Текст книги "Табия (СИ)"
Автор книги: Тупак Юпанки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 44 страниц)
– Эй, эфенди, ты там сдох что ли?..
Гарри резко распахивает глаза и рывком садится на кровати, полностью выныривая из напряжённого мутного сна. Он дышит, как загнанный зверь, как будто только что на самом деле бегал по огромному мрачному дому в поисках чёрт-те чего. Гарри весь мокрый от пота, и шёлковая пижама прилипла к коже, как будто та вымазана мёдом. Он старается дышать глубоко и прикладывает руку к груди, из которой уже готово выскочить бешено стучащее сердце. Давно у него не было таких реальных снов, очень давно…
– Ну, блин, Гарри! Что, трудно поднять зад с кровати и дверь открыть? – раздаётся голос Марка уже из прихожей. – Почему я должен чувствовать себя взломщиком? Ты бы хоть… – слова обрываются, как только он появляется на пороге спальни.
Всё ещё тяжело и хрипло дыша через рот, Гарри медленно поворачивает голову к Марку. Тот стоит, нахмурившись, и держит в руках объёмный бумажный пакет, совсем как в первый день. Но поймав взгляд Гарри, торопливо ставит пакет на тумбочку, подходит к кровати и садится на край, с тревогой вглядываясь в его лицо.
– Эй, что с тобой?
Раскалённой кожи на запястье касается прохладная ладонь.
– А что случилось-то? – хрипло бормочет Гарри, с трудом сглатывает и тянется к тумбочке за стаканом воды, чтобы промочить пересохшее горло.
– Ты бы себя видел! – фыркает Марк, убирает руку и отодвигается. – Ты лунатизмом не страдаешь? Во сне, случайно, не бегаешь?
Гарри зажмуривает глаза от удовольствия, делая большой глоток освежающей влаги.
– Просто кошмар, – отвечает он холодно. – Такое часто бывает. Раньше бывало, – поправляется он. – А в чём дело?
– Да не в чём, – усмехается Марк. – Ты завтрак проспал, я думал, не случилось ли чего.
– Проспал? А сколько времени?
– Почти час. Чем ты ночью занимался?
Гарри шумно вздыхает и устраивается удобнее на подушках.
– Ничем не занимался. Спал я. Я всегда много сплю после ранений.
– «Ранений»! – Марк издевательски посмеивается, водя глазами по свежим шрамам на груди Гарри, не скрытых распахнутой рубашкой. – Слушай, если уж ты отказался в постели лежать, то изволь, пожалуйста…
– Да, да, да, – перебивает Гарри, морщась. – Изволю. Обедать приду вовремя.
– Ну и зря. Обеда не будет.
– Что, опять ожидается чья-нибудь массовая казнь? – невесело усмехается Гарри.
– Хуже. Массовое веселье.
– По поводу?
– Ну, эфенди… – разочарованно тянет Марк, вставая с постели. – Стыдно таких вещей не знать. Тридцатое ноября, у Люциуса сегодня день рождения. Мы до вечера будем к торжеству зал украшать и готовить праздничное меню – на эльфов надежды мало. Хотел предложить тебе к нам присоединиться.
– У Люциуса день рождения? – морщится Гарри. – Тоже мне праздник!
– Я же тебе говорил: он у Лорда на особом счету, а своего любимчика не порадовать нельзя.
– Ладно. Хорошо. Я приду. Только вот… – Гарри делает туманные жесты на уровне груди: ему безумно хочется как можно скорее очутиться в душе и снять вымокшую душную пижаму.
– Буду ждать. Кстати, я тебе завтрак принёс.
Марк берёт с тумбочки пакет, протягивает Гарри и направляется к выходу из спальни. Гарри с любопытством раскрывает его и расплывается в улыбке: как и в прошлый раз, здесь лежат несколько фруктов: яблоко, банан, апельсин и… киви! Гарри достаёт причудливый мохнатый фрукт, глядя на него почти с любовью, и дурашливо бросает в сторону двери:
– Марк, я тебя обожаю!
– Ага, – доносится из прихожей. – Только ты не забудь об этом, пожалуйста, когда нас повяжут ваши авроры.
Гарри резко вскидывает голову и открывает рот, но входная дверь громко хлопает, и он снова остаётся в одиночестве.
