Текст книги "В стране Оз (СИ)"

Автор книги: Александр Метлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

  Конденсат на сорняках местного скипа, влажный блеск на солнечной стороне валунов. Расплавленный сахар на булыжниках. Рейна и Тип не смогли бы поговорить друг с другом, даже если бы захотели, из-за такого трудного подъема.

  Они обошли грубые навершия стоячих камней, скрывающихся на углу горы, а затем Киамо Ко навис над ними. Это было не на пике Нобблхед Пайк, даже близко, но оно венчало свое собственное тельце холма с запахом плесени и разложения, который можно было почувствовать отсюда.

  Что-то вроде рва, сейчас сухого, и что-то вроде подъемного моста, постоянно опущенного. Не так уж много с точки зрения защиты, если кто-то мог зайти так далеко, подумала Рейна. Все бревна, кроме двух, сгнили в овраге рва, поэтому Тип и Рейна держались за руки и уравновешивали друг друга, как уличные артисты, когда они пересекли брешь и на цыпочках вошли во двор замка через ворота из железного дуба и яшмы, которые были постоянно открыты.

  Четыре летучие обезьяны стояли в каком-то церемониальном порядке, по две с каждой стороны. Копья скрестились, образовав под ними треугольный проход.

  – Я думал, что они были персонажами мифов, – прошептал Тип. Другие летучие обезьяны менее элегантно расхаживали по наклонному мощеному двору, ведущему мимо сараев, конюшен, садовников, оранжерей с колоннами и беседок из декоративного камня. За ними маячила центральная крепость замка и несколько ее крыльев и пристроек.

  Широкий пролет наружной лестницы вел к двери, открытой для света и воздуха, и звуки ужасного пения доносились из какой-то комнаты глубоко внутри.

  – Вам придется поторопиться, они уже начали, – сказала одна из обезьян, опуская свой посох с острыми краями, чтобы почесать зад.

  Рейна и Тип поднялись по ступенькам к входной двери, не торопясь и не медля, как будто знали, что их ждут, как будто сами знали, чего ожидать. Входной холл был огромным и пустым, почти вторым внутренним двором, перекрытым рифленым потолком. Крутая лестница без балюстрады поднималась к нескольким стенам помещения неправильной формы. Музыка влекла Рейну и Типа вдоль уровня земли, но все дальше и дальше. Через три или четыре последовательные камеры, каждая на несколько ступеней выше предыдущей. Как будто сам замок продолжал взбираться на холм, прежде чем решил отдохнуть.

  Комнаты были скудно обставлены, если вообще были; шаткое веретено здесь, случайный стол со сломанными часами на нем. Но плинтусы были уставлены полевыми цветами, засунутыми во все мыслимые емкости: кувшины для молока и маслобойки, ведра для мытья посуды и ночные горшки, жестяные ведра и резиновые сапоги.

  Они остановились у последней двери, а затем вошли в комнату, больше похожую на часовню, чем на что-либо другое, потому что узкие окна были отделаны цветным стеклом в свинцовой резьбе. Две дюжины прихожан обернулись на звук их прихода. Ни Кэндл, ни Лир среди них не было. Первым, кто заговорил, был Лев. Нет, не речь – но такой вой, какого Рейна никогда раньше не слышала и надеялась никогда больше не услышать.

  Он шагнул к Рейне и оглядел ее с головы до ног, как будто боялся, что вызывает ее в воображении. Его грива была в беспорядке, очки запачканы слезами. Преобразился от горя, и Рейна немного побаивалась его. Она тихо сказала:

  – Я не настолько повзрослела, не так ли? Это Рейна, Бррр, – Затем она запустила руки в его гриву, а он уткнулся носом в ее бедро, испачкав ее тунику влагой. Он только заплакал, и она сказала: «Это Рейна, это Рейна», и посмотрела поверх его большой дрожащей головы на Типа и пожала плечами, чтобы сказать:

  – Что? Чего вы ожидали, фанфар? Затем она заметила гроб в тени на носилках, сделанных из козел.

