Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 55 страниц)

– Так, парни, – начал старший офицер, – вы по уши в дерьме. И я из-за вас тоже.

– Э… А в чем дело, шеф? – удивился лейтенант.

– Грег, объясни им, в чем дело, – сказал старший офицер, обращаясь к дознавателю.

– Парни, – произнес тот, – вы знаете, кого вы арестовали и привезли мне?

– Э… – лейтенант почесал в затылке, – …Ну, какая-то танцовщица стриптиза. Я думаю, откуда-то из Восточной Европы. Может, Сербия, Россия, или Украина.

– А откуда такая идея? – спросил дознаватель.

– Ну… Она в начале сказала слово «huy».

– Это, – добавил сержант, – значит «fuck» на славянских языках.

– А на каком языке вы с ней говорили?

– На английском, – ответил лейтенант, – голландского-то она не знает.

– Не знает? Правда? А вы проверяли?

– Э… Нет, она же сразу сказала «huy», который значит «fuck», а потом спросила… Э… Дитрих, ты помнишь?

– Да, Маркус, – сержант уверенно кивнул, – она спросила «What’s wrong?».

Старший офицер тяжело вздохнул.

– Парни, я сейчас вам объясню, что такое настоящий «huy», который значит «fuck». Эта девушка – голландка, она родилась и живет в Амстердаме, ее имя: Елена Оффенбах. Та самая Елена Оффенбах, которую в таблоидах называют «пицца-адвокат».

– Э-э…Ой… – хором выдохнули лейтенант и сержант.

– Так вот, – принял эстафету дознаватель, – сейчас она обвиняет вас по шести пунктам: превышение власти, обращение, попирающее человеческое достоинство, допрос на иностранном языке, незаконный арест, нарушение физической неприкосновенности, и угроза истязания. Она уже пишет это, и я вас спрашиваю: что будем делать?

– Э… – лейтенант снова почесал в затылке, – …Ну, может, поговорить по-человечески? Понимаете, мы же ничего плохого ей не делали. Зачем она с нами, как с врагами?

– Что скажешь, Грег? – поинтересовался старший офицер.

– Не лишено смысла, – ответил дознаватель, – я прочел ее досье. Она три года служила в военной полиции, была в горячих точках, в позапрошлом году демобилизовалась. Мне кажется, она нормальный человек, просто, ей что-то от нас надо.

– Ладно! – старший офицер кивнул, – пойдем, поговорим с ней по-человечески.

* * *

Елена Оффенбах, удобно устроившись за столом, вдохновенно работала с текстом. Уже несколько листов, заполненных ровным и аккуратным почерком, лежали справа от нее. Увидев вошедших четверых мужчин, она отложила авторучку и произнесла:

– Вот теперь все в сборе. Поговорим?

– Фрау Оффенбах, зачем вы это делаете? – выпалил лейтенант.

– Хороший вопрос, – сказала она, – давайте подумаем вместе. Я культурно отдыхала в кафешантане, но вдруг, светомузыка выключилась. Я пошла к стойке бара, узнать, что случилось. У стойки два полисмена, на английском потребовали мой ID. А я танцевала легко одетой, и мой ID лежал в сумке. Вместо того, чтобы позволить мне взять сумку, полисмены стали бомбардировать меня абсурдными вопросами, опять на английском. Я почувствовала себя, как в оккупированной зоне. На меня составили протокол, будто я нелегальная трудовая иммигрантка, и доставили сюда. Я подозреваю, что вся эта акция является заказной, и направлена против законной коммерции кафешантана «Анаконда», поэтому, я работаю над обоснованием дополнительного обвинения в коррупции.

– Но это же неправда! – с жаром заявил он.

– Что именно неправда? – поинтересовалась она.

– Все неправда! Вы изображали голую наемную танцовщицу, изображали, что не знаете голландского, изображали, что у вас нет документов, и что боитесь сообщить свое имя, гражданство и местожительство! Вы нас провоцировали!

– Вы говорите, что за час я шесть раз спровоцировала вас на прямое нарушение закона и должностных инструкций? Вас так легко на это спровоцировать?

