Текст книги "Табия (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц)

– Ступайте. Приятных снов, – вдруг прерывает его воспоминания громкий голос Риддла, и все Пожиратели поднимаются из-за стола и начинают расходиться.

Гарри понимает, что к нему слова Риддла не относятся, поэтому остаётся сидеть на месте, вцепившись влажными пальцами в почти полный бокал вина, из которого он сделал всего два глотка, чтобы промочить пересохшее горло. У выхода раздаются последние тихие бормотания: «Доброй ночи, милорд», – и двери зала закрываются. Они с Риддлом остаются наедине, но тот не торопится начать разговор. Он не спеша делает несколько больших глотков вина, ставит бокал на стол и ниже опускается в кресле. Он задумчиво барабанит пальцами по подлокотнику, а потом наконец смотрит на Гарри.

– Не правда ли, «Аликант буше» было удачным выбором для сегодняшнего ужина? – внезапно спрашивает он, и тихий голос разносится по залу, словно усиленный Sonorus.

– Да, – напряжённо отзывается Гарри, вертя в руках бокал.

– Держу пари, ты даже не распробовал, – усмехается Риддл.

Снова повисает звенящая тишина. Гарри боится пошевелиться, чтобы не издать ни звука. Отчего-то ему кажется, что чем незаметнее он будет себя вести, тем скорее Риддл позволит ему уйти в комнату. И он ловит себя на мысли, что его нелепый страх связан именно с новой внешностью Волдеморта. Она настолько смущает, что Гарри даже трудно смотреть на своего врага. Он думает, что если всмотрится в молодое лицо, может забыть, кто скрывается под маской красивого юноши. Если бы Волдеморт выглядел сейчас как прежде, ему было бы намного легче.

– Ты боишься меня? – нахмурившись, спрашивает Риддл, не дождавшись ответа.

– Нет, – уверенно отвечает Гарри, буравя взглядом грязную тарелку Малфоя.

– Тогда почему ты избегаешь моего взгляда? Тот Гарри Поттер, которого я знал, не боялся смотреть мне в лицо, даже когда шрам сводил с ума от боли.

– Было бы там на что смотреть, – бездумно бормочет Гарри, соображая, что Риддлу прекрасно известно, что связь между ними прервана.

Риддл издаёт короткий сухой смешок.

– Значит, моя новая внешность слишком хороша, чтобы меня рассматривать?

– На втором курсе уже насмотрелся, – неожиданно для себя самого огрызается Гарри и вскидывает голову, наконец встречаясь взглядом с Риддлом.

– Я чувствую твою внутреннюю борьбу, – задумчиво произносит он. – Хочется поогрызаться, как прежде, но долг не позволяет?

– То, что я отвернулся от Дамблдора, ещё не говорит о том, что ты мне нравишься, – тихо отвечает Гарри.

– Неужели ты так дорожишь собственной жизнью, что приполз к убийце родителей, моля о пощаде?

Гарри хочется крикнуть, что он не приползал и не молил, но вовремя понимает, что спорить бесполезно. Если Риддлу так хочется потешить своё самолюбие, пусть лучше делает это словесно. Поэтому он подавляет вспышку гнева и отвечает как можно спокойнее:

– Моя жизнь стоит не больше, чем жизни моих друзей, которые находятся в опасности, пока я рядом.

– Капля благородства в море эгоизма – это похвально, – усмехается Риддл.

– Не тебе судить о моих мотивах, – с болью в голосе говорит Гарри, снова вспоминая о Гермионе с Роном.

– Скажи, Гарри, о чём ты вообще думал, когда у тебя возник этот… гениальный в своей нелепости план? Неужели ты рассчитывал, что, получив Гарри Поттера, мы обрадуемся и тут же заключим с Дамблдором перемирие, разрешив его слугам уйти на все четыре стороны?

– У Дамблдора нет слуг! – зло отвечает Гарри.

– Да, да, конечно, извини, я и забыл. У него… соратники. Так ты действительно думал, что этот план сработает?

– Я думал не об этом, – Гарри качает головой. – Если мои друзья не будут думать обо мне, у них появится больше шансов спастись.

– Или же, – продолжает мысль Риддл, – они наконец поймут, что раз их Герой сдался в плен, то война почти проиграна, и немедленно уберутся из страны, бросив Дамблдора.

