Текст книги "Табия (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

– Профессор Дамблдор… – Гарри едва замечает, что вновь обратился к старику, как раньше.

– Выслушай меня до конца, Гарри, – просит тот и тяжело вздыхает. – С тех пор как ты приехал в Хогвартс, мне постоянно приходилось принимать такие решения. И если ты думаешь, что это было легко, ты глубоко ошибаешься. Мне много лет, я достаточно мудр и опытен. Но даже мне приходилось призывать всё своё хладнокровие, чтобы это делать. Потому что ты себе даже не представляешь, каково это: распоряжаться человеческой жизнью. Особенно жизнью ни в чём неповинного ребёнка с таким большим и чистым сердцем, как у тебя. Я до сих пор не могу простить себе многих вещей, ужасных, несправедливых вещей, которые допускал по отношению к тебе. Но которые были необходимы. Чтобы ты стал тем, кем стал.

– Надеждой магического мира, – мрачно заканчивает Гарри.

– И да, и нет, Гарри. Ты единственный, кто может остановить Волдеморта. Ты единственный, кто может спасти наш мир. Но в то же время, ты самый обычный молодой человек со своими слабостями и желаниями, с которыми мне приходилось не считаться. День ото дня я вынужден был смотреть на чаши весов: на одной был спаситель магического мира, на другой – просто Гарри. И ты даже не представляешь, чего мне стоило каждый раз выбирать между жизнью одного человека и жизнями всех магов. Цифры несравнимы, и любой скажет, что жизнь одного ничего не стоит по сравнению с жизнями остальных людей. Умом это понимаешь и ты, это понимаю и я. Но сердце, Гарри, это не просто мышца. Каждый раз, выбирая умом, я оставлял на собственном сердце рубец.

Дамблдор прикрывает ладонью глаза, и какое-то время они оба молчат. Наконец он продолжает:

– Наверное, ты хочешь спросить, зачем я тебе это рассказываю?

– Да нет, – Гарри качает головой, глядя при этом по-прежнему на край его мантии. – Я понял. Теперь вы хотите, чтобы я тоже выбрал умом, потому что уже знаете, где моё сердце, – он поднимает взгляд на Дамблдора и тихо добавляет: – Вернее, вы уже знаете, кому оно принадлежит.

Глаза старика блестят от слёз. У Гарри и самого стоит ком в горле, и он едва сдерживается, чтобы не расплакаться, как девчонка.

– Ведь дело уже не в магии, да? – спрашивает он, отрешённо глядя на раму зеркала.

Дамблдор вновь тяжело и шумно вздыхает.

– На самом деле всё очень просто, Гарри. Выбор совсем мал: или Волдеморт и Пожиратели смерти, или все твои друзья и маги Британии.

– Это не выбор, – Гарри медленно качает головой. – Это его полное отсутствие.

– Я могу считать это твоим согласием? – осторожно спрашивает старик.

– Да, – отвечает Гарри после паузы. – Я согласен.

Он снова смотрит на Дамблдора и, к своему изумлению, видит, как по щеке того скатывается одинокая слеза.

– Спасибо, Гарри, – кивает он. – Я знал, что ты меня поймёшь.

Гарри медленно поднимается со стула, уже не чувствуя ног.

– Я могу идти?

– Да, конечно. Остальное тебе расскажет Северус.

Кивнув, он разворачивается и переступает раму зеркала. Снейп шагает к нему, но Гарри едва успевает оттолкнуть его в сторону, выскочить в коридор и прижаться затылком к каменной стене, прежде чем разрыдаться уже в голос.

Снейп вылетает следом, но увидев его, замирает на месте и опускает голову.

– Нам нужно обсудить детали. Ты можешь сделать это сейчас, или тебе нужно время, чтобы?..

– Нет, – давит из себя Гарри, отворачиваясь и всхлипывая последний раз. – Просто… дайте мне минуту.

– Я приготовлю успокоительное, – бормочет Снейп себе под нос, скрываясь в кабинете.

Когда Гарри входит следом за ним через полминуты, Снейп уже смешивает в стакане несколько зелий. Не глядя сунув стакан ему под нос, он отворачивается и присаживается на край стола. Гарри тоже садится на табурет, заставляя себя глотать безвкусную жидкость и вытирая глаза. Какое-то время они молчат, не зная, что сказать друг другу, но ему кажется, что сейчас зельевар испытывает если не схожие чувства, то по крайней мере, того же оттенка, что и он сам.

