Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 55 страниц)
*39. Коралловое поле на краю цивилизации
28 мая. Север острова Родригес. Вторая половина дня.
В то время, как Хэнк Завоеватель занимался актуальным бизнесом с двумя эмиссарами спецслужб США, две девушки – австралийка и оманка исследовали торговые пункты в маленьком центре поселка Пуэнте-Гуэле. Здесь, между рядами корзин с фруктами, и со всякой мелкой бытовой чепухой, размещались инсталляции с самыми разнообразными тряпочками (в основном – индийского и китайского производства, но с вкраплениями продукции из центрально-восточной Африки). Сэлли стремительно ринулась к самой большой коллекции самых ярких и пестрых тряпочек и начала перебирать их, утоляя декорационный голод, вызванный длительным круизом в отрыве от цивилизации.
Толстая, но энергичная чернокожая тетка-продавщица мгновенно сориентировалась, позвала вторую похожую тетку с соседней инсталляции, и стартовал захватывающий процесс профессионального продвижения товара. Фируз смотрела на это немного со стороны, и периодически (будучи спрошенной) отвечала на вопрос «идет – не идет». Австралийка в азарте крутилась в примерочной (сделанной из тентов), и пыталась себя рассмотреть сразу в двух не совсем ровно поставленных зеркалах.
Увы – скорость мысли, свойственная яхтсменам, сыграла с ней обидную шутку. Сэлли только вошла во вкус, но успела к этому моменту купить четыре разных тропических платья. Больше было точно не нужно. И что делать? Тут-то она сообразила, что новая подружка еще не купила ничего, а лишь участвовала, как наблюдатель.
– Ой, блин! – воскликнула Сэлли, – Слушай, Фируз, я чертова эгоистка! Я тебя два часа эксплуатирую. Так! Я обязана тебе помочь что-то выбрать. Тебе что-нибудь нравится?
– Я даже не знаю… – ответила юная оманка, слегка дезориентированная в этой суете.
– А! Ты одичала в круизе, даже сильнее, чем я. Сколько дней вы в океане без берега?
– Э-э… Двадцать пять, кажется.
– Ну, понятно! – австралийка ободряюще хлопнула новую подружку по плечам, – Так! Сейчас мы тебя оденем в лучшем маврикийском стиле. У тебя, кстати, расовый имидж подходит. Давай, начнем вот с этого! Немного похоже на попугая в дебрях Амазонки, правда? Но фасон такой, практичный. Как тебе кажется? Давай, меряй!
– Ладно, – согласилась Фируз, уступая этому напору.
…В течение следующего часа, азарт Сэлли разгорался. Она, кажется, чуть-чуть впала в детство, или точнее – в тот период, когда большинству девочек нравится одевать кукол. Фируз подверглась последовательно примерке двух десятков пляжных накидок, легких платьев, шорт-костюмчиков, и прочих концептов тропической одежды для туристов.
От шоппинг-лихорадки оманку спасло феерическое появление на площади армейского (точнее, конверсионного) индийского джипа TATA-LSV. Тяжелая машина (примерно эквивалентная американскому полуоткрытому «Хаммеру») затормозила на свободном пятачке в центре торжища, развернувшись с грацией матерого носорога. Водитель, не рассчитывая что-то увидеть из сидячего положения, легко взобрался на капот и начал осматриваться. Кстати – кожа у него была оливкового цвета…
– Это же Хэнк! – воскликнула Фируз, поняв, что спасена.
– Наверное, он звонил, но мы не услышали, – предположила Сэлли и, показав на кучу выбранных образцов одежды, попросила продавщицу, – мэм, посчитайте, пожалуйста.
– Да-да-да, – ответила та, и стремительно вывела сумму (по опыту зная, что появление мужчины в такой момент способно радикально уменьшить число покупок)… Но, этот мужчина не проявил тенденций к секвестру…
…Несколькими минутами позже, Хэнк, укладывая пакеты с тряпочками в гигантский багажный отсек джипа, инструкторским тоном произнес:
– Девчонки, если вы увлекаетесь уличным шоппингом, то делайте сигнал на телефоне громче. Я, между прочим, искал вас через полицию.
– Через полицию? – удивилась Сэлли.