Гарри мрачно кивает.

– Ну хорошо, – вздыхает Риддл. – А как ты представляешь своё служение мне? Вряд ли Светлый Поттер будет марать руки, убивая своих бывших товарищей.

На этот раз Гарри не может подавить тяжёлый вздох.

– Я не убийца, – тихо отвечает он.

– Я вижу это, Гарри. Вижу, что твою душу ещё не повредило подобное преступление. Но мы не поджигаем здания и не срываем переговоры, не саботируем принятие законов. Наши методы более жёсткие, чем те, которыми ты привык действовать. Чем ты можешь быть мне полезен?

– Я сделаю всё, что ты прикажешь, – твёрдо, но тяжело отвечает Гарри, снова перехватывая его взгляд.

– Я не уверен в этом, – спокойно возражает Риддл, облокачивается на стол и складывает пальцы домиком. «Совсем как Дамблдор», – мелькает болезненная мысль. – Видишь ли, себя невозможно изменить за один день. Может, ты и нашёл смелость явиться в моё поместье, но ведь это пока было самое простое. Ты говоришь, что будешь выполнять мои приказы, но ты не готов к этому.

– К убийству? – спрашивает Гарри, удивляясь, как резко прозвучал вопрос.

– Нет, – медленно отвечает Риддл. – К подчинению. И твоя сегодняшняя выходка, – он делает неопределённое движение рукой, указывая на его рубашку, – только подтвердила это.

– Я сожалею, – выдавливает Гарри, потому что не знает, что ещё можно ответить.

– Нет, не сожалеешь, – уверенно возражает Риддл. – В этом-то всё и дело.

– Тогда что я должен делать, чтобы ты остался доволен? – раздражается Гарри.

Риддл начинает тихо посмеиваться.

– Ключевое слово тут «должен», – наконец произносит он, посерьёзнев. – Ты можешь слепо выполнять мои приказы, если поумеришь спесь, я в этом не сомневаюсь. Но доволен я не буду. Видишь ли, ты попал сюда, пытаясь играть роль Гарри Поттера, перешедшего не Тёмную сторону. Но чтобы я был доволен, ты должен не играть, а быть Гарри Поттером, перешедшим на Тёмную сторону. Всё твоё нутро просто кричит о том, что ты не только не хочешь этого делать, но и просто не готов.

– И что же теперь? – нервно усмехается Гарри. – Прогонишь меня?

Риддл тоже усмехается и откидывается на спинку кресла.

– Напротив, – негромко, но азартно произносит он. – Я помогу понять, где на самом деле находится твоё место. – После этих слов Гарри смотрит прямо ему в лицо, хмурясь. – Мне кажется, ты попал сюда не только потому, что тобою двигал долг. Ты оказался с нами, потому что хотел быть здесь. Конечно, ты этого пока не понимаешь. Желание это подсознательное, скрытое где-то в самой глубине твоей нетронутой души. Но ты уверен, что сможешь здесь прижиться. Значит, ты готов к тому, чтобы искалечить душу.

– Ты думаешь, я хочу стать убийцей?

– Нет, я думаю, ты хочешь свободы, – отвечает Риддл с неожиданно мягкой улыбкой. – До одиннадцати лет мерзкие родственники-магглы говорили, что ты должен делать, ещё девять лет тобою помыкал Дамблдор. Но ты никогда не жил для себя.

– Это не так, – упрямо возражает Гарри.

Пальцы начинают подрагивать от ужасающих в своей меткости слов Риддла. Ведь именно об этом он думал в последний год, а особенно в минувшую ночь. Вся его жизнь – борьба, сплошная изматывающая война. Единственным относительно спокойным временем были первые несколько лет обучения в Хогвартсе. А потом юность резко закончилась. Гарри отдал себя Дамблдору целиком, всего. Он так отчаянно хотел победить в этой войне, что пожертвовал всем, что имел, ради общей цели. Единственное, что было у него своим и родным, и чего не коснулась война – это Джинни. Но он оттолкнул от себя и её, оставшись с собственной битвой один на один и больше не подпуская к себе никого ближе, чем требовалось.

