Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 55 страниц)
– Хм… А каким боком тут колдовство?
– Ну, как же! – Марти сделала большие глаза, – Ведь, согласно слухам, Элам и Хэнк не просто были съедены акулами, а вселились в самых огромных акул. И теперь у меня и нескольких других толковых девчонок есть возможность через этот ритуал вступать в оккультное общение с этими акулами.
– Кстати, – добавил Хэнк, – эти весельные субмарины – хубы отличная штука. Очень в акульем стиле. Спасибо, Гарри, что ты быстро достал эти лодки.
Молодой бизнесмен янки широко улыбнулся.
– Когда Элам рассказал мне, что есть такая штука – хуб, мне сразу показалось, что это перспективный транспорт для вашей команды. Скоро мы наладим их производство на мадагаскарской верфи. А теперь, может, давайте перейдем к излучателю антиматерии?
– Перейдем, – согласилась Марти Логбе, вышла к доске и, без спешки, очень аккуратно закрепила поверх карты региона другой лист. И любой, кто разбирается в прикладной ядерной физике, узнал бы на этом рисунке компоновочную схему АЭС.
* * *
Ремарка: в НФ-литературе излучатель антиматерии – один из самых мощных, и самых эффектных видов оружия. Он выбрасывает в противника поток античастиц, которые, соприкасаясь с обычным веществом, аннигилируют с выделением огромной энергии, превращаясь в жесткую радиацию. Пример описания из классической НФ:
«Черный вихрь, склоны скал – все это исчезло в долю секунды. Казалось, на дне ущелья вспыхнул вулкан. Столб дыма, кипящей лавы, каменных обломков, наконец – огромное, окруженное вуалью пара облако возносилось все выше. Пар, в который, наверно, превратился журчащий поток, достиг полтутора километровой высоты, где парил зонд. Циклоп привел в действие излучатель антиматерии» (Станислав Лем. «Непобедимый»). Можно спросить: «а при чем тут АЭС»? Но – каждому объяснению свое время.
23 марта. Тот же район. Те же и «Либертатор».
У мини-сейнера SFS-80 было одно важное преимущество перед гипер-лайнером: малая осадка. Утром 23 марта Гарри Лессер использовал это преимущество, чтобы невзначай оказаться подальше от места стоянки «Либертатора». Молодой янки, в общем, даже не ссорился ни с исполнительной администрацией, ни с Советом Тетрархов, и продолжал оставаться в реестре пассажиров. Будто бы просто на время отлучился по бизнесу. Но… Осмотрительность прежде всего. И Гарри распорядился лечь в дрейф над коралловым полем, где глубина была примерно в рост человека. Никакой корабль со значительной осадкой не мог подойти сюда ближе, чем на милю. Фактически же, капитан Карстен Вулфинсон выбрал для стоянки «Либертатора» место в трех милях от этой точки.
Гарри обоснованно ожидал, что кто-то с гипер-лайнера решит нанести ему визит, и его ничуть не удивило появление нарядного спортивного катера, помчавшегося от борта «Либертатора» в сторону SFS-80. Но, когда в бинокль стало видно, кто главный там, на катере, то все же, он был удивлен. Надо же: принц Азим-Мансур, сын эмира Феззана Ар-Рашида эль-Обейда. Его высочество был «демократично» одет в модный «брэндовый» костюм для парусного спорта. А трое телохранителей были в аналогичных костюмах, но категорией пониже. Катер заложил красивый вираж, и затормозил у борта SFS-80…
– Подать борт-трап мистеру Азиму-Мансуру, – приказал Гарри.
– Да, сэр! – откликнулся Хаким, и установил трап со стороны подошедшего катера.
Принц ловко вскарабкался по трапу (впрочем, борт мини-сейнера лишь очень немного возвышался над бортом катера). Итак, принц поднялся на палубу, и протянул руку.
– Доброе утро, Гарри.
– Доброе утро, Азим-Мансур, – молодой янки спокойно пожал руку гостю, – как насчет чашечки кофе?
– С удовольствием, – сказал принц.
– Так, – Гарри кивнул, – Хаким, организуй на баке стол и кофе на двоих.
– Да, сэр!