  После того, как шумиха по поводу их прибытия утихла, Гусю пришлось продолжить церемонию погребальных обрядов. Рейна высидела их, чувствуя себя неспособной приступить к изучению нового горя. Тип, вместо нее, который должен был быть освобожден от сильных эмоций в этом вопросе, присутствовал, был свидетелем и плакал от имени Рейны. Какая-то девочка постарше пела песню, в которой вообще не было никакого смысла.

  Нор была мертва, тетя Нор. Она была мертва и покоилась в гробу, сделанном из звездной сосны. Она была мертва и никогда больше не сможет ходить, никогда больше не сможет сесть и в этой бесстрастной манере оглядеться на коварный мир и его хаотично глупых граждан. Она была мертва и уже перестала парить и начала вонять, и цветы на гробу должны были отбить как можно больше запаха. Она умерла от горя, или умерла от боли, или умерла по несладкой случайности совпадения. Она умерла от падения со скалы, как и Тип, хотя ростом была не шесть футов, а шестьдесят. Роковое падение, подумала Рейна. Это всегда должно было с кем-то случиться. Илианора Тигелаар была мертва сейчас и будет мертва завтра, и все завтрашние дни слишком бесчисленны, чтобы их можно было назвать. Все, что было в ней лучшего, было унесено в золотой колеснице Лурлины, и остатки нужно было куда-то спешно унести, пока скорбящих не вырвало от запаха.

  К обеду погребальный костер начал пожирать гроб, к вечеру гроб превратился в пепел. Никто не смотрел на то, что осталось. Летучие обезьяны всю ночь сидели на страже, чтобы убедиться, что ледяные грифоны не спустятся, чтобы схватить обугленные кости и расколоть их своими злыми клювами. Обезьяны привыкли к этому, практикуя те же ритуалы, когда для одного из них наступал день последнего полета. Они считали за честь стоять на страже. Тип принес им чашки с лимонадом, но при этом не сводил глаз с костра, пылавшего во фруктовом саду за стенами замка.

  Рейне было достаточно легко услышать голую структуру событий, которые привели к смерти ее тети, но понять их было трудно. Искинаари изложил ей все, что знала.

  Налет произошел перед рассветом примерно восемь-десять недель назад. Лев и его спутники еще не прибыли в Киамо-Ко – до их отъезда оставалось еще пару недель. Они могли бы изменить ситуацию.

  Даже трусливый Лев иногда может броситься наутек. Как бы то ни было, обезьяны в панике с визгом взлетели в воздух. Лира выволокли из постели, схватили и уложили в сумку находившуюся рядом Гриммуатику. Его опознали как Лир Ко, единственного ребенка Бастинды Тропп, Злой Ведьмы Востока, которая когда-то жила отшельницей в этом самом месте. Его связали и привязали веревкой к бокам горного скакуна, и пятеро мужчин в черных капюшонах и перчатках ускакали с ним. Это были не арджики. Если они и были манчкинцами, то принадлежали к типу талеров, которых по росту не отличить от гиликинцев. Возможно, это были похитители, нанятые Ла Момби. Никто не мог даже предположить.

  Хотя Кэндл кричала, чтобы ее тоже забрали, рассветные злоумышленники отбросили ее в сторону. Она их не интересовала. Они сочли ее слабой умом. Вероятно, женщина-квадлинг не представляла для них никакого интереса.

  Кэндл облачилась в сапоги из козьей кожи и помчалась за ними пешком, и хотя ее погоня оказалась причудливой и тщетной, она продолжала в том же духе несколько дней.

  Вернувшись, она умоляла Нор нарушить обещание, которым она была связана – связана самими Лиром и Кэндл – скрыть от них, где Нор спрятал Рейну. Изначально они не хотели этого знать, опасаясь, что в конце концов может произойти именно такая засада, и что Лир или Кэндл могут раскрыть местонахождение их дочери, если их за это изобьют до полусмерти. Лир не давал и не обещал никогда не говорить им об этом. Никогда.