– Это так, Гарри, – произносит Риддл снисходительно. – Ты хочешь, чтобы война закончилась, чтобы Пожиратели навсегда исчезли, а я был бы мёртв. Но ты не понимаешь одного. Война – это не вызов лично тебе, это не вендетта. Это всего лишь борьба за власть в стране, в которой ты живёшь. Ты думаешь, что можешь что-то изменить, сражаясь за то, что тебе, в общем-то, не нужно. Это политическая война, которая уже не имеет ничего общего с философским камнем, который ты бросился защищать, или с гибелью этого юного хаффлпаффца, в которой ты, кажется, до сих пор винишь себя.

– Я не понимаю, – обречённо шепчет Гарри, прикрывая глаза.

– Ты лишь символ сопротивления, как флаг или знамя. В бою ты ничуть не лучше какого-нибудь аврора. Но ты по-прежнему принимаешь на себя ненужную ответственность. Но это больше не твоя война. В ней ты только пешка. Ты думаешь, что ситуация может измениться, если ты вмешаешься, если будешь бросаться в гущу сражения или самолично подожжёшь несколько наших складов. Но это ошибка. Поверь, мало что изменится, если ты начнёшь жить, следуя не долгу, а своим желаниям.

– Да, я – рядовой боец, – внезапно разозлившись, вспыхивает Гарри, – да, я ничуть не лучше любого аврора, поэтому я не живу в огромном особняке, сверкая дорогими побрякушками и тряпками.

На лице Риддла появляется озадаченность.

– А что плохого в хорошей жизни? – спокойно интересуется он. – Дамблдор сделал из вас мучеников, заперев в старом тесном маггловском доме. Неудивительно, что после двух лет затворнической жизни ты прибежал к нам. Мои слуги тоже не лучше и не хуже любого аврора. Но я не считаю, что для поднятия боевого духа им нужно ютиться в грязных каморках. Они живут здесь так, как им нравится, и делают то, что хотят. У каждого из них просторная комната, сытная еда, вино, женщины, если нужно, и прочие приятные излишества. В обмен на это я требую лишь подчинения, и они беспрекословно выполняют мои приказы, потому что никто не хочет отказываться от такой жизни. И, разумеется, посылая моих людей на задание довольными и отдохнувшими, я уверен в том, что им без труда удастся одолеть горстку жалких измученных авроров. – Гарри признаёт, что он прав, и потому просто опускает голову. – Я веду к тому, что ты просто хочешь, чтобы тебе было плохо. Ты думаешь, что съев на ужин не кусок вкусного мяса, а постное рагу… – Риддл делает многозначительную паузу, и Гарри краснеет, вспоминая последний ужин в штабе, – ты принесёшь во имя победы великую жертву, но это не так. В этой войне ты уже не играешь значимой роли, а потому вполне можешь жить так, как заслуживаешь, а не так, как тебе позволял Дамблдор.

– Значит, я остаюсь, – подводит мрачный итог Гарри.

– Да, ты остаёшься, – кивает Риддл. – Но в связи с этим я бы хотел обговорить некоторые условия твоего пребывания здесь. Наверное, Марк уже говорил о том, что тебе запрещено покидать комнату без сопровождения.

– Да я и не могу. Комнату запирают.

– Это ненадолго, – небрежно отмахивается Риддл. – Ещё мне хочется, чтобы ты всё-таки следовал правилам и местному распорядку дня. Поскольку все едят вместе в этом зале, ты тоже должен спускаться сюда, в надлежащем виде. Несмотря на то, что мои слуги – Пожиратели, у нас всё-таки есть дамы, которым сегодня за столом ты испортил аппетит, надев свою старую рваную рубашку. Забудь о Дамблдоре, Гарри. Здесь мы не приветствуем напрасного мученичества – оно никому не нужно. Да, и если сегодня ты проигнорировал простую просьбу Марка переодеться, боюсь, с завтрашнего дня следить за соблюдением тобой правил придётся лично мне. Кстати, я специально приставил к тебе именно Марка, как самого нейтрального человека, к которому у тебя нет личной неприязни, как, скажем, к твоим одногодкам. Так что, думаю, у вас не будет проблем в общении. – Гарри лишь монотонно кивает, выслушивая эту речь. – И ещё кое-что. Наверное, ты уже заметил, что хамства мои слуги тоже не любят. Пока ты был в подземельях, я просил их не цепляться к тебе без причины, но неуважение ко мне они расценивают как личное оскорбление. Поэтому я бы хотел, чтобы в присутствии других ты обращался ко мне, как и остальные, без фамильярностей.