– Нет! Черт! Меня нелегко спровоцировать. Но вы так себя вели…

– О! Лейтенант, вы вообразили, что должность в полиции дает вам право решать, какое поведение граждан – надлежащее, а какое – нет? Суду будет интересно это услышать.

– Суду? – переспросил он.

– Да, ведь функция уголовного суда – защищать общество от таких силовых эксцессов исполнительной власти. Вы не знали? Что ж, добро пожаловать в реальный мир.

– Черт вас подери… – начал лейтенант, но тут старший офицер резко оборвал его.

– Маркус! Подождите за дверью вместе с Дитрихом! А то вы сейчас наговорите….

Лейтенант и сержант молча вышли, признавая, что приказ разумный и своевременный.

Старший офицер переглянулся с дознавателем. Тот чуть заметно кивнул и сказал:

– Да, я думаю о том, же, что и ты. Проблема в «Анаконде».

– Вот-вот, – старший офицер посмотрел на Елену, – скажите, фрау Оффенбах, у вас есть контракт на защиту интересов кафешантана «Анаконда»?

– Контракта нет, но есть, знаете ли, врожденное чувство справедливости.

– Итак… – старший офицер сделал длинную паузу, – …Если справедливость, как вы ее понимаете, будет восстановлена, то мы с вами можем забыть этот инцидент. Верно?

– Я думаю, – ответила она, – это хорошая идея. Вопрос только в процедуре.

– Процедура непростая, – согласился он и повернулся к дознавателю, – Грег, давай, мы прикинем: сколько у нас времени до фиксации оперативных файлов в архиве?

– Ну, ты же знаешь, в 7:30 операторы ночной смены начинают фиксацию для передачи дневной смене. Я бы сказал: нам надо переписать все к 7:15, не позже.

– ОК, – Елена обворожительно улыбнулась, – я готова начать работу под честное слово начальника районного отдела, или его зама по лицензионному контролю.

– Нет уж, если переписывать, так лучше все сразу, – сказал старший офицер, и нажал на телефоне клавишу вызова одного из «горячих» номеров.

– Пауль, – тревожно шепнул дознаватель, – имей в виду: жена Юхана нас загрызет.

– Не беспокойся, Грег, за большую коробку клюквы в сахаре, она всех простит.

25 марта. Середина ночи. Там же.

Начальник управления Юхан Зюйс, классический толстый и жизнерадостный дядька, этнический фламандец, сложил итоговые комплекты бумаг в стопки на столе, и одну стопку передвинул к старшему дежурному офицеру, сопроводив коротким приказом.

– Это в лапшерезку.

– Сделаю, шеф, – ответил тот, зацепил указанную стопку, и вышел из кабинета, а через минуту из-за тонкой стенки донеслось шуршание машины – уничтожителя бумаг.

– Вот таким образом, – заключил Зюйс и протянул Елене тонкую папку с ее комплектом документов, – перепроверьте, фрау Оффенбах, если хотите.

– Спасибо, герр Зюйс, я уже проверила. Ну, что расходимся?

– Да, – он кивнул, – если хотите, я вас подвезу. Вы ведь назад в «Анаконду», верно?

– Благодарю. Это будет так мило с вашей стороны.

– Я рад, что вы оценили, фрау Оффенбах.

Ехать было совсем недалеко, а когда Юхан Зюйс остановил машину в сорока шагах от дверей «Анаконды», то спросил:

– Вы можете уделить мне несколько минут, фрау Оффенбах?

– Да, конечно, – сказала она.

– Спасибо, – он чуть поклонился, – знаете, мне небезразличен порядок у меня на районе. Поэтому, если в каком-то кафешантане из-за эротических танцев на эстраде и опьянения галлюциногенами возникает неадекватное ажиотаж, и метание тяжелых предметов, то лицензия на такие шоу приостанавливается. По-моему, это разумно а, по-вашему?

– По-моему, все относительно, герр Зюйс.

– Относительно чего? – спросил начальник районного управления полиции.

– Относительно, например, квартала между Остаде и Виллиброрд, где находится мечеть Аррахмана. Тут недалеко. Хотите, прокатимся, глянем на экстремистов-талибов?

– Что вы! – он укоризненно развел руками, – Не надо смешивать ислам с терроризмом.