  Рейна не могла разгадать мотивы Нор, сопротивлявшегося мольбам Кэндл. Там, на перекрестке между Низер Хау и Сент-Проудом, Нор было бы нетрудно убедить выполнить возложенную на нее задачу. Она поняла. Она, которую похитили примерно в том же возрасте, в каком был Рейна, когда входила в Сент-Проудс – она, которая пыталась жить со знанием того, что ее собственная мать, ее тети, ее кровный брат все были убиты коммандером Дин Гиором, каким он был тогда, – она, которая была заключена в тюрьму Саутстейрс глубоко в недрах Изумрудного города, – она прекрасно понимала, какие преступления смертные могут совершить во имя той или иной выгоды. Она пообещала не раскрывать местонахождение Рейны до тех пор, пока девочка не достигнет совершеннолетия.

  Как бы Кэндл ни ругалась и ни плакала, Искинаари продолжала и не могла отказаться от своего слова. Она напомнила Кэндл, что если похитители Лира убьют его в попытке заставить расшифровать смертельную книгу для них, им будет нужна Рейна еще отчаяннее. Они будут охотиться за ней еще усерднее. Они не остановятся ни перед чем. Она знала таких людей. Она зашила себя грубой иглой и грубой ниткой, смоченной в уксусе. Она не дала миру ни одного ребенка из своих чресел, которого можно было бы калечить и оскорблять, и она также не позволила бы Рейне вырваться из ее чрева.

  Лев подхватил рассказ.

  После долгого отсутствия с женой он прибыл в Киамо Ко из Манчкинии как раз вовремя, чтобы увидеть, что воссоединение было напрасным. Под неустанными мольбами и издевательствами Кэндл Нор сошел с ума, сказал Бррр, его лапы вцепились в гриву, а спина болела от рыданий. Хрупкая хватка его жены на что-то похожее на надежду ослабла. Она стала выходить из замка, чтобы избежать приступов ярости Кэндл, чтобы избежать собственных увертюр и соболезнований Льва. Поскользнулась ли Нор или бросилась сама, не в силах вынести непроницаемого будущего, никто не мог осмелиться высказать здравое мнение.

  Может быть, гора просто содрогнулась, как это происходило уже некоторое время. С каким-то милосердием, известным только дикому миру, может быть, хилсайд прогнулся, больше не желая давать честную цену душе, испытывающей такие муки. Подземные толчки, начавшиеся с великого землетрясения – того, что обрушило восточное крыло, где когда-то располагались апартаменты Саримы, – с тех пор продолжались и продолжались.

  Жители Киамо Ко почти привыкли к ним.

  – Я не должен был оставлять ее, чтобы спасти Элли, – пробормотал Бррр голосом, который Рейна едва расслышала, – Мы отправились в наши сладкие месяцы в обратное путешествие на случай, если за нами последуют – сначала мы отправились в Алтарь Божьей Коровки, чтобы посмотреть, вернулись ли туда ваши родственники или оставили сообщение под камнем с лошадью со знаком вопроса. Когда мы ничего не нашли, мы решили прийти сюда, надеясь найти Кендл и Лира. В конце концов, это был дом его детства. В любом случае, мы подумали, что этот замок может быть безопасным убежищем, чтобы спрятать Элли. Но я никогда не предполагал, что Илианора тоже вернется сюда. На самом месте ее детской травмы, похищения и убийств – и теперь это происходит снова и снова. Неудивительно, что она не смогла этого вынести.

  После смерти Нор несколькими днями ранее, продолжал Бррр, Кэндл не смогла сдержаться. Она завернула несколько орехов и бутербродов в салфетку и попрощалась с путешественниками, которые прибыли вскоре после похищения Лир – Бррр, и Маленькой Даффи, и мистером Боссом, с большой лошадкой-фермершей на буксире. Кэндл ушла пешком. Она намеревалась пойти в Незер-Хау и, если придется, разодрать потолок ногтями. Она спустила бы ведьмину метлу, если ее не нашли и не украли те же разбойники, что украли ее мужа. Она забралась бы на самый верх дома и спрыгнула. Она научит себя летать на этой метле или умрет. Она осмелится, если метла ее не подведет.

  Она найдет Лира прежде, чем он уйдет от нее еще дальше, чем уже ушел.

  Искинари предположила, что Рейна и Тип могли бы почти миновать Кендл на тропе, но квадлингская женщина путешествовала ночью.

  Невозможно, – произнесло лицо Рейны, теперь уже осознавшего всю безжалостность пейзажа.

