Текст книги "Футуриф. Токсичная честность (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 55 страниц)
*2. О вреде игнорирования принципа «не доверяй никому»
Утро 8 января. Борт гипер-лайнера на первой стоянке у Маскаренского плато
Хэнк Торнтон, 26 лет, ирландец из Бостона, с военным образованием по специальности «фронтовая разведка», ныне – младший офицер ССБ на гипер-лайнере «Либертатор», завершил профилактический DiG с одним из матросов машинного отделения, влепил соответствующие птички в окошки стандартной формы-рапорта на компьютере, нажал значок «отправить в базу данных», и сделал вид, что перечитывает инструкцию.
На самом деле, он знал эту долбанную инструкцию уже почти наизусть, но офицер ССБ, просто сидящий, задумавшись, за столом в кабинете – это подозрительно. «Е-глазок» бесстрастно зафиксирует это, загрузит в базу данных, и затем, у кого-то, кто просмотрит, может возникнуть подозрение. А это было Хэнку совсем не нужно. Он и так оказался в огромном дерьме. Теперь стояла задача грамотно выбраться из этого дерьма.
Хронологически дерьмо началось в Кашмире два года назад. В тот проклятый день был очередной фарс под названием «антитеррористическое патрулирование», и лейтенант Торнтон первым заметил субъекта, с неподвижными глазами и шевелящимися губами. Теоретически, у Хэнка было два пути целенаправленных действий: прыгнуть на этого субъекта, или скатиться в канаву. Но практически, для таких условий отрабатывался первый путь (чтобы спасти своих товарищей по оружию). Хэнк точно прыгнул, сбил шахида с ног и прижал к асфальту за долю секунды до взрыва. Вероятность, что этот момент станет не последним в балладе про отважного лейтенанта Торнтона, была чуть меньше, чем ни хрена. Но, так уж вышло, что кашмирскому шахиду достался плохой взрывной пояс, а американскому лейтенанту – хороший бронежилет.
Дальше: полевая реанимация.
Хирургическая операция.
Послеоперационная адаптация.
Медкомиссия.
Жопа.
Нет, Хэнк Торнтон не стал инвалидом с трясущейся головой в кресле на колесиках. Он встал на ноги, он бегал по утрам, он играл в пляжный волейбол, и вызывал адекватные порывы у девушек. Пенсии по ранению хватило бы на какую-никакую жизнь, но… Он рвался к любимой работе, стараясь преодолеть сопротивление медицинской комиссии (настаивавшей, что у него остались последствия обширного сотрясения мозга). И Хэнк дорвался. На очередное письма в «контору» ему ответили: открыта новая программа, в которой такой человек, как отставной лейтенант Торнтон, может принять участие. Это рискованная программа, к тому же слегка неофициальная, зато очень перспективная.
У Хэнка даже мысль не возникала, что его могут вот так продать, тем более, сперва все выглядело вполне по-военному. Инструктажи. Биомедицинские процедуры. Адаптация. Тренинги. Программа «Ондатра» (как ее представили Хэнку) имела цель приспособить организм человека к длительному (40 минут) пребыванию под водой без дыхательного аппарата. Это достигалось путем «вирусной присадки» гена водяной крысы – ондатры, регулирующего синтез омега-миоглобина – протеинового аккумулятора кислорода. Все животные, способные к долгим ныркам используют протеины такого класса. Конечно, «модернизация человека» давала некоторые побочные эффекты, самым безобидным из которых был оливковый оттенок кожи. Менее безобидным – увеличение веса жировых тканей и запаздывание адаптации ритма сердцебиения и дыхания к смене нагрузок. Но наиболее тревожные побочные эффекты были в психике: пониженная агрессивность и болевые реакции при попытке солгать. Медики утверждали, что это – мелочи, психика приспосабливается к новому протеиновому и нейрогормональному фону. И лейтенант Торнтон верил, поскольку, в общем-то, ему в данный период жизни не требовалось ни проявлять агрессивность, ни обманывать кого-то. Он был увлечен новыми успехами в подводном плавании. Он вдвое перекрыл рекорд фридайверов – 23 минуты без воздуха. Он учился использовать свой потенциал, практиковался в рекомендованных упражнениях йогов, и чувствовал себя в «боевом строю»… А потом вдруг узнал, что «Ондатра» вовсе не правительственная программа, а часть большого корпоративного проекта «Футуриф», и что он, Хэнк Торнтон, попросту продан, как служебный пес.