– Я не хочу смешивать, герр Зюйс, но они сами смешиваются и в Афганистане, и здесь.

– При чем тут Афганистан?

– Так, судьба меня туда занесла, а здесь я вижу те же талибские морды. Вы не встречали экстремистов в этом квартале, где им почему-то дали социальное жилье, за счет наших голландских налогоплательщиков? Поехали, я вам их покажу. Вам нравится эта идея?

– Не вижу смысла, – проворчал Юхан Зюйс, – все равно, я не могу запретить сборища в мечети Аррахмана, и в других двух мечетях тоже. Это политика.

– Вот вам и порядок на районе, – насмешливо прокомментировала Елена, – вам удобнее бороться с шумом в кафешантане, и проявлять толерантность к экстремистам.

– Вы что, фрау Оффенбах, решили бороться за справедливость в духе ультра-правых?

Она отрицательно покрутила головой.

– Нет. Мне плевать на справедливость. Просто, мне нравится этот кафешантан, и я бы хотела заходить туда на чашечку кофе, смотреть танцы и танцевать самой иногда. Мне кажется, это не слишком осложнит криминогенную обстановку на районе.

– Не слишком, – согласился он.

– Вот и отлично, герр Зюйс. Я надеюсь, что мы расстаемся на позитивной ноте.

– Я тоже надеюсь. И позвольте дать вам одно доброе пожелание.

– Конечно, я слушаю.

– Вы талантливы, фрау Оффенбах, но очень молоды, и не соизмеряете цели и средства. Сегодня, чтобы исполнить свой каприз и побыстрее вернуть эстраду в свой любимый кафешантан, вы морально сломали двух мальчишек, примерно своих ровесников.

– Но, герр Зюйс, я ведь сразу согласилась все уладить без суда, и они не пострадали.

– Увы, – он вздохнул, – все сложнее. Вы преподали им плохой урок: что правда и ложь, черное и белое, это просто ярлыки, которые можно легко поменять местами.

– Почему плохой урок? – спокойно спросила Елена, – Ведь все так и есть.

– Знаете, – отозвался он, – все так и есть, потому, что мы стали так думать. А вы теперь удивляетесь, откуда взялась толерантность, талибы и еще куча всякого дерьма.

– Это дерьмо, – возразила она, – здесь устроили еще до моего рождения.

– И что дальше? – невесело спросил начальник управления полиции, – Вы думаете, это хорошая причина, чтобы добавить еще дерьма?

– Ладно, герр Зюйс. Я вас поняла. Может быть, в чем-то вы правы.

– Ну, слава богу, что вы задумались. Доброй ночи, фрау Оффенбах.

– И вам доброй ночи, – она вышла из машины и направилась к дверям «Анаконды».

*18. Бегство из недостроенного Эдема

25 марта, 5 утра. Амстердам, район Де-Пийп, улица Месдаг. Ладдерфлэт.

Елена приняла горячий душ, вытерлась пушистым полотенцем, и посмотрела на себя в ростовое зеркало – единственный большой предмет в квартире… Если можно назвать квартирой такое недоразумение. Исходно это была не квартира, а маршевая пожарная лестница, втиснутая между двумя домами. Такие лестницы, конструктивно состоящие из жестко соединенных между собой маршей и площадок, предназначены (цитата из Городского Пожарного Регламента) «для эвакуации людей при пожаре с этажей, где внутренние эвакуационные лестницы не обеспечивают нормативного времени эвакуации». О, эта брутальная поэзия канцелярского языка! Маркиз де Сад содрогается от артистической зависти! Лестницу втиснули сюда перед Второй мировой войной, сделав намертво, по-голландски. Позже, в мирную эпоху, этот кошмарный шедевр стального кубизма хотели демонтировать – но черта с два. Никто не брался гарантировать, что в ходе извлечения стальных балок не рухнут стены, построенные в XVII веке. И муниципальные власти поступили, опять же, по-голландски: заложили это уродство снаружи кирпичом в тон соседних домов – типа, тут была историческая сплошная застройка. А уже в XXI веке авантюрист-архитектор выкупил этот элемент и превратил сохранившиеся площадки и марши в 4-ярусную лестницу-квартиру (ладдерфлэт) площадью (весьма условной) 20 квадратных метров. Получилось авангардно, смело, оригинально, но вот жить в этом «авангарде» как-то не находилось желающих. «Ладдерфлэт» меняла хозяев, как носки, а теперь попала к Елене Оффенбах. Следовало зарегистрировать нового собственника в муниципальном реестре, но это мелочь, дел на час. Главное: у Елены впервые в жизни появилась собственная недвижимость.