  – Нет, это была правда, – заверила Гусыня, – У Кэндл было преимущество в виде лампового жаворонка, которого она очаровала своей музыкой и попросила сопровождать ее. – Жаворонок может сиять в ночи, как маленький маячок, если поет для своего товарища. Доверься нашей Кендл, она сыграет на своем домингоне так, чтобы звучало как то, что одобрил ламповый жаворонок. Кэндл также взяла с собой нехарактерно ручного горного козла, который позволял седлать ее.

  Арджики начали период траура по Нор, пока Кендл скрывалась из виду. Теперь он закончился, как раз когда Бррр, Малыш Даффи и мистер Босс закончили сообщать Рейне и Типу новости.

  Девушка, которую они назвали Элли, сидела немного поодаль на табурете для доения, серьезно слушая, морща нос от вони жареной смерти, проникающей в восходящий поток. Рядом с ней сидела пожилая женщина, которую Рейне еще никто не представил.

  4

  Итак, ее отец исчез, кто знает куда. Ее мать тоже исчезла. Ее тетя Нор зашла еще дальше. Маленькая семья, которую Рейна унаследовала в конце своего детства, была рассеяна. Как социальная единица, семьи имеют лишь ограниченное право владения, хотя редкая душа понимает это, будучи еще ребенком. Рейна был этой душой.

  Все, что ей оставалось, – это Лев.

  Больше, чем Малышка Даффи и мистер Босс, Лев олицетворял Рейну. Для нее, рядом с ней. Его большое морщинистое лицо наконец повернулось к ней, как будто ему потребовалось усилие, чтобы избавиться от горя и понять, кем на самом деле была Рейна.

  Эта прямолинейная молодая женщина, способная смотреть ему в глаза – какой это был острый прямой взгляд. Любящая и непоколебимая, полная противоположность той, какой она казалась несколько лет назад. Жизнь с родителями, а затем интернат в школе, как теперь узнал Бррр, привели ее в порядок. Жизнь дала ей язык. Он был впечатлен и немного напуган – но с той дистанции, которую накладывает новое горе.

  В то время как все, что могла видеть Рейна, оглядываясь на Льва с нежностью и клинической точностью, – это существо, пропитанное горем. Потрясенное и похожее на что-то близкое к старости. Его усы дрожали от паралича.

  Тип попытался помочь ей оценить их ситуацию, их ресурсы. Этот замок Киамо Ко был просто смехотворным. Не место для ночлега, если Рейна хочет быть в безопасности. Как Кэндл и Лир вообще могли подумать, что смогут защитить себя здесь? Бррр, который не видел Лира с тех пор, как расстался с ним в «Разочарованиях» и повернул в Страну Манчкинов, чтобы спасти Элли, не смог ответить.

  – Я же говорил тебе, когда-то давным-давно это был его дом, – настаивал Лев, – Он вырос здесь. В первый раз я увидел его в этом самом дворе, когда летучие обезьяны Ведьмы понесли Элли и меня вверх по склону и бросили на булыжники. Вы знаете, моя левая задняя лодыжка никогда не была прежней. Мне всегда приходилось отдавать ему предпочтение.

  Рейна могла сказать, даже несмотря на тяжелую утрату, что Трусливый Лев пытался подбодрить ее. Это не помогло. Возможно, однажды она оглянется назад, и тогда это поможет.

  Она взрослела, чтобы иметь возможность представить себе «один день» и «оглядываться назад».

  – Но что это был его дом? И что с того? – У Рейны не было сентиментальности по отношению к местам, – Его дом построен на краю пропасти во время сезона землетрясений, и он чувствует себя в безопасности, поэтому остается там? Потому что это, это дом?

  – Нет такого места, как это, – сказал Бррр, – Не увядай, это тебе не идет.

  Рейна этого не понял. Она спросила мистера Босса и его жену, что они думают, но они, похоже, не придавали должного значения трагедии. Они много спали. Может быть, взбираться на такую крутую гору было тяжелее для их маленьких ножек, чем для Бррра или Элли.