* * *
Кофе получился удачный (возможно, у Хакима прорезался талант к этому делу). Азим-Мансур сделал пробный, микроскопический глоток и одобрительно покивал головой.
– У тебя хороший кофе, Гарри.
– Приятно, когда гость хвалит, – откликнулся молодой янки.
– Да-да… – принц снова покивал, и спросил, – …Мы можем поговорить прямо?
– Я думаю, Азим-Мансур, что мы можем попробовать.
– Ты осторожен, Гарри. Мне так и сказал отец. И еще отец сказал: «если Гарри все еще обижен из-за того случая, то зря, ведь у обиды должен быть разумный срок».
– Твой отец мудрый человек.
– Да. Я тоже так думаю. И я не понимаю, что держит тебя на этой маленькой ржавой жестянке? Что мешает тебе вернуться в твои апартаменты на «Либертаторе»?
– Эта жестянка – мой новый бизнес. Я приобрел еще несколько таких жестянок, заказал ремонт-реновацию, нанял команду толковых моряков и сетевых PR-толкателей. К лету появится фирма-организатор недорогих эксклюзивных круизов, и за счет раскрутки в социальных сетях этот бизнес будет стоить, как типовой 3-звездочный отель. Сейчас я вживаюсь в роль пользователя таких круизов, чтобы понять, как должна быть устроена рекламная кампания в сети. Слова-образы, картинки-ассоциации. Ключи PR.
– Ты делаешь этот бизнес на продажу? – спросил арабский принц.
– Да. Я не люблю тормозить. Полгода, или максимум год на одном бизнесе – и все. На следующий год или полугодие надо искать что-то новое. А лучше – еще быстрее. Свой первый бизнес в этом районе я сделал всего за один день, пока пил виски с пиратским полковником Хафун-Ади. Я набросал эскиз-проект круизов на ретро-парусниках типа «самбука» по мотивам мифов о Синдбаде-Мореходе и древних пиратах, и продал этот проект за хорошие деньги знакомым макаронникам в Неаполе.
Принц Азим Мансур эль-Обейда задумался, услышав что-то знакомое.
– Подожди, Гарри, ты хочешь сказать, что круизный проект «Могадишо», который уже несколько раз показывали по «Euro-news», это твоя идея?
– Там только эскизный бизнес-проект мой, включая контакты с Хафун-Ади, – поправил молодой янки, – а остальное уже сами макаронники.
– Макаронники!.. – принц с досадой хлопнул ладонью по столику, – …У них сплошная мафия! Теперь понятно, как эта негодная девка получила мафиозную крышу.
– Ты про эту голландку, Линду Вилворт? – уточнил Гарри.
– Да, про нее! После сделки с тобой, макаронники стали разнюхивать, и вот результат.
Гарри Лессер равнодушно пожал плечами.
– Может быть, так. А, может быть, покойный дружище Иоганн и раньше был повязан с мафией. Цветочный бизнес в Европе криминализован из-за очень высокой маржи. Как наркотики, примерно. Хотя, в Голландии наркотики частично декриминализованы.
– Подожди, Гарри. Ты говоришь, что Иоганн Вилворт мог быть человеком мафии?
– Почему бы и нет, – молодой янки снова пожал плечами, – калабрийские кланы Нирта-Странджио и Пелле-Воттари оперируют в германско-голландском регионе с середины «нулевых» годов. Сообщения об их бизнесе регулярно проходят в прессе.
– А неаполитанские кланы? – спросил принц.
– Не знаю. Если это интересно, то купи доступ к базе Интерпола и посмотри. Там есть архивы по деятельности всех достаточно крупных криминальных синдикатов.
– Гарри, я спрошу иначе. Можешь ли ты выйти на макаронников с предложением?
– С каким предложением?
– С таким: они получат деньги и отвяжутся от проектов компании «Гипер-Лайнер».
– Азим-Мансур, а зачем мне в это лезть?
Арабский принц отодвинул чашечку с остатками кофе, и предельно-кратко ответил:
– Комиссионные.
– Риск, – столь же кратко возразил Гарри.
– Нет риска! – принц поднял правую ладонь, – Мой отец обещает тебе защиту.
– Возникает два вопроса, Азим-Мансур. Кто убил беднягу Иоганна, и что случилось с доблестной ССБ? Пока я этого не понимаю, мне трудно оценить меру защиты.