«Wow!», – объявила она, приняла перед зеркалом красивую позу: слегка изогнувшись наподобие кобры, готовой к броску, уперла ладонь в бедро, представила себя где-то на светской вечеринке, в эпатажно-эротичное платье, и с бокалом шампанского в руке, и произнесла этаким небрежным тоном, обращаясь к воображаемым собеседникам: «Я приобрела по случаю четырехуровневую квартиру в историческом центре…». Она не закончила фразу и расхохоталась. Действительно смешно. Нежданно-негаданно стать миллионершей, и для начала купить черт знает что вместо нормальной квартиры…

«Да, вот такая ты ненормальная девчонка!», – гордо объявила она своему отражению в зеркале, и после этого, завернувшись в любимый китайский халат (красный с золотыми фениксами) вышла из ванной и поднялась по лестнице в спальню-кабинет. Там еле-еле помещалась обычная двуспальная кровать, шкафчик и столик-тумбочка – ну и ладно.

Елена издала победный клич, выполнила красивый прыжок, и шлепнулась на упругую кровать под лампочкой-манипулятором в стиле «техно». Спать не хотелось (типичные последствия серии выбросов адреналина), и возникла грустная мысль, что сейчас очень кстати был бы парень вроде Свана Хирда, но он (жопа с ручкой) склеил эту студентку-школьницу. А может, это к лучшему: жесткий отрыв получился, прикольная квартирка, практически, упала в руки, получен шуточный титул королевы Анаконды… Но, все же, обидно, что Сван, блин… Тут Елена испугалась, что это – росток женской ревности, и яростно вышвырнула из головы все эпизоды, связанные с гало-рок музыкантом. Сразу образовалась беспокоящая пустота в голове, и надо было срочно чем-то ее заполнить. Телевизор? – К черту! Музыка? – Нет, на сегодня хватит. Книжка? – О! Точно! Елена порылась в сумке (ранее брошенной на тумбочку) и вынула из папки «дополнительные материалы» копию книжки карманного формата.

* Строго конфиденциально! *

* Только для действительных членов клуба «Обновленная Планета» *

* Проект ФУТУРИФ *

* До Апокалипсиса – 5000 дней. Таков прогноз Нобелевской федерации ученых *

* Что дальше? Как жить нам, нашим детям, нашим внукам и правнукам? *

* МЫ ЗНАЕМ ВЕРНЫЙ ОТВЕТ *

* Наш проект – это футуристический мир, отвечающий вашим желаниям *

* Мы создаем форпост Обновленной Планеты для тех, кто ее достоин *

До сих пор книжка не пригодилась. Когда Елена бралась за процесс Линды Вилворт, и знакомилась с документами, то за минуту пролистала этот текст, квалифицировала, как «всякую ботву» и бросила в дополнительную папку (наряду с каталогами бутиков и с буклетами-приглашениями на презентации отелей). Зато, теперь есть что почитать…

…Начало книги было предсказуемым исходя из анонса. Карнеги-фонд, Римский клуб, Френсис Фукуяма. Устойчивое Развитие и Неоконсерватизм. Нобелевская федерация оказалась очередной клоакой псевдо-ученых, сочиняющих за сходную цену заказные фальшивки: «фреоновая угроза озоновому слою», «парниковая угроза климату», или «трансгенная угроза генофонду биосферы». Научные термины и надуманные графики смешивались с цитатами из «священных книг» и «трудов выдающихся мыслителей», а резюме было стереотипным: «Ну-ка люди, делайте то, что мы считаем правильным, и откажитесь от всего, что мы считаем вредным! Только тогда у вас есть шанс избежать Конца Света, который, в противном случае непременно наступит через 15 лет». И этот нелепый прогноз на 15 лет каждый раз отодвигался, чтобы снова и снова обслуживать коррупционный цикл, состоящий из (как будто бы) демократических правительств, из международных организаций и из транснациональных финансовых конгломератов.