Наконец, решительно тряхнув головой, Снейп поворачивается и ставит на стол появившиеся в его руках непонятно откуда чернильницы. Пять штук. Абсолютно одинаковые и ничем не примечательные. Он тяжело упирается кулаками в столешницу и, глядя на Гарри из-под завесы волос, хрипло начинает:

– Я доставил их в поместье сегодня днём. Барьер пропустил их. Они сработают завтра ровно в пять утра. До этого времени ты должен вынести их за пределы барьера и расставить на расстоянии в два-три ярда друг от друга. Прорехи в пятнадцать ярдов будет вполне достаточно, чтобы и остальной барьер пал. В пять ноль одну я аппарирую к поместью, обвешанный следящими чарами. Если всё будет нормально, уже через несколько секунд сюда смогут аппарировать члены Ордена. Ты должен будешь сидеть в своей комнате и ждать, пока они до тебя доберутся. Раньше выходить опасно. Как только ты получишь команду, должен будешь как можно скорее найти Лорда… – на этом месте голос Снейпа срывается.

Он прочищает горло, но не заканчивает. И так всё понятно.

– А можно ли… – Гарри кивает на чернильницы. – А можно перенастроить их на сутки позже?

– Можно, – кивает Снейп. – Но я бы не стал оттягивать. Пользы это не принесёт, а за оставшиеся сутки ты успеешь истерзать себя настолько, что потом будет ещё тяжелее.

– Вы думаете, мне для этого ночи не хватит? – через силу усмехается Гарри.

И они снова молчат. Усмешка сходит с его губ, он запускает руку в волосы.

– А что будет с… С Марком, Панси, Тедом?.. Блейзом и Грегом?

– Их ждёт справедливый суд, – отвечает Снейп.

– Если они доживут, да?

– Никто не будет понапрасну убивать подростков, если те не станут оказывать сопротивления.

– Вы не хуже меня знаете, что будут.

Ничего не ответив, Снейп обходит стол и подвигает чернильницы к нему.

– Советую не тянуть, – говорит он сухо.

Гарри осторожно берёт чернильницы подрагивающими руками и распихивает по карманам. Подойдя к двери, он оборачивается и тихо спрашивает:

– А вы где будете, когда это начнётся?

– Я буду рядом, Поттер. Рядом.

Быстро сглотнув, Гарри кивает и выходит в коридор.

Он почти не помнит, как дошёл до свой спальни, взял тёплую мантию и отправился на улицу, а потом в свете Lumos шёл до барьера, то и дело пуская в него снежки, пока не добрался до обрыва. Пока он расставлял чернильницы на грязной весенней земле, он не думал вообще ни о чём. Голова была совершенно пустой и ясной. Эти полчаса остались в его памяти смазанным мутным пятном, словно это происходило вовсе не с ним, и он наблюдал за всем этим откуда-то со стороны.

Вернувшись в спальню и бросив взгляд на часы, Гарри видит, что совсем недавно отбило час. До взрыва осталось несколько часов. Он обводит бессмысленным взглядом свою комнату, в которой уже успел прижиться, и идёт на пятый этаж.

Коридор, как обычно, погружён во тьму, но из-под двери риддловского кабинета пробивается полоска света. Гарри почему-то даже не удивляется этому: в последнее время, едва Люциус стал Министром, Риддл часто засиживается у себя допоздна.

Тихо постучав и после разрешения войдя внутрь, Гарри садится в кресло и терпеливо дожидается, пока Риддл закончит чтение бумаг – какие-то проекты, связанные с Лидсом. Убрав пергаменты в ящик стола, он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. Выглядит он уставшим. Гарри не знает, зачем пришёл и что говорить, поэтому целая минута проходит в молчании. Наконец Риддл коротко вздыхает и потирает лоб.

– Гарри, если ты пришёл помолчать, то сегодня для этого я плохой компаньон. Если ты хотел сказать мне что-то конкретное…

Гарри молчит. Риддл хмурится, а потом лениво улыбается.

– Хорошо, попробуем по-другому. Чаю? Коньяка?

Гарри заторможено качает головой. Потом, понимая, что ещё немного – и он просто выдаст себя, находит в себе силы заговорить.

– Я хотел спросить… – он сглатывает. – Если я попрошу вас… Это действительно сведёт меня с ума?