– Да. У меня тут есть знакомые, а вы вдвоем очень выделяетесь, так что не проблема.
– Извини, – сказала Фируз.
– Я же говорю, не проблема, – повторил он, – ну, поедем забирать Франца. Он в Порт-Матурине, это здешняя столица, за бухтой, на восток по берегу.
– И что? – спросила австралийка.
– Глухо, – лаконично сообщил Хэнк, садясь за руль.
– Понятно… – она вздохнула, – …Придется брать в аренду акваланг, и нырять.
– Нет, – он качнул головой, – не придется.
– М-м… А как тогда?
– Потом расскажу, – пообещал он, и врубил трансмиссию.
* * *
На любом островке, ориентированном на туристов, локальная столица предоставляет возможности для гуляния – даже если это городок размером километр, и жителей в нем всего шесть тысяч. Приехав в такое место перед закатом, когда дневная жара начинает уступать место вечерней прохладе, вы сразу же испытываете желание отложить дела и пройтись по парадной улице, или по набережной, где вас ждут открытые дансинги, и коктейль бары, и где спонтанно возникают беззаботные тусовки. Если дел у вас нет, то решение провести вечер под открытым небом в таком городке принимается в каком-то смысле автоматически. Сначала – потому, что вот из этого кафе под цветущим деревом пахнет чем-то вкусным. Дальше – потому что после ромового коктейля, и чашки кофе с кремовой булочкой надо неплохо бы пройтись. А вскоре вы замечаете какую-нибудь компанию местных музыкантов-любителей, развлекающих публику игрой на банджо, и понимаете, что торопиться сегодня совершенно некуда…
…В данном случае, был дополнительный мотив: «показать на пленэре новые платья». Фируз, разумеется, никогда не участвовала в таких гулянках, никогда не носила платья такого фасона, никогда не танцевала на улице, и никогда не пила ромовый коктейль. В пункте о ромовом коктейле она не изменила домашним привычкам (предпочла кофе с местными специями). А во всем остальном, она не вполне осознано копировала стиль поведения своей старшей австралийской подружки. Если бы Сэлли знала, что Фируз – мусульманка, то не стала бы аргументировать выбор платья для пленэра по таким вот критериям: «Вот, смотри, Фируз, сиськи и попа у тебя не выдающиеся, зато руки-ноги просто классные – значит, выбираем так, чтобы здесь и здесь были такие артистичные свободные волны, поярче. Рукава по минимуму, а ноги открыты до середины бедра. Не сомневайся – это твой стиль. И к этому сандалии с оплеткой. Стрижка у тебя такая, как будто по большому укуру, ножом-стропорезом, извини за прямоту, но при таком стиле тряпочек это как раз будет гармонировать…».
Сейчас, в маленьком кафе-дансинге под открытым небом, Хэнк незаметно отвлекся от участия в обсуждении дальнейшего маршрута прогулки и попробовал в общих чертах разобраться в возникшей комедии положений (так это классифицировалось бы в кино-сценарии). Австралийцы принимали его и Фируз за пару эксцентричных яхтсменов из американских южных береговых штатов. Эксцентричностью можно было объяснить и оливковую кожу Хэнка (просто такая фишка body-art) и фарсидское имя Фируз (просто такой маркер любительницы компьютерной игрушки-сериала «Prince of Persia»).
Сложнее было понять, что творится в голове Фируз. Оманка неполных 17 лет, из очень достойной (по оманским понятиям) семьи Нургази, могла бы рухнуть в шок от пинков фортуны, обрушившихся на нее в этом не очень ласковом мае. При старте круиза Хэнк опасался, что так оно и будет. Девушка была похожа на дикого кролика, пойманного и запертого в клетку. Но, позже она без проблем пришла в равновесие. Как предположил (постфактум) эзотерический сектант Хуа Лун-Фен, фокус тут был в сверхкритическом количестве пинков. Будь все не настолько страшно – шок случился бы, но тут оказался перейден предел, после которого включаются те древнейшие защитные силы психики, которые ответственны за выживание. Эти силы сносят помехи, вроде цивилизованного этикета, и позволяют человеку опереться на жизненный потенциал диких предков.