В середине содержался обзор действительно реальных и крайне неприятных аспектов современного мира, а также очевидных тенденций к ухудшению дел. Видимо, вставка предназначалась для здравомыслящих пользователей, не очень доверяющим заказным «научным» статьям, и совсем не доверяющим толкователям «священных книг». Обзор можно было квалифицировать, как профессионально сконструированный инструмент психологического прессинга, после которого клиент готов к главной фазе обработки.

На этой главной фазе шли доктрины, превосходящие всю библейско-консерваторскую пропаганду, с которой Елене приходилось сталкиваться до сих пор. И оставалось лишь вооружиться маркером, чтобы подчеркивать самые выдающиеся абзацы.

«Богатство – это священное бремя элиты. Богатство накладывает на своих обладателей нравственный долг распорядиться им так, чтобы они служили улучшению общества».

«Комплексная катастрофа – пищевая, экономическая, военная, экологическая сейчас предопределена, и до нее осталось 5000 дней. Элита должна объединиться, и собрать, подобно Ною на ковчеге, ту часть низов, которая достойна спасения и размножения».

«Государство нравственной меритократии (власти достойнейших) имеет своей целью нравственное совершенствование граждан».

«Что может быть лучшим смыслом жизни, целью, и идеологией, как не преобразование общества господ и рабов в общество лучших. Т. е. достижение народом ума и здоровья во всех его проявлениях».

«Идеальное правительство должно быть подобным тому божественному правительству, которое признается всеми мировыми религиями, и которое упорядочило вселенную».

«Низы должны понять превосходство элиты или, хотя бы, верить в ее превосходство».

«Когда будет восстановлен порядок, с триумфом добра, люди больше не будут просить счастья, потому что найдут его внутри себя, и в своем труде на благо общества».

Дальше шло яркое описание грядущего апокалипсиса. Ресурсы планеты исчерпаны, и голодные озверевшие толпы истребляют друг друга термоядерным оружием, надеясь отвоевать для себя последние оазисы суши, пригодной для жизни, яростно сражаясь за обладание последними источниками чистой воды, последними полями, сохранившими плодородие, и последними стадами животных мясной и молочной породы. Разумеется, согласно сценарию, все эти толпы вымирали, и в мире оставалась Последняя Страна – Священная Шангри-Ла, созданная руками послушных добропорядочных «низов» под мудрым руководством «элиты» на «подводном Маскаренском континенте».

При описании этой Последней Страны (от которой, через столетие начнется новое и продуманное расселение человечества по планете) авторы не пожалели превосходных степеней. Коммунистическая утопия фантастов из бывшего СССР выглядела слабым подобием того экологически-гуманистического Эдема, который уже (уже!) строился усилиями Отцов-Основателей на Маскаренском плато. Не ограничившись текстовым представлением, авторы включили в эту часть книжки обилие высококачественных распечаток компьютерной графики. Увы, копия, которую сейчас листала Елена, была выполнена на черно-белой машине, так что красоты были уныло-серыми.

«Охренеть» – заключила Елена, отложила книжку, погасила свет, и несколько минут повертевшись на пока непривычной кровати, замечательно заснула. Судя по улыбке, которая блуждала во сне по ее губам, книжка о «Футурифе» ее развеселила.

25 марта, середина дня в мадагаскарском часовом поясе.

Гипер-лайнер «Либертатор» на подходе к Реюньону (заморскому владению Франции).

Стадион на 15 тысяч мест, расположенный в центре навесной палубы между двумя фронтальными корпусами пентамарана – гипер-лайнера, проектировался не только как спортивное сооружение, но и как своего рода форум. Сегодня на стадионе стартовало собрание акционеров формально либерийской компании «Гипер-Лайнер». В общем-то собрание было обычным, по утверждению годовой отчетности и выборам директората, однако в пункте «разное» содержался вопрос, чрезвычайно возбудивший пассажиров:

* О регистрации старательских участков в зоне потенциальных подводных приисков *

Уже неделю среди пассажиров распространялись слухи, что в юго-восточном секторе Маскаренского плато карго-группа обнаружила край кольца подводной кимберлитовой трубки, вероятно богатой алмазами. Ходили и альтернативные слухи: о грандиозном подводном лавовом языке с высоким содержанием драгоценных металлов.