– По секрету, – негромко сказал принц, – могу сказать тебе, что мистер Грэхем Норхорн, входящий в Совет Тетрархов, уже договорился о найме профессиональной команды из действующего резерва американской разведки. Мы рассчитываем, что они приступят к работе не позже, чем через месяц, как только все будет согласовано.
– Согласовано с Ахмадом Махстаном? – спросил Гарри (назвав имя другого «тетрарха», известного, как «металлургический раджа Бенгалии», для которого, как нетрудно было предположить, присутствие американских разведчиков выглядело нежелательным по причине постоянных «таможенных войн» между концерном Махстана и американскими производителями стального проката).
– Ахмад Махстан… – недовольно проворчал принц, – …Да, ему не очень-то нравится, что какие-то люди, связанные с NSA и CIA, смогут подглядывать в его электронную почту. Поэтому, сейчас мой отец убеждает его согласиться на условиях выделенных линий для секретных коммерческих переговоров, мимо внутренних информационных фильтров.
Гарри Лессер развел руками.
– Видишь, Азим-Мансур, в Совете Тетрархов трения, значит, у меня при переговорах с мафиози не будет гарантий безопасности. Отсюда и вопрос: зачем мне в это лезть?
– Гарри, а что скажет мистер Джулиан Бронфогт, если узнает, что ты самоустранился от защиты его инвестиций в «Гипер Лайнер»? У него двадцать акций по 4 миллиона.
– Ай-ай-ай, – улыбнувшись, произнес молодой янки, – зачем же ты мне угрожаешь?
– Я не угрожаю, – возразил принц, – я просто хочу понять твое поведение.
– ОК, Азим-Мансур, я тебе объясню мое поведение. Дедушка поручил мне мониторинг геологического проекта «Футуриф», поскольку гипер-круизный проект «Либертатор» он считает провальным. Так вот, я ныряю, как проклятый, и составляю дедушке детальные отчеты. В частности, я указываю, что на подводных объектах до сих пор нет геологов. А между прочим, администрация обязалась предъявить карты геологоразведки не позднее середины мая. Геологов, кстати, обещал некий кувейтский деятель, друг твоего отца.
– Геологи будут через месяц, – проворчал принц снова недовольным тоном.
– Ладно, я передам дедушке твои слова. Но, для него это просто статистика. Он не будет вникать в какие-то юридические дрязги вокруг интеллигентских штучек…
– Интеллигентских штучек? – переспросил принц эль-Обейда…
Лессер снова улыбнулся, и пояснил.
– Подводные города, лунные шаттлы, термоядерный синтез, нанотехнологии – все это «интеллигентские штучки», как говорит дедушка. Большинство таких проектов просто вылетают в трубу, но один из тысячи выстреливает колоссальными прибылями. И если разместить, скажем, миллиард малыми порциями в таких проектах, то по статистике, в результате получится серьезный выигрыш. Но какой проект даст выигрыш, это заранее неизвестно. Поэтому – засеиваем поле и надеемся на бога, как говорит дедушка.
– На Аллаха надейся, но верблюда привязывай! – мигом отреагировал арабский принц.
– Да, – согласился Гарри, – конечно, надо привязывать верблюда и следить, чтобы этого верблюда с вьюками не увели. Потому я ныряю, как проклятый, и напоминаю, что нет геологов, хотя май не за горами. И от проблемы с мафией я не самоустраняюсь. Но, мне кажется неправильным лезть туда поперед тетрарха, мистера Петера Раттенкопфа.
Арабский принц заметно напрягся.
– Что ты знаешь о переговорах Раттенкопфа?
– Я довольно мало знаю. Только то, что слилось в желтую прессу. Но мне понятно, что адвокат Раттенкопфа торговался с адвокатом Вилворт, и что они не сошлись в цене. Я признаюсь, что меня это не удивило. Судя по слухам, между тетрархами неформально распределены зоны контроля. Эмир эль-Обейда и Ахмад Махстан отвечают за Азию и Африку, Грэхем Норхорн – за Америку, а Петер Раттенкопф – за Евросоюз. Поскольку проблема наследства Вилворт возникла в Евросоюзе…
– Ненавижу журналистов! – эмоционально перебил принц.