Гарри диковато усмехается и поднимает голову, чувствуя в себе неожиданную смелость.

– В присутствии других? – резко переспрашивает он. – Значит, когда мы одни, ты не против, если я буду называть тебя… Томом?

Риддл хищно оскаливается, и по его лицу видно, что он доволен таким ответом.

– Против, – мягко отвечает он. – Но я не могу тебе этого запретить.

– Почему? – невольно вырывается у Гарри.

– Потому что если я буду ставить запреты в рамках нашего с тобой общения, тебе придётся ломать себя, чтобы повиноваться. А это уже будет не тот Гарри Поттер, которого я знал. Это будет лишь бездумная льстивая марионетка. Таких у меня целое поместье, и ещё одна мне не нужна.

Риддл смотрит на него с прищуром, словно ожидая какой-то реакции. И внезапно Гарри понимает, чего именно хочет Риддл. Ему не нужно слепое подчинение, он хочет, чтобы Гарри сам захотел покориться, сам втянулся в эту игру, как и предсказывал Снейп. Впрочем, выбора у него нет – он обязан играть по правилам Риддла. И он не сможет притворяться, что внезапно эти правила принял. Переход на сторону Пожирателей должен выглядеть естественно. Значит, ему предстоит долгий и трудный путь.

Словно в подтверждение его мыслей Риддл негромко и серьёзно произносит:

– Я не собираюсь ломать тебя, заставлять или шантажировать. Меня не привлекают игры в покорного раба и жестокого хозяина. Поэтому правила я тебе объявил, а вот поведение остаётся только на твоё усмотрение. Подумай о том, как ты хочешь здесь жить: постоянно запертым в своей комнате и передвигающимся по поместью под конвоем, или же так, как тебе хочется. Твоя предвзятость, разумеется, будет сильно мешать. Но я лишь хочу, чтобы ты просто… был собой.

Гарри не может сказать в ответ ничего связного, поэтому только тихо бормочет:

– Я понял.

– Вот и славно, – бросает Риддл и резко поднимается из-за стола. – В коридоре ждёт Марк. Он проводит тебя в спальню и расскажет о том, что ты будешь делать завтра.

Гарри молча кивает, встаёт со стула и, не оглядываясь, выходит из зала на деревянных ногах, затылком чувствуя обжигающий взгляд Риддла.

Глава 4. Ты ещё не знаешь…

В коридоре Гарри действительно ждёт Марк. Он стоит, задумчиво глядя в окно и сжимая в руках небольшой бумажный пакет. Увидев его, он кивает, и они медленно идут по коридору в сторону главной лестницы. Гарри молчит, уставившись под ноги и пытаясь осмыслить всё, что сейчас услышал, но Марк, видимо, долго молчать не может.

– Ну, как там?

– Мрачно, – отвечает Гарри первое, что приходит в голову.

– Что сказал наш дражайший?

– Почти то же, что и ты. Переодеваться, подчиняться, не соваться… А ещё он сказал, что специально приставил ко мне именно тебя, – он пристально смотрит на Марка и прищуривается. – Ты знал об этом?

– Знал, – пожимает тот плечами. – Вообще, эфенди, когда ты в подземельях с моим отцом общался, тут из-за тебя чуть не подрались. Лорд сказал нам, ну, молодым то есть, что с тобой первое время нужно походить, порассказывать обо всём. Но так, чтобы тебе было интересно. Значит, для этого нужен какой-то нейтральный человек.

– Он мне именно так и сказал, – кивает Гарри.

– Ну вот, нам тоже. И тут – нет, ты представляешь! – Марк прыскает от хохота и толкает его в плечо, – Драко Малфой выходит вперёд и говорит, что отлично справится с этой обязанностью.

– Вот чёрт, – бормочет он.

– Мы про то же, – усмехается Марк. – Нет, ну Лорд наш, конечно, молодец. Он посмотрел на Драко, как на психа, а потом спросил так печально-печально: «Драко, ты что, совсем рехнулся?» У Малфоя челюсть отпала.

– Так и сказал? – недоверчиво фыркает Гарри.