Можно было бы облегченно вздохнуть, но было еще нечто, о чем сказала Марти Логбе, выкроив несколько минут во время дикого фестиваля на субмарине «Садко Бета». Без предисловий, в жестком зулусском стиле, Марти наехала на экс-лейтенанта разведки, обвинив его в том, что он цинично игнорирует очевидный сексуальный интерес очень хорошей девушки, и что с точки зрения всех богов Африки и Лемурии, это – свинство. Точнее – грандиозное, оккультное свинство, грозящее тяжким повреждением кармы.
Хэнк возразил было, что Марти – бакалавр физики, а не психологии, и запросто могла ошибиться в идентификации отношения Фируз. В ответ Марти Логбе молча похлопала ладонью сначала по его затылку, а потом по настилу палубы. Тогда Хэнк признал, что интерес Фируз к нему есть, но это не взрослое влечение, а полудетская влюбленность, направленная на «раскрученную персону, известную, как Хэнк Завоеватель». Марти высмеяла эту версию, как абсурдную с позиции биологии, и снова напомнила о карме. Крыть было нечем, и Хэнк сдался. Но, с тех пор так ничего и не сделал практически…
…Основательный толчок кулаком в плечо выдернул его из философской медитации.
– Шкипер, ты случайно не заснул, а?
– Нет, Фируз, я не заснул, я задумался, – веско ответил он, подумав, что юная оманка с изумительной быстротой освоила манеры боцмана (как таковые манеры понимались у акваноидов южно-африканского бантоидного происхождения).
– А о чем? – поинтересовалась она.
– В основном, о карме и биологии. Можно, сказать, это личное.
– А-а, – произнесла Фируз, выдержала уважительную паузу, и спросила, – а ты можешь научить меня танцевать? Ведь, тут все танцуют, а я, как не пойми кто.
– Ну… – отозвался Хэнк, наблюдая телесное самовыражение публики на площадке под мелодии афро «сверхновой волны», – …Я слабо танцую. Инструктор из меня никакой.
– Нормально, – возразила она, – мне же не для балета, а для тут. Давай, шкипер. Карма с биологией могут подождать, я тебе точно говорю.
– Ну, если ты так говоришь… – Хэнк встал со скамейки и потянулся, – …то, попробуем научиться базовым фигурам. На самом деле, надо просто попадать в ритм, и не пинать партнера, в остальном полагаясь на интуицию. Я это так понимаю. Как говорил один продвинутый ниггер, с которым мы были в разведшколе: сверхновая волна афро – это специально для тех засранцев, которым лень учиться дольше пяти минут.
– Ты реально здорово объясняешь, – оценила юная оманка, – а давай попробуем. Если я случайно тебя пну, ты ведь не очень обидишься, правда?
– Если случайно, то не очень, – подтвердил Хэнк, – ладно, пойдем, попробуем.
Через некоторое время, Сэлли и Франц (танцевавшие, кстати, превосходно) обратили внимание на «необычную ритмическую технику» своих новых друзей. После минуты наблюдения, Франц высказался:
– Обалдеть! Они выпили-то чуть-чуть…
– Вот-вот, – согласилась Сэлли, и уточнила, – а Фируз, вообще только кофе пила.
– Я и говорю, – продолжил Франц, – выпили всего ничего, а зажигают, будто приняли полпинты рома, и еще пыхнули травки, чтоб уж точно поперло.
– Да, прет их не по-детски, – подтвердила Сэлли.
– Я и говорю, – снова сказал Франц, и заговорщическим тоном предложил, – слушай, а может, стрельнем у Хэнка ключи от джипа, отъедем дальше по дикому пляжу, и это… Представь, какой траходром получится, если там разложить сидения?
– О! – Сэлли тряхнула головой, – Завлекает! Только не слишком ли нагло?
– Брось! – Франц хлопнул ее между лопаток, – Они свои ребята, это сразу видно!