Обратной дороги не было – это ему прямо, без церемоний, объяснил отставной агент-супервайзор NSA, а ныне – офицер ССБ первого ранга Джейсон Брукс. Этот 50-летний мужчина, обрюзгший от невоздержанности в алкоголе, говорил спокойно и предельно аргументировано. А для полноты картины он показал Хэнку тех субъектов, которые подверглись «особой процедуре экспресс». Прозрачный намек на то, что будет с самим Хэнком, если он вздумает капризничать. Хэнк капризничать не стал. Но, он тихо внес офицера Брукса в свой личный черный список. Там уже многие значились, а с тех пор многие добавились. По Хэнку Торнтону трудно было заподозрить, что он злоумышляет против администрации. Казалось: он все взвесил, принял ситуацию, как она есть, и стал добросовестно работать младшим офицером ССБ, и стремиться к карьерному росту. Второй ранг (как и первый) был только для «элиты», т. е. для тех, кто пришел в проект «Футуриф» через особые личные связи. Но, в пределах младшего ранга Хэнк старался расти и, за время, проведенное на тренировочной базе, завоевал доверие Джона Понсо, курирующего офицера второго ранга. Понсо не отличался избытком интеллекта, и не замечал, как курируемый младший офицер элегантно обходит барьеры, поставленные веритацией, и получает данные о структуре персонала гипер-лайнера «Либертатор» в гораздо большем объеме, чем ему положено по регламенту…
…Звонок переговорного селектора.
– Слушаю, сэр! – четко ответил Хэнк, мигом отложив размышления в сторону..
– Вот что, – послышался голос офицера второго ранга Понсо, – есть срочное дело. Иди в галерею, где главный пульт энергетики, и проведи DiG с инженером Беном Бенчли.
– Да, сэр! Уже иду, – Хэнк нарочито-громко шаркнув каблуком, вскочил из-за стола.
– Подожди минуту, – остановил его курирующий офицер, – ты знаешь этого Бенчли?
– Нет, сэр. Но, я посмотрю в служебном электронном планшете.
– Ты посмотришь, но сначала я тебе объясню кое-что. Ты слушаешь?
– Да, сэр.
– Этот Бен Бенчли, – продолжил Джон Понсо, – не просто инженер. Он доктор физики, единственный ученый-ядерщик на гипер-лайнере. Все наши четыре ядерных реактора в некоторых экстренных случаях будут зависеть от его лояльности. Ты понял?
– Да, сэр!
– Что ты понял?
– Я понял, что надо отнестись к этой задаче максимально внимательно, сэр!
– Нет, черт побери! Надо отнестись к этому, как к главному вопросу твоей жизни. DiG с инженером Бенчли, это задача, порученная Советом Тетрархов. Знаешь о таком?
– Не знаю, сэр!
– Правильно. Ты и не должен знать. Это информация не твоего уровня. А теперь иди!
– Да, сэр! – все так же четко ответил Хэнк Торнтон, и пошел.
* * *
Настил из стальных плит на каркасе из фермовых балок соединял два хвостовых корпуса гипер-лайнера (бывшие атомные авианосцы). По диагоналям настила крест накрест шли дополнительные 600-метровые ВПП (плюс к стандартным 350-метровым ВПП верхних, стартовых палуб авианосцев). Из настила, у перекрестка диагональных ВПП, на общем перпендикуляре с высокими узкими надстройками авианосцев, торчала башенка – рубка компьютерной коммутации. В самой башенке стояли серверы согласования для авиа-диспетчерской службы, а вниз из башенки под настил вела лестница к Главному пульту энергетики «Либертатора» – своего рода мозг атомных реакторов. Галереи с кабелями соединяли Главный пульт АЭУ (атомных энергетических установок) с реакторными отсеками левого и правого корпусов. Почему эти детали важны – будет видно позже.
Хэнк Торнтон с удовольствием воспользовался служебной возможностью побыть на открытом воздухе. Он, не торопясь, шагал по глухо звенящим стальным плитам, иногда бросая взгляды на изумительное тропическое небо с некрупными кучевыми облачками, щурясь от слепящего белого солнца, и вдыхая полной грудью свежий океанский ветер, пахнущий солью и йодом. Жизнь научила Хэнка использовать любую возможность для подъема настроения. Пусть все хреново, но эмоциональный тонус может пригодиться.
Вот она – башенка коммутации. Двое охранников (рядовые ССБ – «каменноглазые»).