  Насчет Элли Рейна сомневалась. Иностранка казалась напуганной, оказавшись здесь, в замке Ведьмы; ей не нравилось оставаться одной. Сначала Рейна боялась, что Элли собирается заирывать с Типом, и это снова будет ужасно, но Элли, казалось, не обращала внимания на милость Типа.

  – Я просто продолжаю думать о Тотошке, – сказала она, – Интересно, он все еще ждет меня где-нибудь, в этом проклятом отвратительном мире, в котором вы, кретины, обитаете.

  – Ты стала дерзкой, да, – сказал мистер Босс.

  – Будучи осужденным за двойное убийство и приговоренным к смертной казни, помогло мне избавиться от части моей родной среднезападной неразговорчивости.

  – Я думаю, что ваша маленькая собачка, вероятно, встретилась с какой-нибудь большой собакой, – сказал мистер Босс, – с которой гораздо веселее общаться, чем с вами

  – Как вы смеете смеяться надо мной в моем бедственном положении. Я бы хотел найти стаю этих огромных больших собак и познакомить их с твоей задницей.

  – Знаешь, они делают это для твоего блага, – сказал Бррр Рейне, но она не была уверена, что поверила ему.

  Она снова вышла с Типом из замка в том направлении, откуда они пришли. Подальше от тлеющих углей. Она заплакала, но отвернула голову от его плеча, не желая так сильно позориться. Тип знал, что лучше не спрашивать, почему она плачет. На самом деле это была не смерть ее тети или раздробленная жизнь, которую вели ее родители, защищая ее, которая никогда не просила, чтобы ее защищали. В этом была вся загвоздка, стресс и безжалостность инцидента. Она чувствовала, что живет на сцене, управляемой машинами тикток, и Дракон Времени, снящийся ей в жизни, был склонен к кошмарам.

  Тип, казалось, знал все это, не говоря ни слова. Он был единственным символом веры, стоявшим между ней и краем обрыва, который, казалось, готов был рухнуть, если бы только она дала ему хоть полшанса.

  Она почти не спала в маленькой комнате, которую ей показала старшая летающая обезьяна. Тай, дрожа, топталась у своей лежанки. Очевидно, рисовая выдра не любила горный воздух. Тип спал рядом, но отдельно, на коврике у ее двери. Она слышала его дыхание, когда он наконец заснул. Это было первое утешение, которое она получила с тех пор, как они приехали.

  Утром она была вся в делах.

  – Кто эта пожилая женщина у окна? – спросила она Искинаари.

  – Ее зовут Кэттери Спандж, ее зовут няней, – сказала Гусыня, – Она уже пережила свое второе детство, и сейчас у нее вторая юность, и она решила снова быть бодрой после того, как провела целое поколение в постели.

  – Что она здесь делает?

  – Она вырастила твою бабушку Бастинду, и она жила здесь с Лиром, пока ему не исполнилось около четырнадцати. Она на пенсии уже около сорока пяти лет, но подумывает о том, чтобы найти новую должность гувернантки или, возможно, управляющей зернохранилищем или чем-то в этом роде.

  – Здравствуй, няня, – сказала Рейна, подходя к ней.

  Женщина повернулась и поставила свою миску с фруктовой кашей. Рейна никогда не видела никого настолько старого. Ее щеки и шея были сморщены, как кусок велюра, смятый и лишь частично приоткрытый.

  – Элфи? – спросила нянюшка.

  – Нет. Меня зовут Рейна.

  Старуха сказала: – Мои катаракты – это пудинги. Я бы хотела выковырять их щипцами для сахара. Боже, но ты действительно похожа на Бастинду. Ты уверена?

  – Я только что приехал.

  – Ну что ж, я ждала тебя уже давно.

  Рейна не была уверена, что убедила Няню в том, кто она такая, но решила, что это не имеет значения.

  – Ты единственный, кто знал Нор, когда она была ребенком.

  – Да, это так.

  – Какой она была?

  – Знаешь, она была первой, кто оседлал метлу. Бастинда рассказала мне. Она была яркой, бодрой и полной сил.

  – Но как она могла ездить на этой метле? В ней не было ни грамма магии

  – Я бы тоже так сказала. Но кто сказал, что магия оправдывает наши ожидания? Дай мне свою руку, дитя.