* * *
Ожидания симпатичной австралийской парочки полностью подтвердились, и они тихо укатили на джипе вдаль по темному клину песка между кустарником и берегом. А что касается Фируз и Хэнка, то их танцевальная практика продлилась еще около получаса, после чего возникла конструктивная идея пройтись по окрестностям, например – вдоль маленькой речки, или ручья, серебрившегося в свете восходящей луны. Для людей, так много времени проведших в открытом море и на маленьких песчаных отмелях, речной ландшафт выглядит привлекательнее, чем морской пляж. Тропинка, ведущая вверх по течению, вывела их за пределы освещенной части городка, а затем завершилась очень необычным тупиком у невысокого крутого склона, с которого ручей скатывался в виде водопада – почти игрушечного, как в каком-нибудь городском парке.
– Конец цивилизации, – констатировал Хэнк.
– По-моему, тут классно! – объявила Фируз и, присев на корточки на краю маленького круглого пруда под игрушечным водопадом, плеснула себе в лицо пригоршню воды, – а интересно, тут можно купаться?
– Хм… Зависит от того, что на дне, – с этими словами Хэнк направил луч фонаря в воду. Ничего особенного там не обнаружилось. Глубина пруда была около метра, и дно было покрыто смесью песка с мелкой галькой. Никаких посторонних объектов, вроде битых бутылок и ржавых жестянок там не лежало, а вода выглядела кристально-чистой.
Фируз, обрадованная этим открытием, тут же стянула с себя платье, а после короткого раздумья, сняла все остальное, и плюхнулась в воду.
– О-о! Вообще классно! Тут можно просто лежать и смотреть на луну. Попробуй!
– Интересная мысль, – ответил Хэнк, разделся и тоже плюхнулся в пруд. Вода оказалась даже теплее, чем в море – видимо, она нагрелась от скал, за день раскаленных солнцем.
– Правда, хорошо? – спросила Фируз.
– Да, приятный уголок.
– Вот! А ты говорил: конец цивилизации.
– Это и приятно, – пошутил он.
– Цивилизация, – эхом отозвалась юная оманка, – я в школе сдавала английский по Рею Брэдбери. Я сама выбрала. Там рассказы как раз про конец цивилизации. Ты читал?
– Да. Мы с ним в каком-то смысле земляки. Правда, он родился где-то в Иллинойсе, но потом, в основном, жил в Лос-Анжелесе. Даже есть его дом с мемориальной доской.
– Видишь, Хэнк! Мы читали одинаковые книжки. Это здорово! Знаешь, почему?
– Ну… – протянул он.
– …Потому, – объявила она, – что мы чем-то похожи, и, может, где-то записано, что мы должны были встретиться. Я хочу в это верить, а ты?
Тут бывший лейтенант разведки США озадаченно задумался. На данный момент своей жизни, он вообще ни во что не верил, кроме чисто практических вещей. Но, сказать это романтически настроенной юниорке было бы… Как минимум, неправильно. Так что он ответил:
– Мне во многое хотелось бы поверить.
– И мне тоже! – сказала Фируз, – Мне хочется поверить, что если я возьму тебя за руку… примерно так… То что-то произойдет. Что-то очень хорошее.
– Ну, наверное… – начал он, чувствуя, как ее пальцы обхватывают его запястье, и тут Фируз, перевернувшись в воде, протянула вторую руку, и коснулась ладонью его губ.
– Ничего не говори, ладно? Просто…
…Просто.
Можно сказать, что это просто.
Если пренебречь определенной спецификой обстановки. Например, тем, что пруд под водопадом в кустарниковой роще на краю поселка ночью – не самое лучшее место для сексуального дебюта юной девушки из мусульманской патриархальной семьи.
С другой стороны, для девушки-боцмана это (возможно) как раз лучшее место. А если какой-нибудь умник-сексолог будет спорить с последним тезисом, то рекомендуется с ледяным спокойствием поинтересоваться: представительна ли исследованная выборка сексуальных дебютов девушек-боцманов? Можно ли взглянуть на первичную таблицу экспериментов с оценками качества дебютов, и оценить достоверность результатов?
Ящик пива против ржавой скрепки – этот псевдо-ученый будет в нокауте.