Риддл понимает его и без уточнений. Склонив голову вбок, он насмешливо прищуривается.

– Действительно. Неужели решил рискнуть?

Гарри снова сглатывает. Терять ему, конечно, уже нечего.

– Возможно, это было бы весьма удачным завершением моей жизни.

– Попроси меня, – внезапно предлагает Риддл на полном серьёзе.

– Я не могу, – он улыбается, но с болью.

Риддл картинно разводит руками. Уголки губ Гарри начинают дрожать.

– Я ещё… спросить хотел… Ваша магия, она очень сильно на меня влияет. Мне кажется, она меняет меня… Я думаю то, что не должен думать, и чувствую то, что не должен.

– Что ты чувствуешь? – Гарри не отвечает. Риддл снова вздыхает и коротко смотрит на часы. – Послушай, Гарри, если ты хочешь молчать…

– Это делаете вы, – перебивает Гарри, меряя его тяжёлым взглядом. – Вы влияете на меня с помощью магии. Вы посадили меня на этот наркотик. Вы сделали так, чтобы я сам этого хотел. С каждым прикосновением, с каждым… – он прикрывает глаза, не сумев выговорить «поцелуем». – Вы сводите меня с ума, – наконец выдыхает он.

Риддл долго молчит, глядя ему в глаза странным взглядом. Потом медленно качает головой.

– Магия, Гарри, заставляет тебя чувствовать только магию. И мы обсуждали с тобой, кажется, не один раз, что я не стал бы влиять на твою волю, решения и тем более чувства, как не стал бы трогать твою память.

– Нет, – Гарри упрямо мотает головой, отчаянно желая получить другой ответ. – Нет.

– Да, – наклонившись вперёд, Риддл укладывает сплетённые пальцы на стол. – Забавно, но я даже всегда ненавидел Imperio. Поддельные мысли и поддельные чувства меня никогда не интересовали, особенно твои. Всё что я… позволял себе делать по отношению к тебе за это время – это говорить, – на его губы возвращается улыбка, теперь уже немного злая. – Ты сам дотронулся до меня тогда, после наказания. И ты сам просил меня о поцелуе. Я лишь выполнял твою просьбу. Ты сам вернулся ко мне, сбежав из штаба. И ты сам чувствуешь то, что чувствуешь. Я ничего не делал, Гарри. Всё это – твоё. И чем бы оно ни было, оно настоящее.

У Гарри уже щиплет глаза. Он часто дышит и постоянно смаргивает. Ему не хочется верить ни одному страшному слову, хотя он уже давно знает, что всё это правда. Всё это – только его. Наконец он не выдерживает и опускает голову, зажмуриваясь.

– Ты утомлён, Гарри. Тебе нужно отдохнуть.

«Мне нужно сдохнуть», – думает Гарри.

– Да, – говорит он вслух, неловко сползает с края кресла и внимательно смотрит на посеревшее лицо Риддла. – Вам тоже.

Улыбнувшись одним уголком губ, тот кивает. Гарри уже почти доходит до двери, когда внезапно понимает, что не может. Не может так. И не хочет. И ведь ещё есть время что-то сделать.

– Милорд, – он оборачивается.

– Да, Гарри?

Гарри набирает в грудь воздуха. «Ну, давай же, ну скажи» , – бьётся мысль. Ещё есть достаточно времени, чтобы всё отменить, ещё есть шанс всё исправить. Нужно просто открыть рот и сказать. Но он не может. Нет, может! Пусть не сказать, нет, намекнуть, случайно обронить фразу… Риддл поймёт, он поймёт, и ничего не будет. Только не молчать, сделать хоть что-то! Ну же! Это последний шанс, другого не будет. И это наверняка последний раз, когда он видит Риддла. Нельзя, нельзя… Ну, давай же! Давай!

Гарри так отчаянно борется с собой, что его начинает мелко трясти. Зубы сжаты, и ему с трудом удаётся их разомкнуть. Он снова вздыхает, открывает рот и смотрит в карие, чуть сощуренные глаза Риддла…

– Доброй ночи, милорд.

– Доброй ночи, Гарри, – улыбается Риддл и отворачивается к стеллажу.

Гарри хватается за ручку, шагает в коридор и закрывает дверь. Её глухой щелчок будто навсегда отрезает его от человека, который остался в кабинете.