– Ну, может, не прям так, – хмурится Марк, – но смысл был таким. Если бы это Малфою поручили, ты бы сейчас по поместью, наверное, голышом разгуливал.

– Да, – Гарри вздыхает, – он бы придумал, как надо мной поиздеваться.

– Так что радуйся, – кивает Марк и останавливается у знакомой светлой двери.

На этот раз Гарри сам толкает дверь и, не дожидаясь разрешения, входит в комнату. Марк остаётся в коридоре. Гарри оборачивается и выжидающе сморит на него.

– Волдеморт говорил… – начинает он.

– Эй, эй, тихо, тихо! – немедленно перебивает Марк, втягивая голову в плечи. – Не нужно тут так ругаться, ладно? Больно всё-таки.

– Что? – он морщит лоб и непонимающе смотрит на Марка.

– А ты что думал, – усмехается тот, – мы его имя не произносим, потому что трусливые идиоты? Метка реагирует на простое сочетание букв. Если сам говоришь или слышишь, жжётся, зараза.

– Но в газетах его имя уже давно печатают. Он ведь сам снял запрет на своё… прозвище. И его года два уже произносят и…

– Это всё прекрасно, – снова прерывает Марк, – только нам от этого не легче. Правила для его имени новые, а вот для Метки – прежние. Так что смотри не ляпни при всех, как-нибудь за столом. Такое начнётся… Брякнул тут один умник, года полтора назад. Винсент, придурок здоровенный. Прямо за ужином. У всех вилки на стол посыпались, а Белла, недолго думая, Crucio в него запустила. Смешно, конечно, было, но больно. Так что ты за собой следи.

– Хорошо, ладно, – быстро говорит Гарри. – Извини. Я только хотел спросить, что мне нужно делать завтра. Лорд сказал, ты объяснишь.

– Объясню, конечно. Завтрак в одиннадцать, перед завтраком за тобой придут. Просто будь готов – и всё.

– И всё? – недоверчиво спрашивает Гарри.

– Пока да, – кивает Марк и вдруг протягивает бумажный пакет, который всё это время прижимал к груди. – Это, кстати, тебе. Спокойной ночи.

С этими словами он закрывает дверь, и ярко-голубая вспышка снаружи говорит о том, что комната снова заперта. Какое-то время Гарри растеряно стоит с пакетом в руках, а потом ставит его на тумбочку и с опаской открывает. Тут же на его губах появляется улыбка – внутри лежат спелые фрукты: пара яблок, банан и апельсин. Только сейчас он вспоминает, что ничего не ел уже сутки, и словно в подтверждение его мыслей желудок начинает настойчиво урчать. Гарри достаёт яблоко и с удовольствием откусывает огромный кусок, старательно игнорируя мысль о том, что фрукты могут быть отравлены.

Доев яблоко, он бросает взгляд на часы на каминной полке: уже одиннадцать. Гарри вздыхает и направляется в спальню. Он не думает, что сможет уснуть сегодня, но после всего, что случилось за этот бесконечный напряжённый день, желание прилечь становится практически осязаемым.

Войдя в спальню, он скидывает с себя ботинки и грязную рваную одежду и устало швыряет её на пол. Немного мнётся перед шкафом и наконец решает получше изучить его содержимое. В ящиках он находит длинный серый халат с зелёной отделкой и чёрную шёлковую пижаму. Поколебавшись, он кидает халат на стул и натягивает пижамные брюки и рубашку. Шёлк неприятно липнет к коже, и Гарри невольно передёргивает плечами. Но делать нечего – не ложиться же голым!

Гарри осторожно укладывается на непривычно мягкую кровать, словно та может провалиться, и укрывается плотным лёгким одеялом. Он вдыхает запах свежего постельного белья, и ему вдруг становится неуютно. Постель слишком мягкая, большая и чистая, совсем не похожая на кушетку в его маленькой комнатке в штабе. При воспоминании о штабе, который он уже звал своим домом, в груди появляется слабая ноющая боль. Гарри тяжело вздыхает, гасит ночник и укладывается на спину, поворачивая голову к окну. Сквозь распахнутые ставни видны ярко мерцающие в ночном небе звёзды, а вот луна скрылась за облаками. От лёгкого дуновения ветра колышутся занавески. Он снова вздыхает.

