Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 55 страниц)

*20. Большие маневры боевых русалок

Утро 28 марта. Южное Сомали. Островок Баджун-Чула, недалеко от порта Кисмайо.

База пиратского полковника Хафун-Ади.

Мини-траулер SFS-80 (номер 4 в растущей флотилии Гарри Лессера) отползал от берега, оттаскивая на тросе чудовищно ржавую баржу. Дыры в корпусе баржи были наскоро заштопаны стальными листами. Пройдя за четверть часа около километра, мини-траулер отцепился, оставил баржу над подводной банкой, прошел чуть дальше и лег в дрейф. На смотровой вышке на берегу полковник Хафун-Ади нажал кнопку хронометра, и поднял бинокль. Такие же действия выполнил Тео Клеантис, стоявший рядом. Этот подвижный смуглый брюнет среднего роста и лет 35, снискал славу под прозвищем «Полибомбер» в ультралевой ячейке «November-Seventeen» – NST. После взрыва на саммите Евросоюза в Афинах, его персона так заинтересовала Интерпол, что пришлось «лечь на дно» в другом регионе, с новым ID – на имя Тео Клеантис. А его прошлое имя вспоминать нет смысла.

…Пиратский полковник Хафун-Ади, наблюдая в бинокль, пробурчал:

– Посмотрим, каковы в деле эти nguva.

– Как ты их назвал? – переспросил Тео Клеантис.

– Nguva, – повторил сомалиец, – подводные люди. Русалки.

– Ну, полковник, я мало понимаю в русалках, но если Мэгги сказала, что они научились пользоваться гексогеновым шлангом, то я ей верю. Она профи.

– Ха! Тут ты прав. Она профи. Это ведь Мэгги Райан, по прозвищу Кали-Юга, да?

– Не будем об этом вспоминать, – предложил Тео, – теперь она Мэгги Болгдэрг.

– Теперь она Мэгги Болгдэрг, – спокойно согласился Хафун-Ади.

Тем временем, с верхнего мостика мини-траулера коротко сверкнули три вспышки гелиографа. Тео отстегнул от своего пояса блестящую алюминиевую фляжку, и трижды качнул в руке, отправив встречный гелиографический сигнал.

– Ты залип на эту рыжую ведьму, – заметил пиратский полковник.

– Хорошая девушка, – лаконично ответил грек.

– Смотря для кого, – тут Хафун-Ади выразительно хмыкнул, – мы тут считаем, что для семейной жизни лучше, если девушка ласковая, любит детей, хорошо умеет держать порядок в доме и готовить обед. А вы, наверное, считаете, что девушка должна уметь взрывать корабли. Но, я не пойму, какая жена получится из такой странной девушки.

– Хорошая жена, – авторитетно сказал Тео, – она научит детей, как надо обращаться с оружием, а если что, то она с оружием в руках прикроет спину своему мужу.

– В этом есть своя правда, – признал сомалиец.

На этом тема сравнения идеалов женственности в греческой и в восточно-африканской культуре – исчерпалась. Далее оба эксперта молча наблюдали за баржей. Через 8 минут баржа резко вздрогнула, и стремительно стала погружаться. Она уходила под воду, не показывая никаких признаков крена или дифферента, абсолютно ровно. Минута – и она скрылась под водой, над ней вскипели пузыри, а потом на поверхности моря остались только бурые пятна ржавчины, постепенно размываемые ленивыми волнами.

– Чистая работа, – пробурчал Хафун-Ади.

– Точно, – отозвался Тео Клеантис, – хочешь съездить, и посмотреть на месте?

– Нет, – пиратский полковник качнул головой, – что там смотреть? Мишень потоплена, значит, все хорошо. А ты возьми лодку, съезди. Заодно похлопаешь по попе эту свою рыжую ведьму, раз она тебе понравилась. Но к ужину обязательно возвращайся. Надо обсудить все с моими офицерами, чтобы, когда будет дело, каждый знал свою задачу.

– ОК, полковник. Жди меня к ужину.

К моменту, когда Тео на моторке-зодиаке подошел к борту мини-сейнера, вся команда «боевых русалок» уже собралась на юте под навесом. Собственно команда состояла из четырех девушек банту, и двух парней: банту и янки. Что касается бывшей террористки Ирландской Роялистской Армии Мэгги Райан (а ныне – непримечательной гражданки Мадагаскара Мэгги Болгдэрг), то она была вне-командным инструктором…

– Welcome aboard! – деловито сказала она, когда Тео перебрался из лодки на палубу.