Глава 35. Рубец

Если бы Гарри сейчас был на пятом курсе, Снейп вполне мог бы гордиться им. Оставшиеся до утра несколько часов он проводит лёжа в кровати и не думая совершенно ни о чём. Он не позволяет ни единой мысли скользнуть в голову. Стрелки неумолимо ползут по циферблату, отмеряя секунды, те складываются в минуты и превращаются в часы. Гарри настолько отрешился от происходящего, что к концу ночи ему уже начинает казаться, что разговор с Дамблдором всего лишь приснился. И в каком-то ночном кошмаре он согласился помочь ему и уже расставил чернильницы возле барьера. Но он не позволяет себе толком задуматься об этом. Он боится, что стоит ему прокрутить в памяти все события вечера, он тут же вскочит с постели, понесётся к барьеру и уничтожит артефакты, скинув в пропасть. Когда за окном сереет, он уже отчётливо понимает, что нападение случится. Но даже не двигается. Просто выжидает.

Внезапно раздаётся грохот, и яркая вспышка света на несколько мгновений заливает комнату. Гарри зажмуривается. Когда всё вновь погружается в сумрак, он медленно садится в кровати, спускает ноги на пол и ждёт, глядя на край ковра.

В разбуженном поместье поднимается суматоха. С лестницы доносятся крики, топот ног, кто-то кричит и на улице, и Гарри сразу узнаёт громкий бас Кингсли. Он тяжело моргает, его клонит в сон. Он думает, не закончить ли всё это поэффектнее? Интересно, что будет, если пустить себе в голову убивающее проклятие? Он смеётся, представляя, как глупо это будет выглядеть. В спальне так тихо и уютно. Может, он ещё успеет попросить эльфа принести ему кофе? Гарри смеётся и вытирает рукавом мокрое от слёз лицо.

Дверь в комнату распахивается слишком громко, и он морщится.

– Гарри! – на пороге появляется Кингсли, тяжело дыша.

Гарри смотрит на него и хочет спросить, зачем же так орать?

– Первые этажи наши, идём!

Он встаёт и вынимает из кармана палочку. Кингсли подлетает к нему и встряхивает за плечи.

– Быстрее! Ты слышишь меня?! – он тащит его к двери. – Слушай внимательно. Дамблдору удалось обезоружить его и ранить, но он скрылся где-то на верхних этажах. Теперь дело за тобой. Найди его! Слышишь?!

Кингсли распахивает дверь, и тут Гарри обдаёт обжигающей страшной волной. Воздух раскалён и почти искрит, мелькают вспышки заклинаний, отовсюду слышатся крики, удушающе пахнет металлом и палёным мясом. Чёрное, серое, пёстрое мелькает на этаже и лестнице, и невозможно разобрать, где кто. Гарри едва удаётся увернуться от красного луча, летящего в их сторону.

– Очнись, Гарри! – пытается перекричать Кингсли всё нарастающий шум. – Иди же! Давай!

Сначала Гарри еле переставляет ноги, всё ещё не до конца осознавая происходящее, но когда второй красный луч из чьей-то палочки летит ему прямо в грудь, он машинально отбивает его, и это выводит его из ступора. Кингсли что-то кричит ему вслед, но он уже не слышит. Добежав до лестницы, он прижимается к стене. Мимо проносятся ещё несколько лучей.

Копошащаяся на площадке живая масса быстро становится несколькими людьми, которые ему знакомы. Сириус с Фредом вдвоём пытаются загнать Беллатрикс в угол, Долохов сцепился с Грюмом, Гермиона и Чарли атакуют Александру.

Гарри выскакивает из своего укрытия, проносится мимо них, на ходу выставляя щит заклинанием, и взлетает вверх по лестнице. На четвёртом этаже тоже идёт ожесточённая битва. Он только запрыгивает на верхнюю ступеньку, как сталкивается нос к носу с Марком. Они одновременно вскидывают палочки и замирают. Несколько секунд Марк смотрит на него широко распахнутыми глазами, а потом, увидев что-то у него за спиной, бросается вперёд и прижимает его к полу. Над ними проносится зелёная вспышка.

– Берегись, Гарри! – кричит Билл из глубины коридора.

На головы им сыплется штукатурка, пыль попадает в глаза. Марк кашляет, приподнимается на руках и смотрит на него с таким неверием, что у Гарри сжимается сердце.

– Ублюдок! – шипит Марк и коротко бьёт его кулаком под дых, потом вскакивает и несётся по коридору.