29 мая. Утро. Север острова Родригес. Пуэнте-Гуэле. Отель-пиццерия «Везувий»
Локальный вождь, или (в терминах ООН) «авторитетный полевой командир» племени акваноидов-нйодзу, известный, как Хэнк Завоеватель, проснулся за час до полудня. Это произошло в спальне домика-бунгало. Было бы даже странно, если бы после гулянки на полночи в Порт-Матурине это произошло бы раньше. Так вот, Хэнк пару раз моргнул, и посмотрел на потолок. У интерьерного дизайнера, видимо, была извращенная фантазия: потолок представлял собой зеркало. Точнее, зеркальную поверхность из декоративной металлизированной пленки. Благодаря этой инновации, субъект, спящий на спине, мог после пробуждения посмотреть на себя со стороны. Хэнк посмотрел, и сказал себе:
«Вот, ты жлоб! Зеленый, толстый, развалился, как бегемот в луже, посреди атрибутов партизанской жизни: справа – пистолет-пулемет, слева – не вполне совершеннолетняя женская персона смешанной арабо-негроидной расы. Докатился, блин…».
Посмотрев на все это немного в другом ракурсе, он внес несколько поправок.
«Не такой уж я толстый, а по меркам потребителей Макдоналдса я даже стройный».
«Пистолет-пулемет нужен под рукой, если ты слегка в контрах со спецслужбами».
«Женская персона младше 18-ти, но не малолетняя, а биологически взрослая для…».
…Тем временем, упомянутая персона тоже проснулась, и, как мячик перекатилась на широкий торс «авторитетного полевого командира». Прежде чем он успел сделать ей замечание, что прыжки на живых людей по утрам не могут считаться цивилизованной бытовой практикой, она перехватила инициативу еще не начавшегося разговора.
– Знаешь, Хэнк, я читала в Интернете, что надо делать девушке утром после секса. Там везде сказано, что мужчина хочет утром еще раз рассмотреть любимую девушку, и ей лучше не одеваться, и не закутываться, иначе ему будет обидно. Это правда?
– Правда в том, – сказал он, – что для всего персонала есть утренний распорядок: подъем – личная гигиена – физзарядка – завтрак. Это относится к любимым девушкам тоже. Об одежде: учитывая, что задачи нашего экипажа в данный интервал времени являются гражданскими, форма одежды – произвольная. Отсутствие одежды является вариантом произвольной формы одежды. Как поняла, боцман?
– Иногда, – ответила Фируз, – ты говоришь, как в кинокомедиях про флот янки!
– Кто на флоте служил, тот над комедиями не смеется. Марш мыться, боцман! – с этими словами бывший лейтенант спецназа поднял девушку, поставил на ноги, и аккуратным шлепком по попе направил в сторону ванной. Фируз послушалась, и только на финише обернулась на секунду, игриво показала Хэнку язык, после чего скрылась за дверью.
Он многозначительно хмыкнул и подумал: «а ведь хорошая девчонка, жаль ее: влипла в политику, попала в темную компанию, в смысле, ко мне, и что теперь с ней будет?».
Не теряя мысль, он встал с кровати и пошел в крошечную гостевую комнату мансарды бунгало, где была душевая кабинка. Там, моясь, он посмотрел на это в другом ракурсе.
«Если бы не политический казус, то девушку отдали бы в жены какому-нибудь шейху, дегенерату в физическом, интеллектуальном и эмоциональном смысле. На таком фоне зеленый вождь акваноидов выглядит выигрышно. В теории, можно представить, что на горизонте появился бы, например (условно), граф Люксембург, и полюбил бы Фируз с первого взгляда (и она его тоже). Маловероятный вариант, но вдруг ей так повезет».
Фантазия про графа развеселила Хэнка, он вылез из душевой кабинки, обернул на себе полотенце на манер древнеримской тоги, вскинул руку в приветствии и с выражением продекламировал, как в школьном театре:
– Вы знаете, граф, что мой боцман для меня – как семья. Но я не буду противиться воле Афродиты, и становиться поперек пути истинной любви! Увозите ее в Люксембург, да хранят вас боги! Будьте счастливы. Ниппон банзай!
– Эй, Хэнк, – осторожно окликнула Фируз, стоя на середине лестнице и высунув голову через люк в мансарду, – ты разговариваешь с кем-то по телефону?
– Я выполняю упражнение по дипломатической риторике. А что?
– Просто, я хочу сказать: мы обещали ребятам-австралийцам поднять со дна их шверт.
– Мы это сделаем после завтрака, – ответил он.