Максимум их умственных возможностей – это сверка доступа.
Если сигнал электронного браслета вызывает красный свет на индикаторе сканере, то, значит: надо арестовать. А если зеленый свет, то, значит: надо пропустить.
– Проходите, младший офицер Торнтон, – сказал каменноглазый со сканером.
– ОК, – ответил Хэнк и, подождав, когда откроется тяжелая стальная дверь, шагнул…
…Дальше – стальная лестница вниз, и указатель.
…Вот пультовой зал с мониторами и индикаторами оперативного контроля АЭУ.
…А вот кабинет инженера Бенчли.
Доктор прикладной ядерной физики Бен Бенчли, 37, обычный белый североамериканец (точнее – из-за эффекта веритации – обычный оливковый североамериканец), свободно развалился в кресле, окруженном с трех сторон мониторами и пультами.
Он не обратил никакого внимания на вошедшего, и пришлось окликнуть:
– Инженер Бенчли! Я офицер Торнтон. У меня предписание: провести с вами DiG.
– Ага! – чуть насмешливо отозвался физик, и крикнул, – Ну-ка все, кроме офицера ССБ, выметайтесь отсюда! Идите по каютам! Компьютер справится без вас!
– Это не обязательно… – заметил Хэнк, наблюдая, как все операторы, выполняя приказ старшего инженера, быстрым шагом идут к лестнице на выход.
– Обязательно, – возразил Бен Бенчли, поднялся с кресла, закрыл дверь за последним из операторов, вернулся в кресло, и произнес, – ну, давайте проводите DiG.
Хэнк Торнтон коротко кивнул, уселся в свободное кресло и начал по инструкции:
– Инженер Бенчли, сейчас вы должны четко отвечать на вопросы. Вы готовы?
– А как же, – еще более насмешливо ответил тот.
– Вопрос, – сказал Хэнк, – злоумышляете ли вы против администрации гипер-лайнера?
– А посмотрите на этот монитор, – предложил Бенчли, – вы сразу поймете сами.
– На этот монитор? – удивился Хэнк, и стал рассматривать схематичные разноцветные отображения четырех ядерных реакторов, окруженные надписями и диаграммами.
– Да, на этот. Я понимаю, Торнтон, что вы ни черта не смыслите в ядерной энергетике, однако, в данном случае все просто, поскольку индикация аварийного состояния очень похожа на таковую у любой другой энергетической машины, даже у движка обычного автомобиля, снабженного бортовым мини-компьютером.
– Индикация аварийного состояния?
– Да, Торнтон. Сейчас энергоблоки по состоянию аналогичны автомобилю, у которого закипает радиатор. Но, последствия могут быть значительно серьезнее.
– Гм… Инженер Бенчли, а как быстро можно устранить эту неисправность?
– Достаточно быстро, Торнтон, если понимать физику и технологию процесса. Но, я не намерен устранять эту неисправность просто так. Не для того я ее создал.
– Вы создали? – переспросил младший офицер ССБ.
– Да, – Бен Бенчли кивнул, – именно я. И, будьте уверены: я сделал это качественно. Все остальные сотрудники АЭУ просто планктон. Они не могут ничего исправить. А я пока удерживаю режим реакторов в шаге от разгона. Когда мне это надоест, я умою руки, и гребаный гипер-лайнер миллиардеров превратится в прекрасное наглядное пособие по учебной теме «развитие тяжелых форм лучевой болезни». Еще вопросы?
Тут Хэнк Торнтон задумался (любой бы задумался на его месте). В другой обстановке можно было бы предположить, что инженер Бенчли лукавит и блефует. Но, веритация полностью исключала такой вариант. Следовательно, угроза реальна. Как учит теория терроризма, если демонстрируется реальная угроза, то затем объявляются требования.
– Ваши требования? – напрямик спросил Хэнк.
– Вот это правильный вопрос! – весело прокомментировал физик, – Начнем с того, что администрация гипер-лайнера по-свински обманула меня при найме: заразила вирусом веритации, отрезав мне любые пути возврата в обычный человеческий мир, и пыталась сделать меня интеллектуальным рабом на этой километровой атомной галере. Что мне остается? Согласно натурфилософии Лукулла – только цепь наслаждений, тянущаяся в точности до причала на реке Стикс, где меня, как и всех людей, ждет Харон-паромщик. Конечно, администрация может пойти на принцип, и сократить эту мою цепь до нуля. Психологически я готов к такому финалу. Меня здесь ждет быстрая, легкая, по-своему благородная смерть под лучом. А они будут подыхать долго, и очень некрасиво. Мне доводилось наблюдать такие процессы, и я хорошо знаю, о чем говорю.