– Марк! – Гарри поворачивается на живот.

Тот останавливается и оборачивается. В его глазах столько боли, и Гарри даже не знает, что сказать. Вдруг впереди раздаётся визг Панси, и Марк бежит к ней. Темноту коридора рассекают несколько лучей.

– Поднимайся! – кто-то грубо хватает Гарри за шиворот и ставит на ноги. Это Джордж.

– Гарри, скорее! Найди его! – кричит Люпин, пятясь по лестнице наверх и отбиваясь от Нарциссы.

Уже плохо понимая, что происходит, где свои, а где чужие, кто свои, а кто чужие, Гарри взбегает на пятый этаж. Позади него кто-то вскрикивает, и ему ещё удаётся увидеть, как с лестницы падает Нарцисса. Джордж взмахивает палочкой, и Грег, только что выскочивший из спальни, летит на пол. В окнах тоже мелькают вспышки заклятий, но Гарри не может разглядеть, кто дерётся на улице. Он преодолевает последние ступени, сворачивает вправо и останавливается.

Света в коридоре нет. Здесь удивительно тихо и спокойно, в этом последнем уголке поместья, куда ещё не дошла страшная битва. Он глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться, и крепче перехватывает палочку. Твёрдой походкой он проходит и мимо кабинета Риддла, и мимо его покоев – Гарри знает, где его искать. Поднявшись по винтовой лестнице, он толкает дверь на площадку и замирает.

Звуки боя снизу кажутся отсюда глухими и далёкими, похоже, здесь снова стоят заглушающие чары. Слышно тоскливое завывание ветра. Утреннее солнце так и не смогло пробиться сквозь плотные облака, и всё, чего касается взгляд, выкрашено в блёклые серые цвета.

Риддл стоит у самого края площадки, тяжело опираясь о парапет и глядя вниз. Гарри делает несколько медленных шагов к нему и поднимает вмиг отяжелевшую палочку. Риддл поворачивает голову и улыбается.

– У тебя побелка в волосах. Знаешь?

Гарри скользит глазами по его мантии и замечает широкое тёмное пятно на серой брючине. Пол под ним выпачкан красным.

– Вас Дамблдор ранил?

– Да. Не ожидал такого проворства от стодвадцатилетнего старца, – Риддл снова смотрит вниз. – Ваши люди очень быстро работают. Едва сняли наш щит, тут же возвели свой. А их вдвое больше Пожирателей.

Гарри стискивает зубы и крепче сжимает палочку. Риддл опять смотрит на него, вымученно усмехается и, неловко развернувшись, перехватывает парапет с другой стороны. Теперь они стоят друг к другу лицом к лицу.

– Чего ты ждёшь, Гарри?

– Почему вы не сопротивляетесь?

– Моя палочка, видишь ли…

– Вы можете колдовать и без неё.

– Понимаю, – Риддл на миг прикрывает глаза, и его улыбка становится ленивой. – Гриффиндорская честность не позволяет убить безоружного? Решил продолжить наш поединок шестилетней давности? Кажется, в тот раз я немного поторопился, и из этого ничего не вышло, верно? – его нога скользит по испачканному кровью полу, и он с трудом перехватывает парапет. Гарри видит, что стоять ему становится всё тяжелее. – Блокирующее заклятье. Похоже, Дамблдор не хочет, чтобы я ещё когда-либо колдовал.

Несколько секунд проходят в молчании.

– Я хочу знать всё, – наконец говорит Гарри. – Расскажите мне.

– О чём? О Дамблдоре? Или о заклятии?

– Может, не будете глумиться хотя бы сейчас?! Расскажите обо мне. И о вас. О нас с вами, чёрт возьми! Почему я здесь? И что вы от меня хотели всё это время?

– А. Так вот чего ты ждал все эти месяцы. Что в один прекрасный день ты обо всём меня спросишь, а я отвечу на все вопросы. Открою тебе какие-то… тайны. Так?

– Вам уже нечего терять. Так расскажите! Для чего вы играли со мной? Чего вы добились, если сейчас стоите здесь безоружный и ждёте, пока я убью вас?!

– Игра? Интересное сравнение. В таком случае, я не могу рассказать о её исходе, она ещё не кончилась.

– Что, у вас есть козырь в рукаве? Какой-то магический артефакт или что-то в этом роде, что поможет вам спастись отсюда?