– Hodi, – отозвался он на местный манер, и уселся на широкую общую циновку.

– Знакомься, – продолжила Мэгги, – это Хэнк Торнтон, военспец-коммандос, и Лумис Нбунгу, карго-офицер. А теперь девушки. Ндеге, Квене, Викву и Мбони.

– Постараюсь запомнить, – пообещал Тео, пожимая руки оливковокожим дайверам.

Девушки банту захихикали. Лумис Нбунгу весело пояснил:

– Wanapenda kucheka.

– Они смешливые, – перевел Хэнк Торнтон.

– Отлично! – Тео кивнул. – Надо, сделать так, чтобы все мы смеялись последними.

– Вот это правильно, – согласился Хэнк, и предположил, – ты хочешь посмотреть, как сработал взрыв-шланг?

– Да. Хотя, по сравнению с вами я никакой фридайвер.

– Там неглубоко, метров десять, – успокоила одна из девушек, кажется, Квене.

– Я тоже нырну, – сказала Мэгги, – и не беспокойся, Тео, у нас есть акваланги.

– Хорошая новость, – отреагировал он, – тогда не будем терять время, так?

* * *

Тео еще не доводилось наблюдать, как оливковокожие действуют в подводном мире. Теперь, при погружении для осмотра «мишени», он был поражен тем, как свободно «русалки» чувствуют себя в водной среде. Кто-то, мог бы спросить: «А чем они так отличаются от обычного дайвера-профи, с аквалангом?». Вот ответ: акваланг не просто баллон за спиной, редуктор, шланг и фидер-загубник во рту. Это сложный инструмент жизнеобеспечения. Достаточно одной ошибки, чтобы он стал смертоносным. Каждый аквалангист-профи знает такие случаи, и поэтому постоянно внимательно следит за параметрами акваланга и своими параметрами, включая и свою позицию по глубине и времени пребывания (чтобы оценивать на последующий декомпрессионный график).

Так вот, оливковокожим «русалкам» это не требовалось, и они оставались под водой свободными. В пределах получаса им вообще не надо было беспокоиться о дыхании, а дальше оставался еще примерно 10-минутный резерв для всплытия. И им не грозили последствия быстрой декомпрессии, они могли всплывать с любой скоростью. Они не нуждались в гидрокостюме для защиты от переохлаждения: усиленный жировой слой (несколько понижавший их изящество на суше) эффективно удерживал тепло тела (по крайней мере, тут, в тропических водах).

Баржа лежала на подводной дюне, слегка завалившись на бок, и было видно, что у нее отсутствует днище. Точнее, присутствует, но отдельно – такая длинная железная плита, жестоко и грубо вырезанная взрывом шнура. Взвесь песка, поднятая баржей, уже стала оседать, и вспугнутые яркие рыбки, начали исследовать «подарок из верхнего мира», в котором (с рыбьей точки зрения) можно устроить гнездо-убежище. А «оливковокожие русалки» будто тени скользили вдоль дна, и обменивались сериями жестов. Тео и Мэгги обследовал полосу подрыва гексогенового шланга. Да, чистая работа. Не только металл обшивки, но даже прочные стальные ребра силового набора – разрушены.

…Мэгги, несколько более придирчиво осмотрев разрывы, тоже пришла к позитивному заключению, и показала пальцами сначала «OK» а потом «Up».

Всплыли.

Выплюнули загубники. Сдвинули на лоб маски.

Уф!

Выбрались на палубу.

Тут же, «ассистенты» (мальчишки-сомалийцы) притащили две большие кружки с очень крепким и сладким горячим чаем. То, что надо!

– Ну, – произнесла Мэгги, после первого глотка, – как тебе ударная команда?

– Мощно! – с полной серьезностью сказал Тео, глядя с борта в воду (а там, в зеленовато-голубой толще, продолжали двигаться четыре девушки и двое парней – судя по рисунку траекторий, они решили поиграть в пятнашки).

– Мощно, – подтвердила рыжая ирландка, отпила еще чая, и спросила, – Тео, а ты успел приглядеться к девушкам?