***
Как выясняется довольно скоро, особой помощи никто от Гарри и не ждёт. Приведя себя в порядок и спустившись в зал, он застаёт там молодёжь в полном составе, Беллатрикс и Долохова, которые украшают стены зала аляповатыми яркими цветами, сдвигают откуда-то взявшиеся массивные столы и отдают приказы эльфам по поводу меню. Выслушав со скучающим видом ставшие уже привычными возмущения в духе «Какого чёрта он тут делает?!» от Пожирателей, Гарри прибивается к Панси и Драко, которые спорят на тему выбора спиртного.
– К чёрту огневиски! – Панси возмущённо и совсем по-детски топает ногой. – Это несолидно.
– Для кого несолидно? Для тебя?
– Вина будет достаточно.
– Правильно! – доносится из другого конца зала: Долохов задумчиво помахивает палочкой, сотворяя на тяжёлых шторах чудовищные замысловатые узоры. – К чёрту огневиски!..
– Ну вот, – победоносно улыбается Панси. – Я же говори…
– …водка нужна!
Драко тихо прыскает от смеха, а Панси со стоном закатывает глаза.
– Да, и будет как в прошлый раз, – выдаёт она, выразительно глядя на Малфоя.
– А что, в прошлый раз было плохо? – невинно улыбается Драко.
– Когда все напились и полетели на фестралах пугать магглов в той деревушке? Нет, было просто отлично!
– Дети, – наставительно произносит Долохов, наконец-то перестав мучить шторы и подойдя ближе, – не нужно ругаться. Если вы не пьёте водку, это не значит, что её не должно быть на столе. – Панси порывается что-то сказать, но Антонин останавливает её мягким движением руки. – В больших количествах, – многозначительно добавляет он, глядя на Панси.
Та бормочет себе под нос что-то безумно похожее на «чёртовы алкоголики» и обращается к Гарри:
– Я не доставала водку из погреба, ты бы не мог принести пять бутылок?
– А эльфы на что? – недовольно фыркает Гарри, хватая с пролетающего мимо него блюда вишенку.
– У них нет доступа в винный погреб. Да и вообще… Как видишь, мы многое предпочитаем делать сами, эльфам здесь не очень-то доверяют.
Панси косится куда-то за спину Гарри, он оборачивается и видит Беллатрикс, которая, терпеливо водя в воздухе палочкой, пытается поставить четыре стола прямоугольником.
– Странный вы народ, – задумчиво изрекает Гарри.
– Хочешь сказать, – начинает Драко резко, – что после того, как одна ушастая тварь отравила бочонок со сливочным пивом, не пускать их в погреб – это странно?
– Гадостей нужно меньше делать – тогда никто не будет вас травить, – пожимает плечами Гарри и, прежде чем Малфой успевает разразиться гневной тирадой, поворачивается к Панси: – Ладно, где погреб?
– Дверь направо, перед входом в подземелья. Не заблудишься.
– Да уж постараюсь, – бурчит Гарри и уходит.
***
По размерам погреб едва ли уступает хогвартской библиотеке. Освещённое лишь несколькими фонарями помещение заставлено бочонками и винными полками с многочисленными бутылками, на которых из-за пыли невозможно даже прочесть этикетку. Здесь так холодно, что Гарри машинально потирает плечи, продвигаясь вглубь погреба. Пиво, сливочное и простое, маггловское, множество бочек с огневиски, ликёры и настойки, даже шампанское – алкоголь на любой вкус, как в огромном винном магазине. Губы Гарри трогает улыбка, когда его взгляд случайно падает на несколько бутылок «Бехеровки», стоящие на дряхлом дубовом столе. Он долго осматривается в поисках того, за чем пришёл, и наконец-то замечает в самом дальнем углу больше дюжины прозрачных высоких бутылок.
Склонившись в три погибели и пытаясь сгрести в охапку пять бутылок так, чтобы не разбить, Гарри не замечает, как тихо открывается и закрывается дверь, а тени подёргиваются от лёгкого дуновения. Обняв бутылки и заодно проклиная Панси, он выпрямляется и поворачивается, но тут же вздрагивает и едва успевает подставить колено, когда одна из бутылок выскальзывает из внезапно ослабевших пальцев. В пяти шагах от него стоит Мальсибер, сложив руки на груди и глядя на него исподлобья. Немая сцена длится довольно долго, и в это время Гарри лихорадочно скользит глазами за спиной Пожирателя, стараясь разглядеть другой проход между шкафами и бочками.