Когда был поставлен на обсуждение вопрос о возможности для акционеров столбить частные старательские подводные участки, страсти накалились так, будто на стадионе разыгрывался кубок мира по футболу. Пассажиры «Либертатора» стремительно теряли рассудок от золотой лихорадки (точнее, от алмазной, циркониевой и платиновой). Они предлагали множество хитроумных способов, как честно поделить «шкуру неубитого медведя». После двух часов гвалта, на голосование были поставлены все предлагаемые формулировки, и еще через час счетная комиссия объявила итог.

Победил вариант, согласно которому:

1. Каждый может застолбить участки в сумме до 100 квадратных километров.

2. Кто застолбил участок – тот должен начать его разработку в течение 100 дней.

3. Чтобы исключить злоупотребления – каждый, кто застолбил участок, должен внести депозит пропорционально площади, и если за 100 дней разработка не будет начата, то депозит уйдет в кассу компании в качестве штрафа за недобросовестную заявку.

Впрочем, не все акционеры участвовали в этой виртуально-геологической оргии. Двое покинули стадион в самом начале обсуждения – это был англичанин, напоминающий Шерлока Холмса из британско-канадского сериала, и тоненькая большеглазая японка, похожая на героиню типичного аниме-манга на тему «heroic age». Еще двое ушли чуть позже, когда начался гвалт – это была германская парочка Гюнтер и Рената Киршбаум. Остальные пассажиры проводили их недоуменными взглядами…

Через несколько минут, Киршбаумы вошли в ресторан ближайший от стадиона (место, подходящее для любителей спокойного отдыха – с невысокими столами и уютными диванчиками). Англичанин и японка (покинувшие собрание первыми) уже были тут, и эмоционально обсуждали что-то за чашкой чая. Увидев германскую пару, они синхронно улыбнулись и призывно помахали ладонями.

– Подойдем? – шепотом спросила Рената у мужа.

– Думаю, да, – сказал Гюнтер и, обняв жену за талию, двинулся вместе с ней навстречу новому знакомству.

– Патрик Тэммелен из Кентербери, – представился англичанин, и добавил, – если вам интересно что-нибудь индийское, вроде йоги и камасутры, и что-нибудь инопланетное, вроде альфа-центаврийских UFO, то, возможно, видели журналы моего издательства.

– Йошида Акеми, его переводчица, – сообщила о себе японка, – а мы вас знаем. Гюнтер и Рената Киршбаум, из Штутгарта, у вас доля в «Berufsoverall GmbH».

– Все верно, – Гюнтер кивнул, – а откуда вы знаете?

– Из списка дезертиров, – ответил Патрик Тэммелен, – вижу, вы удивлены. Мне кажется, лучше всего будет, если вы сядете за стол, закажете себе что-нибудь, а я расскажу вам о списке дезертиров. Это занимательно, я обещаю.

– Мы заинтригованы! – объявила Рената, и села на диванчик, потянув за собой мужа.

Рассказ Тэммелена оказался прост и незатейлив. Инфобаза продажи билетов аэропорта Реюньон имела довольно слабый firewall – «от честных людей», так что списки могли получить любые персоны с элементарными хакерскими навыками. Таким образом, все имена пассажиров «Либертатора», заказавших места на завтрашний рейс в Париж, без особого труда выяснены. А дальше, администрация гипер-лайнера предприняла очень простую психологическую операцию по переубеждению «дезертиров»: пустила слух о богатых минеральных залежах на Маскаренском плато, и протащила на собрании билль относительно заявок на участки. Теперь, в порыве жадности, большинство пассажиров «нижнего финансового уровня», собравшихся покинуть «Либертатор», изменили свое решение, и остаются, чтобы попытать счастья на «подводном Клондайке».

– Патрик, а сколько оказалось пассажиров с мозгами? – напрямик спросил Гюнтер.