– Журналистов мало кто любит, – отозвался Гарри, – но иногда они сообщают полезную информацию, наводящую на мысли. Какую цену назвал адвокат Линды Вилворт?
– Больше полумиллиарда долларов, – неохотно ответил Азим-Мансур.
– Что ж, – молодой янки покрутил в пальцах пустую кофейную чашечку, – это далеко не смертельная сумма для бизнеса семьи Раттенкопф.
– Не смертельная? Но, подумай, Гарри! Что, если об этом узнают те мелкие лавочники, которых на борту четыре тысячи, и побегут требовать 14-кратную цену за свои акции?
– Азим-Мансур, я не предлагаю платить столько, а констатирую: потенциальный ущерб ограничен этой суммой. А чтобы ее снизить, и исключить огласку, есть адвокаты.
– Пожалуй, – произнес принц, – это хорошая мысль. Я передам отцу.
*17. Межконтинентальный адвокатский бильярд
Утро 24 марта. Швейцария. Цюрих.
От вокзала Centraal в Амстердаме до вокзала Hauptbahnhof в Цюрихе – ночь на поезде. Девушка лет 25, похожая на мальчишку из-за своей короткой стрижки, и не очень-то рельефной фигуры, закрытой, к тому же, яркой туристской курткой, сошла с поезда, совершенно не выделяясь среди прочих пассажиров. На остановке Хофбан она села в трамвай и вышла, доехав до остановки Альтштадт. Оттуда, пройдя около полкилометра пешком, она попала на улицу самых дорогих «старых» офисов. Внешний наблюдатель удивился бы: какие цели у этой девушки, на вид – бюджетной студентки в таком месте, предназначенном для обслуживания юридических делишек миллионеров?
Но, девушка остановилась перед массивной деревянной дверью, снабженной стильной бронзовой вывеской «Флегенхайм и Флегенхайм – юриспруденция». Рядом с вывеской нашелся специальный резной деревянный молоточек для стука в дверь – и девушка им воспользовалась. Дверь открылась как-то лениво, и стоявший за ней крупный молодой мужчина с широченными плечами, в строгом, но дорогом, черном костюме, в белой рубашке, и при сером галстуке, строго потребовал:
– Назовите ваше имя и цель визита, пожалуйста.
– Мое имя: Елена Оффенбах, – сообщила девушка, – а цель визита: захват заложников, получение выкупа, и ритуальные убийства с расчленением тел. Хотите знать больше?
– Э-э… Фрау Оффенбах. Я лучше провожу вас к мистеру Флегенхайму. Он ждет.
– Провожайте.
– Фрау Оффенбах, вы можете оставить уличную одежду и дорожную сумку в холле.
– Нет, – коротко бросила она.
– Как скажете, фрау Оффенбах.
…Некоторые люди обожают Цюрих, считая, что это – прекраснейший город Европы, а возможно, и всей планеты. Другие люди недоумевают относительно Цюриха – города, сшитого из противоречий: от сверхбогатых «парадных» кварталов – с сохраненным там средневековьем, или с продуманным ультра-модерном, до иммигрантских районов, где находиться днем – просто неприятно, а вечером – рискованно. Еще есть немало людей, ненавидящих Цюрих – они считают этот город колыбелью пуританского ханжества, и жадности, зажравшимся паразитом-кровососом на теле Европейского сообщества. Как нетрудно догадаться по стилю общения, Елена Оффенбах относилась к третьему типу.
* * *
Йакоб Флегенхайм, младший брат Эдварда Флегенхайма, мог бы с легкостью сыграть второстепенную роль адвоката в фильме о периоде Великой Депрессии. Он был так же скучен, как весь этот снобистский район.
– Здравствуйте фрау Оффенбах. Присаживайтесь. Не желаете ли кофе или чая?
– Благодарю, не надо, – ответила она и вытащила электронную сигарету из кармашка на рукаве своей туристской куртки, саму куртку бросила на дорогой кожаный диван, затем водрузила поверх куртки свою компактную дорожную сумку, и уселась за стол.
– М-м… – протянул Флегенхайм-младший, глядя на электронную сигарету.
– Привычка, – лаконично пояснила Елена (на самом деле, почти никогда не курившая). Наблюдатель, знакомый с прикладной психологией, отметил бы, что эта девушка хочет провести переговоры в обстановке постоянного дискомфорта для своего визави.