– Привет, Гарррри, – наконец нарушает тишину Мальсибер, похабно растягивая его имя. Гарри молчит, и тот продолжает, не дождавшись ответа: – Хорошо, что мы одни. Я как раз хотел с тобой поговорить.
– Занятно. Только вряд ли у нас найдутся общие темы для разговоров, – бормочет Гарри с лёгкой тревогой, неловко перехватывая стремительно тяжелеющие бутылки.
– Общие темы найдутся, если говорить на одном языке, – Мальсибер подаётся вперёд, упираясь рукой в ветхую пыльную полку. – А у всех народов мира, как ты знаешь, есть только один общий язык. Язык тела.
– Сожалею, но мне он незнаком, – Гарри старается говорить спокойно, хотя внутри уже всё клокочет от острого чувства надвигающейся опасности. Он машинально делает два мелких шага в сторону, стараясь оказаться поближе к выходу.
– Так я научу, – омерзительно скалится Мальсибер и резко шагает вперёд.
Бутылки в руках Гарри опасно брякают, и он невольно дёргается, но тут от дверей доносится властный голос:
– Кассиус! – и Мальсибер тут же отступает, а выражение его лица быстро меняется с жадного на разочарованное.
Он бросает последний недовольный взгляд на Гарри и покидает погреб, обронив на ходу:
– Не запачкай мантию, Люциус.
Малфой провожает его тяжёлым взглядом, а затем подходит к Гарри.
– Добрый день, мистер Поттер, – с дежурной улыбкой произносит он, разглядывая бутылки, которые Гарри крепко прижимает к груди скользкими пальцами.
– Вас, видимо, нужно поздравить, – возвращает он ядовитую улыбку.
– Уверяю вас, это ни к чему. Я искал вас не за этим, – Люциус пару раз прохаживается взад-вперёд, а потом останавливается возле винной полки, вынимает из неё продолговатую бутылку и принимается вертеть в руках, делая вид, что изучает этикетку. – Вряд ли в ближайшее время представится более удобный случай, – после паузы продолжает он невозмутимым голосом, – поэтому поблагодарить вас, полагаю, нужно уже сейчас.
– Поблагодарить? За что?
Люциус поворачивается и несколько секунд смотрит на него с лёгким прищуром, затем подходит ближе и понижает голос:
– Думаю, вы знаете, за что. Как бы неприятно мне ни было это признавать, наша семья вам теперь… несколько обязана. И того, что вы сделали… я постараюсь не заб…
– Мистер Малфой, – нетерпеливо обрывает Гарри поток трудно дающихся Люциусу слов и вновь поправляет бутылки. – Можете поверить, для этого мне не пришлось ничего делать. Так что не нужно навешивать на себя никому не нужные долги.
– Понимаю, – Малфой мягко усмехается, уставившись на этикетку. – Но тем не менее… – он немного медлит и резко меняет тему: – Возьмите луарское «Вуврэ», оно отлично подойдёт к филе щуки, – с этими словами он втискивает в одеревеневшие пальцы Гарри бутылку, разворачивается и быстро идёт к выходу, но, уже открыв дверь, добавляет: – И не сочтите это приступом излишнего благородства с моей стороны.
Когда Малфой покидает погреб, Гарри хватает только на то, чтобы утомлённо вздохнуть и покачать головой. Идиотизм какой-то.
***
Дальнейшая подготовка к празднику проходит довольно вяло. Почти до самого ужина Гарри слоняется по залу по настоятельным поручениям Панси: «сходи», «принеси», «подай». Впрочем, жаловаться не на что: сидеть в своей комнате, уткнувшись в книгу, когда все суетятся внизу, весьма скучно, а так есть хоть какое-то занятие. Когда зал оказывается окончательно украшенным, стулья стоят на местах, а столы сервированы, все расходятся по комнатам, чтобы переодеться и хоть немного отдохнуть перед празднеством, хотя особо праздничного настроения Гарри ни у кого не заметил. Он тоже поднимается к себе на час, а вернувшись в зал, в нерешительности замирает на пороге. Зря он наивно полагал, что это будет просто торжественный цивилизованный ужин.