– Девушки, как девушки, – ответил он, – нормальные негритянки, только они немножко зелененькие и слегка толстенькие, но им, в какой-то мере, это даже идет.

– Еще идеи? – спросила она.

– Ну… – грек задумался. – …Глаза у них агрессивные, как у кошки, которая заподозрила соседей в попытке хищения сметаны из ее миски.

– Вот-вот, – сказала Мэгги, и начала стягивать с себя гидрокостюм.

– Что – вот? – поинтересовался Тео.

– А то! Рекрутер облапошил заказчиков – менеджеров гипер-лайнера. Он притащил им девушек из племени мвавинджи, а менеджеры – кретины, даже не заметили.

Тео тоже вылез из гидрокостюма, глотнул чая, быстро прокрутил в уме все, что знал о племенах восточной приморской Африке, не нашел нужных данных, и спросил:

– Что за племя мвавинджи?

– Там, – пояснила Мэгги, – женщины-охотницы. И воины. С ними комфортно работать, только если относишься к ним, как к друзьям. Но на гипер-лайнере стиль другой. Там долбанная пирамида рангов, вроде халифата. Так что одной проблемой у нас меньше.

– Гм… Я не понял. Какой проблемой меньше?

– Элементарно, Тео. Нам не надо объяснять этим девчонкам, почему надо убить всех пассажиров «Либертатора» и весь экипаж, включая, конечно, администрацию.

– А-а… Да, это плюс, что не надо объяснять. А откуда, кстати, у нас здесь взялись эти воинственные девушки?

– Жертвы акул, – ответила ирландка, – такой метод у нашей агентуры на Футурифе. Как только возникает оказия, так кого-то списывают на боевые потери от налета акул.

– Толково, – оценил Тео, – что ж, попробую с ними подружиться.

– Только учти! – Мэгги похлопала его по спине, – Дружить тут надо искренне. Русалки предельно честны друг с другом, и автоматически ждут этого от компаньонов.

– Веритация? – спросил он.

– Точно, – она кивнула, – веритация.

30 марта, 13:50. Нидерланды. Амстердам, район Де-Пийп.

Улица Месдаг, кафешантан «Анаконда».

Елена Оффенбах, одетая в стиле «городской турист», шагнула в зал, и почти нос к носу столкнулась с Тисо Наале.

– Тебя уже ждут четверо, – заговорщическим тоном прошептал он.

– Уже? – удивилась она, – А я думала, у меня еще 10 минут.

– Они, – пояснил Тисо, – пришли почти час назад, и уже успели поесть на 200 евро. Мне нравится, как ты ведешь бизнес. Обычно днем у меня выручка никакая.

– Ах так? Ну, я подумаю о том, чтобы брать с тебя комиссионные.

– Никаких проблем, Елена! Наполняемость в дневное время, это… Ну, ты поняла.

– Я поняла. Подумаю. Притащи мне кофе с корицей и булочку с кремом, ладно?

– Принято, – сказал он, и картинным жестом руки указал направление к столику около дальнего края стойки бара, где расположились две парочки, одна – чисто европейская, другая – смешанная: европеец и японка.

Елена пересекла зал, подошла к столику и на всякий случай спросила:

– Герр и фрау Киршбаум и герр и фрау Тэммелен?

– Почти точно, – сказала японка, – но я не фрау Тэммелен, а переводчица.

– Лучше, – добавил мужчина рядом с ней, – просто по именам. Акеми, Патрик, и…

– …Рената и Гюнтер, – добавил второй мужчина.

– Отлично. Тогда, просто Елена, – она уселась на свободную часть диванчика.

– Елена, вы не против сразу перейти к делу? – спросила Рената.

– ОК. По звонку я поняла так, что речь идет об акциях компании «Гипер-Лайнер»…

– Да, Елена. Но не только об акциях. Есть еще подводные старательские участки.

– Старательские участки? Ого! Неужели на Маскаренском плато нашли золото?

– Рената, – вмешался Гюнтер, – давай лучше я изложу по порядку.

– Давай. Я свое дело сделала: заинтриговала. А теперь двигай ты.

– Двигаю, – сказал он, – итак, Елена, 26 марта, у Реюньона, мы бросили «Либертатор» и вернулись в Европу. Накануне нашего отъезда, администрация, вероятно, для поднятия командного духа пассажиров, протащила через собрание акционеров некий регламент о раздаче старательских подводных делянок, вот на таких условиях.