– Я вас услышал, инженер Бенчли, и снова спрашиваю: ваши требования?
Физик-ядерщик лучезарно улыбнулся.
– Мои требования простые и естественные. Комфортный интерьер, изысканная пища, в частности, хорошее вино, и разумеется, красивые девушки. Знаете, Торнтон, я никогда раньше не увлекался сибаритством, но теперь, по воле судьбы, мне придется. Начнем с осетровой черной икры с белым вином Шабли, и с чудесной ночи, которую я проведу в компании четырех прекрасных девушек без сексуальных комплексов. Предварительно, необходимо привести удручающе-скучный интерьер операторской каюты релаксации в соответствие с моим эстетическим вкусом. Мне нужен большой пушистый ковер. Еще, широкий диван. Я ведь намерен провести эту ночь с четырьмя девушками. Кстати, тот планктон, который я отсюда выставил, пусть не возвращается. Площадь и так мала. Не следует загромождать ее бесполезными организмами. Вы меня поняли, Торнтон?
– Да, инженер Бенчли. Что-нибудь еще?
– Что-нибудь еще я потребую к завтраку. И пусть сюда никто не суется без спроса.
– Ясно, – сказал Хэнк, – а когда вам нужен ковер, диван, икра, вино и девушки?
– Сегодня, восемь вечера, – ответил физик, – а если нет, то в половине девятого я сделаю гипер-лайнер плавучим римейком Чернобыльской АЭС. Это все. Выметайтесь отсюда.
Часом позже. Рабочая каюта-кабинет младшего офицера Торнтона.
Джон Понсо резко открыл дверь каюты-кабинета, и рявкнул:
– Так, Хэнк! Чем ты занимаешься? Лентяйничаешь, небось, порно смотришь?
– Нет, сэр! – ответил Хэнк, дисциплинированно вскочив из-за стола, и вытянувшись «в струнку», – Я изучаю последние дополнения к инструкциям по DiG.
– Изучаешь, значит? – переспросил Понсо, и быстро зайдя за спину Хэнка, посмотрел на монитор компьютера, – Вижу, ты изучаешь. Молодец. Надо совершенствовать качество работы ССБ на благо Пассажиров и Администрации.
Джон Понсо умудрялся так выделять голосом слова «Пассажиры» и «Администрация», будто говорил с литерных букв, и сам при этом становился похожим на экзотического прямоходящего червяка, тем более, что он от природы был тощ, и голову имел сильно вытянутой формы. Согнувшись в должностном пароксизме почтения к божественным «Пассажирам» и к богоподобной «Администрации», он постоял так немного, после чего, решительно подойдя к пульту контроля видеокамер, воткнул именной ключ в гнездо и сделал поворот против часовой стрелке. На индикаторе вспыхнула надпись «Cam off».
– Вот так, Хэнк. Секретный разговор у нас. Ясно?
– Ясно, сэр!
– Тогда отвечай: что за херня произошла с инженером Беном Бенчли?
– Я все изложил в рапорте, сэр. Мне нечего добавить.
– Непонятный какой-то рапорт, – проворчал офицер второго ранга, – объясни мне без канцелярщины, и быстро.
– Да, сэр. Инженер Бенчли считает себя обманутым. По этому мотиву, Бенчли отказал в лояльности администрации, и выдвинул ультиматум.
Курирующий офицер второго ранга скривился, будто жевал крайне кислый лимон.
– Дерьмо-история. Я говорил с офицерами первого ранга Даллахатом и Бруксом. Им не понравился этот рапорт. Они хотят, чтобы этой проблемы не было. Ты понял?
– Да, сэр. Должен ли я сам решить эту проблему, сэр?
– А как ты ее решишь? Убьешь Бенчли и выбросишь тело за борт?
– Да, сэр, если вы прикажете.
– Нет, черт возьми! Ты ведь читал тот рапорт, который сам составлял! Бен Бенчли, это единственный спец по реакторам, имеющий ученую степень. Брукс сказал, что у нас на борту должно было быть трое других ученых, но с ними что-то случилось, и поэтому в последний момент нашли Бенчли. С ним подписали обычный контракт, и ему сделали веритационную инъекцию. А теперь некому устранить проблему, которую он создал и, устранив Бэнчли, мы поставим под угрозу жизни Администрации и Пассажиров. Надо выполнять его требования: вино, икра, девушки. И так, пока офицеры первого ранга не найдут другого ученого-атомщика который решит проблему. Теперь ты понял?