– М-м… – повторил швейцарский адвокат, – …Мы можем начать, я полагаю?
– Начинайте, – равнодушно согласилась Елена.
Тут наблюдатель, знакомый с прикладной психологией, отметил бы, что жесткий метод, выбранный гостьей – работает. Йакоб Флегенхайм растерялся. Когда вчера адвокат Оффенбах согласилась прибыть для переговоров на его территорию, он готовился вести разговор в покровительственном тоне, а попал под откровенный прессинг.
– М-м… – снова сказал он, передвигая в сторону молодой голландки скоросшиватель с полудюжиной листов текста, – …Вот наше предложение. Ознакомьтесь, пожалуйста.
– Так-так… – отозвалась она, затянулась электронной сигаретой, выпустила над столом облачко пара, имитирующего дым, и начала листать проект соглашения, – …Так-так. Я увидела сумму 60 миллионов долларов, но ведь я с вашим братом Эдвардом и с вашим клиентом Петером Раттенкопфом, говорила по телефону о сумме 560 миллионов.
– Но, фрау Оффенбах, давайте будем реалистами.
– ОК. Давайте будем реалистами.
– Прекрасно! – обрадовался швейцарец, – В этом мы согласны друг с другом. Я хотел бы обратить ваше внимание на укрупненные сметные параметры проектов «Гипер-круиз» и «Футуриф». Администрация вполне честна с вашей клиенткой. Текущая капитализация проектов в сумме никак не превышает 125 миллиардов долларов и, следовательно, на 10 акций приходится не более 50 миллионов, как вам и предлагалось в первом раунде этих переговоров. Но, мой клиент готов увеличить сумму до 60 миллионов, поскольку имеет особую заинтересованность в увеличении своего пакета.
– Я уже видела эти расчеты, – сказала голландка, – и проблема вот здесь!
Она взяла со стола алый маркер и жирно закрасила строчку: «Цена подводных работ». Йакоб Флегенхайм удивленно развел руками.
– Позвольте, фрау Оффенбах, я предъявлю вам контракт с компанией «Tropic-Sea-Metal-Construction» – TSMC–Ltd на эту сумму.
– Позвольте, герр Флегенхайм, – в тон ему ответила Елена, – я предъявлю вам справки из торгового и морского реестров Гонконга, согласно которым у TSMC–Ltd нет лицензий, позволяющих вести подводные работы.
– В реестрах может быть не все… – осторожно начал швейцарец.
– Это очень странно, – заметила она, – мне бы хотелось посмотреть на их лицензии, и на журналы погружений водолазов. И меня интересуют стандартные протоколы контроля безопасности дыхательных аппаратов. Все это ведется на любом объекте, где водолазы выполняют работы в законном порядке.
– Я не специалист в этом вопросе, – сказал Флегенхайм, – но у меня есть документы от независимой комиссии, согласно которым подводные монтажные работы выполнены в объеме шесть и восемь десятых миллиона человеко-часов. Я сделал для вас копию.
Елена Оффенбах взяла несколько листов, протянутых швейцарцем, быстро пробежала взглядом, пихнула эти бумаги в свою сумку, и бесшумно похлопала в ладоши.
– Чудо, черт побери! Подводные работы выполнены, но водолазов не было. Вы готовы объяснить, как это случилось?
– Простите, фрау Оффенбах, но я вынужден сослаться на коммерческую тайну.
– Простите, герр Флегенхайм, но акты выполнения работ на два миллиарда долларов с фиктивной фирмой, это не коммерческая тайна, а хищение средств акционеров.
– Но ведь работы выполнены!
– Да, они выполнены, причем бесплатно. Возможно, их выполнил джинн из волшебной лампы Аладдина, но вероятнее использование рабов. Это еще хуже, чем хищение.
– Это ваши фантазии, фрау Оффенбах! В крайнем случае, администрация признает, что подрядчик использовал на стройке труд матросов карго-группы «Либертатора». Это не совсем обычная практика, но с матросами есть контракты, и они получают зарплату.
– Контракты на подводные работы без водолазного оборудования? – спросила Елена.
Йакоб Флегенхайм задумчиво сплел и расплел пальцы.