– А-а… Хэнк, ведь тогда мы спалимся.
– Как ты сказала?
– Мы спалимся, – повторила Фируз, – так всегда говорят в шпионских фильмах.
– Стоп, боцман! Так говорят в случае провала агента-нелегала.
– Да, – она кивнула, – ведь пока что австралийцы думают, что у тебя просто body-art…
– Еще раз стоп, – сказал он, – ты рассуждаешь так, будто акваноиды, это какие-нибудь нелегальные мигранты. А в действительности мы считаемся коренным народом этого региона, исконными лемурийцами, и это подтверждено комиссией ООН по вопросам папуасов и негритосов, не помню, как эта херня точно называется.
– Мы? – переспросила она.
– Ну… – Хэнк скорректировал тезис, – …Точнее, я. Не важно. И вот что: наверное, ты помнишь, что вчера мы решили поднять популярность отеля-пиццерии «Везувий».
– Ага! – подхватила Фируз, – Нам надо создать миф, как говорит великий шаман Элам!
После полудня. Судоходный коридор на коралловой банке в миле от Пуэнте-Гуэле.
Маленький самоходный понтон с лебедкой – отличное изобретение для подъема со дна яхтенных аксессуаров, утопленных неосмотрительными туристами. Такой дивайс был недорого арендован австралийской парочкой от полудня до вечера. Правда, они очень смутно представляли себе, как их новые друзья-янки намерены поднять шверт (нижний стабилизирующий плавник швертбота – штуку весом полцентнера). Сейчас сверху был отлично виден этот ярко-желтый предмет – как сектор, вырезанный из круга два метра радиусом. Он лежал на глубине полста метров. Цеплять крюком-кошкой, спущенным с поверхности на тросе – нереально. Надо нырять, и привязывать. Как тут без акваланга?
…Именно этот вопрос задал Франц, глядя, как Хэнк невозмутимо пристегивает трос к обычному поясу дайверских шортов.
– Увидишь, – ответил тот, опустил маску на лицо, и скомандовал, – стравливайте трос.
– А ласты? – спросила Сэлли.
Хэнк отрицательно махнул ладонью, прыгнул за борт и, не торопясь, поплыл вниз.
За ним разматывался трос с освобожденного барабана лебедки.
– Уф!.. – выдохнула австралийка, – …Что-то я не поняла этого прикола.
– Просто, Хэнк хорошо ныряет, – отозвалась Фируз, сидевшая на краю понтона.
– Настолько хорошо? – с подозрением в голосе спросил Франц.
– Ну… – юная оманка пожала плечами и загадочно улыбнулась.
Сэлли, глядя то на секундомер, то в воду, сосредоточенно произнесла.
– Он добрался до дна. Две минуты под водой. Многовато.
– Нормально, – успокоила Фируз.
– Сто чертей! – сказал Франц, как будто прилипнув взглядом к воде, – Я просто не могу поверить! Он там привязывает трос к нашему шверту, и даже не торопится… А вот он, кажется привязал… Да, сделал петлю через поворотный вырез. Так надежнее всего.
– Четыре минуты, – проинформировала Сэлли, – эй, Франц, не спи, он же тебе сигналит: выбирай трос помалу.
– Да, верно, – ответил Франц, и чуть повернул ручку реостата лебедки. Барабан лебедки начал медленно вращаться, наматывая примерно фут троса в секунду. Было видно, что лежащий на дне шверт сначала встал на ребро, взметнув облачко ила, а потом повис на тросе, и пополз к поверхности. Хэнк следовал параллельным курсом, присматривая за состоянием узла крепления. Вообще-то узел был завязан надежно, но мало ли что…
– Пять минут, – сказала австралийка, – алло, Фируз, признайся: это трюк какой-то?
– А ты угадай, Сэлли.
– Сто чертей! – снова произнес Франц, – Твой парень ведет себя так, будто он реальный акваноид! Сначала он нарисовал себе оливковый body-art, а теперь вот так под водой… Фируз, скажи честно: он фридайвер высшего мирового уровня, или акваноид?
– Шесть минут, – отметила австралийка, – так, что скажешь, Фируз?
– Хэнк – акваноид, – ответила оманка, – и у него не body-art. Просто, цвет кожи такой.