Гюнтер положил на стол лист с распечаткой. Елена пробежала глазами короткий текст, тряхнула головой, прочла внимательнее, и поинтересовалась:

– Все-таки, что именно найдено на плато?

– Ничего, – отозвался Патрик Тэммелен, – но, администрация распространила слухи, что найдено все: алмазы, золото, платина, и далее по справочнику ценных минералов.

– Иначе говоря, – предположила Елена, – это просто блеф, чтобы удержать пассажиров-акционеров на корабле, и вытянуть из них еще денег, я верно понимаю?

– Вероятно, так, – подтвердил Гюнтер, – по крайней мере, адвокат Флегенхайм-старший навязался к нам в переговорщики от лица администрации, и пытался убедить, что все негативные слухи о гипер-лайнере распространяют конкуренты, и что мы очень много потеряем, если улетим. Тогда Патрик попросил его предъявить данные геологической экспертизы, но в ответ были лишь словесные уловки. Мы указали адвокату на дверь и, прежде чем уйти, он дал нам координаты Флегенхайма-младшего в Цюрихе. Мы туда съездили вчера, и предложили, чтобы администрация выкупила наши четыре акции по неофициально известной цене, заплаченной вдове Вилворта: 6 миллионов долларов за акцию. В ответ были запутанные рассуждения, что вдова Вилворт – это особый случай, реально же, мы можем получить за акцию 4 миллиона с половиной. Мол, выигрыш от стартовой цены акций для нас выходит сильно выше, чем был бы банковский процент. Начался торг, дополненный, скажу честно, некоторыми угрозами с нашей стороны.

– А чем вы угрожали? – полюбопытствовала Елена.

– Оглаской ряда фактов, – ответил Патрик Тэммелен, – и это произвело впечатление на Флегенхайма-младшего. Он сделал перерыв, поговорил с кем-то по телефону, а затем добавил к цене каждой акции еще десять гектаров старательского участка.

– Наглые торговцы пустотой, – высказалась Йошида Акеми, – они выставляют кусочек отмели посреди океана по такой цене, будто это пляж на Лазурном Берегу.

…Подошел Тисо и поставил перед Еленой большую чашку кофе и блюдце с булочкой, стилизованной под анаконду, свернувшуюся кольцами.

– Это новый пекарский креатив, – пояснил он.

– Ох! – Елена вздохнула, – Если это так же вкусно, как выглядит…

– Даже не сомневайся! – он подмигнул ей, повернулся и пошел обратно за стойку.

– Провокационная булочка, – заявила Рената, – я уже готова заказать такую же, и прощай эффект цикла посещений фитнесс-клуба. Нет, я не буду думать об этом. Давайте о деле.

– Давайте, – сказала Елена, – значит, вам предложили некую сумму, плюс старательские участки на подводном плато. А какие права на эти участки имеются в виду?

– Исключительное право разработки на сто лет, – пояснил Гюнтер Киршбаум, – это право зафиксируется в реестре учета природных ресурсов Маврикия или Сейшел.

– Так. Понятно. А из каких вариантов вы можете выбирать участки?

– Из всего, что еще не занятно в пределах плато.

– У плато, – добавила Акеми, – площадь четверть миллиона квадратных километров.

– Минутку, – вмешалась Рената, – вы всерьез думаете, что мы можем принять участки в качестве добавочной оплаты за акции?

– Просто, – пояснила Елена, – я не хочу заведомо сбрасывать со счетов любые разумные варианты. Администрация компании явно опасается, что выкуп ваших акций по цене в полторы стартовые, спровоцирует массу мелких акционеров, начнется лавина сброса.

– Это понятно, – сказал Патрик Тэммелен, – но их опасения, это их проблемы.

Елена отрицательно покачала головой.

– Это и ваши проблемы тоже. Если не удастся договориться, и вопрос о выкупной цене придется решать в суде, то это затянется чертовски надолго, будет стоить вам немалых денег, и никто не сможет гарантировать вам желаемый результат.

– Но, черт возьми, – возразил англичанин, – если мы согласимся взять вместо денег эти подводные участки, то останемся в дураках.

– А давайте взглянем на это с другой стороны, – предложила Елена, – вы получаете свои деньги назад с неплохим процентом. Плюс, у вас остается нечто, чтобы играть дальше.