Риддл серьёзно качает головой. Гарри начинает злиться, от досады у него щиплет глаза.

– Тогда… тогда что? Что вы задумали?

– Ты ничего не перепутал, Гарри? Это ты сейчас направил на меня палочку и в любой момент можешь произнести убивающее проклятье. Ты – хозяин положения, а не я. Я всего лишь поднялся на башню, чтобы взглянуть на битву.

– Вы ведь не дадите мне себя убить.

– Это вопрос или просьба? – усмехается Риддл.

Поднимается порыв ветра. Откуда-то с угла площадки прилетает прошлогодний сухой листок и цепляется за его мантию. Он дёргает плечом, чтобы скинуть его, но ничего не выходит. Гарри закусывает губу. Как же ему хочется подойти сейчас и снять этот лист с его мантии. Рука с зажатой в ней палочкой подрагивает и немного опускается. Риддл кривит губы.

– Слабость, сомнения… Это то, чем ты всегда умудрялся себя отравлять.

– Почему вы так хотите умереть?

– Я не хочу умирать. Но ситуация, как ты видишь, пока складывается не в мою пользу. Мои люди проигрывают, я не могу колдовать, мой камин перекрыт, ваше поле не даст воспользоваться ни порт-ключом, ни аппарировать, внизу меня ждёт Дамблдор. Ещё и ты…

– Наверное, для вас я меньшее из этих зол?

– Намекаешь, что я бы мог договориться с тобой и просить твоей помощи? Нет уж. Я бы не стал иметь дело с человеком, который оглядывается на все свои решения и сожалеет о каждом своём поступке.

– Я не жалею о том, что уничтожил барьер! – Гарри вновь вскидывает палочку.

Риддл молчит. Он больше не улыбается. И Гарри понимает, что на этом разговор окончен. Это был их последний разговор. Риддл больше не скажет ничего.

Гарри глубоко вздыхает, тщетно пытаясь успокоить взбесившееся сердце. Слёз он уже не сдерживает, и они медленно ползут по щекам из уголков глаз. Риддл смотрит на него, не моргая, не двигаясь, как будто даже не дыша, только его губы побелели – так он их сжал. Гарри через силу втягивает носом воздух, его рука дрожит, но он делает над собой усилие и крепко сжимает гладкую ручку палочки, словно ища опоры.

Он размыкает губы и шепчет лишь два слова. Риддл не вздрагивает, не уклоняется и не закрывает глаз. Он даже не смотрит на зелёный луч, несущийся ему в грудь. Он не отрывает взгляда от глаз Гарри, и сам Гарри, вопреки сильному желанию отвернуться, заставляет себя смотреть на Риддла до конца, пока тот не падает на пол.

А потом у него подкашиваются ноги, палочка выскальзывает из ослабевших пальцев, и он съезжает на пол по стене, закрывая лицо ладонями и крича, страшно, громко и отчаянно, пока не хрипнет.

Двое незнакомых Орденовцев находят его час спустя, когда звуки битвы окончательно стихают, и под руки выводят из поместья на свежий воздух.

***

Цвета по-прежнему серые, звуки глухие, запахи смешались. Тело настолько одеревенело, что ноги не слушаются, и всю дорогу до первого этажа Гарри практически висит на руках двоих мужчин. Поначалу он не узнаёт даже лиц, которые возникают тут и там: хмурые, удивлённые, радостные, с сажей и пылью на щеках, с царапинами на лбу и кровоподтёками. Сначала ступни касаются гладкого мрамора лестниц и коридора, потом вязнут в чём-то мягком. Становится легче дышать. Гарри понимает, что его вывели на улицу.

Орденовцы осторожно отпускают его, он покачивается, но сохраняет равновесие. Теперь в теле дикая слабость, такая, словно его выжали, как губку, словно кто-то вроде дементора высосал всю жизненную силу. Гарри всё ещё плохо соображает. Что-то тёмное и растрёпанное несётся к нему и почти сбивает с ног, повиснув на шее.

– Ты сделал это, Гарри… Боже мой, ты сделал это, – громко шепчет Гермиона ему на ухо. У неё такие крепкие объятия, что сейчас, кажется, она его просто задушит.

Гарри с трудом поднимает руки, хватает её за локти и отрывает от себя. У неё всё лицо мокрое и грязное от слёз и размазанной по щекам сажи. Не понимая, что делает, он толкает её. Она вытирает нос рукавом и счастливо улыбается.