– К чему вы ведете, фрау Оффенбах?
– Я выясняю истину, извините за пафос. И мне кажется: истина в том, что у компании «Гипер-Лайнер» проблема на два миллиарда долларов, это как минимум. А максимум трудно представить. Впрочем, нет смысла это представлять, если мы договоримся.
– Договоримся – как? – очень взволнованно спросил швейцарец.
– Все просто, герр Флегенхайм. Подставная фирма TSMC–Ltd станет посреднической, и реальность, начиная с января, будет такая: TSMC–Ltd отдала субподряд на сумму 550 миллионов долларов некой фирме, имеющей лицензии на подводные работы. Эксперты оформят нужные журналы и протоколы. Все станет выглядеть цивилизованно. А пакет акций, принадлежащий моей клиентке, вы купите за 60 миллионов, как и хотели.
– Э-э… Минутку, фрау Оффенбах. 550 плюс 60 это 610, а вы хотели 560 миллионов.
– Это тоже просто, – ответила она, – 50 миллионов – цена формирования достоверного документооборота с января по март на все два миллиарда долларов. Работа непростая, потому и цена серьезная. Поговорите с вашим клиентом, если хотите. Я подожду.
– Э-э… Хорошо, я поговорю с герром Раттенкопфом.
– Вот это разумное решение, – одобрила Елена, – только, пожалуйста, не затягивайте. Я хотела бы подписать оба контракта сегодня до вечера.
– Оба контракта? – переспросил швейцарец.
– Да, оба, – она извлекла из сумки флэш-карту и толкнула через стол к нему, – здесь два каталога. В первом – контракт на субподряд с приложениями, а во втором – контракт на продажу пакета акций. Ничего необычного и, я надеюсь, что вы все успеете вовремя.
* * *
Как показали дальнейшие события, братья Флегенхайм (Йакоб и Эдвард) умели быстро просчитывать ситуацию, и быстро убеждать клиента. К трем часам оба контракта были подписаны, и Елена с Йакобом попрощались почти что по-товарищески. Отправляясь в Цюрих, Елена предполагала вернуться обратно так же: на ночном поезде. Но, делать в Цюрихе ей было больше нечего, и Елена улетела в Амстердам 17-часовым авиарейсом. Прилетев в Амстердам, она для начала заглянула в офис мэтра Паоло Гоззо, трастового управляющего имуществом покойного Иоганна Вилворта, и оставила там вечернему референту бумаги, подписанные в Цюрихе. После этого, она поехала в таунхаус Свана Хирда на линии Гран-канал в районе Зеебург. Заметим: по первоначальному плану она должна была появиться там только поздним утром 25-го марта, а не этим вечером…
…В фольклоре каждого европейского народа есть анекдоты, начинающиеся словами: «возвращается муж (жена) домой из командировки (или с ярмарки) на день раньше». Дальше – трагикомическая сцена. Но, данный случай существенно отличался от этой классики. Елена не была женой Свана Хирда, и не желала юридической фиксации отношений с этим гало-рок музыкантом, хотя по возвращении из недельного круиза по Тирренскому морю, 21 марта, она перевезла свой «домашний рюкзак» в его таунхаус в Зеебурге, и они провели два дня (курсируя между койкой в доме, и маленькими кафе на Гросс-канал). Затем, Елена поехала в Цюрих а, вернувшись – обнаружила, что Сван кувыркается с некой студенткой (а, может, старшей школьницей). Кстати, Сван и его партнерша настолько увлеклись совместной камасутрой, что не заметили появления Елены. И Елена решила: «Не заметили – и ладно. Какой смысл дополнять фольклор еще одним типовым (тысяча сто первым) монологом в стиле: «ну не сволочь ли ты?».
На самом деле, Елена заранее была уверена, что не сегодня, так через неделю или через месяц, какая-нибудь длинноногая особь с пышным бюстом окажется у Свана в койке. В звездном (и даже в субзвездном) мире рок-арта это такой же естественный момент, как спонтанное падение созревших кокосов с пальм. Так что она повесила свою любимую компактную дорожную сумку обратно на плечо, взяла велосипед, тихо вышла на улицу, закрыла дверь и покатила на юго-запад, к условно-центральному району Де-Пийп.