– Нечто? – переспросила Йошида Акеми, – Участок дна, где нет ничего, кроме ила?

– Один момент, Акеми. Почему вы уверены, что там нет ничего, кроме ила?

– Елена, а вы сомневаетесь в этом?

– Не то, чтобы я сомневаюсь, но как я поняла, геологической экспертизы не было.

– Конечно, не было, – сказала Рената, – мы уже говорили о том, что это блеф.

– Вот и прекрасно! – воскликнула Елена, – Скажите, разве у администрации компании «Гипер-Лайнер» есть монополия на блеф?

Германка на секунду удивленно приоткрыла рот, а потом хлопнула в ладоши.

– Scheisse! Чтоб мне ни дна, ни покрышки! Эй, друзья, вы догнали, что она говорит?

– Согласись, милая моя, что это авантюра, – пробурчал Гюнтер.

– Да! Авантюра! Но ведь мы уже вернем свое с наваром, а дальше, как повезет!

– Подождите, – сказал Патрик Хэммелен, – в начале, давайте-ка, я попробую изложить центральную идею, а Елена поправит, если я сделаю это неправильно… Ни у кого нет возражений? Тогда я приступаю. Маскаренское плато лишь частично изучено в плане геологии. Наверняка там есть зоны, подозрительные на присутствие каких-то ценных минералов. Если мы столбим участок на какой-то из таких зон, проводим там что-то, наподобие геологоразведки, и заявляем, что минерал там найден, то…

– …А как мы сделаем что-то наподобие геологоразведки? – перебила Акеми.

– Если нужна только имитация… – начал Гюнтер, – …То у нас с Ренатой есть отличные знакомые, лихие ребята из клуба дайвинга. Если оплатить им турне, то они что угодно имитируют под водой. Хоть геологию, хоть ботанику, хоть астрономию.

– Надо, – уточнила Елена, – чтобы они не знали, что это имитация.

– Это понятно, – сказал германец, – меня заботит другое: среди нас ни одного геолога, а участок надо выбрать так, чтобы изыскания там выглядели перспективными.

– Не вопрос, – заметила Рената, – наймем пару студентов с геологического факультета.

– Еще проще, – предложил Тэммелен, – за сто долларов скачать с сайта Стэнфордского университета геологическую экспертную систему «Prospector-Pathfinder», с детальной инструкцией, и с интерактивной геологической картой мира.

– Откуда такие познания, Патрик? – поинтересовался Гюнтер.

– Все просто. Моя мама развлекается игрой на венчурной бирже, покупает и продает по Интернет акции небольших изыскательских нефтегазовых компаний. В основном, там просто жулики, поэтому, надо проверять данные, которые эмитент сообщает о себе.

– И как успехи у вашей мамы? Она часто выигрывает? – поинтересовалась Елена.

– Иногда, по мелочи, – ответил англичанин, – я же говорю: это развлечение, хобби.

Елена Оффенбах широко улыбнулась.

– Отличное хобби! Ну, а теперь, вот что я предлагаю: не торгуйтесь с Флегенхаймом за деньги. У него, похоже, инструкция: дать не больше четырех с половиной миллионов за акцию. Торгуйтесь за площадь участка. Не десять, а двести гектаров. Или, хотя бы, сто.

– По-моему, – сказал Гюнтер, – администрация готова удавиться за лишний метр.

– А, по-моему, – ответила Елена, – администрация не могла не оставить своему адвокату какое-то поле для маневра. И, если это не деньги, то это площадь.

– Гм… Да, вероятно, вы правы. В любом случае, попробовать поторговаться можно.

– Согласен, – отозвался Патрик Хэммелен, и повернулся к Акеми, которая уже включила ноутбук, и сосредоточенно щелкала «мышкой», – эй, Ми, что ты делаешь?

– Я покупаю экспертную систему, про которую ты сказал. Нам ведь надо сначала найти условно-перспективные участки, а уж потом торговаться с Йакобом Флегенхаймом.

– Вот и начало работы, – прокомментировала Рената Киршбаум, – но, мы забыли очень важную деталь. Скажите, Елена, мы можем рассчитывать на ваше участие в квесте?

– Да, если мы договоримся об условиях.

– Понятно. Тогда, наверное, мы вас покинем на полчаса и посоветуемся.