– Все поместились за этим столиком, – ответил англичанин.

– Scheisse! – воскликнула Рената, – Как люди могут быть такими тупыми! Сейчас они внесут депозиты за участки, и прилипнут, как мухи к дерьму! Как они этого не видят?

– Сейчас, – заметил Гюнтер, – я удивляюсь, как мы с тобой оказались такими тупыми, и приобрели акции этой сомнительной калоши с воображаемым подводным Эдемом.

– Но, мы хотя бы, сейчас сообразили, – заметила она.

– О! – встряла Йошида Акеми, – Мы с Патриком так рады, что вы сообразили! Нас уже четверо, и нам будет легче, когда хунвейбины придут и начнут нас обрабатывать.

Рената посмотрела на японку с недоумением.

– Извини, Акеми, что значит «хунвейбины»?

– Ты не знаешь хунвейбинов, активистов Культурной революции в Китае, при Мао?

– Это я знаю, только здесь не Китай 1950-х годов.

– Но, – откликнулся Патрик Тэммелен, – некоторое сходство несомненно.

– Scheisse… – снова произнесла германка, – …Вы полагаете, что они готовы дойти до физического насилия?

– Спокойно, хорошая моя, – Гюнтер положил ладонь на плечо жены, – бояться не надо. Администрация, возможно, хотела бы применить насилие, но не решится на это. У них далеко не такое прочное положение, как они пытаются представить. Мы с тобой вместе читали прессу. Их уже подозревают в заказном убийстве, и в других нарушениях закона, поэтому не в их интересах обострять ситуацию.

– Я присоединяюсь к этому мнению, – сказал Тэммелен.

– И все-таки, – негромко сказала Йошида Акеми, – лучше нам с этого момента все время держаться вместе. Так спокойнее и надежнее.

– Ты права, – согласилась Рената, – скажи, у вас есть дети?

– Нет, мы пока не решили этим заняться.

– Понятно. А у нас с Гюнтером двое детей. Если вы не против, давайте сейчас вместе пойдем, заберем их из nursery-service, а потом все соберемся у нас в апартаментах. Там, наверное, немного тесновато вшестером, но ведь это только до завтра.

– Разумный план, – оценил англичанин, – давайте по дороге зайдем в наши апартаменты, заберем вещи, чтобы нам больше туда не возвращаться. Потом забираем ваших детей, и перемещаемся к вам, чтобы залечь на тюфяки, как сказано у Пьюзо в «Крестном отце».

Через полтора часа после собрания акционеров.

Донжон – зал заседаний Совета Тетрархов.

Грэхем Норхорн, которому сегодня досталась роль председателя, брезгливо скривился, бросил на пол бумагу, которую только что читал, и проворчал:

– Черт знает что! Эти букашки воображают, что мы будем с ними миндальничать!

– Неповиновение должно пресекаться, – высказал свое мнение эмир эль-Обейда.

– А в чем проблема? – поинтересовался Ахмад Махстан.

– Не то, чтобы проблема, – ответил Норхорн, – просто, четверо пассажиров решили, что могут поступать, как им вздумается, покинули общее собрание, а потом устроили свое собственное. А завтра они намерены выйти из проекта и улететь в Париж.

– Они европейцы? – уточнил бенгальский стальной король.

– Да, Ахмад. Двое германцев, один англичанин, и одна японка, живущая в Англии.

– Понятно, а что думает об этом Петер?

– Я думаю, – произнес Петер Раттенкопф, – что имеет смысл выслушать мнение моего доверенного адвоката, Эдварда Флегенхайма, вы все его знаете.

– При чем тут адвокат? – удивился Феззан Ар-Рашид эль Обейда.

– Эдвард полагает, – пояснил Раттенкопф, – что в данном случае нужна осторожность.

– Осторожность? – еще более удивленно переспросил эмир, – разве мы тут не хозяева?

– Я считаю, – твердо сказал швейцарец, – что нам полезно выслушать мнение Эдварда.

– Хорошо, – решил Норхорн, – давайте послушаем адвоката. Пригласите его.