Австралийцы переглянулись, и Франц проворчал:
– Помнишь, Сэлли, я тебе еще вчера сказал: может, этот парень – акваноид? А ты меня грузила, что, акваноиды – это сказка, придуманная в 2013 году шутниками с TV-канала «Discovery». Русалки из фотошопа, и всякая ерунда. Ты так говорила!
– Так, Франц. На днях по ABC-TV была передача «От имени науки». Там говорили, что нйодзу, это просто такое племя, а акваноидов не бывает… Вот, блин! Уже семь минут.
– Десять метров осталось, – сказал Франц, а потом почесал в затылке, – слушай, Фируз, может, я ерунду скажу. Тот акваноид Хэнк Завоеватель, про которого было в прессе…
– Да, – оманка кивнула, – у Хэнка такое прозвище.
– Охренеть… – озадаченно протянула Сэлли, – …Слушай, Фируз, а как ты с ним это…
– Ну, – Фируз опять загадочно улыбнулась, – я у Хэнка работаю боцманом. А это… Он – мужчина, я – женщина. Что тут непонятного?
– Охренеть, – повторила австралийка, и тут из воды появился край шверта, а следом – вынырнул Хэнк, с шумом выдохнув отработанный воздух из легких.
Последовала короткая серия слаженных действий, в результате которых и обретенный шверт, и фридайвер, были подняты на борт самоходного понтона.
– Огромное спасибо, Хэнк! – австралийка чмокнула его в щеку, – А почему ты сразу не сказал, что ты вождь акваноидов?
– Вы не спрашивали, – с добродушной иронией ответил он.
– Прикольно получилось, – заключил Франц, и поинтересовался, – а ничего, если мы вас попросим помочь установить шверт? Вчетвером гораздо быстрее…
– …С нас искренняя благодарность, полновесный обед и выпивка, – добавила Сэлли.
– Барбекю из свежей бычьей акулы. Готовите – вы, – невозмутимо уточнил Хэнк.
– Стряпню мы берем на себя, – ответил Франц, – но где взять свежую бычью акулу?
– Я ее видел там, – Хэнк показал ладонью вниз, и добавил, – я полагаю, мы не нарушим условия аренды этого плавсредства, если попользуемся багром с пожарного щита.
– Бычью акулу – пожарным багром? – недоверчиво переспросила Сэлли.
– Да, – подтвердил Хэнк, – гарпуном было бы удобнее, но сойдет и багор.
* * *
Барбекю из бычьей акулы в тот вечер получилось просто сказочно-вкусное, но это не относится к основной линии событий. Поэтому, мы перепрыгнем на неделю вперед, и в совершенно другой регион: на северо-западное побережье Европы.
Середина дня 5 июня. Харлем (северный пригород Амстердама).
Берег реки Спаарне в заброшенной промзоне.
В Нидерландах существуют не только стихийные трущобы-помойки, созданные в ходе расселения мигрантов из «всякого Эссхолстана» (как выражаются неполиткорректные граждане). Есть еще и промышленные трущобы, созданные цивилизованными белыми голландцами на ухабах капитализма. Данный участок площадью примерно гектар, был отражением истории кризисов. Бетонная водонапорная башня времен Первой мировой войны, уродливый цех времен Холодной войны (такие сооружения любят выбирать, как арену гангстерских боев без правил в голливудском кино), и относительно модерновый ангар периода Великой рецессии. Все это было связано в архитектурную композицию центральной бетонной площадкой, примыкающей к причальной стенке. На площадке, впритык к стене кубического цеха – «гангстерской арены» стояли дюжины три очень оригинальных объектов, вроде ржавых перевернутых корыт на остатках колес.
Такова была диспозиция, когда посреди площадки припарковались два транспорта: корейский автомобильчик «Daewoo-Matiz» и итальянский байк «Aprilia Scarabeo». С двухколесного коня спрыгнула девушка спортивного вида в серебристой футболке и бриджах, а из автомобильчика выбралась девушка еще более спортивного вида. По сравнению с ней первая девушка выглядела субтильным подростком. Так вот, вторая девушка, (одетая в шорты и топик, так что были хорошо видны ее рельефные мышцы, причем не «культуристкие на анаболе», а естественные, гармоничные). Эта девушка картинно потянулась и, посмотрев на первую, поинтересовалась:
– Ты что, Елена, купила все это говно?