– Наверное, Рената, проще будет, если я вас покину на полчаса. Вас четверо – я одна. Я поболтаю с барменом за стойкой, а вы меня позовете, когда будете готовы.

*21. Рок-баллада по мотивам сомалийских пиратов

5 апреля. Утро. Сомали. Могадишо.

Чартерный Boeing-737 из Неаполя, выполняя разворот, снижался над Могадишо. Мимо иллюминатора проплыл серо-желтый ландшафт, мелькнуло синее полотно Индийского океана, а потом появилось нечто такое, из буро-зеленых полос, помятых грязно-белых кубиков и бурых столбов.

– Это что? – спросил Сван Хирд, глядя вниз.

– Это столица Сомали, – сообщила Елена Оффенбах.

– Что? Это Могадишо? Не может быть! – удивился он.

– Еще как может, – авторитетно сказала она, – в Могадишо 30 лет идет война. Немного странно, что от города еще что-то осталось.

Тем временем, самолет вышел на глиссаду – гудение поменяло тембр, мимо мелькнули непонятные развалины, потом обломки какой-то ржавой техники. Раздался скрип – это шасси поймали покрытие полосы. Пробег – и самолет остановился в полста метрах от длинного желтого здания с лазурными полосками. Пока откуда-то с дальнего края поля лениво катилась тележка-трап, пассажиры имели возможность любоваться аккуратным строем из нескольких армейских бронированных джипов «Хаммер» с эмблемами ООН и надписями SFOR (Международные силы в Сомали).

Вот, наконец, трап.

Выход.

Пыльный асфальт.

Душный холл аэропорта.

Окошко паспортного контроля. Два сомалийских пограничника в мятой униформе, по непонятному алгоритму передают друг другу паспорта прибывших туристов, какие-то бланки, какие-то печати… Начинаются непонятные вопросы на ломаном английском…

…И вдруг – все изменилось.

На площадке возникло множество вооруженных людей в камуфляже разного фасона.

– А вот и комитеты по встрече, – сказала Елена.

– По какой встрече? – с подозрением в голосе спросил Сван.

– Тут, – пояснила она, – полный бардак. Поэтому, приезжают только к кому-то, а в этой интересной стране, любой «кто-то» имеет вооруженную охрану. Сейчас начнется…

…Будку паспортного контроля окружили вооруженные люди, которые что-то кричали, выхватывали у пограничников паспорта и бланки, отдавали распоряжения, и уводили с собой пассажиров. Дошла очередь и до Свана с Еленой. Их забрал молодой уверенный мужчина – негр, одетый в хорошо пригнанную униформу без опознавательных знаков.

– Я лейтенант Упанго, – представился он, на ходу отдавая им паспорта, – буду главным офицером вашей охраны. Полковник Хафун-Ади ждет на площади. Идем.

– Идем? – спросил Сван.

– А как же, – подтвердила Елена.

Полковник Хафун-Ади внушал уверенность. Он стоял непоколебимо, как египетская пирамида, на чуть расставленных ногах обутых в качественные армейские ботинки, и уперев кулаки в поясницу, обернутую широким ремнем с бляхами из желтого металла (вероятнее всего, из золота). А за спиной полковника разместились, как насмешка над меморандумом о демилитаризации, три старых советских БТР-40, таких же жутких и угловатых, как ооновские армейские джипы «Хаммер».

– Добро пожаловать в Сомали! – улыбаясь, сказал он, – сейчас мы дождемся людей с TV, сядем в бронетранспортеры, и поедем в порт. Если по пути будет чуть-чуть стрельбы – не волнуйтесь, это местный обычай. А броня у нас хорошая, надежная.

– Приятно слышать, полковник, – ответила Елена.

– Да, – добавил Сван, проводив взглядом другую группу пассажиров, которые, вместе с комитетом по встрече, шли к танку «Леопард», припаркованному в углу площади, – Да, наверное, без брони тут не очень уютно.

– У вас правильное понимание политики, – одобрительно заключил Хафун-Ади.