По периметру зала появились мягкие широкие диваны, на которых расположилось немало Пожирателей с неясно откуда взявшимися девицами в весьма откровенных восточных нарядах. Где-то на заднем плане играет ритмичная арабская музыка, заглушаемая нестройным гомоном весёлых голосов. Несколько девушек с лучезарными улыбками прямо посреди зала исполняют танец живота. Гарри переступает порог, и глаза тут же начинает щипать из-за плотного дыма, повисшего под потолком прокуренного зала. Однако сделав несколько шагов вперёд, он различает в едкой вони сигарет и другой резкий запах каких-то душистых трав или специй или вообще чёрт знает чего. Голова почему-то становится легче, комната делает плавный крен в сторону, взгляд скользит по диванам и столикам возле них и останавливается на небольшой группе Пожирателей, которые по очереди раскуривают пузатый с витиеватым узором кальян. На столике стоит деревянная коробочка, до краёв наполненная высушенной и измельчённой тёмно-зелёной травой. Гарри не верит глазам, когда сидящая в центре дивана Беллатрикс подсыпает немного травы в кальян и делает глубокую затяжку, насмешливо наблюдая за ним мутным взглядом из-под опущенных век.
Внимание Гарри отвлекает громкий смех из другого конца зала. Обернувшись, он замечает Марка, который сидит в окружении своей компании, увлечённо болтая с Гойлом и попутно закручивая в небольшую бумагу кучку травы из точно такой же коробочки. Гарри подходит ближе и отмечает, что Драко среди его бывших однокурсников нет.
– А, эфенди! – смеётся Марк, заметив его. – Присоединяйся что ли.
– Марк, это же не… – Гарри неуверенно кивает на самокрутку. – Ты…
– Как видишь, мы тоже умеем развлекаться, – улыбается Панси, делая солидный глоток вина.
К этому времени Марк заканчивает своё занятие и с победоносным видом поднимает выше туго скрученную бумажку.
– Ну что, трубка мира? У кого зажигалка? Очень не хочется от палочки прикуривать.
Забини молча протягивает крепкую металлическую зажигалку.
– Ты с нами? – спрашивает Марк, глядя на Гарри.
– Я… я, пожалуй… – Гарри резко оборачивается на внезапный взрыв хохота и недоумённо смотрит на завалившуюся от смеха набок полную рыжую Пожирательницу. – Нет, я, пожалуй, пас, – обращается он к Марку. – Это всё как-то… слишком.
– Ну, конечно, – лениво тянет Забини, – Пожиратели – не люди, Пожиратели не отдыхают…
– Да причём здесь?..
– Понимаю, – кивает Марк. – Подобное зрелище не для твоей тонкой психики. Ну, кто взрывает?
– Давай сюда, – решительно заявляет Панси, выхватывает у Марка из рук самокрутку и зажигалку и, затянувшись, выпускает дым прямо Гарри в лицо.
– А я-то всё думал, почему у Пожирателей мозги свёрнутые? – беззлобно усмехается он, отмахиваясь от сладковатого дыма. – Наркоманы малолетние…
– Давай, Гарри, – скалится Марк, – начинай читать нам лекцию о вреде курения.
– Святоша, – нехорошо лыбится Забини, принимая у Панси «трубку мира».
– Я не святоша, я просто… о… – Гарри запинается, когда комната наклоняется в другую сторону, а языку вдруг становится лень ворочаться в моментально пересохшей глотке. – Просто вы… В стране хаос, а вы развлекаетесь… И… Чёрт возьми… – он хватается за висок, чувствуя дикое желание как можно быстрее присесть в мягкое уютное кресло.
– Опять он за своё! – смеётся Марк, получив свою порцию пряного дыма. – Ты невозможен, друг! Отдохни уже, посиди с нами, хватит дёргаться, правильный ты наш.
– Нет уж, я лучше…
Договорить Гарри не успевает, потому что возле него, как из-под земли, вырастает Александра. На ней надето чёрное пышное платье с низким декольте, а закрученные волосы спадают на обнажённые плечи.