Некоторые называют район Де-Пийп «мультикультурной помойкой Амстердама», а его главную достопримечательность: Albert Cuyp Market – просто борделем, но иные резко возражают, и говорят, что Де-Пийп – это богемный район с экзотическим и колоритным населением. Обе точки зрения, видимо, имеют право на жизнь, а истина где-то посреди. Персонально для Елены Оффенбах Де-Пийп был своего рода оазисом, где можно, имея минимум денег, в отсутствии постоянного дохода, все же, чувствовать себя социально-востребованным субъектом, полноценным и полноправным участником community. В точечном плане, центром оазиса Елены был кафешантан «Анаконда» на улице Месдаг, третьесортное заведение, принадлежащее Тисо Наале, квартерону, натурализованному выходцу из Голландской Гвианы (по новому стилю – Республика Суринам).
Тисо Наале был тем парнем, который «умеет полулегально устраивать танц-классы, и качественно записывать видео», и который «ни разу не подвел». Бизнес у него в этом весеннем сезоне, кажется, шел не очень: девять из дюжины столиков пустовали, и увы: маленькая эстрада тоже была пуста. А сам Тисо стоял за стойкой, и сразу же увидел хорошую знакомую, входящую в зал.
– О, раздери меня дьяволы! Елена! Как ты?
– Нормально, – она подмигнула и уселась у стойки, бросив куртку на соседний табурет.
– Смешать тебе твой любимый «синий альбатрос»?
– Конечно, Тисо! Как мило, что ты не забыл!
– С чего бы я забыл? – удивился суринамец, – Кстати, где ты пропадала две недели? Я слышал, тебя по TV показали. Что-то там с рок-н-роллом и круизами.
– Да, подвернулось интересное дельце, сказала она, – а что у тебя?
Тисо Наале, вздохнул, завершил смешивание коктейля, бросил в получившуюся синюю мерцающую жидкость два кубика льда, подвинул стакан к Елене и сообщил:
– Дерьмовое дело: копы приостановили мою лицензию на эстраду. А у меня же тут весь драйв в эстрадных танцах с анакондой. Ну, ты знаешь.
– Знаю, – подтвердила Елена Оффенбах, и снова бросила взгляд на темную эстраду, где в середине обосновалась гигантская пластиковая анаконда, поднявшая голову почти на три четверти высоты потолка. Во время шоу она светилась то зеленым, то желтым цветом, а огромные глаза горели красным. С точки зрения Елены (и многих других любительниц эмоционально-спортивных танцев-соло) такая анаконда была отличной альтернативой пошлому шесту-пилону. Но сейчас анаконда не светилась и выглядела грустно…
– Так вот, – продолжил суринамский квартерон, – неделю назад тут были ребята, слегка перебравшие грибочков, и что-то им померещилось. Дальше – разбитое стекло, всякие царапины, кровь, ах-ах, полиция лепит мне протокол о нарушении безопасности, и там автоматическая приостановка лицензии на эстрадные шоу, плюс еще надзор.
– Это понятно, – Елена кивнула, и сделала глоток коктейля «альбатрос» (экстремально ароматного, но почти не содержащего алкоголя), – а скажи: сегодня уже приходили?
– Надзор-то? Нет еще. Они за полтора – два часа до полуночи приходят.
Елена Оффенбах посмотрела на часы.
– Ага… У нас, как минимум три четверти часа до их прихода.
– Эй-эй, что ты собралась делать? – не понял он.
– Разблокировать твою лицензию. Для надежности начнем через полчаса. Ты включишь анаконду, а я станцую. Я как раз купила такие милые трусики канареечного цвета.
– Подожди-подожди, ты что, хочешь устроить topless-dance?
– Тисо, ты просто зверски догадлив! А у тебя есть возражения?
– Еще какие! Так ты не разблокируешь лицензию, а подведешь меня под штраф!
– Тебя?! При чем тут ты, Тисо? Я же у тебя не работаю, я просто посетитель, и я могу танцевать в том месте зала, где мне нравиться, если при этом я никому не мешаю!
– Да, но если ты устроишь профессиональные танцы topless с анакондой, то полиция не поверит, что ты посетитель, а подумает, что ты наемная танцовщица, и…
– …И что тогда? – перебила Елена.