* * *

Отметим: программа стартап-круиза выглядела политически парадоксально. Гало-рок музыканта встречал пиратский полковник и вез в порт, для концерта на борту фрегата «Бевервейк» ВМФ Нидерландов, участвующего в миссии «Щит Океана – VII», против (представьте себе!) сомалийских пиратов. Затем, Свану Хирду предстояло перейти на самбуку «Финикия», и отдохнуть на первом участке круиза (300 миль на юго-запад до острова Баджун-Чула он же – Остров Погибших Кораблей) – и дать второй концерт на упомянутом острове на опорной базе полковника Хафун-Ади. Впрочем, страны вроде Сомали имеют свою логику, примерно как в Стране Чудес, которую посетила Алиса.

(ЦИТАТА):

– А что здесь за люди живут? – спросила Алиса.

– Вон там, – сказал Кот и махнул правой лапой, – живет Болванщик. А там, – и он махнул левой, – Мартовский Заяц. Все равно, к кому ты пойдешь. Оба сумасшедшие.

– Зачем мне сумасшедшие? – сказала Алиса.

– Ничего не поделаешь – возразил Кот, – Все мы здесь сумасшедшие – и ты, и я.

– Откуда вы знаете, что я сумасшедшая? – спросила Алиса.

– Конечно, сумасшедшая, – ответил Кот, – Иначе как бы ты здесь оказалась?

(КОНЕЦ ЦИТАТЫ).

…Между тем, из здания аэропорта появилась команда из полдюжины негров, одетых в странный камуфляж: большие многоугольные коричневые пятна на почти белом фоне. Команда тащила две TV-камеры и еще какое-то репортерское оборудование.

– Вот, их мы ждали, – прокомментировал Хафун-Ади, – это называется «Giraffe-TV», из Кении. Первая TV-станция в Африке. Работает с 1930-го года. Так говорят.

– Ничего себе! – удивилась Елена (сообразив, что расцветка одежды команды – просто стилизация под окраску жирафов), – Полковник, а в 1930-м уже были TV-станции?

– Наверное, были, – ответил сомалиец, – но лучше тебе спросить у менеджера. Вот этот парень, который в темных очках под Майкла Джексона. Его зовут Нгуги Огинго.

…И как вскоре убедилась Елена Оффенбах, этот молодой кенийский TV-менеджер во многом имитировал стиль Майкла Джексона (конкретно – Майкла Джексона периода расцвета – середины 1980-х). Это слегка напрягало, но, если отвлечься от позерства, то следовало признать: Нгуги Огинго – дельный парень, и довольно приятный в общении. Правда, в маленькой кенийской TV-команде он был диктатором и тираном, но ребята признавали его право на тиранию и, похоже, что искренне гордились своим лидером.

Историю станции «Giraffe-TV» он рассказал Елене уже на борту фрегата «Бевервейк». Делать все равно было нечего. Задания связисту, технику, и трем TV-операторам были розданы, а Сван Хирд придирчиво настраивал свою гитару и синтезатор. И каким-то естественным образом, Елена вместе с Нгуги Огинго оказалась на одном из открытых мостиков 150-метрового фрегата, и там же оказался десяток банок «Гиннеса».

– Уф! Класс! – произнес Нгуги, шумно глотнув из банки, – Тебе нравится Африка?

– Пока не очень, – честно ответила Елена, подбросив такую же банку в руке.

– Да, – сказал он, – Могадишо сейчас не очень красивый город. А потом, Африка точно понравится тебе! Когда мы дойдем до Момбасы и Острова Зеленых черепах. Wow!

– Я верю, – сказала она, и спросила, – а правда, что Giraffe-TV работает с 1930-го года?

– Правда! – он кивнул, – Ты знаешь Ротшильдов?

– Эту банкирскую династию? Да, конечно, знаю.

– Вот! Эти Ротшильды, еще перед войной между Америкой и Европой…

– Что-что? – удивилась Елена.

– Война 1940-х, – пояснил кениец, – это когда Рузвельт разбил Гитлера.

– А-а… – протянула голландка, удивленная такой трактовкой Второй Мировой войны.

Кенийский TV-менеджер энергично покивал головой и продолжил:

– Еще перед той войной какой-то янки придумал телевизор. А Ротшильды сразу стали придумывать, как грабить людей этим телевизором. И начали с Африки. Почему-то у американцев и европейцев такой стиль, сначала грабить Африку, а потом друг друга.

– Вот неправда! – возмутилась Елена, – Наша страна всегда помогала Африке.