– Потанцуй со мной, – просто, но настойчиво произносит она.
Гарри растеряно озирается и только сейчас замечает, что танцовщиц в центре зала уже нет, а музыка сменилась: теперь играет какой-то ненавязчивый вальс.
– Давай, Поттер, – насмешливо подбадривает Забини. – Или ты струсил?
– Вот ещё! – огрызается Гарри по привычке. – Но я…
– Ничего, я научу, – перебивает Александра и, цепко схватив его под локоть, выводит на середину зала, где уже кружится несколько пар.
– Вообще-то, знаете, последний раз я танцевал вальс…
– На Святочном балу на четвёртом курсе, – с непередаваемым выражением на лице заканчивает Александра, решительно пристраивая его руку на своей талии.
Гарри обхватывает тонкое холодное запястье, выжидает пару секунд и начинает двигаться вместе с партнёршей, стараясь не сбиться с ритма.
– А вы неплохо осведомлены о фактах моей биографии, – говорит он, вглядываясь в ястребиное лицо Пожирательницы.
– Драко в своё время много болтал.
– Да? И чего же он ещё наболтал?
– Не уверена, что ты захочешь об этом слушать.
– Почему же? Мне интересно.
Александра спотыкается, когда Гарри слишком резко разворачивает её после третьего шага.
– Прекрати! – возмущённо шипит она.
– Прекратить что? Это? – Гарри придаёт лицу самое невинное выражение и повторяет резкий манёвр, отчего Александра практически падает на него. Она останавливается, выдёргивает руку из его ладони и смотрит с яростью и обидой. – Зачем вы пригласили меня? Вам нравится выставлять меня на посмешище?
– Я всего лишь хотела потанцевать с тобой.
– А что, ребят с татуировкой не нашлось?
– Придурок, – роняет Александра, разворачивается и скрывается в толпе.
Внезапно ощутив себя действительно полным придурком, Гарри подходит к своей компании и смущённо опускается на свободный диван.
– Да, вот оно и началось… – смеясь, тянет Марк. – Кругом одни враги и у всех что-то на уме! Так, срочно оградить Гарри от дыма.
– Хватит, Марк, – морщится Гарри, беря со столика бокал вина.
Чтобы промочить горло, он выпивает почти половину, но тут же понимает, что это было большой ошибкой. Слабый алкоголь, смешавшись с клубами душистого дыма, даёт сильный и необычный эффект. Комната больше не раскачивается, зато руки и ноги становятся ватными и непослушными, язык – неповоротливым, и кажется, что Гарри сидит где-то в глубине собственного тела, глядя на мир через два узких окошка. Реальность распадается разноцветными кусками мозаики, над ухом слышится весёлый смех, и Гарри уже плохо понимает, что это смеётся он сам над чрезвычайно глупой, но почему-то такой смешной сейчас шуткой Гойла. Он и сам что-то говорит в ответ, натыкаясь на радостные улыбки Марка и Панси, кто-то подливает ему ещё вина. Время непрерывно скачет: то кажется, что Нотт рассказывает что-то уже полчаса, то сумерки за окном сменяются непроглядной мглой катастрофически быстро. Вновь гремит восточная музыка, и сквозь неё пробивается яркий звон монист на одежде танцующих девушек.
Гарри с огромным усилием заставляет себя обернуться и оглядеть зал. Всё такое яркое, пятнистое, подвижное… Ожившие картинки двигаются очень быстро, музыка и голоса смешиваются в единый монотонный гул. Но несмотря на это, Гарри чувствует себя удивительно довольным и умиротворённым. Словно разом ушли все проблемы и тревоги, словно он не сидит сейчас в ставке Пожирателей, вдыхая клубы дыма марихуаны и запивая их дорогим вином. Как ни странно, шум и бушующие краски кажутся уютными и тёплыми. Как будто он всего лишь пьёт сливочное пиво в трактире мадам Розмерты в компании старых друзей.