Через минуту Эдвард Флегенхайм уже стоял посреди зала. Петер Раттенкопф, весьма аккуратно подбирая слова, обратился к нему:

– Эдвард, скажите нам, есть ли какие-то препятствия к тому, чтобы очень убедительно поговорить с герром и фрау Киршбаум, мистером Тэммеленом и мисс Йошида?

– К сожалению, мингерр, препятствия есть, – ответил адвокат.

– Какие? – резко спросил эмир эль-Обейда.

– Видите ли, Ваше величество, упомянутые персоны не желают приходить по вызову к старшему офицеру ППУ, ссылаясь на свою занятость в связи с завтрашним отъездом.

– А кто им разрешал куда-то уезжать? – возмутился эмир.

– Видите ли, Ваше величество, они полагают, что им не требуется разрешение.

– В таком случае, – заметил Ахмед Махстан, – следует послать полисменов, чтобы этих самонадеянных пассажиров поместили в изолятор и объяснили им положение вещей.

– Увы, мистер Махстан, это приведет к осложнению ситуации. Упомянутые персоны не отменили резервирование мест на рейсе Реюньон-Париж…

– …Ерунда! – перебил бенгалец, – Надо просто отобрать их сотовые телефоны и послать стандартные SMS об отмене резервирования.

Адвокат Флегенхайм сделал грустное лицо и развел руками.

– Мне жаль, мистер Махстан, но герр и фрау Киршбаум позвонили в Штутгарт своей домработнице, и сообщили ей, что завтра вечером приедут домой. А мистер Тэммелен позвонил в Кентербери референту своего издательского холдинга, и обещал позвонить завтра уже из Европы, чтобы обсудить некоторые публикации. В обоих случаях были объявлены однозначные приказ обратиться в полицию, если завтра не будет контакта.

– Черт! – Грэхем Норхорн ударил кулаком по подлокотнику кресла, – Какие-то букашки хотят напугать нас полицией! Надо разобраться с ними, и преподать урок остальным!

– Мне жаль, мистер Норхорн, но если с обсуждаемыми персонами что-то случится, то довольно трудно избежать объяснений с полицейскими властями Евросоюза.

– Пусть трудно, – сказал американский компьютерный магнат, – но это надо сделать. На корабле необходим порядок! Сколько будет стоить решение проблемы?

– Мне жаль, мистер Норхорн, но я не вижу, как можно решить эту проблему за деньги. Практически, такие задачи порой решают спецслужбы, но в нашем случае это тоже не бесспорно. Спецслужбы не любят обрабатывать темы, на которых уже пасется пресса.

В зале повисла тишина. Петер Раттенкопф нервно сплел руки на животе и спросил:

– Что вы предлагаете, Эдвард?

– Простите, мингерр, но моя работа не предлагать, а объяснять и исполнять.

– Черт! – Норхорн снова ударил кулаком по подлокотнику, – Я ненавижу адвокатские увертки! Мистер Флегенхайм, ваша работа – решать проблемы! Ясно?

– Юридические проблемы, сэр, – невозмутимо уточнил адвокат, – а в данном случае, я должен, при всем уважении к вам, сэр, отметить, что проблема не юридическая, и я не обладаю профессиональными знаниями и навыками для ее решения.

– Петер, – произнес Норхорн, сердито глядя на швейцарского магната, – эта проблема в европейском секторе, в вашей сфере ответственности. Предложите же что-нибудь.

– Я думаю, – ответил Раттенкопф, – что задачу можно поставить, как юридическую. Это позволит Эдварду, при наличии достаточных полномочий, решить ее путем правильно организованных переговоров, и получить результат, который нас устроит.

– Переговоры… – Норхорн брезгливо скривился.

– Мне, – сказал Раттенкопф, – тоже не нравится этот путь, но если так мы избавимся от последних паршивых овец в нашем стаде, то, я думаю, на это можно пойти.

Еще через час. Правый фронтальный корпус гипер-лайнера.

Апартаменты семьи Киршбаум.

Швейцарский адвокат протянул руку и коснулся кнопочки звонка.

– Кто? – послышался мужской голос из динамика переговорной коробки.

– Это Эдвард Флегенхайм, мы только что общались по телефону, мистер Киршбаум.