– Ладно, – он улыбнулся, – Не будем ссориться из-за политики. Лучше я расскажу, что дальше сделали Ротшильды. Они наловили тут жирафов, и устроили, вроде, ранчо под Найроби. Там до сих пор отель «Manor», очень дорогой. И они привезли TV-станцию.

– А! – догадалась Елена, – Значит, ваша TV-станция и правда связана с жирафами.

– Я про это и говорю, – подтвердил Нгуги, – но, в те времена телевизоры были слабые, дорогие, и мало кто их юзал. Потом началась война, и Ротшильды решили, что можно награбить больше в Европе, чем тут у нас в Африке. Наша Giraffe-TV завяла. Позже Лумумба хотел делать с нашей станции TV-пропаганду, как на Кубе, но его убили. Так каждый раз нам не везло с инвесторами.

Нгуги Огинго вздохнул, проглотил остатки пива, и выбросил жестянку за борт.

– …Вот. Лет 10 назад нашу Giraffe-TV хотели купить русские инвесторы. Они сильно поднялись на газе, который там подо льдами. Они даже привезли сюда сто миллионов долларов, и раздали взятки всем, кому надо в Найроби и Момбасе. Нам тоже немного перепало. Но потом, что-то у них случилось. Может, лед растаял и газ улетел. И опять оказалось, что мы никому не нужны. А сейчас, вроде, хорошо получилось. Нас купили греческие шипперы, которые делают деньги на сомалийских пиратах.

– Что? Греческие шипперы делают деньги на сомалийских пиратах?

– Да. Это их общий бизнес с американскими страховщиками и итальянской мафией.

– Нгуги, ты шутишь?

– Ой-ой-ой, Елена! Ты думаешь, что я шучу, потому что ты смотришь DW и CNN, где показывают, что сомалийские пираты, это голодные обдолбанные огрызки, которые с автоматами ходят у берега на деревянных моторках и лазают по веревкам на танкеры. Подумай реально: разве может большой бизнес принадлежать таким огрызкам?

– Это было бы странно, – признала она.

– Это было бы невозможно, – поправил он, – настоящие пираты ходят вот на чем!

И он показал рукой в сторону соседнего пирса. Там три знакомых БТР-40 заезжали на палубу скоростного десантного катера. На флагштоке катера трепетал зелено-красный вымпел с белой звездой. Елена поняла, что это – корабль Хафун-Ади, но вот вымпел…

– Нгуги, а чей там флаг?

– Ольтре-Джубийский.

– Какой-какой?

– Ольтре-Джубийский, – повторил кениец, и пояснил, – крайний юг Сомали делится на Республику Азания, столица – Доблей, и доминион Ольтре-Джуба, столица – Кисмайо.

– Ах да, точно, – Елена хлопнула себя по лбу, – я забыла, что Джубаленд распался.

– В Сомали все быстро меняется, – прокомментировал Нгуги Огинго, – теперь Ольтре-Джуба строит свою политику, нужен PR, поэтому итальянская мафия купила нас. Мы хороши для PR, мы самая первая TV-станция в Африке, значит мы – авторитет. Wow!

6 апреля. Час после полуночи. Океан у побережья Сомали.

Самбука «Финикия» резво шла курсом зюйд-вест под бакштагом, мощно надувающим единственный парус – «латинский треугольник». За кормой растворялась в темноте и постепенно исчезала россыпь огоньков порта Могадишо. Герой прошедшего сумбурного дня – Сван Хирд стоял около леера на корме, и старался отрыгнуть в море остатки ужина. На самом деле, отрыгивать было уже нечего – просто, нервная система продолжала упорно реагировать на сомалийский «косячок», выкуренный Сваном после концерта (для снятия перенапряжения).

Елена Оффенбах стояла рядом на подстраховке, чтобы гало-рок музыкант случайно не вывалился за борт, вслед за ужином. Сван переживал и свое состояние и (к тому же) ее присутствие в такой не самый эстетичный момент его жизни.

– Слушай, – сказал он, продышавшись после очередного спазма, – может, ты пойдешь в каюту, а? Честное слово, я не маленький. Ну?

– Дважды «ну»! – буркнула Елена, – Не надо тут курить, что попало, тем более – после алкоголя. А раз уж так вышло, считай меня дежурным полисменом на посту.

– Черт… – уныло выдохнул Сван, – …Как меня плющит. Слушай, Елена, а концерт как вообще? Если по твоему мнению? Только честно.