Внезапно кажется, что всё происходящее – просто дурной сон, и на какой-то момент Гарри начинает сомневаться, что час назад он сидел и спокойно разговаривал с Волдемортом. Причём тот явно уже обо всём догадался, но даже не подал виду. Интересно, в чём причина? На игру, о которой говорил Снейп, это не похоже. Если Риддл действительно считает, что Гарри больше не играет роли в войне, зачем он оставил его в поместье, зачем тратит время не бесполезного Орденовца? Может, ему настолько скучно, что он решил поразвлечься со своим врагом? Или он уверен, что Гарри на самом деле перейдёт на сторону Пожирателей? Он усмехается подобным мыслям, но тут в голове, как наяву, звучит насмешливый голос Риддла: «Ты думаешь, что съев на ужин не кусок вкусного мяса, а постное рагу, ты принесёшь во имя победы великую жертву, но это не так». Гарри чувствует, как глаза начинает щипать, и зажмуривается. Да, Гермиона готовила просто отвратительно, но каждый раз он старался мужественно съедать всё, что она кладёт ему на тарелку, – не хотелось обижать подругу.

Но почему-то именно теперь подобное поведение кажется глупым и детским. Возможно, если бы он сказал Гермионе, что кулинар из неё никакой, она бы поучилась готовить у Молли. Забавно, почему именно сейчас вспоминается это дурацкое рагу? И как Риддл о нём узнал? И почему-то Гермиона… И её жуткое рагу. А сегодняшнее мясо Эйвери пахло просто изумительно. Может, стоило его всё-таки попробовать, чтобы Марк не обижался? Да и Марк… Странный он какой-то, очень странный. А мясо пахло вкусно… Возможно, скоро он научится без содрогания есть всё, что здесь подают… Интересно, у них есть киви? Гарри никогда не пробовал киви – Дурсли, разумеется, не угощали его. Если тут есть киви, это было бы хорошо…

Мысли превращаются в нелепую кашу, и он проваливается в крепкий сон.

***

Всю ночь Гарри снится последний ужин в штабе, поэтому он не сразу понимает, где находится, открыв глаза и увидев совершенно незнакомую комнату. Он садится в кровати, поворачивает голову и замечает на прикроватной тумбочке огрызок яблока. Воспоминания о вчерашнем дне накатывают, словно лавина. Гарри глухо стонет и сонно трёт глаза. Поднявшись с постели, он чувствует себя на удивление бодрым и отдохнувшим. Наверное, сказывается действие зелий, что передал ему Снейп.

Вспомнив о зельях, он направляется в ванную, чтобы умыться и сделать по глотку из каждого флакона. Возвращаясь в спальню, он смотрит на часы в гостиной: начало одиннадцатого, значит, за ним скоро придут. Гарри открывает шкаф, чтобы выбрать одежду. Он осторожно берёт ближайшую зелёную рубашку и долго теребит её в руках. Глупая серая змейка, вышитая на кармане, отбивает желание одеваться. Он раздумывает, можно ли как-то скрыть этот идиотский рисунок, но тут хлопает входная дверь. Он вздрагивает от неожиданности, удивляясь, почему Марк вломился в его комнату, даже не постучав. Шаги приближаются к спальне, и Гарри уже открывает рот, чтобы выдать что-нибудь язвительное, но слова застревают в горле, потому что на пороге появляется Риддл с палочкой в руке. Его походка и движения стремительны, словно он куда-то торопится.

– Доброе утро, Гарри, – спокойно произносит он, входя в спальню.

Гарри молчит и хмурится, со всей силы стискивая в руках злосчастную рубашку. В горле мгновенно пересыхает. Палочка в руке Риддла не сулит ничего хорошего. Риддл странно прищуривается и склоняет голову вбок, словно ожидая чего-то. Гарри потерянно моргает, не понимая, что от него хотят.

– Доброе утро, Гарри, – с нажимом повторяет Риддл, холодно усмехаясь.

– Доброе утро, – наконец соображает он, и Риддл удовлетворённо кивает.

– Я рад, что ты вспоминаешь значение слова «манеры», – произносит он и оглядывает его с головы до ног. – Что ты сегодня нам приготовил? Собираешься прийти на завтрак в пижаме?

– Я ещё не успел переодеться, – сглотнув, бормочет Гарри и переводит ненавидящий взгляд на рубашку.