Гарри понемногу приходит в себя, но слишком медленно. Ему кажется, что он вновь очутился в воронке времени, и все движения и люди за её пределами в несколько раз ускорились. Он поднимает голову и видит бледного, как покойник, Дамблдора. Рядом с ним стоят те самые два Орденовца, которые тащили его вниз, и что-то говорят старику, то и дело странно поглядывая на Гарри. Дамблдор тоже смотрит на него и хмурится. Кажется, они говорят что-то про пепел или ветер, про что-то чёрное – он не понимает, он слышит лишь обрывки фраз. Ему всё равно.

Постепенно он начинает узнавать и другие лица. Рон, Билл, близнецы, Джинни, Лавгуд, Ремус, Сириус… Как странно. Почти все они стараются не смотреть на него, поглядывают украдкой и быстро отводят глаза. Он не понимает.

– Поттер.

На плечо ложится тяжёлая рука. Гарри оборачивается и видит Снейпа – бледного, с обкусанными губами, в порванной на локте рубашке, прядь волос слева короче, чем остальные, концы её подпалены. Он машинально накрывает руку зельевара своей, сжимает, и тут оцепенение враз слетает.

Он судорожно озирается и наконец видит всю картину. Тумана больше нет, чётко виднеются кромка леса и обрыв. Ограда поместья превратилась в руины, земля тут и там выпачкана кровью. В самом доме справа зияет огромная дыра, главного зала больше не существует. Гарри сбрасывает с плеча руку Снейпа и крутится на месте, оглядывая людей. Орденовцы помяты, перемазаны грязью, кровью и сажей, но на лицах всех играют радостные, хоть и усталые улыбки. Никто серьёзно не ранен, убито лишь трое. Сириус осторожно укрывает мантиями тела, чьи лица Гарри не знакомы.

Он оборачивается ко входу и понимает, что не может вдохнуть. У ступеней на коленях стоят Панси, Тед, Грег и Блейз. Грег с трудом пытается стоять прямо, но всё время заваливается набок. Панси плачет, низко склонив голову к земле. Возле них, поигрывая палочкой, прохаживается пожилой Орденовец.

Из поместья выносят трупы Пожирателей. Люпин левитирует перед собой тело Нарциссы Малфой. Следом выплывает ещё несколько тел, но Гарри быстро отворачивается и уже не видит, кто это. На другой стороне двора трое Орденовцев под надзором Грюма скручивают магическими путами Пожирателей. Гарри видит серое осунувшееся лицо Макнейра, который почти не сопротивляется, лишь морщится, когда верёвку затягивают слишком крепко. А Эйвери ещё пытается вырваться, дёргается, выкрикивает проклятья и бьёт одного из Орденовцев головой в живот. Но Грюм взмахивает палочкой, и тот валится на спину с криком боли, а затем подходит к Пожирателю, лежащему ничком на земле, и брезгливо переворачивает его на спину носком ботинка. Это Долохов.

– Истёк, – говорит он одному из мужчин. – Уберите.

Гарри опять отворачивается, но даже не знает, куда смотреть, чтобы не видеть всего этого. Он лихорадочно ищет глазами Александру, но отчего-то не находит. Живот мерзко скручивает.

– Ещё один щенок! – слышится громкий голос ото входа.

Гарри смотрит туда, и его прошибает холодный пот. Из поместья, заложив руки за голову, выходит Марк под прицелом палочки ещё одного Орденовца. Он хмуро глядит себе под ноги и спотыкается, когда тот толкает его в плечо. Его подтаскивают к остальным слизеринцам и заставляют встать на колени. Марк опускает руки, замечает лежащего поодаль отца и дёргается, но тут же получает ботинком под рёбра и, уперевшись кулаком в землю, что-то яростно шипит сквозь зубы. Потом поднимает голову, и их с Гарри взгляды встречаются. Марк отворачивается первым.

– Тише, тише, осторожней! – командует кто-то у входа.

Он хочет посмотреть туда, но Снейп одним резким движением сгребает его волосы в кулак и тянет на себя. Гарри не может повернуть головы, но краем глаза замечает, как мимо них проносят ещё одно тело. И он понимает, чьё оно. Он старается смотреть только на Снейпа, у него слезятся глаза, его опять начинает трясти. Где-то сбоку суетится Дамблдор, отдаёт короткие приказы:

– Уложите вдали от остальных, вон там. Укройте. Сириус, присмотри.