Гарри скользит взглядом по радостным покрасневшим лицам и останавливает его на единственном бледном и спокойном. Лицо это вдруг кажется удивительно красивым и притягательным. Лишь спустя почти полминуты Гарри соображает, что в открытую пялится на Риддла, сидящего в огромном кресле на середине зала. Хочется поспешно опустить глаза, но ресницы становятся тяжёлыми и непокорными, а сил для того, чтобы оторваться от двух тёмных блестящих точек, уже не хватает. Риддл тоже смотрит на него не отрываясь и едва заметно улыбаясь. Одной рукой он держит высокий бокал, другой двигает за креслом или что-то поглаживает – Гарри не может разглядеть.
Плохо соображая зачем, Гарри медленно встаёт с дивана и приближается к Риддлу, так и не отведя взгляда. Он идёт словно во сне, все движения получаются плавными и вялыми. Риддл тоже закидывает ногу на ногу лениво и очень медленно. На какой-то момент Гарри кажется, что время окончательно сошло с ума, потому что все прочие люди как будто ускорились, и их движения на заднем плане теперь выглядят быстрыми и дёргаными. А они с Риддлом попали в какую-то иную параллель, где всё вокруг спокойное и умиротворённое. Даже окутавшие Риддла клубы дыма кажутся такими же неспешными и вальяжными, как он сам.
Проходит целая вечность, прежде чем Гарри наконец подходит и замечает, что напротив кресла Риддла стоит ещё одно, пустое, словно оставленное специально для него. А оба кресла опоясывает едва видимый светло-зелёный магический овал на полу. Не долго думая, Гарри пересекает черту и без разрешения усаживается на свободное место. Внезапно музыка и прочие звуки стихают. Становится так тихо, что Гарри слышит собственное тяжёлое дыхание. Он удивлённо смотрит на зеленоватый овал, и всё становится ясно.
– Заглушающий барьер?
– Не люблю шум, – поясняет Риддл с улыбкой.
– Но вы ведь сами распорядились устроить торжество.
– Моим людям нужно веселиться. Но я, в отличие от них, устаю от большого скопления народа.
– Это бывает очень утомительно. Особенно когда каждый стремится подойти именно к тебе.
– Я рад, что ты меня понимаешь. Именно поэтому приходится отгораживаться барьером, чтобы ясно дать понять, что я не настроен ни с кем общаться.
Кажется, последняя фраза была сказана не без намёка, и до Гарри только сейчас начинает доходить весь смысл собственного нелепого поступка. А голова стремительно яснеет.
– Простите, что потревожил вас, – напряжённо произносит он, невольно сжимаясь в большом кресле. – Я сейчас же уйду. Простите.
Гарри порывается встать, но Риддл властным жестом останавливает его.
– Брось, Гарри. Твоему обществу я всегда рад. В конце концов, осмелиться подойти ко мне сегодня мог бы только настоящий гриффиндорец.
Риддл улыбается, и Гарри облегчённо вздыхает, окончательно расслабившись.
– Вчера вы говорили, что я больше не гриффиндорец.
– Верно. Но некоторые черты характера с годами лишь усиливаются. Ты только посмотри на их лица.
Вначале Гарри не совсем понимает, что имеет в виду Риддл, но затем послушно обводит глазами зал. Некоторые Пожиратели смотрят на них в упор и с лёгким недоумением. На лице Люциуса Малфоя написана чуть ли не зависть пополам со злобой. Беллатрикс недовольно кривит губы. Несколько молодых Пожирателей, которых Гарри не знает, глядят на него практически с восхищением. От этого зрелища в груди вспыхивает очень странное, но приятное чувство.
– Они вас боятся, – тихо говорит Гарри, прекращая играть в гляделки с завистниками.
– Ты тоже.
– Но я не боюсь рискнуть.
– Вот видишь. В этом весь ты.
– Возможно, – Гарри пожимает плечами и отпивает вина. – Один мой учитель говорил, что больше всего на свете я боюсь страха. Потому что мой боггарт – дементор.
Гарри не имеет понятия, зачем рассказал об этом, однако реакции Риддла ждёт с неясной смесью волнения и нетерпения. Риддл медлит, что-то обдумывая, а затем вздыхает.
– Нет, Гарри. Твой боггарт принимает форму дементора не потому, что ты боишься страха, а потому что ты боишься неизвестности. Да, эти существа вселяют в людей чувство уныния и безысходности, но боятся их за то, что они являются, если хочешь, олицетворением неизвестности. Никто до сих пор не знает, как они появились и что случается, когда приходит их срок. Если вообще приходит. А самое главное, никто не знает, что на самом деле происходит с человеком, чью душу они забирают. Именно поэтому они так страшат тебя.