  – Ты собираешься прочитать мою ладонь?

  – Моими глазами? Я даже не вижу твоих пальцев, не говоря уже о твоих линиях жизни. Нет, я просто хочу согреть свои собственные руки. В молодых так много огня

  – У вас есть какие-нибудь идеи, где может быть мой отец?

  – О, моя дорогая, Фрекс отправился в земли квадлингов, чтобы принести веру благородным язычникам, разве ты не знаешь

  – Мой отец, – сказала она, – Я говорю о Лире. Лир Ко.

  – Ты имеешь в виду Лира Троппа, – сказала она, – Сын Бастинды. Когда пришли солдаты и похитили семью, и среди них была маленькая Нор, Бастинда была где-то далеко. Ходить по магазинам или устраивать беспорядки. Или проведение уроков по подстрекательству к мятежу. Я не хочу говорить об этой части. Лир последовал за ними, и его тоже похитили, но потом они отпустили его, потому что не знали, кто он такой. Они думали, что он был кухонным мальчиком. Ну, он всегда был неряшливым, надо отдать им должное. Они избавили бы себя от многих хлопот, если бы оставили его у себя, когда он был у них.

  – Это было тогда, – сказала она, – А как насчет этого времени? Вы слышали, как они приехали, сказали ли они что-нибудь, что дало бы вам ключ к разгадке того, куда они его везли?

  – Я всегда очень крепко спал. Это мой лучший талант, – Она вынула несколько зубов и почистила их большим пальцем, а затем вставила обратно, – Ядра попкорна, вы знаете; старые десны больше не могут этого выносить.

  – Что ты думаешь?

  – Я думаю, – сказала няня, – что сейчас мне ничего так не хотелось бы, как рассказать вам то, что вы хотите знать. Но я не могу. Так что следующее, чего бы мне хотелось, – это вздремнуть на этом солнечном свету. Знаешь, я чувствую, что зимний холод – это что-то свирепое. Если, проснувшись, я обнаружу, что вспомнила что-то еще, я скажу тебе. Как, ты сказаал, тебя зовут?

  – Рейна

  – Я так не думаю, – Она прищурилась от яркого летнего солнца, – Возможно, снег или град; в это время года слишком холодно для дождя, – Она набросила на плечи палантин и почти сразу же захрапела.

  Рейна продолжила свой обход, остановившись, чтобы спросить мнения Искинаари.

  – Почему ты не пошла с ним? Ты же его побратим, не так ли?

  – Только у ведьмы есть побратимы, и он не ведьма.

  – Это не ответ, и ты это знаешь.

  Искинаари отказывалась говорить по этому вопросу, но Рейна не отставала.

  – Это не имеет смысла. Ты всегда оставалась рядом с ним. Вы могли бы следить за ними с высоты и видеть, куда его везут. Я не могу поверить, что ты подвела его на этом этапе вашей долгой дружбы, если ты так это называешь.

  Она подстрекала его дальше, пока, наконец, он не прошипел:

  – Если хочешь знать, я хотела пойти с ним, но он крикнул мне, чтобы я осталась и позаботилась о Кэндл. Поэтому я последовала его слову, хотя это разбило мне сердце

  – Ты большой жирный лжец. Ты вообще не послушался его слова, иначе отправился бы с моей матерью в Низер-Хау, чтобы забрать эту метлу. Ты нарушила данное ему обещание. Ты труслив, как Лев.

  – Я возмущен этим, – сказал Лев, который не подслушывал, хотя некоторые фразы действительно услышал.

  – Прибереги это для магистрата, – Искинаари выпрямилась во весь свой полный рост. Его щеки впали так, как не были раньше, но в глазах все еще была стальная угроза, – Кендл сказала мне оставаться здесь, потому что ты, скорее всего, появишься. У нее есть такой талант. Она почувствовала твое приближение.

  – И поэтому она ушла, – сказала Рейна безжалостно, ибо какое милосердие когда-либо проявляла к ней ее мать? – Талант скрываться как раз тогда, когда я появляюсь. Не думай, что я не заметила.