– Да, сэр. Значит, я должен…
– …Забыть, что ты все это знаешь! – перебил Понсо, – У тебя с сегодняшнего дня будет другая работа! Дела передай младшему офицеру Дэвиду Ипсону.
– Простите, сэр, но Дэвид Ипсон…
– Черт возьми, Хэнк! Я знаю, что Ипсон – болван! Но так надо! Повтори: «так надо»!
– Да, сэр! Так надо, сэр!
Джон Понсо некоторое время сверлил собеседника взглядом, а потом коротко кивнул.
– Вот и хорошо, Хэнк. А если кто-то будет спрашивать тебя про Бенчли, делай вид, что ничего такого не знаешь. Выкручивайся, как угодно. Ты учился в разведшколе! Ясно?
– Да, сэр, – ответил Хэнк Торнтон, старательно изобразив неуверенность.
– Выкручивайся! – жестко и нервно повторил курирующий офицер, – А теперь, о твоей новой работе. Ты немедленно поступаешь в распоряжение эмира Феззана Ар-Рашида эль Обейда в качестве телохранителя. Дай руку, я перепишу чип в твоем браслете.
– Да, сэр… – Торнтон протянул руку, и пока Джон Понсо возился с программатором, спросил, – …А как же передача дел Ипсону?
– Я сам это сделаю, – нервно ответил курирующий офицер, – все! Чип переписан, шагом марш на центральный корпус. Как идти, ты знаешь, я надеюсь.
– Простите, сэр, но такая информация не моего уровня, поэтому…
– Это верно! Вот тебе планшет-карточка со схемой. Иди, и не забудь: ты мой человек!
– Да, сэр! Я не забуду, сэр! – как можно более искренне подтвердил Хэнк Торнтон и, под тяжелым подозрительным взглядом, вышел в коридор. Собирать вещи не требовалось, поскольку, по регламенту, у младших офицеров не было личных вещей…
…В данном случае – к счастью. Потому что Хэнк держался на пределе. Он еще ни разу после веритации не врал в таком объеме – словами, жестами, мимикой. Сейчас, уже в коридоре, он подумал: «наверное, так себя чувствует опиумный наркоман при ломке. Придется зайти по дороге в туалет, и привести себя, хотя бы внешне, в порядок, иначе обязательно кто-нибудь заподозрит. Не в ближайший туалет, а метров через двести».
Когда эти двести метров остались позади, младший офицер ССБ Торнтон ввалился в последний туалет Пятого корпуса гипер-лайнера «Либертатор». Точнее, первый туалет Пятого корпуса (поскольку отсчет полагается вести от носа судна). Сейчас самое время напомнить, что даже обычный (300-метровый) морской лайнер изнутри совершенно не похож на корабль. Скорее он похож (в той или иной точке) на:
– Огромный супермаркет с секторами развлечений, спорта и кино.
– Центральную улицу со сплошной застройкой в модерновом городе.
– Многоярусную тюрьму наподобие легендарного Алькатраса.
– Многосекционный зал теплоэлектростанции.
– Олимпийский стадион со всеми прибамбасами.
– Большой отель в техно-стиле Токио или Сингапура.
В общем, нечто большое, на надежном фундаменте, связанное с твердью планеты.
Лишь на линиях вдоль фальшбортов, или на обзорных открытых либо остекленных площадках человек видит, что все это находится в море – хотя и тогда не возникает ощущения, что это – корабль (а не набережная и не порт). Чтобы разглядеть морской лайнер, как нечто, ходящее по волнам, надо оказаться в километре от него, на высоте птичьего полета. А уж если речь идет о гипер-лайнере…
…Кстати – Хэнк Торнтон отлично знал планировку «Либертатора», хотя это была (по регламенту) информация «не его уровня». Итак:
Два задних корпуса этого гипер-лайнера «в прошлой жизни» были классическими 330-метровыми авианосцами-атомоходами с командами по 3000 человек.
Центральный 400-метровый корпус, конструктивно выдвинутый вперед от авианосцев, проектировался и строился как самостоятельный супер-лайнер элитного класса.