Гарри хмурится: о такой интерпретации он не задумывался, и она, несомненно, не лишена смысла. Немного помолчав, он решается спросить:
– А во что превращается ваш боггарт?
Он не надеется услышать ответ, однако после короткой паузы Риддл произносит:
– Я не знаю. Много лет назад, в школе, боггарт превращался в моё мёртвое тело на полу. С тех пор я старался не встречаться с этим существом.
– Вы думаете, сейчас что-то изменилось? – осторожно спрашивает Гарри.
– Всё меняется, – Риддл легко улыбается.
– И вы не хотите узнать, чего боитесь?
– Зачем? – в голосе Риддла появляются холодные нотки. – Зачем знать о собственном страхе?
– Чтобы знать свои слабые места.
– Не путай, Гарри. Слабые места – наши недостатки, а страх – лишь отражение наших эмоций. Зная, чего боишься больше всего на свете, ты не избежишь этого.
– Но ты будешь к этому готов.
– Как я сказал тебе только что, страх – это эмоция. А эмоции нельзя контролировать, к ним нельзя быть готовым. Возьмём, к примеру, тебя. Когда-то, насколько мне известно, ты бился с целой стаей дементоров. Скажи, легче тебе было от осознания того, что перед тобой твой самый главный страх?
– Пожалуй, нет, – задумавшись, отвечает Гарри.
– Тогда какой смысл? Это всё равно что знать время и место собственной смерти. После встречи с боггартом ты начинаешь бояться не того, что он тебе показал и даже не самого страха, а ожидания этого страха. Разве нет?
Гарри усмехается, качая головой, и с улыбкой признаёт:
– В таком случае, моя философия трещит по швам.
– У тебя просто не было времени, чтобы подумать о таких незначительных на фоне событий последних лет вещах. Ты перестал быть доверчивым к людям, однако по-прежнему доверяешь их суждениям.
Чтобы задать следующий вопрос, Гарри даже наклоняется в кресле и зачем-то понижает голос, хотя их никто не слышит.
– А если я доверяю вашим, потому что они кажутся мне разумными и логичными?
Губы Риддла трогает странная тёплая улыбка, а в глазах появляется живой блеск. Однако отвечает он очень серьёзно:
– Если это правда, мне приятно, хотя мне бы не хотелось навязывать тебе своё мнение.
В груди отчего-то поселяется слабое волнующее трепыхание, губы раскрываются сами собой, и с них срываются лишь два еле слышных слова:
– Это правда.
Риддл смотрит бесконечно долго и очень внимательно, словно старается разглядеть что-то на лице Гарри. Он собирается ответить, но тут его внимание привлекает движение сбоку от кресла, и он протягивает руку вниз. Только сейчас Гарри понимает, кого гладил Риддл. Огромная змея, которую он столько раз видел в своих кошмарах, поднимается по ноге хозяина, извиваясь и тихо шипя. Добравшись до верха, она устраивается на спинке кресла, свесив голову и, кажется, с интересом разглядывая Гарри.
– Нагайна… – бормочет он, завороженно глядя в ярко-жёлтые с узкими чёрными щелями глаза. – Как она к вам попала?
– Спроси у неё сам, – усмехается Риддл.
Поначалу Гарри тоже улыбается, но потом соображает, что предложение Риддла вполне серьёзно. Отчего-то накатывает дикое смущение. Конечно, он и раньше говорил со змеями, но только рядом не было человека, который бы понимал их разговор. Чувствуя себя как на экзамене по иностранному языку и с трудом преодолевая неловкость, Гарри наклоняется к змее и как можно чётче спрашивает:
– Откуда ты?
Несколько секунд змея никак не реагирует, и Гарри думает, что она его не поняла, но затем Нагайна чуть склоняет голову и тихо шипит в ответ:
– Лессс…
– Нашёл её на втором курсе в Запретном лесу, – поясняет Риддл.
– Не знал, что у нас водятся такие змеи.
– А я не знал, что у нас водятся акромантулы.