– Анита, ну почему сразу говно? – возмутилась Елена Оффенбах, – Ты бы сначала хоть посмотрела внимательно, и послушала вводную. А уж потом…
– Какая еще вводная? – перебила Анита Цверг (бывшая сварщица на верфи, а ныне – по ситуации – либо танцовщица в кафешантане «Анаконда», либо работник-на-все-руки в нелегальной мастерской по переделке автомобилей).
– Внимание сюда! – по-военному резко начала Елена, затем быстрым шагом подошла к унылому стаду ржавых корыт на колесах, и похлопала по крыше ближайшего, – что это такое, по-твоему?
Бывшая сварщица фыркнула и, авторитетным тоном объявила заключение:
– Убитый микро-автомобиль «Smart City» примерно начала 2000-х. Гнусно заряженная мотоколяска. Гробик в полтора раза меньше моей корейской машинки, и вдвое дороже. Пижонская игрушка для инфантильных богатых извращенцев. На фиг тебе это?
– А если подойти и посмотреть? – язвительно спросила бывшая рядовая первого класса миротворческой полиции, а ныне – теневая фигура псевдо-юридического бизнеса.
– Ну, вот, подошла, – отозвалась Анита и действительно подошла, после чего задумчиво осмотрев колесное корыто, пробурчала, – у этой фигни и длина, и ширина на дециметр меньше, чем у «Smart City». И дизайн простой. Только я не пойму: где тут двери?
– Тут одна дверь, – ответила Елена Оффенбах и, весело предвкушая реакцию подруги, медленно потянула ржавую рукоятку, расположенную между правой фарой и правым нижним углом широкого проема, где раньше было лобовое стекло…
…И вся лобовая часть кузова, от днища до крыши, со скрипом повернулась на ржавых петлях, открыв доступ в салон. Руль и контрольная панель здесь были, как выяснилось, смонтированы на этой странной двери, больше похожей на люк яхтенной рубки.
– Ох, рыть их земснарядом! – это изречение свидетельствовало, что Анита не на шутку удивлена, и расписывается в непонимании технической ситуации.
– Сообщаю, – продолжила Елена, – это «BMW-Isetta-250» модель 1957 года, прозвана в народе «роликовым яйцом». Концепт придуман в Италии вскоре после Второй Мировой войны, а несколько позже лицензии были проданы в десяток стран. Большинство таких мотоколясок – примерно 160 тысяч единиц, включая модификации – было произведено германским концерном BMW, и именно этот продукт спас концерн от банкротства. Да, представь, Анита, в отличие от эпигонов вроде «Smart City», у «BMW-Isetta» надежная конструкция и реальная экономичность. Вот у «Smart City» вес 720 кило и движок 600 кубиков, как у обычной малолитражки. А у «BMW-Isetta» вес 360 и движок 250.
– Как у простого дорожного мотоцикла… – машинально отметила бывшая сварщица.
Елена Оффенбах согласно кивнула, и похлопала по крыше ржавой машины.
– Дальше, когда после Карибского кризиса финансовая ситуация изменилась, BMW прекратил производство этих штук.
– Почему? – спросила Анита, успевшая посмотреть модель поближе, и поменять свое первоначальное мнение, – Хорошая же штука, и дешевая, наверное.
– Потому и прекратил, что штука хорошая и дешевая. Ты разве не замечаешь, что чем дальше, тем больше на рынке появляется всякого дорогого говна, и тем меньше таких хороших дешевых вещей? Это политэкономия монополистического капитализма.
– Ну, ты меня за марксизм-то не агитируй, – проворчала Анита Цверг, – одна машинка, выпихнутая с рынка, это еще не показатель для всей политэкономии.
– Я не агитирую. Конечно, одна машинка это не показатель. Сокращение персонала и перенос верфи, где ты работала, из Голландии в Индию – тоже не показатель…
– Блин… Елена, давай не будем про политику, ну ее в жопу. Ты, все же, объясни: зачем купила этот кусок дохлой промзоны?