  – Она хотела защитить тебя. Она сказала, что ты важнее, чем она

  – Я сомневаюсь, что ты в это веришь, – сказала Рейна.

  – Я никогда не говорила, что верю в это.

  Старшую летающую обезьяну, как узнала Рейна, звали Уорра. Он был так сутул, что его подбородок почти касался колен. Он был предан Няне и соглашался с ней в том, что в Рейне было что-то от Бастинды.

  – Честно говоря, когда я впервые увидел тебя, я подумал, что Бастинда вернулась.

  – Насколько я понимаю, Бастинда была зеленой.

  – Так я слышал. Но летучие обезьяны дальтоники, так что я не обращал внимания на вашу бледность. В тебе действительно есть что-то от Бастинды. Я не могу точно назвать, что это такое.

  – Талант почти все время находиться не в том месте?

  – Может быть, Рейна, чувство магии. Вы когда-нибудь пробовали это?

  – Не говори глупостей.

  – Или, может быть, это твой презрительный вид. Бастинда была сильна в этом отношении.

  Возможно, чтобы отвлечь безутешную группу, Элли рассказала Рейне и Типу о своем дне в суде. Тема ее судебного разбирательства и осуждения тяжело давила на нее. Однажды за обедом Элли повернулась к Нянюшке и сказала:

  – Ты присутствовала, няня. Ты была здесь, когда Бастинда исчезла. В тот день, когда ее юбки загорелись, и я вылила на нее ведро воды. Я убежала, рыдая, когда увидела, что она исчезла, но ты бросилась вверх по лестнице, когда я спускалась.

  – О да, раньше у меня были очень хорошие колени. Привлекательная домашняя прислуга, согласно некоторым мнениям, анонимно отправленным мне

  – Что вы увидели, когда пришли туда? Вы бы никогда не сказали. Вы спустились по лестнице башни, заперли дверь и сказали, что она мертва, но что случилось? Я не помню таких похорон, как те, что мы устроили для Нор.

  – Времена были другие, стандарты были другими, и я была предоставлена сама себе. После всех этих лет ты не можешь обвинять меня в нарушении приличий. Кстати, кто ты такая? Вы что, налоговый инспектор, задаете все эти любопытные вопросы? Я платил десятину своим глазным зубам и все равно не заработала ни пенни. Я никогда не крала эту золотую подвязку. Мелена дала его мне. Все, что я делала я делала из любви к Мелене Тропп, моей прекрасной Мелене с пудровой кожей и букетами лаванды. Подайте на меня в суд.

  – Я Элли, – сказала Элли. В ее голосе появились раздраженные нотки, – Элли Смит, из Канзаса.

  – О-о-о, она умная, – сказала няня остальным за столом, – Хочет, чтобы мы знали ее имя и адрес, чтобы, когда мы прочитаем это в колонках, мы сказали «о-о-ла-ла». Я не впечатлена. Передай портвейн, – Маленькая Даффи протянула кувшин с теплой водой и налила его Няне. Она сделала большой глоток и сказала:

  – Вкуснятина, вкусняшки, – и заснула в своем кресле. Чистери подошел, чтобы вытереть ей губы и увезти ее, что было нелегко, так как его подбородок едва доставал до сиденья ее стула. Но его длинные руки, искривленные костяными шпорами, все еще могли дотянуться до ручек кресла, так что они ушли.

  – Но что случилось с Бастиндой? – спросила Рейна. Возможно, жестоко, она добавила:

  – Послушайте, мы знаем, что случилось с Нор. Мы это видели. Что случилось с Ведьмой?

   Лев вышел из-за стола, не попросив прощения, что было для него необычной грубостью, но никто его не винил.

  – Это большой вопрос, не так ли, – сказала Элли, – Что на самом деле случилось с Ведьмой?

  После ее первого воссоединения со Львом Рейна заметила, что он держится особняком. Чистери прошептал, что он стал спать в той самой кладовой, в которой старая Няня заперла Лира и Льва, когда Ведьма преследовала Элли по лестнице в свою башню, а оттуда на парапет над ущельем.

  – Если бы я только оправдал свое имя, – однажды услышала Рейна, как Лев пробормотал себе под нос или, может быть, Таю, который что-то искал вдоль плинтусов под ящиками для муки.