Гарри не успевает ничего сказать в ответ, потому что к ним торопливо приближается Нотт и, низко склонившись перед Риддлом, пересекает заглушающий барьер.
– Милорд, прошу вас. Министр на каминной связи.
Риддл устало морщится, кивает и встаёт из кресла.
– Сожалею, Гарри.
Когда он уже разворачивается чтобы уйти, Гарри, неожиданно для самого себя, негромко спрашивает:
– Милорд, вы вернётесь?
Риддл одаривает его понимающей и немного печальной улыбкой.
– Голова самого Министра… в камине… Нет, боюсь, это надолго.
Гарри уже не слышит, что со злобой на лице выговаривает Риддл Нотту, когда переступает зеленоватую черту. После их ухода он сидит в одиночестве ещё несколько минут, несмело разглядывая Нагайну, а затем возвращается к Марку и остальным.
***
Расходятся все глубоко за полночь, один за другим срабатывают гостевые порт-ключи за границей антиаппарационного барьера, пустых диванов и бокалов с недопитым вином становится больше. А Гарри всё продолжает сидеть, вертеть в руках свой и лениво гонять по кругу мысль, что с алкоголем надо бы завязывать. Наконец открывают окна, и слабый сквозняк, помимо зала, проветривает и голову. Гарри прочищает горло, думая о том, что нужно сходить к Снейпу за каким-нибудь зельем: за несколько часов постоянных громких разговоров он посадил себе голос. Уже не говоря о том, что неплохо было бы взять у зельевара антипохмельное на утро. Во всём теле приятная сонливая усталость, которой Гарри не чувствовал уже очень давно. Впрочем, ничего удивительного. Последний раз он так отдыхал только в школе, когда отмечали день рождения Рона. Тогда тоже было много шума, веселья, выпивки – и никаких забот. Гарри качает головой, вспоминая, какой лёгкой казалась жизнь, несмотря на все трудности. Тогда амбиции и юношеский максимализм брали верх над разумом, друзья были рядом, и всё казалось по плечу. В то время он и представить себе не мог, насколько хуже всё станет. А когда стало, ему просто не верилось, что он когда-нибудь сможет почувствовать себя если не счастливым, то хотя бы довольным и спокойным. Сегодняшний вечер это опроверг.
За время, проведённое с бывшими слизеринцами, он узнал немало занятного и нового. Например, что все шуточки Гойла исключительно пошлые; а Панси нельзя пить крепкий алкоголь, иначе она начинает спотыкаться и уходит к себе в комнату только в сопровождении внезапно появившегося и отвратительно трезвого Драко; что Марк очень любит поговорить о жизни и запивает водку только «Бордо»; что Забини возненавидел Дамблдора не после науськивания родителей, а только после того, как тот ни с того ни с сего накрутил гриффиндорцам баллы в конце первого курса; а Нотт всегда считал Гарри полудурком с мозгами размером не больше снитча, но «оказалось, что ты парень ничего, с тобой можно иметь дело». Да и вообще, как-то ненавязчиво выяснилось, что одногодки Гарри – это такие же обычные молодые люди, как и его друзья. Только они на другой стороне. И не потому, что они хуже или лучше, не потому, что хотят участвовать в каких-то политических распрях или военных конфликтах, а просто потому что так вышло. Они всего лишь оказались на другом факультете – с этого всё и началось.
– Эй, эфенди! Ночевать тут остаёшься?
Незаметно подошедший сзади Марк пихает кулаком в плечо, и Гарри вздрагивает от неожиданности. Он оборачивается и удивлённо оглядывает зал. Предавшись невесёлым мыслям, он даже не заметил, как зал опустел, а Нотт с Марком заклинаниями очистили помещение от тяжёлого запаха табачного дыма.
– Нет. Всё, я спать.
Гарри устало трёт ладонью лицо и буквально стаскивает себя с мягкого дивана. Ужасно клонит в сон, и сил едва хватит на то, чтобы подняться к себе и залезть в душ.
– Хорошо повеселился?
Гарри удивляется, как Марку до сих пор удаётся ровно стоять на ногах, к тому же выглядя при этом неприлично бодро.
– Не то слово, – он слабо улыбается, прощается с Марком и плетётся к себе.