– Это как раз хорошо, – кивает Риддл, – ибо я пришёл помочь тебе справиться с этой нехитрой процедурой. – Гарри открывает рот, чтобы спросить, не ослышался ли он, но тут Риддл холодно добавляет: – Раздевайся.

– Но я и сам могу… – хрипло начинает Гарри, но Риддл перебивает его:

– Сам ты смог вчера. Я ведь сказал, что с сегодняшнего дня лично буду контролировать соблюдение тобой правил. Раздевайся, Гарри. У меня мало времени.

Он кидает рубашку на кровать и начинает неуверенно расстёгивать пуговицы на пижаме. Влажные пальцы дрожат, и каждая пуговица поддаётся с трудом. Риддл смотрит, не отрываясь, и от его тяжелого внимательного взгляда Гарри покрывается холодным потом. Справившись с последней пуговицей, он снимает рубашку, кладёт её на кровать и выпрямляется, осторожно переводя взгляд на Риддла. Но тот только кивает и делает нетерпеливый жест рукой.

– Продолжай.

– Но я…

– Время, Гарри. Его очень мало, – настойчиво повторяет Риддл.

Гарри чувствует, как начинает заливаться краской, потому что под пижамными штанами ничего нет. Трясущимися руками он хватается за резинку штанов, но замирает. Раздеваться перед Волдемортом настолько нелепо и унизительно, что он всё ещё не верит в то, что ему приходится делать. Он решает предпринять последнюю попытку.

– Пожалуйста, – срывающимся голосом шепчет он, – я оденусь сам.

– Раздевайся, – следует холодный ответ. – Перестань, Гарри, – добавляет Риддл уже насмешливо, – что у тебя там такого, чего я не могу видеть в зеркале каждый день?

Гарри сдавленно вздыхает, понимая, что с Риддлом спорить бесполезно. Он заставит его подчиниться: зажатая в длинных пальцах палочка красноречиво говорит о намерениях её владельца. Голова кружится, а к горлу подступает мерзкая тошнота. Однако Гарри справляется с собой и, на мгновенье прикрыв глаза, стягивает брюки. Неловко выпутавшись из штанин, он отбрасывает их ногой и медленно выпрямляется, опуская руки по швам. Он понимает, что если попытается прикрыться, это будет выглядеть ужасно глупо. Голову он так и не поднимает. От стыда и ярости руки сжимаются в кулаки, а зубы стискиваются так, что ходят желваки. Ему кажется, что от смущения красное у него не только лицо, но и всё тело. Он снова прикрывает глаза, стараясь отрешиться от всего происходящего, но спокойный голос возвращает его к реальности:

– Откуда это?

Приходится поднять голову, чтобы проследить за взглядом Риддла: тот внимательно изучает его бок. Гарри переводит взгляд туда же и только сейчас понимает, что так привлекло его внимание – длинный кривой шрам под рёбрами.

– Получил в сражении, полтора года назад, – отвечает он, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

– Кто ранил? – интересуется Риддл.

– Грейбек, – отзывается Гарри, и перед глазами невольно встаёт та жуткая битва: ночное небо, разрываемое вспышками молний, крики и стоны раненых отовсюду и надвигающийся на него оборотень, который уже начал трансформироваться, но палочку из рук так и не выпустил.

– Понятно, – равнодушно произносит Риддл, и Гарри передёргивает от скользящего по его телу изучающего взгляда, который останавливается то на груди, то на животе, то на паху.

Насмотревшись вдоволь, Риддл подходит к шкафу, и Гарри вздрагивает, когда подол длинной лёгкой мантии касается его ноги. Риддл хмурится, разглядывая многочисленные вешалки, и поворачивается к нему.

– Чем тебе не нравится одежда? – просто спрашивает он.

– Она вся слизеринская, – цедит Гарри сквозь зубы, радуясь, что наконец-то оказался к Риддлу вполоборота. – Панси нарочно это сделала, – вдруг с горечью добавляет он и замечает, что на его лице появляется озадаченность.

– Твой гардероб подбирала не Панси, – задумчиво отвечает он, – а я. – Гарри резко поворачивает голову к нему, недоумённо морща лоб. – Вот только… – Риддл достаёт одну из вешалок и усмехается, рассматривая рубашку. – Вот только этого здесь раньше не было. Это уж точно она постаралась.