  – Что ты имеешь в виду? – не удержалась она от вопроса.

  – Если бы я был таким трусливым, как меня называли, со времен Резни в Трауме, я бы никогда не сопровождал эту иностранную агитаторшу Элли в этот путь. В первый раз, я имею в виду. Я бы прожил долгую и печальную жизнь убежденного холостяка, которым я действительно был создан.

  В смысле, предположила Рейна, что? Что он сожалеет о последствиях, вызванных смертью Ведьмы? Что он сожалел о том, что влюбился в Нор, человеческую женщину? Мог ли он действительно пожелать, чтобы он никогда не встречал ее, чтобы избежать этих страданий сейчас? Рейна знала, что она молода, не испытана никакими страданиями, которые действительно имели значение. (В конце концов, Рейна все еще была жива, и хотя ее родители были рассеяны и подвергались опасности, она не растянулась на каменном полу, положив подбородок на лапы.) Но даже если бы что-то случилось с Типом, подумала она, она не могла бы представить, что хотела бы никогда его не встречать.

  Может быть, она просто еще недостаточно хорошо знала Типа. Может быть, вам придется заслужить такое горе, какое испытывал Лев. Хотя в частном порядке, и, возможно, это было глупо с ее стороны, она также задавалась вопросом, не слишком ли сильно Бррр это делает.

  Тем не менее, у него было преимущество знать, каким был Киамо Ко со своей гражданской женой в соседней комнате, во всяком случае, в течение нескольких дней после рокового воссоединения, и теперь – где она была? Где она была на самом деле?

  Куда делись мертвые?

  Куда делась Бастинда?

  5

  Рейне потребовалось два или три дня, чтобы понять, что Уорра и другие летучие обезьяны подчиняются ей, как будто теперь она была хозяйкой замка.

  – Я не Бастинда, – напомнила она Уорре, после того как он спустился из комнаты няни, где незаметно менял ей постельное белье.

  – Разве я этого не знаю, – сказал он ей, но вежливо.

  – И я не мой отец.

  – Знаешь, ты очень похож на своего отца

  – Я его не знаю. Я совсем его не знаю

  – Видишь ли, он тоже всегда так говорил о своей матери. Отрицание семейного сходства; это семейная черта.

  – Уорра, – сказала она, – что мы будем делать?

  – Уорра, – ответил он, – разве ты не видишь? Это зависит от тебя

  – Я ребенок, ради любви к Озме!

  – А я летающая обезьяна. Я не был рожден ни для того, чтобы летать, ни для того, чтобы говорить, но твоя бабушка Бастинда развила во мне обе способности. Я патриарх в ряду созданий, которые не существовали бы без вмешательства вашей семьи. Теперь я не могу долететь отсюда до корыта, но я воспользуюсь своим языком, чтобы высказать тебе свое мнение. Ты должна сама решить, как использовать свои таланты.

  Она надулась на него.

  – Это звучит как девиз каждой улучшающей проповеди, произносимой любым учителем в школе Святого Проуда. Ты мог бы читать там лекции.

  – Не издевайся надо мной. Как я могу решить за вас, что делать дальше? Я прожил пятьдесят лет в этом поместье и не обучен ситуационному анализу, – Он протянул ей простыни и кивнул подбородком в сторону того места, куда она должна их принести, – Дитя горя, – добавил он, – разве ты не видишь? Теперь ты главная. Нор мертва, а Лев выведен из строя. Лир ушел, и Кендл ушла, и милая старушка Няня чувствует себя бодрее, чем обычно, но она еще не готова возглавить кавалерийскую атаку. Типт кажется достаточно разумным, но он не член семьи. И маленькие люди, похоже, думают, что они приехали на курорт для отдыха, – Он фыркнул, – По-моему, они могли бы сами застилать себе постель по утрам

  – Мне очень жаль, – сказала она, – Я тоже устала

  – Я уверен, что ты устала. Смирись с этим. Есть работа, которую нужно сделать.

  – Могу я подняться в то, что раньше было комнатой Ведьмы?

  – Я же говорил тебе. Теперь это твой замок. Ты можешь идти, куда хочешь.