – переспросила голландка.

– Я понял, – сообщил профессор Сатирос, – ты не знала, что они – акваноиды.