– Эге… – задумчиво произнес Тисо Наале, – …Это разводка такая?
– Тсс!.. – прошипела она, – …Ты ничего об этом не знаешь, ясно?
– Еще бы! – он кивнул, – Значит, через полчаса ты попросишь включить анаконду?
– Через двадцать пять минут, – уточнила она.
– Договорились, – суринамец снова кивнул.
– Чудесно! – сказала Елена, – А вот еще тема. Как дела с продажей ладдерфлэта?
Тисо Наале невесело покачал головой.
– Зря я повелся на болтовню о новой моде, и купил эту дурацкую квартиру. Я уже готов отдать ее за 20 кило евро, считай, без навара, просто отбить, что вложил.
– Так… Интересная цена… А там электрика, вода, сантехника, косметика – как?
– Идеально! Я пока это сдаю, как апартаменты, но сейчас не сезон, поэтому там пусто. Хочешь, прямо сейчас туда поднимемся, и ты сама посмотришь!
– Хочу, – ответила она, – но позже, после танцев.
– Эге… – он поднял палец к потолку, – …Ты нашла покупателя, я прав?
– Ну… – Елена подмигнула, – …А если да, то что?
– То кило евро комиссионных, вот что! И тащи его быстрее, пока он не передумал.
– Сначала я это посмотрю, а потом, если там все ОК, притащу, – сказала Елена, и снова глянула на часы, – так, пора готовиться. Я займу душевую кабинку на четверть часа.
Там же, за полтора часа до полуночи.
Лейтенант и сержант полиции, два обыкновенных голландских парня, вошли в зал и с недоумением уставились на эстраду. Им и раньше доводилось иметь дело с наглыми рестораторами, игнорирующими постановления о запрете тех или иных действий, но в данном случае наглость выглядела запредельной. Под какой-то тягучий переливчатый африканский ритм на эстраде вокруг пилона в виде светящейся анаконды, танцевала смуглая и худая девушка, одетая только в трусики канареечного цвета. Публика в зале выражала одобрение, восторженно хлопая в ритм, когда танцовщица выполняла какой-нибудь акробатический фокус. Пару минут посмотрев на это, и сняв оперативный видео-ролик на скрытую камеру, полисмены подошли к стойке, и лейтенант потребовал:
– Герр Наале, выключите освещение эстрады и позовите сюда эту девушку.
– Как прикажете, офицер, – ответил хозяин кафешантана, и нажал что-то на пульте за стойкой. Анаконда и лампы боковая подсветки погасли.
– Fucking HUY! – выругалась девушка, и остановилась, прислонившись к анаконде.
– Полиция, – произнес Тисо Наале, и сделал приглашающий жест рукой.
Девушка нерешительно подошла к стойке и, прислушавшись к обмену фразами между полисменами, спросила:
– What’s wrong?
– That’s here broken the police regulation. Can I see your ID? – лейтенант сразу перешел на английский, предположив, что девушка не знает голландского.
– Sorry sir, – она развела руками, – I have no ID with myself now.
– What’s your full name, age and citizenship? Were are you live in Nederland? – лейтенант, с уверенность встал на стандартную колею выяснения личности иностранной гражданки, нелегально работающей в Нидерландах в сомнительном заведении.
– I honestly say, sir, that I am legally here, – девушка прижала руки к груди…
– Dress up please, you have to go with us, – сказал лейтенант, не удивленный, нежеланием нелегальной иммигрантки назвать свое имя, и попыткой увести разговор в сторону. Тем временем, сержант уже разложил на стойке разноцветные бланки протоколов:
* О нарушении полицейского запрета на мероприятия.
* Об использовании труда нелегальных иммигрантов.
* Об обнаружении нелегального трудового мигранта.
* Об аресте нелегального трудового мигранта до выяснения личности.
Приблизительно час продолжалось заполнение бланков, а затем, лейтенант и сержант доставили нелегальную трудовую иммигрантку в районное управление полиции и, по внутреннему протоколу, передали ее дежурному дознавателю. На этом их функция в стандартном деле завершилась, они вернулись в автомобиль и поехали на следующую проверяемую точку… А через час были по рации вызваны с маршрута назад приказом старшего дежурного офицера управления. Он и дознаватель встретили их в холле.