Он возвращает рубашку на место, взмахивает палочкой, и все вышитые змеи с карманов исчезают.

– Но ты специально… – начинает Гарри, но осекается и решает исправиться: – Вы специально приготовили для меня одежду в слизеринских цветах. Чтобы унизить, посмеяться…

– Неужели? – Риддл приподнимает брови и смотрит с искренним удивлением. – Я всего лишь… – вдруг он снова усмехается и качает головой. – Я всего лишь приказал приготовить тебе одежду, подходящую по цвету. Вот, смотри, – но вновь достаёт рубашку и прикладывает к его груди. – Зелёный цвет подходит под цвет твоих глаз, а чёрный – под цвет волос. И тебе очень пойдёт классический стиль. Надень костюм и убедись: он будет стройнить тебя и подчёркивать… – Риддл убирает рубашку и бросает мимолётный взгляд на его подтянутый живот. – Извини, но так уж вышло, – насмешливо добавляет он, наконец отходя от шкафа, – что больше всего тебе подойдут цвета моего факультета. Одевшись, ты будешь выглядеть как подобает.

Гарри не может сдержать нервного смешка.

– Я что, экспонат в музее?

– Посмотри на Люциуса, – бросает Риддл через плечо, подходя к двери, – он умудряется сохранять изысканный вид, даже корчась на полу под Crucio.

– Он пижон, – зло говорит Гарри, но Риддл вдруг начинает звонко смеяться.

– Да, пижон, – кивает он с улыбкой, – и это радует глаз. Дальше, надеюсь, справишься сам, – добавляет он и выходит из спальни.

Из гостиной раздаются негромкие шаги по ковру и хлопок входной двери. Гарри вздыхает и только сейчас ловит себя на мысли, что последние десять секунд даже не замечал, что стоит перед Риддлом абсолютно голым.

***

Когда раздаётся стук в дверь – и на этот раз Гарри уверен, что за ним пришёл Марк, – он стоит перед большим напольным зеркалом в спальне и разглядывает свою новую одежду. К сожалению, он вынужден признать, что Риддл был прав. Зелёная шёлковая рубашка отлично подходит к цвету глаз, а чёрный костюм зрительно делает его выше ростом. Помимо верхней одежды в шкафу нашлось и бельё: шёлковые чёрные боксёры и носки, а в нижнем ящике Гарри отыскал несколько пар круглоносых ботинок.

– Здорово, эфенди, – приветствует его Марк, входя в спальню. – О, да ты преобразился!

Гарри не может сдержать довольной улыбки.

– Хоть что-то хорошее здесь есть, – тихо бормочет он.

– Идём, – бросает Марк, и он, кинув последний взгляд на своё отражение, выходит из комнаты следом.

Когда они подходят к главному залу, у его дверей стоят Драко, Панси и Нотт, что-то оживлённо обсуждая. Приблизившись, Гарри слышит, что говорят они о рождественском бале.

– Давай, Драко, это будет весело, – заливисто смеётся Панси. – И ещё приделаем тебе заячьи уши.

– Ага, и хвост, – невесело усмехается Драко. – Тогда из тебя мы сделаем пчёлку.

– Я могу наколдовать крылья, – поддерживает шутку Нотт.

Как только они подходят ближе, разговоры мгновенно стихают. Драко оборачивается, и его лицо каменеет, а губы сжимаются в тонкую полоску.

– Поттер, – выплёвывает он.

– Малфой, – в тон ему отзывается Гарри и бросает негодующий взгляд на Панси.

– Отлично выглядишь, – с неожиданной радостью улыбается она, оглядывая его с ног до головы.

– Без идиотских нашивок – конечно, – холодно отзывается он, и Панси смущённо опускает голову.

– Ну извини, я подумала, это будет забавно.

– Обхохочешься, – Гарри не узнаёт собственного ледяного голоса.

– Что, Потти, – усмехается Драко, – надел обновочку, стал другим человеком?

– А мне всегда шли чужие вещи, – с вызовом отвечает он и машинально делает шаг навстречу Малфою.

– О, да тебе, я вижу, зубы пока не обломали. Эй, Марк, плохо же твой папочка старается, – глумится Драко и тоже шагает к Гарри так, что они оказываются друг к другу почти вплотную.