Лишь когда они отходят достаточно далеко, Снейп, наконец, отпускает его. Но Гарри и сам не желает смотреть в ту сторону. Слабой рукой он вцепляется в его рубашку, будто ища защиты или поддержки. Зельевар мягко поддерживает его под локоть. Гарри скользит мёртвым взглядом у него за спиной и снова встречается глазами с Марком. Тот прищуривается, напрягается и вдруг одним пружинистым движением вскакивает на ноги и несётся в сторону антиаппарационного барьера.

– Стой! Стоять! – кричат несколько Орденовцев, вскидывая палочки.

– Я догоню его! – к всеобщему изумлению выкрикивает Грюм и, ковыляя, бежит следом.

Марк летит сломя голову, и расстояние между ними быстро увеличивается. У Гарри загорается робкая надежда, но Грюм выхватывает палочку и направляет в сторону Марка. Гарри отпихивает Снейпа, пробегает несколько шагов и замирает. Он уже знает, что случится.

– Марк! – кричит он хриплым голосом. – Марк, остановись!

Но тот только ускоряет бег, Грюм же останавливается и прицеливается. До спасительной границы остаётся всего несколько ярдов. Понимая, что не успеет, Марк бросается вперёд, растянувшись в длинном прыжке. Грюм выпускает из палочки заклятье.

– Марк!!! – кричит Гарри, запуская руку в волосы.

Марк исчезает за границей барьера вместе с тёмно-синим лучом, выпущенным ему вслед. Гарри трясёт, глаза опять заполняют слёзы. Грюм прихрамывая возвращается к остальным и смачно сплёвывает на землю.

– Ушёл, гад!

– Ты попал? – спрашивает Сириус.

– Ты меня знаешь, пёс. Я никогда не мажу, – усмехается Грюм, а у Гарри слабеют ноги.

Снейп подходит сзади, хватает его за руки, что-то говорит. Гарри отмахивается, пытается вырваться, вытирает слёзы, раз за разом оглядывает радостных Орденовцев, связанных и мёртвых Пожирателей. Панси, Тед, Нарцисса, Эйвери, Долохов… Он долго борется с зельеваром, бьёт его кулаками в грудь, кричит что-то в искажённое болью лицо, случайно смотрит на укрытое мантией тело, лежащее в отдалении и, наконец не выдержав, крепко прижимается к плечу Снейпа лицом и плачет уже навзрыд, не сдерживаясь, не думая о последствиях, ни на кого не обращая внимания. Зельевар обнимает его, успокаивающе гладит по спине, что-то шепчет. До Гарри долетает только слово «рядом», и он ещё сильнее прижимается к нему, словно стремясь вдавиться в него и спрятаться от всего мира.

Ему почти удаётся успокоиться, когда чья-то рука хватает его за плечо и бесцеремонно отрывает от Снейпа.

– Нам нужно поговорить, Гарри, – раздаётся над ухом встревоженный голос Дамблдора.

***

– Мистер Поттер, обед!

Гремит ключ, дверь, противно скрипя, отворяется, колёсики металлической тележки стучат по полу, дверь захлопывается, вновь гремит ключ. Гарри даже не поворачивает головы. Он лежит на узкой жёсткой кровати, глядя на оконную решётку, сквозь которую пробиваются лучи тёплого весеннего солнца. Где-то за окном щебечут птицы и пахнет свежей зеленью. Он знает, что это всего лишь иллюзия, не сложнее, чем потолок в Большом зале Хогвартса, однако рад и поддельным крохам тепла, света и жизни по другую сторону решётки.

Обед, как и всегда, пахнет изумительно. Не каждому заключённому министерской тюрьмы выделяют трёх домовых эльфов для готовки и обслуживания. Но со дня захвата поместья Гарри совершенно потерял аппетит. Как и сон. Как и многое, многое другое. Но он старается об этом не думать. Поздно – да и бесполезно. Календарь, висящий на стене, каждую ночь ровно в полночь сам сбрасывает листки. Сегодня ночью на пол упал двадцать первый. Гарри собирает их, кладёт на тумбочку в изголовье и каждый день пересчитывает по нескольку раз. Просто так, чтобы хоть на короткое время занять чем-то голову. Потому что иначе в неё лезет то, о чём он хотел бы забыть раз и навсегда, не думать и не знать.