Два передних корпуса, выдвинутые еще вперед, и шедшие на общих курсовых линиях с бывшими авианосцами являлись перспективными 300-метровыми грузопассажирскими паромами-лихтеровозами. Они хорошо совмещали качества комфортабельного отеля и транспортировщика барж, независимого от портовых погрузо-разгрузочных машин.
Все пять корпусов были связаны мощным стальным каркасом, конструктивно слегка напоминающим основание Эйфелевой башни, но гораздо больше. И эта обвязка имела сплошной настил – гигантскую открытую палубу, которая (в смысле дизайна) являлась «пригородной зоной». Корпуса можно было считать районами городской застройки (два задних – промышленные и спальные районы, три передних – коммерческие и элитные). Амбициозные виллы располагались в пригороде. Они были окружены декоративными кустарниками, укоренены в грунте, укрепленном стальной сеткой. Одна из этих вилл, построенная в мавританском стиле, с двориком, окруженным фигурной золотой оградой, принадлежала эмиру Феззану Ар-Рашиду эль-Обейда – это Хэнк знал еще до того, как получил карточку-планшет. А теперь он увидел это своими глазами, и ему стало тошно.
Да, именно тошно, и не потому, что он сравнил эту виллу с тесными каютами в задних корпусах, а потому, что разглядел охранников и садовника, и по выражениям их лиц моментально понял: они прошли через ту же процедуру, что рядовые ССБ. Эти лица с печатью легкой индуцированной дебильности он уже научился замечать сходу.
– Офицер Торнтон, – ровным голосом произнес один из дебилов, здоровенный парень, кажется, северный африканец.
– Да, это я, младший офицер ССБ Торнтон, – подтвердил Хэнк.
– Я вижу, офицер Торнтон. Идите передо мной, вот сюда, – и дебил-охранник показал направление рукой.
Хэнк, не делая резких движений, шагнул сквозь арку ворот, пересек двор с множеством ярких цветов, и через дверь-арку с золотым орнаментом вошел в холл виллы. Там его встретил другой охранник – тоже дебил, и провел по широкому витку лестницы в холл второго этажа. Этот холл явно играл роль приемной для не очень важных гостей, хотя, роскошь интерьера бросалась в глаза. Эмир Эль-Обейда восседал в изящном резном деревянном кресле за столиком, сделанным из серебра и яшмы.
– Садись, – повелительно произнес он, и указал пальцем место на маленьком коврике на мозаичном полу.
– Да, сэр, – спокойно ответил Хэнк, и уселся на этот коврик. Казалось, будто он опустил взгляд, хотя в действительности рассматривал Феззана Ар-Рашида Эль-Обейда. Ничего особенного в эмире не было. Жирный самодовольный араб средних лет, закутанный по традиции в свободные белые одежды.
– Ты мой слуга, – продолжил эмир.
– Да, сэр, – согласился Хэнк, и подумал: «тупая протоплазма, я заранее знаю все, что ты думаешь, все чего ты хочешь, и все, чего ты боишься, ну давай, сотрясай воздух»….
Именно сейчас Хэнк Торнтон с кристальной ясностью осознал: этот идиотский гипер-лайнер обречен, потому что человеческая организация не может выдержать сразу трех параноидных патологий: мании величия, мании преследования и мании жадности. Та мелочно-продуманная система безопасности, которую построили на «Либертаторе», не защитит, а убьет эту дерьмовую элиту. Вопрос только как быстро и чьими руками.
Думая обо всем этом, Хэнк продолжал убедительно играть образцового слугу, и эмир остался доволен. Даже очень доволен. Ему (эмиру) видимо показалось, что наконец-то найден лояльный правдивый слуга, который терпит, что об него вытирают ноги – по поводу и без повода (для самоутверждения) и при этом не является дебилом. Каким же недоумком надо быть, чтобы поверить в такое? Хотя, понятно: надо быть Пассажиром гипер-лайнера мультимиллионеров. Пассажиром с литерной буквы «П».
Только потом, получив от эмира три часа свободного времени в качестве награды за хорошее поведение, и выйдя на палубу, Хэнк вдруг сообразил, что научился обходить действие веритации, не задумываясь, «на автомате». Это занятие (даже выполняемое мозгом «в фоновом режиме», как бы бессознательно) вызывало страшную усталость, примерно как тяжелая работа при гриппозном жаре, но Хэнк не боялся усталости. За период службы в военных спецподразделениях, он привык к предельным нагрузкам. Главное – видеть цель, а Хэнк теперь с каждой минутой видел ее все четче и четче.
